Текст книги "В Школе Магии Зарежья"

Автор книги: Сенкия Сияда

Я только открывала и закрывала рот, не в силах сформулировать в одно предложение две разные мысли: разве лишение стипендии уже не достаточное наказание? И как же быть нам с Томкой, ведь мы и так батрачим как окаянные ишачихи в этом подвале?

– Вы, молодые люди, направляетесь на месяц в помощники кочегаров, а вы, барышни, остаетесь в ведении Труля Шлисовича еще на один месяц.

– Но как же наши тренировки? – вскричали в один голос парни.

– И на каникулы тоже? – пролепетала Тамарка, бледнея лицом.

– Не-е-эт! – вскричала я, хватаясь за голову.

– Да-а, – удовлетворенно потерли руки преподаватели.

К Эллириане мы, абсолютно раздавленные обстоятельствами, бессонной ночью и общим плохим самочувствием, отправились как толпа вялых и покачивающихся полутрупов. Знахцентр оказался закрыт, что исторгло из наших глоток апатичные стоны и жалобы на злодейку судьбу, а потом нам пришлось долго передвигаться в направлении лазарета, где точно должен был находиться какой-нибудь дежурный знахарь. В лазарете нас подлечили с помощью травяных настоев, и только отвратительный моральный упадок все еще оставался при нас. Сразу дико захотелось спать. Мы невзначай попытались прилечь на кровати в лазарете, но знахарь нас прогнал, сказав, что потом менять постельное белье из-за лодырей, которым лень дойти до своих кроватей, ему неохота. Пришлось шевелить конечностями. Унылые парни, с трудом поднявшись по лестнице до нашего этажа, изъявили желание отоспаться у нас в комнате и совали нам свои ключи, предлагая мне и Томе волочься до их комнат, но мы, не обращая на них внимания, даже забыв попрощаться, прошли мимо протянутых ключей в свою комнату, в полусне разделись и погрузились в сон еще на излете головы к подушке.

Я проснулась среди ночи. За окном было темно, луна обвернулась в кокон клочковатых черных облаков, у противоположной стены вздымалось и опускалось одеяло, очерчивающее контур спящей Тамарки. Какое-то время я пялилась в потолок, потом полежала с закрытыми глазами, но сон упорно не хотел возвращаться, видимо, в узилище я таки умудрилась отоспаться, а сегодняшнюю порцию снов уже успела отсмотреть. Поворочавшись и посидев на кровати какое-то время, я посетовала, что нельзя вызвать на ночную прогулку Ладмира. Где искать этого артефактора – было абсолютно непонятно, а мысль выискивать его ночью в подвале я запихала поглубже в голову как особо страшную. Спустя минуту я приняла решение скрасить свое времяпрепровождение походом в туалет, а после него подняться на этаж к парням и проверить, вдруг из них тоже кто-нибудь не спит. Школа пугала непривычной днем тишиной и теменью. Но глаза, привыкшие без света, хорошо различали контуры знакомых предметов в полутенях. Накинув на длинную, до пят, белую ночнушку большой теплый платок, я отправилась вверх по лестнице. За первыми двумя дверями, а также за дверью в комнату Никаса, которую он делил со своим одногруппником Рагилем, царила тишина. Я расстроилась, но на обратном пути зачем-то еще раз припала ухом к двери в комнату Лорга и Сапня и, услышав слабый шорох, в надежде замерла у замочной скважины, в которую видно все равно ничего не было.

– Ты что здесь делаешь? – раздался у меня за спиной шепот. Я перепугалась от неожиданности, резко разогнулась и со всей силы звезданулась головой об дверную ручку.

– Уй-й! – зашипела я, стараясь одновременно потереть ушибленную черепушку и схватиться за бешено колотящееся сердце. Развернулась и встала во весь рост. – Ты меня чуть до инфаркта не довел! Чего подкрадываешься? – зашептала я на силуэт Сапня.

– Я подкрадываюсь?! – поразился он. – Уж и в туалет нельзя отойти, возвращаюсь – у нашей двери какое-то привидение блуждает. Вот, думаю, и не верь после этого в страшные школьные легенды! И палочку как назло в комнате оставил, дай, думаю, понаблюдаю. Потом только догадался, когда заметил, что комнаты ты слушаешь выборочные.

