Текст книги "Охотник за бабочками 2"

Автор книги: Сергей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Не кучковаться, – приказал я ему. Пуля и любой другой заряд, как известно, существа сугубо женского пола, но кучность любят больше всего. Особенно если биомагнитные.

Обложили нас плотно. Взрывы ложились все ближе и ближе, навевая мысли о том, что не все вечно в Великой Вселенной. А про беглый огонь и говорить нечего. По моему мнению стрельбу вели из всех известных мне видов оружия. Над головами проносились заряды бластеров, пули простые и пули нарезные, кумулятивные и с начинкой из соли. Пару раз прошипели стрелы и один раз булыжник.

И я не представляю, как под таким градом штабс-капитан Орлов смог встать в полный рост, поправить куртку, отсалютовать и произнести пламенную речь. Смысл ее заключался в том, что негоже русскому офицеру прятаться от смерти. А потом штабс-капитан зигзагами побежал по полю. И даже не пригибал головы.

Вслед за ним бросился молчаливый поручик, а потом и господин Кулибин, придерживая рукой все время слетавшую с него шляпу. Господин Кулибин, кстати, продолжал вдыхать прежними трепетными ноздрями воздух свободы. А по-моему, вокруг пахло больше смертью.

Видя, как улепетывают по направлению к своему кораблю первооткрыватели, пришлось и мне поднять свое тело с поверхности. В одиночку в плен не согласен.

Вот уж развлечение, скажу от всего чистого уродского сердца. Кругом только и слышно: – «Вжик, фьють, бумс, ж-ж-ж-ж», – Последний звук от булыжника. Чуть мне в висок не заехал. Странные люди, камнями лучше кидаются, чем стреляют.

Темная масса Орловского корабля приближалась с каждой секундой. Стоя на приставной деревянной лестнице вся троица старательно подбадривала меня криками. Давай, мол, сударь, открой второе дыхание. А у меня уже давно.

Я уже тянул руки к лестнице, когда шальной взрыв непутево разорвался в непосредственной близости от меня. Взрывной волной меня закинуло внутрь корабля первопроходцев, и я потерял сознание.

И я тут же пришел в сознание. А чего долго там делать. Можно пропустить самое интересное.

Штабс-капитан и господин Кулибин крутили какие-то штурвалы, дергали за рычаги и кидали лопатами черные камни в разгорающуюся топку. Поручик и Кузьмич стояли и порхали надо мной, и смотрели на меня широко открытыми глазами, полными ужаса и боли.

– Чего еще? – я попытался встать, чтобы хоть чем-то помочь штабс-капитану. Попытался и не смог. Равновесие отсутствовало.

Я посмотрел вниз. В то место, где из тела начинались ноги. Тело имелось. Слегка обоженное, но в целом не поврежденное. И одна нога также присутствовала. А вот со второй произошла неувязочка.

– А где? – я показал пальцем на отсутствующую вторую ногу.

Кузьмич сразу понял о чем речь и, предварительно сильно толкнув поручика в ухо, ответил. Жалобно так, и тихо-тихо.

– А потерял ты ногу, командир. Оторвало ее. Напрочь. Так тебе перевязку делать или уж бесполезно? Как сам думаешь?

Мне стало тошно. И даже где-то обидно. Как могло случиться так, что я, бывалый охотник за бабочками, побывавший в сотнях переделках теряю часть тела? Почему сразу не помер?

– Терпите, сударь! Терпите! – заорал штабс-капитан, усердно работая лопатой, – Мы сейчас разкочегаримся и попробуем доставить вас на ваш корабль. А то у нас даже аптечки не имеется. Интенданты государыни посчитали излишним весом. Зато штандартов полную кладовку напихали. Сволочи. Возьмете на память парочку?

Я пошарил глазами и отыскал Кузьмича, который порхал возле оторванной конечности и внимательно изучал на предмет дополнительного хирургического вмешательства.

– И даже не думай об этом, – отчего-то гнусавым голосом попросил я друга, – А то знаешь,… Брось ты меня. А, Кузьмич! Не жилец я. Найди Корабль и лети на Землю. Передай паПА, что со мной неприятности. Только покрасившее как-нибудь. Ладно?

