Текст книги "Обратной силы не имеет"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

  – Времени на раздумья у меня, разумеется, нет? – спросил я после паузы.

  – «Персей» продержится на орбите еще полтора витка, – бесстрастным тоном сообщила Искра. – Это около двух часов.

  – Хотя о чем тут думать? – я усмехнулся. – Конечно, я хочу жить... Но...

  Я запнулся.

  – Я вовсе не предлагаю вам шагнуть из огня в полымя, – в ее зеленых глазах блеснули искорки.

  Искорки в глазах Искры. Искра, не предлагающая шагать из огня в полымя. Какая веселая галлюцинация...

  – Никто не собирается превращать вас в космонавта-смертника. Да, первая высадка на Венеру – опасна, но не сверхопасна. Ваша безопасность будет обеспечена по высшему разряду. После завершения полета вы станете очень состоятельным человеком. Ну, и конечно, слава. Имя человека, первым ступившим на поверхность Венеры, станет в один ряд с именами Юрия Гагарина, Нила Армстронга, Лао Дэнюаня...

  – Сколько у меня будет времени на отдых и подготовку к высадке? – деловито поинтересовался я. В общем-то, выбор я уже сделал.

  – Ровно месяц. Однако есть одно «но»... До момента высадки вам запрещено любое непосредственное общение с людьми. Со всеми. Без исключения.

  – Это еще почему? – опешил я. Так хотелось сразу же увидеться с Настюшкой через три с лихвой десятка лет! Какой она станет там, в «прекрасном далёко»?

  – Потому, что любое общение по закону неминуемо вписывает вас в земную человеческую общность. Вы теряете статус «человека из прошлого». Поэтому ваш отдых и подготовка пройдут на орбитальной станции «Альфа-Венера». Станция уже переведена в беспилотный режим.

  – Погодите, – я остановил ее жестом руки. – А как же вы? Вы уже общаетесь со мной, не так ли?

  Мне показалось, что ее лицо на секунду окаменело.

  – Я – не человек, – произнесла она бесцветным тоном. – Мое имя Иск-Ра – искусственный разум.

  У меня перехватило дыхание.

  – А как же все это? – я скользнул глазами снизу вверх по ее фигуре. – Лицо, руки...

  – Это антураж, – улыбка снова коснулась ее тонких губ. – Необходимый реквизит. Картинка, которую я создала сама перед тем, как отправиться в прошлое.

  – Почему за мной не прислали человека? – я сообразил, что выразился несколько двусмысленно и неловко кашлянул:

  – Я имею в виду...

  – Я поняла, – быстро сказала она. – Для людей путешествия во времени пока еще сверхопасны. Итак, Дарий, какое вы принимаете решение?

  – Я согласен.

  – Чудесно, – хорошенькая головка девушки чуть склонилась вперед. – Тогда доставайте таймскафандр из контейнера и переодевайтесь. И еще... Вот это нужно поместить в ваш скафандр «Сокол» перед тем, как мы отправимся в будущее.

  Толстый четырехугольный пакет выплыл из-за ее спины и поплыл в мою сторону.

  – Что это?

  – Это ваш весогабаритный имитатор, – я мог поклясться, что в глазах Искры мелькнули озорные огоньки. – Он заполнит объем скафандра для имитации вашего присутствия. Смесь составлена на основе медицинских тестов – тех, которые вы прошли перед самым стартом.

  Я подавился воздухом:

  – Даже так?

  – Ваш уход не должен лишить прошлое ни одного атома. С определенной долей погрешности, конечно.

  – А как же вы? – поинтересовался я. – Вы будете путешествовать во времени без скафандра?

  – Я – всего лишь голограмма, – напомнила она. – Конечно, во мне есть небольшое количество частиц вещества, которые и формируют это оптическое изображение. Сейчас они – это и есть кусочек настоящей Искры, который в будущем воссоединится со всем искусственным разумом. Ведь воспоминания о миссии в прошлое должны быть полноценными... Сюда я прибыла в контейнере с вашим имитатором. А обратно – отправлюсь внутри вас. Надеюсь, вы не будете против?