Он замолчал, ожидая какой-то моей реплики. Я куталась в платок и тоже молчала, кляня себя за глупость, сейчас затея идти ночью в гости к парням уже казалась мне совершенно бессмысленной.

– Ну и чего ты хотела? – зевая, спросил Сапень, обхватывая себя за плечи. Он помолчал какое-то время, а потом, видимо, до чего-то додумавшись, заговорил. – Не стоит стесняться, я все понимаю, – тембр голоса его изменился, и я прямо кожей чувствовала, что он улыбается, – Мы молоды, я, безусловно, привлекателен, а природа берет свое.

– Да ну тебя! – чувствуя, как кровь приливает к щекам, махнула я на него платковым крылом и собралась развернуться и уйти.

– Да ладно, подожди, я же шучу! – тихонько засмеялся Сапень и схватил меня за руку. – Ну, чего хотела-то? – спросил он уже нормально.

– Да не спится, – буркнула я. – А одной полуночничать скучно.

– И-и? – протянул он.

– И иди уже спать! – взбесилась я и убежала. Неслышно походила по комнате, посмотрела в окно, кляня зубоскала Сапня, потом посидела на кровати, когда в дверь еле слышно потыкали костяшкой пальчика. Я, втайне догадываясь, кто это может быть, но с крошечной надеждой на появление Ладмира, от которого нужно стребовать карту, и вообще можно вытянуть много всего интересного, влезла в тапочки, подхватила платок, открыла дверь и выскочила в коридор.

– Ну и чего тебе? – недовольно прошептала я.

– Тоже не спится, – улыбнулся Сапень, как мне показалось, немного виновато. Он накинул поверх майки теплый свитер, завязав рукава на шее, а на ногах были трико и тапочки. Я хихикнула, представив нас со стороны.

– Ты чего? – шепнул Сапень. Я помотала головой, он поинтересовался: – И чем займемся?

– Пойдем на прием к Императору, – пробормотала я.

– Что?

– Ну не на улицу же идти, – сердито зашептала я. – Пойдем куда-нибудь. На подоконнике посидим, что ли.

– Пошли в учебный коридор. Там сейчас никого, – Сапень задумался, – то есть здесь тоже никого, но там мы никого не разбудим.

Сидеть на подоконнике в тонкой сорочке было прохладно, я развернула пушистый шерстяной платок большим прямоугольником и замоталась в него как в кокон. Сразу стало тепло, я согнула ноги, уперев их на краешек подоконника.

– А тебе-то чего не спится? – начала я разговор. – Я вот еще в тюрьме поспала.

– Да мы там все прикорнули немного, – пожал плечами Сапень, – я не удивлюсь, если скоро и остальные поднимутся.

– Только не Тамарка! – захохотала я. – Ей только дай поспать – выспит все, что можно до последней секундочки.

Сапень улыбнулся. Мы помолчали.

– Да, – вздохнула я, – сурово они, конечно, с нами. У вас отработка только после коронации начинается, значит, вы еще позже нас ее закончите.

– А что делать, – вздохнул Сапень, – дополнительные занятия-то нам пропускать нельзя, тем более наша группа будет задействована на самой коронации, а вот природников, я слышал, многих распределили на всякие там балы и церемонии, прорицателей же вообще раздробили по пять человек на мероприятие. Ладно хоть, что на тренировки пока можно ходить, не представляю, как мы потом без них целый месяц будем! Если только попросить тренеров их переносить на выходные?

– Знаешь, я думаю, к тому времени директор остынет и можно будет его попросить о поблажках. Он же согласился отложить часть отработки на время каникул. Неужели он не пойдет на уступки чемпионам школы? – ободрительно сказала я, ничуть не веря, что такое возможно.

– А ты на каникулы куда едешь? – спросил Сапень.

– Никуда, – пожала плечами я.

– Ой, прости, я забыл, – он смутился.

– Да ничего, – улыбнулась я, – я же не одна здесь приютская. А ты?

– Я домой, – мечтательно улыбнулся Сапень. Видно было, что он соскучился, я ему даже чуточку позавидовала.

