Текст книги "Том 6. Письма"

Ширяевцу А. В., 24 июня 1917

А. В. ШИРЯЕВЦУ ^*

24 июня 1917 г. Константиново

1917. Июнь 24. Хе-хе-хо, что ж я скажу тебе, мой друг, когда на языке моем все слова пропали, ^* как теперешние рубли. ^* Были и не были. Вблизи мы всегда что-нибудь, но уж обязательно сыщем нехорошее, а вдали все одинаково походит на прошедшее, а что прошло, то будет мило, еще сто лет назад сказал Пушкин. ^*

Бог с ними, этими питерскими литераторами, ругаются они, лгут друг на друга, но все-таки они ^* люди, и очень недурные внутри себя люди, а потому так и развинчены. ^* Об отношениях их к нам судить нечего, они совсем с нами разные, и мне кажется, что сидят гораздо мельче нашей крестьянской купницы. ^* Мы ведь скифы, приявшие глазами Андрея Рублева ^* Византию ^* и писания Козьмы Индикоплова с поверием наших бабок, что земля на трех китах стоит, ^* а они все романцы, брат, все западники, ^* им нужна Америка, а нам в Жигулях песня да костер Стеньки Разина. ^*

Тут о «нравится» говорить не приходится, ^* а приходится натягивать свои подлинней голенища да забродить в их пруд поглубже и мутить, мутить до тех пор, пока они, как рыбы, не высунут свои носы и не разглядят тебя, что это «Ты». Им все нравится подстриженное, ровное и чистое, а тут вот возьмешь им да кинешь с плеч свою вихрастую голову, и боже мой, как их легко взбаламутить.

Конечно, не будь этой игры, весь успех нашего народнического движенья был бы скучен, и мы, пожалуй, легко бы сошлись с ними. Сидели бы за их столом рядом, толковали бы, жаловались на что-нибудь, а какой-нибудь эго-мережковский приподымал бы свою многозначительную перстницу и говорил: гениальный вы человек, Серг. Ал. или Ал. Вас., стихи ваши изумительны, а образы, какая образность, а потом бы тут же съехал на университет, посоветовал бы попасть туда и довольный тем, что все-таки в жизни у него несколько градусов больше при универс<итетской> закваске, приподнялся бы вежливо встречу жене ^* и добавил: «Смотри, милочка, это поэт из низов…» А она бы расширила глазки и, сузив губки, пропела: «Ах, это вы самый, удивительно, я так много слышала, садитесь». И почла бы удивляться, почла бы расспрашивать, а я бы ей, может быть, начал отвечать и говорить, что корову доят двумя пальцами, когда курица несет яйцо, ей очень трудно, и т. д. и т. д.

Да, брат, сближение наше с ними невозможно. Ведь даже самый лучший из них, Белинский, говоря о Кольцове, писал «мы», «самоучка», «низший слой» и др., ^* а эти еще дурее.

Но есть, брат, среди них один человек, перед которым я не лгал, не выдумывал себя и не подкладывал, как всем другим, это Разумник Иванов. Натура его глубокая и твердая, мыслью он прожжен, ^* и вот у него-то я сам, сам Сергей Есенин, и отдыхаю, и вижу себя, и зажигаюсь об себя.

На остальных же просто смотреть не хочется, с ними нужно не сближаться, а обтесывать, как какую-нибудь плоскую доску, и выводить на ней узоры, какие тебе хочется. Таков и Блок, таков Городецкий, и все и весь их легион. ^*

Бывают, конечно, сомнения и укоры в себе, что к чему и зачем все это, но как только взглянешь и увидишь кого-нибудь из них, так сейчас же оно, это самое-то, и всплывает. Люботно́ ^* уж больно потешиться над ними, а особенно когда они твою блесну на лету хватают, несмотря на звон ее железный. Так вот их и выдергиваешь, как лещей или шелесперов. ^*

Я очень и очень был недоволен твоим приездом туда. ^* Особенно твоими говореньями с Городецким. История с Блоком мне была передана Миролюбовым с большим возмущением, ^* но ты должен был ее так не оставлять ^* и душой своей не раскошеливаться перед ^* ними. ^* Хватит ли у них места вместить нас? Ведь они одним хвостом подавятся, а ты все это делал.