– А можно так? – Кузьмич уселся перед моим носом, – Далеко, далеко за Млечным путем зажигались и гасли многочисленные звезды. На якудзянском чертовом небе догорала вечерняя заря от разорвавшейся нейтронной бомбы. И вот в этот самый момент, ваш сын молодой, уважаемый паПА, вдруг прямо у меня на глазах как-то поник головой. Я присмотрелся и … о, боже! Сердце самого лучшего в Галактике охотника за бабочками оказалось пробито насквозь. Ваш сын…

Кузьмич зарыдал, мелко вздрагивая всем телом и особенно крылышками. Потом взял себя в руки и продолжил.

– Ваш сын, уважаемый паПА, Сергеев Константин, упал с этим самым прострелянным навылет сердцем, пулей, пущенной недрогнувшей рукой узкоглазого якудзянина наймита, прямо под посадочные стапеля Вселенского Очень Линейного Корабля. Упал он и закрыл голубые-голубые глаза. У тебя, командир, голубые глаза?

Бабочек заглянул в глубину моих глаз и остался доволен.

– Все одно никто уже не проверит. Дальше? А дальше я скажу, что ты попросил меня, как своего самого лучшего друга и сотоварища, а также финансового приемника и душеприказчика передать данную скорбную весть ему, твоему паПА, со всеми вытекающими последствиями. Мол, погиб ты, за хороший экземпляр, до конца оставшись верен своей подлой профессии. А мы с Кораблем вернулись без тебя, чтобы продолжить дело всей твоей жизни. Ключ от сейфа у тебя, командир, где лежит? А, вообще, красиво?

Красиво. Хороший он бабочек, Кузьмич. До самого конца меня не бросил. Верный друг. Только паПА жалко. И куколку жалко. Будут ли они вспоминать меня. Ведь многого в жизни не сделал. Цели своей не достиг.

– Взлетаем! – штабс-капитан дернул за веревку, повозка загудела, выпуская излишки движущей энергии, и задрожала мелкой дрожью.

– А что, – ожил ненадолго я, – Уже не стреляют?

– Стреляют, сударь, как не стреляют, – господин Кулибин разобрал половые доски и, вытащив из-под них ящик, достал из него бутылку, – Ишь ты, не нашли басурмане узкоглазые. А то, что взрывов не слышать, сударь, так на то у нас броня имеется. Лично я сам придумал. Многолетние попытки и провалы. Мы, с вашего позволения сударь, обмазали нашу повозку глиной вперемешку с коровьим, прошу прощения, пометом. А уж потом только прикрыли все это дело листовым железом. Метеориты держит запросто.

Я прислушался. Снаружи, действительно, доносились глухие звуки канонады. Кстати, что это я…

– Кузьмич! – позвал я друга, и он прилетел по первому зову, – А если сможешь, доставь меня на землю. Хочу быть кремирован на родной сторонушке.

– Доставлю, командир, – пообещал бабочек, – Оборудую холодильник, а тебя, что б не гнил с одного бока, на крюк. Годиться?

И это годиться.

Я прикрыл глаза. Тошнит же, что с открытыми мучаться? Подумал снова о куколке. Сколько уже времени по ее следам иду. Все иду, иду… Шел, точнее сказать. А может ее и в живых то нет? Может, ее КБ железный того. В расход по полной программе. Кто знает? А красивая, чертовка была. Красивая. Как она меня по морде-то хотела? А я ее? За это самое место щипнул. Интересно, нравлюсь я ей? Мало ли что говорила. Прижиматься можно и без всякого чувства. Да нет! Нравлюсь. Когда ее кинднепили на званом обеде, она же ко мне со всем сердцем прижималась….

– Командир, ты что? – Кузьмич разодрал мои веки, – Ты погоди пока помирать. Рано. Мне ж тебя мертвого в Корабль наш Линейный не затащить. Минут десять осталось. Ты уж постарайся.

Постараемся.

– Подлетаем, – сообщил Штабс-капитан, – Ты погляди-ка что твориться?

