Текст книги "В тени пророчества"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)

Продолжения атаки первого не последовало. Нанеся всего один удар и промахнувшись, тот бросился к машине. Выйдя из кувырка, Настя кинулась следом.

Бандюк успел заскочить внутрь и дать газу. Но впереди его ждала только стена. Оставшийся не перегороженным бронированными «Меринами» выезд со двора был за Настиной спиной. Машина резко, на ходу, развернулась на сто восемьдесят градусов, скрипя колесами и тормозами, демонстрируя опыт ведущего ее человека. Да, Смирнов у себя абы кого не держит! Только профессионалы! Между делом, Настя ощутила, что движения во дворе больше нет. Значит, нож достал первого, кинувшегося к её спасительнице. Господи! Хоть бы эта молодая дуреха успела убежать! Не подставила себя под удар! Сделай так, Господи, ты же всемогущий!

Водитель «Мерседеса» резко дал по газам, и машина попёрла прямо на охотницу.

Настя вогнала себя в еще более глубокий транс, крепче сжала рукоять меча и прыгнула. Ее, ставшее грузным и совсем бесчувственным, тело, приземлившись на капот, сделало кувырок по крыше и упало на асфальт позади автомобиля.

Водитель «Мерседеса» пропустил тот миг, когда зачарованный меч играючи проткнул лобовое стекло броневика и в полете пронзил его грудь…

Поднимаясь с асфальта, выходя из боевого транса и проверяя, есть ли переломы на ее горящем от боли ушибленном теле, Настя услышала за спиной звук врезающейся в стену бронированной иномарки.

«Машка!»

Четверо боевиков и блондинчик были мертвы. Собрав все оставшиеся в своем разбитом теле силы, она бросилась к своей юной стажерке. Опекаемой…

…Маша была еще в сознании. Она лежала сразу за телом блондина на спине. Из горла ее торчал метательный нож с выгравированной двухголовой змеей…

Настя опустилась перед ней на колени, понимая, что уже всё! ВСЁ! Уже ничего нельзя сделать.

НИЧЕГО! НЕЛЬЗЯ! СДЕЛАТЬ!!!..

У всего в жизни есть предел. Даже у волшебства.

Маша сжала ее руку и виновато посмотрела в глаза. Потом пошевелила губами, как бы пытаясь что-то сказать, но нож в горле не давал этого сделать.

«Прости…»– коснулось её сознания.

«Это ты прости!»– ответила ей старшая подруга, вытирая набегающие на глаза слезы отчаяния.

Маша посмотрела вверх, в звездное ночное небо, и лицо ее стало разглаживаться. Сперва медленно исчезла маска страдания. Потом она улыбнулась. И лежала так, бесконечные мгновения остатка своей короткой жизни, смотря в небо, ожидая от него чего-то чистого, светлого и большого. Потом тихонько прикрыла глаза и отпустила Настину руку.

Вот так и ушла. Без боли. С улыбкой. Маленькая девочка, которая хотела верить в сказки. Ушла, чтобы она, грешница, продолжала жить. Отдала свою жизнь за жизнь подруги, которую знала всего-то несколько недель. За жизнь боевого товарища. «СпаС» своих не бросает!»…

Настя села рядом, обхватив голову юной охотницы. Подняла глаза к небу. Такому родному и такому ненавидимому небу.

Почему? Почему так?! Так не должно было быть!

НЕ НАДО ТАК!!!

И долго потом в округе соседи слышали яростный, раздирающий душу в клочья вой…

…Она не слышала, как подъехала «Газель» с группой захвата. Не помнила, как ее пытались куда-то увести. Она не хотела этого! Не хотела гибели девочки вместо себя! Это было неправильно! Так не должно было случиться!

Cicatrix conscientiae pro vulnere est. [4]4
  Раны совести не заживают (лат.).


[Закрыть]

* * *

Это было предупреждение. Последнее. Эй дали понять, что она согрешила, но еще нужна для чего-то в этой жизни. А за её грех расплатилась девочка, невинный ребенок. Теперь она хочет согрешить еще раз. Пусть, считает, что во благо миллионов, но, по большому счету, это очередной самообман. Не могут миллионы быть спасены ценой чьей-то гибели! Почему она решила, что вновь имеет право судить? Решать, кому жить, а кому нет?

Опять гордыня. Опять она решила, что от нее одной зависят судьбы других. Пытается оправдать грех необходимостью? Разве ей не было показано, что так нельзя? Эта дорога – путь в никуда!

Избегнуть греха – укротить свою гордыню. Она не избранная, не в ее власти решать судьбы всех. Это – главное! Пророчества, предначертанное – все это вилами по воде писано. Compendia sunt dispendia. Короткий путь – самый долгий. И это знание лежит на поверхности. Нужно только протянуть руку и взять его…

…И не допустить непоправимого!

Она резко повернула ключ зажигания и ударила по газам.

* * *

Погруженный в раздумья, я подошел к подъезду. Был поздний летний вечер. Дневной зной наконец-таки спал, и весь город выполз на улицу. Хорошо мы посидели! Теперь меня мучил вопрос, что же делать с этой долбанной Маринкой, звонившей пять минут назад. Черти ее попутали прощения просить!

– Неправда, никто ее не путал! Сама захотела – сама позвонила!

– Ладно, Эльвира, пусть сама. А что теперь делать мне?

– Знаешь, есть старый анекдот про графа.

– Ну, колись? – заинтересовался я.

– Да, ты его знаешь. Забыл просто.

– Эльвир, не ломайся. Сама говоришь, не девочка. Четыреста лет все-таки!

– И что? Может, как раз девочка!

– Ага! Старая дева!

– Хам!

– Зануда!

– Это я-то зануда?!

– Ты.

– С чего это я зануда?

– Эль-ви-ра! Не нуди!

– Ладно. Уговорил. Рассказываю. Сидит граф в кресле у камина, читает газету, попыхивает трубкой. Подходит графиня, жена его, и спрашивает:

«Дорогой, ты знаешь, наша служанка беременна!»

Граф, не отрываясь от газеты:

«Это её проблемы!»

«Да, но она беременна от тебя!»

Граф, также невозмутимо:

«Это мои проблемы!»

«Да, но что же делать мне?»

– Это твои проблемы. Спасибо, Эльвира на добром слове. А с каких это пор ты притчами разговариваешь?

– Да так, просто к слову пришлось…

Я улыбнулся. За сегодняшний, прямо сказать, не легкий день научился разговаривать со своими спутницами мысленно. Теперь люди косились на меня не потому, что я тихо сам с собой, а потому, что иду и пялюсь, как идиот, погруженный в свои мысли. Но, если задуматься, это уже достижение. Маленький, но успех.

– Стой! Не заходи! – подала голос Консуэла на входе в подъезд.

– Это еще почему? – остановился я, опешив.

– Потому, что я твой ангел-хранитель. И если ты жить хочешь, слушайся меня. Нет, конечно, можешь выпендриться и не слушаться – дело твое, но за последствия я не отвечаю.

– Эй, ну чего ты! Как будто я что-то против имел!

– А то, что тебе знающий человек вещи говорил, а ты не отнесся к ним с должным вниманием. Самый умный? Я тебе еще утром сказала: вокруг тебя какие-то нехорошие движения. То же сказал и Максим. А ты все героя из себя строишь! Дескать, фигня все это, выкручусь!

– Мишган, слышал хохмочку: береженного бог бережет. Кастет надень. И бей первым: сразу и в нос.

– А лучше не ходи пока. Подожди, может, кто идти будет? Прицепишься хвостом.

Мне стало не по себе.

– Элл, ну что ты в самом деле? Это ж мой родной подъезд! Я вырос здесь! Хотели бы шлепнуть – давно бы шлепнули! Вон, весь день в городе, один и как на ладони! Станут они настолько мелочиться, если это те серьезные ребята?

– А если не те? Другие? Но с подобными намерениями? Ты же не знаешь, кто тобой интересуется и сколько их.

Я вздохнул и огляделся. Двор был пуст. Бабки с лавочек уже убежали домой, спасаться от комаров и смотреть вечернюю порцию сериалов. Молодежи тоже не было видно, только у последнего подъезда тусовалась какая-то компашка. Не из наших, левые. У нас вообще двор проходной, здесь это частое явление. Мы и сами по молодости редко в родном дворе зависали. Ждать кого-то? Кого?

– Элл, это мой подъезд. Я здесь почти двадцать лет прожил. И ничего со мной не случалось. Ну, может и есть там какие-нибудь гопники. Ну, люлей мне ввалят, с кем не бывает? Что ж мне теперь, дома сидеть и как банный лист трястись от каждого шороха?

