Текст книги "Поиск-90: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Щеглов

Соавторы: Андрей Мешавкин,Леонид Бекетов,Евгений Филенко,Юрий Уральский,Юрий Попов,Владимир Киршин,Лев Докторов,Евгений Тамарченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

– За день до того, как Колька уехал в Горноуральск, – уверенно сказала Варвара Анатольевна. – Значит, двадцатого декабря. Но он, мне кажется, был не один. Второй его у ворот дожидался. Если я правильно понимаю, с Колькой что-то стряслось? Вот матери-то горе! Сколько она с ним намучилась и нате… опять! Не убили хоть?

– Дали ему пятнадцать суток за хулиганство, – с видом знатока сообщил Волков, и я заметил, что ему явно по душе та роль, которую он добровольно взвалил на себя.

– Ну, слава богу! – облегченно вздохнула Варвара Анатольевна. – Хоть живой… А я, дура, грешным делом подумала…

– Почему вы так подумали? – спросил я.

– Не понравился мне тот парень. Взгляд у него недобрый. И, видно, из этих… А у них всякое бывает. Не оставят они Кольку в покое. Ох, не оставят! Парень вроде за ум взялся и опять… приперлись!

– А после двадцатого он не появлялся? – спросил я, едва опередив Волкова. Он даже крякнул с досады.

– Был. Два раза. Двадцать второго и двадцать третьего. Больше не появлялся. Я бы знала. Я целый день сижу в диспетчерской. Мне оттуда все видать.

– А почем ты знаешь, что он приходил именно к Терентьеву? – спросил Волков и, торжествуя, хитро посмотрел на меня.

– Так я же видела его с Колькой. Он его до самых ворот проводил. А потом этот высокий у меня про Кольку опрашивал. Да, чуть не забыла. Вчерась мать Колькина приходила. Спрашивала, не известно ли нам про него. Так она говорила, что им этот высокий интересуется. Вечером приходил. А я не спросила у нее, какого числа. Может, спросить? Я после работы забегу. Да и про Кольку сообщить…

– Ни в коем случае, – категорически предупредил я. – Мы сами. А теперь подробнейшим образом опишите мне приметы высокого и того… второго. Сможете?

– Пожалуйста. – Варвара Анатольевна поудобнее устроилась на стуле. – Пишите…

– Ну, прямо целый улов! Это, я тебе скажу, уже не кое-что! – басил, бесцеремонно хлопая меня по плечу, начальник местного отдела милиции майор Пискунов. Был он высок и рыж, с конопатыми, заросшими золотистым пушком ручищами. – Знаешь, давай на «ты». Не люблю церемоний. Так, знаешь ли, уверенней себя чувствую.

– Не возражаю, – ответил я, правда, без особого восторга. К рыжим я всегда относился с каким-то предубеждением, памятуя известную поговорку: «Что я, рыжий, что ли?..», не внушавшую особого оптимизма. А Пискунов был рыж сверх всякой меры. Ну, прямо пламя полыхало в кабинете, когда он взмахивал своей огненной шевелюрой.

– Вот и прекрасно! – несказанно обрадовался Пискунов. – Сработаемся, капитан! Сработаемся!..

– Ханов не звонил? – прервал я бурный восторг майора.

– Нет. Но я знаю, что он там, у дома, – как-то слишком уж резко переходя на деловой тон, сообщил Пискунов. – Знакомится с обстановкой, так сказать, на месте.

– Как бы не переусердствовал, – с некоторой долей озабоченности сказал я.

– Я посылал туда своего работника, – проинформировал Пискунов, – проверить, как они там обосновались. Так он вернулся ни с чем. Засады не обнаружил. Можешь мне поверить, работник он опытный.

Вернулся Ханов только к восьми вечера, а в двадцать три десять позвонил из Горноуральска Кудряшов.

– Встречайте Колесова. Поезд пятьдесят девять, вагон шесть, – сообщил он. – В прямой контакт не вступать. Подробности по приезде. Ни пуха ни пера!

– К черту! – сказал я и положил трубку.

– Что стряслось? – спросил Ханов.

– Колесов приезжает. Завтра утром. Тем же поездом, что и мы.

– Там что-то произошло, – уверенно сказал Ханов.