  Не дожидаясь моего ответа, она поднялась с ящиков с провизией, легкой и быстрой походкой прошла по воздуху – именно прошла, а не перепорхнула в невесомости, – и исчезла.

  – Эй, вы где? – я с опаской заозирался. А если весь наш разговор – это все-таки лишь моя галлюцинация?!

  – Я уже внутри вас, – голос Искры прозвучал отовсюду одновременно. Словно в моих ушах вдруг оказалось два динамика. – Не мешкайте, переоблачайтесь!

  Трясущимися пальцами я принялся расстегивать застежки «молнии» на нагрудной части «Сокола».

 

 

  4

  Переход из прошлого в будущее оказался не мгновенным.

  Мой маленький мирок, приютившийся внутри «Персея» и ограниченный его стенками, полыхнул ослепительно-ярким пламенем, мгновенно затуманился, померк, и сразу же сделался холодной антрацитово-черной пустотой. Не стало моего тела, не стало разбитого космического корабля, не стало Земли, Солнца и мириад галактик, звезд, планетных систем.

  Была темнота и в ней – только я. Сердце тревожно екнуло.

  – Не бойтесь, Дарий. Вы не один, – голос Искры шел отовсюду из черноты пространства. Она говорила тем тоном, которым мамы обычно убеждают малышей не бояться темноты в комнате. – Я тоже здесь. Внутри вас.

  – И мысли мои можете читать? – с опаской осведомился я.

  – Только те, которые вы проговариваете про себя.

  – Ага, значит, главное – не проговориться, – я засмеялся. – И не думать лишнего!

  – Вы знаете притчу о белом бычке? – она хихикнула.

  – Это ту, где крестьянину посоветовали не думать о белом бычке, а он с тех пор только о нем и думает?

  – Вот-вот! Поэтому просто расслабьтесь и думайте о чем-то приятном.

  Легко сказать расслабьтесь. Страх никуда не девается. Может быть, когда-нибудь, – совершая сотое или тысячное путешествие во времени, – я перестану дрожать, как осиновый лист на ветру. Но сегодня явно не тот случай.

  Нужно действительно заставить себя думать о чем-нибудь приятном. Например, о славе первопроходца Венеры, которая, может быть, меня ждет. Картинки в школьном учебнике по космонавтике: Юрий Гагарин – первопроходец космоса, Нил Армстронг – первый человек на Луне, Дарий Макарьев – покоритель Венеры... Приятно, черт возьми! Жаль, что прическа меня подвела. Шевелюра у героя-космонавта могла бы быть и погуще...

  – Вполне нормальные волосы, – заметила Искра со смешком.

  – Спасибо за комплимент, – процедил я сквозь зубы. Доболтался, Макарьев?

  В размышлениях о своей прическе я пропустил момент, когда нечто вокруг меня стало меняться. Где-то в необозримом далеке открылись невидимые шлюзы, и пространство стало заполняться бутылочного цвета жижей. Темнота озеленялась на глазах. Мир вокруг ожил, задвигался и превратился в мутно – зеленую субстанцию с вкрапленными в нее шевелящимися клочьями голубого цвета. Как и прежде, не было никаких звуков – словно в ушные раковины затолкали плотные комки ваты. Самых нелепых форм сине-зеленые пятна мягко и усыпляюще однообразно скользили по прозрачной пленке, из которой был сделан мешок, названный Искрой таймскафандром. Переплетались друг с другом в струйки зеленовато-бутылочных оттенков, прозрачной рябью уходили куда-то в мутную бездну. Гиперпространство явно игнорировало пилота Макарьева. Скукотища.

