355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Чебаненко » Обратной силы не имеет » Текст книги (страница 29)
Обратной силы не имеет
  • Текст добавлен: 30 декабря 2020, 12:30

Текст книги "Обратной силы не имеет"


Автор книги: Сергей Чебаненко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

(Видеоряд: Шестеро лейтенантов слушают лекцию гражданского преподавателя. Они же рассматривают какие-то приборы в монтажном зале. Улыбающийся испытатель Рома Семеновский делает приседания в бело-синем скафандре «Сокол-М»).

Пастушенко: Гоняли нас страшно. На время подготовки поселили в гостинице на десятой площадке, в Ленинске то есть, по три человека в комнате. Ребята из Днепропетровска знали друг друга лучше, поэтому поселились вместе. Я же жил в одной комнате с другими «москвичами» – Антом Макарьевым и Серегой Бороздиным. Общий подъем – в шесть утра. Пробежка полчаса, зарядка. Потом умыться, позавтракать в офицерской столовой части – и учиться, учиться, учиться. Занятия начинались с половины девятого и заканчивались ровно в восемь вечера. Конечно, был перерыв на обед, но все остальное время мы были либо на аэродроме на полетах, либо в спортивных залах и на стадионах, либо грызли гранит науки, изучая чертежи, схемы и инструкции.

Ведущий: Владислав Тарасович, чем вам лично запомнилась подготовка к полету?

Пастушенко: Честно? Никогда я еще так не работал, с такой постоянной занятостью и напряжением. Полеты на перегрузки-невесомость, вылезаешь из кабины – голова кругом идет. А по расписанию – через полчаса уже спортивная подготовка. Пятидесятиминутный кросс в прорезиненном общевойсковом защитном комплекте, или батут, или силовые упражнения. Потом умыться, пообедать – и теперь уже «за парту», изучать теорию. Вечером – получасовая спортивная разминка, футбол, баскетбол. Восемь вечера, закончили. Поужинать, час-полтора свободного времени: телевизор посмотреть, книгу почитать – и спать.

Тяжело, конечно, но юмористического настроя мы не теряли. Помните, когда в 1961 году готовили полет первого «Востока» с Юрием Гагариным? Тогда ведь тоже на финише готовилось шесть космонавтов: Гагарин, Титов, Нелюбов, Николаев, Попович и Быковский. Вот и нас было шестеро. Просто таки напрашивалась аналогия с первыми космонавтами. Даже изготовили из картона шуточную фигурку космонавта, которую назвали «Наш Гагарин». Это был наш переходящий вымпел за лучшие успехи во время подготовки.

Ведущий: И кто же чаще других становился «Нашим Гагариным»? Вы?

Пастушенко: О, нет! Чаще других лучшие результаты показывал мой друг Антоний Макарьев.

Ведущий: А выходные дни у вас были?

Пастушенко: Воскресенье. Вот тут мы «занимались» уже каждый по своей программе. Я с утра – на переговорный пункт, родителям в Полянск позвонить, знакомым. Потом шел в кино или в библиотеку. Вечером можно было сходить в парк или почитать.

Ведущий: Для улучшения обучения и взаимного контроля шестерку разбили на три двойки:

– группа «А» – Бороздин и Нагорнов,

– группа «Б» – Макарьев и Соколевич,

– группа «С» – Семеновский и Пастушенко.

Это еще не было разбиение по схеме «основной и дублирующий пилоты». Окончательный выбор в пользу того или иного кандидата в испытатели предстояло сделать на государственной комиссии по результатам итоговых экзаменов.

Пастушенко: Теоретические экзамены мы сдали точно по графику – 15 ноября. 17 ноября состоялась комплексная тренировка в макете корабля.

Ведущий: По итогам этих двух финальных испытаний все кандидаты на полет были оценены по 100-бальной шкале. Наибольший балл набрал Владислав Пастушенко – 99.

Пастушенко (улыбается, слегка смутившись). Да, всего одного бала мне до сотни не хватило. Но никто из наших ребят не набрал меньше 90. Помню, на втором месте оказался Антон Макарьев – 98 баллов.