В следующий раз мы тебя поучим наглядно, как быть с ними, а пока скажу тебе об издательствах: Аверьянов сейчас купил за 2 ½ тыс. у Клюева полн<ое> соб<рание> ^* (выш<едшие> кн<иги>) и сел на них. Дела у него плохи, и издатель он шельмоватый. «Страда» – это просто случайные сборники под редакц<ией> Ясинского, ^* а остальные журналы почти наполовину закрыты.

Мой план: обязательно этой осенью сделать несколько вечеров, ^* а потом я выпускаю книгу в одном издат<ельстве> ^* с платой по процентам и выпущу сборник «пятерых» – тебя, меня, Ганина, Клюева и Клычкова. ^* (О Клычкове поговорим еще, ^* он очень и близок нам, и далек по своим воззрениям.) Но все это выяснится совсем там, в сентябре. Стихи посылай в «Скифы», нов<ый> сборн<ик>, и «Заветы» ^* на имя Разумника Васильевича Иванова, Царское Село, Колпинская, 20. Это не редакция там, а его квартира. Ему посылать лучше, он тебя знает, и я ему о тебе говорил. А пока всего тебе доброго. Твой Сергей. Константиново.

Мурашеву М. П., 21 ноября 1917

М. П. МУРАШЕВУ ^*

21 ноября 1917 г. Петроград

Дорогой Миша! Посылаю тебе билет, но извини, что не мог зайти сам к тебе. Занят по горло, ^* а телефон твой не работает. Любящий тебя Сергей.

Мурашеву М. П., ноябрь – декабрь 1917

М. П. МУРАШЕВУ ^*

Ноябрь (?) – декабрь (?) 1917 г. Петроград

Дорогой Миша. Заглядывал к тебе Есенин и скорбно повернул обратно.

– Дело в том, что Чернявскому очень нужна его рукопись. ^* У него недавно умер в семье старший брат. ^* Сейчас ему нужны деньги, и он хочет статью эту напечатать. Сергей. 225-31. ^* Скоро зайду.

Ширяевцу А. В., 16 декабря 1917

А. В. ШИРЯЕВЦУ ^*

16 декабря 1917 г. Петроград

Дорогой мой Шура! Прости, пожалуйста, за молчание. Всё дела житейские мучают, а как освободишься, так и липнешь к памяти о друзьях, как к меду.

Сейчас сидит у меня П. Орешин. ^* Кланяется тебе и просит стихов для одного сборника, ^* а главное, что я хочу сказать тебе, это то, что собери все свои стихи и пошли Разумнику. Он издаст твою книгу. Об условиях я уже сговорился, и ты получишь за 80 стр. не менее 700 рублей. Это, родной, не слова, поэтому я поторопил бы тебя. ^*

Скоро выходит наш сборник «Поэты революции», ^* где есть несколько и твоих стихов. ^* Гонорар получишь по выходе. ^*

Пиши, родной, мне, не забывай. Ведь издалека тебе очень много надо, а я кой в чем пригожусь. Твой Сергей. Литейный, 33, кв. 11. ^*

Стихов! Ради Бога, Разумнику стихов. ^* Вывери ^* «Запевку» ^* и всё, что можешь.

На обороте:Ташкент Туркестанской обл. Новая ул. 56 Александру Васильевичу Абрамову (Ширяевцу)

Иванову-Разумнику, конец декабря 1917

ИВАНОВУ-РАЗУМНИКУ ^*

Конец декабря 1917 г. Петроград

Дорогой Разумник Васильевич!

Уж очень мне понравилась, с прибавлением не, клюевская «Песнь Солнценосца» и хвалебные оды ей ^* с бездарной «Красной песней». ^*

Штемпель Ваш «первый глубинный народный поэт», который Вы приложили к Клюеву ^* из достижений его «Песнь Солнценосца», обязывает меня не появляться в третьих «Скифах». ^* Ибо то, что вы сочли с Андреем Белым за верх совершенства, я счел только за мышиный писк.

Это я если не такими, то похожими словами уже говорил Вам когда-то при Арсении Авраамове. ^*

Клюев, ^* за исключением «Избяных песен», которые я ценю и признаю, ^* за последнее время сделался моим врагом. ^* Я больше знаю его, чем Вы, и знаю, что заставило написать его «прекраснейшему» ^* и «белый свет Сережа, с Китоврасом схожий». ^*

То единство, которое Вы находите в нас, только кажущееся.

«Я яровчатый стих» ^*

и

«Приложитесь ко мне, братья» ^* противно моему нутру, ^* которое хочет выплеснуться из тела и прокусить чрево небу, ^* чтоб сдвинуть не только государя с Николая на овин, а. ^* …

Но об этом говорить не принято, и я оставлю это для «лицезрения в печати», кажется, Андрей Белый ждет уже. ^* ..

В моем посвящении Клюеву я назвал его середнимбратом ^* из чисел 109, 34 и 22. ^* Значение среднего в «Коньке-горбунке», ^* да и во всех почти русских сказках —

«так и сяк». ^*

Поэтому я и сказал: «Он весь в резьбе молвы», – то есть в пересказе сказанных. Только изограф, но не открыватель. ^*

А я «сшибаю камнем месяц», ^* и черт с ним, с Серафимом Саровским, с которым он так носится, ^* если, кроме себя и камня в колодце небес, он ничего не отражает.

Говорю Вам это не из ущемления «первенством» Солнценосца и моим «созвучно вторит», ^* а из истинной обиды за Слово, которое не золотится, а проклевывается из сердца самого себя птенцом. ^* ..

И «Преображение» мое, посвященное Вам, поэтому будет напечатано в другом месте. ^* Любящий Вас Сергей Есенин.

На конверте: Заказное

Царское Село

Колпинская ул. д. 2 ^*

Разумнику Васильевичу

Иванову

Податель: Петроград Литейный

33 кв. 11. Сергей Есенин.

Белому А., до 9 марта 1918

А. БЕЛОМУ ^*

До 9 марта 1918 г. Петроград

Дорогой ^* Борис Николаевич! ^* Направляю к Вам жаждущего услышать Вас человека Петра Авдеевича Кузько, ^* примите и обогрейте его.

Любящий Вас Сергей Есенин.

Столице Л. Н., до 9 марта 1918

Л. Н. СТОЛИЦЕ ^*

До 9 марта 1918 г. Петроград

Дорогая Любовь Никитична! Верный Вам в своих дружеских чувствах и всегда вспоминающий Вас, посылаю к Вам своего хорошего знакомого Петра Авдеевича Кузько. ^*

Примите его и обогрейте Вашим приветом. Ему ничего не нужно, кроме лишь знакомства с Вами, и поэтому я был бы рад, если бы он нашел к себе отклик в Вас.

Человек он содержательный в себе, немного пишет, ^* и общение с Вами кой в чем (чисто духовном) избавило бы его от одиночества, в которое он заброшен по судьбе России. Любящий Вас Сергей Есенин. 1918. Петроград.

Иванову-Разумнику, 30 сентября 1918

ИВАНОВУ-РАЗУМНИКУ ^*

30 сентября 1918 г. Москва

Дорогой Разумник Васильевич!

Мне передали, что где-то можно издать в Петербурге мою книгу. Будьте добры, напишите, что это за издательство и на каких условиях. (Если Вас это не затруднит.) Деньги бы были мне весьма кстати. ^* Сейчас я в Москве. Приехал в надежде увидеть Вас, а Вы (я уже с июня слышу) все едете. ^*

Приезжайте, Разумник Васильевич! За такую революцию снабдим Вас хлебом.

Кстати, если нужно будет приехать в Петроград относительно сговоров по изданию, то я приеду. ^* На несколько дней. Кланяйтесь Клюеву. ^* Я ему посылал телеграмму, ^* а он не ответил.

Любящий Вас Сергей Есенин.

Москва, Б. Строченовский, д. 24, кв. 6.

На конверте: Заказное

Петроград Лиговка 44

ком. № 300-301

«Наш путь»

Разумнику Васильевичу Иванову

Очень нужно

–

Москва, Б. Строченовский 24

С. Есенин

Белому А., конец сентября 1918

А. БЕЛОМУ ^*

Конец сентября 1918 г. Москва

Дорогой Борис Николаевич, какая превратность: хотел Вас очень сегодня видеть и не могу. Лежу совсем расслабленный в постели. ^*

Черкните мне ^* (если не повезло мне в сей раз), когда Вы будете свободны еще.

Любящий Вас С. Есенин.

Адрес: Скатертный пер., д. 20. ^*

Лидии Ивановне Кашиной ^* для С. Е.

Повицкому Л. И., 1918-1919

Л. И. ПОВИЦКОМУ ^*

Конец 1918 – начало 1919 гг. Москва

 
Мечтам и годам нет возврата,
Не обновлю души моей. ^*
 

Новое стих<отворение> С. Есенина

Да простит меня благородный Синьор за мое неблагородное свинство. Дело, конечно, обстоит серьезней вины, но Вы сами знаете, что предисловие…

Ах, уж эти мне предисловия: Меньшов изводит меня ими часа по крайней мере по три. ^*

Итак, дорогой Лев Осипови́ч, кланяюсь Вам и желаю всего хорошего. В собственности что это такое кланяюсь? Знаете ли Вы, милостивый Государь, что оно значит? Да, да, я знаю, что Вы этого не знаете, ^* и потому спрашиваю Вас, чтоб иметь возможность пояснить его всему миру.

Кланяюсь родилось в далеких песках ассирийских равнин. Зима у нас в этот год стоит довольно лютая. Я, собственно, ей ничего и не сказал, а она пошла и давай меня. Если бы Вы умели слушать внимательней, я рассказал бы всю историю Вам подробно. Ах, никто, никто не знает и до сих пор, отчего поет петух в полночь. Сарра спа́ла под телегою. ^* Утомилась, долго бегая, Моя ворохи пелёнок, Слышит кто-то, как цыплёнок, Тонко, жалобно пищить: пить! пить – Прислонивши локоток, Видит, в небебез порток Скачет, пляшет мил Дружок. ^* Аминь. Сергей Есенин.

Повицкому Л. И., не ранее января 1919

Л. И. ПОВИЦКОМУ ^*

Не ранее января 1919 г. Москва

Милый ЛЕВ

Осиповичъ

!

Как Вы пожиВАЕтЕ?

Али

Мы ГАли

ВАмъ

А

ли

ЭНТАкАя

На семойверстѣ

мотАли

перЕЭН

Т Акая

кому повѣм ^*

печАль ^* мо ^*

ю ^*

льк

Ско о

рАзя зАРЕКАлся

п —

о тойулиц ходи

Ѣ ТЬ

я живу НИЧАВО ^*

Больно мижду прочим

Уж чижАло

думАю КОНЧАТЬ ^*

Въ этой низенькой ^*

свѢТЕлкѣ ^*

тучи ^* пряли ^*

л КАВА ^ДАК

ѣ р

ЖиТЬ не могу! ^*

хочу ЗастрѣлицА ^*

лицА – За ^* стрЕ ^*

В

+ реВОль ^* —

ВЕрА ^* убѣЖАл на

улицУ ^*

лицуНА!

Такъ прыгаетъ по коричневой ^*

скрипкѣ

Вдруг лопнувшАя струНА. ^*

Гостин. ЕВРОПА ^* 66.

С. ЕСЕНИН

Факсимиле письма

Райх З. Н., 18 июня 1919

З. Н. РАЙХ ^*

18 июня 1919 г. Москва

Зина! Я послал тебе вчера 2000 руб. Как получишь, приезжай в Москву. ^* Сергей Есенин.

Типография заработала. ^* Денег у меня пока для тебя 10000 руб.

На конверте: Орел.

Кромская 58 ^*

кв. Данцигер ^*

Зинаиде Николаевне

Есениной

Львову-Рогачевскому В. Л., первая половина 1919

В. Л. ЛЬВОВУ-РОГАЧЕВСКОМУ ^*

Первая половина 1919 г. Москва

Дорогой Василий Львович! Я очень жалею, что Вы все время не могли меня застать, я звонил Вам, ^* но телефон у Вас или занят, или нет никого.

Вопрос моего выступления, по-моему, для Вас должен быть ясен с прошлого года. ^* Туда, где вечера проходят с Вашим выступлением, я всегда готов с радостью. ^*

Насколько я понял, ближайший (четверговый) вечер будет в «Элите» ^* ; я буду там в 7 ½ ч.веч<ера>, и договоримся окончательно.

Любящий Вас С. Есенин.

Кожебаткину А. М., не ранее 11 августа 1919

А. М. КОЖЕБАТКИНУ ^*

Не ранее 11 августа 1919 г. Москва

Александр Мелентьевич. ^*

Заходили к Вам Есенин и Мариенгоф. Взяли «Песнослов» ^* и удалились.

С извинением и приветом.

Есенин

Мариенгоф.

Ширяевцу А. В., август-сентябрь 1919

А. В. ШИРЯЕВЦУ ^*

Август (?) – сентябрь (?) 1919 г. Москва

Милый Шура! Будь добр, помоги устроиться и приюти ночевать моих хороших знакомых. ^* Они расскажут тебе обо всем, о чем не имею времени передать тебе письменно.

Во многом они пригодятся тебе сами. Если вздумаешь выбираться из Ташкента, то с ними тебе будет легче. Жизни нашей ты можешь не пугаться. Заработать мы тебе поможем всегда.

На днях сдаю в набор твою книгу, ^* в ней хоть всего около 48 стр., но тыс<яч> 7 ты за нее получишь.

Деньги переведу, как только будут принимать по телеграфу.

Очень хотелось бы написать тебе много-много, но совершенно нет времени.

Прости, родной.

Любящий т<ебя> Сер<гей> Есенин.

На конверте: А. Ширяевцу

–

С. А. Есенин

Эйгес Е. Р., осень 1919

Е. Р. ЭЙГЕС ^*

Осень 1919 г. Москва

Как и нужно было ждать, вчера я муку тебе не принес.

Сегодня утром тащили чемодан к тебе с Мариенгофом и ругались на чем свет стоит.

Мука в белье, завернута в какую-то салфетку, которая чище белья и служит муке предохранен<ием>. Белье отдай прачке.

Расти большая. ^*

Твой С. Есенин.

Лившиц Е. И., 8 июня 1920

Е. И. ЛИВШИЦ ^*

8 июня 1920 г. Москва

Милая, милая Женя! Сердечно Вам благодарен за письмо, ^* которое меня очень тронуло. Мне казалось, что этот маленький харьковский эпизод ^* уже вылетел из Вашей головы.

В Москве я сейчас крайне чувствую себя одиноко. Мариенгоф по приезде моем из Рязани ^* уехал в Пензу и пока еще не возвращался. Приглашают меня ехать в Ташкент, ^* чтоб отдохнуть хоть немного, да не знаю, как выберусь, ведь я куда, куда только не собирался и с Вами даже уславливался встретиться в Крыму… Дело в том, как я управлюсь с моим издательством. ^* Я думал, уже все кончил с ним, но вдруг пришлось печатать спешно еще пять книг, ^* на это нужно время, и вот я осужден бродить пока здесь по московским нудным бульварам из типографии в типографию и опять в типографию.

Дома мне, несмотря на то, что я не был там 3 года, ^* очень не понравилось, причин очень много, но о них в письмах теперь говорить неудобно.

Ну, как Вы живете? Что делаете? Сидите ли с Фридой на тарантасе и с кем? ^* Фриде мой нижайший, нижайший поклон. Мы часто вас всех вспоминаем с Сахаровым, когда бродим ночами по нашим пустынным переулкам. Он даже собирается писать Лизе. ^*

Конечно, всего, что хотелось бы сказать Вам, не скажешь в письме, милая Женя! Все-таки лучше, когда видишь человека, лучше говорить с ним устами, глазами и вообще всем существом, чем выводить эти ограничивающие буквы.

Желаю Вам всего-всего хорошего. Вырасти большой, выйти замуж и всего-всего, чего Вы хотите.

С. Есенин.

На конверте: Харьков

Рыбная 15

кв. Лурье

для Евгении Лившиц

Москва. С. А. Есенин.

Ширяевцу А. В., 26 июня 1920

А. В. ШИРЯЕВЦУ ^*

26 июня 1920 г. Москва

Милый Шура! Извини, голубчик, что так редко тебе пишу, дела, дорогой мой, ненужные и бесполезные дела съели меня с головы до ног. Рад бы вырваться хоть к черту на кулички от них и не могу.

«Золотой грудок» твой пока еще не вышел, и думаю, что раньше осени не выйдет. ^* Уж очень трудно стало у нас с книжным делом в Москве. Почти ни ^* одной типографии не дают для нас, несоветских, ^* а если и дают, то опять не обходится без скандала. Заедают нас, брат, заедают. ^* Конечно, пока зубы остры, это все еще выносимо, но все-таки жаль сил и времени, которые уходят на это.

Живу, дорогой, – не живу, а маюсь. Только и думаешь о проклятом рубле. Пишу очень мало. С старыми товарищами не имею почти ничего, с Клюевым разошелся, ^* Клычков уехал, ^* а Орешин глядит как-то все исподлобья, словно съесть хочет. ^*

Сейчас он в Саратове, пишет плохие коммунистические стихи ^* и со всеми ругается. Я очень его любил, ^* часто старался его приблизить себе, но ему все казалось, что я отрезаю ему голову, так у нас ничего и не вышло, а сейчас он, вероятно, думает обо мне еще хуже.

А Клюев, дорогой мой, – Бестия. Хитрый, как лисица, и все это, знаешь, так: под себя, под себя. Слава Богу, что бодливой корове рога не даются. Поползновения-то он в себе таит большие, а силенки-то мало. Очень похож на свои стихи, такой же корявый, неряшливый, простой по виду, а внутри черт.

Клычков же, наоборот, сама простота, чистота и мягкость, только чересчур уж от него пахнет физической нечистоплотностью. Я люблю его очень и ценю как поэта выше Орешина. Во многом он лучше и Клюева, но, конечно, не в целом. Где он теперь, не знаю.

Ты, по рассказам, мне очень нравишься, ^* большой, говорят, неповоротливый и с смешными дырами о мнимой болезненности. ^* Стихи твои мне нравятся тоже, только, говорят, ты правишь их по указаниям ^* жен туркестанских инженеров. ^* За это, брат, знаешь, мативируют.И какой черт ты доверяешься вообще разным с· · ·?

Пишешь ты очень много зрящего. Особенно не нравятся мне твои стихи о востоке. ^* Разве ты настолько уж осартился ^* или мало чувствуешь в себе притока своих родных почвенных сил?

Потом брось ты петь эту стилизационную клюевскую Русь с ее несуществующим Китежем и глупыми старухами, ^* не такие мы, как это все выходит у тебя в стихах. Жизнь, настоящая жизнь нашей Руси куда лучше застывшего рисунка старообрядчества. Все это, брат, было, вошло в гроб, так что же нюхать эти гнилые колодовые останки? ^* Пусть уж нюхает Клюев, ему это к лицу, потому что от него самого попахивает, а тебе нет.

Посылаю тебе «Трерядницу», ^* буду очень рад, если ты как-нибудь сообщишь о своем впечатлении.

Твой С. Есенин. 1920, июнь 26.

В октябре я с Колобовым буду в Ташкенте, ^* я собирался с ним ехать этим постом, но <он> поехал в Казань, ^* хотел вернуться и обманул меня.

Назад к карточке книги "Том 6. Письма"