Текст книги "Поиск-90: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Щеглов

Соавторы: Андрей Мешавкин,Леонид Бекетов,Евгений Филенко,Юрий Уральский,Юрий Попов,Владимир Киршин,Лев Докторов,Евгений Тамарченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

– Отдал? – засмеялся я.

– Отдал. Куда денешься, когда тебя так просят. Доверять людям надоть!

– Давай адрес.

Колесов полез в карман.

– Вот. Улица Первой пятилетки, дом пять, квартира четыре. Климовой Анне Федоровне. Текст: «Помолились сегодня. Жаль, что тебя не было. Все у нас хорошо. Только погода совсем испортилась. Говорят, надолго. Но дня через четыре приезжай. Должно, уляжется». Запомнил?

– Да. Каковы твои функции?

– Не знаю. Не информирован. Мухлюет она что-то. Посмотри вокруг… Пурга! Мигалева сказала, на несколько дней. Сводку слушала. Постой, чуть не забыл. Я ведь келью ночью обшарил и нашел вот это. – Колесов протянул мне клочок бумаги. На нем обрывки типографского шрифта: «коо… ки во… западн… при пере… Примечан… /одно де…»

– Похоже на карту, – удивился я.

– Я так же думаю, – согласился Колесов. – Смекай… У старухи в келье карта! Судя по шрифту, в магазинах такие не продают.

– Хорошо, – я спрятал клочок в записную книжку. – Во сколько едешь?

– В десять тридцать, на автобусе.

– Но ведь пурга?..

– Ничего. Мигалева сказала, что это каменский автобус. Соберет всех желающих и обратно не пойдет.

– С тобой поедет инспектор уголовного розыска Патрушев. Ты его видел у дяди Саши в доме. Он тебя подстрахует.

– Тогда порядок, – улыбнулся Колесов.

– Ну, давай! – я легонько пожал ему руку чуть повыше локтя. – Ни пуха…

– К черту! – Колесов дружески хлопнул меня по плечу и направился, не оглядываясь, в сторону автовокзала.

Дежурный не вошел, ворвался в кабинет Пискунова.

– Товарищ майор… – Он задыхался от быстрого бега по ступенькам. – Только что… сообщили… из Каменки… там… совершена кража золота на прииске!

– Что?! – вскочил с кресла Пискунов.

– Кража золота… Патрушев сообщил…

Пискунов подошел к телефону, рывком снял трубку.

– Связи с Каменкой нет, – сказал дежурный. – Линию ветром порвало. Они по рации…

– Во сколько это произошло? – спросил я.

– Между четырьмя и пятью часами утра.

– А сейчас почти семь! – сердито выкрикнул Пискунов. – Что они там возились?

– Обнаружили поздно, товарищ майор, – словно оправдываясь, произнес дежурный. – И потом… охранника… не то ранили, не то…

– Ты что, не мог выяснить точно?

– Слышимость плохая…

– Срочно вызовите в отдел вездеход! – приказал Пискунов. – Соберите оперативную группу! Перекройте железнодорожный вокзал и автостанцию. Всех подозрительных проверять! Выполняйте!

– Есть! – Дежурный круто повернулся и опрометью бросился из кабинета.

– Ну вот и дождались, – Пискунов крутнулся в нашу сторону. Слова его звучали, как упрек. – Я предлагаю Мигалеву арестовать. И допросить ее как следует!

– Нет! – стараясь быть спокойным, возразил я. – Нам некогда с ней возиться. Сейчас главное в Каменке. А Мигалева… к ней мы еще вернемся. В свое время. Никуда она не денется.

– Где же Колесов? – не скрывая волнения, спросил Ханов. – Почему Патрушев не сообщил о нем ни слова? Неужели что-то случилось?

– Надо ехать в Каменку! – Я рывком поднялся со стула. – Там все и выясним!

В Каменку добрались только во второй половине дня.

С трудом преодолевая сугробы, вездеход наконец выбрался на центральную улицу поселка и подкатил к конторе прииска. Навстречу выскочил Патрушев.

– Есть что-нибудь? – спросил у него Пискунов.

– Ничего нового, товарищ майор… Колесов исчез…

– Тогда пусть опергруппа высаживается и приступает к осмотру, – предложил я, – а мы на улицу Первой пятилетки. Садись, инспектор, покажешь.

Патрушев легко закинул свое тело в кабину.

– Я останусь, – сказал Пискунов.