– А ты далеко живешь? – поинтересовалась я. Дружили мы уже около года. Случай, сведший нас с Тамаркой, впервые сунувших нос в городские кабаки, с пьяной разгульной компанией, которая оказалась парнями-старшекурсниками – отдельная длинная история. Но тесного разговора по душам до этого не получалось, я знала о друзьях лишь обрывочные сведения.

– В Дирнии, – Сапень поднял вверх глаза. – Моя семья из Купеческой гильдии, – он раздул щеки и выдохнул. – Что еще сказать? Не умею рассказывать о себе длинные истории, – улыбнулся.

– Да ладно, я так спросила, просто, – я смутилась. Про то, что Сапень из купеческой семьи, я уже слышала, и про место, куда он отбывает на каникулы, если честно, кто-то когда-то заикался, а подробнее расспрашивать про личное мне почему-то всегда было неловко, словно я не имею права вторгаться в то, чего нет у меня.

Мы опять помолчали.

– А что, у вас и правда появилось много поклонниц? – неожиданно для самой себя спросила я.

– А что? – проникновенно поинтересовался Сапень, и стал нагибаться ко мне, жарко дыша в ухо: – Почему тебя интересует? Хочешь стать одной из них? – я захихикала, было щекотно, к тому же Сапень сам еле сдерживал смех, его голос из бархатистого стал звонким, – Ну куда ты отклоняешься! Дай облобызаю!

– А ну кыш! Охальник! – отмахиваясь уголочком платка, наигранно возмутилась я, вспоминая Фросьсеменну, ругающуюся, когда затаптывают только что отмытый пол; но было непереносимо щекотно, я не сдержалась и захохотала в голос. Сапень сделал вид, что обиделся, отвернулся и смотрел куда-то в сторону, дергая плечами, видимо, плакал от горя. Кстати, брови ему вчера в лазарете подкорректировали, и знахомаг гарантировал в будущем их нормальный рост и длину.

– Нет, а и правда, жаль, что вас не на ремонт зала, как наших, определили, – произнесла я, когда мы успокоились, – нам бы немного краски раздобыть не помешало, чтобы дверь покрасить.

– Да ладно, по крайней мере, не как в тот раз, снег разгребать на заднем дворе.

– Вы что ли уже когда-то отрабатывали? – удивилась я. – Это вы-то – примерные ученики и гордость школы?

– Ну, гордостью школы-то мы, положим, стали недавно, а насчет примерных – это ты погорячилась. Мы на спор таблички на женских и мужских туалетах, было дело, местами поменяли. Все бы ничего, студенты-то и учителя ходили по привычке, да только в этот момент как раз какие-то званые гости в школу наведались, – походя пояснил Сапень, я только рот открыла, восхитившись масштабами бедствия. – Так вот, мы с Кафыком на первом курсе разгребали снег возле мусорки. В нее то и дело телепортировались новые кучи мусора, вонища была еще та, в котельной, надеюсь, будет по-другому.

Я уцепилась за какую-то невыразительную мысль и нахмурила брови.

– Телепортировались? Кучи мусора? А откуда?

– Да отовсюду: – из столовой там, из корпусов, – Сапень помахал рукой. – На территории школы есть обособленная локальная система типа «Град-Округа», замкнутая на приемную площадку. Ну так вот, а один раз в день или раз в два дня, приходил Труль Шлисович и всю ее магически выжигал за раз. Мы тогда еще любили снегом в огонь швырять, трехрук нас за это гонял, а мы от него отбегали так, чтоб недалеко, и оттуда дразнили, и пока один отвлекал, второй из нас с другой стороны прокрадывался, чтоб забросить снег снова.

Пробили часы на городской башне.

– Три часа, – прокомментировала я.

– Долго нам еще сидеть. Мы тут околеем, – поежился Сапень. Я вдохнула прохладный воздух коридора школы. Мне в теплом коконе было очень даже хорошо, я всегда любила свежесть и небольшой морозец, и даже зимой мы с Тамаркой часто спали с открытой форточкой. Я покосилась на Сапня, который все еще сидел в одной майке.

– Ха! Так ты свитер надень, перед кем красуешься-то? – я ехидно повела плечиком и попыталась повторить его недавние интонации: – А! Можешь не отвечать, я понимаю, природа берет свое.