– Понятия не имею, – я пожал плечами. – Кудряшов приказал в прямой контакт с Колесовым не вступать…

– Они что-то затеяли, – без тени сомнения заключил Ханов. – «В прямой контакт…» Это значит, нельзя с ним встречаться на людях. Интересно…

– И непонятно, – подытожил Пискунов. – Но… как говорится, утро вечера мудренее.

На вокзал приехали минут за пятнадцать до прихода поезда. Как это было и в день нашего приезда, из вагонов вышли всего несколько человек. Колесова среди них не было. Мы с Хановым растерянно посмотрели друг на друга.

– Вот те на! – тихо сказал Ханов. – Поменялись обстоятельства?

– Кудряшов бы предупредил, – не согласился я и еще раз обвел взглядом полупустой перрон. И вдруг… я увидел Колесова. Но как он был одет! Старая телогрейка, черные штаны и стоптанные валенки! На голове топорщилась явно не подходившая по размеру шапка.

Ханов тоже узнал Колесова.

– Ну и видочек! – усмехнулся он. – Залюбуешься!

Обогнав высокого стройного военного, Колесов скрылся в здании вокзала. Мы прошли следом.

Колесов стоял у входа и курил, зажав окурок сигареты в кулак. Увидев нас, он незаметно кивнул.

Машина наша стояла в двух кварталах от здания вокзала.

– Давай лапу! – повернулся я к Колесову, когда мы втроем удобно устроились в салоне «Жигулей». – С прибытием.

– Ты что это так вырядился? – спросил Ханов. – Прямо урка с мыльного завода! Где униформу достали?

– Места знать надо, – засмеялся Колесов.

– Рассказывай, – потребовал я, выводя машину на дорогу, ведущую к городской окраине. – Как там Терентьев?

– Терентьев… – загадочно улыбнулся Колесов. – Терентьев… явился с повинной! Вчера. Сразу после вашего отъезда.

– И чем он это мотивировал?

– Обещанием матери порвать с прошлым.

– И что он рассказал? – Я остановил машину на обочине.

– Вот, – Колесов достал из-за пазухи конверт и протянул мне. – Здесь все. Посмотрите потом. А сейчас на словах. Двадцатого к Терентьеву в гараж явился некий Красноперов по кличке Кривой. До этого последний раз они виделись в колонии. Вместе отбывали наказание. Там и познакомились. Терентьев оставил Кривому свой адрес. Тогда у него еще не было определенных планов на будущее. Сейчас, когда у него все устроилось и на работе к нему отнеслись по-человечески, он об этом сожалеет. «Сразу, – говорит, – надо было рвать с этим. Не оставлять хвостов». Так вот, явившись двадцатого в гараж, Кривой попросил Терентьева сгонять на денек в Горноуральск. И дал адрес Кругловой. От Терентьева требовалось только одно – узнать, с кем и как она живет. Он думал, что Круглова ровесница Кривого и он хочет проверить, верна ли она ему, но… Когда приехал, видит, Круглова совсем не та, какой он ее себе представлял. Уже потом, когда им занялись всерьез, он стал догадываться, что дело тут нечисто. Тот человек, которого вы установили, по приметам очень похож на Кривого. А его появление в гараже и в доме Терентьева свидетельствует о том, что он очень обеспокоен тем, где сейчас Терентьев. О том, что Терентьева задержала милиция, он мог узнать от Кругловой, когда был у нее двадцать шестого декабря. Но он не мог знать, что Терентьев осужден на пятнадцать суток, вот и «мечет икру». Терентьев сам предложил послать Кривому весточку. Мы этот вопрос обсудили и пришли к выводу, что иного пути вступить в контакт с Кривым у нас нет.

– Выходит, весточкой будешь ты? – спросил Ханов. – И как же это будет выглядеть на практике?

– Поскольку Терентьев не знает адреса Кривого и нам он тоже не известен, так как Кривой не прописан, единственная возможность встретиться с ним – это его личная заинтересованность в такой встрече. Терентьев дал мне телефон 3-48, по которому я должен позвонить и предупредить о своем приезде.

– Хорошо, – кивнул я. – Где ты будешь жить?

– В доме Терентьева. Он дал мне записку к матери. Но Кудряшов просил ничего от нее не скрывать. Рассказать все, как есть.

– Правильно, – поддержал Ханов. – С матерью играть в прятки непорядочно. А встречу Кривому лучше всего назначить на автовокзале. Там всегда полно народу и нам будет легче взять его под контроль.

– А почему ты думаешь, что нам придется с ним валандаться? – усомнился я. – Задержим сразу после встречи.