Он отвернул ржавые шпингалеты, открыл форточку и высунул наружу голову.

– Эти басурмане, сударь, ваш корабль, большой-то какой, приступом берут. А он ничего. Отбрыкивается. А ну, узкоглазые, валите отсюда!

Якудзяне услышали штабс-капитана и стали по нему стрелять. Штабс-капитан интеллигентно выругался, прикрыл ставни и закрыл форточку.

– Мы над вашим кораблем, сударь, – сообщил господин Кулибин, – И он даже соизволил открыть верхний люк для вашей приемки.

А мне уже по барабану.

Кузьмич, при помощи поручика и подскочившего капитана, обвязали меня веревкой, перетащили в центр помещения для управления полетом, открыли крышку в подвал и стали спускать меня вниз. С подвала пахнуло гнилыми овощами, солеными огурцами и вечно свежим запахом сала.

– Сударь, там под вами люк имеется, вы только его ногой посильней пихните. Должен открыться, куда ему деваться.

Я пихнул здоровой ногой в то, что просили.

Дубовая, обитая железными полосами, крышка отвалилась, и меня стали спускать на именно Корабль, который действительно, приготовил для прибытия верхний люк.

– Прощайте, сударь! – послышался дружный хор команды штабс-капитана Орлова, – Вовек вас не забудем. Честь имеем, сударь!

Дубовая крышка вернулась на место, посредством пеньковой веревки, посудина первопроходцев отчалила от Корабля, отлетела чуток и, вся во вспышках от якудзянского обстрела, стала набирать высоту. В какой-то момент космическая повозка вспыхнула резко красным пламенем, и, оставив целое облако черного дыма, стремительно исчезла с якудзянского небосклона. Только закопченный след указал направление, в котором скрылись русские космические первопроходцы.

Корабль, подождав, пока я провожу глазами улетевших, задраил люк и стал также взлетать.

– Это что? – я скосил глаза и уставился на цинковую прямоугольную коробку, размерами как раз по мне.

– Да Кузьмич все, – ответил Волк, – Дохлый, дохлый. А ты, я смотрю, еще ничего.

– Не сейчас, так потом, – прошептал я, – Долго я еще помирать стану? Надоело.

– Зачем помирать? – удивился Волк, – Сейчас закончу маневр ухода с этой чертовой планеты, и с тобой разберусь. Ты уж извини, командир, я за двумя делами не услежу. Чай, не железный.

Восстанавливали меня долго. Минут двадцать, наверно. А может и меньше. Я ж без наркоза страдал, за временем не следил. Минут пять прилаживали оторванную ногу, которую Волк, предусмотрительно завернув по взлетному аэродрому, прихватил по случаю.

Кузьмич, стуча руками в грудь, мою, кстати, утверждал, что это не моя нога. Но Волк, спасибо ему, не обращая внимания на разбушевавшегося Кузьмича, приладил оторванный орган на место. Далее, прихватил ее временно нитками, чтобы не трепыхалась, и приварил орган только одному ему известным способом.

Потом Кузьмич похлопал меня по щекам, приводя в чувство и прося, что б я заткнулся, и не орал благим матом.

– Не голову же пришивали, потерпеть можно?

Я послал всех подальше, и принялся рассматривать пришитую ногу. На первый взгляд, действительно, не моя. Но Волк успокоил, заявив, что это она от времени немного скукожилась.

Пошевелив пальцами и почесав коленку, я все же, пришел к выводу, что оторванная и возвращенная конечность является моей собственностью, и больше никаких вопросов. Я даже пупырь нашел, который полтора года назад поставил мне инопланетный комар во время моей экспедиции по топям планеты Баскер.

Якудзянский флот проследовал за нами до самой границы своих владений. В драку не вступали, но и на наши запросы сурово молчали. Я их прекрасно понимал. Приняли, понимаешь, гостя со всеми почестями, а он совершил такую подлость. Я бы даже сказал более категорично, подлянку. На прощание, уже на границы зоны, я послал правительству якудзян срочную радиограмму с уведомлением, что приношу свои глубочайшие соболезнования и извинения по поводу совершенного преступления с обещаниями отсидеть положенный местным законодательствам тюремный срок у себя на родине.