  – Я забыл спросить, сколько продлится наше путешествие? – я подавил зевок. Может, и впрямь поспать? Если нервишки, конечно, позволят.

  – Здесь нет времени в нашем обычном понимании. Субъективное восприятие. Мое путешествие в контейнере с вашим имитатором заняло около десяти минут субъективно воспринимаемого времени.

  – Э... – я закашлялся. – То есть в личном восприятии я могу провисеть здесь и миллиард лет?

  – Не думаю, – оптимистично возразила Искра. – Математической теории перехода во времени еще нет, но я интуитивно подозреваю, что время субъективного восприятия гиперпространства прямо зависит от массы перемещающегося объекта.

  – Хорошо, что я не толстяк, – я пыхнул смехом.

  Сине-зеленые плотности все так же неощутимо ударялись об мое тело, проплывая мимо, скользили по рукам и ногам. Интересно, Искра их тоже видит?

  – Вижу. Это, скорее всего, наша коллективная галлюцинация.

  – Я как чувствовал, что сегодня без галлюцинаций не обойдется, – даже в мыслях мне почему-то хотелось выглядеть перед образом искусственной девушки из будущего этаким бодрячком. Мол, нам, Ванюшкам Бровкиным, ни армия, ни целина нипочем.

  Мгновенно мир переменился. Нечто невидимое, но плотное и мощное, стремительно явилось из зеленовато-голубой пущи, обняло миллионом мягких лап, подхватило, встряхнуло, закружило среди плетеных кружев полупрозрачных струй, среди ожерелий из фиолетово – голубых клочьев, и понесло меня куда-то в неведомую глубь мутно-зеленого мира. Я почувствовал себя крохотным муравьишкой, сидящим верхом на несущейся в ревущем водяном потоке деревянной щепке. Я сжался, сгруппировался, и перестал дышать.

  – Кажется, мы начинаем выход, – в голосе Искры прорезалось напряжение.

  Таймолет «Дарий Макарьев» прибывает на пятый путь. Пассажирам просьба подготовиться к выходу из вагонов и не забывать свои вещи.

  Вспышка шаровой молнии, смерч пламени в глазах, испуганный вопль сердца...

  Мгновение и мир снова стал иным.

 

  5

  Я висел в невесомости, раскинув руки и ноги. Таймскафандр исчез, словно его и не было. Вокруг змеились разноцветные кабели и оптикопроводы. Новое пространство, внутри которого я оказался, имело форму цилиндра диаметром около четырех метров и длиной около двадцати.

  – Мы в хрономодуле. Так называется космический модуль, в котором смонтирована аппаратура для перемещения во времени, – пояснила Искра внутри моей головы. – Рада приветствовать вас на станции «Альфа-Венера», Дарий!

  Секундное помутнение в глазах – и Искра снова оказалась рядом. Все в том же коротеньком сарафанчике и босоножках.

  – Вы все в той же голографической проекции?

  – Она мне понравилась, – кивнула девушка и вдруг удивленно уставилась на мой лоб. – Очень интересно... Ну-ка, взгляните на себя в зеркало!

  Овальной формы зеркало размером с книгу выросло прямо из кончиков пальцев на ее левой руке.

  – Что там такое? – я бросил взгляд на зеркальную поверхность и оторопел. Выше лба, на месте, которое раньше занимали залысины, обнаружилась густая русая шевелюра. Совсем как в раннем детстве. Чубчик кучерявый.

  Я тронул волосы руками. Не мираж. Осторожно дернул кончики шевелюры. Больно, не парик.

  – И что это может значить? – я вопрошающе воззрился на Искру.

  – Мне только одно приходит в голову, – она развела руками. – Побочный эффект переноса во времени.

  – Что-нибудь подобное наблюдалось ранее?

  – Ни разу! Может быть, рост волос – это какой-нибудь «эффект удвоенного разума»? Ведь в этом переносе мое сознание было совмещено с вашим...

