Текст книги "Обратной силы не имеет"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

С аварийным возвратом все ясно. Но вообще-то перемещение личности из тела в тело невозможно без добровольного согласия человека. Если я откажусь, придется искать другого добровольца.

– Я согласна! – киваю и поднимаю взгляд на Земскова. Товарищ министра облегченно вздыхает и молниеносно промокает платочком пот со лба. Волнуется, однако. Наверное, и свою ставочку на мое участие уже успел сделать, шельмец. Коррупция и государственное мздоимство в России неистребимы. Откаты, отмывы, офшорные зоны…

– Кстати, милый граф, – одариваю Земскова лучезарной улыбкой, – а у этого гомункулуса мужского пола будет имя?

– Конечно! – губы товарища министра растягиваются в улыбке. – Его Высочество решил дать космолетчику свое имя!

– Вла-ди-мир, – произношу по слогам, словно пробуя имя на вкус. – Владимир Владимирович Романов…

 

3

Медведица Марья и Умка ждут меня примерно в двух километрах от базы, за покрытой снегом холмистой грядой.

Мои утренние трех-четырехчасовые моционы – лучшее средство поддерживать физическую форму. Есть, конечно, спортивный зал с тренажерами, бегущая дорожка и бассейн. Но разве что-нибудь может сравниться с неспешной прогулкой «на свежем воздухе»? Неярко светит солнышко в небе, снег поскрипывает под сапогами скафандра, легкий ветерок поднимает поземку… Красота!

– Ура! – орет Умка, едва я показываюсь на вершине холма и начинаю спускаться вниз. – Привет, Володька!

– Добрый день, Вольдемар! – Медведица Марья поднимает правую лапу и машет мне.

– Мое почтение, Большой и Малой Медведицам! – смеюсь я, спускаясь по склону. Холм не высокий, и спуск занимает едва ли полминуты.

– Я не Малая Медведица, а космический медведь, – недовольно пыхтит Умка и начинает выписывать круги вокруг меня, едва ли не катясь по снежному покрывалу.

– Ты не медведь, а пушистый охламон! – ворчит Медведица:

– Представляете, Вольдемар, вчера мерпа впервые высунула голову из воды. И что вы думаете, сделало это маленькое чудовище? Он на полном ходу рванул к проруби! Естественно, мерпа испугалась и скрылась!

Я хмурю брови и грожу Умке пальцем.

Мерпой – марсианской нерпой – я назвал похожее на земного тюленя существо, которое автоматический батискаф сфотографировал в подземном океане, открытом еще в первые недели моего пребывания на Красной планете. В холодных пучинах вод оказалась масса всякой живности – целый подводный мир. Но мерпы были самой интересной находкой: радиопрослушка зафиксировала их разговоры между собой, очень напоминающие «поскрипывание» земных дельфинов. А еще их передние плавники, если судить по фото, похожи на четыре длинных пальца, соединенных кожистой гибкой перемычкой. Причем большой палец едва ли не под прямым углом отходил от трех остальных. У меня разыгралась фантазия, когда я вообразил, что можно сотворить такими «рукоплавниками» на океанском дне. Роботы расчистили от марсианского грунта участок сто на сто метров, прорезали во льдах широченную прорубь и соорудили над ней купол – чтобы вода не испарялась от низкого давления в атмосфере и не застывала от минусовых температур по ночам. Медведице Марье и Умке я вменил кроме ежедневного обхода окрестностей базы еще и поочередное дежурство около проруби. У меня не было сомнений, что любопытство раньше или позже погонит мерп вверх по наклонному ледяному туннелю. И вот первый блин комом.

– Великий вождь всех медведей Ум только хотел подобраться поближе, – Умка принимается с виноватой миной на мордочке колупать лапой снег. – Я же не знал, что эта мерпа окажется такой трусихой!