Ведущий: По итогам экзаменов кандидаты в испытатели выстроились так:

– Пастушенко Владислав Тарасович,

– Макарьев Антоний Сергеевич,

– Семеновский Роман Владимирович,

– Бороздин Сергей Николаевич,

– Соколевич Игорь Иванович,

– Нагорнов Олег Борисович.

18 ноября состоялось заседание Государственной комиссии, на котором были определены кандидаты для участия в первом полете корабля «Искра»:

– основной пилот-испытатель – Пастушенко Владислав Тарасович,

– дублирующий пилот-испытатель – Макарьев Антоний Сергеевич.

Предварительно Госкомиссия утвердила и участников для последующих стартов миникорабля:

– «Искра-2»: основной пилот-испытатель – Семеновский Роман Владимирович, дублирующий пилот-испытатель –  Соколевич Игорь Иванович;

– «Искра-3»: основной пилот-испытатель – Бороздин Сергей Николаевич, дублирующий пилот-испытатель – Нагорнов Олег Борисович.

В предстоящей миссии «Искра-1» предполагался старт корабля на ракете-носителе «Союз-У» совместно с грузовым кораблем «Прогресс-33», отделение его от ракеты-носителя после сброса головного обтекателя, ориентация в пространстве и спуск на парашюте, эвакуация пилота-испытателя с места посадки корабля.

Пастушенко: После Государственной комиссии каждый из нас, пилотов-испытателей, выбрал себе позывной для радиосвязи. Я стал именоваться «Прометей», Антошка Макарьев – «Зенит», Рома Семеновский – «Север»… Позывные остальных ребят, извините, уже не припомню…

Ведущий: Владислав Тарасович, как вы провели два дня перед стартом?

Пастушенко (пожимая плечами): Отдыхали. 19 ноября утром присутствовали на вывозе ракеты-носителя с нашим кораблем на стартовую позицию. Потом, помню, смотрели что-то по телевизору… А я еще книгу братьев Стругацких перечитал – «Полдень, 22-й век» и «Малыш», два романа под одной обложкой.

Ведущий: Скажите честно, ощущение тревоги или страха у вас было?

Пастушенко: Страха – нет, а тревожно было. Как в институте перед серьезным экзаменом.

Ведущий: Но ведь испытания могли закончиться аварией, вашей смертью…

Пастушенко: Знаете, я гнал от себя эти мысли. Была какая-то шальная уверенность, что все будет хорошо.

Ведущий: Чем запомнился предстартовый день?

Пастушенко: Дочитал книгу. Вместе с Макарьевым и Семеновским прогулялся по парку… Около трех часов дня, после обеда, решил отдохнуть, поспать. Лег в кровать, но так и не смог заснуть. Психологическое напряжение уже стало ощущаться. В восемь часов был легкий ужин, потом часовой медицинский осмотр. И где-то около девяти вечера мы вышли из гостиницы и на автобусе поехали на стартовую позицию…

Ведущий: Это на том автобусе, на котором обычно возят космонавтов?

Пастушенко (смеется): О, нет, что вы! На обычном «ЛАЗе», наверное, из городского автопарка.

Ведущий: А что делали в автобусе?

Пастушенко: Да просто болтали, анекдоты рассказывали. Я помню, что смеялся вымученно, – «за компанию», как говорится. Сжат был как пружина.

Ведущий: На второй площадке в так называемой «космической пристройке» основной пилот-испытатель и его дублер прошли последние медицинские тесты и надели скафандры «Стриж».

(Видеоряд: «Космическая пристройка» – анфилада комнат, уставленных проверочной аппаратурой и расположенных на первом этаже монтажно-испытательного корпуса. На видео Пастушенко и Макарьев с помощью военных испытателей и врачей, одетых в белые халаты, надевают скафандры «Стриж»).

Пастушенко: Индивидуальных скафандров для нас не шили – мы же не настоящие космонавты. В наше распоряжение предоставили два «безразмерных» технологических «Стрижа» – правда, они были полностью проверены и готовы к работе. Тут уж все сделали «без дураков», как для настоящего космического рейса. Тоже касалось и корабля «Искра» – он был полностью снаряжен для стандартной орбитальной спасательной миссии: топливо в баках, аварийные запасы воздуха, воды и еды – все, как для настоящего космического полета. Никаких имитаторов и весовых макетов.

Ведущий: К полуночи с пятницы на субботу 21 ноября пилоты прибыли на стартовую позицию…

Пастушенко: Да, все в том же стареньком автобусе «ЛАЗ». Вышли не через центральные ворота монтажно-испытательного корпуса, как обычно выводят космические экипажи, а через боковые двери…

Ведущий: Ну, а по дороге в степи останавливались? Есть такая традиция у космонавтов – перед полетом помочиться на заднее колесо автобуса, который едет на старт.

Пастушенко (смеется): Так это же у космонавтов! Антошка Макарьев в шутку собирался, даже попросил водителя притормозить на обочине, но все восприняли это именно как шутку. Так и доехали до самой стартовой позиции без остановки.

Ведущий: На стартовой позиции тоже велась киносъемка и в нашем распоряжении сегодня оказались уникальные кадры посадки пилота-испытателя в корабль…

(Видеоряд: Подъезжает автобус «ЛАЗ», останавливается метрах в ста от еще полузакрытой фермами техобслуживания ракеты-носителя «Союз». Раскрываются двери автобуса. Два врача в белых халатах с повязками на лицах помогают спуститься одетому в скафандр «Стриж» Владиславу Пастушенко. Шагах в десяти от автобуса – группа офицеров во главе с генерал-майором Алексеем Александровичем Шумиловым – председателем испытательной комиссии.

Пастушенко, стараясь идти строевым шагом, что довольно непросто сделать в скафандре, подходит к командной группе, вскидывает ладонь правой руки к гермошлему и рапортует:

– Товарищ генерал-майор, пилот-испытатель лейтенант Пастушенко к работе готов!

– Успешной работы, товарищ лейтенант, – генерал кивает. – Проходите к ракете, готовьтесь к старту.

– Есть!

Владислав Пастушенко в сопровождении медиков шагает к лифту у подножия ракеты-носителя).

Ведущий: На лифте пилот-испытатель поднимается к космическому кораблю «Искра». Поскольку корабль установлен над грузовиком «Прогресс», к люку-лазу внутрь «Искры» пришлось приставлять с верхней площадки ферм обслуживания специальную металлическую лестницу с высокими поручнями.

Пастушенко: После доклада о готовности к полету генералу Шумилову, мне помогли забраться в корабль, пожелали успеха, закрыли входной люк. Сразу установил связь с командным пунктом. Заранее было решено, что на связи со мной будет Рома Семеновский. Антошка Макарьев по инструкции должен был досиживать до самого момента старта в автобусе, не снимая скафандра. Ну, это на случай, если я вдруг откажусь лететь… (смеется). Кстати, в автобусе было холодно, уже ведь был конец ноября. Помню, что Макарьев жутко промерз в скафандре, потом неделю носом шмыгал…

Ведущий: Эти два часа перед стартом… Что вы делали?

Пастушенко: Перво-наперво по инструкции проверил бортовые системы. Убедился, что все в норме. А потом уже просто разговаривал с Ромой Семеновским. Анекдоты друг другу рассказывали, хохмы разные… Под музыку даже спели вместе. Все-таки нервы были на пределе, а такой разговор – хоть какая-то разрядка. Ну, и краем уха слушал доклады испытательных служб о готовности ракеты к старту. Все шло без сучка и задоринки.

(Видеоряд: Изображение Пастушенко в скафандре внутри корабля «Искра» крупным планом, что-то проверяет на пульте, сверяясь с книжкой инструкций, докладывает:

– «Двадцатый», я – «Прометей». На борту порядок. Все показания в пределах нормы. К старту готов).

Ведущий: «Двадцатый» – это в том запуске позывной генерала Шумилова. У московского центра управления полетом был позывной «Заря», у эвакуационной группы – «Степь». Впрочем, «Заря» работала исключительно с кораблем «Прогресс» и общение с ней пилота-испытателя не предполагалось. Управление полетом должен был осуществлять только пункт управления на космодроме Байконур. Участие группы «Степь» предполагалось лишь на финальном участке эксперимента: при поиске и эвакуации «объекта» – спускаемой капсулы корабля «Искра» и самого пилота-испытателя.

Пастушенко (с улыбкой):  Помню еще, что перед стартом я на резиночке перед собой маленького игрушечного тигренка привязал. Это такой индикатор: есть перегрузка во время полета – резиночка натягивается, тигренок болтается, как маятник. А в невесомости натяжения нет, игрушка свободно плавает. Мне было интересно, как поведет себя тигренок после отделения «Искры» от ракеты-носителя и до момента выхода парашюта.

Ведущий: Перед стартом пошли пожелания хорошего полета от руководителей эксперимента и друзей пилота-испытателя.

Пастушенко: Помню пожелание от Макарьева: «Чтоб наши самолеты летали и не падали, чтобы наши ракеты летели по курсу и чтоб наши корабли бороздили просторы Вселенной». Вот ведь завернул, а? (смеется). А я ответил: «Будьмо!»

Ведущий: Это что-то среднее между «будем», «будь здоров» и «желаю взаимного успеха»?

Пастушенко: Э… Ну, почти так. Как тост! (смеется).

Ведущий: Минута до старта. Помните свои ощущения?

Пастушенко: Нетерпение. Скорее, скорее, скорее… Уже сил  никаких нет ждать!

(Видеоряд: Подсвеченная прожекторами ракета-носитель на стартовом столе среди ночной тьмы хорошо видна со стороны смотровой площадки, где установлены кинокамеры, ведущие съемку.

– Земля – борт, – слышна в эфире команда. Длинная мачта обслуживания отходит в сторону от ракеты.

– Пуск!

Внешне ничего не изменилось, но механизмы, запускающие ракету в космос, уже где-то начали свою работу.

– Бортовое питание! – Новая команда означает, что стартующий корабль уже полностью перешел на собственное энергоснабжение.

– Зажигание кислород! – Срабатывает запал для топливных смесей.

– Предварительная!

Двигатели вышли на предварительную ступень работы. Под ракетой полыхнул огонь, лениво поползли бело-серые клубы дыма.

– Промежуточная!

Яркая вспышка под стартовым столом. Клубы дыма рванулись вниз и вбок по отводному каналу.

– Главная! – Голос оператора срывается на крик. – Подъем!

Рокочущий грохот над ночной степью. Под ракетой разгорается солнце, и в следующее мгновение ее похожее на расширяющуюся башню тело выходит из-под стартового стола, устремляясь в небо).

Ведущий: Старт состоялся в два часа сорок семь минут по московскому времени. Владислав Тарасович, Юрий Гагарин в момент старта сказал свое бессмертное «Поехали!» А вы что-нибудь сказали?

Пастушенко (смеется): Ту-ту чух-чух!

Ведущий: Что-что?

Пастушенко: Ту-ту чух-чух! (Улыбается). Я когда был совсем маленьким, моя бабушка показывала на проходящие поезда – из окна нашего дома был виден кусочек железной дороги – и говорила: «Смотри, ту-ту чух-чух поехал!» А у меня в самый момент старта было совершенно иррациональное ощущение, что я сижу в каком-то маленьком вагончике на вершине поставленного перпендикулярно земле железнодорожного состава. Вот поезд загрохотал, дернулся, двинулся по невидимым небесным рельсам вверх. И когда я услышал в динамиках пожелание от генерала Шумилова: «Прометей», желаю успешного полета!», я ответил: «Ту-ту чух-чух!» Не знаю, слышали ли мой ответ на командном пункте…

Ведущий: Что почувствовали, когда ракета пошла вверх, оторвалась от стартовых опор?

Пастушенко: О, эмоции били через край! Я, наверное, тогда даже дышать перестал! Восторг, радость, немножко страха – вот такой коктейль! Ракета дрожит, вибрирует, набирает скорость… В эфире идет отсчет времени и звучат комментарии оператора:

– Двадцать секунд! Полет нормальный! Тридцать секунд, давление в камерах сгорания в норме!

Я тоже не молчу, кричу в эфир:

– Я – «Прометей»! Полет нормальный!

Сразу стала наваливаться перегрузочка. Плавно-плавно, но неотвратимо. Две единички, три… Тигренок на резиночке ко мне вытянулся. Значит, порядок, летим!

Сердце в груди тараторит скороговоркой, на лицо словно легли чьи-то невидимые пальцы, давят.

Слышу голос оператора в эфире:

– Сто секунд, полет нормальный!

(Видеоряд: Яркая звезда поднимается в черном небе, постепенно поворачивая к востоку, и, кажется, снова приближаясь к земле. Это ракета уходит все выше и выше и одновременно все дальше, к линии горизонта.

Пастушенко в скафандре внутри корабля. Стекло гермошлема опущено, черты лица испытателя за стеклом едва различимы в отблесках света от бортовых светильников).

Пастушенко: Примерно на сто восемнадцатой секунде отошли боковые ракетные блоки – ощущалось это как несильный толчок от днища корабля и скачок перегрузки.

Мысленно уже прикидываю – где-то секунд через тридцать пять – сорок должен отделиться головной обтекатель ракеты-носителя. Он выдергивает специальную чеку, которая включает механизм отделения моего кораблика. Еще секунд пять – и «Искра» отлетит от уходящей в космос ракеты. Вот это самый критический момент. Потом начнется спуск и посадка.

Ведущий: К моменту отделения головного обтекателя ракета-носитель достигла высоты около девяноста километров над землей и удалилась примерно на сто двадцать километров от стартового комплекса. Скорость была уже более двух тысяч метров в секунду.

Пастушенко: «Я – Прометей», на борту все нормально! – передаю на Землю. – Жду разделения кораблей!»

И начинаю про себя считать. Досчитал до тридцати семи, когда мой кораблик вздрогнул. За иллюминаторами мелькнули какие-то тени. Головной обтекатель теперь не закрывал обзор. За стеклами я видел черное ночное небо. И на этом все перемены закончились.

Ведущий: Вот в этот момент вы думали, что «Искра» уже отделилась от «Прогресса»?

Пастушенко: Ну, да… Раз обтекатель сброшен, – значит, и кораблик мой должен был отделиться. Помню, я тогда сразу и отрапортовал: «Есть разделение!»

Ведущий: А в ответ?

Пастушенко: А в ответ, как поется в одной хорошей песне, тишина. Связь пропала. Мгновенно.

Ведущий: Внешняя антенна крепилась на головном обтекателе. После отделения «Искры» от ракеты-носителя и разделения ее отсеков, должен была включиться антенна на самом корабле.

Пастушенко: И я лечу дальше. А в эфире – ватная тишина. Только помехи потрескивают.

Ведущий: А как ваши ощущения в этот момент? Они ничего не подсказали?

Пастушенко: Мои ощущения – чувствую, что осталась перегрузка. И думаю: так и должно быть или что-то идет не так? Вроде бы после отделения от ракеты должна наступить невесомость. А ее нет…

Ведущий: Головной обтекатель отделился от ракеты-носителя и рванул чеку. Но чека осталась на месте, в пазе системы разделения. Уже потом, много позже, когда в казахстанской степи нашли обломки упавшего головного обтекателя, выяснилось, что второй конец чеки вообще не был закреплен на кронштейне, расположенном на головном обтекателе. То есть в монтажном зале космодрома его, как и было положено, закрепили контровочным штифтом. А затем при дальнейшем обслуживании на космодроме кто-то из испытателей, – так и не удалось установить, кто именно, – ошибочно вытащил штифт, видимо, приняв его за элемент крепления на время транспортировки объекта на Земле.

Пастушенко: Я понимал, что продолжаю полет верхом на «Прогрессе» и ракете-носителе. Но все еще не верилось, что это аварийный режим. Может, программу полета чуть-чуть подкорректировали? Докладываю на Землю: так, мол, и так. Эфир молчит. Окончила работу вторая ступень – отделения корабля нет. Это уже где-то двести восьмидесятая секунда полета. Сильный толчок снизу – отделилась вторая ступень. А может «Искра» тоже отделилась? Вслушиваюсь в звуки и свои ощущения, жду. Снова толчок снизу. И снова пошла давить перегрузочка совсем легкая, но есть. Понимаю: это начала работать третья ступень. Вот тут меня, как говорится, попеременно сначала жаром обдало, а потом ледяным душем окатило. Я понял, что вместе с «Прогрессом» продолжаю полет. То есть лечу в космос, на околоземную орбиту. И связи с Землей по-прежнему нет. Лечу – и не знаю, что мне делать. Верите, сердце сжалось в ледяной комок.

Ведущий: «Искра» действительно продолжала полет вместе с грузовым кораблем «Прогресс». На Земле еще не поняли, что спасательный корабль не отделился от связки ракеты-носителя и грузового корабля. Центр управления полетом в Подмосковье контролировал запуск «Прогресса» и с его точки зрения все шло нормально. В центре управления экспериментом на космодроме отметили длительный перерыв в связи с «Искрой», но посчитали его сбоем в радиосвязи и всерьез не обеспокоились. Эвакуационная группа «Степь» вслушивалась в эфир, ожидая, что вот-вот начнет работу антенна на парашюте спускаемой капсулы «Искры» и посадочный радиомаяк. Но эфир молчал.

Пастушенко: А я лечу и не знаю, что мне делать – ведь такая ситуация никакими инструкциями не была предусмотрена. Лечу и думаю. Какая у «Искры» сейчас скорость? Вспоминаю, что после отделения от второй ступени, должна уже быть скорость за четыре тысячи метров в секунду, и она постоянно растет, поскольку двигатель третьей ступени работает. Где я сейчас нахожусь? Прикидываю, что в момент отделения третьей ступени от второй, расстояние до Байконура уже должно было быть больше четырехсот километров. И оно тоже с каждой секундой все увеличивается и увеличивается. Система управления «Искрой» имеет ручной режим отделения от ракеты-носителя. Но можно ли его задействовать сейчас, на этапе работы третьей ступени? Или уже нужно подождать, пока корабль не выйдет на околоземную орбиту? А если не выйдет? Если у ракеты-носителя не хватит топлива, чтобы вытащить на орбиту и грузовик, и меня с «Искрой»? Ведь изначально на орбиту должен был выйти только «Прогресс». Хотя должны же быть какие-то ресурсные запасы топлива… А если отделяться сейчас, на участке работы третьей ступени? Можно ли садиться в таком режиме? Где я сяду? В каком районе? А если я улечу в Китай? Да еще на совершенно секретном аппарате? Или вообще в Тихий океан? И какие будут перегрузки при таком баллистическом спуске? Вспоминаю, что Макаров и Лазарев в 1975 году садились в таком же баллистическом режиме при аварии на третьей ступени ракеты-носителя. Тогда перегрузочка у них была за двадцать единичек. Они выдержали. Но они были тренированными на перегрузки космонавтами. А я? При полетах на «МИГ-15УТИ» пятерочка – шестерочка «же» была – и только.

Ведущий: А не хотелось рискнуть и сознательно задержаться? Перейти рубеж высоты сто километров или вообще выйти на орбиту и стать космонавтом?

Пастушенко: Знаете, тогда даже не думал об этом. Честно говоря, я поначалу испугался. Ну, и растерялся немного, конечно... А уже потом взял себя в руки и стал думать. Решил: выхода на орбиту ждать не буду, беру управление в свои руки и выполняю аварийное отделение. Да, нас на это не тренировали. Но я же во время подготовки учил все инструкции дополнительно, сам, по своему желанию. Как чувствовал, что понадобятся… (ухмыляется). Поэтому знал последовательность всех команд, в том числе и аварийных. Нужно было только вспомнить. Даже глаза закрыл, сосредоточился – и все вспомнил, всю последовательность! Тут же одна за другой команды выполнил – нажал кнопки и щелкнул тумблерами в правильной последовательности.

И сразу резкий толчок вперед. Потом гул спереди – двигатели «Искры» включились, начали отрабатывать команду на отделение и отвод капсулы от ракеты-носителя. А это означало: мы отделились и теперь движемся самостоятельно. Как говорится, находимся в свободном полете.

Ведущий: Этот толчок – отделение «Искры» от третьей ступени ракеты-носителя – немедленно зафиксировал Центр управления полетом в Подмосковье. Управленцы напряглись: что происходит? Авария носителя? Но толчков больше нет, двигатель работает устойчиво. Посчитали, что был какой-то сбой в передаче телеметрической информации с борта ракеты-носителя.

Пастушенко: А двигатель на «Искре» проработал довольно долго, пока не отключился автоматически. Ведь система управления моего кораблика не знала, что мы отделяемся на этапе работы третьей ступени, в верхних слоях атмосферы. Программа была заложена на отделение «Искры» при аварии ракеты-носителя на стартовом столе – да еще при аварии не простого носителя «Союз-У», а мощной системы «Энергия»-«Буран». Вот и тащил движок моего кораблика меня в сторону от условного места катастрофы «подальше и повыше». А направление импульса, между прочим, совпадало с направлением на разгон космического аппарата!

Ведущий: То есть двигатель даже придал «Искре» дополнительную скорость?

Пастушенко: Да еще какую! Но вот и двигатель «Искры» отключился. Тишина полнейшая. У меня ощущение, что перевернулся вниз головой и на чем-то подвис. Поднимаю взгляд – мой тигренок свободно парит в воздухе. Вот теперь все ясно. Здравствуй, долгожданная невесомость!

Посмотрел в иллюминатор. Мелькает какой-то свет и что-то темное беспорядочно вертится. Ага, ясно это мой кораблик вращается. Причем сразу по всем пространственным осям. 

Делаю доклад на Землю:

– «Двадцатый», я – «Прометей». Есть отделение от ракеты-носителя! Иду на баллистический спуск с большой высоты!

В эфире только помехи трещат. Ответа нет.

Вот так лечу минуту, другую, третью… Лечу, и мне непонятно: я действительно иду на баллистический спуск или все-таки вышел на низкую орбиту?

Подумал, подумал, снова припомнил последовательность команд и включил автоматическую ориентацию. Зажужжали гироскопы где-то внутри приборной панели. Кораблик постепенно выправил свое положение в пространстве.

Я осмотрелся. В иллюминаторах над головой и слева-справа вижу черное небо, Землю, яркое солнце над голубой полосочкой горизонта. Замечательная картина! Земля с такой высоты – удивительно красива. Особенно на рассвете. А я как раз и летел навстречу утренней заре.

Вот так прошло минут пятнадцать. Перегрузок нет. Невесомость есть и никуда не исчезает. Тигренок мой, индикатор, на резиночке по-прежнему болтается. Решил, что такого длительного баллистического спуска быть не может.

В верхнем окне вижу побережье и какие-то острова, много облаков. То есть я как бы летел вверх ногами. Интересно, там, за иллюминатором над моей головой – это еще Китай и Японское море? Или уже Тихий океан?

Вижу, «глобус» на пульте заработал – это в корабле такой приборчик есть, который отслеживает передвижение корабля над Землей: летишь над Тихим океаном – и на шарике «глобуса» тоже изображение Тихого океана. Вот у меня как раз и есть – Тихий океан, сразу же за Японией.

Иногда запущенные с Байконура ракетные ступени или космические аппараты долетают до тихоокеанской акватории. Вот при пуске «Энергии» неудачно запущенный «Полюс» упал и утонул где-то в океане.

А вдруг и я падаю? Хотя перегрузки по-прежнему нет, а невесомость по-прежнему есть.