Это слегка размягчило якудзян и они ответили, что будут всегда рады видеть меня у себя в столице. Но, если только будет иметь место справка с мест лишения свободы о полном искуплении мною тяжких преступлений.

На том и разошлись.

– Куда? – помахав в центральный обзор удаляющимся якудзянам, я перешел к делам рабочим.

– Туда, – ответил Волк, включая дополнительные усилители.

– Понятно, – после операции немного болела голова и переспрашивать очевидное не хотелось. Туда, так туда. Волк не дурак, разберется с дорогой.

Опираясь на стенку, я дополз до каюты отдыха и свалился в гамак. Кровать давно уже забронировал Кузьмич, устроив на нем черт знает что. На одной половине именно саму кровать, с неизвестно откуда добытыми перинами, подушками и многочисленными одеялами. А на второй – стандартно метровую шахматную доску. Играл Кузьмич преимущественно сам с собой и все больше в шашки. В игру под названием «Чапаев». Вместо шашек на клетчатой поверхности лежали драгоценные камни, полученные обманным путем еще от куколки.

Я поправил под головой фуфайку, оставленную фуфаечниками, накинул поверх себя драный плед и стал наблюдать за Кузьмичем. Он в данный момент резался в шашки. За красные рубины играл он сам. А за белые алмазы, как бы, Хуан. Ходил Кузьмич.

– А мы вот сейчас вот этого офицеришку, – бабочек прищурился и лягнул ногой рубин величиной с хорошее бройлерное яйцо. Оно покатилось по доске и сбило сразу два алмаза. Кузьмич радостно взвизгнув, обозвал Хуана невезунчиком и захватил в плен сраженные камушки.

– А сейчас мы нанесен решающий удар по твоим центральным войскам, – Кузьмич послюнявил пятку и пустил ее в дело. Но промазал, – Ничего себе!? Промазал? Не считается. Перезапуск хода! Не возражаешь, Хуан?

Хуан не возражал. Он только тяжко вздохнул, похлопал ресницами и стыдливо убрал в себя три из восьми глазных отростка.

– Не желаешь присоединиться, командир? – обратился ко мне Кузьмич, заметив, что я подло подглядываю, – Я тебе фору дам? Восемь твоих, десять моих и с меня начинаем? Голова? Ногу же пришивали. Все не может быть связано. Жаль. Жаль, командир, чертовски увлекательная игра.

И, больше не обращая на меня внимания, стал дуться дальше.

Спустя часа четыре я, было, задремал, но как всегда, некстати, с гамака меня скинула тревожная сирена.

По моей с Кораблем договоренности, он обещал никогда не включать эту надсадную сирену. Но, знать, случилось нечто, что заставило его нарушить обязательства.

– Всем, всем, всем! Срочное сообщение! Всем собраться на мостике. Чрезвычайная ситуация! Чрезвычайная ситуация! Всем, всем, всем…, – и по новой.

Мы с Кузьмичем влетели капитанскую рубку одновременно. Хуан чуть припозднился.

– Что? – это мы одновременно с Кузьмичем.

Ответа не требовалось. Ответ был перед нами.

Из Глаза, из того самого Глаза, который красовался без всяких проблем посредине пола, росли цветы.

Волк выключил сирену и уже нормальным голосом сказал:

– Вот. Цветы. Сами.

Кузьмич плюнул и, сославшись на неотложные дела, отправился обратно. Боится, наверно, что Хуан камешки по щелям растаскает.

Я опустился рядом с Глазом. За долгое время полетов я не раз пробовал разобраться с этим непонятным феноменом. Но ни просвечивание рентгеном, ни радионуклидная обкатка, ни, даже, анализ на РВ и сахар, ничего не дали. Полное отсутствие информации. Черное нематериальное пятно на материальном полу. И вот вам, Здрасте.

– Ты бы их руками не трогал, – посоветовал Волк, – Может оно заразное.

– Это на тебе-то?

Палец дотронулся до зеленого лепестка и тут же был убран обратно. Вдруг, и впрямь, заразный.