– Впредь великий вождь Ум, – если еще раз увидит мерпу, – должен сказать об этом маме, – с легкой укоризной наставляю непослушного дитятю. – Спрашивается, для чего у великого вождя гарнитура для радиосвязи на шее?

– Приказ понял, господин станционный смотритель, – медвежонок становится на задние лапы, а верхней лапой отдает мне честь. – Могучий Ум больше не ошибется на охоте!

Я хохочу, а Медведица, ворчит, едва скрывая улыбку:

– Озорник, чистый разбойник!

Достаю из подсумка на поясе скафандра и откупориваю банки со сгущенным молоком: литровую – Умке, трехлитровую – Медведице:

– Вот, подкрепитесь…

– Ур-ря, вкуснятина прибыла! – оглушительно вопит Умка.

Пока мои медведи чавкают и вылизывают банки, я переписываю на жесткий диск встроенного в скафандр вычислителя данные с их дежурства за минувшие сутки. Умка все-таки умница: таки успел сделать добрый десяток вполне сносных фотографий улепетнувшей мерпы. На скользкой темно-серой морде марсианской животины хорошо различимы две округлые и чуть выпуклые блямбы почти черного цвета, разнесенные сантиметров на десять-двенадцать друг от друга. Почти наверняка это глаза. Вот интересно, зачем существу, живущему в темной толще инопланетного океана, органы оптического зрения? Или там, в глубинах, есть чему светиться?

Даю семейству Топтыгиных еще кое-какие наставления на следующие сутки и отправляюсь дальше.

Пока мы беседовали, небо затянуло легкими облаками. Наверное, сейчас пойдет снег.

Эх, снег-снежок, белая метелица…

 

 

4

– Высота десять метров, двигатель работает устойчиво, – сообщаю на Землю. – Зависание над поверхностью!

Представляю, как сейчас волнуются в центре управления полетом под Петергофом. Шутка ли: первая посадка на Марс пилотируемого корабля! Российского корабля!

Скорого ответа я не жду. Расстояние между Землей и Красной планетой сейчас таково, что ответный сигнал доберется до меня примерно через пять с половиной минут. А за это время «Смелый» уже вполне успеет сесть.

Огненные языки посадочных ракетных моторов лижут грунт Марса. Рыжее оплавленное пятно разрастается под днищем корабля.

– Я – «Сокол», – выдаю в эфир свой позывной, – приступаю к посадке!

Особенно-то и приступать не к чему: все посадочные операции выполняет бортовой вычислитель. Конечно, если что-то пойдет не так, я мгновенно возьму управление на себя и поведу «Смелого» на «ручняке». Но пока все идет как надо. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

Клипер взревывает двигателями и чуть кренится, но сразу же выравнивается. Переход на уменьшенный режим тяги состоялся и теперь со скоростью один метр в секунду корабль скользит вниз. Поверхность планеты за стеклом иллюминатора вспучивается и приподнимается. Словно поспевшее тесто лезет из кадки.

Пять… Четыре… Три… Два… Один…

Удар снизу, в спину. Визжат рессоры кресла-ложемента.

Толчок, еще толчок. Корабль дрожит. Какой-то металлический скрип снизу.

А потом наступает тишина.

Я окидываю взглядом панель управления. Индикация светится зелеными глазками, ни одного красного сигнала.

Гляжу в округлое окошко над пультом. Светло-оранжевое небо, бурый песок, усеянный мелкими камнями до самого горизонта. Левее окна медленно оседает грязно-красное пылевое облако.

Пальцем подправляю микрофон на шлеме и сообщаю далекой Земле:

– Говорит «Сокол». Клипер «Смелый» прибыл в порт Марс.

…Через три часа я в выходном скафандре спускаюсь на лифте в кормовую часть «Смелого». Десяток минут в шлюзовой камере – Земля должна дать «добро» на выход – и замки внешнего люка открываются. Сквозь округлое отверстие выбираюсь наружу. Стою на мостике и осматриваюсь.