Гляжу в иллюминаторы: нет, не падаю! Вон уже побережье Южной Америки показалось на голубеющем горизонте.

Вот тут я уже точно знал: лечу над Землей, делаю первый виток.

Сердце заколотилось, как бешенное, когда я это понял. Я в космосе! Как Гагарин, Титов и все прочие наши космонавты!

Ведущий: Оказавшись в космосе, «Искра» побила рекорд по наименьшей массе пилотируемого аппарата, который с 1962 года принадлежал одноместному кораблю «Меркурий-Аврора» и его пилоту Малькому Скотту Карпентеру и составлял 1349,5 килограмм. Напомним, что вес «Искры» был около 1200 килограмм.

Пастушенко: Что делать? Связи по-прежнему нет. Я почти постоянно бормотал в микрофон:

– Земля, «двадцатый», Центр управления полетом! Я – «Прометей»! Иду над Землей, первый виток…

Только в ответ по-прежнему треск помех в динамиках.

Понятно, что нужно возвращаться на Землю. Но как? Помню из книг и фильмов, что гагаринский «Восток» начал торможение где-то над Африкой.

Мне тоже тормозить? Или нет?

Ведущий: А на Земле, в Центре управления запуском на Байконуре, еще не понимали, что случилось.

Космодром в момент отделения головного обтекателя потерял связь с «Искрой» – точно по плану полета. Теперь связь должна была перейти к специальной эвакуационной группе, которая дежурила в предполагаемом районе приземления. На «Искре» должна была открыться антенна, но штатного отделения на участке запуска не было, антенна не открылась.

Московский Центр управления полетом и вся наземная инфраструктура, как мы уже говорили, были сориентированы только на работу с «Прогрессом».

После отделения головного обтекателя прошло сообщение «Есть отделение объекта!». Поэтому в эвакуационной группе решили, что объект отделился, но у него по какой-то причине не работает антенна.

Стали визуально осматривать небо, объект не обнаруживался. Значит, решили, «Искра» почему-то вышла из района приземления. Расширили границы поиска. В воздух поднялись вертолеты и самолеты.

А вот Соединенные Штаты засекли непонятный объект в космосе уже через десять минут после запуска ракеты-носителя «Союз-У» с космодрома Байконур. В итоге присвоили регистрационный номер 18568/1987-094А грузовику «Прогресс-33» и 18568/1987-094В загадочному космическому аппарату на очень низкой орбите.

Услышали на американских пунктах слежения и голос Владислава Пастушенко из космоса:

– Я – «Прометей». Вас не слышу. Вижу Землю. В корабле – невесомость.

Операторы в США решили, что запущен низкоорбитальный секретный спутник с магнитофоном на борту для отработки систем оперативной связи между военными частями. У американских офицеров на пункте слежения не хватило фантазии, чтобы поверить в запуск на такую низкую орбиту миниатюрного пилотируемого космического корабля. Так они, кстати, считают и до сих пор, так объект фигурировал и тогда, в докладе Агентства национальной безопасности американскому президенту Рональду Рейгану.

Пастушенко: Лечу, смотрю на рассвет, на Землю. Прошел над Северной Африкой, внизу показалась Европа. Тормозить или нет?

Так, думаю, чтобы тормозить, нужно включить в работу орбитальный контур управления. Команды включения я помню.

Или все-таки подождать?

Решил подождать: пойду над Казахстаном, попытаюсь связаться с космодромом или эвакуационной группой, получить какие-то инструкции.

Жду. Вот и Казахстан в иллюминаторе показался. Снова начал вызывать по радио и космодром, и «Степь». В ответ – тишина тишайшая.

Ведущий: На Земле космодром выполнил свои функции по запуску и отключился. Московский Центр управления полетом работает с грузовиком «Прогресс». Эвакуационная группа «Степь» занята поиском на земле: решили, что не раскрылся парашют на «Искре», объект упал, испытатель погиб. Стали искать место катастрофы. Приняли решение на космодром пока ни о чем не докладывать, чтобы не создавать паники..


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю