Текст книги "Поиск-90: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Щеглов

Соавторы: Андрей Мешавкин,Леонид Бекетов,Евгений Филенко,Юрий Уральский,Юрий Попов,Владимир Киршин,Лев Докторов,Евгений Тамарченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Поиск-90: Приключения. Фантастика

«Поиск» – сборник приключений и фантастики, выпускаемый поочередно тремя уральскими издательствами вот уже десять лет. Свердловск, Пермь, Челябинск начиная с 1980 года публиковали здесь своих фантастов и приключенцев. Отметить десятилетие сборника и издать его десятый выпуск выпало Перми.

В разделе «Приключения» под псевдонимом Ю. Уральский выступает профессиональный работник уголовного розыска, знающий его будни не понаслышке. История расследования убийства, ниточки от которого потянулись далеко в уральскую глубинку, подкупает достоверностью изображения характеров в предполагаемых обстоятельствах.

В разделе «Фантастика» много молодых авторов. И некоторые из них действительно молодые – студент-филолог Л. Бекетов, успевший опубликоваться в сборнике «Пульс-89», аспирант-философ С. Щеглов. Не слишком известно читателям и имя Л. Докторова, хотя его рассказы появлялись в периодике с начала 80-х. На этот раз он выступает в редком еще в нашей фантастике жанре «космической оперы». В. Киршин во вполне традиционном сюжете о «переселении душ» нашел своеобразнейший поворот. «Что было бы, если…» – посылка невеселой киноповести Ю. Попова, своеобразно трактующей тему, введенную в наше искусство «Письмами мертвого человека». А вот повесть Е. Филенко глубоко оптимистична и гуманна. «Космическая робинзонада» на далекой планете дает возможность читателю задуматься о вполне земных и так необходимых сейчас вещах – сострадании и милосердии.

«Критика и библиография» представлены статьей Е. Тамарченко и материалами к библиографии пермской фантастики кудымкарского библиографа А. Мешавкина. Корни ее на прикамской земле уходят чуть ли не к началу пермской печати вообще.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Ю. Уральский
ЖАРКИЕ ДНИ ЗИМЫ
(Из записок оперуполномоченного уголовного розыска)

Рация, установленная на панели машины, издала длинный вибрирующий звук и смолкла.

– Антонов, ты где сейчас находишься? – раздался вслед за зуммером голос дежурного по отделу Долгушина.

– На Армавирской…

– Слушай, сгоняй на Нагорную девять, квартира пять…

– Что стряслось?

– Женщина какая-то звонила. Не то драка, не то убийство…

– Так драка или убийство? – как можно ехиднее спросил я.

– Мне отсюда не видать, – обиженно пробурчал Долгушин.

– Вечно у него так, – засмеялся сидевший за моей спиной инспектор уголовного розыска Ханов. – Драка, убийство… Ничего себе крайности.

– А что у нас на Нагорной? – спросил старший лейтенант Колесов.

– Зинка Круглова там живет. По кличке Брага, – ответил Ханов. Он обладал великолепной памятью и сейчас, небрежно развалясь на заднем сиденье машины, вещал. – В прошлом году участковый Митрошин составлял на нее протокол за самогоноварение. Целых тридцать литров! А вы знаете, как она закваску готовила? Ни в жисть не догадаетесь. Нальет в стиральную машину воды, насыплет сахару, дрожжей и целую ночь гоняет. А к утру бражка готова. Ну, а коль по закону все орудия производства положено изымать, Митрошин изъял у нее и стиральную машину. Приволок все это добро в отдел… Я у него спрашиваю: «Тебя, Митрошин, жена, что ли, из дому выгнала?» Он аж обиделся: «С чего ты взял?» «А машину, – говорю, – на кой черт приволок? Бельишко стирать будешь? Не хватало, чтобы ты наш отдел в прачечную самообслуживания превратил. Портки стирать…»

– Трепач, – устало произнес Колесов. – Язык без костей…

– Приедем, сам спросишь, – ничуть не обиделся Ханов.

Дом под номером девять стоял на отшибе. Это был двухэтажный, с одним подъездом, барак. Такие строили сразу после войны.

Света в коридоре нет. Подымаемся на второй этаж, освещая дорогу фонариком. Подходим к двери. Тишина.

– Очередная шутка дежурного Долгушина, – усмехается в темноте Ханов. – На ночь глядя…

Я легонько постучал. В ответ ни звука.