Марсиан нет и в помине. Ни делегаций синекожих Аэлит с букетами местных цветов, ни треножников с тепловыми лучами. Ну, и слава Богу. Без местной публики как-то спокойнее.

Неспешно спускаюсь вниз по лесенке. Десять ступенек. На последней останавливаюсь. Рабочий перерыв на пять минут. Земля должна вдоволь налюбоваться человеком, который замер на пороге Красной планеты.

Наконец, в эфире сквозь треск помех пробивается голос:

– «Сокол», высадку на Марс разрешаю.

Я узнаю этот голос. Премьер-министр князь Воронцов изволили лично прибыть в центр управления полетом. Батюшка и маменька наблюдают за моей марсианской прогулкой из резиденции в Царском Селе. Нам предстоит побеседовать позднее.

Вот и все. Земное человечество добралось до Марса. Темно-бурый марсианский песок в шаге от меня.

Как это не удивительно, я совершенно не волнуюсь. Полное олимпийское спокойствие. Гм, тебе вырастили неплохие нервы, братец Владимир. Просто таки железные канаты, а не нервы.

Ну-с, с Богом… «Поехали!» – как сказал когда-то перед первым рывком в космос князь Гагарин.

Медленно опускаю правую ногу. Касание сначала носком, потом становлюсь всей стопой. Грунт по ощущениям твердый. Наверное, марсианский песок спекся во время посадки клипера.

«Смелый» сразу после посадки отстрелил две внешние телекамеры. Потом по рельсовым направляющим на Марс съехал мой маленький помощник – «марсоход». У него тоже есть свои «глаза». Поэтому сейчас за моим выходом следят сразу с трех точек. Телеоператорам на Земле остается только умело манипулировать «картинками», чтобы мировой телезритель мог созерцать меня во всех ракурсах.

– Здравствуй, Марс! Я пришел с миром, во славу России и всего человечества.

Опускаю вторую ногу на марсианский грунт. Медленно поворачиваюсь лицом к марсоходу – он главный в трио зрителей. Поднимаю руку и машу. Привет, Земля! Твой посланец на Марсе.

И пошло-поехало… Российский флаг разворачивается над просторами Красной планеты. Рядом устанавливаю голубое полотнище Лиги Наций.

Пауза в эфире что-то затянулась. С чего бы это?

Так-с, а что там у нас на очереди? Припоминаю программу выхода. Ах, да… Сейчас предстоит беседа с августейшим семейством. Тогда пауза понятна. Наверняка маман от избытка чувств бухнулась в обморок.

Хорошо Настеньке. Она сейчас спит сладким сном. А когда через недельку проснется, будет уверена, что высадка на Марс ей только приснилась. Очень реалистичный и со многими подробностями сон.

Настенька, Настя, Анастасия.

Она – там. А я – здесь.

Я – это кто? Анастасия или…

– Я – Владимир, – заставляю губы шевелиться без звука. – Романов Владимир Владимирович. И никого иного здесь быть не может!

 

5

– Здравия желаю, ваш бродь!

– И вам наше с кисточкой, Снег Метельевич!

Снеговик катит мне навстречу от дорожной развилки. Влево – метеостанция, направо – купола, корпуса, ангары. Стройка века, будущий марсианский город – Марсоград. Работа кипит: за минувшие после высадки два года я поочередно принял на базе семь грузовых кораблей, которые доставили строительную технику и все необходимые материалы для создания поселения землян.

Снеговик салютует мне метлой, словно держит в руках винтовку. Первый марсианский гвардеец на страже. Исправно несет службу по охране городского периметра.

Кроме охраны, Снег Метельевич занимается еще сбором и анализом метеорологических данных. А еще в мое отсутствие приглядывает за роботами на стройке. Не то, чтобы я опасался «бунта машин», но ушки на макушке все-таки держать стоит: даже наша умная-преумная, мудрая-премудрая техника иногда чудит. Месяца два назад у одного из роботов-экскаваторов случился программный сбой. Каким-то образом этот математический «боб» пролетел мимо внимания контрольного центра вычислителя базы. Экскаватор уже добросовестно начал рыть траншею прямо под центральный купол будущего Марсограда, когда появился Снег Метельевич и умело разрулил ситуацию.

