Текст книги "Обратной силы не имеет"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Сергей Чебаненко

 

 

Обратной силы не имеет

 

(Сборник фантастических рассказов)

 

 

 

 

 

ЛАРЕЦ СТАРЦА НИНЕЛИЯ

 

  1.

  Космолет «Еруслан Лазаревич» стартовал тринадцатого числа тринадцатого месяца тринадцатого года в тринадцать часов тринадцать минут по лысогоровскому времени. И этот факт сам по себе был добрым предзнаменованием для успеха всей нашей миссии.

  – Ключ на старт! – гортанно проклекотал оператор наземной связи.

  В наушниках шлемофона громко заскрежетало. Солдатики из местной войсковой части, пыхтя от натуги и обливаясь потом, поворачивали огромный ржавый ключ в замке, отпирающем стартовые фиксаторы пускового устройства.

  – Заклинание! – оператор связи громко зевнул в эфир. Для него наш старт был одним из сотен за последний месяц. А как доказано многочисленными научными работами, лучшего всего здоровому сну на рабочем месте способствуют именно обыденные и рутинные события.

  Ведьмочки из заклинательной команды тоненькими звонкими голосочками завели свою привычную предстартовую песенку:

  – Мы сейчас пускаем РОГ,

  Чтобы он на небе смог

  В космос перейти порог!

  РОГ, РОГ, РОГ! Смог, смог, смог!

  РОГ – реактивный орбитальный гравицап – это сейчас мы, космолет «Еруслан Лазаревич» из знаменитой серии космических кораблей «Алмаз». Дважды лауреат премии «Честь и гордость» Космического Флота Лукоморского Союза, между прочим.

  Командир нашего космолета домовой Пипелий Пипелович Пипелов, для краткости именуемый всеми просто Пипелыч, довольно хрюкнул и суетливо заворочался, поудобнее устраиваясь в кресле – ложементе. С годами у него появилась дурная привычка сладко посапывать во время выведения космического корабля на орбиту.

  – Протяжка! – сообщила Земля все тем же ленивым тягучим голосом.

  Бортовой компьютер «Кот Баюн» заводил носом, принюхиваясь к выполненным в виде связки сосисок записям с полетной документацией. Манипулятор мышь, попискивая от усердия, тут же принялся протягивать связку через кошачий мозг в направлении от левого уха к правому.

  – Продувка! – сказал оператор. Обычно в этот момент он по сложившейся на космодроме традиции начинал ковыряться грязным мизинцем в своей левой ноздре и сморкаться.

  По команде шесть Змеев Горынычей реактивной тяги, установленных по периметру первой ступы нашего космолета, начали, пофыркивая, прочищать огненные горла.

  Я покосился влево. Третий член нашей космической команды, бортинженер Жердяй Игошин, меланхолично посасывал через трубочку апельсиновый сок из большой пластиковой бутылки. Водяной – он и есть водяной. Никакого космоса ему и даром не надо: дай только похлебать чего-нибудь жидкого да вовремя смени памперсы. Чащоба, млин. Как был выходцем из тьмутараканьских болот, так им и остался.

  – Старт! – надсадно рявкнул в эфире оператор.

  Горынычи в хвостовой части ракеты дружно выдохнули пламенем, разметав пыль и плесень на ржавом железе стартовых конструкций. Космолет дрогнул, приподнялся на реактивной тяге и медленно пошел вверх.

  – Позвездячили! – проплямкал губами в микрофон Пипелыч. Это тоже наша старая и добрая традиция – начинать каждый полет исторической фразой, с которой ушел в свой бессмертный рейс к звездам первый космонавт планеты Гагара Юрский.

  Жердяй Игошин вытащил из губастого рта трубочку и с сожалением отодвинул бутылку с соком в сторону. Пить на старте считалось в семействе водяных дурным тоном: под воздействием перегрузки жидкость льется из трубочки как вода из водопроводного крана. Никакого кайфа.