Вездеход рванул с места, и минут через десять мы оказались на самой окраине поселка. Совсем рядом, едва видимый за снежной круговертью, чернел лес.

– Неплохое местечко, – констатировал Ханов, оглядываясь вокруг. – Удобно выбрано…

– Вот этот дом, – Патрушев направился к небольшому двухэтажному дому.

Мы прошли в квартиру.

Анна Федоровна, хозяйка квартиры, встретила нас в коридоре. На вид лет шестьдесят пять. Низенького роста.

Я внимательно рассматривал ее, пытаясь угадать, какое отношение она имеет к происшедшему. Но лицо ее было спокойно.

– Скажите, Анна Федоровна, – спросил я, – приезжал кто-либо к вам вчера вечером?

– Ко мне? – переспросила Анна Федоровна. – Ко мне нет. К жильцу моему приезжали…

– А разве это письмо, – я протянул Климовой листок бумаги с копией записки Мигалевой, – адресовано не вам?

Анна Федоровна взяла записку. Медленно, разбирая каждую букву, прочла.

– Это не мне, – наконец ответила она. – Оно для моего жильца.

– Объясните, – попросил Ханов.

– Видите ли, – смущенно улыбнулась Анна Федоровна. – Он был… как это… верующий. Но не хотел, чтобы об этом узнали на работе. У нас секреты долго не держатся. Вот и… попросил меня. Ну, а я… Старая уж. Какой с меня спрос? Он ведь даже на Гору, в церковь, ездил. Как получит такое письмо, так и едет. Недавно вон ездил. Числа двадцать восьмого, кажись… Нет, двадцать девятого. Да, окромя этого, еще раза три-четыре. Точно не помню. Врать не буду.

– Как фамилия вашего жильца? – спросил я.

– Локтев… Локтев Петр Иванович, – ответила Климова тихим, спокойным голосом.

– Он на прииске электриком работал, – подсказал Патрушев.

– Что он за человек? – спросил Ханов.

– Человек как человек. Я ведь с ним не общалась. Уходил утром. Возвертался вечером. Когда и в ночную смену. На охоту еще ходил. Разов пять…

– А к нему кто-нибудь приезжал? – спросил я.

– Приезжали…

– Кто?

– Парень. Лет тридцати, поди, будет. В кожаном пальто и шапка… Вот такая… – Анна Федоровна помахала руками над головой. – Красивая…

– Когда он был последний раз?

– Где-то в начале декабря…

– И надолго?

– На денек…

– И как ваш квартирант называл своего гостя? Не слыхали?

– Кривым вроде кликал… Да какой же он кривой? Красивый вроде парень.

– А еще?

– Еще? Да вот вчерась, под вечер, приехал. Здоровый такой. Под косяк, поди, будет. В телогрейке. Пошептались они у мово жильца в комнате, а ближе к ночи Петр Иванович на работу убег. А этот здоровый остался. Вернулся Петр Иваныч под утро. Я ведь чутко сплю. И вскоре опять ушел. Утром я в комнату заглянула, а проезжего-то и след простыл.

– А не вместе они ушли? – заметно волнуясь, спросил Ханов.

– Не могу сказать. Не видела. Врать не буду.

Осмотр места происшествия подходил к концу, когда мы вернулись в контору прииска. Пискунов встретил нас у входа.

– Как? – спросил он.

Я понял, что он имеет в виду Колесова, и отрицательно покачал головой.

– Плохо, – с некоторым раздражением произнес Пискунов. – Совсем нехорошо…

– Главное – спокойствие, – ответил я, хотя у самого на душе кошки скребли. Тревога за Колесова все больше и больше возникала во мне. Где он? Что с ним? Эта мысль жгла сознание и не давала сосредоточиться.

– Что будем делать? – торопил Пискунов. – Я приказал собрать людей. Организуем из них группы поиска и…

– В такую-то пургу? – усомнился Ханов.

– Другого выхода у нас нет, – согласился я. – Вот только куда он рванул? На станцию Гора, к Мигалевой, вряд ли. До железной дороги отсюда не менее ста пятидесяти километров. Остается одно – он решил отсидеться где-то в тайге.

– Минутку, – жестом остановил меня Пискунов и, повернувшись к участковому, попросил: – Рыбникова пригласи…

Вскоре участковый вывел на крыльцо мужчину лет сорока.

– Рыбников Василий Прохорович, – представился он.

– Расскажи, Василий, что ты видел, – попросил Пискунов.

– Так я же… Уже говорил…

– Ты еще расскажи. И поподробнее. Надо.