– Как погода? – спрашиваю, остановившись и пожав протянутую руку стража и метеоролога.

Руки у Снеговика нестандартные – не тонкие веточки, которые обычно вставляют дети, когда лепят снежные фигуры, а полноценные конечности, даже бугорки мускулов обозначены. Зато все остальное – обычный снеговик. Три шара, уменьшающихся снизу кверху. На нижнем имеется шарнирное устройство, которое позволяет Снегу Метельевичу катиться, отталкиваясь от грунта косолапыми ногами. На среднем шаре расположены руки и едва ли не два десятка пуговиц-индикаторов. Верхний шар венчает классическое ведро. Правда, ведро это только по внешнему виду – у Метельевича внутри металлической «шапки» приемо-передающий комплекс для постоянной связи с метеостанцией и вычислителем на базе. На лице Снеговика две антрацитово-черные горошины глаз, оранжевый нос-морковка и вечно растянутые в улыбке губы.

– Погода стабильная, – докладывает Снег Метельевич. – Среднесуточная температура минус пять, осадков в ближайшие трое суток не ожидается. Ветер слабый, треть метра в секунду.

– Ладно, хватит! – останавливаю его. Оглядываюсь по сторонам:

– А что наш Змеюшка? Застрял где-то?

– Не извольте беспокоиться, ваш бродь! Задерживается он, – Снег Метельевич кивает в сторону заснеженных холмов на востоке. – Телеграфировал, что обнаружил нечто интересное! Но обещал быть с минуты на минуту.

Мы болтаем со Снеговиком о том и о сем еще некоторое время, когда снег на восточном склоне вспучивается и на свет появляется длинная, почти крокодильих размеров белая морда.

– Это я ползу, Владимир Владимирович! – скалит острые зубы Снежный Змей. – Скорость движения тела десять сантиметров в секунду. Стало быть, полностью я прибуду примерно через четыре минуты.

Змей почему-то убежден, что – кроме экстренных ситуаций, конечно! – вести разговор, не в полный размер появившись перед собеседником, – крайне невежливо. Поэтому мы со Снегом Метельевичем еще минут пять обсуждаем монтажные работы в Марсограде на предстоящие сутки, пока наш длинный друг полностью не выползает из холмов и не сворачивается кольцами на обочине дороги. Голову он держит вертикально, подпирая ее кончиком хвоста.

– Ну, майн либер, – говорю я, – что ты там надыбал в подземных кавернах?

Змей любит общаться на причудливой смеси немецкого и русского языков. У меня есть подозрение, что миниатюрная буровая установка, изготовленная в Германии по российскому заказу к марсианской экспедиции и бесследно пропавшая в глубинах Марса около года назад, была как-то утилизирована Змеем. К установке, помнится, прилагалось еще и руководство на немецком и русском языках.

Снежный Змей отвечает за все подземные исследования. Он способен зарываться в марсианский грунт на глубину до ста метров и может исследовать естественные внутренние полости внутри горных разломов.

– В трех километрах на восток от базы, на глубине десять с половиной метров обнаружил сеть подземных ходов, – Змей, наконец, перестает скалиться и становится сама серьезность. – Диаметр пятнадцать и шесть десятых сантиметров. Ходы извилистые, пересекаются друг с другом. Стенки очень гладкие. Настолько гладкие, что я даже заподозрил их искусственное происхождение.

– Так… И твое мнение?

Снежный Змей смешно морщит маленький лобик, шевелит мясистым кончиком носа.

– Ну, не знаю, Владимир Владимирович… Ходы свежие, анализ вещества стенок дает время их создания в пределах лет сорока, не старше. Может быть, какие-то марсианские кроты?

