Текст книги "Стреляй первым"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Глава 24

Макс проснулся рано утром – в начале седьмого – от того, что Шульц настойчиво пихал его в плечо.

– Вставай, вставай! Хватит дрыхнуть!

Макс попытался оторвать голову от подушки, но голова оказалась весом в тонну. Она даже не пошевелилась, и Макс прошептал, не раскрывая глаз:

– Я убит. Меня не кантовать.

– Вставай! – Шульц подождал еще несколько минут, а потом вытащил из холодильника упаковку холодного баночного пива. – Потом я буду об этом сожалеть, но сейчас другого выхода я не вижу.

Затем Шульц вылил банку пива на голову Максу. Тот заорал нечеловеческим голосом, но остался в постели. Шульц открыл вторую банку и вылил Максу на грудь. Крик был послабее, но зато Макс открыл глаза и умоляюще посмотрел на босса.

– Процесс продолжается, – спокойно сказал Шульц, и от звука вскрываемой банки с пивом Макс вскочил на ноги.

– Давно бы так, – поощрительно произнес Шульц. Выглядел он так, будто ночью побывал на шабаше ведьм: всклокоченные волосы, мешки под глазами, трясущиеся пальцы. Зато в глазах горел огонь.

– Макс, – проникновенно сказал Шульц. – Нас ждут великие дела.

– Но не сегодня, – голосом умирающего произнес Макс. – Я еще не пришел в себя после вчерашнего.

– Некогда приходить в себя. Надо забирать инициативу в собственные руки, иначе в следующий раз они нас определенно прикончат.

– И как же мы это сделаем? – Макс стал протирать глаза. Бодрее от этого он себя не почувствовал.

– Ты не знаешь?

– Нет, – вяло ответил Макс.

– Тебе повезло. Потому что я знаю.

– Ура, – без особого энтузиазма вздохнул Макс.

– Поехали, – сказал Шульц. Проведя почти бессонную ночь, он тем не менее чувствовал себя снова в хорошей форме. Более того, он знал, что нужно сделать, чтобы окончательно загнать Резниченко в угол. И он собирался это сделать немедленно.

Страх и растерянность, пережитые им вчера, действительно ушли после поездки в ночной клуб. Но Шульц не рискнул бы никому признаться, что очищение от негативных эмоции и психологическое расслабление потребовали двух смертей: пожилого скандинава и его спутницы. Шульц словно рассчитался с ними за свое дневное поражение, выместил накопившиеся ненависть и злобу.

И после этого холодная рассудительность и уверенность в своих силах вернулись к нему. А когда он понял, что следует сделать с Резниченко, то почувствовал себя демоном, непредсказуемым в хитрости и остроумии своих действий: почувствовал себя жестоким зверем, хищником, которого не могут остановить ни ружья, ни ловушки. Он вдет до конца и вгрызается в горло свой добыче.

«Я же сказал тебе: не буди во мне зверя», – вспомнил Шульц фразу, сказанную им Резниченко в ресторане. Резниченко не воспринял доброго совета.

Ну что ж, больше предупреждений не будет.

Глава 25

Как ни старался Кожин удержаться от сна, но в четыре часа утра, когда за окном уже светало, он задремал. Правда, ненадолго.

Когда пистолет выпал из его разжавшихся пальцев на пол, он встрепенулся, огляделся по сторонам, подобрал оружие и после этого возблагодарил кого-то там на небесах за то, что он еще жив, а не прирезан во время сна.

Тут же он набрал номер Аркадия Семеновича и сказал:

– Он так и не явился.

– Понятно, – было похоже, что сообщение Кожина его не слишком удивило.

– Сейчас пять утра, начало шестого. Сколько мне еще ждать?

– Досиди до восьми утра и сматывайся оттуда. Скорее всего он туда не вернется. Нашел себе новое местечко.

– Но здесь вещи, чемодан…

– А это для того, чтобы ты купился и всю ночь просидел без толку.

– Что же вы мне только сейчас сказали? – возмутился Кожин.

– Я сам недавно догадался. Да и то я просто предполагаю. А что на самом деле происходит, кто его знает? Вот потому я тебя и прошу дождаться восьми, а потом уже линять оттуда.

– Ладно, буду сидеть, – согласился Кожин.

– А потом приезжай ко мне.