  – Тридцать секунд, полет нормальный, – оператор шумно всхрапнул в наушниках.

  Я повернулся к иллюминатору. Было хорошо видно, как с соседних пусковых площадок в голубизну небес поднимались дымные белые стрелы стартующих ракет. Массовый старт – это всегда завораживающее зрелище. Жаль, что в последние годы из-за нарастающего как котящийся с горы снежный ком миролюбия нашего Колдовского правительства наблюдать массовые запуски можно все реже и реже.

  Сигнальный филин над пультом управления тревожно замигал большими круглыми глазами и трижды угукнул. Пипелыч испуганно вскинулся со сна, влип носом в замигавшие красным лампочки световой индикации и недовольно крякнул:

  – Неполадки на разгонном блоке Д первой ступы. Левушка, займись!

  – Есть, командир! – я принялся отстегивать фиксирующие ремни на кресле.

  Гм, «Левушка, займись»... Мог бы и не говорить, сам знаю свои обязанности. Жердяйчик наш Игошин, хоть по штатному раскладу и записан бортинженером, но в бортовых системах ракеты – ни бум-бум. Водяные – они больше по собственно космической технике специализируются. Да еще в том, чтобы поплавать всласть. Без разницы где: можно внутри герметичного контура орбитальной станции или космического корабля. А можно и за бортом, в открытом космическом пространстве. И не случайно, что первый космонавт, который свободно воспарил на околоземной орбите вне корабля, – Леонтий Лексейшин, – был водянистого роду-племени.

  Ну, а самому Пипелычу покидать свой пост и вовсе не резон. Где это видано, чтобы командир, «Заслуженный домовой Лукоморского Союза», тратил свое драгоценное время на всяческие поломки и отказы? Да еще во время запуска – самой скучной операции в любой космической миссии.

  Поэтому кто у нас на борту универсальная палочка – выручалочка? Я, леший Левиафан Дормидонтов, пилот. И копаться во всяких неисправностях мне сейчас предстоит собственными волосатыми ручками.

  Я выбрался из кресла, с помощью лома и материнского колдовского слова открыл люк в теплозащитном экране на полу пилотского отсека и полез в образовавшийся лаз.

  Орбитальный рабочий модуль, через который мне пришлось пробираться, был почти сплошь заставлен деревянными ящиками с аппаратурой, запчастями и провиантом. Но погрузку на космодроме я делал сам, поэтому плутать мне долго не пришлось, и уже через пару минут я добрался до спиральной трубы, связывающей наш космический корабль со всеми ступами ракеты-носителя. Подложив под себя толстый том бортового журнала, чтобы не протереть штаны скафандра во время спуска, я оттолкнулся от отполированных до блеска бортов спирального лаза и скользнул вниз, заботливо подгоняемый в спину постепенно нарастающей перегрузочкой.

  Мне всегда нравилось скользить по спиральной дорожке, проложенной между топливными баками ракеты. В качестве баков для хранения окислителя и горючего – живой и мертвой воды, то есть, – у нас используются гигантские водяные жабы. По команде с Земли щекотуны – тараканы начинают пощекотывать горловины жаб, и те отрыгивают воды в большущие рабочие клизмы. Направляющие шланги клизм вставлены в подхвостовые отверстия Змеев Горынычей. В змеевских желудках живая и мертвая вода соединяются, химически реагируют и производят высокотемпературный газ, который через разинутые пасти Горынычей вырывается во внешнее пространство, создавая реактивную тягу. Эта тяга сейчас и толкает нашего «Еруслана Лазаревича» в звездные выси космического пространства.

  Я скользил по спиральному рукаву, тычась в упругие животы жаб, и насвистывал веселую песенку про то, что до старта есть еще четырнадцать минут и можно вполне успеть выпить бутылочку тинного пива. Настроение было хорошим, несмотря на неисправность, которая дожидалась меня в двигательном отсеке первой ступы. Я вернулся из отпуска на югах, встретился со старыми друзьями, снова приступил к любимой работе в космосе. Чего еще нужно молодому пилоту-лешему для маленького сиюминутного счастья?