  Я внимательно рассматривал свою прическу в зеркале. Исчезли не только залысины, но и маленькая лысинка, которая стала образовываться на темени пару лет назад и постепенно росла. Гм, «эффект удвоенного разума».

  – Так вам даже лучше, – Искра сначала улыбнулась, а потом звонко рассмеялась.

  – Чего же вы хохочете? – поморщился я.

  – Я представила, какой ажиотаж начнется в косметических салонах, если выяснится, что скачок во времени действительно способен восстанавливать волосы!

 

  6

  Подготовку к высадке на Венеру мы начали в тот же день – сразу после того, как я умылся, привел себя в порядок и пообедал.

  Лететь мне предстояло на капсуле «Прометей-Венера» – корабле, выполненном в форме усеченного конуса с диаметром примерно шесть и высотой около десяти метров. Я изучал устройство бортовых систем корабля и до полного автоматизма в действиях отрабатывал весь предстоящий полет. Отстыковка – спуск в атмосфере – посадка – работа на Венере в специальном выходном скафандре – взлет – выход на орбиту – стыковка со станцией «Альфа-Венера». Уже к концу второй недели тренировок я мог выполнить всю эту программу с закрытыми глазами.

  – Не понимаю, зачем нужны такие интенсивные тренировки? – как-то попенял я Искре. Она общалась со мной в облике все той же голограммы. – В конце концов, если миссия не удастся, ее можно повторить.

  Девушка покачала головой:

  – «Прометей-Венера» – это уникальный корабль. На его создание ушло несколько лет. Второй экземпляр есть на Земле, но его подготовка к полету и переброска к Венере займет еще года три, не меньше. И что же, все это время вы согласитесь жить в одиночестве здесь, на станции, на орбите Венеры?

  Я протестующее фыркнул.

  – Ну, а в случае вашей гибели во время высадки программа «Человек на Венере» вообще будет свернута. Навсегда.

  – Но почему? Вы всегда сможете нырнуть в прошлое и снова меня привезти. Только нырять нужно по времени чуть раньше, чем ваша первая вылазка.

  – Ничего не получится. Во-первых, я просто не смогу появиться раньше того момента, в котором уже появилась. Вспомните, я вышла с вами на контакт сразу же, как только вы прервали связь с Землей. Для человечества вы уже исчезли навсегда.

  Я и сам читал об этом в одной из космических хроник. Там так и было написано: «Последние часы жизни Дария Макарьева навсегда останутся тайной. Человечество никогда не узнает, что чувствовал и о чем размышлял герой-космонавт перед гибелью». Написано с пафосом, но глуповато. С явным расчетом вызвать слезы на глазах впечатлительных читателей.

  – Во-вторых, вторичное изъятие вас из потока времени – до нашей первой встречи, – продолжила Искра, – сделает невозможным в принципе ваш первый прыжок в будущее. Как же вас перемещать, если вы уже исчезли? Ткань истории окажется разорванной. Последствия будут непрогнозируемые.

  Логика в ее словах была железной.

  – Поэтому я должна подготовить вас так, чтобы вы совершили успешную высадку на Венеру с первой же попытки, – заключила девушка-голограмма.

  – Буду стараться, госпожа инструктор! – я, шутя, вскинул руку в салюте. – И постараюсь не подхватить венерических болячек во время вылазки!

  Искра прыснула со смеху:

  – Да вы шут, Дарий!

  Убрав улыбку с лица, она заговорила снова:

  – И вот что еще... Если вы думаете, что путешествия во времени уже поставлены на поток, то глубоко ошибаетесь. Этот хрономодуль – первая, и на сегодняшний день единственная установка для перемещения. Его главный конструктор – перед вами. Кстати, Дарий, вы стали первым человеком, который совершил перемещение во времени.

  – Я?! А что, до меня, значит, никто?..

  – Никто, – подтвердила Искра. – Потому, что такое путешествие отнесено к разряду сверхопасных. После вашей миссии эта оценка, возможно, будет изменена, но пока на прыжки людей во времени распространяется действие все того же закона о безопасности.

  Кроме высадки на Венеру, я тренировался в специальном жестком скафандре, который был сконструирован так, чтобы выдержать адские условия на «сестре Земли», по крайней мере, в течение двух часов. Из-за обилия многослойной теплозащиты и систем охлаждения – на поверхности меня ждала «печь», разогретая до полутысячи градусов, – скафандр получился очень тяжелым. Чтобы облегчить мою работу в нем, конструкторы сделали внешний экзоскелет – фактически настоящего робота, который помогал мне двигать руками и ногами, управлять поворотами и наклонами туловища и даже поддерживал голову, облаченную в массивный гермошлем. Для мысленного управления экзоскелетом Искра имплантировала мне в затылок маленькую микросхему. Операция заняла всего около пяти минут и оказалась совершенно безболезненной.

  На поверхности Венеры мне предстояло взять пробы грунта и поместить их в специальный отсек «Прометея». Под «взглядами» фото– и телекамер я должен был совершить то, что именовалось в программе высадки «ритуальной деятельностью»: произнести короткую торжественную речь и водрузить три флага – голубой флаг ООН, наш национальный триколор и знамя корпорации «Солнечная система».

  – Корпорация «СС», – пояснила Искра, – это частное предприятие с международным капиталом, генеральный подрядчик Всемирного комитета по космическим исследованиям. Она выиграла тендер на исследование Венеры автоматическими средствами. Станция «Альфа» и «Прометей» – это ее разработка и собственность. С момента получения вашего согласия на участие в проекте «Человек на Венере», вы стали внештатным сотрудником корпорации «СС».

  – Вот уж не думал, что когда-нибудь стану «ка-эсэсовцем», – мрачно пошутил я. – Что за дурацкая аббревиатура?

  – К сожалению, она уже прижилась, – Искра безразлично пожала плечами.

 

  7

  Даже при ежедневном интенсивном тренинге, у меня все же был один выходной в неделю и свободные вечера. Вечером в компании девушки-голограммы я совершал коротенький моцион по отсекам станции, а потом мы смотрели «кино» – подготовленную Искрой подборку материалов из земной истории за тридцать шесть лет моего отсутствия.

  За три с половиной десятилетия человечество успело сделать многое. С развитием цивилизации практически сошло на нет противостояние сверхдержав. Страсти кипели, – и не шуточные! – но это были подковерная борьба разведок, политические интриги дипломатов, лукавство и слащавое вранье власть предержащих. Мир стал более безопасным и очень дорожил этим ощущением сытости, благополучия и полностью предсказуемого завтра.

  Поэтому, когда два десятилетия назад грянули события, которые историки назвали «прохождением точки технологической сингулярности», и люди получили в свое распоряжение едва ли не сказочные технологии в биологии, информатике, энергетике, физике и еще в целой куче научных дисциплин, главным стало не столько внедрение новинок в жизнь человечества, сколько создание контрольных механизмов, регулирующих это внедрение. Бюрократические волны успешно гасили ветры познания. Законодательные волнорезы загоняли созданные чудеса в прокрустово ложе тихих гаваней, в которых новинки становились всего лишь очередными игрушками, гаджетами и «прибамбасами» в руках миллионов потребителей.

  Тотальная безопасность сделала мир противоречивым.

  Было запрещено клонирование, но для хирургической пересадки успешно выращивались отдельные человеческие органы.

  Можно было из мельчайших нанороботов собрать любой протез, заменяющий человеческие руки, ноги и даже голову. Но нельзя было создать полностью искусственного человека.