– Я лучше спать потом поеду…

– Отоспаться ты еще успеешь.

– А в чем дело?

– Надо это дело довести до конца, – решительно сказал Диспетчер. – Для меня это честь фирмы. Я свой курорт к чертовой матери послал, хочу закончить всю эту историю…

– А я при чем?

– Я думал, ты тоже заинтересован. Ты же меня так просил за своего знакомого. Разве нет?

– Вообще-то… да, я приеду.

– Приезжай, что-нибудь придумаем.

Положив трубку, Диспетчер задумался. Незнакомец по фамилии Шульц казался ему опытным и хитрым противником. Кожин тут многого не добьется. Сам голову свернет. Надо подключать кого-то из специалистов. Опытного «чистильщика».

Почему-то он вспомнил разговор о кроликах. Забавный парень. Надо попробовать.

Несколько часов спустя, когда Кожин, разочарованный и с красными глазами, приехал из «Салюта» и сказал, что никакими Шульцами там и не пахнет, Диспетчер отправил вызов «чистильщику», который в прошлый раз позвонил третьим.

Глава 26

Во вторник утром Резниченко сидел в своем кабинете и просматривал скопившиеся за ночь факсы. Зазвонил телефон, и Григорий Александрович отложил папку в сторону. Он медлил поднять трубку, потому что ничего хорошего от звонков в такое время не ждал.

– Резниченко слушает.

– Это Толик, – сказал Кожин. – Григорий Александрович, к сожалению…

– Что? – резко спросил Резниченко. – Что случилось?

– К сожалению, ничем не могу вас пока порадовать. Мы так ничего и не знаем о результатах вчерашней попытки…

– Ну и чего звонишь, раз ничего не знаешь? – оборвал его Резниченко. – У меня и так нервы на пределе. Я Ольгу с дочерью отправил из Москвы на всякий случай…

– Это правильно, – согласился Кожин, который, правда, не совсем представлял, из-за какой такой опасности Резниченко отправляет семью.

– Ну ты позванивай, – уже более спокойно сказал Резниченко. – Я весь день буду здесь, в офисе. Только об одном тебя прошу – не начинай больше разговора со слов: «К сожалению…»

– Постараюсь, – усмехнулся Кожин.

Через двадцать минут телефон снова зазвонил, Резниченко нахмурился, но трубку взял.

– Толик, если ты опять…

– Меня зовут не Толик, – услышал он в трубке. – Ты перепутал. Меня зовут Феликс.

– Здорово, – только и смог произнести Резниченко.

– Ты не ожидал, что я позвоню? – злорадно поинтересовался Шульц. – Ты думал, что твои псы разорвали меня на кусочки, так ведь?!

– Какие псы, Феликс? Ты что?

– Кто такой Толик, звонка которого ты ждешь? Не тот ли придурок, которого я вечера замочил на Васильевском спуске?!

– Феликс, ты что… – продолжал лепетать Резниченко, но было уже понятно: он проиграл. Шульц жив, и он знает, что именно Резниченко пытался его убить.

Теперь Григорий Александрович мог либо оставить все дальнейшие попытки ликвидировать Шульца и беспрекословно выполнить любые его требования, либо прикинуться, что сломлен и признал поражение, а на самом деле готовить вторую попытку. Резниченко слушал возбужденный треп Шульца в трубке и все более склонялся ко второму варианту.

– Я тебя предупреждал, Гриша, – вещал Шульц. – Не наступай мне на хвост, целее будешь! А ты решил, что умнее меня, да?

– Феликс, – попытался быть спокойным и как бы недоумевающим Резниченко. – Я все равно не понимаю, о чем ты говоришь. Скажи, что ты хочешь? Чем ты недоволен?

– Не прикидывайся бамбуком, Гриша! – разъяренно рявкнул Шульц. – Ты прекрасно знаешь, о чем я. И я видел твои восторженные зенки, когда по мне стали палить у ресторана! Сука!

– Ну и чего ты хочешь?

Шульц отдышался и перешел к сути дела:

– Ты на меня наплевал, не послушал моих советов и моих предупреждений. Значит, и я пойду против всех правил. Хочу тебя обрадовать: твой долг вновь увеличился в полтора раза.