– Раз надо, расскажу. Язык не отвалится, – кивнул Рыбников. – Стало быть, так. Утром, часиков в семь, пошел я в Каменку. В Кедровке я был у братана. Мне сегодня на работу. Во вторую… Ну и пошел. Когда на прииск пришел, тут и узнал, что кража случилась. У меня сразу подозрение… Видел я в тайге двоих. Аккурат у самой Вороньей горы. Там скалы отвесные и речка круто вправо забирает. На запад, стало быть… Вот по речке они и шли. Один уж больно высокий такой, а второй намного пониже будет и с ружьем. Сдается мне, того, что пониже, я узнал. Локтев это. Электриком у нас на прииске работает… А второй…. Вроде чужак. Не нашенский. Быстро шли. Я сверху смотрел.

– Во сколько это было? – спросил я.

– Часиков около десяти. Уж рассвело. Я поначалу думал – охотники… А как сюда пришел и про кражу узнал…

– И куда они, по-вашему, могли пойти? – спросил Ханов.

– От Вороньей горы две дороги, – уверенно ответил Рыбников. – Одна на заброшенный лесоучасток, вторая в охотничье зимовье. Вон товарищ Пискунов знает. На лесоучастке он бывал. Уток на озере стреляли.

– Был, – кивнул Пискунов. – Да, говорят, сгорел домик-то. Одни головешки остались.

– Не знаю, – развел руками Рыбников. – Сам я там давненько не был. Ходили слухи…

– И далеко это? – спросил я.

– Километров шестьдесят, – ответил Пискунов.

– А до зимовья?

– Примерно столько же.

– И куда же он рванул? На лесоучасток? На зимовье?

– От лесоучастка ближе к железной дороге, – сказал Пискунов. – А это немаловажно…

– Ну что, двинем на лесоучасток? – предложил я. – Рискнем? А в избушку на зимовье пошлем Патрушева, участкового и… вон Рыбникова. Возьмут троих-четверых охотников с собаками и все проверят. Согласны? – повернулся я к Рыбникову.

– Хоть сей секунд, – ответил он. – Веньку Першина возьму. Собака у него добрая. Федьку Лутошкина… Вмиг доберемся.

– Ну, вот и договорились, – удовлетворенно сказал я. – Самое большее через час выезжайте.

– А мы, значит, на лесоучасток? – спросил Пискунов.

– Да, – кивнул я. – Дорогу показать сможешь?

– Естественно, – улыбнулся он. – Главное, что Колесов с ним.

– Тогда едем…

Мы въехали в лес. Пискунов тронул водителя за плечо.

– Притормози-ка, братец. Надо взять ориентир. В такую непогодь немудрено и заблудиться.

Он некоторое время молча и сосредоточенно глядел перед собой, словно бы пытаясь сквозь снежную пелену разглядеть самый короткий и верный путь к лесоучастку.

– Значит, так, – наконец сказал он. – Путь наш на юго-запад. Если ничего не случится, доберемся часов через семь-восемь.

– Ты же говорил, что всего шестьдесят километров? – удивился Ханов.

– Объезды, дорогой, объезды… У нас не аэроплан, – усмехнулся Пискунов.

Я посмотрел на часы. Двадцать три сорок.

Пискунов достал из кармана компас и полез из вездехода наружу. Поколдовав немного, влез обратно и, отряхнув с валенок снег, махнул рукой:

– Азимут двести пятьдесят пять…

Вездеход тяжело, увязая в снегу и подминая под себя мелкую поросль, усыпанную снегом, двинулся в глубь тайги.

Все сидели молча. Говорить не хотелось. Вездеход нещадно трясло и бросало из стороны в сторону. Двигатель натужно выл. Видимость была равна нулю. Метель, казалось, не собиралась успокаиваться и решила заровнять все вокруг.

Вездеход остановился. Пискунов в очередной раз выскочил наружу – ориентироваться. Я последовал за ним.

Пискунов отчаянно крутил головой, вглядываясь в одни, только ему известные приметы, и было загадкой, как это ему удается не сбиться с пути.

– Ты что задумался, капитан? – спросил Пискунов, запахивая полы полушубка.

– Да так…

– Не расстраивайся… Ведь не зря он в тайгу в такую дрянную погоду полез. Знает, на что идет. Наверняка пристрелку сделал. Помнишь показания Климовой? Сколько раз Локтев делал вид, что на охоту ходит, а сам небось дорожку примечал. Зачем соваться в воду, не зная броду? Короче, не переживай. Не заблудятся. А Колесов парень физически сильный, и если даже Локтев захочет избавиться от него, сделать это ему будет не просто.