– Не знаю, не уверен, – возразил Колесов. – Мы прикидывали и так, и этак… Не стыкуется. Слишком нелогичное убийство. Без всяких видимых мотивов. Потом возраст… Круглова старше Кривого более чем на двадцать лет. Несудима. Не привлекалась… Пути-дорожки их вроде бы не пересекались.

– Ладно, – подвел я итог. – Возьмем над ним шефство. А там… Не будем загадывать. Не люблю.

– Тогда поехали звонить, – предложил Колесов.

На автовокзале было шумно и многолюдно. Подходили и отходили автобусы, спешили пассажиры, короче, стояла обычная неразбериха и суета.

В редком свете фонарей мы видели, как Колесов слегка расхлябанной походкой прохаживался по привокзальной площади. Его рослая фигура заметно выделялась в снующей толпе.

В машине нас было трое: мы с Хановым и инспектор уголовного розыска Патрушев, выделенный нам в помощь Пискуновым. Сам Пискунов остался в отделе для координации действий и установления связника, которому звонил Колесов, договариваясь о встрече с Кривым. Телефон, как выяснилось, принадлежал сразу двум пионерским лагерям: «Горняк» и «Металлург». В который из этих лагерей звонил Колесов, мы пока не знали.

– Пройдемся, – предложил я Ханову. Мы вышли из машины.

Часы на здании вокзала показывали пять минут седьмого.

– Веселенький будет вечерок, – без всякой связи сказал Ханов.

– Накаркаешь, – обозлился я. – Смотри лучше в оба.

Внутри вокзальчик был маленький и тесный. Очередь, состоявшая из двадцати-тридцати человек, толклась у кассы. Никого, похожего по приметам на Кривого, не было. Прошло уже пятнадцать минут, как мы торчали здесь.

– Не придет, – почему-то шепотом произнес Ханов.

Фигура Колесова маячила возле пивного ларька.

– Обойдем площадь, – предложил я.

Мы разошлись в разные стороны. Народ сновал туда-сюда. Толпа то редела, то снова заполняла привокзальную площадь.

Прошло минут сорок.

На Кривого я наткнулся неожиданно. Он стоял в тени дома и внимательно разглядывал площадь.

Я узнал его сразу, как будто был знаком с ним раньше. На нем было надето все то же добротное кожаное пальто, на голове красовалась дорогая меховая шапка.

Ханов тоже заметил Кривого.

– Предупреди Колесова, – сказал я. Ханов исчез в толпе.

Колесов подошел к Кривому ровно в восемнадцать пятьдесят пять. Мы с Хановым, сидя в машине, наблюдали за ним. Народ на площади слегка поредел, и не имело смысла маячить на глазах у Кривого.

Колесов стоял к нам лицом, отчаянно жестикулируя и рассыпая искры с сигареты, зажатой меж пальцев. Кривой молча слушал, слегка склонив голову набок и внимательно глядя на Колесова снизу вверх.

Неожиданно Кривой взял Колесова за рукав телогрейки и что-то сказал ему. Колесов кивнул. Мы следили за каждым движением Кривого, готовые в любую минуту прийти Колесову на помощь.

Так стояли они, переговариваясь, минут пятнадцать. Наконец Кривой резко отошел в сторону и, не оглядываясь, пошел прочь.

– Все, я за ним, – сказал я Ханову. – Связь через Пискунова.

Кривой уверенно шел по центральной улице. Дойдя до автобусной остановки, посмотрел на часы.

Автобус пришлось ждать не менее тридцати минут. На нем Кривой доехал до железнодорожного вокзала и, купив в кассе билет, сел на диван в зале ожидания. Так прошло три часа.

Времени было уже около двадцати трех часов, когда Кривой решительно поднялся и вышел на перрон. Постояв некоторое время в раздумье, он направился к стоявшему напротив вокзала товарному составу. Пройдя вдоль него, Кривой подошел к локомотиву и о чем-то поговорил с машинистом. Получив, очевидно, интересующую его информацию, повернул обратно. Я, находясь на противоположной стороне, видел лишь ноги Кривого, мелькавшие под вагоном.