Сапень просто и без затей надел свитер и на провокацию, как я, не поддался.

– Может, в карты поиграем? – предложил Сапень.

– Давай! – обрадовалась я.

– Сейчас принесу! – соскочил Сапень.

– Погоди, – я схватила его за плечо. – У меня идея получше. Пойдем к вам в комнату, да и разбудим Лорга, сам же говоришь, что он тоже скоро проснется.

– Ну, я не уверен, – пробормотал, обдумывая, Сапень и безапелляционно заявил: – Только тогда ты сама его будишь!

Если он думал, что меня это остановит, то ошибался. Я хмыкнула и прошла вперед с отстраненным видом, бросив через приподнятое плечо:

– Идет!

В комнате было темно и тихо. Я скрючилась у кровати Лорга, настороженно вглядываясь в его лицо. Серьезное. Вроде спит. Я выловила кончик своих волос и стала осторожно щекотать парню нос. Никакой реакции. И только я отвела взгляд на Сапня, как по носу меня будто что-то щелкнуло, ночнушка наощупь стала бумажной, низ ее раздулся колоколом. По голове словно пробежал табун блох – стало дико щекотно, и краем глаза я заметила как каждая волосинка на моей голове встает дыбом. По рукам заходили мурашки. А из-под одеяла в ту же секунду со скоростью молнии вырвалась мужская ладонь и обхватила мое запястье. Я в полную силу завизжала, рискуя перебудить если не всю школу, то наш корпус точно, и испуганно шарахнулась, сев на пол. Где-то над столом вспыхнул холодным светом магический светляк, я разглядела Сапня с палочкой в руке, хохочущего, привалившись к шкафу, и серые смеющиеся глаза Лорга, который все еще крепко держал меня за руку.

– Совсем с ума сошли?! Так меня пугать!! – поднявшись и вырвав свою руку из цепких пальцев, затопала ногами я.

– Это еще кто кого пугал, – улыбался Лорг. Я как раз огладила опавшую ночнушку, после чего, очухавшись, двумя раскрытыми ладошками охватила голову. Волосы, в отличие от сорочки, самостоятельно не опали.

– В смысле?! Не такая я и страшная! – возмутилась я и развернулась к Сапню, найдя виноватого: – То сам страшишь до чертиков, то посылаешь к такому же ненормальному дружку!

– Эй! – в свою очередь возмутился Лорг. – Да что вообще случилось-то?

– А это мы в карты пришли играть, – смеялся Сапень. Я тоже вспомнила о цели нашего визита. И с размаху села на кровать Лорга, постаравшись отдавить тому ноги, и мысленно сетуя, что у меня не костлявый зад – было бы болезненнее:

– И ты играешь с нами.

– Я вообще-то сплю, – удивился Лорг.

– Да вроде уже нет, – возразила ему я. Лорг и правда выглядел, хоть и немного растрепанным, но бодрым и совсем не сонным. Он, бурча что-то про умалишенных лунатиков и тяжко вздыхая «эх, кабы был у меня топор...», извлек из-под меня свои конечности и, схватив со стула штаны, зашебуршился под одеялом, одеваясь. Лорг влез в тапочки и пошлепал умываться. Мы зажгли свечи и ждали его возвращения.

– Ты мне должен, – я непререкаемо ткнула пальцем в Сапня, другой дланью старательно наглаживая себя по прическе. По волосам иногда пробегами искры разрядов, раздавался сухой треск, и тогда ладонь слегка пощипывало.

– А я-то здесь причем? – ухмыляясь, открещивался подлец. – Заклинание охранное – Лорговское, а ты сама решила его разбудить! Ваши дела, с ним и разбирайся!

– Но ты же знал про заклинание! И не предупредил! – я аж подпрыгнула на кровати.

– Неправда! Я только догадывался, что Лорг что-то там такое нахитрил. Я просто не хотел напрасно волновать тебя своими домыслами!

– Волновать?! Домыслами?!! – от возмущения я даже не сумела связно выразиться и только яростно направила указательным пальцем себе в раздутую, словно от удара молнией, шевелюру. Сапень сразу склонил голову, делая вид, что разглядывает какую-то карту-даму, а сам старательно прятал лезущую на губы улыбку. Я зарычала. Но тут, на счастье Сапня возвратился наплескавшийся водичкой в зенки Лорг.