«Все! Кончай хандрить!» – сказал я себе и полез вслед за Пискуновым в вездеход, откуда раздавался веселый смех. Ханов рассказывал очередной анекдот. Двое водителей и радист хохотали до слез.

– Что это вы там шептались? – подсел к нам Ханов. – Хотите анекдот расскажу? Вот, к примеру, сколько требуется милиционеров, чтобы вкрутить лампочку?

– Три, – засмеялся Пискунов. – Нашел, чем удивить…

– Послушайте, – лицо у Ханова стало серьезным. – А вдруг Локтев и не думал идти на лесоучасток? Сделает крюк и выйдет на железную дорогу?

– Нет, – уверенно сказал Пискунов. – Такого не может быть. Расстояние в сто пятьдесят километров в один заход не возьмешь.

– А если предположить?.. – наседал Ханов.

– Даже если предположить самое экстремальное и то, что Локтев может ночевать в лесу, не выходя к жилью, он все равно выберется на железную дорогу или на зимник. А их всего два. Мы их перекрыли. Фотографии, взятые на прииске из его личного дела, размножены. Единственный для него шанс – это отсидеться несколько дней.

– Либо идти напролом, – не согласился Ханов.

– Поживем – увидим, – кивнул Пискунов. – Только без паники.

– Товарищ майор, – прервал Пискунова радист. – Патрушев…

Пискунов надел наушники.

– Слушаю… Ясно… Через сколько доберетесь? Часа через два? Держи меня в курсе. Ну, будь… Ни пуха… К черту!

Пискунов вернул наушники радисту.

– Значит, еще не добрались… – сказал я, внимательно всматриваясь в ветровое стекло, за которым, освещенные светом фар, вихрем плясали снежинки.

Прошло почти восемь часов, как мы выехали из Каменки.

В вездеходе никто не спал. Разве уснешь, когда трясет и мотает из стороны в сторону, словно на штормовом море в утлом суденышке.

За это время Патрушев еще дважды выходил на связь, но ничего утешительного сообщить не мог. Он со своей группой еще не дошел до зимовья.

Я молча смотрел на усталые, сосредоточенные лица сидящих в вездеходе и прекрасно понимал их состояние.

Ханов нервно посматривал на часы, бросая нетерпеливые взгляды на Пискунова, но тот делал вид, что не замечает его беспокойства.

Стрелки на циферблате показывали семь часов тридцать восемь минут, когда Пискунов положил руку на плечо водителя.

– Стоп!

Водитель резко затормозил и приглушил двигатель.

– В чем дело? – спросил я.

– Кажись, приехали… – Пискунов открыл дверцу и выглянул наружу. – Это где-то здесь. Я думаю, километрах в трех-четырех. Не дальше, – убежденно добавил он и, захлопнув дверцу, повернулся ко мне. – Что будем делать, капитан?

– Считаю необходимым идти в разведку. Ближе подъезжать не стоит. Зачем шуметь?

– Решение верное, – кивнул Пискунов.

– Остаешься здесь, – сказал я Ханову. – Держишь связь с нами и Патрушевым. И не кричи в микрофон. Знаю я тебя… Связь через каждые полчаса.

Пискунов тем временем достал две пары лыж.

Сунув рацию за пазуху, я запахнул полушубок.

– Я готов…

Мы выбрались из вездехода.

– Из машины ни на шаг! И не включайте двигатель на полную мощность. Костров не палить, – предупредил я Ханова, стоявшего на гусенице вездехода.

Он молча слушал. В темноте я не видел его лица и не мог с твердой уверенностью сказать, какие мысли отражались на нем, но чувствовал, что Ханов не очень доволен той ролью, которая в данный момент отводилась ему. Но я ничего не мог изменить и только дружески пожал протянутую им на прощание руку.

Мы двинулись в глубь леса.

Буквально через мгновение из нашего поля зрения исчез свет фар вездехода, и мы словно провалились во тьму. Приходилось наклоняться чуть ли не до самой земли, чтобы различить лыжню, проделанную идущим впереди Пискуновым.

Так прошло около часа. Иногда останавливаясь, я делал топором зарубки на деревьях и уже с трудом догонял Пискунова.

Увлекшись поисками лыжни, которую буквально на глазах заметало снегом, я наскочил на неожиданно остановившегося Пискунова.

