Текст книги "Мир для его сиятельства. Пограничник (том 2) (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

– Я, сыновья, кореша мои боевые – мы останемся, – продолжил он. – И будем действовать, как тот китаец велел. Нападать на обозы, резать спящих, травить колодцы. Ты уйти можешь, а нам бежать больше некуда, граф. Пуэбло и так край мира, дальше Пуэбло дороги нет.

– Олаф, церковь! – осадил я. – Против вас будут играть епископы. А значит все падре графства сдриснут отсюда. Вы хотите остаться без религии? Закрытые храмы, ни отпеть, ни покрестить, ни обвенчать?

– Граф, может оно и без религии, – парировал мой Мартин Лютер Кинг. – Но только не без бога. Бог он внутри нас, он всегда с нами, – похлопал себя по груди. А я почувствовал тлетворное влияние одного попаданца.

– Так что я остаюсь, граф, – уверенно заявил народный трибун. – Остаюсь и буду сражаться. Хоть с самим чёртом, если понадобится.

– С чёртом как раз драться легко, он в душе каждого из нас. – Я иронично усмехнулся. – А вот люди – куда большая проблема. Значит, остаёшься?

– Да, остаюсь. И это… Кореша мои, и все новенькие из магистрата кого недавно взяли, мы все – это наша общая позиция. За всех ответ держу.

– Понятно. – Облегчённо выдохнул – процесс пошёл, и сразу в гору – первый же человек оказался человеком, а не трусом. – Кто ещё выскажется?

– Рикардо, можно я? – поднял руку мастер Соломон. – Рикардо, но получается, новый владетель… И вся наша гильдия, что будет с нею?

Второй насущный вопрос, и снова тишина.

– Кому нужны наши поделки, наши печи? – продолжил мастер. При этих словах Дорофей невесело уткнулся в столешницу. – Мы посчитали, мы сможем четверть королевства железом обеспечить. Куда более высокого качества. А значит против нас выступят все гильдии по эту сторону Рио-Гранде! Ты хочешь бежать, но ведь это нам с мастерами нужно всё бросать и в Дикие Земли – прятаться.

– Граф, я не хочу бежать! – А это Дорофей. Жалобно так, что понятно – он рыцарь только по названию, родом-то из крепостных. – И это… Меня первого грохнут, да? Раз это я древние секреты разгадал?

Я улыбнулся. Невесело, понимающе. Сами всё поняли. Прогресс для местных – зло, он рушит уклады, сложившиеся веками. Лишает людей прибылей, которые были заложены за ними задолго до их рождения. У нас было то же самое – на пути прогресса вставала вся «техническая общественность» своего времени и не пускала его, ложась костьми. Удавалось брать что-то из усовершенствований, но по мелочи, эти мелочи внедрялись неспешно, оказывая влияние, но не так, чтобы р-раз, и миллионы без работы! А когда медленно, почти не заметно, тогда можно. Но мы совершили революцию, и теперь без собственных штыков эта революция обречена. Последняя известная мне техническая революция породила движение луддитов, и это был уже девятнадцатый век, когда мир был готов к прогрессу, когда уже не было всемогущих гильдий и старого патриархального менталитета. Но и тогда торкнуло знатно. А у нас луддизмом не ограничится, отнюдь. Нас будут именно что давить, как крестоносцы окситанцев. Конечно, даже если нас сметут, мы всё равно на века, наверное, ускорили местный прогресс. Эти печи уничтожат, но слишком многие узнали, что «так можно», и будут пытаться внедрить в своих улусах. И у кого-то что-то да получится.

…Но нас там уже не будет.

– Я за то, чтобы остаться. – А это дрожащим голосом сказал Тихон. – Граф, я оружейник. Мой отец – оружейник. И дед. И прадед. И я хороший оружейник… Был! Пока не появился ты и не сказал, что нужно изобрести арбалет по стоимости меньше лунария. – Он помолчал, собираясь с духом говорить дальше, и его никто не перебивал – понимали, как сложно человеку. – С тех пор я только и делаю, что считаю. Считаю, считаю и ещё раз считаю! – повысил он голос, а наш Прокопий при этом понимающе улыбнулся, вот уж кто счётом занимается – так занимается. – Но вот оружие у меня… У нас, – поправился Тихон, оглядев напарников по гильдии, – выходит в сто раз лучше, чем делали мой дед, отец и я сам. В сто раз! Если не больше. Дешевле. Быстрее. Качественнее. Я… Я не знал, что так можно! ИМ этого всего не надо. Они всё порушат. А я не смогу больше стоять у горна или у наковальни и долбать каждую железяку, отдельную, для каждого изделия. Это… Мало. Давай всё же останемся и попробуем построить такую империю, где наше железо будет нужно людям? Ты правильно говоришь, если люди не хотят драться – нет смысла их поднимать. Но если захотят – давай останемся? – Его глаза загорелись огнём решимости.

Сумбурненько, почти как Олаф, но и Тихон интуитивно понял, что к чему. Вкусил наркотика «как можно», и «как было» его уже не устроит.

– Граф, ты видел тех ребят, что приехали к нам со всего королевства? – а это хитро улыбнулся еврейская морда мастер Соломон сын Моисея. И я сейчас в хорошем смысле, уважаю умных и хитрых людей, если они сражаются на твоей стороне. – У них глаза горят. Не потому, что у них есть шанс стать мастерами, о нет! – картинно вздохнул глава нашей гильдии, и рассылавший в своё время по королевству письма, приглашая к нам «вечных подмастерьев» со всей страны. – Мастерство это хорошо. Но они жаждут ДЕЛАТЬ. Познавать новое, учиться, создавать интересные вещи. Тихон жаловался, что нужно много считать – так они все готовы считать! Они готовы двигаться вперёд. А без тебя нас разгонят по домам, и все вернутся к жалкому прозябанию. Я таки уже немолод, своё пожил. И дети у меня – только дочери, а зятья на то и мужчины, что должны сами пробивать дорогу в жизни. Но я скажу за всех своих детей, а всех своих подмастерьев считаю своими, так как это сам их позвал и каждого тебе под свою ответственность рекомендовал. Я за то, чтобы строить империю.

– Крамольные речи, – заметил я. Но мастера Соломона было трудно смутить.

– Империя – это способ организации государства, – парировал он. – Я не сказал, что против рекса Карлоса. Я просто хочу жить так, чтобы мои правнуки гордились своим предком.

Скользкий момент, ну да замнём. Ибо они и вправду в слово «империя» пока что вкладывают больше социальный аспект. Пусть пока речь об «империи» в рамках графства Пуэбло, но это в любом случае образование, коренным образом отличающееся от всего, что за пределами нашей территории. Это я говорил барду Сильвестру о патриотизме и любви к собственной земле, что их не существует и надо развивать? Кажется, я немного ошибся. Развивать надо, но любовь эта есть, пусть и не такая, как привычна по тому миру.

– Мастер Гней? – обратился я к четвёртому мастеру, занимающемуся пока что строительством канала для будущих мастерских. Но он всё равно считается моим приближённым, и я сам его таковым считаю.

– Мы уже столько всего начали… – покачал тот головой. – Не дело это, останавливаться на полпути.

– Будет кровь, – осадил я. – Война и кровь. Возможно, война со всем королевством.

– А и давай! – хлопнул он по столешнице. – А и пусть! Сколько можно? Они же… Они нас бросили! Решили устроить войнушку друг с другом, понимая, что нас съедят! А теперь у нас есть шанс себя защитить – давай защитим. И себя, и своих людей, и всех, кто к нам приедет. Хватит уже быть всеми забытыми и от чужих милостей зависеть!

Мощно задвинул! Всех проняло. Ибо – правда. Все всё понимают, но считают такой трындец, который у нас, объективным положением вещей. А тут такой я выискался, и показал путь, по которому надо двигаться, чтобы «объективное положение» стало прошлым, а население графства, всех сословий, почувствовало себя, наконец, людьми.

– А я поддержу! – поднял голос Рохелео. – Граф, ты знаешь, что против меня обвинения, и в любом другом месте королевства мне не жить. Вот только считаю, что мастер Гней прав, без относительно своего положения. Просто потому, что и правда, ты слишком большое дело затеял.

– Но церковь… – попытался парировать я, но был перебит:

– И что, церковь? Ты преувеличиваешь влияние церкви. Всегда и везде для человека главное – его желудок. Еда. А ещё – самоуважение и перспективы. Если церковь утешает в горе, помогает в голоде и нищите, это здорово. Но если церковь будет мешать человеку стать богаче, мочь кормить досыта его детей, мешает почувствовать себя достойным, загоняя его в статус раба… Граф, такая церковь даром никому не сдалась. Я уверен, подними ты вопрос о новой епархии – у тебя появится масса сторонников. И всё у тебя получится. Только накорми людей, дай им свободу, дай им пики, чтобы смогли себя защитить – и всё выйдет. Не надо бежать в Дикие Земли.

– Я полностью разделяю мнение своего коллеги! – А это после небольшой паузы забил гвоздь в крышку гроба Ансельмо. – Граф, ты называешь меня жадиной и скупердяем, и, может быть, это правда. Но я считаю, что в делах графства должен быть порядок, каждый асс важен для хозяйства. И бюджет у нас никогда не сходился, ни один год. Он и сейчас не сходится, – заулыбался плут, – но сейчас я вдруг понял, что ты сможешь сделать то, чего не могли ни дед, ни отец твои. Ты его наполнишь! Сведёшь! И не будешь зависеть от милостей короля. Ты знаешь, как зарабатывать и на что тратить деньги ПРАВИЛЬНО, открывая мне, квестору с опытом, работавшему казначеем всю жизнь, новый мир.

Если сомневаешься, что мы не потянем войну – отвечаю, потянем. Надо только время чтобы мастера закончили с придумками, и чтобы Олаф и его братья по оружию помогли народу понять что от него требуется. И у нас будет столько денег, что не страшен сам дьявол. Мы выстоим, ваше сиятельство! – Он лучезарно улыбнулся.

– Прокопий, ты что скажешь? – обратился я к самому старому и верному магистрату.

Тот помялся, пожал плечами.

– Моя семья уже много поколений служит твоей семье, Рикардо. И вот недавно, открывая новую яму для извести, которые там, на известковых рудниках, спешно строят одну за другой, я подумал… Чёрт возьми, а что дальше-то будет? Ну, построим мы эту дьявольскую дорогу. И всё вот это, эти ямы и печи – останется ненужным. Зачем столько всего разбазаривать, и всё в долг?

А теперь езжу по графству и понимаю, что МАЛО мы ям заложили! – с энергией в голосе воскликнул магистрат. – Мало, сеньоры. Потому, что если не будет виа, а я сомневаюсь в этом, наш граф не успокоится, пока в бетон не закатает все дороги графства – будет что-то другое. И третье. И пятое. И двенадцатое. Нам и этих ям не хватит, придётся новые закладывать.

Мы, наконец, перестали защищаться! Обороняться! Мы начали строить! Строить для того, чтобы нападать самим.

На степняков. На мятежные города – а нечего нам было палки по колёса кидать. На злых соседей? Так предатели они, спят и видят нас пограбить. Король Карлос? Тут не моего ума дело, но так скажу, уважают только сильных! Если тебя будут уважать – никто никогда не посмеет не то, что плюнуть в тебя, а и косо посмотреть! Да что там, даже подумать против тебя будет страшно! А значит надо стать сильным. И строительство, известь, камень, а ещё руды и кузницы – это первое, без чего сильным стать никак не получится. Зерно – наше всё, основа, хлеб. Но без промышленности зерно – ничто.

– …А известь окупится, – улыбнулся он. – Мы столько солидов в неё вложили – жуть, но я точно говорю, окупится всё! И мельница. И кузни гильдейские. Граф, я по земле езжу, с мастеровыми разговариваю – люди верят в тебя. Люди надеются. Ты показал, что можешь попытаться вытащить графство из трясины, в которой мы жили. Если ты уйдёшь – восстание будет, и пики поднимут не только крестьяне. Мастера с ними бок о бок встанут – никто не хочет возвращаться в «как было».

Ты говоришь церковь? Да к чёрту церковь, которая мешает жить! – распалился он. – Бог велел помогать, и падре должны помогать людям. Пасти наши души, как пастухи пасут овец – чтобы те были в сохранности, не были утащены лукавым. А они – среди бела дня на дороге нападать! А душа где? При чём тут душа?

Так что да, к чёрту такую церковь! – сверкали решимостью его глаза. – Мастера встанут за тебя, если поднимешь прапор повыше. И я встану рядом с тобой, и буду помогать чем смогу, как стояла рядом с твоими предками вся наша семья.

После такого живого и энергичного монолога пришлось сделать паузу для перезагрузки в голове. Причём не только у меня. Когда, наконец, собрался с мыслями, обратился к следующему члену нашего правительства:

– Эстебан, ты – божий человек. Принял постриг. Если встанешь и уйдёшь – я пойму.

– Граф, я дал обет служить богу, а не епископу. – Монах от юстиции ехидно заулыбался. – Я отринул мирское, чтобы быть объективным, чтобы трезво смотреть на вещи. И я вижу, что люди в тебя верят. И пока они в тебя верят – в тебя верю я.

Да, отвечаю, не нужно вести меня в пыточные! – весело воскликнул он, искоса посмотрев на Клавдия. – Я не поскачу в Овьедо с докладом. Я не буду писать писем с твоими планами. Хочешь верь, не хочешь не верь, но с тобою я сделаю больше богоугодных дел, чем с ними.

– Почему ты остался? – прямо задал я вопрос, который должен был задать давно и наедине. Пусть будет сейчас и при всех, теперь всё не важно.

– Ты прощаешь убивцам, совершившим преступления, – не мигая ответил он. – Меняешь им казнь на работы. Я ведь к ним даже охрану не приставляю – они сами работают. Ты даёшь им шанс. Как велел Исус, как велит господь. Может не по людским это законам – никто так не делает. Но зато по законам божьим. Я с тобой, граф, и я давно твой. С того самого судилища, когда ты выстроил всех и начал прощать. Кстати, у меня целая стопка дел, нужно чтобы ты посмотрел людишек и подтвердил приговор на работы. Или отменил, тогда вернём провинившихся к каторжанам.

– Об этом после поговорим, терпит, – вернул я тему на главное русло. – Значит, со мной?

– Я божий человек, – лукаво посмотрел в столешницу, склонив голову, Эстебан. – А не человек епископа Луки. И падре Антонио в ранге епископа будет смотреться неплохо, это достойный муж.

– Клавдий? – Из всего магистрата под вопросом осталась только эта наглая ментовская морда.

Тот картинно развёл руками.

– Ты же всё услышал.

Я пронзил его взглядом.

– Я хочу услышать твоё мнение. Ты ж понимаешь, после пыток орденцев тебя порешат, плевать, что исполнял приказ. Мне надо знать, почему ты остаёшься.

– Честно? – усмехнулся он коварной двусмысленной улыбкой.

– Честно, – кивнул я.

– А точно хочешь знать ЭТУ правду? Может остановишься на услышанном? – продолжал ехидно ухмыляться он.

– Не хочешь говорить при всех? Давай выйдем, – предложил я.

Он покачал головой, дескать, сам напросился.

– Да что уж там, могу и при всех. – Вздох, собраться с мыслями. – Сеньоры, поздравляю вас, вы все только что заработали себе как минимум пожизненные каторжные работы, – обратился он ко всем, сидящим за моим столом. – Но скорее всего вы «умрёте в процессе дознания». Ибо казнить вас – хлопотно, лучше в камере задушить.

Все участники этого знакового совещания поёжились.

– Рикардо правильно говорит, мы все – смертнички, – продолжил он. – И он первый готов сделать такую ставку, поставив на кон жизнь. Теперь за то же высказались и вы, и поверьте, даже если сдадите Луке и Карлосу всех остальных, вы всё равно не будете жить в покое и безопасности. Просто вместо несчастного случая в процессе дознания, вас будет поджидать несчастный случай где-то в городе. Лошадь, например, не вовремя понесёт. Подпруга лопнет. Или камень на голову упадёт. Никто из нас не останется жить, так как слишком много знает. Надеюсь, я достаточно внятно пояснил последствия предательства? Это и правда точка невозврата, сеньоры. Интересный термин. – Взгляд на меня. – Просто потому, что так работает эта жизнь, без чьей-то злой воли.

– Куда уж яснее? – усмехнулся Вермунд. – Клавдий, тут собрались неглупые люди… Надеюсь, – добавил тише.

– В таком случае, граф, поясню свои мотивы, – поднял претор взгляд на меня. Театральная пауза, вздох, и, будто саблей с плеча:

– Я не хочу быть претором графства Пуэбло. Я хочу быть претором всего королевства. Даже не так, всей Империи, которая будет на месте нашего королевства, и, возможно, на месте некоторых других государств и территорий.

Снова пауза, дать догнаться шротой полёта мысли.

– Я хочу быть правой рукой не жалкого графа из задницы мира, правой рукой могущественного императора, нового вернувшегося цезаря! Все всё поняли, или перевести?

– Ну, Клавдий! – дунул в усы Вермунд после долгой паузы – Клавдий, сукин сын, и правда вытащил на свет то, что все старательно покамест прятали, не смея загадывать ТАК далеко.

– Что-то не так? – улыбнулся претор.

– Всё так, – кивнул наставник Вольдемар. Теперь уже не наставник, я по привычке. – Клавдий сказал то, на то мы вслух не решались. И я, пожалуй, присоединюсь. Я хреновый рыцарь – никогда не утверждал обратного. Но, наверное, стать легатом, командующим имперских легионов, у меня получится. – Скупая, но очень яркая довольная улыбка. – Вермунд, ты последний. Что скажешь?

– А у меня есть выбор? – Также залихватски улыбаясь, развёл руками консул. – Свой выбор я сделал там, на башне, – абстрактный жест в сторону. – Ричи знает. Так что, Рикардо, давай вдарим этим супостатам в, как ты говоришь, hlebalopriёmnik! И предлагаю начать с обсуждения про монастыри и новое епископство. Мы должны знать и план «А», и план «Б», и «Ц», и все другие планы – чем располагаем и к чему будем стремиться. Не каждый день выходим против всего мира, чтобы основать собственное государство.

Глава 19. Волк во главе баранов

Ну вот, сразу человеком себя почувствовал. Что делает живительный… Нет, не перепихон. Перепихоном такого не достичь. Девочку, согревавшую меня ночью, чмокнул в висок, помог начерно затянуть сзади платье и выпер, убежав на пробежку. Даже не хочу знать кто это. Не служанка – я знаю всех девок замка, я как бы тут живу, много лет, и лиц, несмотря на размеры нашей семейной цитадели, в ней не так уж и много, рано или поздно всех запоминаешь. Очередная жена кого-то из личного состава? Причём наверняка из новых, пеших? Скорее всего. Но после косяка с Эстер я не буду нагнетать, я даже имя её принципиально не запомнил.

Нет, легче стало от осознания, что ты не один. Что есть люди, готовые подставить плечо. И пусть грохнут в случае чего только Дорофея, остальные теоретически могут выкрутиться, они добровольно изъявили желание кидать жребий и идти через Рубикон. Жребий брошен, и брошен ими. Я же, трусишка, лишь принимаю их решение, беру в руки знамя и иду в бой, зная, что спину мне прикроют. Это много на самом деле.

…Ай, как хорошо, когда бежишь с утречка, тёплым поздним июльским утром, пока ещё свежий ветерок в лицо… Зашибись! А вон длинноухие на нас внимательно смотрят, изучают. Приказал не чинить им препятствий, пускать везде ходят, кроме особо охраняемых объектов типа моих покоев, оружейных, караульных и лекарской мастерской. Они не наглели, видно сами шизели, что их вообще куда-то пускают, но я, как человек оттуда, понимал, что с союзниками нельзя иначе. Ах да, не закончил фразу. Как хорошо бежать вот так с утра НЕ С БОДУНА!!!..

Слабаки! А надо было с графа пример брать. А то дорвались, понимаешь, до замковых стен, и первым делом нажраться, отметить возвращение! Понимаю, с войны едем, да на новую войну, передышка, но всё же… А, пофиг. Три круга вокруг замка осилят, на карачках доползут.

Терма. Иду первый, так как первый прибежал, но девчонкам сказал парней, кто готов, пускать – не барин, и в толпе помоюсь. Тем более я быстро.

Так, бегом в донжон, чмокнуть встречающую у входа Астру в носик, и наверх – переодеваться. Завтрак. Боже, какой кайф быть дома! За столом никого, только сёстры с семьями, и не просто так – мне дают пообщаться с родными. Пытал Илону, как она тут. Девча, сбиваясь, рассказывала что-то, терялась, но вижу, на людях она уже увереннее ведёт себя. А вот племянники впервые за столом со мной. Да я в общем не часто тут и бывал. Рассказывали, как сильно оба хотят стать воинами, и дядька Вольдемар их даже учит.

– Нет, ребят, не надо идти в рыцари, – подвёл итог я нашему разговору. – Конница – это мощно. Но чтобы быть конным воином, надо с детства учиться. Открою тайну, будущее за пехотой.

– За легионом? – Младший.

– ЛегионАМИ! – повысил я голос. – Этот – только первый. Когда-нибудь их у нас будет десяток. Или даже больше. Посмотрим. И тот, кто первым встанет у его создания сейчас, получит больше всего опыта и в будущем станет крутым командиром над новосоздаваемыми формированиями. Мясо в солдаты найти легко, но без уже обученных и боеготовых командиров это именно что мясо, смазка для копий врага. Командиры – наше всё. Так что лучше слушайте Вольдемара, изучайте стратегию и тактику, работайте над собой, и станете тем, кому величайшие снобы, всякие герцоги и чинуши из Альмерии будут завидовать.

– Рикардо, скажешь тоже… – засмущалась Илона.

– А я думаю так и будет. – А это Астрид. – Никто не поверит в легион до первого боя. И в этом у нашего Ричи преимущество. А потом – будет поздно. Потом от желающих стать командирами отбоя не будет. Сейчас берём всех, кто изъявил желание, вообще всех, а потом благородные драться будут, чтобы их выбрали.

– Всё может быть. Рыжик, за тебя! – поднял я кубок.

Затем дела. А именно, перед лекцией в новоиспечённой академии решил потрындеть с мастерами за жизнь нашу нелёгкую и тяжкую. А именно – рассказать про полевую кухню. Но разговор наш был прерван самым наглым образом:

– Да что я, не понимаю, что ли! Но неможно мне без графского слова! Неможно, говорю! – Кто-то ломился сквозь мою охрану, оставленную у здания «чтоб не мешали».

Мы сидели за импровизированным столом из бочки, на которую положили писчую доску, окружив её стульями, и передней стены у мастерской не было – вентиляция. Вышел, глянул, кто там. Лицо незнакомое. Чел лет пятидесяти наших, обильно убелённый сединой, военная выправка, одет в лёгкую местами драную кольчугу (ничего эдакого, просто из замковых запасников – для пешцев и охраны каторжан; неохота чинить, ресурсы на это дерьмо тратить, пока и такие поносят). Военной формы у нас нет, не ввели пока, но явно из замковой охраны.

– Кем будешь, любезный? Что случилось? Сквозь прищур, так положено, спросил я.

– Десятник преториата юстиции Секст Долгий! – вытянулся чел. Я чуть не прокашлялся. «Преториат юстиции»? Я прикололся, а они и вправду так ведомство назвали. И ведь подписал же я это как-то, и был трезвый! Ах да, я на войну ехал, много чего не глядя подмахнул. «Преториат» – МВД, там рулит Клавдий. «Преториат юстиции» – ФСИН, и у меня есть отдельный для этого претор, наш нелояльный епископу монах. А будет ещё и «магистрат юстиции» – ведомство по судам. Лучше отдельно выделить. Но пока пустует – нет проверенных кадров, некогда было этим заниматься.

– Слушаю, десятник преториата юстиции! Какой вопрос?

– Граф… – Секст Долгий замялся, осознав, кого отвлекает от дела, несомненно важного, но собрался с духом и высказался. – Граф, пленные… Орденцы… Приказано их на работы гнать, «аки татей проштрафившихся».

– Да, так и было, так и сказал. – Я ещё больше нахмурился, предчувствуя недоброе.

– Ну, мы их и поселили их в барак с каторжанами, с «уголовными». И на работу как всех погнали.

– И как они? С уголовными? – перебил я, ибо тема интересная. И правда, как разберутся друг с другом почти благородные фанатики орденцы с бандитосами под одной крышей?

– Как-как… – Воин замялся. – Построили всех. Кого и побили. В бараке власть взяли, понимаешь. Мы не вмешивались, приказа не было! – испуганно вытаращил он глаза.

Я понимающе кивнул, успокаивая:

– Всё правильно. Я и хотел посмотреть, как они там будут. И что? Ну, построили, в криминальном мире всегда кто-то кого-то строит.

– Дык, кабы в этом дело… – Секст Долгий переступил с ноги на ногу. – Мы их со всеми вместе на работы погнали с утра. Ибо сказано, «уголовная шушера должна работать от зари до зари под неусыпным надзором и выполнять все приказы, а ежели кто воспротивиться – бить и карать нещадно». Вот.

– А они не пошли – понял я.

– Пойтить-то пошли, куды им деться. – Тяжёлый вздох. – Но работать – не работают. И что делать не знаю, не бандиты это, люди орденские, божьи люди. Прошу граф своим словом сказать, как быть.

Меня немножко так тряхонуло. Совсем-совсем чуть-чуть. Подумаешь, пламенем объялся! Пламя моё уже давно не касается одежды, только ореол вокруг. Но все вокруг почему-то разбежались, а через минуту мальчишки-подмастерья вылили на стену, у которой я стоял, по указке Гнея, который тут рулит, несколько вёдер воды.

– Секст! – медленно произнёс я, стараясь не рычать. – Эти «божьи люди» грохнули шестерых моих людей! Посыльных, которых сестра направила ко мне с сообщением-предупреждением! Эти люди «божьи люди» хотели арестовать меня. Меня, владетельного графа, вассала короля! Силой, мать твою Секст Долгий! – Десятник юстиции от взятого тона испуганно вжал голову в плечи.

– Не хотят работать – бить, – вынес я вердикт. – Не работают снова – снова бить. Не выдержат, сдохнут от побоев – закопать. Что не ясно?

Но глядя на его и вправду испуганное не на шутку от этих слов лицо стража, простого сельского парня непонятного происхождения, сменил гнев на милость. Не надо переоценивать менталитет местных и их страх перед непознанным, перед авторитетами мира сего. А если хочу, чтоб не боялись – надо войти в эту реку первым и показать пример. Тогда остальным будет проще. Всегда проще следовать за каким-нибудь идиотом, чем самому становиться таким идиотом.

– Где это? Далеко? – бросил я, мысленно застонав.

– Да нет, шагов пятьсот…

И правда недалеко. Но только потому, что мы в мастерской у реки… У котлована под будущую реку. Который люди Гнея сейчас активно укрепляли материалом, имеющимся под рукой, а именно булыжниками со всей окрестной территории, перемешанными с глиной местных пород. Глину копают в двух днях пути от замка на юго-восток, для гончарных целей она так себе, но укрепить берег – нормально, и главное дешевая. В прошлый приезд попросил не гнать коней, пусть река пока по рукаву так и идёт в обход, а как построят виа, по ней, родимой, привезём сюда из Холмов нормальный камень и облицуем по-человечески. И «годная» известь как раз поспеет. То бишь весной продолжим каменные работы по облицовке, а пока только земляные и укрепительные.

В котловане с полтора человеческих роста метрах в полста от нас трудилась бригада «криминальных» – то есть непрощённых мною в памятный день судилища убивцев. Ну и приписанных к ним без меня Эстебаном своей волей более поздних «уркаганов». Человек сорок. Кирки, лопаты, деревянные вёдра и кожаные полотнища, которыми таскали землю. Но прямо под нами (мы встали у края) стояли, просто стояли, скинув инвентарь в сторону, памятные противники. Не двенадцать, десять – двое, видимо, после ночного «разговора» с Клавдием работать не могут. И все шестеро сдавшихся полных братьев. Но монахи, судя по глазам, работать были готовы, они как бы и в мирской жизни ни разу не были благородными. Но благородных недорыцарей физический труд оскорблял. Особенно если учесть, что сеньоры считали себя белой костью…

– Так-так, уважаемые, почему стоим? Работа сама себя сделает? – уверенно спросил я их.

Тишина. Котлован окружала редкая сеть одетых в дерьмокольчуги стражников, но их забота – чтоб не сбежали. По сути профессиональных надсмотрщиков, как на рабских плантациях, у меня и нет – вот никто и не смог сладить с упырями. Сейчас же нас все внимательно на нас глазели и слушали. Народу в общем немало: подошедшие вместе со мной мастера, отроки личной стражи, несколько вольных работяг и каким-то боком затесавшиеся две женщины с мехами – носят воду труженикам. Видно тоже члены семей новой стражи, коих Илоне кровь из носу нужно трудоустроить. Массовка есть, через час всё королевство будет знать, что я сделал. Если лопухнусь – лучше сразу в Светлую и на дно.

– Сеньоры, взяли лопаты и кирки, и начинаем работать в поте лица! – прикрикнул на них, понимая, как глупо это выглядит. – Всё ясно? Вопросы? Нет вопросов? Тогда приступаем. Раз. Два. Три!

Не шелохнулись. Полные братья заволновались, заперешёптывались – они встали все шестеро одной кучкой, хотя «статусные», переговорщики, всё же держались достойно, с вызовом, в отличие от работяг из обслуги. Но полубратья как стояли – так и продолжили, лишь губы кого-то из них тронула ехидная усмешка превосходства.

Я оглянулся, увидел за спиной одного из охранников памятный «Аструм». О как, парни начали с перевооружения собственно замка – ладно, ругать не буду, пускай. Шаг логичный.

– О, – дай сюда!

Забрал. Поставил ногу в стремя, с наслаждением (моё жедетище) его натянул. Тетива шла легче, чем в прошлый раз, и ручка рычага была чуть длиннее, но время натяга чутка увеличилась. Может так и надо, я в механике не бельмеса, тут тоже не буду давать оценку. Вложил в ложе болт. Навёл агрегат на одного из смутьянов.

– Сеньоры, я не шучу. Лопаты в руки, или вам хана. У меня нет никакого настроения вас облизывать, чего-то разрешать, чего нельзя другим, или делать скидки на происхождение. Вы – бандиты, убившие моих людей и пытавшиеся похитить меня. А значит или вы работаете, или я кончаю вас, как самых обычных бандитов с большой дороги.

– Пошёл ты! – прошипел один из этого сборища. Тихо, сквозь зубы, но остальные молчали, и было слышно.

– Как хотите.

Тр-реньк! Отдача. Я не целился – этой штукой очень сложно целиться, ни ствола, ни пушки. Хотя местные и показывают пилотаж в меткости, это однозначно не моё. Болт вошёл в грудь… Кому-то из орденцев, в кого попал – в того попал, рука бога, наверное.

Тело полубрата захрипело, начало оседать. Тишина вокруг зазвенела. Только ойкнули обе женщины, но быстро заткнулись, и… Нет, не убежали. И не запричитали. И не упали в обморок. Ойкнули и продолжили смотреть. А ещё прекратили работу и обернулись, смотря за действом, «уркаганы», и надсмотрщики и охрана им и слова не сказала, сама поглощённая разворачивающимся действом.

Ладно, продолжаем концерт. Снова ногу в стремя. Краникен с предохранителя, рычаг дреньк-дреньк, дреньк-дреньк. Тетива натягивается неторопливо, но очень… Смертоносно. Опасный звук. Тетива обычная, из конопляной верёвки – боевые, из жил, будем на войне использовать. Экономия. Новый болт взять у стража. В ложе, поднять, навести на группу камрадов в похожих на чёрта, испачканных, но когда-то белых накидках…

– Раз. Два. Три, – вопрошаю. – Снова нет?

Тр-реньк! О как, в шею! Блин, кровяки сколько! Падающее тело подхватили братаны убитого, аккуратно положили на землю. На меня затравленный ненавистный взгляд… Полный растерянности. К такому их жизнь не готовила. Без эмоций, как скот, их никогда никто не убивал. Они не скот! Они привыкли себя считать белой костью! А тут какой-то граф их – и за дерьмо держит!