Вдруг состав дрогнул и, лязгнув буферами, медленно тронулся. Кривой, выждав мгновение, прыгнул на ближайшую вагонную площадку. Я с тревогой наблюдал, как товарные вагоны проносятся мимо, и не видел ничего, за что можно было бы зацепиться. Состав все быстрее и быстрее набирал скорость, обдавая снежной колючей пылью, летящей из-под колес. Наконец, когда со мной поравнялся последний вагон, я, как утопающий за соломинку, ухватился за его поручни и с большим трудом запрыгнул на ступеньку.

Поезд уже набрал ход. Миновал станцию Гора и свернул на запад. По обеим сторонам железнодорожного полотна чернел лес. Промелькнули какие-то домики и снова лес.

Минут через двадцать впереди показались огни полустанка. Поезд, не замедляя хода, грохотал мимо. Я, высунувшись с тормозной площадки чуть ли не наполовину, внимательно следил, будет ли Кривой прыгать. Но поезд миновал полустанок, а Кривой не подавал признаков жизни. Я было совсем успокоился, но, когда состав углубился в лес, от вагона неожиданно отделилась фигура человека. Медлить было нельзя, и, оттолкнувшись от ступеней площадки, я прыгнул на противоположную сторону.

Кривой, утопая в снегу, шел по направлению к поселку.

Поселок оказался небольшим. Со всех сторон его окружал еловый лес. Улицы освещались редкими фонарями.

У одного из домов Кривой остановился, поднялся на открытое крыльцо и без стука вошел в дверь. В окне вспыхнул свет.

Постояв минут пять за углом дома, я пошел искать место, откуда можно было позвонить Пискунову и вызвать машину. Пройдя метров пятьдесят, я оглянулся. В окне по-прежнему горел свет.

Ждать пришлось довольно долго. Наконец вдали послышался шум двигателя, и в конце улицы, хорошо видимая в свете луны, появилась милицейская машина. Свернув за какое-то строение, она остановилась. Я пошел навстречу.

В машине находились Пискунов, Ханов и инспектор уголовного розыска Патрушев.

– Как он? – спросил Пискунов.

– Бодрствует. Вон видишь, свет горит. Его дом.

– Странненькое дельце, – сказал Ханов. – Один?

– Вроде бы да, – кивнул я. – Что с Колесовым?

– Ничего особенного, – ответил Ханов. – Много спрашивал о Терентьеве. Нервничал.

– Мне тоже показалось, что Кривой ведет себя очень нервно. Он очень долго сидел на вокзале, словно бы решался на что-то. Пропустил две электрички. А потом, как угорелый, рванул на товарняк.

– Может, показалось тебе? – спросил Пискунов.

– Может, и так. Но…

– Между прочим, Кривой просил Колесова пожить в доме Терентьева до его возвращения из Горноуральска, – вспомнил Ханов.

– Вот видишь, – усмехнулся я. – Кривой хочет устроить Колесову «очную ставку» с Терентьевым и посмотреть, что из этого получится.

– Такая постановка вопроса резко меняет дело, – вывел заключение Пискунов. – Стоит ли нам рисковать, оставляя Кривого на свободе?

– Черт его знает! – Я действительно не знал, что делать.

– Задержим? – настаивал Пискунов.

– А что нам это даст? – спросил я. – Спешка…

– Не спешка – подстраховка, – горячился Пискунов. – Мы этим самым подстрахуем Колесова и подстегнем сообщников Кривого, если таковые имеются, к действиям.

– Каких сообщников, к каким действиям? – не понял я. – О чем ты?

– В Горноуральске нашли бутылки из-под водки «Российская» и бутылку из-под портвейна, выброшенные в парке, как ты и предполагал, – сообщил Ханов. – Экспертиза установила, что отпечатки пальцев, найденные на бутылках, Красноперову-Кривому не принадлежат. Обнаружены и окурки сигарет сорта «Памир». Сам понимаешь, Кривой такие сигареты курить не будет.

– Ну, ты молодец! – в сердцах сказал я. – Надо сразу об этом говорить. Когда я наблюдал за Кривым на вокзале, он несколько раз порывался выйти покурить и все время доставал из кармана пачку «Опала».

– Вот видишь, – навалился на меня Пискунов. – Решайся, капитан.

– Ладно, – согласился я. – Рискнем…

Мы поднялись на крыльцо, прислушались. В доме стояла тишина.

– Давай… – я кивком головы показал Пискунову на дверь. Он рывком потянул ее на себя.

Минуя освещенные фонариком сени, мы быстро вошли в комнату и остолбенели. На кровати, опустив голову на грудь и упершись спиной в стену, полулежал Кривой. Лицо его было бледным. В области сердца, на светлом свитере, растеклось большое кровавое пятно.