  Неисправность, впрочем, оказалась совершенно пустяковой. Это я понял с первого же взгляда, как только съехал верхом на бортжурнале в двигательный отсек.

  Одна из голов четырехголового Горыныча в секции Д вместо того, чтобы высунуться в выходное отверстие ступы и дружно изрыгать пламя в единой связке с братскими головами, отворотилась внутрь двигательного отсека и с зажмуренными глазами хлюпала носом.

  Я подошел к диссидентствующей голове и ласково потрепал ее по холке. Она приоткрыла треугольный зеленый глаз и уставилась на меня.

  – В первый раз летишь? – негромко осведомился я.

  Голова шмыгнула носом и кивнула.

  – Высоты, значит, боишься? – я ласково погладил ее за ухом.

  Она всхлипнула и виновато угукнула.

  – Мне тоже, когда первый раз в космос летел, было страшно, – признался я. – Так знаешь, что я сделал?

  Голова распахнула оба глаза и заинтересовано повела ушами в мою сторону.

  – Я закрыл глаза, чтобы не бояться, и спокойненько делал свое дело! – врать, конечно, не хорошо, но сейчас меня оправдывали высокие педагогические цели. – А потом стал постепенно открывать глаза и посматривать с высоты... Знаешь, какая Земля красивая из-за облаков? Видела когда-нибудь?

  Голова качнулась из стороны в сторону. Понятное дело, где ж ей видеть. Молодняк же, зелень еще не облетанная, последний выпуск школы Змеев Горынычей.

  – Хочешь, покажу? – я ткнул пальцем в выходное отверстие ступы. – Просовывай сюда головку и открывай пасть. А потом, когда начнешь работать, медленно открывай глазки – и любуйся!

  Пару секунд голова еще сомневалась, но потом решилась, зажмурила глаза и нырнула в выходное отверстие. Мгновение спустя я услышал гулкий рев заработавшего змеиного горла. Блок ракетных двигателей Д вышел на нормальный рабочий режим.

  Я привязал веревку лебедки к поясу скафандра, сунул горсть лесных орехов белке, крутившей колесо, и заскользил по спиральному коридору вверх, обратно в пилотский отсек.

 

  2.

  Как известно, космическое пространство открыл наш отечественный естествоиспытатель Козьма Навтин.

  Задумавшись после жаркой баньки и ведра выпитого холодного пива над природой окружающего мироздания, Козьма сын Фокия решился на мысленный эксперимент и стал постепенно исключать из располагавшейся вокруг него Вселенной отдельные элементы. Раз – и вывел за скобки толстенькую и шаловливую банщицу Марфушку. Два – и пренебрег воздушной атмосферой. Три – и избавился от вод океанских, морских и речных. Четыре – и мысленно отправил в небытие целиком всю твердь земную.

  И вот когда Козьма Навтин совершил весь этот мыслительный прорыв, он оглядел полученный результат внутренним взором и обнаружил себя висящим в безвоздушном пространстве, утыканном сверкающими иглами звезд, петляющими вокруг Солнца планетами и туманными пятнышками далеких галактик.

  Неприятный холодок пробежал по спине великого естествоиспытателя от основания шеи и до самого седалища. Козьма Навтин сообразил, что в своих мысленных экспериментах зашел слишком далеко от жарко натопле6нной бани и ласковых рук шаловливой Марфушки, и решил сделать временную остановку на широкой дороге познания.

  Обнаруженному в результате эксперимента звездно-планетному простору отечественный ученый с присущей ему научной скромностью подарил собственное имя и впредь стал именовать его козьмосом.