– Правильно, Мишган! Мысленно я с тобой! – отозвалась демон. – Без люлей, как без пряников!..

Я многозначительно промолчал, нащупывая пальцами в кармане Максово свинцовое «орудие труда».

В подъезде сидели два ханыги, бритые, в наколках. С одного взгляда можно было определить: морда кирпича просит. Они сидели на площадке перед первым этажом, на верхней ступеньке аккуратно расстелена газетка, на которой стояли открытая банка шпрот, полбатона в целлофановом пакете и две полторахи «Ипатовского». Одна пустая, другая начатая, где-то на одну треть. И два пластиковых стаканчика.

– Эй, братан! – обернулся один. – Закурить не найдется?

Я пожал плечами.

– Не курю.

– Зря! – не поддержал меня второй. В руках он играл «бабочкой», то открывая ее, то закрывая.

– А тебя случаем не Миха зовут? – опять спросил первый.

– Ну, Миха. – заинтересовался я.

– Назаренко? – Уточнил второй.

– А чё, есть проблемы? – пытался понять я чего они хотят.

– Да так… – продолжил первый, более старший и на вид несколько менее обделенный интеллектом, чем второй. – С тобой люди одни покалякать хотят. Тема есть…

«Миша, угроза! Может ты не прав, насчет того, что не опустятся до подъезда? Еще не поздно уйти…»

– Чё за тема? – продолжил я и сделал шаг вперед.

– Все нормально! Да ты присаживайся, братан! – второй, тот, что с бабочкой, начал подниматься на ноги, кивая на ступеньки. – В ногах правды нет.

– Спасибо, я постою.

Первый тоже начал подниматься, как бы невзначай загораживая выход из подъезда.

– Да ты чё, братуха, нас не уважаешь? Западло с правильными пацанами посидеть, о жизни перетереть? – продолжил второй, тоже как бы невзначай становясь так, чтоб перекрыть мне дорогу наверх.

– Может, умнее будешь! – поддержал первый. Что-то подсказывало мне, что в кармане у него не «сникерс» лежит, а приличная «выкидуха». Я вообще не лох, как может показаться со стороны, в переделках бывал, хоть и не таких серьезных. И не в одиночку. Весь этот базар только для показухи. Еще пара фраз, и независимо от того, что отвечу, меня будут месить. Поэтому я не стал ждать. Молча и резко, вкладывая силу всего веса, вломил по зубам второму.

С реакцией у того все было в порядке, он не успел отклониться только чуть-чуть. Но и того, что ему досталось, мало не было, он отлетел к противоположной стене. «Бабочка» тоже куда-то упорхнула.

– Пригнись! – заорала Консуэла.

Я резко, со всей прытью, на какую был способен, упал на колени, пригнув голову. Над головой просвистел пудовый кулак первого, но задел только волосы на макушке. Я попытался резко вскочить, достав кулаком его с разворота. Мимо, тот успел уклониться.

– Влево, всем телом! – командовала мной ангел.

Я ушел. Финка прошла в миллиметре от правого бока. Но этим выкидом урка открыл себя справа. Я, как есть, что было мочи ударил его по уху левой рукой. Но левая рука у меня гораздо слабее правой, да и без кастета. Поэтому вырубить первого мне не удалось. Зато второй, уже оклемавшийся от удара, заехал мне аккуратно и четко под правый глаз…

Потом меня месили. Зло, с остервенением. Особенно второй, которому я посчитал зубы. Парочку, думаю, посчитал точно. Били по морде, под дых. Потом завалили на землю и долго пинали. Ну, это мне показалось, что долго, на самом деле, несколько секунд. Соседи же могли в любой момент выйти, а бандюкам этого не надо. Ангел что-то кричала, но сквозь боль я не мог разобрать ни единого слова. Потом стало легче.

– Батон, кончай его! – голос первого.

– Ууу! Сука! – пнул еще раз меня второй. – Череп, у него, падлы, кастет был!

– Я сказал, хватит! Всё! Кончай! Надо уходить!

– Вот сам его и кончай! – зло огрызнулся Батон.

Череп постоял, о чем-то задумавшись.

– Хорошо. Подыми.

Меня подняли за шкирку и прислонили к стене. Батон еще раз заехал под дых.

– Батон, я сказал хватит! – опять осадил Череп.

– А какая ему, нахрен, разница? – ответил Батон.

В руке Черепа сверкнула финка. Время для меня остановилось, и я понял, что попал. Эти двое – специалисты. Одного удара будет достаточно, чтоб покончить со мной.

Эх, а как хорошо все начиналось! Какой чудный день сегодня был! Бабулю жалко. И родителей. Жаль, с Викой ничего не получилось. Обменял бы всех своих бывших за один только ее поцелуй! Что-то ангела с бесенком не слышно? Ах, да, время же почти остановилось! Вон, как медленно этот ханыга нож поднимает.

Интересно, меня сразу заберут? Или буду куковать здесь, как тот Денис на Калинина? Хотя нет, вроде ничего такого убийственного не совершал, наверное, все-таки заберут. А время что, всегда так перед смертью подвисает? Оперативки не хватает? Видюха тормозит? Вот, нож уже пошел в мою сторону. Здорово! И как обидно, все-таки! Как умирать не хочется! Ладно бы, где-нибудь на поле боя, по геройски! Или, скажем, девочку маленькую из огня спасая! А то в собственном подъезде от рук двух злобных урок…

Да, сейчас нож войдет в мою плоть, разорвет под новой футболкой кожу, мышечные волокна… Пройдет либо между ребер в сердце, либо в печень…

А прикольно было бы, если б нож в другой фотошоповской картинке оказался? Я в одной, а он в другой. Как тот Денис – мотоциклист. Тогда бы мы друг друга вообще не почувствовали! Я его, а он меня! Вытаскивает бандюк нож из меня, а тот чистый! И на мне ни царапины!

Блин, никогда не думал, что перед смертью так весело! Люди говорят, всю жизнь вспоминаешь. А я не хочу вспоминать ничего. Хорошая у меня жизнь была, веселая. Ни о чем не жалею! Ни о тех фантиках. Ни о той девочке на качелях. Ни о чем, слышите! И вспоминать не буду! Пусть остаётся все здесь, как есть. Там, наверное, оно не понадобится.

А может спеть? «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! Пощады никто не жела-а-ет!» Нет, не в тему песня, не прет. Душа прикола ждет напоследок. Тогда я с ножом побеседую. Он мне скоро почти родной будет. Ну, не с этими же уродами беседовать, в самом деле? Нож все же умнее, хоть и железный.

Ноооож! Не трооогай меня! Я хороооший! Я буду бабушку слушаться! Домой всегда ночевать приходить! Даже вовремя! Шучу, вовремя не обещаю. Хотя, какая разница? А ты меня все равно не убьёшь. Я в другом диапазоне. Я с Денисом, Эльвирой и Консуэлой. Они все неплохие ребята, а Консуэла еще и красивая очень, хоть и зануда. А бесенок вообще классная, прям, вылитый я, только в юбке и в молодости. Жаль, что демон! Может быть, общий язык с ней бы и нашли. Чем черт не шутит?.. И Денис неплохой. Все ж люди, с кем не бывает. Ну, не повезло пацану! Ничего, отсидит свое у дороги и вернется к своей Маринке! А ты в том диапазоне, где скучно! Где эти два недоноска! Поэтому я тебе сочувствую, братишка! Хотя, там еще Вика и бабушка, и родители, и Макс… Но они все далеко!

А я тебе не по зубам. Все, вот теперь ты проходишь сквозь меня, а меня нет. Я спрятался! Я в домике! Три ха-ха!..

…Череп застыл в недоумении. Нож ударил в стену и отскочил, как будто тела не было.

– Череп, ты чё? – Батон посмотрел на кореша. Тот показал на «распоротый» живот «клиента».

Живот не был распорот. В самой его середине, вокруг места удара ножа, целехонького и незапятнанного даже капелькой крови, в стороны расползалась пустота. Дыра, в которую была видна стенка сзади «клиента». Никаких кишок, никакой крови. Голое пространство посреди живота! И эта дырка медленно расширялась, поглощая все больше и больше плоти вокруг себя.

Волосы на голове Черепа встали дыбом. Он видел подобное, в одном американском ужастике с гнусавым переводом. Они тогда с пацанами хорошо поржали. Но то фильм, а тут…

– Чертовщина какая-то! – услышал он возглас Батона.

Череп подался назад, отступая спиной к выходу. Финка выпала из руки на землю. Вещдок, но ему было плевать.

– Валим отсюда! Батон, въё… на х…!

Он развернулся и побежал вон из подъезда. Так быстро урка давно не бегал.

Более обделенный мозгами Батон тоже сообразил, что надо валить, правда на несколько секунд позже, когда растворилась уже половина туловища, остались только голова и плечи вверху, да ноги внизу…

…Последнее, что я услышал, когда время вернулось, был истошный визг Консуэлы:

– Он уходит в Тень!

И удивленный шепот Эльвиры:

– Надо же! Скользящий…

А затем, в который уже раз за последнее время, по привычке потерял сознание…

ЧАСТЬ II. ПОЛЕТ НА ДОМИКЕ

4. Скользящий

Qui quarit, reperit. (Кто ищет, тот найдет.)

Латинская поговорка.

Белые покои воздушного дворца. Белый свет отовсюду. Ни низа, ни верха, лишь Свет и Любовь льются от пола, потолка, стен. Она здесь уже второй раз. Хочется никогда не уходить от этой благодати, купаться в ней, тонуть… Именно находясь здесь, она более всего понимала, для чего они нужны вообще. С чем борются, за что воюют. Что защищают.

Из-за колонны вышел серафим.

– Тебя ждут. Иди. – И поклонился.

Не было в этом поклоне ничего церемониального, унизительного или уничижительного, не было намеков и издевок. Она воин Господень, значит, достойна уважения. Остальное не имеет значения. Как же она успела отвыкнуть от этого за два десятка лет в мире смертных, где ничего не делается просто так! Всего за каких-то два десятка лет! Но она сама избрала этот путь и пройдет его до конца.

Консуэла вошла в главную комнату дворца. Комната эта имела особое свойство, каждый видел ее такой, какой хотел. Размеры, мебель, наличие окон и освещенность – всё в ней всегда было таким, каким ожидали увидеть посетители. За столом сидел преклонного возраста мужчина, как две капли воды похожий на дона Педро, дедушкиного лучшего друга. В прошлый раз она видела его таким же, значит, ее стереотипы не изменились. А человек этот, по одному ему известной причуде вел себя как часть комнаты. И никто никогда не указывал ему на это. Хочет, значит так пусть и будет. Ведь, в отличие от комнаты, обычного пространства, этот человек обладал такой властью, рядом с которой меркло всё. Он в одиночку мог топить материки, создавать миры, казнить и миловать. Власть его была поистине безгранична!

– Входи, девочка. Я ждал тебя. Присаживайся.

Оторопь и дрожь в коленках, которую она испытывала, сидя здесь в первый раз, исчезла. Что ж, закономерно. Она уже воин, при исполнении Долга, не может и не должна бояться своего Шефа, кем бы тот ни был!

– Это произошло, господи. Древние пророчества сбываются. Я не знаю что делать. Я не готова. У меня слишком мало опыта.

Старик задумался.

– Не спеши. Все не так плохо. Я смотрел твой отчет, больше ничего не хочешь добавить? От себя лично?

– Меня беспокоит ситуация с видением. Про взлом Пирамиды. Я не засекла никакого воздействия…

– Да, да! Хоть ты и хранитель. Знаю.

– Клиент утверждает, что оно было. – Продолжила ангел. – И приводит засекреченные подробности. Ничего существенного, но информация не моего уровня допуска…

Старик прокашлялся.

– Это-то как раз объяснить не трудно. Видение, скорее всего, было, причем, именно видение полного слияния. А послать его так, чтобы ни ты, ни твое визави не заметили в Сущем могут только два… Гм… Человека… Один из них я. Догадайся, кто второй?

– Но это нарушение Договора! Я не могу защитить клиента от воздействия подобного уровня!

– А тебе и не нужно. – Старик встал и начал ходить по кабинету. Совсем, как дон Педро! Только тот еще и трубкой попыхивал.

– Извини, девочка, курить не буду. Не хочу…

…Ему так и так придется делать Выбор. Так и так, он узнает все о Войне. Пусть это будет версия темных, тогда появится шанс, что он не пойдет по проторенному пути, выберет свой.

– Но Отче! Они могут сбить его некоторыми фактами…

– Компромат. Конечно. – Дон Педро усмехнулся – Компромат на нас, Светлых. Мы сами виноваты в его существовании, как таковом. – и опять задумался.

– Ты сможешь ему его отдать? – в упор спросил старичок, резко повернувшись? – Компромат? На нас? Смертному?

– Для чего…? – с тревогой спросила ангел.

– Для правды. Сказать, «вот мы такие, но голосуй за нас!».

– Нет. – Ответил за неё Шеф после секундного молчания. – И вряд ли кто из наших сможет. А правду он все равно узнает. Информации о Войне предостаточно, это вопрос времени. Москва, Ватикан, Лондон, Иерусалим, Тибет, Китайские монастыри, Индия… Поэтому успокойся, пусть себе развлекается.

Он подошел к окну и стал смотреть в уходящую даль, задумавшись о каких-то своих неземных материях.

– Ты знакома с текстом пророчества? Не тем ознакомительным, что в учебной программе, а полной версией?

– Нет, Господи.

– Читай. – Старик щелкнул пальцами и на столе появились стандартные листы факсимильной бумаги формата А4, скрепленные обычной канцелярской скрепкой, с распечатанным на цветном лазерном принтере текстом.

– Веяние моды, знаешь ли… – объяснил хозяин кабинета. – Можно было бы на пергаменте написать, из кожи молочного теленка. Или на папирусе. Но я предпочитаю идти в ногу со временем. Не зря же мы позволяем им делать все эти научные открытия…

Рядом с бумагами появилась чашка крепкого бразильского кофе, аромат которого сводил с ума. Консуэла нагнулась и вдохнула этот волшебный запах. Шеф, заметил ее реакцию и улыбнулся.

– Как сказал бы друг твоего клиента, Максим: «Говна не держим». Твой любимый, еще по Севильи.

Ангел вежливо и искренне поблагодарила хозяина кабинета, и, потягивая любимый напиток, который не пила уже века полтора, углубилась в чтение. Чем дальше она читала, тем больше пасмурнело ее лицо. Окончив, отложила бумаги и посмотрела на Шефа.

– И что? – спросил тот.

– А справлюсь ли я, Господи?

Тот прошелся по кабинету и сел напротив.

– А есть ли у нас выбор?

Консуэла закрыла лицо руками.

– Я не готова, Отче! Я ведь еще…

– Знаю, милая. Знаю. Первый раз. Ты думаешь, мне легко, взваливать на тебя все это? – он подошел и по-отечески обнял ее. – Это твой крест, родная. Тебе его нести. И ничего с этим уже не сделаешь.

– Я не справлюсь! – сквозь слезы пролепетала она.

– Справишься. Не имеешь права не справиться. Не можем же мы опять уничтожать под корень этот мир? Ведь ты сама видела, сколько прекрасного они создали! Пусть там много зла, но ведь не только же зло в нем есть? Ведь неплохо же он на этот раз получился? Верно?

Консуэла всхлипнула, кивнув головой.

– Вот ради этого, ради всего живого тебе и придется держать этот бой. Видишь, Метро уже начало атаку, еще до того, как он инициировался. Нам будет труднее, чем им, намного. Впрочем, как всегда. А теперь убери слезки, не надо плакать. Ты у меня хорошая девочка, умненькая, сильненькая…

И начал нежно гладить ее по голове, по волосам. Медленно так, баюкая и успокаивая. Совсем, как дон Педро в детстве.

– Господи, а почему дон Педро? – задала она давно мучивший вопрос.

– Ну, он с самой ранней поры для тебя непререкаемым авторитетом был. И потом, когда выросла, вспомни, как ты оценивала свои поступки? Мысленно? Про себя?

«А что сказал бы дон Педро на это?», «А что сделал бы дон Педро?». Хотя, уверяю тебя, как бог, этот нудный старикан в половине случаев посоветовал и сделал бы обратное! Ты поступала по своей совести. Он был для тебя лишь внешней оболочкой твоего собственного «я», твоим личным богом. Поэтому я принял его облик. Это второй, после меня, человек, которого бы ты ожидала здесь увидеть. Я ответил на твой вопрос?

Консуэла утвердительно кивнула.

– А теперь собирайся. Тебе пора. Он скоро проснется.

– Может быть все-таки отправить кого-нибудь более опытного? – еще раз попробовала она. Просто, чтоб выяснить, почему.

– Кого? Предложи? Ткни в любого пальцем, я отправлю его. Даю слово!

Консуэла промолчала.

– Теперь поняла? Вот и хорошо. Главное помни, мы все, вся Контора всегда с тобой и все тебя очень-очень любим.

Она встала и пошла к двери. Старичок остановил и еще раз обнял.

– Девочка моя! Что бы ни случилось! Он не должен сделать этого! Слышишь! Ты должна сделать всё. ВСЁ!!! Но помешать. Ты поняла?

Консуэла поняла.

* * *

– Бьерн? Ты что здесь делаешь? Опять какую-нибудь пакость задумал? – спросила Эльвира у стоявшего у балкона викинга. Тот был в гордом одиночестве и смотрел вдаль. Туда, за леса и болота, к виднеющейся вдалеке цепи вулканов. Демон был огромного роста, широк в плечах и мускулист. Одет в стальную кольчугу до колен, наручи, поножи. Грудь защищали особо толстые пластины зерцала. Голову венчал классический, ставший притчей во языцех всего Метро рогатый зеркальный шлем. На лице была густая, но не длинная, всего с пол-локтя борода. Вкупе с диким яростным взглядом кровожадного викинга, впечатление эта особь производила ужасающее. Не зря же только при одном его появлении в Загоне от страха разбегались не только грешники, но и младшие черти. Те же, что постарше рангом, трусливо дрожа, выли, падая ниц и вымаливая прощение при одном только намеке на недовольство.

Эльвире же пофигу были всякие там князья Эриксоны и ужасы, которые те внушали. Для нее он был ровней, хотя и несоизмеримо более сильной ровней. Справедливости ради стоит отметить, что ее мнения придерживались далеко не все. Многие лебезили перед этим существом, унижались. Потому, что боялись.

– А, это ты, паршивка! – медленно, с достоинством обернулся бывший норманнский князь. – Наконец-то! Хозяин уже ждет.

– И что там? Какие новости?

– Я тебе что, радио? Вот, у него и спросишь.

Он отвернулся и продолжил величественно смотреть вдаль, на пылающие вулканы – последнюю фишку метрошного интерьера. А то как же, преисподняя без вулканов?

– Меня ждешь, пока я уйду? Чтоб потом опять что-нибудь с Хозяином перетирать, интриган!

– Тебя это трогает? Хочу стоять и ждать – стою и жду! Не твое дело! – рыкнул демон. От его рыка кто-нибудь из младших чертей удавился бы! Только не она.

– Милый, ты все еще сердишься, что я отказала и не пошла с тобой на бал?

Норманин медленно-медленно повернулся, гневно глядя на собеседницу алым от ненависти взглядом. Еще бы! Отказать самому Лорду Эриксону! Все Метро неделю на ушах стояло! Она-то, Эльвира, если честно, и на фиг ему не нужна. Он и пригласил ее, наверное, чтоб кому другому досадить. Ну, не перспективный она искуситель! Не для нее карьерная лестница предназначена! Контакт с такой ничегошеньки не принесет, никакой выгоды, а такие типы, как Лорд, по мелочам не размениваются. Скорее всего, позже, пригласил бы кого поприличнее, а ее выкинул, с него станется. А она, видите ли, отказала… Этот-то факт отказа и стал маленькой сенсацией. Чего им обоим только молва не приписывала, от любовных похождений до кровной вражды. Пару раз викинг даже оторвал кому-то голову, а кого-то жарил в кипящем масле, услышав историю, будто стоял перед ней, Эльвирой, на коленях, и молил об ответном чувстве.

– Когда-нибудь я распну тебя, скую за руки и за ноги, и буду делать с твоим гламурным – он провел пальцем от плеча по груди до живота – телом такие вещи, что твоя скупая нищая ущербная фантазия не сможет представить и в самом страшном сне!

– Я тебя тоже люблю, милый! – промурлыкала бесенок и юркнула в кабинет Хозяина.

Тот стоял спиной к ней и смотрел в окно. За окном был солнечный погожий денек. Чистый лесной дух освежал воздух в помещении. Эльвира видела из-за его спины в окне уходящую вдаль тайгу, сменяющуюся где-то там полосой степи, уходящую, в свою очередь к горизонту.

– Садись. Я уж думал, не дождусь! Опять в коридоре с викингом сцепились? – сказал хозяин кабинета вместо приветствия, медленно развернулся и сел в кресло. Это был высокий худой черноглазый черноволосый человек, одетый в модный черный костюм от «Валентино» и кремовый галстук с вышитыми на нем розовыми слониками. Лицо украшала легкая жиденькая черная бородка.

Эльвира села в кресло напротив и положила ноги, обутые в серебряные башмачки, на стол.

– Да, туфли у тебя, конечно, знатные! Но вот манерам до сих пор не обучена. – заключил дьявол, оглядев подчиненную.

– Так ведь, учить-то некому, мессир! Куда ни пойдешь, везде одни Эриксоны шляются!

Тот улыбнулся.

– Смотри, как бы я не рассердился и не поучил тебя сам. Вместо лорда.

– Ой, мессир! – махнула рукой демон. – Не будьте занудой! Вы же правильный чел! Кстати, прикольный галстук!

– Спасибо! – ответил тот, потом, помолчав, продолжил. – Иногда я жалею, что вытащил тебя тогда с эшафота. Хамишь! Дерзишь! Ведешь себя непотребным образом! Даже у меня в кабинете! Грешников почти не приносишь. Так, шваль всякую, отбросы. Может, мне тебя выкинуть? Пойдешь в Контору, там от тебя больше пользы будет? Ты одна всю их шарагу развалишь за пару лет! – и хохотнул собственной шутке.

– Ах, мессир! А кто же тогда вам всё в лицо будет говорить? Всю правду, какая ни есть? Эти лизоблюды? Или те рогатошлемные личности?

– Смотри, доиграешься. Я тебя от него защищать не буду. А он один из самых сильных демонов Метрополитена.

– Сильный-то сильный! – фыркнула бесенок. – Да ума б ему еще не помешало! Образина тупая!

– Эх, Эльвир! – вздохнул хозяин кабинета. – Была б ты еще сильным и перспективным демоном, цены б тебе не было! А то шумишь много, говоришь правильно. А толку от тебя никакого.

Элли скромно потупила глаза. Здесь Хозяин был прав на сто процентов.

– Докладывай, горе ты мое. Отчет я просмотрел, что еще скажешь?

– Жопа! Полная! Вот что скажу! В отставку хочу подать.

– И кто ж тебе её даст, родимая?

– Как кто? Вы, мессир, конечно!

– Я?! – картинно удивился дьявол. – С чего бы это вдруг?

– Ну, так это… Я могу не справиться! Вы ж сами сказали, бесперспективная…

– И что?

– Ну, мессир, не делайте глупый вид! Это только со светлыми прокатывает! Вы ж лучше меня знаете, что будет, если скользящий к Конторе переметнется? Капец нам будет!

Сатана усмехнулся.

– Ну, до этого не дойдет, просто все наши труды последних двух тысячелетий, как говорили эллины, канут в Лету. Ну, тяжеловато придется, не без этого. И что ты от меня хочешь?

– Как что? Чтоб вы поставили к нему другого, более опытного демона! Я могу не справиться, вы лучше меня это понимаете.

– Кого же именно? Подскажи?

– Ну, того же викинга. Не зря же он под дверью крутится?

Хозяин кабинета расхохотался.

– Да, девочка! В логике тебе не откажешь! Действительно, что б ему тут просто так крутиться? А раз крутится, значит, ему работу нашли! – и резко перестал смеяться. – А теперь сама вспомни, что ты только что о его умственных способностях говорила? Напомнить?

– Не надо. Я сказала, что они оставляют желать лучшего.

– Молодец. А еще добавила, что он – образина тупая. Кстати, так ему и передам. И как же я образину тупую к скользящему сквозь пространства отправлю?

Эльвира замялась.

– Ну, Контора его после этого точно не получит. Такая маленькая-маленькая победа.

– А мы? Такой шанс, как инициация этих проходимцев, выпадает раз в несколько сотен лет! И делать из него маньяка-убийцу, вроде Гитлера, по дурости демона, я больше не намерен!

Ты слаба, но хитра, и что странно для демона, честна. Ты справишься. Должна справиться.

– Но…

– Никаких но! Пойдешь ты. Тем более, разведка докладывает, Контора оставляет ту курицу, Консуэлу.

– А может, светлые что-то задумали?

Тот откинулся на спинку кресла и усмехнулся.

– Что? Что вообще за последние две тысячи лет задумали светлые?

Эльвира задумалась.

– Хватит ломаться. Он должен согрешить. Хотя бы один раз. Но это уже не твоя задача. Это задача для всех нас, всего Метро. Ты лишь должна сделать всё, ВСЁ возможное и невозможное, чтоб он не достался им.