Сапень сразу схватился за колоду, как утопающий за соломинку, и начал тасовать.

– На желание? – спросил Сапень, кинув на нас взгляд исподлобья.

– Давай! – согласились мы с Лоргом.

Первые два раза мне фартило, проигрывали Лорг, который в наказание, кукарекая, три раза обполз вокруг стола, и Сапень, который нарисовал таблички разного содержания: «Размножающиеся драконы. Просьба не беспокоить», «Ядовитые лищродиты», «Их разыскивает Охранное», «Карантинная зона», «Трезвым вход воспрещен» и «Осторожно, кони-людоеды!» и навесил их на какие попало двери старшекурсников этажом выше. И вот после этого не повезло мне. Я полная дурных предчувствий, тревожно смотрела, как Сапень с Лоргом сгрудились на кровати Сапня. Они шепотом обговаривали мое наказание, еле сдерживая смех, улыбаясь в шестьдесят четыре зуба и метая на меня проказливые взгляды. Наконец, Лорг встал. По мне уже заходили мурашки. А когда он подошел к шкафу и вынул из-за него широкие деревянные лыжи (?!), то мое сердце и вовсе сжалось льдом смятения.

– Эт-то что? Зачем? – пролепетала я, смотря снизу вверх глазами побитой собаки.

– Ты должна, – медленно заговорил Сапень с видом судьи-держателя человеческих судеб, – в лыжах пройтись по этажу, громко распевая «Сладких снов тебе, царица...». По обоим коридорам, – добил меня он.

Я, побледнев лицом, прислонилась спиной к стене. И, пораздумав, попыталась изобразить потерю сознания, закатив глаза и бессильно откинувшись на кровати.

– Симулянтка! – позвали меня и ткнули пальцем в живот. – Хватит притворяться, иди, давай, отрабатывай долг!

– А у меня идея! Давай ее водой обольем, говорят, от обморока хорошо помогает, – услышала я голос Лорга. Тут уж я не стерпела, быть облитой водой мне абсолютно не улыбалось.

– Так нечестно! – ожила я, садясь на кровати. – У вас были совсем легкие желания!

– Слово! – не обращая внимания на мои вопли, подняли брови мучители. – Или твое слово ничего не значит?

– Меня же убьют! А если не убьют, значит, просто побьют! Меня же теперь и на этом этаже будут ненавидеть!! – взвыла я, но злодеи были непреклонны и лишь молчаливо нависали надо мной, потрясая лыжами. – Бедная я несчастная! Обложили со всех сторон! – загоревала я, обращаясь к менее безучастному потолку.

– Я не пойду! – обратила я внимание на парней, которые тем временем уже открыли дверь и укладывали лыжи на пороге. Встали и направились ко мне. – Я не пойду!! – истерично повторила я и вцепилась в угол кровати. – Нет!! Не подходите ко мне! Укушу! – Сапень стал молча отдирать мои побелевшие пальцы от деревяшки, а Лорг вцепился, силясь поднять меня на ноги. Я дрыгала нижними конечностями и лягалась как необъезженный жеребчик. Но это не подействовало. Их было двое, а я одна. Сапень сумел с трудом отлепить мои руки от кровати, и кинулся помогать Лоргу. Они схватили меня и понесли к двери, я напоследок схватилась за одеяло, но оно флегматично сползло, бессильно зажатое в моем кулачке, предоставив мне самой разбираться со своими проблемами.

– Давай отыгрывай, а то мы тебя потом так ославим, что с тобой никто дела иметь не захочет, – шепнул мне Сапень, опуская рядом с ненавистными деревяшками. Я грустно замерла, понимая, что меня задели за живое: в нашей школе нет ничего хуже, даже не хуже, а отвратительнее репутации необязательного человека, не держащего слово, так недолго и изгоем стать. «Хотя, может, изгой – это не так уж и плохо», – начала думать я, глядя, как Сапень и Лорг присев возле моих ног, вставленных в лыжи, возятся с завязочками. – «Посвящу себя науке, стану злым гением. Тогда уж меня точно никто не заставит шастать в лыжах по помещению».

– Хвос, какое унижение! – простонала я, разглядывая пустынный темный коридор. Заботливый Сапень накинул мне на плечи мой платок, чтобы я не замерзла во время поездки на лыжах.

«Все-таки дурацкая была мысль идти ночью в гости к парням», – мелькнуло в голове. И тут меня толкнули в спину.

Я машинально сделала шаг вперед, чтобы сохранить равновесие. Потом еще один. Чего уж там, раз все равно уже начала? Лыжи, рассчитанные на зимнюю обувь, а сейчас закрепленные поверх тонких лодыжек и тапочек, бессовестно гремели и хлопали при соприкосновении с полом. Эхо разносило этот и без того оглушительный звук по пустынным коридорам. Я беспомощно оглянулась на парней, которые, довольно скалясь, стояли в проеме.

– Заводи, – скомандовал Сапень.

– Сладких снов тебе, царица..., – неуверенно начала я.

– Громче, – поправили меня из-за спины.

 
– Сладких снов тебе, царица! —
 

– громко заныла я подрагивающим от нерешительности голосом, и, морщась от грохота, переставляла ноги. —

 
Дивный мир в ночи приснится,
Где под розовой луной
Ходит молодец босой.
 

Примерно в этом месте загремели первые связки ключей, заскрипели, проворачиваясь, ключи в замках, и из своих комнат начали выходить заспанные, трущие глаза школяры. Которые застывали в проемах и остолбенело таращились на всклокоченную девицу в чем-то длинном и белом, шагающую в лыжах, надетых поверх тапочек, и запоздало среди ночи орущую хриплым голосом колыбельную песню о приятных снах. Мне было неимоверно стыдно и невообразимо страшно. Я куталась в платок и настороженно косилась по сторонам, ожидая, что не сейчас, так через секунду в меня гонораром за выступление полетят подсвечники, тапки и ночные горшки. Проклятые лыжи явно были рассчитаны не на мой рост, болтались, не слушались и то и дело наползали одна на другую, так что мое путешествие грозило затянуться. Но, раз начав, надо было довести дело до конца, и я мужественно крепилась и шествовала вперед. Остервенело шагая с привязанным к ногам балластом, я приветственно козырнула рукой замершим с отпавшими челюстями Маркусу и Кафыку.

 
– Там бегут единороги
По кудлатым облакам
Лунной нитью путать ноги,
И свисает водопадом их грива цвета молока.
И живут златые птицы
Высоко в густой листве,
Бабочки порхают, вьются
В яркой радужной траве.
Звуки флейты заполняют
Воздух сладкий, словно мед,
Перламутровая лодка
На причале неба ждет.
Вы плывите и любуйтесь
На фиолетовую ночь,
Звезды-блестки со свода смотрят
На свою земную дочь...
 

Раньше комнаты в княжьем дворце располагались анфиладами в два ряда и были невероятных размеров. Когда же здание было передано в ведомство школы и было еще единственным, встал вопрос о размещении студентов, многие из которых были приезжими из отдаленных волостей и земель. Приняли решение верхние этажи отдать под расселение, было построено много новых перегородок, в старых стенах кое-где просадили дополнительные проемы. В общем, образовалось два коридора, в одном из которых слева и справа были сплошь двери и одинокий подоконник в дальнем торце, а второй из-за двух втиснутых нестандартных по размеру хозяйственных комнатенок, получился несколько изломанным, в нем даже вместо нескольких комнат встречалась пара пустых площадочек с окнами, выходящими на улицу. Сапень и Лорг жили в первом, темном коридоре, а мы с Тамаркой жили в аналоге того, с окнами, только этажом ниже. Зато в самих комнатах днем с освещением было лучше некуда – рамы, наследство изначальной архитектуры здания, были просторными, с перекладинками, и дорогими (а потому магически укрепленными) стеклами. (И с раздольными форточками, да) Раньше, говорят, мальчиков и девочек селили в разных коридорах, но с годами все смешалось, и теперь ученики распределялись в хаотичном порядке. Единственное, что отслеживалось – никакого непристойного и пристойного совместно-разнополого проживания. К тому моменту, как я дошла до ответвления во второй коридор, песня шла по второму кругу, и я мысленно подсчитала, что раз пять я ее, наверное, исполню точно. К этому времени я уже почти приноровилась к происходящему, довольно неплохо управлялась с лыжами, голос мой не дрожал, а исполнение песни благодаря присутствию зрительского интереса невольно выходило все более артистичным.

В этом коридоре реакция пробудившихся студентов была аналогичной и называлась «немой шок». Увидев в конце коридора конец своих мучений, я перестала смотреть по сторонам и, взрычав как волк на косулю, ускорила темп и заработала локтями.

 
– Вот уж утро, разумею,
Той страны далекий вид,
Тронув струн души красой своею,
И в следующей дреме тебя посетит!
 

Последний куплет песни окончился с последним пройденным аршином. В абсолютной тишине я присела, стараясь поскорее распутать завязочки и улизнуть, пока никто из зрителей не пришел в себя. Однако не успела.

– Тебе чего ж это? Жизнь не мила? С лестницы спустить? – поинтересовался какой-то амбал, потирая кулаки и выдвигаясь ко мне. Я впечатлилась, представив свой слалом, заскулила и попробовала отодвинуться назад. Проклятые лыжи запутались, узелки, почти распутанные, затянулись обратно, я, споткнувшись, села на пол и прорыдала, спасая свою шкуру:

– Это они меня, малолетку, заставили! – и обличительно ткнула пальцем в Сапня и Лорга, чьи носы выглядывали из-за угла коридора, но тут же задвинулись обратно. Впрочем, из-за угла выглядывали не они одни. Разбуженные ученики из первого коридора заинтересованно высыпали вслед за мной во второй.

Приоритеты в главном объекте интереса стремительно менялись.

– Лорг! – взрычал, поняв, кого я имею в виду, амбал и вразвалочку направился в сторону убравшихся восвояси парней. Я, пользуясь суматохой, на раз развязала все веревки, подхватила лыжи и, на одном вдохе домчавшись до лестницы, понеслась в свою комнату и заперлась изнутри, дрожа как осиновый лист. Благо ключ я держала в кармашке ночнушки, а не оставила в комнате парней, в которой сейчас, наверное, невесть что творилось. За парней я не особо беспокоилась, во-первых, раз призеры бомапо, то пусть подтверждают свои достижения на практике, а во-вторых, что хотели, то и получили, нечего было придумывать мне такие изуверские задания и не учитывать при этом последствий. На постели завозилась и села Тамарка:

– Что случилось? – сонно спросила она. – Ночь на дворе, а тут сплошь шум и гам, – и тут она осеклась, разглядев меня в ночнушке, с лыжами, слушающую у двери. – Варь, – неуверенно позвала Томка, – а ты чего с лыжами-то? Кататься ходила, что ль?

Я мысленно заметалась, не зная с чего начать рассказ, потом плюнула на это гиблое дело, прислонила лыжи к стене и, буркнув правдивое:

– Да, – с головой залезла под одеяло.

Стремительно наступило утро, я не хотела выходить из комнаты.

– Ну чего ты? Пойдем, увидишь, никто ничего не узнал, а старшекурсники уже, наверняка, все забыли, – утешала меня Тамарка, гладя по плечу через одеяло. Оказалось, что после пробуждения ей спать больше не хотелось, и она таки вытрясла с меня историю моего ночного геройства. Я была ей благодарна за поддержку, и хоть понимала, что это вранье неприкрытое, все-таки встала, заправила кровать и мужественно собралась к завтраку.

Когда мы вышли за дверь, чуть пообождав по моей просьбе после гонга, то обнаружили на ней Сапневую эпистолу «Карантинная зона». Как всегда, старшекурсники мстительно перевешивают подобные бумажки на чужие двери, их хозяева – на другие чужие двери и так бедные вывески и гуляют до бесконечности, пока не попадется особо совестливый студент, который просто выкинет сильно обтрепанную бумагу в мусорку. Я сняла бумаженцию, и мы отправились в столовую, по пути заметив еще одну из табличек, висящую на двери девчонок из нашей группы. Перед входом в столовую я шла все медленнее, а у самих дверей и вовсе встала.

– Крепись, – вздохнула Тамарка. Я, заметив, что все еще сжимаю в руке несчастную вывеску, мимоходом заткнула ее за настоящую табличку с надписью «Столовая». Вдохнула, как перед нырянием, и мы вошли внутрь.

– О-о-о-о!! – раздался дружный вопль. Кто-то засвистел, некоторые парни заулюлюкали. В меня, а попутно в Тамарку полетели мятые салфетки (ладно, хоть, завтрак начался недавно и большинство из них были чистыми).

– Варь, как ночь провела? – спросил кто-то.

– На интиме с лыжами была! – отозвался ему кто-то в толпе кривляющимся тоненьким голоском. Вся столовая загоготала, некоторые зааплодировали. Я почувствовала, как у меня начинают пламенеть щеки.

– Развлекаюсь, как могу! А вам завидно!! – рявкнула я, уперев руки в бока и подавшись вперед. В масштабах просторной столовой прозвучало как-то жалко. Толпа опять захохотала. Я вместе с Тамаркой последовала к раздаче. Кто-то из девчонок за спиной затянул ненавистную мне после вчерашнего «Сладких снов тебе, царица», которую радостно подхватили многие. Я передернулась, народ обрадовался и запел еще слаженнее.

– А ты говорила, никто ничего не узнал, – получая из рук улыбающегося первокурсника-дежурного тарелку с кашей, буркнула я Тамарке, которая и сама втихую кривила губы в улыбке.

День прошел ужасно. Каждый первый, кто видел меня, расплывался в улыбочке. Каждый второй – изображал ногами и руками ход по лыжне (и это притом, что лыжных палок у меня тогда не было!). Особенно веселились, глядя на мою отвисшую до пола челюсть, случайные наблюдатели в первый раз, когда меня сзади якобы на лыжах нагнал Егор и долго ехал рядом, философствуя, какая прекрасная сегодня погода, а потом сказал, что ему надо спешить и таким же ходом уехал вперед по коридору. А каждый третий задавал какой-нибудь остроумный (как он мнил) вопрос из разряда таких, на которые обычно в контексте конкретных ситуаций ответы ожидаются такие же конкретно нецензурные: «А почему не на санках?» – «А почему бы тебе самому на них не попробовать?!», «Когда новый заезд?» – «Сразу, как только у тебя извилины появятся!!!» или «Ты еще не решила, как назовешь новый вид спорта?» – «Р-р-р...» – «Р-р-р? Хм, интересное название!» – «Р-р...Ы-ы-ы, достали!» и так далее. Поначалу я злилась и огрызалась, чем несказанно радовала домогателей, а потом уже перестала обращать на них внимание.

Когда мы пришли на обед, место действия окружала толпа. В столовую никого не пускали, народ возмущенно гомонил. Недоуменно переглянувшись, мы с Томкой протолкались в первые ряды.

– Эллириана! – заметив внутри друидку, стала кричать я. И докричалась-таки.

– Девочки, обедать идите в другую столовую, здесь пока все закрыто, – оттараторила она и опять бы унеслась, если бы Тамара не уцепила ее за рукав.

– А в чем дело-то?

– Ну хорошо, только по секрету, – Эллириана зыркнула по сторонам. – Поступило анонимное сообщение о предполагаемом наличии возбудителей инфекции в столовой. Вот, проверяем.

Тут Тамарка пихнула меня локтем в бок и кивнула куда-то в сторону. Я проследила за ее взглядом и увидела солидного знахаря, в чьей руке была зажата многострадальная бумага про карантинную зону.

– А-а, ясно, – побледнев, протянула я вслед удаляющейся Эллириане, и мы с Тамарой бочком, бочком поспешили покинуть толпу.

Перекусив в столовой учителей, которую они, забившись в угол, любезно предоставили во временное пользование орущим, толкающимся и голодным ученикам, мы поспешили в подвал. Да-да, именно поспешили, потому как появилась у меня одна интересная мыслишка насчет способа доставки желанных платьев на поверхность.

Ужин пришлось пропускать по хозяйственным причинам. Мы сели в засаду и выглядывали из-за угла хозяйственной постройки. Ветер подул в нашу сторону.

– Фу, – зажала нос Тамарка.

– Да, запах еще тот, – согласилась я. – А что ты хочешь, сюда же и со столовой всякие кишки и очистки поступают.