Колесов осторожно потянул дверь за ручку. Она оказалась незапертой.

Ханов осветил комнату фонариком.

На полу, недалеко от входа, головой к двери, прижавшись щекой к грязным доскам пола и неестественно подвернув левую руку, в луже крови лежала женщина.

Я щелкнул выключателем. Тусклая, ватт на сорок, лампочка вспыхнула под потолком.

Ханов, широко расставив ноги, склонился над телом.

– Круглова, – наконец произнес он. – Без всякого сомнения. Пойду вниз. Вызову экспертов и следователя.

Колесов тоже знает, что надо делать, – идет будить соседей.

Я, стоя у двери, осматриваю комнату. Комод, кровать, два табурета, стол… Все. Около комода, на полу, валяется кофточка. Из полуоткрытого ящика торчит рукав какого-то платья. Вещи в ящике свалены в кучу.

Я подошел к комоду. Он находился чуть правее и как-то под углом к пыльному прямоугольнику, соответствовавшему его прежнему месту.

Вернулся Ханов.

– Мне кажется, здесь что-то искали, – сказал я.

– С чего ты взял? – Ханов удивленно посмотрел на меня. – Что у нее искать? Вошь на аркане?..

– А вещи? Комод?

– Похоже, – неуверенно согласился он. – Комод – штука тяжелая… Это верно.

В коридоре послышался шум. В проеме двери появился Колесов. Позади него маячил «мужичок с ноготок».

– Это Кузьмич, – сказал Ханов. – Он частенько здесь бывает. С ним надо бы поподробнее поговорить.

– Хорошо, – кивнул я и, оставив Ханова продолжать осмотр, вышел в коридор.

В коридоре стояли еще человек пять соседей. Заспанные и злые. Времени уже первый час ночи.

– Зачем подняли? – раздраженно спросила высокая худая женщина. – Рабочий день завтра. Прямо ни днем, ни ночью покоя нет!

– От кого? – я внимательно посмотрел на нее.

– От жильцов таких! – женщина кивком указала на дверь квартиры Кругловой. – Ну, куда я завтра с больной-то головой?.. Какой я работничек завтра?

– Мы вас долго не задержим, – сказал я. – Нам необходимо уточнить, кто из вас сегодня, то есть вчера, двадцать шестого, находился днем дома.

– Я был дома, – сказал Кузьмич. – Цельный день. Правда, отлучался часика на два… Ну… сами понимаете… подлечиться тоже надоть…

– Вот, вот! – перебила его высокая худая женщина. – Алкаши проклятые! И где только деньги берут?

– Случилось-то что? – спросила толстушка, стоявшая у самой двери.

– Убивство случилось, вот что! – брякнул вдруг Кузьмич, все ж таки разглядевший в полумраке комнаты труп Кругловой.

Женщина, вскрикнув, отшатнулась от двери.

– Кого убили-то? Зинку? – наконец опомнилась толстушка.

– Да. Был у нее кто-нибудь днем?

– К ней все Клавка бегает. Подружки они, – сообщила высокая худая женщина. – Одного поля ягоды… Через четыре дома отсюда живет. Я ее утром, часиков в восемь, видела. Может, чуть позже…

– Где вы ее видели?

– Во дворе и видела… Да вон и Шурка ее видела сегодня, – указала она на толстушку.

– Во сколько?

– Часов в девять, – ответила толстушка. – Я здесь в магазине неподалеку работаю. Мне баллон с газом должны были привезти. Ну, я и отпросилась. Только во двор вхожу, смотрю, Клавка из подъезда выходит. Сумочка в руке хозяйственная. И так, бочком, шасть мимо меня и покатенила в сторону магазина, аж снег клубится. Она здесь каждый божий день ошивается.

– А во сколько она назад вернулась?

– Не видела. Врать не буду. Знаю только, что в магазине она была. Нина Игнатьевна – продавец винного отдела – сказала, что Клавка у нее две бутылки водки и бутылку портвейна клянчила.

– Дала? – спросил я, внимательно глядя на Шурку. – Время-то раннее.

– Не знаю… – потупилась Шурка.

– Та-ак… – усмехнулся я. – В детство впадаем. Запоздалые угрызения совести.

– Дала, – ответила Шурка.

– Я пойду к Клавке, – сказал Колесов. – Приведу ее сюда.

Ровно в час ночи приехала опергруппа во главе с начальником уголовного розыска майором Кудряшовым. А еще через пять минут судмедэксперт Рогов сообщил:

– Убита ножом. Смерть наступила часов десять назад. Точнее скажу после вскрытия.