  Позднее, уже после женитьбы великого естествоиспытателя на банщице Марфушке и постепенной его переориентации от вопросов устройства мироздания к проблемам ведения домашнего хозяйства, ученики Козьмы Навтина совершенно логично нарекли науку по изучению и завоеванию заоблачных пространств козьмонавтикой. Правда, при регистрации открытия в международных научных организациях слова «козьмос» и «козьмонавтика» из-за плохого перевода трансформировались соответственно в «космос» и «космонавтику». Но на радостях за успехи отечественной науки этого никто не заметил.

  На практические рельсы новую науку поставили тоже наши лукоморские ученые. Гениальный водяной, учитель-самоучка из провинциальной Калюжи, Кости-в-тин Цыцька-Ловский обосновал возможность применения Змей Горынычей и летающих ступ в единой связке и вывел формулу взаимодействия живой и мертвой воды. А домовой из Житомира, Серьга Король-Королевич, выйдя на волю из застенков полицейского управления, где он по злобному навету отсидел без малого десять годочков, быстро сориентировался в новой политической и научной обстановке и вместе с коллегами – тоже из бывших затворников царских башен – создал первые наши беспилотные и пилотируемые космолеты.

  Поочередно отстрелив обе ракетных ступы, полетевшие к земле на расправивших крылья Змеях Горынычах, «Еруслан Лазаревич» вышел на заданную космическую орбиту. Пока наземный центр управления полетом разбирался в том, какой программой полета загрузить наш экипаж, я прилип носом к стеклу иллюминатора и занялся созерцанием открывшихся взору земных красот.

  Сколько уж лет летаю в космос, а так и не привык к этой открывающейся взгляду лепоте. Ясно-голубые воды морей и океанов, снежно-белые спирали циклонов и сизые воронки тайфунов, зелено-бурый коктейль полей и лесов... Вот сверкает на солнце сапожок Италианского Царства в Срединном море. Вот темными горками торчат над белесыми облаками острые коленки горных пиков Тибетской Шамбалы. Целит в левый бок дремлющей между океанами Африки песчано-желтый кулачок Мадагаскара. Антарктида, божественно красивая земля, раскинула белое подвенечное платье среди серо-синих вод Южного полюса. Красота! Сердце замирает от восторга и счастья.

  Но в этот раз долго любоваться земными красотами мне не пришлось. От Земли в космическое пространство поперла такая военно-техническая мощь, что стало совершенно не до любования красотами Мадагаскаров и Антарктид.

  Сначала расстарались наши. Родной Лукоморский Союз поскреб по сусекам, поднатужился и зашпулил в космос все, что хоть в малой степени могло летать. И закружились над планетой похожие на лампочки для карманных фонариков одноместные «Востоки», пахнущие нафталином «Спирали», транспортные «Союзы» во всем множестве своих разнобуквенных модификаций. Гроздями развесились престарелые «Салюты» и многомодульные «Миры», расправили бело-черные крылья косяки «Боров» и «Буранов». Ну, и наши «Алмазы» высыпали на орбиту в едином полковом строю – все как один, сто сорок три боевых машины.

  – Парад намечается, что ли? – Жердяй недоуменно пожал плечами и перевел взгляд на приколотый к стене пилотского отсека томик перекидного календаря. – Гм, так не день же Революции... И про новый партийный съезд ни слова не говорили... Пипелыч, а может быть какой-нибудь пленум ЦК? Внеочередной...

  – Закройся по-тихому, Жеря, – осадил Игошина командир. – Наше дело маленькое. Дан приказ – летаем. А для чего летаем – нам потом скажут. Может быть.

  То, что в воздухе пахнет отнюдь не внеочередным партийным пленумом, стало ясно уже через полвитка. Из-за бугра в полном составе полезла в космос летательная техника Соединенного Пятидесятья Американы. «Меркурии» и «Джемини», «Аполлоны» и «Скайлэбы», «Шаттлы» и целые россыпи новеньких, прямо с монтажных стапелей «Орионов». Я такого богатства космической техники не видел даже в американском музее имени президента Кеннеди, в который в прошлом году забрел по «горящей» туристической путевке.