– Не слишком ли часто ты увеличиваешь долг? – усмехнулся Резниченко. Во время этих переговоров, отделенный от Шульца километрами, он чувствовал себя более раскованно, нежели в подвале. Шульц это заметил.

– Ты там очень сильно веселишься. Значит, деньги у тебя есть.

– Я же тебе объяснил вчера, Феликс, неужели начинать все сначала?

– Нет, не надо. Ты теперь объяснять больше ничего не будешь. Ты будешь молчать в тряпочку. Понял?

– Чем я провинился?

– Все шуточки у тебя, – вздохнул Шульц. – Ну ладно. Ты меня сам на это вынудил. Не хочешь по-нормальному, будем по-вашему…

– По какому по-нашему? – не понял Резниченко. – Ты о чем?

– Все о том же. Как ты думаешь, Гриша, где сейчас твои жена и дочь?

– Они… – Резниченко лишился дара речи.

– Может быть, ты думаешь, что они сейчас летят на самолете в Прагу? Ты ошибаешься. Они даже не доехали до аэропорта.

– Что?! Что ты с ними сделал, подонок?! – заорал в трубку Резниченко, не заботясь о том, что услышит Анжела. – Где они?

– В аэропорт они не приехали, – неторопливо рассказал Шульц. – Зато приехали в другое место. Где и будут находиться, пока ты не выплатишь мне всю сумму. Всю, понял?

– Феликс, я заплачу, только не впутывай в это дело их, – совершенно серьезно сказал Резниченко.

– Ты поздно спохватился. Я хотел с тобой договориться по-нормальному, и ты же попытался меня убить! О каком гуманизме ты после этого говоришь? Теперь у нас игра без правил. Слушай меня внимательно: в субботу я должен получить полтора миллиона наличными. Если нет – я отрежу твоей дочери уши и пришлю их тебе заказной бандеролью. Во вторник – остальные два миллиона. Срок достаточный, по-моему. Если нет – ты больше не увидишь свою семью. Вопросы?

– Феликс, не будь сволочью…

– Сволочью? Я? Никогда не буду. Речь идет о тебе – кого ты больше любишь: жену с дочерью или деньги? А, Гриша? Наверное, все-таки семью. Дома у тебя я видел фотографии – ты с женой, с дочкой… А с деньгами ты почему-то не фотографировался. Или это тайная любовь?

Резниченко подавленно молчал.

– Кажется, я все тебе объяснил, – продолжил Шульц. – Что касается денег… Привези их, пожалуйста, на Пушкинскую площадь в субботу, в шесть часов вечера. Только не забудь. А то твоей дочери уже никогда больше не придется носить сережки. Пока!

В кабинет заглянула Анжела и обеспокоенно спросила:

– Григорий Александрович, вы так громко кричали… Что-то случилось?

– Да нет. Это я по телефону. Было плохо слышно, – он аккуратно положил трубку. – Все в порядке. Можешь идти.

Анжела вышла, а он все сидел, молчаливый и раздавленный. «Если бы я вел себя тихо, если бы я не нанимал убийц… Ольга со Светкой были бы сейчас в Праге, в безопасности… А я поторопился, сам прокололся и их подставил».

Проклятый телефон снова зазвонил, и Резниченко с трудом удержался от искушения разломать аппарат об стену.

– Резниченко слушает.

– Григорий Александрович, дико сожалею, но никаких новостей…

– Я тебе сейчас скажу новости, Толик, – медленно проговорил Резниченко. – Ты у меня сейчас узнаешь новости! Почему вы не смогли его убить вчера?! Почему он жив? Почему он звонит мне сюда и говорит, что похитил мою жену и дочь?!

– Григорий Александрович, вам лучше подъехать ко мне. Вы мне кое-что расскажете, я вам кое-что расскажу. Глядишь, и придумаем вместе что-нибудь…

Только теперь Резниченко сообразил, что разговаривает не с Кожиным.

– Кто это? С кем я говорю?

– Меня зовут Аркадий Семенович. Толя Кожин кое-что мне о вас рассказывал. Он тоже здесь, со мной. Приезжайте, и чем быстрее, тем лучше.

Две минуты спустя Григорий Александрович вихрем промчался мимо изумленной Анжелы. В вестибюле Вадим шагнул навстречу:

– Куда поедем, Григорий Александрович?

– Ты мне сейчас нужен меньше всего, – бросил на бегу Резниченко, сел в машину и уехал.

Он вернулся только после обеда, весьма и весьма озабоченный.

Глава 27

Трое мужчин сидели за столом, но на столе не было ни выпивки, ни закуски. Они не праздновали. Они говорили, тщательно подбирая слова и напрягая свои мозги, чтобы найти выход из ситуации, в которую попал один из них.

Резниченко был очень хмур и практически все время молчал. Аркадий Семенович выглядел самым спокойным из всех троих, говорил в основном именно он. Кожин сидел со зверским выражением лица, но теперь это не было маской. У него чесались руки на предмет отрывания головы Шульцу.

– Это факт: сейчас мы проиграли ему по всем статьям. Мы ничего не можем сделать против него. Мы не знаем, где он. Мы зависим от него, потому что он держит в руках семью Григория Александровича, – хладнокровно описал ситуацию Аркадий Семенович. – В любом случае нам нужно будет идти на встречу в субботу.

– И нести полтора миллиона долларов, – напомнил Резниченко.

– Да, и это тоже. Потом мы попытаемся проследить Шульца или его человека до места, где он держит вашу семью. А уж потом…

– Но это в том случае, если мы хотим силой освободить Ольгу и Светлану, – вмешался Кожин. – Мы будем делать именно так?

– Я хочу убить его, – твердо сказал Резниченко. – Я не позволю так обращаться с…

– Минутку, – перебил его Кожин. – Понятно, мы все хотим его убить. Но главное сейчас – спасти Ольгу и Светлану. Как мы это сделаем?

– Самый простой вариант, – предложил Аркадий Семенович, – платим ему деньги – ведь его интересуют только деньги? Он отпускает вашу семью, ну а уж после этого мы делаем что хотим. Руки у нас развязаны.

– Да, в этом случае риск для них минимальный, – согласился Кожин.

– Маленькая проблема. У меня нет трех с половиной миллионов долларов.

– А ведь их обязательно придется отдавать, иначе… И первый срок уже в субботу, – мрачно сказал Кожин. – А ты не можешь одолжить?

– Первый раз слышу, чтобы кто-то пытался одолжить три с половиной миллиона долларов, – усмехнулся Аркадий Семенович. – А сколько вы сможете собрать до субботы?

– Практически ничего, – покачал головой Резниченко. – Я вчера отдал ему четыреста тысяч. Это все, что я смог снять со своих счетов, не привлекая особого внимания.

– А почему ты не хочешь попросить помощи у Тарасова? – задал Кожин давно волновавший его вопрос. – Деньгами или так… людьми. У него есть такие ребята, что любого Шульца из-под земли достанут.

– Я ни словом не заикнусь ему, – сказал Резниченко. – Он не станет мне помогать. Он использует этот случай, чтобы подставить меня. Не знаю как, но он обязательно подставит меня и вышвырнет из дела. Я останусь нищим. Поэтому я не могу тронуть свои деньги, которые лежат в «Грот-банке», не могу продать «гротовские» ценные бумаги. Он сразу все узнает.

– Значит, дело упирается в деньги?

– Нет, я могу, конечно, продать свои машины. Но в самом лучшем случае я не получу больше трехсот тысяч. Что еще? Продавать квартиру? До субботы я не успею набрать и полумиллиона.

– У вас есть деньги за границей? – спросил Аркадий Семенович.

– Есть. Но перевести их в наличные…

– Да. Тоже требует времени. Чеки он не возьмет. Особенно в первый раз, в субботу, когда он все еще будет ждать подвоха. Полтора миллиона в субботу вечером должны быть самые настоящие. Иначе он начнет психовать.

– У меня есть идея, – подал голос Кожин.

– Поделись, – невесело предложил Резниченко.

– Позаимствуй деньги у Тарасова.

– Я же тебе объяснял…

– Нет, ты не понял. Возьми их у него так, чтобы он не заметил.

– Из кармана, что ли?

– Почти. Из хранилища центрального отделения «Грот-банка».

– Ты спятил?

– Нет. Ты же официальный глава всей этой шайки-лейки…

– И не только официальный, – поправил Кожина Григорий Александрович.

– Вот именно. Ты можешь свободно ходить по всем помещениям банка. Ты можешь зайти в хранилище. Ты можешь забрать оттуда деньги. А я могу постоять на стреме.

– И у вас в хранилище есть полтора миллиона наличными? – заинтересовался Аркадий Семенович.

– Ну не полтора… С учетом рублей там будет тысяч семьсот-восемьсот долларов. В среднем бывает так.

– Прилично. И вы их действительно можете оттуда забрать?

– Теоретически да. Хотя будет тяжеловато. Но не в этом дело – это все обнаружится через полчаса, как только в хранилище зайдет кто-то из служащих банка. И Тарасов через пятнадцать минут размажет меня по стенке.

– А вот это не обязательно, – поднял палец Аркадий Семенович. – Что, если через некоторое время после изъятия денег из хранилища на банк будет совершен налет?

– Какой налет?

– Обычный. Бандиты, грабители, уголовники…

– И что тогда? – заинтересовался Кожин. – Какой смысл?

– Смысл в том, что после налета грабителей все будет свалено на них, и никто не вспомнит, что в хранилище какое-то время назад находился Григорий Александрович.

– Все равно это утопия, – махнул рукой Резниченко. – Где мы найдем банду, которая будет грабить банк, зная, что ничего там не найдет?

– Грабителей мы найдем очень быстро, – ответил Аркадий Семенович. – У меня есть обширный список людей, готовых еще и не на такие авантюры. А вот сообщать им, что банк пустой, я не собираюсь. Как я понял, у господина Тарасова весьма крутая служба безопасности?

Резниченко кивнул

– Ну и представьте ситуацию, когда человек пять вооруженных головорезов нарывается на людей Тарасова… у этих пятерых небольшие шансы выжить. Жаловаться потом на судьбу они не будут, – Аркадий Семенович излагал это все так же спокойно, как бы диктовал кулинарный рецепт. – Вот вам и деньги…

– Отлично! – Кожин в восторге стукнул кулаками по столу. – Гениально!

– Ну а раз уж мы соберем такую банду, – продолжал Аркадий Семенович, и Резниченко слушал его не перебивая, глядя на него с воскресшей надеждой. – Мы сможем перед этим направить их и на другие денежные объекты из филиалов «Грот-банка». Вы же знаете, где бывает много наличности?

Резниченко кивнул.

– Ну вот и вся проблема, – улыбнулся Аркадий Семенович. – Только есть один маленький аспект. Поймите правильно: я буду посылать своих людей под пули, на верную смерть. С моей стороны это подлость. Это предательство.

Кожин и Резниченко внимательно слушали Аркадия Семеновича, едва не заглядывая ему в рот.

– Это противоречит всем моим принципам, – продолжил Аркадий Семенович. – Но за сто тысяч долларов я готов забыть о принципах. Вот мое предложение.

Григорий Александрович и Кожин переглянулись.

– Конечно же, деньги после окончания операции. Благополучного окончания, – уточнил Аркадий Семенович.

– Я не могу вас обвинить в жадности, – медленно проговорил Резниченко. – Ведь речь идет не о вашей семье…

– Вы не можете меня обвинять, – кивнул Аркадий Семенович. – Потому что без меня вы никогда больше не увидите свою семью.

Глава 28

Столовая районного отдела МВД была закрыта на ремонт, и Андрей Владимирович Шестов уже вторую неделю ходил обедать в блинную на соседней улице. В этот день ему помешали пообедать.

Он почти сразу заметил, что параллельно его шагам по тротуару движется машина по дороге. Очень красивый и очень чистый, блестящий на солнце «мерседес». Шестов не испугался, а просто заинтересовался: раньше за ним никогда не приезжали на «мерседесах».

Ради все того же интереса он не стал останавливаться, а продолжил размеренно шагать своим обычным маршрутом. Тогда «мерседес» чуть прибавил скорости, обогнал Шестова и остановился. Правая задняя дверца приоткрылась.

Не обращая на это внимания, Шестов последовал было мимо «мерседеса», когда ему в спину сказали:

– Андрей Владимирович, может быть, вас подвезти?

– Мне недалеко, спасибо, – вежливо улыбнулся Шестов.

– Но приятнее проехаться в автомобиле, чем стаптывать ботинки, – настаивал некто, сидящий в машине.

– Не спорю.

– Тогда присаживайтесь. Двухминутная поездка в чужом автомобиле не может быть расценена как должностное преступление.

– Кто знает, кто знает… Смотря чем мы будем заниматься во время этой поездки, – усмехнулся Шестов.

– Н-ну уж не г-групповым сексом, – ответил из машины другой голос. – П-присаживайтесь, Андрей В-Владимирович. Очень вас п-прошу…

– Просите? – Шестов подошел к раскрытой дверце. – Это просто удивительно…

– Я мог б-бы и приказать: я ведь ст-тарше вас по званию.

– Были старше.

– Это ф-формальность. Однажды п-полковник – всегда полковник. Станете сами полковник-ком, поймете.

– Вы просто оптимист, – Шестов продолжал жизнерадостно улыбаться, но все-таки держался от машины на расстоянии метра.

– Андрей Владимирович, – снова заговорил первый. – Нас интересует дело, которое вы сейчас расследуете. Погиб наш товарищ, Владимир Прошаков, и мы хотели бы быть в курсе ваших мероприятий по розыску убийц. Просветите нас по поводу последних событий в этом направлении. Это все, чего мы от вас хотим. И в этом нет криминала, насколько я понимаю.

– Как сказать. При желании можно найти криминал где угодно.

– А это уже п-по вашей части, – вмешался второй. – P-расскажите, что м-можете…

– Что могу? – Шестов почесал в затылке. – Могу сказать, что версия о гомосексуальных наклонностях Прошакова не подтвердилась. Три месяца назад он женился, а его друзья назвали еще с десяток имен девушек, с которыми у него были интимные отношения. Ни одна из них не назвала Прошакова странным. Обнаружена также некоторая разница во времени смертей: Прошаков был убит раньше, чем этот подросток. Насколько раньше – пока нельзя сказать… Была версия о самоубийстве: выстрел ведь произведен в висок, но оружия при нем не нашли, так что…

– А мальчик?

– Мальчик подрабатывал тем, что мыл стекла машин на улице. Видели вроде бы, как он садился в белую машину. И все.

– Сам садился?

– Вроде бы да.

– Понятно…

– Я сразу вас должен предупредить, – сказал Шестов. – Шансов раскрыть это убийство – очень немного. Может быть, со временем появятся новые обстоятельства, а сейчас все очень туманно. Насилия над мальчиком не производилось, Прошаков не был ограблен. Зачем это все – непонятно.

– А такая версия вас не устроит? – предложил первый. – Прошаков работал в известной охранной системе. Конкуренты – они есть и у нас – захотели скомпрометировать эту систему. Они убили Прошакова и инсценировали это как преступление на сексуальной почве, чтобы опорочить облик нашей фирмы. Как вам такое?

– Неплохо, – кивнул Шестов. – Это было бы похоже на правду, если бы хоть кто-нибудь попытался бы в прессе раздуть эту историю. Насколько я знаю, об этом не упомянула ни одна газета. Вы не были скомпрометированы.

– А это получилось потому, что следствие – и вы в первую очередь, Андрей Владимирович, – не допустили утечки информации. И тем самым сорвали их планы.

– Здорово это у вас получается, – Шестов посмотрел на часы: на обед он уже не успевал. – Мне за такие подвиги могут и орден навесить…

– Не знаю, как насчет ордена, а какую-нибудь форму благодарности мы сможем придумать, – серьезно сказал первый.

– Я подумаю, – кивнул Шестов. Он обожал провоцировать этих сволочей на взятки.

– Тогда до встречи, – дверца захлопнулась, и «мерседес» рванулся с места.

– Надо было согласиться на поездку до блинной, – сказал им вслед Шестов. – Оставили без обеда, сволочи. Ненавижу криминальные структуры!

Двое сидевших на заднем сиденье «мерседеса» продолжали разговор:

– Я же ч-чувствовал, что зд-десь какая-то хренотень, – Тарасов распечатал пачку «Мальборо». – Такие вещи с-слу-чайно не происходят.

– Ну и что? К чему это все? – спросил Казаков.

– Резниченко. Что-то с ним п-происходит. Охран-ники у него пог-гибают. Люди г-говорят, нервный он с-стал за пос-следние дни…

– Мне потрясти Анжелу?

– Пот-тряси. Кому же, к-как не тебе ее трясти? Т-ты ее трахаешь, тебе и к-карты в руки…