  Работы по созданию искусственного разума завершились блестящей победой ученых. Но тут же были законодательно остановлены. Искусственный разум – Искра – был создан всего в одном экземпляре и отправлен к «сверхопасной» Венере, чтобы исследовать и осваивать планету, а заодно заниматься на станции «Альфа» «прорывными», но потенциально опасными для человечества технологиями. Людям очень хотелось печеной на угольях картошки, но таскать ее из костра оно решило чужими – искусственными – руками.

  – Хорошая теперь на Земле жизнь, – сказал я девушке-голограмме после очередной лекции о «дивном, новом мире». – Только, как на мой вкус, очень уж благополучная и благоустроенная. И, наверное, пресная и скучная.

  – Вы ошибаетесь, Дарий. У людей по-прежнему есть множество разных дел, в том числе и весьма экстремальных и даже опасных, – запротестовала было Искра, но я ее остановил:

  – Не надо. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Есть риск научных исканий, романтика обретения новых знаний... Куда девалось все это?

  – Существует, но под надзором закона, – парировала она.

  – Вы можете представить Ньютона, творящего в законодательном поле? Или соблюдающего параграфы инструкций Эйнштейна? – я скептически ухмыльнулся.

  – Зато человечество обезопасило себя от научных маньяков, от социально опасных изобретений и открытий...

  – В том числе и от вас? – не преминул поддеть я. – Искра, как вы вообще чувствуете себя в роли Франкенштейна?

  Наверное, ее все-таки задели мои слова. Легкая морщинка обозначилась на лбу, обиженно сощурились глаза.

  – Люди хотят стабильности и предсказуемости... – она все же решила стоять на своем.

  – Нет, люди просто боятся конкуренции, – жестко отрезал я. – С киборгами, с андроидами... И с вами в том числе. Люди боятся проиграть. Человечество испугалось собственного будущего, стало трусливым и осторожным.

  – Дарий, вам не кажется, что вы слишком резки в своих оценках?

  – Я просто называю вещи их именами. Что остается делать, если в обществе возобладали все детские страхи человеческой цивилизации? Сказки о бунтующих роботах, которые хотят захватить власть, и прочая ересь...

  – Дети постепенно взрослеют, – осторожно заметила Искра и улыбнулась. – Когда-нибудь все должно измениться...

  – Вы – оптимистка, – я покачал головой. – Косность человеческая неизбывна. Всегда была и будет.

  – Я верю в лучшее, – ее глаза лучились теплотой. – В доброе и человечное. Я верю в людей.

  По интонациям ее голоса я почувствовал, что она говорит совершенно искренне. Вот тебе и нечеловеческий искусственный разум...

  Мне нравилось беседовать с Искрой. Иногда я совершенно забывал, что рядом со мной всего лишь голографическое изображение. Ловил себя на мысли, что мне хочется подать ей руку, когда мы перелетали на станции из модуля в модуль. Когда она прямо из воздуха появлялась рядом со мной в пилотском отсеке «Прометея» во время тренировок, порывался уступить ей место в кресле. Не знаю, замечала ли она все это.

  Где-то за неделю до дня высадки мне приснился очень яркий и странный сон. Утро летнего дня. Необычно большое солнце показалось над верхушками деревьев. Его лучи нежно скользят по кронам, шаловливыми зайчиками прыгают по листьям. Тропинка лентой вьется среди зеленого многотравья. Мы с Искрой идем, взявшись за руки. И я чувствую своими пальцами мягкую упругость ее кожи...

  – Послушайте, Искра, – спросил я как-то, – а почему создатели сделали вас в женском обличье? Ведь вполне могли бы сделать и мужчиной.

  – Так сначала и было, – губы девушки-голограммы сложились в улыбку. – При рождении меня назвали Искин – искусственный интеллект. И в эмоциональном плане я был бесполым. Потом создатели сообразили, что строят искусственный аналог человеческого разума. А раз так, то ему нужно придать какой-то «пол» – иначе не получится полноценная квазичеловеческая сущность.