– Тише… – настороженно сказал он. – Чувствуешь… Дымом, кажись, пахнет…

– Давай пройдем еще вперед, – предложил я.

Пискунов, сгибаясь под порывами ветра, двинулся дальше.

– Теперь чувствуешь? – спросил он, когда мы прошли метров триста.

– Да! Точно – дым! От костра, что ли?

– Черт его знает, – задумчиво произнес Пискунов. – Неужто я промахнулся? Мы ведь прошли не больше двух километров.

– Так, значит, лесоучасток? – спросил я. – А говорили, сгорел…

– Ничего не понимаю, – мотнул головой Пискунов. – Кто там может быть?.. Охотники?..

– А может, Локтев? – с надеждой сказал я.

– Не исключено… Если так – молодцы! Здорово прошли! Хотя… У них же целые сутки в запасе были. А это по три-четыре километра в час… Вполне. Я тебе говорил, что Локтев должен неплохо знать местность.

– Посмотрим… – Я легонько толкнул Пискунова: – Пошли…

Метров через сто начались вырубки, идти стало труднее. Ветер, сдерживаемый в лесу деревьями, здесь, на просеке, разгулялся в полную силу.

Вдруг сквозь снежную пелену что-то блеснуло.

– Огонь!

– Похоже…

Мы осторожно перебрались через засыпанные снегом стволы сухих деревьев и, обойдя какую-то снежную кучу, очутились почти у самой стены темнеющего на фоне снега строения.

– Это сруб. У них тут столовая была, – шепотом объяснил Пискунов и, потрогав рукой бревна, сказал: – Сажа… Обгорел он… Видно, не врали люди…

Мы обошли сруб. В единственном его окне горел свет. По всей видимости – свеча.

– Где вход? – спросил я, наклонившись к самому уху Пискунова.

– Там, – он махнул рукой вправо. – Через пристрой…

Я направился в сторону, указанную Пискуновым.

Около входа в снег были воткнуты две пары лыж и палки. Одна из них упала, и из снега торчала только заледеневшая веревочная петля. Никаких следов вокруг я не нашел, и трудно было определить, когда пришли сюда находившиеся в срубе люди.

Я вернулся к Пискунову. Он стоял, прислонившись спиной к стене примерно в метре от окна.

– Посмотрим… – предложил я.

Пискунов молча подставил колено. Я встал на него и, стараясь не скрипеть снегом, заглянул в окно.

Посреди комнаты, в одной майке, хорошо видимый в свете свечи, стоял… Колесов.

Я спрыгнул в снег.

– Ну? – нетерпеливо спросил Пискунов.

– Колесов… Колесова видел, а этого… Может, еще раз заглянуть для верности?

– Значит, добрались! – радостным свистящим шепотом прокричал мне в самое ухо Пискунов. – Жив!.. Жив, черт его дери!.. Ты хоть понимаешь!.. И этот там! Никуда он не денется!

Мы надели лыжи и вернулись в лес.

Укрывшись от снега и ветра в наскоро отрытом окопчике, мы связались с Хановым и попросили его дать «отбой» поисковой группе Патрушева.

Свет в окне погас, но из железной трубы на крыше вился дымок. Снег почти прекратился, и только крупа, похожая на манку, еще сыпала с неба, но и она была настолько редкой, что не мешала наблюдению. Ветер же, наоборот, усилился. Покрепчал к мороз.

– Наверное, спать улеглись, – кивнул в сторону лесоучастка Пискунов.

– Это точно… – улыбнулся я, чувствуя, как мороз начинает проникать во все щели моей одежды.

– И тепло у них… – засмеялся Пискунов.

Я промолчал. Не хотелось расходовать остатки тепла на суесловие.

О чем думал сейчас Пискунов, я не знал, но меня постоянно точила мысль: как вызвать Колесова, чтобы поговорить с ним? Можно было рискнуть и, навалившись скопом, взять Локтева прямо сейчас, во время сна. Ну, а что если двери на крючке или каком-либо другом прочном запоре? Нет, так дело не пойдет. И потом, мы не знали, какие отношения сложились между старшим лейтенантом и Локтевым. Не знали, почему Локтев действовал столь быстро и решительно. Может, появление «сообщника» подстегнуло его. Не исключено, что могла быть и другая причина, но и о ней мы не знали.

– Жаль, – почти шепотом сказал Пискунов, – что мы так поздно пришли сюда. Сейчас к срубу не подберешься. Могут заметить. Хорошо, если Колесов, а если Локтев?.. Пожалуй, стоило взять его с наскоку. Прямо утром. Пока не рассвело.

– И подставить Колесова? – спросил я. – Так?

– Почему подставить? – не согласился Пискунов. – Внезапность – она штука…

– А если дверь заперта? Тогда что?

– Не подумал, – откровенно признался Пискунов.

– Думай не думай… Надо ждать.

– Опять ждать, – вздохнул Пискунов. – Ждать… Ждать…

Он замолчал и, повернувшись на бок, стал наблюдать за срубом.

А мороз все крепчал. Снег прекратился. Я вызвал по рации Ханова и велел ему идти к нам.

Прошло около часа. Ветер несколько поутих, и опять пошел мягкий пушистый снег.

Я несколько раз ловил себя на том, что борюсь со сном. Он подкрадывался исподтишка и давил на веки, которые сами собой закрывались. Это не на шутку встревожило меня. Чтобы прогнать дремоту, я схватил полную пригоршню снега и с силой потер лицо. Колючие снежинки обожгли кожу, и я даже вздрогнул от боли, но сон прошел. Расчехлив бинокль, который дал нам в дорогу начальник прииска, я принялся изучать местность. Вот только снег… А он все усиливался. Вскоре даже в бинокль уже невозможно было разглядеть предметы, находившиеся в двух десятках метров.

Бросив бесполезное занятие, я поудобнее устроился в окопчике.

Появился Ханов.

– Что вы, черти, приуныли? – опустившись на еловые лапы, спросил он.

– Тепло нынче – дефицит, – усмехнулся в ответ Пискунов.

Было уже около трех часов дня, когда из сруба вышел Локтев. Мы вжались в снег.

Локтев стоял возле сруба и озирался по сторонам. Постояв так, он исчез за углом дома. Прошло минуты две, прежде чем он вернулся, поправляя штаны.

– Утренний моцион… – тихо заметил Ханов. – Сейчас он физзарядку начнет делать…

И действительно, поозиравшись по сторонам, Локтев остервенело замахал руками и сделал несколько приседаний. Затем, подняв упавшую лыжную палку и воткнув ее в снег, исчез в пристрое.

Прошло еще минут пятнадцать, и, наконец, из дверей пристроя появился Колесов. Он так же, как и Локтев, покрутил головой, озираясь вокруг и оглядывая незнакомую местность.

Я слегка привстал и помахал ему рукой. Но он не видел меня.

Ханов легонько свистнул.

Колесов вздрогнул и, уставившись в нашу сторону, стал пристально вглядываться. Я еще раз махнул рукой, указывая направление, где мы должны встретиться. Колесов понимающе кивнул.

– Ну, слава богу!.. – я тяжело рухнул в снег.

Ждать Колесова пришлось довольно долго. Только минут через сорок он вновь появился из пристроя. Вслед за ним вышел Локтев и, приложив ладонь козырьком, стал осматривать все вокруг. Насмотревшись вдоволь, повернулся к Колесову, стоявшему с топором в руках, и что-то сказал ему. Слов разобрать было невозможно, хотя отдельные звуки его голоса долетали до нашего укрытия. Колесов молча кивал. Локтев тоже умолк и полез в карман. Достал оттуда пачку папирос «Беломор», долго копался в ней и, вытащив наконец пару помятых папирос, сунул одну себе в рот, а вторую протянул Колесову. Оба закурили.

Я, затаив дыхание и прильнув к окулярам бинокля, следил за ними.

Докурив, Локтев швырнул окурок в снег и, немного потоптавшись, вернулся в сруб. Колесов, утопая в снегу, направился в сторону леса.

Встреча была бурной. Колесов обнимал нас, хлопал по спинам и, не находя слов, повторял:

– Черти!.. Черти!.. Вот черти!..

– Рассказывай, – поторопил я. – Почему на связь к Патрушеву не вышел? Мы уж думали…

– Да запер он меня! Как пошел на работу – и на ключ. Дверь, что ли, ломать? Форточки в окне нет. Рамы двойные. Дверь бы я, конечно, вышиб, но хозяйка дома… Неудобно…

– Теперь о главном…

– В общем, так. Приехал я в Каменку, – Колесов поправил съехавшую на затылок шапку, – около шести вечера и сразу к этой… Климовой. А она меня переадресовала к своему жильцу. Фамилия Локтев. Он как раз был дома. Отдал я ему письмо от Мигалевой. А он меня и спрашивает: «Витька почему не приехал?» «Не знаю, – ответил я. – Мигалева мне ничего не говорила». Вечером, часов в десять, Локтев стал собираться на работу. Мне сказал: «Сиди здесь! На улицу носа не высовывай!» А сам щелк замочком… Прошел вечер. Наступила ночь. Я прикорнул немного. Вполглаза. Утром, часов в пять, Локтев вернулся. Ткнул меня в бок и прошипел: «Вставай! Пойдешь со мной!» «Куда?» – спрашиваю. «Куда надо, туда и пойдешь!» А сам быстренько собирает шмотки в рюкзак. Ружьецо, патроны… Приподнял половицу, достал оттуда карту и тоже сунул в рюкзак. Короче, минут через пять мы уже стояли на лыжах и топали в лес. Живет-то он видели как. На самой окраине поселка. За весь путь он со мной почти не разговаривал. Прет молча. Но уверенно! У него чуть ли не на каждом дереве зарубки. А что, собственно, произошло?

– Кража. Локтев твой совершил кражу золота на прииске, – сказал Ханов. – Охранник пошел в сортир. Локтев его там… Связал, сунул в рот кляп. А дальше было делом техники.

– А я-то думал, что это он словно с цепи сорвался? – усмехнулся Колесов. – Ясно теперь.

– С какой целью Локтев пришел сюда? – спросил я. – Выждать время? Отсидеться?

– Не знаю, – Колесов пожал своими могучими плечами. – Такой информацией не располагаю. Единственное, что могу сказать с полной ответственностью, во всяком случае сегодня Локтев никуда уходить не собирается.

– Хорошо. – Я взял Колесова за рукав телогрейки. – Как стемнеет, будем это дело кончать. Или, может, сейчас? Зачем тянуть?

– Ни в коем случае! – отрицательно покачал головой Колесов. – К срубу вам не подойти. Локтев все время поглядывает в окно. Иногда выходит в пристрой и там сквозь щели наблюдает за противоположной стороной. Так что у него круговой обзор. И еще. Кроме ружья, у Локтева имеется револьвер с четырьмя пачками патронов.

– Странно, – заметил Ханов. – Даже в тайге, где на десятки километров ни одной человеческой души, он чувствует себя неуверенно. А не ждет ли он кого-то?

– Погони ждет, – ответил Колесов.

– Если так, – не согласился Ханов, – почему не уходит? Отдохнул, выспался и… ноги в руки…

– Все, заканчиваем, – поторопил я. – Значит, ровно в восемь вечера. Сверим часы…

Вернувшись в укрытие, я еще раз внимательно осмотрел лесоучасток в бинокль. Через линзы бинокля хорошо были видны полуразвалившиеся строения. Справа от сруба стоял вагончик. Колес у него не было, отсутствовала и часть стены. Сам сруб невысок. Плоская крыша с торчащей трубой занесена снегом. С левой стороны дощатый пристрой. А вокруг голое пространство метров на сто пятьдесят.

За час до назначенного срока мы, по предложению Пискунова, перебрались в полуразрушенный вагончик неподалеку от сруба. В вагончике оказалось еще холоднее, чем в сугробе, и мороз пробирал до самых костей.

Стрелки часов медленно ползли по циферблату. Стояла удивительная, ни с чем не сравнимая тишина. Даже ветер затих.

– Тихо-то как! – прижавшись ртом к моему уху, прошептал Ханов.

– Шепоток во весь роток, – тихо усмехнулся Пискунов.

Где-то упал с ветки ком снега. Треснул от мороза сук. И снова тишина.

Я с нетерпением поглядывал на часы. Но стрелки словно замерли на половине восьмого.

– Быстрее бы… – нетерпеливо произнес Ханов. Голос у него дрожал.

– С морозу, что ли? – спросил я.

– Ага, – ответил Ханов. – С него…

– Ничего. Скоро погреешься, – опять усмехнулся Пискунов. – Недолго осталось.

Прошли еще длинные, как вечность, пятнадцать минут.

– Переберемся поближе, – предложил я. – Пора…

– Тихо!.. – Пискунов неожиданно схватил меня за руку и притянул к себе. – Тс-с…

Я остановился как вкопанный.

В наступившей тишине отчетливо был слышен скрип снега.

Мы затаили дыхание, все превратившись в слух.

Вначале казалось, что скрип доносится со стороны сруба, но через мгновение мы поняли свою оплошность. Выломанная стена вагончика, словно рупор, принимала все звуки, внося их внутрь. Звук же исходил с противоположной стороны.

Я осторожно подошел к окну вагончика. Пискунов отодвинулся, уступая мне место. Ханов прижался к стене.

Внимательно вглядываясь в темноту, слегка подсвеченную белизной снега, я увидел метрах в тридцати от нас идущего по просеке человека. Шел он довольно быстро и уверенно. Через минуту он уже поравнялся с вагончиком.

Это был довольно крупный мужчина в короткой, мехом наружу, не то волчьей, не то собачьей дохе. За спиной висело ружье.

«Охотник, что ли? – пронеслась мысль. – А Колесов?! Времени-то почти восемь! Если он войдет в дом, а Колесов подумает, что это мы… Надо что-то делать! Остановить? Нет! Будет шум…».

Мужчина тем временем подошел к окну сруба и, увидав в нем свет, остановился. Сняв лыжи, он взялся за косяк и без особых усилий подтянул свое тело вверх. Мгновение, и он спрыгнул в снег. Постояв в некотором раздумье, скинул с плеча ружье и направился к пристрою. Скрипнула дверь и… не затворилась. Значит, он уже в пристрое. Но почему медлит? Почему не входит в сруб?

Нервы были на пределе. Стрелки часов замерли на без четырех восемь!

«Ну! – мысленно подталкивал я неизвестного. – Давай же, давай, входи!»

– Сейчас что-то будет… – в самое ухо прохрипел Ханов.

Я отодвинул его локтем. Мне и самому было ясно, что может произойти, если «Доха» ввалится в сруб ровно в восемь. Теперь все зависит от Колесова и его хладнокровия. Только бы не спасовал, не спорол горячку!

Наконец хлопнула дверь, ведущая в сруб, и наступила тишина.

– Быстро за мной! – Я побежал к выходу.

Как можно осторожнее, пытаясь не скрипеть снегом, мы обежали сруб и подошли к пристрою.

Дверь была открыта настежь.

Ханов, стоявший за моей спиной, легонько подтолкнул меня, предлагая идти дальше, но я, стоя напротив двери, вдруг увидел тонкую полоску света, проникающую в пристрой из сруба, и услышал звуки голосов. Вернее, говорил кто-то один, но слов невозможно было разобрать.

Ханов напирал сзади.

Я сделал шаг в сторону, и он оказался рядом со мной.

– Мы в сруб, – шепнул я Пискунову. – Подстрахуй у окна…

Но едва мы двинулись с места, как снег под нашими ногами заскрипел. Я в нерешительности остановился. Ведь в пристрое пол выстлан досками, и на них наверняка намело снегу. Стоит нам на него ступить, раздастся такой скрип…

Пискунов, видя мое замешательство, кивнул на валенки.

– Сними…

Я недоуменно посмотрел на него.

– Снимай. И в носках…

Я скинул валенки и осторожно ступил на пол пристроя. Никакого скрипа.

Ханов мгновенно последовал моему примеру.

Мы осторожно подошли к двери. Через образовавшуюся щель была видна часть бывшей столовой лесорубов. Справа белела печь, и около нее валялись нарубленные Колесовым дрова.

Рядом с печью, спиной к нам, стоял мужчина в волчье-собачьей дохе.

– А ты совсем не изменился, – послышался незнакомый голос, и я не смог определить, кто говорит. Не то Локтев, не то «Доха».

– Похудел, правда, – продолжал тот же голос. – Сколько же мы не виделись? Лет восемь?..

– Десять. Целых десять лет… – ответил другой голос. – Я пыхтел, а ты жирел. Скопил небось состояние?

– Полно тебе, Гаврилыч. Не стоит считать чужое. Каждый устраивается в этой дерьмовой жизни, как может. Сообразно своим умственным способностям. Тебе в прошлый раз не повезло. При чем тут я? Ведь пригодился сегодня, – ответил первый голос. – Зачем звал-то?

– Не сучи ногами, – насмешливо ответил второй голос. – Нетерпеливый ты больно. Жаден… А кто меня вложил? Не ты?..

– Перестань, Гаврилыч, дело прошлое. Говори главное. Считаться потом будем…

– Золотишко я взял, – сказал собеседник, и теперь уже нетрудно было догадаться, что это говорил Локтев. Но почему «Гаврилыч»?

– Много? – спросил «Доха». – Ты знаешь, я на мелкие партии не размениваюсь…