Ничего не произошло. Листок лениво качнулся и встал на место.

– Мда, – я оглядел букет со всех сторон. Стебли начинались из темноты глаза. Зеленые листы. Красные бутоны. Десятка три шипов. Вот и все особые приметы.

– Это послание, – предположил Волк, – Послание тех, кто поместил в меня эту мерзость.

– Ты никому, ничего не должен?

Корабль немного покряхтел, вспоминая. Но вспомнил, что никому, а главное, ничего, не должен. Чист, как стеклышко.

– Глаз всегда что-нибудь вытворяет, когда с нами что-то случается, – я потрогал бутоны. Никакой реакции, – Глаз предупреждает нас, что вскоре случится беда.

– Ой, беда, беда, беда, – эхом отозвался Корабль.

– И необходимо подготовиться к встрече с этой бедой.

– Ой, бедой, бедой, бедой, – снова он.

– А ты бы не мог не повторять за мной?

Корабль крякнул и сообщил, что у него просто микросъемка повтора искрит. Уже исправил. И теперь его фонетико-синтаксическая характеристика речи восстановлена. Мудрено говорит.

– Правом данным мне правом, как командир этого корабля, как замечательный охотник за бабочками, приказываю объявить полную боевую готовность по всем отсекам. Нет. Сирену не включать без особого приказа. Да. Защитную оболочку держать постоянно на взводе. Пушки, макароны и прочую боевую вверенную кораблю технику, проверить и смазать. Отдельный приказ личному живому составу. С этого дня отменяются смены отдыха. Всем спать в капитанской рубке. Невзирая на заслуги и звания. В сортир отлучаться можно.

Я даже проверил, записал ли этот приказ Волк в корабельный журнал. Записал в трех экземплярах. Правда без ведома там появилась запись, предписывающая намалевать Кораблю три звезды за постоянное поддержание боевой готовности. Данную неточность я стер, чем вызвал бурное, но непродолжительное негодование самого Корабля.

Но больше всех возмущался Кузьмич. Пунктом о ночевке. Он долго говорил про ущемление его прав, но потом, молча, перетащил в капитанскую рубку мой гамак, свои подушки и одеяла, и расположился в углу со всеми удобствами.

Я подумал, что сдвинуть оставшуюся кровать с места и перенести ее сюда невозможно, и смирился с обстоятельства. Сам отдал приказ, сам его и выполняй.

– Прямо по курсу Пристанище.

На центральном обзорном маячила небольшая звезда, вокруг которой нарезали круги три планеты. Одна большая, вторая очень большая, а третья совсем уж огромная. Межу второй и третьей планетой, двигаясь по независимой траектории, накручивала неторопливые круги станция-пристанище.

– Где мы сейчас?

– Район Пятничных созвездий. Или около того. Так что? Мимо, или заскочим?

– Глуши двигатели, остановимся на пару часиков.

В человеческом, и в прочих гуманоидных и не гуманоидных языках, станция-пристанище носила совершенно народное название. Кабак. Иногда, космический кабак. Реже, трактир. И совсем уж мало употребляемое определение – малина.

Несмотря на столь многообразное количество звучных и просто некультурных наименований, это была самая обычная космическая гостиница для пролетающих. Их довольно много во вселенной. Нужно же иногда простому космолетчику скоротать время. Заправиться и пополнить запасы. Весело провести время. Продать краденое. Пострелять из пушек. А то и просто, побить морду заезжему инопланетянину. По-родственному. По космическому.

Сеть космических пристанищ была не слишком развита. Удовольствие дорогостоящее. Конструкции доставь, собери все, причем правильно, запасы и выпивку завези. Плюс, сумей отбиться от разного рода проходимцев, которых, чего уж правду скрывать, еще много на бескрайних просторах Великой Вселенной.

Чаще всего пристанища строились на одиноких планетах мелкого типа, не имеющих своей звезды и находящихся в относительной стабильности. По внешнему виду, обычный сарай, собранный из мусора, и не рассыпающийся только благодаря вере хозяина в нерассыпаемость.

– Садимся медленно и торжественно, – оповестил нас Корабль, и медленно и торжественно опустился на посадочное поле.