Гм, кроты, значит… У Снежной Королевы – горные гномики, вытачивающие пирамидки. У семейства Топтыгиных – мерпы с развитыми рукоплавниками. А у Змея – глубинные кроты. Ах, Марс мой, Марсище… А кое-кто из ученой братии еще пару лет назад считал его совершенно мертвой планетой.

– Я продолжу исследования, пройдусь осторожно вдоль ходов, – Змей почесывает темечко кончиком хвоста. – Может, и обнаружу что-нибудь занятное.

– Но только не в ущерб основной программе исследований, – наставляю я. – Не увлекайся. И чтобы крайне осторожно. Без шума и пыли.

– Земляным червячком буду скользить, Владимир Владимирович! – хихикает Змей. – Мышь спящая не проснется!

Бросаю взгляд на «Павла Буре» на левом рукаве скафандра. Полдень с четвертью. По расписанию скоро обед. Пора возвращаться на базу.

 

6

– Вы отлично поработали, Ваше Высочество! – граф Земсков довольно потирает руки. – Всего десять дней – а сколько сделано! Посадка на Марс, два суточных рейда по планете, развертывание марсианской базы! Все на Земле в восторге!

Изображение на экране четкое и яркое, с хорошей цветопередачей. Даже не верится, что расстояние между Марсом и Землей сейчас почти сто миллионов километров, и телесигналы пробегают его за пять с копейками минут – и это только в один конец.

Я молча киваю. Беседовать не имеет смысла. Если задавать вопрос, то ответа придется ждать едва ли не десять минут. Поэтому общение между мной и центром управления полетом сводится к монологам, разбитым на тематические блоки. Сейчас товарищ министра произносит приветственную речь по случаю выполнения мною программы десятидневного эксперимента.

– Сегодня ровно в двенадцать по санкт-петербургскому времени мы вернем ваше сознание обратно, – продолжает вещать Земсков. – Для этого вам нужно будет примерно за десять минут до полудня занять место в пилотском кресле и надеть шлем с психодекодерами. Вся процедура обратного считывания сознания займет не более ста секунд. Еще около пяти минут уйдет на перемещение сигналов через междупланетное пространство – и вы на Земле! К вечеру мы разбудим ваше тело, и вы окончательно придете в себя. Два-три дня придется провести под надзором в медицинском центре, а потом вас отпустят домой.

Товарищ министра делает паузу, собираясь с мыслями, и сообщает:

– Кстати, Ваше Высочество, вы установили абсолютный мировой рекорд по пребыванию сознания в чужом теле. До марсианской экспедиции максимальный срок временного экспорта личности человека составлял всего двое с половиной суток. Теперь – уже более десяти. Это еще одно выдающееся достижение и российской науки, и ваше лично!

Рекорд, значит…

За прошедшую десятидневку я вжилась в тело клона. Первые дни было особенно интересно. Что, прежде всего, может заинтересовать юную девушку в мужском теле? Вот именно, и не нужно делать вид, что никто этого не понимает.

На адаптацию мне милостиво дали одни сутки. А потом уже собственно началась марсианская программа: посадка, выход на поверхность, строительство базы. За неделю я привыкла ощущать себя Владимиром Романовым. Даже в некоторой степени почувствовала себя его матерью. Духовной, разумеется.

Гм, мама… Мамочка…

– Милый граф, – мой вопрос улетает в пространство, – а что будет с клоном после моего возвращения?

Ответ приходит через десять минут.

– Это тело нам больше не нужно, – с улыбочкой сообщает Земсков. – Мужская особь выполнила свою программу. Высадка человека на Марс зафиксирована как приоритетное достижение Российской Империи. Поэтому мы умертвим клон сегодня вечером, после возвращения на Землю вашего сознания. Для вечерней кормежки приготовлена порция еды с быстродействующим ядом.