  Еще через полвитка во всю свою орбитальную мощь проклюнулись и все остальные члены мирового космического клуба – Центронебесная народная республика Китаяния, Персидская Шахозадерия, Африканский союз Мумба-Юмба и вообще все, все, все. Даже горное княжество Хитриони вывело в космос какую-то устаревшую колымагу с нарисованной на борту оранжевой революционной розой. Революционному княжеству, впрочем, не дали развернуться в его полную силу, рявкнули со всех сторон в эфире, чтобы не путалось под ногами, и, принудив к спуску революционный кораблик, заботливо пронаблюдали, чтобы он мирно приземлился где-то в кавказском Загорье.

  – Вот те нате хрен с морковкой, – удивленно просипел Пипелыч, разглядывая в иллюминатор все техническое великолепие земной цивилизации и почесывая указательным пальцем до синевы выбритый затылок. Высшая степень задумчивости и озадаченности, между прочим.

  – Неужто Третья Всепланетная начинается? – Жердяюшка хищно повел своим коротким носиком, как будто пытаясь по запаху определить наступление состояния войны. В воздухе пилотского отсека ничем военно-неожиданным не пахло, поэтому Игошин чуть успокоился и пытливо воззрился на проплывающие за окном земные просторы. – Нет, на Третью Всепланетную вроде бы не похоже. Ярких вспышек не видно, дымные грибочки тоже не наблюдаются.

  – Значит, орелики, ждет нас обычная демонстрация нашей военной мощи и пресечение наглых провокаций распоясавшейся заморской военщины, – констатировал Пипелыч, посасывая погасшую курительную трубку. – Обычное, скажем прямо, дело.

  Пресекать вооруженные провокации в космическом пространстве только на моей памяти нам выпадало раз пять или шесть. Когда наземным правительствам надоедало усердно бороться за мир во всем подлунном мире, они созванивались, договаривались и бросали на околоземную орбиту свои срочно мобилизованные космические флоты. Потом пару недель над планетой шли очень интенсивные военные маневры с пулянием друг в друга из всех видов боевого оружия. Когда ресурсы сторон истощались и правительствам надоедала военная кутерьма в небесах над головой, они снова созванивались, проводили длинные раунды тайных переговоров где-нибудь на курортах в Ницце и обычно к концу второго месяца «маневров» договаривались о приостановке боевых действий. Отличие от прежних маневров сегодня было в том, что в орбитальные выси поднялись не только космические корабли Лукоморья и Соединенного Пятидесятья, но и боевая внепланетная техника других мировых держав.

  Впрочем, загадка массового космического старта мучила нас не долго. Уже на втором витке наш центр управления полетом стал транслировать в эфир гневную речь Генерального Колдуна Центрального комитета Колдовской партии. И сразу все стало на свои места.

  Каждый школяр в самой глухой чащобе знает, что почти сто лет назад старец Нинелий вместе с боевыми соратниками совершил государственный переворот в нашем Лукоморье, позднее получивший название Великой Колдовской Революции. Поцарствовав в свое удовольствие семь или восемь лет, старец Нинелий полностью разочаровался в способностях лукоморского народа соорудить достойную жизнь из подручного материала. Старец передал власть приемникам, а сам по-тихому скрылся где-то в Швейцарских Альпах, надеясь вдали от Родины отдохнуть от ратных дел и найти духовное упокоение.

  Но уже спустя несколько дней во время обычной горной прогулки он неожиданно обнаружил некий Звездный Артефакт, случайно залетевший на Землю откуда-то из глубин Галактики. Недолго думая, старец Нинелий вместе со всем своим многочисленным семейством погрузился на борт Артефакта и, пока земные правительства озабоченно искали умные мысли в собственных извилинах, отбыл в Дальние Звездные Миры неким совершенно мистическим способом. Чтобы оставшаяся на планете живность не слишком была опечалена его безвременным убытием, старец пообещал лет через девяносто-сто напомнить о себе и дать жителям Земли какой-нибудь ценный и полезный совет.