Мы стояли совершенно ошарашенные увиденным.

Наконец, придя в себя, я подошел к Кривому и прикоснулся к его лбу рукой. Он был еще теплый, но покрыт холодной испариной. Похоже было, что Кривой мертв.

– Миша, – приказал Пискунов Патрушеву, – срочно медсестру из лесоучастка! И сыграй тревогу участковому!

– Мы прочешем поселок, – сказал Ханов и, кивнув шоферу, пошел к выходу.

– Свяжитесь с отделом и вызовите оперативную группу, – крикнул я вслед.

– Ты во сколько оставил Кривого без наблюдения? – спросил у меня Пискунов.

– Десять минут первого. Отсутствовал всего двадцать минут.

– Выходит, у Кривого были гости… – раздумчиво произнес Пискунов.

– Может, тот, кому звонил Колесов? Чувствовало мое сердце!

– Да, факт пренеприятнейший, – не скрывая огорчения, сказал Пискунов.

Вернулся Патрушев и привел с собой медсестру.

– Вот, Анна Дмитриевна, осмотрите, – указал Пискунов на Кривого.

Медсестра подошла к кровати и примерно через минуту вполне определенно сказала:

– Он мертв. И уже около часа.

– Если вас не затруднит, останьтесь, пожалуйста, до приезда следователя, – попросил я.

В двери показался Ханов.

– Весь поселок прочесали. Никого, – уныло сообщил он.

– Были поезда в сторону Горы? – спросил я..

– Четыре товарняка и два пассажирских…

– Срочно в машину и к Колесову! – приказал я. – Предупреди его. За домом Терентьева смотреть в оба!

– Ясно, – Ханов пулей вылетел из комнаты.

Примерно через полчаса приехала оперативная группа. Мы с Пискуновым вышли на крыльцо. Поселок спал.

Я протянул Пискунову пачку сигарет, но он не взял и лишь озабоченно покачал головой.

– Растревожили муравейник…

– Растревожили, – невесело усмехнулся я.

– Надо было задержать Кривого сразу после встречи с Колесовым, – с какой-то даже злостью в голосе произнес Пискунов.

– Перестань заниматься самобичеванием! – тоже взорвался я. – Мы не виноваты, что Красноперов влез в это дерьмо по уши! Да, мне тоже горько, что мы допустили его убийство. Но мы не ясновидящие! Нет! Мне всегда тяжело переживать такое. Кто бы он ни был, но он все же человек. А теперь необходимо собраться с мыслями и работать, работать!

– Извини, – тихо сказал Пискунов и дружески похлопал меня по плечу. – Извини, капитан…

– Ладно, – кивнул я. – Телячьи нежности…

– Ты где это запропастился? – неожиданно закричал Пискунов, увидев приближавшегося к крыльцу работника милиции. – Целый час ждем!

– Так я… товарищ майор… – неловко козырнул милиционер. – Это…

– Участковый, – проинформировал меня Пискунов и, кивнув милиционеру, направился в дом. – Пошли…

– Ты знаешь этого человека? – спросил Пискунов, указав на труп Кривого.

– Да, – ответил участковый. – Красноперов его фамилия. Витькой зовут.

– И давно он здесь обосновался?

– С осени…

– Почему не прописан? Вы знаете, что он судим?

– Не-ет… Так это… Их теперь здесь сколько?.. Вон, целый мостопоезд. Понаехали… У Машки вон трое живут… В общежитии… И все с городской пропиской.

– А как здесь оказался Красноперов? – Пискунов вновь был готов взорваться.

– Так я думал, он с этого… мостопоезда или с трассы газопровода, – оправдывался участковый. – А на квартиру его пустил Паршин Серега. Он как осенью уехал в Горноуральск на повышение квалификации, так и не возвращался. А я думаю, пусть живет…

– Ладно, – махнул рукой Пискунов. – С этим мы еще разберемся.

– К Красноперову кто-нибудь приходил в гости? – спросил я. – Друзья, знакомые…

– У него один друг, – ответил участковый, с опаской поглядывая на Пискунова. – Раза четыре видел…

– Фамилию-то хоть знаешь? – спросил Пискунов.