  Она чуть помедлила, о чем-то размышляя, и продолжила:

  – Большинство конструкторов были мужчинами. Считается, что мужчины более нежно относятся именно к дочерям. Может быть, именно поэтому я и стала «женщиной», – она ухмыльнулась. Странная это была ухмылка. Горькая.

  – И была еще одна причина... Дарий, вы будете смеяться, но Гендерный комитет при Организации Объединенных наций прислал в Институт кибернетики гневное письмо, в котором ультимативно потребовал для соблюдения гендерного равенства придать искусственному интеллекту женские черты!

  Я и в самом деле не сдержал улыбку. Окинул девушку взглядом и спросил:

  – Ну, а этот образ? Ваша голографическая внешность?

  – Это мой собственный дизайн, – она лукаво подмигнула. – Как любят говорить художники, рисующие автопортреты: «Я так себя вижу».

  – У вас хороший вкус. Иногда я совершенно забываю, что рядом только ваше изображение.

  – Все равно мне никогда не стать человеком...

  В ее голосе прозвучала грусть.

 

  8

  Первую высадку на Венеру приурочили к юбилею полета Юрия Алексеевича Гагарина. Все шло, как по маслу.

  Правда, с утра Искра выглядела хмурой и озабоченной.

  – Мне не нравится энцефалограмма вашего мозга, – сухо сообщила она. – Вы можете потерять управление экзоскелетом. Придется провести дополнительное обследование.

  Она отправила меня в медицинский модуль. Я разделся догола и закрепился на мягкой поверхности операционного стола. Поймал себя на том, что смутился, стаскивая трусы. Секундным желанием хотел попросить Искру отвернуться, но вовремя остановил себя. Чертовщина какая-то...

  Роботы-врачи около часа колдовали над моим телом, особое внимание уделив голове. Искра все это время отрешенно сидела в сторонке, явно размышляя о чем-то своем, и по выражению лица – не совсем приятном. Поначалу, в первые дни моего пребывания на «Альфе», меня удивляло ее неизбывное желание придавать обычному объемному изображению человеческие позы и мимику. Она поправляла виртуальную прическу, садилась, ходила... Потом я привык. Что я знал об искусственном разуме? Наверное, ей было так лучше. «Я так себя вижу».

  – Все в порядке, – сказала она, наконец, мановением руки отгоняя роботов от моего распластанного на столе тела. – Полная норма. Извините, за внеплановый медосмотр.

  – Лучше перебдеть, чем недобдеть, – прокомментировал я любимой поговоркой моего деда Антона Макарьева, частного сыщика. – Пойду надевать скафандр.

  Отделение «Прометея» от станции прошло очень мягко. Я переключил корабль на ручное управление, круто развернулся в пространстве, ориентируясь перед посадкой, и врубил маршевый движок. Сопла плюнули огненными языками, и «Прометей» отправился на предпосадочную орбиту.

  Ровно в полдень Искра дала отсчет миссии. Теперь до самого момента посадки за мной закреплялась роль пассажира. В атмосфере корабль вела бортовая автоматика.

  Сначала пропала невесомость. Исчез бело-серый шар Венеры за стеклом иллюминатора – ушел вниз, под корабль. По коленям неторопливо перебралось справа налево округлое пятно солнечного света. Солнце было где-то над головой, и солнечный зайчик пробрался внутрь «Прометея» сквозь маленькое окошко в переходном люке.

  Потом навалилась перегрузка. Ухнула со стороны груди как-то сразу, неожиданно и властно. Словно что-то невидимое вползло в корабль, зашевелилось, наваливаясь на меня мясистой тяжелой тушей.

  Я готовился к тому, что перегрузка при посадке будет ощутимой, но не мог и предположить, что она окажется такой большой. Не знаю, может быть, это были субъективные ощущения, но мне показалось, что тяжесть далеко зашкалила за те четыре-пять единиц, которые обещала Искра. А может, так сказался месяц в невесомости, который я провел на станции «Альфа».