  И вот свершилось! В сфере Прилунья объявился автоматический корабль, посланный из звездного далека старцем Нинелием. Аппарат громко пропищал в эфире о своем прибытии, наличии на борту долгожданного послания жителям Земли и бухнулся в лунную пыль в районе западного побережья Океана Бурь. Мол, кто первым меня найдет, тому послание и достанется.

  Да, и еще... Скороговорочкой, как бы между прочим, космический зонд от Нинелия сообщил, что собирается дать рецепт превращения всех жителей Земли в Единое Мировое ЧЕЛОВЕЧЕСТВО.

  А мечта о ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ – это, согласитесь, самая сладкая мечта всех, живущих в подлунном мире. Тут ведь как: рождаемся мы все как один симпатичными мальчиками и девочками. Растем, веселясь и радуясь, съедая килограммы мороженого и сбивая в кровь коленки в детских забавах. А лет примерно в тринадцать – вот оно опять счастливое число вылезло! – начинается социально-генетическая специализация. Неотвратимая, как кара небесная за грехи наши.

  Один обрастает волосами и становится лешим. Другой лезет на диван, непомерно полнеет и превращается в домового. Третий дни напролет лежит в ванной и вырастает в типичного водяного.

  А у девчоночек дела обстоят еще хуже. Были стройные ножки – и вдруг на раз-два: пошла ковылять по свету очередная Баба Яга – костяная нога. Было симпатичное личико – а однажды утром носик вдруг вытягивается и вот уже молодая кикимора кружит головы всем встречным особям мужского пола. Нет, отдельные экземпляры таки сохраняют естественный девичий облик, лицо красивое, фигуру ладную, но вот беда – совершенно теряют пигментацию волос. И живут под солнцем белокурые навки, всего боящиеся и по-детски глупенькие.

  То же самое происходит и с другими народами, только по-своему. Вот, например, в Соединенном Пятидесятье Американы у парней после тринадцати лет вдруг вытягиваются уши и растут носы – здравствуй, гоблин! Был ребенком афроамериканского цвета – станешь гремлином. Был испаноговорящим – будешь троллем. И женщины у них к четырнадцати годам – все уже сплошь валькирии, гарпии или нимфы.

  Вот поэтому издавна общей всепланетной мечтой и была мечта о Человеке – совершенном и красивом существе, которое от рождения и до самой кончины будет оставаться самим собой, пребывая все в том же прекрасном облике. Над разрешением проблемы превращения разноплеменных жителей Подлунья в единое человечество десятки веков бились астрологи и алхимики, медики и генетики. Все тщетно...

  И тут появляется космический зонд от старца Нинелия и на всю Солнечную систему спокойненько так объявляет, что имеет на борту рецепт обращения всех наземных жителей в ЧЕЛОВЕЧЕСТВО!

  Можете представить, какая началась мировая котовасия? Правительство каждой из подлунных стран немедленно решило наложить свою руку на рецепт старца. Главное – стать Человеком самому, а остальные... Гм, а там будем посмотреть, так сказать...

  Вот и рвануло в небо по президентским и премьерским приказам все летающее железо, которое только смогли найти в национальных закромах. Вот и высыпали на околоземные орбиты космические флота под разными флагами. Флаги-то разные, но задача у всех одна – добраться до послания старца Нинелия. Первыми добраться, понятное дело. И чтобы никто другой – ни-ни!

 

  3.

  После пламенной речи нашего Генерального Колдуна, торжественного обращения Президента Соединенного Пятидесятья Американы, сюсюканья и гугуканья председателя Центральнонебесной народной республики Китаянии и прочей правительственной какофонии в эфире началась спешная постановка боевых задач всем космическим флотам.

