Текст книги "Стреляй первым"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Глава 29

Когда Григорий Александрович вернулся во вторник вечером в пустую квартиру, ему стало нехорошо. Все вроде бы было на месте – вещи, фотографии, халат Ольги, в спешке брошенный на кровать, – но не было самого главного. Не было его семьи.

И тогда он понял свою ошибку: десять лет он денно и нощно зарабатывал деньги, чтобы обеспечить безбедное существование своей семье. Потом он не захотел отдавать эти деньги Шульцу, потому что не хотел лишать семью безбедного существования. А теперь он рисковал потерять семью и деньги одновременно. Как-то все это оказалось взаимосвязано… Надо было сразу отдать Шульцу все, что он просит. Ибо если деньги должны были обеспечить безопасность жены и дочери от мерзостей окружающего мира, то почему же он не использовал деньги по назначению? Почему он не защитился ими от Шульца?

У него не было ответов на эти вопросы. Но одно Григорий Александрович знал точно – какой бы скотиной ни был Шульц, он превосходно знал болевые точки Резниченко, и одну из них четко обозначил в утреннем телефонном разговоре:

«Кого ты больше любишь?! Семью или деньги?»

Что ты способен сделать за деньги? И что ты способен сделать ради своей семьи? Вот вопрос вопросов.

Через полчаса, выпив полбутылки ледяной водки из холодильника, практически не закусывая, Григорий Александрович знал ответ: «Я умру, но вытащу их оттуда. Я пойду по миру, но вытащу их оттуда. Я сяду в тюрьму, но не позволю причинять боль моей семье. И я убью всех, кто станет на моем пути!»

Доза алкоголя оказалась достаточной, и вскоре он заснул, не раздеваясь, на диване.

Он не сумел допить бутылку до конца, и, вероятно, это было к лучшему – неизвестно, до чего бы он додумался после целой бутылки.

Пока Григорий Александрович спал, его новый знакомый Аркадий Семенович пил кофе в ресторане «Тропикана» и беседовал о жизни, судьбе и гадании на кофейной гуще. Потом он писал записки, показывая собеседнику и тут же их сжигал.

Анатолий Кожин, одолжив перед этим у Диспетчера снайперскую винтовку, уехал за город и там, в лесу, хладнокровно расстреливал шишки на деревьях, восстанавливая былые навыки. Он полагал, что эти навыки понадобятся ему в субботу вечером.

Заместитель начальника службы безопасности Казаков повел Анжелу в бар. Он сидел рядом с ней у стойки и считал в уме количество выпитых ею коктейлей. По его расчетам, приступ болтливости должен был случиться с ней после пятого, но то ли он ошибся в расчетах, то ли бармен разбавлял вино водой. Поэтому Казаков подождал, когда Анжела, чуть пошатываясь, направилась к женскому туалету, заказал рюмку водки и вьшил ее в очередной коктейль.

Приняв этот напиток внутрь, Анжела принялась рассказывать такое и в таких количествах, что у Казакова закружилась голова от обилия информации. Он едва успевал запоминать, что относится к Резниченко, а что – к другим сотрудникам фирмы.

В тот же вечер Вадим довел свой файл до логически идеального состояния. Он положил дискету в карман пиджака, чтобы не забыть ее утром. В среду он собирался предложить свой опус Олегу Михайловичу Тарасову.

Следователь Шестов сидел на подоконнике в кухне своей холостяцкой квартиры и курил. Обычно он старался дома не думать о работе, чтобы не перенапрягать мозги, но сегодня чертов «мерседес» выбил его из колеи. Во всем этом было нечто настолько важное, что Тарасов лично приехал побеседовать с ним. А само дело выходило определенно «мертвым».

Сегодня Шестов битый час показывал картинки с силуэтами машин двоим пацанам, которые вроде бы видели издалека, как погибший впоследствии Денис Сладков садится в белую машину. Один опознал белую машину как «тоёту», другой – как «форд-эскорт», и на этом Шестов, раздраженно плюнув, закончил допрос подрастающего поколения.

Правда, эксперт обнаружил на ногах и руках Прошакова некие следы, на основании которых сделал вывод: перед смертью тот был привязан то ли к столбу, то ли к стулу, но убит был именно в связанном состоянии, иначе следы от веревок на теле не сохранились бы так долго. Значит, убили его не в парке, да еще на брюках и ботинках убитого осталась каменная пыль, из чего эксперт заключил, что в тот день Прошаков успел полазить по подвалам или пещерам. Но что толку в этих сновидениях? Знать бы, почему суетится Тарасов?

Они сказали: это инсценировка, чтобы скомпрометировать фирму… Немного передергивают. Их охранная система обслуживает собственные фирмы, банки и так далее. На рынке охранных услуг они практически не работают, так что какие конкуренты? Какая компрометация?

А если… Если действительно хотели скомпрометировать, но не охранную систему Тарасова. А всего лишь одного человека. С кем ездил последний год Прошаков, кого он возил на работу?

Шестов вспомнил сердитое выражение лица Резниченко: «И руку он мне на колено не клал!» Если бы Резниченко пытались скомпрометировать… Сделать из него гомосексуалиста… Это уже интересно.

Надо бы поподробнее узнать об отношениях Резниченко и Тарасова. Хорошо бы подробно поговорить с Григорием Александровичем один на один.

Шестов открыл ежедневник и записал на четверг: «Вызвать на допрос Г. А. Резниченко».

А может быть, Резниченко действительно гомосексуалист? Тарасов знает об этом и хочет предать этот факт гласности с наибольшим шумом, чтобы выкинуть Резниченко из фирмы?

Шестов снова открыл ежедневник и записал на пятницу: «Вызвать на допрос жену Резниченко».

Глава 30

У Анжелы было какое-то болезненное лицо, и Резниченко предложил ей отправиться домой, подлечиться. Та с облегчением приняла это предложение, собрала сумочку и, еще раз поблагодарив Григория Александровича за заботу, объяснила свое состояние тем, что вчера до поздней ночи сидела над документами.

– Тем более отдохни, – напутствовал ее Резниченко. Как только Анжела ушла, он позвонил Аркадию Семеновичу:

– В пятницу большую сумму наличности будут забирать из Щелковского отделения «Грот-банка». Утром, около десяти.

– Хорошо. – Диспетчер быстро записывал информацию. – Что-то еще?

– Днем на нашу швейную фабрику приедут несколько предпринимателей из Казани за товаром. Платить будут наличными.

– И это хорошо, – одобрил Аркадий Семенович. – Откуда они поедут и какие есть подъезды к фабрике?

Резниченко подробно объяснил.

– Ну вот и все, что от вас требовалось, – с оптимизмом заявил Аркадий Семенович.

– Разве?

– Ну, конечно, еще и хранилище… Этого никто, кроме вас, не сделает. Помните, ради чего все это…

– Я-то не забуду, – Резниченко вспомнил свою пустую квартиру и помрачнел. Он надеялся на благополучный исход дела, но помнил он и то, как рассыпались в прах надежды, связанные с обедом в «Пицца-хат», если и в этот раз они проиграют, то последствия будут фатальными.

Около часа позвонил давешний следователь:

– Григорий Александрович, загляните к нам, если не трудно…

– Непременно, но скорей всего я освобожусь только на следующей неделе, – дипломатично ответил Резниченко, подумав: «Только этого еще не хватало».

– А как насчет четверга? Не сможете?

– Нет, вряд ли. Заканчивается полугодие, отчеты, балансы, налоги – голова кругом идет, – пожаловался Григорий Александрович, хотя голова у него шла кругом совсем по другой причине.

– Значит, на следующей неделе… Вторник вас устроит?

– Лучше среда.

«В среду уже все закончится. В среду я буду или мертв, или счастлив до потери сознания», – подумал он и повторил:

– Да, в среду я уже освобожусь.

– Отлично, тогда я пришлю вам официальную повестку. А ваша супруга не могла бы подъехать к нам?

Резниченко будто ударили по голове огромным молотком.

– А она-то вам зачем? Она-то здесь совершенно ни при чем! – Он будто оправдывался, и Шестов заметил эту интонацию.

– Ничего страшного, – попытался успокоить он Резниченко. – Разговор буквально на пять минут, я могу домой к вам заехать в крайнем случае…

– Нет! Не надо, – резко ответил Григорий Александрович и тут же спохватился: – Видите ли, Ольга с дочерью вчера уехали из Москвы.

– Жаль… А далеко?

– Далеко. В Прагу. Пока дочь на каникулах…

– Понятно. А когда они вернутся?

– Даже и не знаю… Они поехали без туристической путевки, сами по себе. И могут задержаться надолго…

– Очень жаль. А вы не знаете, как ее можно найти в Чехии? Отель, в котором они остановятся? Знакомые, которых они навестят?

– Да нет, – ответил Резниченко, нервничая все больше и больше. – Мы не планировали каких-то отелей… Она сказала, что будет от меня отдыхать, так что даже не знаю, будет ли она оттуда звонить. Может статься, что и я не смогу с ней связаться до ее возвращения… Но я сам готов ответить на любые ваши вопросы! Спросите у меня то, что вы хотели спросить у жены.

– Непременно… Григорий Александрович, а у вас нет случайно в гараже белой «тоёты»? – неожиданно спросил Шестов.

– Нет, а что…

– А белого «форда»?

– У меня есть белый «линкольн».

– Нет, это не то, – разочарованно сказал Шестов. – А на какой машине возил вас покойный Прошаков?

– На черной «волге».

– Серьезно? – изумился Шестов. – Да вы, оказывается, патриот отечественного автомобилестроения! Тогда я буду еще с большим нетерпением ждать вас в среду, у меня есть сломанный «москвич», и я хочу его подарить вам!

Выслушав негромкий и, как показалось Шестову, искусственный смешок Григория Александровича, следователь повесил трубку.

Теперь он думал об одной фразе, произнесенной Резниченко в телефонном разговоре: «Она сказала, что будет от меня отдыхать». Жена забрала дочь и уехала за границу. На неопределенный срок. Что заставило ее пойти на такие действия?

Шестов выглянул в коридор, где курили несколько милиционеров, и крикнул:

– Кто знает телефон нашего посольства в Праге?

Глава 31

В пятницу с утра у Резниченко тряслись руки, хотя он больше не притрагивался к стоящей в холодильнике бутылке. Он постоянно смотрел на часы – в это время Кожин и Аркадий Семенович уже начинали осуществлять свой совместный план.

Точнее, осуществляли его не они, а неизвестные Резниченко бандиты, но они являлись лишь орудием в руках авторов плана. Обо всем знали только трое – Резниченко, Кожин и Диспетчер. И чудом было то, что они сумели не привлекать посторонних людей. Кожин лично ездил в Фили и оставил там для налетчиков чемодан с оружием и масками. А сейчас Толик суетился у трех вокзалов: он должен был забирать деньги, которые налетчики привозили после очеред-ного дела. Диспетчер сидел на телефоне и направлял грабителей на новую цель.

В час дня Резниченко вышел из кабинета, прошел через вестибюль – странно, но почему-то сегодня Вадим не бросился за ним, хотя у Резниченко на этот случай была приготовлена не одна придумка, – а затем собрался сесть в машину, как вдруг рядом тормознул казаковский «мерседес».

– Григорий Александрович, вы уже слышали? – спросил озабоченный зам.

– Что такое?

– Щелковский филиал грабанули. В десять утра приехали инкассаторы за деньгами, а тут…

– Н-да… – нахмурился Резниченко. «Ты еще не знаешь, что казанские миллионы до нас тоже не доехали». – Разберитесь.