Глаза графа сияют. Что ему какой-то клон мужского полу на далеком Марсе? Проект удался. Впереди – почести, деньги, награды…

Уже не слушая дальнейшие объяснения товарища министра, я закрываю глаза и расслабленно откидываюсь на спинку кресла. Не хочу тревожить Земскова и компанию его медиков-психологов, но последние двое суток со мной что-то происходит. Словно во мне проснулся еще кто-то. Очень странное ощущение: тело уже не только твое.

Что это? Как объяснить? У клона прорезалось сознание? Мой слепок в чужом мужском теле начал жить собственной жизнью?

Но этому телу в его нынешнем виде двадцатилетнего юноши – всего две недели отроду. Какое может быть сознание у четырнадцатидневного клона?

Чепуха…

Мысленно собираю себя в комок: вот я, – Настенька, Настя, Анастасия, – а вот оно, тело. Живое, но без сознания. Только слышно, как размеренно стучит сердце: тук, тук, тук, тук.

Собираюсь открыть глаза, но где-то в пространстве, на самой границе мироздания, вдруг совершенно ясно слышу: «Ммм… Мма… Ммам… Ма-ма…»

Горячая волна бьет в лицо, а сердце ныряет в ледяную прорубь.

Показалось?!

«Мма-ма… Мама…»

Срываюсь и скольжу в пустоте чужого тела.

Я – Анастасия. Я выполнила марсианскую миссию и собираюсь домой. Здесь нет никого, кроме меня.

«Мама…»

О Господи! Это же…

Мой брат… Володенька…

Еще совсем маленький. Кроха, ребеночек.

Но он десять дней был моим вторым «я». Жил полноценной взрослой жизнью.

Его сознание «включилось». Не знаю, как и почему. Может быть, все дело в десятидневке, в этом пресловутом рекорде «экспорта сознания»? Не знаю.

Ему плохо и одиноко. Он понял, он уже знает, что вечером его ждет что-то страшное, черное, холодное. Вечность небытия.

Он жмется ко мне, пытаясь найти в моем сознании хоть частичку теплоты, частичку надежды и любви.

И я отвечаю ему. Всем, чем могу. Всей моей женственностью и человечностью.

Он радостно тянется ко мне, лучится теплом и светом. Маленькое Солнышко.

Как же я могу его оставить?

Открываю глаза. Земсков по-прежнему что-то нудно вещает с экрана.

Несколько минут отрешенно слушаю товарища министра, совершенно не понимая, о чем он говорит. А когда граф, наконец, делает паузу, четко и громко сообщаю батюшке-императору, Российской Империи и всему земному человечеству:

– Я остаюсь в этом теле!

Мы остаемся.

 

7

В шесть пополудни очередной сеанс связи. Встречаюсь с батюшкой. «Еженедельная встреча Государя-императора с дочерью и сыном» – так этот пункт именуется в расписании на сегодняшний день. Маман приходит поболтать со мной много реже. По-моему, она до сих пор не может осознать, что в одном теле живут двое ее детей – дочь Анастасия и сын Владимир.

Батюшка – умница. Чтобы лишний раз не травмировать свою и мою психику, он обращается ко мне исключительно как к мужчине. И это правильно: именно Владимир Романов сейчас живет и работает на Марсе. А юная царевна – Анастасия Романова – спит в больничной палате и проснется только тогда, когда ее брат вернется на Землю. Целиком – и сознанием, и телом.

– Здравствуй, Владимир!

– Здравствуй, отец, – говорю в ответ.

Ему нравится, когда я так его называю. За два года общения с батюшкой я уже успел это заметить. Они с маменькой всегда мечтали о сыне – будущем наследнике престола. Но сначала на свет появилась Настя. А потом родился мертвый мальчик… И врачи сказали маме, что она уже не сможет рожать.