  – Дарий, вы как там? – поинтересовалась Искра, сквозь треск помех.

  – Нормально, – тяжелый язык едва двигался во рту. – Держусь.

  Корабль затрясся, как автомобиль на ухабистой дороге. По иллюминатору поползли языки пламени. «Прометей» летел внутри образовавшегося вокруг него плазменного облака. Радиосвязь с «Альфой» прервалась.

  Я лежал в кресле с полузакрытыми глазами, желая только одного – чтобы этот ад закончился скорее. Но он длился и длился. Наверное, целую вечность.

  Но оказалось, что и вечность имеет пределы. Невидимый пресс постепенно стал ослабевать. Обрушившаяся на меня туша медленно поднимала свое седалище. Наконец, волна гипертяжести схлынула окончательно.

  У меня за спиной, под днищем корабля, гулко рыкнули тормозные двигатели, басовито засвистели, выходя на посадочный режим. «Прометей» крутанулся вокруг продольной оси, качнулся и выровнялся. Автоматика готовила корабль к посадке.

  Пружинисто вскинулось мое пилотское кресло – начали работать амортизаторы.

  Я протянул руку и щелкнул по сенсору на пульте – на «Прометее» пульт был обычный, из прочного пластика, а не «воздушный», виртуальный, как на «Альфе». Где-то около днища корабля раскрылись защитные заглушки, и объективы телекамер уставились в пространство под кораблем.

  «Прометей» миновал облачный слой, и теперь поверхность Венеры была уже видна хорошо. Равнина от горизонта и до горизонта, покрытая мелкими камнями. Ни гор, ни ущелий, ни котловин. Этот пейзаж вселял оптимизм: значит, корабль точно вышел в район посадки. Посадочный район заранее, еще с орбиты, таким и выбирали – ровным и плоским.

  Вспыхнул зеленый огонек над динамиком:

  – "Прометей! «Альфа» вызывает «Прометей»!

  – Слышу вас, «Альфа», – отозвался я. – Спуск идет нормально. Высота около километра. Начинаю посадочные операции.

  Корабль отстрелил люки над днищем и вывалил наружу четыре суставчатые посадочные ноги с плоскими тарелками ступней.

  Когда до поверхности планеты оставалось метров пять, ракетные моторы натужно взрыкнули последний раз и отключились – чтобы факелами из двигателей не поднять облако пыли. Остаток пути «Прометей» прошел в свободном падении.

  Удар! Меня с силой вдавило в кресло. Взвизгнули амортизаторы, гася энергию посадки. Скрипя, смялись гофры тарелок-ступней. Корабль качнулся раз, другой – словно переминался с ноги на ногу. Задрожал мелкой дрожью. И замер.

  Большой иллюминатор был слева от моего кресла. Я выглянул наружу.

  До самого горизонта расстилалась практически ровная коричнево-серая поверхность планеты, усеянная камнями, похожими на равномерно рассыпанную гальку. Небо было сизого цвета. Низко клубились тучи, на бешеной скорости неслись куда-то в даль.

  Я расстегнул замок под колпаком гермошлема и поднял прозрачный пластиковый наличник вверх. Пододвинул рычажок микрофона ближе к губам и сказал:

  – «Альфа», говорит космопорт «Венера». «Прометей» сел!

 

  9

  – Здравствуй, земная сестренка! Я пришел с миром, как посланец всего человечества! – я замер на нижней ступеньке трапа.

  Именно эту фразу рекомендовано произнести программой высадки. И на несколько секунд застыть, чтобы три фотоаппарата и две телекамеры, установленные на «Прометее», зафиксировали последние мгновения перед тем, как нога человека впервые коснется поверхности Венеры. Потом я должен не спеша поставить правую ногу на грунт планеты. Снова постоять несколько секунд, и лишь затем ступить на каменистое плато левой ногой.