Кроме нашего Волка на площадке отдыхали с десяток космических кораблей, самой разной конструкции и расовой принадлежности. Половина земных чудиков, предпочитающих провести положенный Законом шестимесячный отпуск не на берегу теплого моря, а в дальних путешествиях по космосу. Пяток старательских катафалков, не долетевших до более цивилизованного места проматывания заработанных брюликов. Несколько летательных аппаратов дружественных нам, землянам, всякой инопланетной флоры и фауны. Остальные, всякой твари по паре. Много чего живого, да поганого во вселенной обитает. И не запомнишь. Я даже заметил один межзвездный катер налоговой милицейской объединенной службы.

Прицепив Корабль к привязи молекулярной цепью, и на случай возможного угона прихватив с собой распределитель плазменных импульсов, я, напоследок постучав ногой по опорным стабилизаторам, двинулся к входному приемнику. Не успел я отойти от Волка и десяти стандартных метров, как ко мне моментально подскочили вездесущие черно-металлические цыглане с отвертками и ключами, предлагая свои услуги по, почти бесплатной, регулировке мощностей моего корабля.

– Хозяин! Разлет-подлет? Давление в турбинах? Изотопы поменять на импортные? Жувачка?

Молча похвалив себя за то, что предупредил Корабль о возможных негативных контактах, я прошел мимо прилипчивых цыглан, даже не скосив на них глаза. За что, конечно, получил несколько нелестных отзывов о своей уродской персоне, различные пожелания об эпидемических болезнях и пару плевков в спину.

Связываться с цыгланами во все времена считалось делом неблагодарным. В любой точке Вселенной было известно, что эта раса, помимо прилипчивости и наглости, обладала черным языком, бездонными карманами и безумной выживаемостью. Гибли планеты, рассыпались целые солнечные системы, умирали даже галактики, вместе с тараканами и крысами, но ничто не способно было уничтожить цыглан. Заговоренные они, что ли? Лично я знал только одних представителей космоса, которые переплюнули на этот счет цыглан. Это мы, земляне.

Интересна, кстати, сама история возникновения землян, как расы и как покорителей практически всей Вселенной. Ранее, еще в доисторические времена считалось, что, мол, мы, земляне, произошли от обезьян. Это такие мохнатые и злые существа, которые в свою очередь, смех-то какой, являлись потомками мутантами залетевших в свое время на Землю инопланетян.

Но нынешняя наука на этот счет совершенно однозначна. Мы произошли от древней расы ереев. Была такая раса – ереи. Они ниоткуда не прилетали, никуда, в свою очередь, не улетали. Всю сознательную жизнь жили на матушке Земле и плевать хотели на обезьян. В честь ереев, кстати, назван земной материк Еропа. Старо Еропейская денежная единица Еро. Модель дальнего космического беспересадочного лайнера категории «шероле». В книжках так написано. А также, распространенное ныне имя Еврипид. Но последнее утверждение, с моей точки зрения, весьма спорно.

Я помотал головой, прогоняя мысли о прошлом человечества, плотно прикрыл за собой изъеденные ржавчиной створки входной камеры и оказался именно в самом помещении пристанища.

Взгляды всех собравшихся космических странников переместились в мою сторону.

Не знаю, о чем у людей и прочих существ шел разговор до нашего прибытия, только сейчас все одновременно замолчали и принялись изучать мою внешность.

Меня всегда немного смущали подобные места. Народ и существа здесь собирались, в основном, поверенные и битые жизнью, считающие себя непревзойденными асами всех галактик. Новичков они не привечали, а и наоборот, всячески старались поставить на свое место. Даже придумали им, новичкам космоса, обидное прозвище «чайник».

Вот и сейчас, пока я пробирался между столиками к стойке бармена, яркого представителя сицилийской земной области, взгляды посетителей ощупывали меня внимательно и со всей тщательностью. Мало того, что я был незнакомцем Ко всему, имел факт прибытия в кабак лица не имеющего полного гражданского статуса.

– Два стакана молока, пачку печенья и баночку варенья, – забираясь на высокий стул, попросил я у бармена, который даже не сдвинулся с места.

Я повторил просьбу, не слишком надеясь на то, что повторное обращение принесет результаты. Так все обычно и происходит. Задворки, это, конечно, не центр, но и здесь знают, что такое уродство и неполное гражданство.

Но бармен был добрым парнем. Он повернул в мою сторону монитор с меню, посмотрел на меня задумчиво и пощелкал клавишами. На моих изумленных глазах, все цены местного пристанища, довольно приемлемые и низкие, в одно мгновение поднялись сразу на три пункта.

Я вздохнул. Что тут можно поделать? Законы рыночной торговли. Спрос рождает предложение.

– Бум на биржах. Падение индекса Джонсона и Джонсона, – как можно более спокойно прокомментировал я действия бармена и выложил на стойку необходимую сумму в брюликах. Причем не бумажками, а свинцовыми монетами.

Две минуты бармен упорно боролся с желанием получить колоссальную прибыль. Потом облизал губы, проглотил слюну, с сожалением бросил взгляд на монитор меню и сгреб брюлики.

Половина сделки прошла успешно. Обычно или сразу из помещений выкидывают, или вначале по морде дают, а потом выкидывают.

Молоко было скисшее, печенье черствое, варенье без сахара, из одних вишневых косточек.

Перед выходом из Корабля, я основательно набил желудок, так что особой необходимости в еде у меня не было. Но надо же, все равно, что-то брать, иначе не поймут. Печенье, кстати, Кузьмичу отнесу. Он сухарики, сам не свой, обожает.

Я полоскал вишневые косточки в молоке и ждал. Если интуиция меня не подведет, то рано или поздно, ко мне должен подойти какой-нибудь здоровячек. Скорее всего старатель. Положит руку на плечо и глухим голосом скажет о моей персоне некую гадость. Обычно так и завязываются знакомства.

На плечо легла тяжелая рука. Что я говорил?

– Это мое молоко!

Я повернул голову и взглянул на говорившего.

Недели две, как с прииска. Уже успел пропить все возможное и невозможное. Может и корабль. Человек. Несомненно, стандартный, без единого изъяна. Раза в три выше меня. И во столько же тяжелее.

– Пожалуйста, – я протянул старателю молоко.

– И печенье, – лицо его даже не изменилось.

Придется Кузьмичу обойтись без сухариков. Видать, на эту пищу здесь большой спрос.

– Будьте любезны.

Старатель задумался. Он исчерпал для себя все возможные методы знакомства, и в голову больше ничего не лезло.

– А в морду? – но не до конца.

Старатель вытащил из-за пазухи здоровенный штатный «зайчик». (Для тех, кто невнимателен, повторюсь. «Зайчик», это оружие. Бластер, кластер, шмайстер – как кому угодно). … Здоровенный штатный «зайчик», и уткнул его ствол мне в нос.

Я скосил глаза еще больше в сторону, головой-то не повертеть с приплюснутым носом. Посетители пристанища угрюмо наблюдали за разворачивающимися событиями и даже не намеревались встревать в наши отношения.

– Убедите подадуста путку. У медя аддедгия на подох. (Заткните двумя пальцами нос и громко произнесите данное предложение. Если и после этого ничего не поймете, срочно обратитесь к логопеду. Прим. авт.)

Старатель старательно обдумал мои слова и плавно нажал на спусковой крючок.

Хорошо, что я вовремя пригнулся. С моим маленьким ростом и огромным знанием жизни это не сложно.

Раздался булькающий звук выстрела, и на месте головы бармены образовалось пустое место. За пустым местом также образовалась сквозная дыра, размером с хороший кулак, уходящая в пространство.

Старатель задумчиво посмотрел на еще стоящего на ногах остаток бармена, потом на меня, потом на «зайку» и только после беглого осмотра изрек:

– Во, блин! Чё это я?

После чего прицелился в меня более тщательно и вновь нажал курок.

Пробитый насквозь в районе живота бармен схватился руками за смертельную рану, из которой показались капельки крови.

Старатель выругался и прицелился еще более тщательно.

Бармен театрально вскинул руки, крутанулся вокруг оси. В районе, снесенной ранее, головы раздался хриплый свист, обозначающий смертельный стон и, наконец, тело его, не вынеся тройной порции «зайчика» свалилось на пол. Но, продолжало, истекая из многочисленных дыр кровью, упорно ползти к висевшей на стене аптечке первой медицинской помощи.

– Мазила! – загоготали сидящие на своих местах посетители и, как по команде, вытащили свои «зайчики», свингеры, браузеры, кастеты и трубочки для плевания бумажными отравленными шариками.

Внутри меня все похолодело. Одно дело уворачиваться от одинокого стрелка, совсем другое, от толпы враждебно настроенных людей и существ. Словно во сне видел я, как два десятка стволов, раструбов, дул и мушек уставились на меня, готовясь превратить тело в одну огнестрельную, колотую, резаную, отравленную, облученную, расплавленную, изуродованную массу.

Но выстрелить они не успели.

Входная стальная дверь сорвалась с петель, снесенная направленным взрывом, и в помещение пристанища ворвались существа в черном.

– Всем на пол! – заверещали они визгливыми голосами, паля куда ни попадя из небольших стреляющих приспособлений неизвестного мне типа.

Были они удивительно маленькими, мне по колено. Числом ровно десять. Черные свитера, черные штанишки, черные ребристые сапоги на шнурках. За спиной черный плащ. А на голове черная маска, скрывающая полностью лицо. Таким образом, если кто и попытался бы рассмотреть внешность влетевших, то из живого увидел бы только глаза. Маленькие и наглые.

Секунду, долгую секунду в пристанище не знали, что делать. Потом раздался дикий крик одного из старателей:

– Мстители! Спасайтесь, кто может!

Паника. Какое романтическое слово. Паника. Калейдоскоп характеров и звуков. Мешанина тел и борьба за лучший путь бегства.

Абсолютно все посетители пристанища, услышав крик старателя, дружно бросили готовое к употреблению оружие и, дико вопя, ломанулись к выходу. Со своего места я прекрасно видел эту картину.

Вот один из отпускников, здоровенный детина, постарался протиснуться между шкафом с посудой и Мстителем. Не получилось. Слишком большой шкаф. Отпускник, с ужасом на лице пытается отпихнуть мстителя. Но он, маленький и черненький, подпрыгивает высоко вверх и бьет сапогом прямо в грудь беглеца. Отпускник корчится от боли и валится на пол.

Вот еще один, иночеловек, извиваясь телом, разбивает бронированное стекло на иллюминаторе и пытается смыться. Маленький Мститель наматывает на руку хвост иночеловека и отшвыривает его в противоположную стенку. И полетели со сбитых столов ножи и стаи упреков.

– Ты меня не убьешь, – дико закричало кинутое существо, – Если только в самом финале. У меня и так неизлечимая болезнь, и мне хорошо!

– Никому не двигаться! На пол все! Быстро! – звучит предостерегающий окрик мстителя и они разом стреляют в потолок в знак своих неменяющихся намерений.

Посетители валятся на пол. Я с ними.

Мстители прекратили стрелять и наступило относительное спокойствие. Кто-то заплакал.

– Так то лучше, – пробурчал один Мститель, – Кто еще не понял, это налет. Ведите себя спокойно и вашим жизням ничто не угрожает. Ты меня понял?

Мститель чуть наклонился к ближайшему посетителю, схватил его за волосы и повернул лицом к себе.

Посетитель мелко закивал. Тот, кто плакал, заплакал сильнее.

Под черной маской у Мстителя что-то зашевелилось, и он медленно повернулся в сторону плача.

– Я кому сказал заткнуться!

Плач продолжился.

Мститель одним прыжком достиг нарушителя спокойствия, схватил его за грудки и сильно встряхнул, даже ниги дернулись

– Заткнуться!

– Он по-русски не понимает, – заступился за плачущего посетителя кто-то шибко смелый. Дурак.

Мститель долго изучал внешность плачущего, который заливался с каждой секундой все больше.

– Из даст натюрлих? Инглиш факс ю? Типа, воще, да!