Поэтому когда Анастасия, оказавшаяся в моем теле два года назад, приняла решение оставить свое сознание на Марсе и вернуть меня на Землю уже полноценным человеком, оба родителя испытали настоящий шок. Сначала дружно уговаривали сестричку переменить решение, а потом поняли, что через несколько лет у них появится сын – плоть от плоти, кровь от крови. Ведь фактически мы двойняшки с Анастасией. Конечно, физически я появился на двадцать лет позже. Но у нас с сестрой общие воспоминания – детства на Земле и молодых лет на Марсе. Словно мы всегда жили рядом.

Правда, мы договорились заблокировать часть памяти друг от друга. Мне совершенно незачем знать девичьи секреты Настёны. А ей – вовсе ни к чему чувственные впечатления от моих интимных «акробатических этюдов» с Анной-Жаннет.

Государь-император, конечно, не слышит моего ответного приветствия. Сигнал долетит до Земли через три с небольшим минуты. Батюшка продолжает говорить:

– У меня хорошие новости. Святейший Синод единодушно принял решение крестить тебя под именем Владимир – по православному обряду, сразу после возвращения на Землю.

Я улыбаюсь. Свидетельство о рождении мне выписали, как только Настя приняла решение оставить сознание на Марсе. Чтобы убедить Синод и Патриарха Алексия Третьего в том, что я все-таки человек, а не «психологический Франкенштейн» и не «исчадие ада» потребовалось два года. И моя трехчасовая беседа с Патриархом  наедине полтора месяца назад.

– Вчера Государственная Дума внесла изменения в закон о престолонаследии, – голос батюшки дрогнул. – Официальным наследником престола теперь являешься ты.

Его глаза сияют. Отцу еще нет и пятидесяти, ему царствовать и царствовать – дай, Боже, долгих лет жизни. Но теперь он твердо уверен, что когда-нибудь передаст скипетр и державу в руки сына – Владимира Владимировича Романова, Владимира Второго.

– И еще. В канцелярию на твое имя, поступило предложение от сообщества «крымцев». Они пишут, что были бы рады видеть тебя в своих рядах, – батюшка не может сдержать улыбки. – Надеюсь, ты знаешь, кто такие «крымцы» и что они сделали для нашего Отечества?

Еще бы не знать! Сообщество «Крылья Империи» возникло ровно сто лет назад, летом 1913 года. Своей целью организация ставила практическое содействие становлению России как мирового государства – сверхдержавы, как сейчас принято говорить. В бурную осень 1917 года именно «Крылья» помогли генералу Корнилову разогнать болтунов из Временного правительства, пересажали марксистов-ульянистов и прочих социал-террористов, провели Всероссийское Учредительное собрание и на законных основах восстановили монархию в России. Сокращенно «Крылья Империи» сначала именовали «крыимцы», а позднее редуцировали до «крымцев». Всероссийское общество открыло свою официальную штаб-квартиру в Крыму, – в каком-то небольшом поселке на полпути между Алуштой и Ялтой, и каждый год устраивало в октябре – в годовщину событий 1917 года – очередной слет своих членов. Состоять в рядах «крымцев» было почетно и ответственно. Из Императорской Семьи такая честь была оказана только моему батюшке, Владимиру Первому. А теперь вот и мне. Авансом, наверное.

– Спасибо, отец, – смеюсь в ответ. – Действительно отличные новости!

…На Марсе сумерки наступают быстро. Звездные россыпи бриллиантами рассыпаются по небу.

Больше всего я люблю смотреть на крупную звезду с едва заметным голубоватым окрасом. Это Земля.

Когда мы – Анастасия и я – остались на Марсе, труднее всего пришлось первые полгода. Я активно рос и познавал мир. А Настя работала как ломовая лошадь. Почти все, что сейчас есть в моем распоряжении, сделала она.

Это она – уже практически сложившийся инженер-нанопластователь – из сонма мелких нанороботов создала Снежную Королеву Марию-Луизу и ее сестру Принцессу Анну-Жаннет, Медведицу Марью и Умку, Снега Метельевича и Змея. Ну, и всех остальных тоже: Деда Мороза со Снегурочкой, Санта-Клауса, Герду и Кая. Роботы должны исследовать Марс. Так почему бы не придать им облик сказочных персонажей?

И еще… Кино, книги, связь с Землей – все это, конечно, хорошо. Но нужны хотя бы псевдоживые собеседники, чтобы не свихнуться от одиночества в марсианской пустыне.

Управление всеми искусственными существами обеспечивает вычислитель базы. Он же создает «снежные просторы» на Красной планете. Мне только остается не забывать надевать под скафандр виртуальные очки, чтобы воочию увидеть сугробы, поземку и ледяные сосульки.

Через шесть месяцев после начала работы на Марсе Настенька ушла в «спящий режим», предоставив тело в мое полное распоряжение. Проснется она только после нашего возвращения на Землю.

Крейсеры «Громовержец» и «Победоносец» уже на полпути к Марсу. Через три месяца Вторая марсианская экспедиция высадится на просторы Красной планеты. Сто дней будут вестись научные работы и дооснащение Марсограда необходимым оборудованием. Потом «Победоносец» на орбите и тридцать человек на поверхности Марса останутся дожидаться Третьей экспедиции. А «Громовержец» и двадцать один член его команды – в том числе и я – полетят к Земле.

Значит, примерно через полтора года я вернусь домой. В свой дом, который хорошо помню, но в котором никогда не был.

Часто думаю о том, какой будет жизнь там, на Земле.

Конечно, я и Настя окончательно разделим наше общее сознание. И спящая царевна Анастасия проснется.

Меня, разумеется, ждет политическая карьера. Тут все предсказуемо и понятно.

А вот Настя… Точно знаю, что эта егоза сидеть дома не будет.

Какая там нам очереди следующая планета на освоение российской космонавтикой? Венера? Думаю, в составе первой экспедиции найдется местечко для молодой дамы с дипломом нанопластователя и большим опытом участия в междупланетных полетах.

Можете представить парящие в венерианской атмосфере базы и города, рукотворных крылатых драконов и порхающих среди облаков наноэльфов, одетых в разноцветные скафандрики?

 

 НАД САРАКШЕМ ЗВЕЗДНОЕ НЕБО

 

  «...Но почему мне иногда кажется, что этот – или очень похожий на него – роман будет все-таки со временем написан? Не братьями Стругацкими, разумеется. И не С. Витицким. Но кем?»

  Б.Н.Стругацкий,

  «Комментарий к пройденному»

 

  История появления текста под названием «Над Саракшем звездное небо» и загадочна, и скандальна.

  Началась она поздней осенью 2013 года, когда в одно из крупнейших в Москве издательств обратился фантаст Алексей Голубев – писатель, хорошо известный читателям еще с последней четверти минувшего века. Был участником семинаров в Малеевке и в Дубултах. В постперестроечное время перебрался в Канаду. Иногда – раз примерно в два года – Голубев наезжал в Россию. Официально – поучаствовать в каком-нибудь из конвентов, а неофициально – попить водочки с приятелями из «фантастического цеха». Обычно в эти редкие визиты на Родину Алексей приезжал не с пустыми руками: два, а то и три новых романа появлялись на редакторских столах.

  Однако осенью 2013 года Алексей Голубев принес в издательство не только текст своей очередной «нетленки», но и толстый заклеенный пакет из плотной коричневато-желтой бумаги. На склейке имелись нанесенные чернилами подписи Аркадия и Бориса Стругацких и дата, когда конверт, видимо, был запечатан – 27 марта 1983 года.

  Редактор издательства, которому был вручен пакет, – сам, кстати, писатель, – на своем веку видел немало самых необычных текстов. Но даже он испытал шок, когда конверт был вскрыт: внутри обнаружился аккуратно напечатанный машинописным способом на слегка пожелтевших от времени листах бумаги текст неизвестного романа братьев Стругацких «Над Саракшем звездное небо».