– Уже разбираемся. Я отправил людей по Москве, чтобы вместе с милицией работали.

– Это правильно, – кивнул Резниченко. «Давай, отправляй, всех отправляй. Посмотрю я на твою рожу часа в три дня». Они договорились с Кожиным, что после того, как вместе заберут деньги и выйдут из банка, Резниченко поедет к Диспетчеру, а Анатолий останется наблюдать за ходом событий.

Когда Кожин увидит, что налетчики подъехали к «Грот-банку», он тут же позвонит в милицию и анонимно сообщит об ограблении. Одновременно сработает радиосигнал для тарасовской службы. В результате банк будут брать приступом человек сто, а при такой суматохе могут и все здание разнести, не говоря уже о пропаже денег из хранилища.

Остановившись у центрального отделения «Грот-банка», Григорий Александрович увидел, что Кожин уже здесь.

– Ну как дела? – спросил Резниченко.

– Лучше не бывает, – Кожин просто светился от счастья. – У меня в машине сейчас лежат казанские деньги, а из Щелковского филиала я успел отвезти к Диспетчеру. Пора наведаться и сюда.

– Пора, – согласился Резниченко. Глубоко вздохнув, он перекрестился и шагнул в дверь «Грот-банка».

– Добрый день, Григорий Александрович, – поприветствовал его охранник на входе.

– Добрый день, – ответил Резниченко, попытался улыбнуться, но ощутил, что мышцы лица словно одеревенели.

– Просто прекрасный день, – добавил Кожин, улыбаясь от всей души.

Глава 32

Вечером в пятницу сообщения о налете на центральное отделение «Грот-банка» уже попали в выпуски телевизионных новостей. Экраны заполнились изображениями кровавых луж на полу операционного зала; санитаров, торопившихся вытащить из здания носилки с ранеными; свирепых собровцев и не менее свирепых людей Тарасова, злившихся от того, что их опередил СОБР. Показывали трупы четверых налетчиков, изрешеченных десятками пуль и ставших почти неузнаваемыми.

Пустое хранилище не показывали, но эта картинка прочно засела в мозгу у Тарасова и не покинула его даже после двух доз кокаина. Его охрана передвигалась на цыпочках и разговаривала шепотом, боясь побеспокоить шефа, находящегося на грани между глубокой депрессией и буйным помешательством. Все зависело от того, на какой дозе он сегодня остановится.

Резниченко сидел дома перед телевизором. Особой радости он почему-то не испытывал. Возможно, потому, что красть ему пришлось практически у самого себя. Он ждал, когда позвонит Кожин и сообщит окончательный итог сегодняшней работы: в трехкомнатной квартире Диспетчера одна комната целиком была забита денежными мешками. Было уже ясно, что их улов составит не меньше миллиона долларов.

Пока же звонил Казаков и каждые пять минут сообщал очередную порцию «неутешительных» новостей: денег у грабителей не нашли, все хранилище наличных денег оказалось пустым, утренних похитителей тоже не поймали, общий ущерб примерно составил…

– Завтра еще и наши акции рухнут, – вяло сказал Резниченко. – Вкладчики побегут деньги забирать…

– Да? – Казаков был явно растерян. Ему полагалось отчитываться непосредственно перед Тарасовым, но Резниченко чувствовал, что туда Казаков боится звонить и рапортовать о полном провале. – Что же будет?

– Кризис наличности, – пояснил Резниченко. – Не сможем какое-то время рассчитываться по текущим платежам. Вкладчики потреплют нам нервы. Будут устраивать пикеты у входа в банк. Но это на неделю-две от силы. Потом ситуация нормализуется.

– Вы думаете? – с надеждой спросил Казаков, и Григорий Александрович понял, что именно с этой новостью тот позвонит Тарасову. Потому что ничем другим обрадовать сегодня Тарасова не удастся.

Но, думая так, Резниченко немного ошибался. Тем же вечером Андрей Шестов допоздна задержался на работе, пытаясь дозвониться в Прагу до человека, который смог бы ему помочь. Отчаявшись после очередной неудачи, он вышел из коридора покурить и нос к носу столкнулся со своим приятелем. Приятель работал в управлении по борьбе с организованной преступностью.

Сейчас он шел обозленный еще больше, чем Шестов, сдирая на ходу с себя бронежилет и матеря какого-то неизвестного Шестову майора последними словами.

– Они совсем охренели! – Приятель выхватил у Шестова сигарету и затянулся. – Пидорасы вонючие! Двурушники!

– И козлы, – добавил от себя Шестов. – Кто это наступил тебе на ногу?

– Да представляешь, – приятель засунул сигарету обратно в рот Шестову. – Сейчас был на выезде: банк ограбили. Троих человек из банды положили ребята из СОБРа, ну а кто-то успел уйти с деньгами. И еще один тяжелораненый. Только собираюсь я этого раненого везти в наш госпиталь под усиленную охрану, чтобы потом его хорошенько взять за жопу… – приятель сделал драматическую паузу.

– Ну и? – помог Шестов.

– Ну и появляются какие-то шишки в погонах и отдают этого раненого знаешь кому?

– Вернули в банду на излечение, – предположил Шестов.

– Это уже перебор, – покачал головой приятель. – О таком даже я не слышал.

– А что же тогда? Отпустили домой под честное слово?

– Отдали банковской службе безопасности, – торжествующе сказал приятель. – Так что ты не угадал.

– Это для меня слишком сложно, – признался Шестов. – Только знаешь, что я думаю по этому поводу?

– Ну-ка…

– Они возьмут его за жопу безо всякого госпиталя, сегодня же вечером. Потому что они будут искать свои деньги.

– Это мне понятно, – вздохнул приятель. – Все равно обидно. Из-под носа увели…

– Не плачь, – похлопал его по плечу Шестов. – Будет и на твоей улице праздник. По крайней мере тебе не грозят мозоли на пальцах после двух часов дозванивания в Прагу…

– А кто это будет тебе международные разговоры оплачивать? – поинтересовался возникший за спиной Шестова начальник.

– Разве не вы? – наивно предположил Шестов.

– Я линяю, – тихо сказал приятель и действительно слинял.

– Иди-ка сюда и объясни, какого черта тебе понадобилось в Праге? – устало сказал начальник. – Я собирался ехать домой, но с тобой, Шестов, нет мне покоя ни светлым днем, ни темной ночью…

– Прошаков был водителем и охранником Резниченко, – начал Шестов, не спеша, впрочем, приближаться к начальнику. – Его убили, инсценировав преступление на гомосексуальной почве. Я думаю, хотели подставить Резниченко, приписав гомосексуализм и ему. То есть не приписать, а наоборот…

– Я уже начинаю путаться в твоих мыслях. Говори проще, и люди к тебе потянутся.

– Может, это и не компрометация, потому что он, может быть, и на самом деле «голубой».

– Ох ты, – вздохнул начальник. – Здорово. А министр внутренних дел – не «голубой»?

– По моим сведениям, нет, – с интересом сказал Шестов. – А по вашим?

– Замнем для ясности. Так на каком основании ты делаешь такие выводы, специалист по сексуальным преступлениям?

– Спасибо за комплимент, – скромно потупился Шестов. – Жена и дочь Резниченко срочно уехали из Москвы на неопределенный срок. Не обещая звонить и писать. Она ему сказала, что хочет от него отдохнуть.

– Ваши выводы?

– Она устала терпеть его гомосексуальные заморочки и сбежала в Европу, – отрапортовал Шестов.

– Андрюша, – ласково сказал начальник. – Почему ты не подошел ко мне поближе, когда я тебя попросил?

– М-м-м…

– Твое счастье, что ты не подошел ко мне. Иначе я схватил бы тебя сейчас за яйца и не отпускал бы до тех пор, пока ты десять раз не прокричишь: «Идиотам не место в милиции».

– Так я и думал! – облегченно вздохнул Шестов и на всякий случай отступил еще на шаг. – А почему я идиот?

– Потому что от меня жена тоже иногда уезжает к матери. При этом она вопит нечеловеческим голосом, что я надоел ей хуже горькой редьки. Про меня ты тоже скажешь, что я…

– Ну-у-у, – задумался Шестов.

– Только попробуй! – погрозил ему кулаком начальник. – Ты вот тоже, к слову, говоря, не женат. Что, мальчиками балуешься?

– Только не надо с больной головы на здоровую, – запротестовал Шестов.

– А кто тебе сказал, что она уехала в Европу?

– Сам Резниченко.

– Подтвердилось?

– Вот за этим я и звоню в Прагу!

– За эти звонки будешь платить из своего кармана, – пригрозил начальник. – Ну и что ты там узнал?

– Визовый отдел утвержает, что Ольга Резниченко не приезжала в Прагу в течение последних двух недель. Правда, может быть, она прибыла сегодня утром, этих сведений в визовом отделе нет, вот я и звоню…

– Погоди. То есть он говорит, что жена уехала в Прагу, а ее там нет, правильно я тебя понял?

– Ну да. Я ее пока не нашел, но найду и…

– Ты не там ее ищешь, – снисходительно посмотрел на Шестова начальник. – Это же. элементарно, Шестов. Если муж говорит, что жена уехала черт-те куда на черт-те сколько, знаешь, о чем это говорит?

– О чем? – насторожился Шестов.

– Да он ее прирезал и закопал в укромном месте. На даче. На пустыре. А ты ее еще год будешь по Европам искать…

– Резниченко? Зарезал жену? – недоверчиво посмотрел на шефа Шестов. – А дочь он тоже зарезал и закопал?

– Там и дочь была? – Начальник задумался. – Чего ты от меня хочешь? Ты следователь или кто? Хочешь, чтобы я за пять минут раскрыл дело, на которое тебе месяцы отпущены?

– А что я…

– Бери людей и установи за этим Резниченко слежку. Вот и выяснишь, где его жена, «голубой» он или нет… Вопросы есть?

– Отсутствуют! – крикнул Шестов и щелкнул каблуками ботинок.

Глава 33

Вечером, около одиннадцати часов, Кожин позвонил Григорию Александровичу, который уже начал засыпать перед экраном телевизора, и гордо отрапортовал:

– Есть миллион сто пятьдесят тысяч!

– Пусть Шульц подавится, – последовал ответ.

– А как же недостающие триста пятьдесят тысяч?

– Ты еще вспомни про недостающие два миллиона, которые я должен отдать во вторник. Что мы будем грабить на этот раз?

– Я надеюсь, что до вторника дело не дойдет. А вот завтра надо будет всучить ему полтора миллиона, чтобы он остался доволен.

– Выпишу чек. Или отдам Ольгино золото.

– Хорошая идея. Кто пойдет на площадь?

– Конечно, ты.

– Лучше бы тебе там появиться.

– Это почему же?

– Ты отдашь деньги и поедешь домой. А я поведу этого гада до его логова.

– Хорошо, – согласился Резниченко. – Завтра в пять я заеду к Аркадию Семеновичу, пусть деньги будут приготовлены к этому времени.

– Они уже готовы.

– Как ты думаешь, у нас получится? – с тревогой в голосе спросил Резниченко, и Кожин постарался его успокоить, громко и безмятежно расхохотавшись в трубку:

– Ясное дело! Раз уж сегодня в банке выгорело, то это будет раз плюнуть!

– Твоими бы устами…

Резниченко вспомнил, как дрожали его колени, когда он выходил из банка с чемоданом, полным денег, и не поверил в завтрашнюю удачу. Два раза подряд такие аферы не проходят. Это было бы слишком широким жестом со стороны Судьбы.