  – «Еруслан Лазаревич», как слышишь? – в наушниках прорезался начальственный бас самого Лаптя-Хлебалова из столичной управы. – Пипелыч, ядрить тебя через колено, на связь!

  – Ну, чего орешь? – командир миролюбиво зевнул в микрофон. – Марсиан разбудишь.

  – Ставлю тебе боевую задачу, – Лапоть-Хлебалов пропустил шутку мимо ушей. – Под прикрытием флотилии «Алмазов» выйти на геостационар...

  – Это ж какого рожна я попрусь на высоту тридцать шесть тысяч? – недовольно забурчал Пипелыч. – Через все радиационные пояса, да? Я, знаешь ли, друг мой ситцевый, забыл одеть в полет просвинцованные подштанники...

  – О-отста-авить р-разговорчики! – рявкнул Лапоть. Когда руководитель нашей космической программы злился, в нем просыпались дремавшие навыки отставного прапорщика автомобильного батальона Тьмутараканьского военного округа. – Выполняй приказ!

  – Знаешь, на чем я вертел твой приказ? – лениво осведомился наш командир. – На штанге стыковочного узла!

  Лапоть-Хлебалов задохнулся от возмущения, беспорядочно забулькал в микрофон, а когда совладал с эмоциями, ударил ниже пояса. Не по-детски ударил:

  – А вот положишь на стол партийный билет – будешь знать, как пререкаться с начальником!

  – Да вертел я на антенне дальней связи и твой партийный билет, и всю твою Колдовскую пар... – начал было Пипелыч и осекся.

  Лишение партийного билета Колдовской партии было ударом под самый дых. На заре космонавтики наши ребята – соколики еще могли в космические высоты по молодости лет прорываться несознательными чародейчиками. А в нынешние времена уже зась! Без красной книжечки в нагрудном кармане скафандра тебя и на версту к космической технике не подпустят.

  – Ладно, твоя взяла, – Пипелыч горько вздохнул и раскрыл рабочий блокнот. – Диктуй свое полетное задание.

  Ну, Лапоть-Хлебалов и надиктовал... Нам предстояло под прикрытием армады «Алмазов» вырулить аж на геостационарную орбиту. Там мы должны разыскать лунный посадочный модуль «Тугарин», который вместе с разгонным блоком тайно был выведен на околоземную орбиту под именем спутника связи «Дальний Горизонт». После стыковки с лунником и разгонником нам предстояло лететь к Луне, высадиться в районе западного побережья Океана Бурь и взять на борт завет старца Нинелия. Потом стартовать в космос и обеспечить доставку ценного инопланетного указания на родную Землю.

  – Ну, что, мальчики, – Пипелыч захлопнул блокнот и окинул нас с Жердяем внимательным взглядом. – На большое и святое дело идем. Человечество зарождать!

  – Не надо слов, командир, – Жердяй вздохнул. – Мы не на партсобрании. Свинцовых подштанников, конечно, на борту нет, но раз Родина приказывает...

  – Ты, Игошин, это... Про свинцовые подштанники забудь, – толстые губы Пипелыча недовольно скривились. – Про свинец я просто так ляпнул. Чтобы там, на Земле, совсем уж о нас ноги не вытирали. Цену себе в любой ситуации нужно знать, ребята!

  – А как же радиационные пояса? – лицо Жердяя удивленно вытянулось. – Они же и в самом деле излучают!

  – Я пару тайных тропок знаю! – Пипелыч озорно подмигнул. – По этим тропкам и отправимся. В обход, значит, радиационных поясов.

  Но тихо и мирно отбыть на геостационар для старта к Луне нам не дали. Лапоть-Хлебалов – надо понимать, впопыхах, – ставил нам боевую задачу открытым текстом и по совершенно открытому для всех иностранных ушей радиоканалу. Ну, а в Соединенном Пятидесятье, в Хьюстонах и во Флоридах всяких, тоже не дураки сидят. И по нашему варнакать еще со времен славного полета «Союза» и «Аполлона» научились.

  Поэтому уже на следующем витке на нашу орбитальную группировку пошла буром вся космическая армада Соединенного Пятидесятья Американы.

  – Так, голуби мои сизокрылые, – нервно хохотнул Пипелыч, едва лишь вспышки первых лучевых залпов озарили звездное пространство за стеклами иллюминаторам, – марш по рабочим местам. Жердяй – в орбитальный модуль следить за противником, а ты, Левка, к пушечке. Пощекочем животики заморским коллегам!

  К пушечке – так к пушечке. Мне два раза объяснять, что и к чему не надо. «Еруслан Лазаревич» в своей кормовой части оснащен небольшим скорострельным орудием, и во время всяческих прошлых международных инцидентов я из этого орудия довольно успешно постреливал. Настолько успешно, что на борту «Еруслана» нарисованы целых пять звездочек: за два сбитых патрульных «Джемини», парочку подстреленных крейсеров марки «Аполлон» и продырявленное правое крыло шаттла «Энтерпрайз».

  Поэтому я метнулся к боевому отсеку и минуту спустя был уже готов к стрельбе очередями по движущимся орбитальным целям далеко не условного противника.

  Хотя Пипелыч пилотировал «Еруслана», как Бог, и со всех сторон нас прикрывали коллеги-космонавты на таких же, как и наш, «Алмазах», но схватка все равно получилась жаркой. Пару раз мне вообще казалось, что вот-вот и сойдет наш «Ерусланушка» с дистанции с дыркой в боку, уступая дорогу к Луне более везучим экипажам.

  Сначала откуда-то со стороны Земли неожиданно вырулила бутылкообразная боевая станция МОЛ с пристыкованным мотыльком «Дайна-Сора». Вынырнула и гавкнула нам в левый бок из обоих своих пулеметных стволов. Как Пипелыч увернулся от светящихся лент очередей, я не знаю. Мне показалось, что «Еруслан Лазаревич» немыслимым образом просто изогнулся в пространстве. Инерцией меня снесло с боевого поста в сторону, и я хорошенько приложился темечком об металлический кожух орбитального телескопа.

  Когда лишние звезды перед глазами исчезли, я прильнул к прицелу своей пушечки и обнаружил, что МОЛ с «Дайна-Сором», эта, понимаешь ли, «моль крылатая», разворачивается для второго захода. И хищно так поводит стволами в пулеметных гнездах в нашу сторону.

  – Игрушки кончились, ребятки, – зло процедил я, тщательно прицелился и всадил короткую очередь точно в стыковочное устройство между двумя американскими космическими аппаратами. Конструкция тотчас же развалилась на беспорядочно вращающуюся «бутылку» МОЛа и беспомощно порхающую бабочку «Дайны». Отлетались, родимые...

  Стоит заметить, что, несмотря на все политические заморочки наших правительств, мы с американами никогда до взаимного смертоубийства не цапались. Дырок в герметичных контурах наставить, двигатели прострелить – пожалуйста, это не смертельно. Ремонтные бригады уже через пару часов вытащат подстреленных из зоны боевых действий. А так чтоб с убийством экипажей... Этого у нас по негласной договоренности никогда не было. Войнушки – войнушками, а дома жены, дети, родители старенькие. В общем, и мы, и они воевали серьезно, но без зверства, без жажды крови и обязательного уничтожения поверженного противника.

  Вот и сейчас добивать ни «Дайну», ни МОЛ я не стал. Американе поняли, «Дайна» даже крылышками благодарно качнула, выходя на посадочный коридор к Земле.

  Пипелыч тем временем круто развернул нашего «Еруслана Лазаревича» и на всех парах рванул к геостационару. Двигатели орбитального маневрирования у нас класса «василиск» – такие маленькие замороженные, но очень надежные змееныши со смешно открытыми ротиками. Поэтому дошли до заданной точки мы всего за полтора витка, часа за четыре в пересчете на земное время.