– А чо не знать-то, – осклабился участковый. – Сидоров у его фамилия. Вовкой зовут. Сам он со станции Гора…

– При осмотре места происшествия, – докладывал один из членов оперативной группы, – нами обнаружены пригодные для идентификации отпечатки пальцев и два следовых отпечатка обуви довольно странной формы.

– Покажите, – потребовал Пискунов.

Оперативник водрузил на стол тяжелые гипсовые слепки.

– Интересно… – произнес Пискунов. – Действительно, странные следы.

– Похожи на отпечатки галош, – сказал оперативник. – Или… резиновых сапог.

– Резиновые сапоги? – усомнился я. – В такой холод? Маловероятно.

– Тогда галоши, – уверенно заключил оперативник.

– А пожалуй, он прав, – согласился Пискунов. – Существует поверье, что собака не может взять след резиновой обуви. Похоже?..

– Но ведь это глупости, – усмехнулся я. – Нас ведь она довела до железнодорожного полотна. И совсем не тем путем, каким шел Красноперов. Значит, мы точно прошли по следу преступника.

– Но поверье-то существует, – развел руками Пискунов.

– Хорошо, – я потрогал пальцем шершавые гипсовые слепки. – Отправим их в Горноуральск на экспертизу. Вечером будем знать результаты.

– Теперь сторожа из пионерских лагерей, – докладывал оперативник. – В «Горняке» работает Поливанов, а в «Металлурге» Воробьев. Поливанов, тут много «за», частенько попивает. Месяц назад устроил скандал в ресторане. Хотели привлечь, но… заменить его в лагере некем. Отделался штрафом. Дружки его посещают довольно часто. Пьют да там и ночуют. Предупреждали… А что сделаешь? Кто поедет в такую глушь на всю зиму? Теперь Воробьев. Ему шестьдесят два года. Пенсионер. Заслуженный, так сказать, человек. К нему претензий нет. И, наконец, Сидоров Владимир. Молодой парень. Работает в универмаге электриком. Женат. Живет с женой и сыном. Не судим. Дел с милицией никогда не имел. Друзей особо близких нет. Одно время поддерживал какие-то взаимоотношения с Паршиным Сергеем, у которого проживал Красноперов-Кривой, и второй бывший друг – Михаил Воронов. Паршин, как известно, находится в Горноуральске, а Воронов сидит в коридоре. Позвать?

– Зови, – кивнул Пискунов. – И продолжай работу со сторожами.

Воронов бочком вошел в кабинет.

– Здрасте, Григорий Иванович, – сказал он. – Зачем вызывали?

– Ты прежде садись, – улыбнулся Пискунов. – А пригласил я тебя по поводу твоего дружка Сидорова.

– Какой он мне друг, – криво усмехнулся Воронов. – Был когда-то…

– Почему? – спросил я.

– А-а… было дело… Но теперь все. Точка!

– Так в чем причина вашей размолвки? – настаивал я.

– Причина? – переспросил Волков и почему-то посмотрел на Пискунова. – Разошлись, как в море…

– Перестань дурачиться, Михаил, – не дал ему договорить Пискунов. – О твоей причине весь город знает. Мне самому рассказать или…

Волков понуро молчал.

– Тогда расскажу, – решительно сказал Пискунов. – Произошло это в июле. Ты, кажется, тогда только из армии вернулся?

– Да, – кивнул Воронов.

– Так вот, – продолжал Пискунов. – В тот день взял наш демобилизованный у своего закадычного дружка мотоцикл… Марку не помню…

– Ява-350…

– Верно, – вновь улыбнулся Пискунов. – И поехал по городу, оповещать о своем возвращении всех знакомых девах. Ну и… на городской плотине не справился с управлением. Сковырнулся вместе с мотоциклом в пруд. Сам-то выбрался, а мотоцикл… до сих пор в пруду лежит. Глубина в том месте метров тридцать пять. Сколько раз ты нырял за ним?

– Не помню… Раз сто, может, больше…

– Вот-вот, – засмеялся Пискунов. – До осени и нырял. Мне тут на днях один знакомый говорит: «Что это Мишка нырять перестал? Морозу, что ли, испугался? Так мы бы ему прорубь прорубили и избушку какую ни на есть смастерили для обогреву». Поверишь, нет, народ на плотину ходил, как на представление. Не все, конечно, ради смеха ходили. Нет. Помогали. И «кошками», и баграми… Чем только не пробовали. Вот с тех пор и разошлись они. Но ты, Мишка, не расстраивайся. На следующий год планируется ремонт заслонок на плотине. Приедут водолазы…

– Я что… – возмущенно произнес Воронов. – Вовка… Я же с ним расплатился. В шахте вкалывал, будь здоров! Четыре месяца всю зарплату отдавал. Себе только на еду. Он же с меня, козел, двойную цену взял!