Мы спустились на первый этаж и с разрешения Кузьмича устроили в его квартире временный «командный» пункт. Впереди ждала бессонная ночь и первый нервный день работы по «горячим» следам.

– Ну, что, Михаил Кузьмич, побалакаем? – спросил Кудряшов, доставая из кармана ручку и записную книжку.

– Я завсегда… – с готовностью кивнул Кузьмич.

– Расскажите все, что вам известно о Кругловой, – несколько резковато попросил Кудряшов.

– Если все рассказывать, ночи не хватит, – горько усмехнулся Кузьмич. – Всяко было… О покойниках плохо не говорят. И я не скажу. Это бабы от злости да из зависти такого наговорят… А у меня злости-то никакой, жалость только. Жалел я ее… Да и попивать-то она стала года три назад, а потом и вообще спилась. Вишь, как скрутило ее… Тут и пошло-поехало… Подружка у нее появилась – Клавка эта. Она ведь моложе Кругловой, почитай, лет на двадцать пять. Смазливая. Таких мужики любят. Ну вот, Клавка, фамилия у нее Смолина, а кличут все больше Рыжая, и начала водить с подружками к Зинке мужиков. Пьянки, драки… Потом с самогонкой этой… В прошлом годе, кажись, было. И надо же бабе додуматься – брагу в стиральной машине варила! Пожалели. Не стали привлекать. Я ей скоко раз говорил: «Остепенись, Зинаида. Добром не кончишь». Да куда там… А накануне этого, – Кузьмич указал пальцем на потолок, – тихо стало. Дня за четыре. Никто не приходил. Только Рыжая и забегала.

– И кто же у нее собирался? – спросил я.

– Обычный контингент, – ввернул мудреное словечко Кузьмич. – Клавка, Васька Крюков… Все нашенские. Неподалеку тут живут. Со стороны никого.

– И большие компании собирались? – спросил Кудряшов.

– Когда как… Бывало и человек по десять.

– Вы, мне помнится, сказали, что дня за четыре «до этого» тихо стало. Что вы имели в виду?

– А-а… – махнул Кузьмич худой жилистой ладонью. – Обычное дело. Драка была. Милиция приезжала. Кажись, всех и забрали. Зинаида вечером, часов в десять, пришла ко мне. Говорит, обещали дело на нее завесть. Советовалась… Испугалась, видно.

– О чем советовалась?

– Да о жизни. Надоело, говорит, все. Уеду я. Или квартиру сменю. И то правда. Что мыкаться-то? Ревела… Да куда она поедет? Родных, видно, нет. Мужика тоже… Было бы куда, давно бы уехала. Житуха – она сложная вещь. С бухты-барахты не проживешь. Это пока молодые, ишшо кочевряжимся, а как одной ногой в могилу станешь, ох как внове жить начать охота! Да поздно уж…

«А Кузьмич-то – философ», – подумал я.

– Я, пожалуй, наверх подымусь, – сказал Ханов. – Может, что новенькое…

Кудряшов одобрительно кивнул.

Допрос Смолиной начали только в третьем часу ночи, через пятнадцать минут после отъезда опергруппы.

Наревевшись досыта, она, наконец, стала давать показания.

– Пришла я к Кругловой часов в девять утра. Зинка была дома одна, но вела себя как-то странно. Разговаривала со мной невнимательно, отвечала невпопад. Вижу, разговор у нас не клеится. «Ты что, – говорю, – заболела, что ли?» Она вдруг и говорит: «Слетай, Клав, в магазин». Я аж удивилась: «Рано ведь еще! Не дадут. Времени-то только девять пропикало». Она меня словно не слышала. «Я тебе денег дам, – отвечает. – Купи две бутылки водки и бутылку вина». И подает мне пятнадцать рублей пятерками. Делать нечего. Взяла я у нее сумку и пошла, а сама думаю: «Что это на нее накатило?» Вышла я, значит, в коридор, дверь прикрыла и уж совсем уходить собралась, вдруг смотрю, а в общей кухне кто-то сидит и курит. Врать не буду, человека этого я в лицо не видела, заметила только – дым вьется да из-за холодильника носок ботинка торчит.

– Во сколько вы вернулись? – спросил я.

– Примерно через час. Но Зинка меня даже на порог не пустила. Сумку я ей в коридоре отдала. Я даже обиделась поначалу. Но после остыла. Думаю, зайду вечером, узнаю, что это за мужик такой завелся, которого на людях показывать нельзя. Вечером, часов в десять, пошла. Прихожу, а дверь на замке. Ключ у меня был: подруги как-никак. Я дверь открыла, а она…

– Опишите нам приметы ботинка, – попросил Колесов.

– Ботинок как ботинок… – удивилась Смолина.

– Нет, все ботинки разные. По цвету, по форме…

– Этот был черный и блестел. Я еще тогда подумала: «Вот фраер, выпендрился! На улице мороз под сорок, а он корочки лаковые напялил!»

– Вы не ошиблись? – спросил я.

– Точно, лаковые! Умереть мне на этом месте!

– Ответьте, пожалуйста, – сказал Кудряшов, – почему у Кругловой последние дни тихо стало? Почему не собирались обычные компании? Ведь раньше, помнится, ни одного дня без пьянки не обходилось.

– Все очень просто. Двадцать первого один лопух драку здесь затеял. Ваши приезжали. Забрали всех. А участковый Зинке сказал, что если не угомонится, то против нее возбудят уголовное дело за притонодержание.

– За притоносодержание, – поправил Ханов.

– Вот-вот, – закивала Смолина. – Пугал! Знаю я. Если бы была такая статья, давно бы дело смастрячили. Но Зинка напугалась. Никого к себе не пускала.

– Статья такая есть, – сказал Колесов. – Можете быть уверены. Не зря она испугалась.

– Кто же затеял драку? – спросил Ханов.

– Чужой…

– В каком смысле?

– Васька Крюков его возле магазина подцепил. На свою голову… С ним и подрался.

– Из-за чего?

– Из-за Гальки. Васька уже давно с ней…

– Значит, всех забрали? – уточнил Кудряшов.

– Всех, – утвердительно кивнула Смолина.

– А вас?

– Меня? – несказанно удивилась Смолина. – Меня-то за что? Я не ворую и не дерусь…

– За тунеядство, – подсказал Ханов. – Такая статья тоже есть. Лучше скажите, вы не трогали какие-либо вещи в комнате Кругловой, когда приходили к ней вчера вечером?

– Что вы имеете в виду? – сухо спросила Смолина.

– Я хочу знать, не брали ли вы какие-нибудь вещи из комода?

– Мне брать вещи? – откровенно обиделась Смолина. – Да у Зинки и вещей-то порядочных не было. Старье одно.

В книге задержанных за двадцать первое декабря было записано, что в двадцать часов пятнадцать минут с улицы Нагорной, девять в отдел доставлены: Крюков Василий Федорович, 1944 года рождения, без определенных занятий; Вахлова Галина Игнатьевна, 1946 года рождения, без определенных занятий, и Терентьев Николай Степанович, 1943 года рождения, шофер. Проживает: станция Гора, улица Первомайская, 132. В графе «принятые меры» стояло: осуждены по указу ПВС, на пятнадцать суток.

– С кого начнем? – спросил Кудряшов.

– Не вижу разницы, – ответил Ханов. – Ваську Крюкова я знаю.

– Тогда с Терентьева?..

– Все равно, – согласился я. – На безрыбье…

Терентьев, невысокий тщедушный парень в сером пальто и таких же серых брюках, нервно мял в руках черную кроличью шапку.

– Садитесь, – предложил Колесов.

Терентьев робко подошел к столу и нерешительно опустился на краешек стула.

– С какой целью вы приехали в Горноуральск? – спросил Кудряшов.

– Посмотреть город… – тихо, почти шепотом ответил Терентьев и сглотнул слюну. – Давно здесь не был.

– Когда вы сюда приехали?

– Двадцать первого…

– Значит, никакой другой цели у вас не было?

– Нет…

– А каким образом вы очутились на улице Нагорной, девять?

– Погреться зашел. Зима…

– И как же вы нашли этот дом?

– Проходил мимо, а тут какой-то мужик… Ну, в общем… зашел. Выпили… закусили…

– А после? – спросил я.

– После драка вышла.

– И все?

– Все, – Терентьев пожал плечами. – А что еще? Уж и в областной центр приехать нельзя, что ли?

– Можно, – устало произнес Кудряшов. – Можно…

Терентьева увели.

Следующим был Крюков. Он был крепко сложен, широк в плечах. Но лицо… Лицо испитое, под глазами мешки. Сизый, со склеротическими прожилками нос. Под левым глазом обширный кровоподтек. Слюна, скопившаяся в уголках рта. Трясущиеся, словно в лихорадке, руки.

– Часто пьем? – спросил Колесов.

– Случается… – неопределенно ответил Крюков. – Ну… в общем…

– И не надоело тебе? – Ханов огорченно покачал головой.

– Чо? – переспросил Крюков. – Я ведь это…

– Что это? Что? – накинулся на него Ханов. – Жену бросил, дома не живешь! Конченый ты человек, Крюков!

– Ну, да… – согласно закивал Крюков. – Ну… это… Я ведь пью, а она… ну… дите там, значит… растет.

– У вас богатейший запас слов, – невесело усмехнулся Кудряшов. – Как у Эллочки Щукиной.

– У нас живет?.. – живо заинтересовался Крюков. – Не знаю… Такой не слыхал…

– Это сейчас неважно, – отмахнулся Кудряшов. – Еще познакомишься.

– А-а… ну, да… – вновь закивал Крюков и осторожно потрогал пальцем синяк под заплывшим кровью глазом.

– Болит? – поинтересовался я.

– А-а… ну, да… То есть нет…

– С тобой много не наговоришь, – откровенно взорвался Ханов. – Но придется. Делать нечего. Кто это такой фонарь тебе подвесил?

– А? Ну, да… Этот… как его?.. Ну… козел один. Не нашенский.

– К Кругловой вы его привели?

– А? Ну, да… Знаете уже? Я… да он сам… ну… это… – Крюков наморщил лоб и поскреб нос грязным обкусанным ногтем. Он явно напрягал свою память, но контуженный алкоголем мозг отказывался повиноваться ему.

– Давайте по порядку, – решил я помочь Крюкову. – Какого числа это было?

– Двадцать первого, кажись, – наконец вырвался из пустоты Крюков. – Ну, да… точно… двадцать первого и было.

– Где вы с ним познакомились? Или раньше знали?

– Я? – переспросил Крюков. – Не-ет! Не знал. В тот день и… у магазина. У Зинки Кругловой пили… водка кончилась… ну, я и пошел… в магазин.

– Так, хорошо, – похвалил Кудряшов. – Дальше.

– Он меня спрашивает: «Где Нагорная?» А я говорю: «Тебе кого? Я там всех… ну… знаю». Он говорит: «Зинку Степанову. В двенадцатом доме живет. Может, знаешь?» «Нет, – говорю. – У нас в улице и дома-то такого нет. На одиннадцатом номере кончается. Одна, – говорю, – Зинка и живет – Круглова». Он говорит: «Мне ее не надо. Мне Степанову». «Нету, – говорю, – Степановой». «Жалко, – говорит. – Я к ей ехал. Чо делать-то теперь! Не лето, поди». Я ему говорю: «Деньги есть? Бери пузырь… Фатера будет. Погреешься…» Ну и это… пошли.

– С незнакомым человеком? – сделал Кудряшов удивленное лицо.

– А чо? Он ведь взял… четыре пузыря. Это… нормально… А? Ну, да… если подумать…

– Во сколько это было? – едва сдерживая смех, спросил Колесов.

– Часа в три…

– А сколько длилось ваше мирное сосуществование? – спросил Ханов.

– Хм… Чо? А? Ну, да… я это… пили…

– Из-за чего подрались, – прервал я Крюкова, заметив, что его вновь заносит.

– Из-за Гальки, – неожиданно занервничал Крюков. – Он… козел! Это… Ну, в общем…

– Ясно, – констатировал Кудряшов. – Подробностей не надо. Они нам известны.

Вечером в кабинете Кудряшова Колесов докладывал:

– Проверка личности Кругловой ничего не дала. Я опросил более двадцати человек, хорошо знавших ее. Никаких зацепок. Глухо, как в танке.

– Значит, если я правильно тебя понял, – спросил Кудряшов, – видимых причин для ее убийства нет?

– Пока нет, – уклончиво ответил Колесов.

– А если исходить из того, что мы имеем? Хотя бы из показаний Крюкова? – напомнил я. – Он утверждает, что Терентьев сам спросил у него про Нагорную.

– Крюков – алкаш! – возразил Ханов. – У него с мозгами полный сквозняк. Да к тому же он был пьян. Я ведь прекрасно понимаю, куда гнет Антонов. Из показаний Крюкова следует, что Терентьев не случайно попал к Кругловой, а был сориентирован на этот адрес заранее. Так?

– Так, – усмехнулся я. – Ты, как всегда, делаешь правильные выводы.

– Благодарю за комплимент, – театрально склонил голову Ханов. – Но хочу тебя огорчить. Если Терентьев, исходя из твоей версии, приехал в Горноуральск с каким-либо поручением, скажем, на разведку, то он не нажрался бы в этот день, как свинья, и не полез бы в драку. Это нелогично!

– А ты всегда поступаешь по законам логики? – спросил я. – Обстоятельства совершенно не влияют на тебя?

– Влияют. Но… я, тем не менее, стараюсь подчинить их какой-то определенной, заранее выбранной цели. То же должен был сделать и Терентьев.

– Терентьев, к сожалению, не так силен в логике, – встал на мою сторону Колесов. – Он из той породы людей, которые вначале делают, а уж потом начинают соображать, чем подобная поспешность может для них обернуться.

– Если вас послушать, – упирался Ханов, – то вокруг сплошные идиоты.

– Не усугубляй, – остановил я Ханова. – Ты противоречишь самому себе. Не позднее чем минуту назад ты сомневался в умственных способностях Крюкова. Не так ли?

– Так, – Ханов отчаянно взъерошил волосы. – Но…

– Значит, все-таки бывают исключения из правил? – наседал я. – Что ты на это скажешь? Люди есть люди. Терентьев не исключение. Не все столь функциональны, как ты. Кроме того, драку затеял не он, а Крюков.

– Но, когда Терентьев приставал к этой самой Гальке, разве он не мог предвидеть последствий? – не сдавался Ханов. – Если его кто-либо прислал сюда, то надо было сидеть тихо, как мышь.

– Опять за рыбу деньги! – обозлился я. – У Терентьева две судимости! А старые грехи долго держат за хвост.

– И новые знакомства тоже, – вставил Колесов. – Откуда мы можем знать, с кем свела его судьба в местах не столь отдаленных? Нет, я склонен к более тщательной проверке Терентьева.

– Глупости! – горячился Ханов. – Глу-по-сти! Я даже готов взять вашу версию как основную и прокатить ее во всех плоскостях, но… Предположим, вы в чем-то правы. Тогда как должен был поступить Терентьев? Он обязательно предпринял бы шаги…

– К побегу? – не дал ему договорить Кудряшов.

– Да, – кивнул Ханов. – Административно осужденные на работе не охраняются. А он все еще здесь.

– Вот тут ты не прав, – наставительно произнес Колесов. – Убежать Терентьев, к великому сожалению, не смог бы. Дело в том, что он уже пятый день занимается ремонтом непосредственно в помещении КПЗ и никуда из нее не выводился. И для того, чтобы отмести или подтвердить наше предположение, Терентьева необходимо срочно вывезти на волю. Административники чаще всего работают на заводе железобетонных изделий. Туда его и надо отправить. А там посмотрим.

– Мне кажется, – не согласился Кудряшов, – сейчас все это уже не имеет смысла. Убийца прекрасно обошелся и без информации Терентьева. Если, конечно, мы не ошибаемся в той роли, какая Терентьеву отводилась.

– Поживем – увидим, – настаивал Колесов. – Терять нам все равно нечего. Проверить свои предположения мы обязаны. Тут двух мнений быть не может. Если Терентьев не был в курсе того, какая судьба уготована Кругловой, то сейчас мы должны снабдить его такой информацией. И если Терентьев тот, за кого мы его принимаем, он или даст показания, или… при первой возможности рванет из Горноуральска.

Допрос продолжался уже минут тридцать.

– Я еще раз спрашиваю, – в десятый раз повторял свой вопрос Ханов, – с какой целью вы приехали в Горноуральск?

«Странно, – подумал я. – Какой смысл ему запираться? Причин может быть лишь две. Первая: он вообще не тот, за кого мы его принимаем. И вторая: он просто-напросто боится».

– Вы сейчас, Терентьев, напоминаете мне сейф с секретными документами, – в сердцах сказал Ханов.

По лицу Терентьева скользнула легкая усмешка, но он смолчал.

«Правильно, – подумал я. – Скажешь «а», придется говорить «б» и так далее».

– А вы знаете, Терентьев, что произошло вчера на… – начал было Ханов, но я не дал ему договорить.

– Скажите, сколько дней вам осталось отбывать наказание?

– Девять… – недоуменно посмотрел на меня Терентьев. – А что?..

– Вот и отбывайте, – спокойно сказал я. – Уведите его.

Колесов увел Терентьева.

– Ты что наделал? – сразу же набросился на меня Ханов. – Я же хотел…

– Хотеть никогда не поздно, – ответил я. – Надо еще и думать.

– Ну, знаешь ли!.. – обозлился Ханов. – Мы же договорились, что подкинем Терентьеву кой-какую информацию.

– Ты ее уже подкинул, – не обращая внимания на выкрики Ханова, сказал я. – Теперь пусть Терентьев поразмышляет на досуге над тем, что произошло «вчера на…»

– Пожалуй, ты прав, – несколько поостыл Ханов. – Прости, что сорвался.

– Заметано… – я подмигнул ему.

Вернулся Колесов.

– Как чувствует себя Терентьев? – сразу же спросил у него Ханов.

– Готовится к побегу, товарищ старший лейтенант! – взял под козырек Колесов. – Только что попросил у меня лопату. По всей видимости, для сооружения подкопа.

– Тьфу! – сплюнул в сердцах Ханов. – Я серьезно, а ты…

– И я серьезно, – загоготал Колесов.

В кабинет вошел Кудряшов.

– Поговорили с Терентьевым? – спросил он.

– Все в норме, – ответил Ханов. – Надо ждать результатов.

– Ждать да догонять, хуже нет, – без особого энтузиазма произнес Кудряшов. – Есть у меня предложение. – Он помолчал. – Состоит оно вот в чем: надо бы поехать на станцию Гора для наиболее полного установления связей Терентьева. Время не ждет. Кто поедет?

– Я, – сразу повеселел Ханов. По натуре темпераментный и жизнерадостный, он явно тяготился скучной и пока безрезультатной кабинетной работой по делу Кругловой. Он мог сутками сидеть в засаде, изматывая себя и других, идти по следу преступника, но вести допросы, копаться в бумагах… Это было свыше его сил!

– Хорошо, – согласился Кудряшов. – Поедешь… вместе с Антоновым.

– Когда надо ехать? – спросил я.

– Прямо сегодня. Ночным поездом. С местным отделом милиции я уже договорился.

– А Терентьев? – заволновался Ханов.

– Терентьевым займется Колесов. Результаты мы вам сообщим.

– Но… перед отъездом надо бы выяснить некоторые вопросы, – напомнил я.

– Выкладывай, – разрешил Кудряшов. – Недомолвок быть не должно.

– Первое. Что искали в квартире Кругловой? Второе. Где окурки от сигарет, которые курил мужчина, находившийся у Кругловой утром двадцать шестого? И третье. Где бутылки из-под водки и портвейна, которые купила Смолина?

– Вопросы серьезные, – согласился Кудряшов.

– Необходимо еще раз осмотреть квартиру Кругловой, – предложил я. – И, кроме того, тщательно прочесать всю местность, прилегающую к дому Кругловой. Есть мнение, что окурки и бутылки он унес с собой и выбросил где-нибудь на пустыре.

– Все верно, – озабоченно кивнул Кудряшов. – Завтра этим и займемся. Если твои выводы верны, найдем. Но факт не в нашу пользу.

На станцию Гора прибыли ранним утром. Из вагона вышли всего три человека, да нас двое. Перрон был пуст.

– Провинция… – с какой-то завистью сказал Ханов. – Спят, суслики. У нас небось уже друг дружку в автобусах давят.

Мы вышли на привокзальную площадь. Нас никто не встречал. Так было решено заранее.

Город, расположенный вблизи станции Гора, я хорошо знал еще с юношеских лет. Здесь жил мой родственник. У него мы и решили остановиться.

В доме родственника еще спали. Мы разбудили их, стуча в ставень окна, и через пять минут уже были в теплой комнате.

Александр Петрович, или просто дядя Саша, хлопочет у стола. Его жена, добродушная и приветливая тетка Мария, достает из русской печки чугунок, из которого несется ароматный запах жаркого.

После завтрака мы с дядей Сашей удалились в спальню посекретничать.

– Можете на меня рассчитывать, – сказал дядя Саша и, немного помолчав, добавил: – И на мою машину «Жигули». Недавно купил.

– Примем к сведению, – не скрывая удовлетворения, кивнул я.

– А ты, племяш, человека с городом познакомь, – предложил дядя Саша. – Каждый солдат должен знать свой маневр…

– Спасибо за совет, – улыбнулся я. – Так мы и сделаем.

Как было условлено заранее, Ханов сразу же отправился в отдел милиции решать вопрос об организации наблюдения за домом Терентьева, я на рейсовом автобусе поехал в автоколонну, расположенную на окраине города, неподалеку от карьера.

Начальник автоколонны Дмитрий Степанович Волков, лет шестидесяти, невысокого роста крепыш, резво бегал по своему просторному кабинету и, отчаянно жестикулируя, рассказывал:

– Терентьев работает у нас почти год. Я его с первых дней заметил. Честно скажу, не хотел брать. Судимость – это не шутка.

– Две судимости, – поправил я.

– Нехай две, – отмахнулся Волков. – Я и говорю. А в принципе это значения не имеет. Важен факт. Я лично боялся, что он будет дурно влиять на моих шоферов. Да и как они сами отнесутся к нему? Работаем мы по бригадному подряду. Выходит, и Терентьева в бригаду пристраивать придется. В общем, не простой это был для руководства вопрос. Да и для меня тоже. Решили рискнуть. Права у него дай бог каждому. В машине разбирается получше многих. И технику любит. Сам видел. Все после смены домой, а он что-то там ковыряется, отлаживает. Короче, я к нему претензий не имел.

– А сейчас? – спросил я.

– Что и говорить – факт неприятный, – вздохнул Волков. – Пятнадцать суток… Вот сукин сын! «Отпусти, – говорит, – Дмитрий Степанович, на денек в Горноуральск…» Я и подмахнул. В конце года! План подтягиваем, людей не хватает… Как он меня уломал?! Задам я ему перцу, ох, задам! Но… я так понимаю, из-за простых пятнадцати суток из областного центра милиция не поедет. Значит, стряслось что-то поважнее?

– Стряслось, – согласился я. – Но… в силу обстоятельств, не могу пока информировать вас подробнее. Вы уж не обижайтесь.

– Я понимаю. Нельзя, – значит, нельзя. О чем говорить?

– Скажите, Дмитрий Степанович, а с кем Терентьев поддерживал наиболее тесные отношения?

– Да ни с кем, – уверенно ответил Волков. – Держался особняком. Если только по работе… Тут ведь никуда не денешься. А чтобы дружить… Нет. Я ведь понимаю, что с его прошлым… Это как проказа. Да и шофера поначалу, как мне кажется, слишком уж предвзято к нему относились. Но, что поделаешь… Жизнь есть жизнь.

– А за дни отсутствия Терентьева никто из посторонних им не интересовался?

– Посторонние? – переспросил Волков. – Посторонние… – Он резко просеменил к столу, нажал кнопку селектора. – Варвара Анатольевна, зайди. Будь добренька…

– Это диспетчер, – ответил на мой вопросительный взгляд Волков. – И наше справочное бюро. Она здесь тридцать с лишним лет работает. Знает всех и вся. Сами увидите…

Варвара Анатольевна, высокая, чрезмерно полная женщина, медленно вошла в кабинет и внимательным, оценивающим взглядом посмотрела в мою сторону.

– Вы не местный, – уверенно заключила она.

– Товарищ из Горноуральска, – представил меня Волков. – Из уголовного розыска.

– Очень приятно, – грудным голосом произнесла Варвара Анатольевна, но на ее лице не отразилось ни интереса, ни участия.

– Товарища интересует Терентьев, – взял на себя роль посредника Волков.

– Что конкретно? – деловито осведомилась Варвара Анатольевна.

– Меня интересуют его знакомства, – торопливо сказал я, видя, как Волков уже раскрыл рот для того, чтобы вновь продублировать меня.

– Какие у Кольки знакомые, – Варвара Анатольевна присела на стул. – В гараже их у него не было. А в городе… Почитай, всех его бывших дружков пересадили. Я его с детства знаю. Он с моим Генкой до восьмого класса учился. Взбалмошный парень. А когда он в гараже появился, ну, думаю, хлебнем с ним горюшка! Но, надо честно признаться, ошиблась. Видно, тюремная наука ему впрок пошла.

– Товарища интересует, не приходил ли кто к Терентьеву в гараж из посторонних? – снова продублировал меня Волков.

– Из посторонних к нему приходил только один парень. И тоже не нашенский. Высокий такой. В кожаном пальто. Шикарная шапка…

– Когда это было? – даже не пытаясь скрыть заинтересованности, спросил я.