– Ладно, – кивнул Пискунов. – Это, так сказать, из области воспоминаний. А с кем сейчас дружит Сидоров?

– Да ни с кем. Когда ему? Он на трех работах пашет. В универмаге, в столовой электриком и в пионерском лагере сторожем. Машину собрался покупать.

– В каком лагере? – спросил Пискунов и удивленно посмотрел на меня.

– В «Металлурге»…

– Но… там же дежурит Воробьев…

– Это его отчим. Он днем дежурит, а Вовка вечером его сменяет. Вообще-то он на оба лагеря вкалывает. Второй сторож, Поливанов его фамилия, алкаш. По ночам в лагере не бывает. Вот Вовка и берет с него половину зарплаты.

– Ну вот, – облегченно произнес Пискунов. – С Сидоровым вопрос более-менее ясен. Остальное выясним после.

– После чего? – спросил я.

– После задержания, – ответил Пискунов.

– А повод? Разве знакомство с Красноперовым дает нам право на задержание Сидорова? Я понимаю, Сидоров скопидом, копит деньгу, но убийство… Нет! В это я не верю. Тут скорее другое: нам спасать надо Сидорова.

– Спасать? – удивился Пискунов.

– Именно. И немедленно. Прямо сейчас. Пошли своих оперативников в магазин, и пусть они привезут Сидорова сюда. И побольше шума. Чем больше народу будет знать о том, что Сидорова задержала милиция, тем лучше.

– Не понял?.. – Не скрывая недоумения, посмотрел на меня Пискунов.

– А тебе не кажется, что Сидоров просто чудом остался жив? – вопросом на вопрос ответил я.

– В каком смысле?

– Есть кто-то третий. И я не знаю, что ему помешало в ту же ночь убрать Сидорова. Ведь он наверняка узнал у Красноперова, что Сидоров находится в лагере один. Упускать такой шанс…

– Значит, форсируем события? – спросил Пискунов.

– Что-то в этом роде, – согласился я. – Мне кажется, что этот третий, узнав о задержании Сидорова, обязательно должен каким-то образом себя обнаружить. Вот тут мы ему и подкинем Колесова.

Сидорова привезли в отдел через сорок минут. Это был парень лет двадцати пяти довольно высокого роста, крупный в кости. Длинные, с большими сильными ладонями руки словно плети висели вдоль туловища, создавая впечатление подавленности и безразличия. Он медленно, как бы нехотя, обвел нас взглядом и, не дожидаясь приглашения, опустился на стул.

– Побеседуем? – предложил Пискунов.

– Поговорим, – кивнул Сидоров. – А о чем?

– О Красноперове-Кривом, – без предисловий сказал Пискунов.

– Такого не знаю, – ответил Сидоров.

– Зато о твоем знакомстве с ним знаем мы. И этого, я думаю, вполне достаточно. Не так ли?

– Вам видней…

– Вас видели в поселке Лесное несколько раз, – настаивал Пискунов. – Вы приезжали к Красноперову в гости. Пригласить участкового?

– Я ездил к Сереге Паршину, – ответил Сидоров. – Мы с ним…

– Паршина нет в Лесном уже два месяца. А вас видели там в декабре.

– Мне надо было Паршина, – уперся Сидоров. – Я заезжал…

– Ну, а квартиранта его вы там встречали?

– Встречал, – кивнул Сидоров. – Но фамилию не знаю. Зовут вроде Витька. Это все. Никаких дел у меня с ним не было.

– А кто вам звонил в лагерь вчера утром? – спросил я.

– Вчера?.. – переспросил Сидоров, и было видно, как он побледнел.

– Да, да. Вчера утром, – не давая ему опомниться, подтвердил я.

– Никто мне не звонил, – резко и зло сказал Сидоров и отвернулся. – Не впутывайте меня ни в какие дела!

– Мы и не впутываем, – усмехнулся Пискунов. – Мы, напротив, пытаемся вас выпутать.

– Я ни в чьей помощи не нуждаюсь, – раздраженно сказал Сидоров.

– А зря, – наставительно заметил Пискунов. – Вот посмотрите. – Он положил перед Сидоровым фотографии трупа Красноперова.

Сидоров с напускным равнодушием, но очень внимательно посмотрел на снимки.

– Ну, как? – спросил Пискунов.

– Он… мертв? – губы у Сидорова мелко дрожали. – Да?..

– Да, – подтвердил Пискунов.

– Можно мне подумать? – попросил Сидоров и облизнул пересохшие губы.

– Ради бога, – разрешил Пискунов. – Но недолго.

– Нет, нет… – заторопился Сидоров. – Я… я… надо подумать…

– Думайте, – повторил Пискунов. – Кто же вам мешает. В вашем распоряжении четыре часа, то есть до пятнадцати ноль-ноль. Устраивает?

– Спасибо, – почти шепотом произнес Сидоров.

Но допрос Сидорова так и не состоялся. В два часа в отдел позвонил Ханов и сообщил:

– Минуту назад в дом Терентьева пришел какой-то мужчина. На вид лет пятидесяти. Высокий. Одет в старое, потертое пальто с каракулевым воротником, на голове шапка «пирожок», на ногах валенки. Седой. Сильно прихрамывает на левую ногу.

– Как он себя вел? – спросил я.

– Как будто впервые пришел по этому адресу. Когда шел по улице, внимательно смотрел на номера. Что делать?

– Держите дом под наблюдением. Ничего не предпринимать. Я выезжаю.

– Помощь нужна? – спросил Пискунов, по тону разговора догадавшийся, что произошло нечто чрезвычайное.

– Да. Срочно собери группу, и пусть она будет наготове. По первому сигналу оцепляйте район, прилегающий к дому Терентьева. Вот приметы визитера. Все.

Прихватив по дороге инспектора уголовного розыска Патрушева, я выскочил на улицу.

– Садись за руль, – приказал я Патрушеву. – Ты лучше знаешь город. И жми на полную катушку.

Патрушев вывел «Жигули» со двора.

– Когда подъедем к дому, – инструктировал я Патрушева, – загоняй машину в кювет. Будем буксовать.

Машина выскочила из переулка на улицу Первомайскую. С момента, как Ханов позвонил в отдел, прошло всего семь минут. Загнав машину в сугроб, мы осмотрелись.

Улица была пустынна.

Я вышел из машины. Сели мы здорово. Наклонившись и разгребая снег руками, я внимательно следил за домом Терентьева.

Так прошло минут семь-восемь. Какая-то смутная тревога стала подыматься во мне.

«Неужели опоздали? – обожгла мысль. – А где же Ханов с группой наблюдения?»

Но, сколько я ни вглядывался, щуря глаза от сверкавшего под солнцем снега, улица была так же пустынна. Я плюнул в снег и сел на капот «Жигулей», безнадежно обводя взглядом убегающие под гору дома.

Неожиданно из-за угла дома, метрах в пятидесяти от нас, появился Ханов. Сделал мне знак рукой и вновь исчез. «Молодец! – невольно вырвалось у меня. – Значит, этот тип еще в доме». Соскочив с капота, я забежал за машину и, стукнув кулаком по багажнику, подал сигнал Патрушеву.

– Давай, газуй!

И работа началась. Снег летел из-под колес. Я старался вовсю, раскачивая машину. Но сели мы прочно.

Патрушев, заглушив двигатель, повернул в мою сторону голову и ехидно улыбнулся.

Я с остервенением сбросил пальто и снова налег на машину. Патрушев газовал на полную катушку. Я бегал вокруг машины и орал во всю глотку.

– Тьфу! – вконец вымотавшись, я встал в полный рост, разминая затекшую спину.

Патрушев вылез из машины и, все осмотрев, поскреб затылок.

– Вляпались не на шутку! – засмеялся он.

– Не ропщи, вылезем, – заверил я и полез в багажник за лопатой. Но лопаты там не оказалось.

Патрушев осторожно тронул меня за плечо и взглядом указал в сторону дома Терентьева. Во дворе стояли Колесов и неизвестный мне мужчина. «Все так, как описал Ханов, – подумал я. – И что он суетится?» Действительно, мужчина все время порывался выйти за ворота, но Колесов своей неторопливостью сдерживал его. Он кого-то ждал.

Наконец из дома вышла мать Терентьева и открыла ворота. И тут у меня возникла отчаянная мысль. Когда Колесов и мужчина вышли за ворота, я, набрав полные легкие воздуха, крикнул: