Текст книги "В Школе Магии Зарежья"

Автор книги: Сенкия Сияда

Часть 3. Базар – не единственное опасное для носа место в городе.

Чужого нам не надо, но свое мы возьмем, чье бы оно ни было.

Воровская философия.

Храбрость –  это когда только вы знаете, как вы боитесь.

Из откровений анонимного богатыря

Вечером мы с Томкой, нарядившись под верхней одеждой в стамедовые сарафаны и нарядные маршетные рубахи, выплыли во двор. Приятели нас уже ждали и атаковали снежками. Мы ответили им тем же и даже успели совместными усилиями свалить с ног Никаса. Но совершили тактическую ошибку, оставив без внимания четверых радостно хохочущих остальных, и превосходящими силами противника были захвачены и вываляны в сугробе.

– Ну что, узнали, какое у них наказание? – спросила Тамарка, когда мы уже вышли за ворота и отправились гулять по городским улицам.

– Они молчат как воблы об стол, – поведал Никас, – но мы тоже не лыком шиты. Рассказали первокурсникам про их наказание, а какое, мол, неизвестно, те под дверью и подслушали. Оказывается, часть народа на месяц определили помогать конюху в школьную конюшню, а другую часть – помогать с ремонтом в большом тренировочном зале прорицателей.

– Ладно, хоть не к нам в подвал, – хихикнула я, – а то очередные провинившиеся ученики нашли бы наши с Томкой скелеты под кучами хлама лет эдак через триста.

– Да, кстати, первокурсники сказали, что услышали также детально и со смаком продумываемые сцены умерщвления неких двух «хвосовых оторв», – будто бы невзначай заметил Сапень. – Девушки, не знаете, случайно, кого это они имели в виду?

– Да неужто и после такого они не угомонятся? – удивилась Томка.

– А им сейчас уже терять нечего, – заржал Лорг.

– А мы их к вам отправим, – мстительно улыбнулась я. – У нас-то теперь дверь крепкая. Скажем из-за нее, что подстрекатели – этажом выше, через путь соблазнения нас застращали, сбили недокуней с пути истинного. И комнатки ваши по номерам под диктовочку. А что? Сапень ведь тоже участвовал, они поверят. Вот тогда я и посмотрю, как вы будете лошадиный помет от подушек отскребать.

– Ха, – удивился Кафык и нашел решение. – А мы тогда у вас будем ночевать.

– Это с какой это радости? – возмутилась Томка. А я ужаснулась, представив, как мы всемером ночуем на двух узких кроватях, и как безжизненно свешивается моя рука из-под груды безмятежно спящих мужских тел.

– Только попробуйте, – весело сощурив глаза, развернулась я к Кафыку, – мы тогда сами за лопаты возьмемся, чтобы одноклассникам подсобить.

– Ага, один удар по шее – и нет проблемы, – захохотала Томка. А я преувеличенно громко зашикала на нее, что, мол, зачем она раньше времени раскрывает все наши карты. Парни снисходительно хмыкнули, что, дескать, бои на лопатах – это что-то новенькое, но ряды промеж собой почему-то сплотили.

Так мы и шли, покамест Лорг с Маркусом, не сговариваясь, не затормозили возле постоялого двора «Гусь и кабан», чей трактир на всю округу славился своими мясными блюдами.

– Может, сюда пойдем? – предложил Маркус.

– Давайте, – все пожали плечами и проследовали в трактир.

Внутри было людно, светло и тепло. В воздухе витали такие вкусные ароматы, что, хоть мы и поужинали недавно, рот непроизвольно заполнился слюной. Свободными было всего три стола. За один из них мы все и уселись, благо они здесь были широкими. В огромном, с небольшую комнатку, камине, целиком жарился заказанный кем-то поросенок. Мы заказали подошедшей служанке блюдо с запеченными перепелами, копченый свиной окорок в нарезку, а также по огромной кружке эля, в этом заведении он был отменный.

– Ну, за успешное отмщение! – предложил тост Кафык, мы все радостно чокнулись тяжелыми кружками.

– Ура!

– Наконец-то мы отыгрались за нашу вконец испорченную репутацию! – сказала я.

– И за то, что нас с Варькой все встречное мужичье зазывает в гости, смотрит маслеными глазами и, делая бровками, предлагает нарисовать наши портреты!! – с чувством произнесла Тамарка.

– Да? А нас наоборот радует возросшее внимание, все девушки смотрят с тайной страстью, – самодовольно поправил волосы Кафык.

– Просто пожирают глазами, – белозубо улыбнулся Сапень. Мы с Тамаркой посмотрели на блаженные лица парней, понимающе переглянулись и объявили:

– Кобели. – И не смогли не подгадить им удовольствие: – Это вам так кажется, на самом деле они примериваются, куда вас пинать, если вы с ними то же, что с нами на картине сделать захотите.

– А завидовать – нехорошо! – произнес Никас, наставительно подняв палец.

– Это мы-то – завидуем? Ха-ха-ха! – ответила захмелевшая Томка. А я наклонилась к нему через весь стол и проникновенно предложила:

– Кстати, вами тут недавно тетя Луша с кухни интересовалась. Организовать вам свиданьице?

Конечно, это было мое вранье чистой воды, но Никас непроизвольно отшатнулся со страшным лицом, как, впрочем, и остальные парни. Воображением обделены они не были и, видимо, красочно представили себе необъятную тетю Лушу в порыве страсти.

– Выпьем за то, чтобы наши возможности всегда находили достойные желания! – предложил Маркус. Все парни поспешно выпили, чтобы перевести дух. А мы с Тамаркой посмаковали, хитро сощурив глаза. Принесли заказанное мясо. Все атаковали блюда, и на последующие минут пять за столом воцарилось чавканье и стоны блаженства. Служанка снова наполнила кружки алкоголем. Затем еще. Еще. И еще. В общем, к моменту выступления заезжих гастролеров с востока, число моих друзей выросло ровно вдвое, и они все вдруг стали для меня бесподобно милыми, как никогда в жизни. Брякнули струны неведомых инструментов, вступила пара маленьких звонких барабанов и необычно звучащая свирель. По помещению поплыла непривычная уху мелодия. Я какое-то время внимательно ее слушала, а потом, вычленив из какофонии звуков мотив всенародно любимой грустной песни, оперла щеку на кулак и протяжно и громко завела:

 
– Сердце рвет на части
Голуба-а-а-я кро-овь!
Встретил я невесту —
Гла-а-авную-у любо-овь!
 

Ко мне незамедлительно присоединились мужики за другими столами, праздновали они даже дольше нас, несомненно, дошли до нужной кондиции и уже тоже прекрасно улавливали знакомые интонации. Трактир заполнил нестройный невпопад поющий (орущий) хор. Некоторые сложили друг другу руки на плечи и раскачивались, как молодые сосны на ветру, другие посетители последовали моему примеру и кулаками и ладонями подперли щеки. А как же иначе петь такую грустную песню про любовь?

 
– Блестят жаром чешуйки
Дивные крылья закрыли небеса
Пусть я – рыцарь, а она – дракон!
Украла мое сердце ее краса.

Я забыл про людный мир,
Стал бескрайне далек он.
Опьяняет дивная стать.
Ах, почему я не дракон?

Смотрит понимающе,
Неужто я ей люб?
Мысленно задаю ей вопрос —
Улыбается – не раскрывая губ.

«Подойди» – звучит во мне голос, —
«Хочешь, обручимся навек?
Но знай, что ты умрешь тотчас,
Не живет с кровью дракона внутри человек».

Я заворожено подошел,
Провел рукой по гибкой шее,
что это не сон, не веря.
Мысленно ответил: «Хочу»,
Зная, что умру от любви теперь.

Мы нанесем себе порезы,
Обменяем нашу кровь.
Соединяют друг с другом узы —
Станет вечною любовь!

Вместе встречаем мой последний закат,
Голубая кровь разливается в жилах.
И пусть это яд. Зато я смог
На века...
Обручиться...
С любимой.
 

Исполнители смекнули свою выгоду, старались играть согласно задаваемому певцами темпу и после окончания действительно набрали в шапку неплохое жалование от расчувствовавшихся мужиков. Тамарка рыдала, я, проникнувшись, тоже смахнула с глаз слезинку.

– Какая прекрасная песня, – всхлипнула под конец Томка. Все согласно помолчали. И вот в этой лиричной тишине сидевший рядом Сапень вдруг достал из кармана огромные ножницы и стал ими щелкать возле своей брови, пьяно приговаривая:

– Варька, ты что сделала с моими бровями? Они теперь непрерывно растут, как волосы!

Я подумала насчет обоснованности претензий, поплевала себе на палец и загладила ему неостриженную еще бровь на лоб. Теперь бровь, которая и в самом деле за время посиделок отросла на полвершка, грозно топорщилась.

– Ну хочешь, посоветую хорошего цирюльника? – пожала плечами я. Друзья, отошедшие от первого впечатления, захохотали. Сапень нахмурился, держа ножницы в руках, с его бровью это смотрелось особенно впечатляюще.

– Ладно-ладно, – поспешно произнесла я и задумалась, как помочь другу: – А ты можешь их заплетать в две косички, как гномы свои усы и бороды!

– И за уши потом закладывать, – прорыдал сквозь смех Кафык. Друзья загоготали еще пуще, а я, подумав и представив обрисованного мной Сапня, бесстыже к ним присоединилась.

– Ну и стерва же ты, Варька! – в сердцах произнес Сапень, достригая вторую бровь и запихивая ножницы обратно в карман.

– Кто стерва?! Я – стерва?! – ахнула я. – Да сам ты стервяк!... стревяч!... э-э-э... стервь?

– Стервец, – подсказал, сидевший с другого бока Маркус.

– О! – подняла я указательный палец. Палец вело из стороны в сторону. – Видишь, не одна я так считаю! Зато будешь знать, как без спросу целоваться!

– Целоваться? – навострили уши остальные парни. Я сперва поглядела на них, а потом развернулась к Сапню:

– Так ты им еще и не сказал, за что у тебя такая роскошная шевелю... бровелюра? – изумилась я. Воспоминания нахлынули, и я решительно захотела испортить Сапню реноме в глазах его товарищей: – Этот..., – я задумалась и поморщила лоб, – стервун воспользовался моментом в директорском кабинете и прилюдно меня облобызал!!

И злорадно оскалилась в предвкушении того, что сейчас дружки, возмущенные этим фактом, по меньшей мере брови-то Сапню начешут. Однако я ошиблась.

– А почему ему можно, а нам нельзя? – возмутился Кафык. – Я тоже хочу!

– И я! – сказал Маркус, к моему ужасу сидящий рядом со мной. За ним и остальные выразили свою готовность к сему действу, даже Сапень, которому, вероятно, мало было взбесившейся растительности на лице (или, наоборот, он считал, что ему терять больше нечего). Я подобрала отвисшую челюсть и обратилась к Тамарке, которая единственная пока меня не предала:

– Ты не заметила, что в последнее время у них стали появляться какие-то прямо-таки нездоровые наклонности?

– Обращайтесь к своим многочисленным поклонницам!! – с этими словами мы с Томкой нащелкали по раскатанным губам и загребущим локотникам. Кафык и Никас, чтобы далеко до меня не ходить, потянулись к Тамарке. Один Лорг спокойно сидел с краю, лениво жевал мясо и не лез, видимо, ждал очереди. А когда и это не помогло, пришлось мне доставать палочку и визгливо угрожать: – Щас всем волосы в носу и в ушах как поотращиваю!!

– И не только там! – добавила Тамарка, по моему примеру вынувшая палочку.

После этого пыл тотчас поугас, правда бока мне все же намяли и, как я ни вертела головой, в щеку пару раз смачно поцеловали, все-таки сложно отбиваться от зажавших тебя с двух сторон сильных и пьяных парней. Однако один раз мне удалось каверзно отклониться назад и в тему крикнуть «Горько!» Сапню и Маркусу, которые не успели вовремя затормозить. Разгоряченные сражением, все схватились за кружки.

– Нам надо еще одних друзей заводить, чтобы они от этих помогали защищаться, – выдохнула Тамарка, отлипая от опустевшей кружки.

– А чего нам их заводить-то! – махнула я рукой, нечаянно облив из своей кружки Маркуса и Лорга. – У нас же эльфы есть!

– Чиво-о? Эльфы? У вас? – спросили хором парни. – Ха!

Хм, судя по всему, нам с Томкой не верят. Я уже совсем было накрутила себя и приняла решение вести их знакомиться с Адамантом и остальными, как дверь в трактир открылась, и внутрь ввалились те самые вышеуказанные персоны. Я восприняла появление эльфов как нечто само собой разумеющееся, и даже не удивилась, мол, раз о них подумала – вот они и пришли.

– Ребя-ата! – я с трудом выпала из-за скамейки и, шатаясь, пошла им навстречу, радостно распахнув объятья. – Как я рада вас видеть! Ик! Присоединяйтесь к нашему столу! – я махнула рукой в сторону двух абсолютно чужих столиков. Определять расстояние до предметов и людей у меня получалось отвратительно и с большой погрешностью (плюс-минус три шага), я шла и шла, пока неожиданно не уперлась носом в грудь темноволосому Намирису. Ребята были настроены серьезно, и праздновать что-либо, видимо, сегодня были не намерены. Они сухо поздоровались, кивнули Тамарке и, развернув меня за плечи обратно в сторону стола, отправились куда-то наверх по лестнице. Я пожала плечами и пошла на заплетающихся ногах обратно к нашему столу.

– Ну что, убедились? Теперь верите? – хмыкнула я и села мимо скамейки. Лорг меня выловил за воротник и отправил к Маркусу, где они на пару с Сапнем усадили меня обратно на мое место.

– Они наши друзья! – рдея красными щечками, хвастливо поведала Тамарка.

– Вы изменяете нам с какими-то другими друзьями? – поразился Кафык, грохотнув тяжелой кружкой о стол, чуть плеснув напитком из практически пустой емкости на столешницу.

– Ты что это имеешь в виду? – вскипела я. – Мы с вами... с ними, ничего такого не делали! – тут я задумалась и посмотрела на Тамарку. – Во всяком случае я.

– И я! – возмутилась Тамарка.

– И я! – на автомате присоединился задремавший у стены Никас.

Пару секунд все недоуменно смотрели на Никаса. Я за это время успела забыть, что мы обсуждали до этого, от перепоя сознание работать стало со сбоями. Тут ожил Кафык и внес предложение нас с Тамаркой напоить, чтобы неповадно было на эльфов заглядываться. Тот факт, что мы уже были пьяны в дрыбаган, никем почему-то не рассматривался. Я попробовала сказать «Нет, мне больше не наливайте», но предатель-язык отказывался произносить такую кощунственную фразу, слова «нет» и «не» выговорить так и не удалось. В кружках плескалось какое-то спиртсодержащее содержимое цвета воды, ни о каких тостах речи давно не шло. Я до хрипоты требовала у Кафыка обещания не изменять нам с тетей Лушей, Кафык требовал с меня аналогичного обещания насчет эльфов. Я соглашалась, а Кафык уклончиво обещался подумать. Парни следили за вливанием содержимого кружек в наши горла, сами не забывая методично всасывать алкоголь.

Неожиданно наверху раздался грохот. Все посетители заинтересованно подняли головы и повели носами. Сейчас даже громкий стук резко открывшейся двери о стену вызывал в пьяных мужицких мозгах только одну сладкую мысль – о драке. С лестницы кубарем скатился гном, сопровождаемый бегущими по пятам эльфами. Гном, одетый в серую рубаху, кожаные коричневые штаны, вправленные в голенища сапог, и несоразмерно широкий жилет, резво вскочил на ноги и поднял кулаки, готовясь защищаться. Случайные свидетели с замиранием сердца следили, изо всех сил решая к кому примкнуть в назревающей буче. Но эльфы не собирались на него нападать.

– Нам это не важно. Просто верните, – холодно произнес Адамант, глядя на гнома.

– Я тебе, свиноухий, уже все сказал, – рыкнул гном, атаковал Адаманта, но тот ловко увернулся на небольшом пространстве. Гном отпрыгнул назад, сверкнул глазами и выскочил на улицу. Эльфы спустя мгновение последовали за ним. Я резко вскочила на ноги.

– Ты куда? – удивился Сапень.

– Этот гном обидел наших друзей. Надо помочь, – с этими словами я удивительно ловко выбралась из-за лавки и потянулась к верхней одежде. Меж тем трактир, в котором с уходом эльфов воцарилась немая сцена, не знал, что делать и за кого драться. А ведь душу-то уже растравили и кулаки чешутся! Вид моей невысокой фигурки, резко встающей из-за стола, послужил для посетителей трактира желанным сигналом. Почти одновременно со мной с нахмуренными бровями восстало все мужичье трактира. Посетители, сидевшие с левой стороны за неимением реального противника недобро разглядывали и оценивали посетителей правой стороны. Те отвечали им взаимностью. Тамарка тоже подскочила к одежде. Парни жаждали какого-то развлечения, поэтому, не задумываясь, присоединились к нам. В их хмельных головах сейчас умещалась только одна мысль: надо помочь друзьям. А что это были за друзья, чьи друзья – было дело десятое. Мы табуном рванулись к выходу, сами того не осознавая, давая отмашку трактирному сражению. За закрывшейся за нашими спинами дверью тут же послышался гомон, топот, звучные шлепки, вопль «Па-аберегись!», грохот, увенчавший окончание полета чего-то деревянного, треск, свист, мат и веселые мужские окрики.

– Ну ик.. и куда теперь? – спросил Маркус, оглядывая пустынную улицу.

– Туда! – уверенно показала я пальцем влево, увидев, что в ту сторону уходит больше следов от обуви.

Мы, держась друг за друга, на путающихся ногах побежали в указанном мной направлении. Я зачем-то как охотничья собака смотрела под ноги, боясь потерять след, хотя следов здесь была тьма, какой именно нужный я понятия не имела, к тому же улица пока была без перекрестков и ответвлений. Мы, пыхтя и сопя, бежали по прямой несколько минут, дальше дорога заворачивала за угол одного из домов. Соответственно мы вслед за ней и завернули. Пробежали по инерции с пять шагов и встали, точно кони перед обрывом. Никаких эльфов перед нами не было и в помине, зато гномов было хоть отбавляй. Огромная, нелюдей тридцать, толпа, бежала волной прямо на нас, перегораживая всю улочку, воинственно крича и размахивая секирами, дубинами и булавами. Надо отдать нам должное, дрогнули и побежали мы только секунд через шесть. Они ушли у нас на то, чтобы осознать опасность и развернуться. Тамарка, правда неуверенно вякнула, что, может быть, лучше подождать эту невменяемую, готовую убить и стоптать любого, кто ей попадется, толпу и объяснить, что мы просто мимо проходили, но мы заверили Томку, что ее вариант будет запасным, если нас все-таки нагонят, а сами предпочли драпать. Толпа трезвых гномов бежала быстрее нас и нагоняла, мы пронеслись мимо трактира, в окнах которого все еще виднелись душащие друг друга в объятьях то ли борьбы, то ли братания, силуэты, и, пользуясь малой освещенностью следующего участка дороги, свернули в переулок. Не знаю, откуда брались силы, но мы все бежали, даже когда по приблизившимся, а затем удалившимся крикам поняли, что гномы последовали мимо переулка дальше по улице. Неожиданно перед нами выросло множество темных фигур. Мы резко затормозили, я поскользнулась и шлепнулась на зад.

– А-а! – взвизгнула было Тамарка, но тут мы перевели дух. Все-таки перед нами оказались эльфы. Они, казалось, были удивлены не меньше нашего.

– Тамара? Варя? Вы что здесь делаете? – спросил Адамант. Кто-то за шкирку поставил меня на ноги.

– Мы... туда, – я старалась отдышаться, у меня хватало сил только выдавать невнятные междометия и махать рукой то вперед, то назад, чтобы указывать описываемое направление, – а там... нас... ну, мы и... Вот, – я выдохнула.

– Понятно, – сказал Адамант таким тоном, что ко мне почему-то закралось подозрение, будто он ничего не понял из моего разъяснения. – Вот что, вы лучше отведите их в школу, нечего пьяным девицам делать на улице, – обратился он к Лоргу и Никасу, которые к нему стояли ближе других парней, видимо, он посчитал, что они более трезвые, чем я. Это он погорячился, хи-хи-хи.

– Девицам? – заинтересовался Никас и стал вертеть головой в поисках вышеозначенных особ. Остальные парни тоже быстро воспылали интересом и стали оглядываться по сторонам. У Адаманта и его товарищей в этот момент случились такие глупые выражения лиц, что я невольно захихикала. Неожиданно за спинами эльфов послышался отдаленный гул, а до меня дошло, что эльфы не глупели, а просто усиленно прислушивались.

– Я, кажется, догадываюсь, что это, – просипела стоявшая рядом Тамарка, бледнея лицом. А я тоже сразу догадалась, что это наверняка те самые девицы, которых разыскивают наши парни.

Я замерла, напряженно вглядываясь, и тут из-за плавного изгиба переулка, вывернула... разъяренная толпа гномов. Боевой задор она еще не растеряла, а, увидев нас и эльфов, и вовсе взревела и припустила еще пуще.

– Бегите! – с диким лицом взревел Литирэль. Мы, не задумываясь, развернулись и понеслись обратно. Тут надо заметить, что эльфы повели себя очень храбро, нас не бросили, хотя бегать могли гораздо быстрее, чем нетрезвые школяры, помогали и поддерживали нас, когда мы оскальзывались или запинались. Наконец мы кучей выбежали обратно на улицу с трактиром, где Адамант меня чуть ли не пинком отправил вверх по улице, рядом его товарищи проделали то же самое с моими товарищами. Мы послушно побежали в заданную с ускорением сторону. На бегу я оглянулась. Лавина гномов заворачивала в противоположном от нас направлении, а перед ними, стремительно увеличивая разрыв, легко бежали стройные высокие фигуры...

Воссоединение с сознанием было жутким. В голове словно перекатывалась груда интенсивно болящих валунов, каждый из них старался переболеть друг друга и раскалываться как можно сильнее с любым движением головы. Во рту язык присох к небу.

Я с трудом разлепила глаза и не поняла, где нахожусь. Нет, поймите меня правильно, дверь-то была очень даже знакомая, но вот мрачные серые стены, нары вдоль них на полу, скудность освещения ввиду единственного забранного решеткой слепого окошечка под потолком, в которое лилось хмурое утро, а также невеселые друзья рядом вызывали определенные вопросы.

– О! Очнулась, – хмуро поприветствовал меня Маркус, привалившись к чьему плечу, я и сидела-лежала.

– Где мы? – еле слышно просипела я. Сапень, угрюмо сидящий напротив, пытливо взглянул мне в глаза:

– Угадай с трех раз.

А Маркус вдумчиво проговорил:

 
– В неволе солнышко краснее,
В неволе ярче травка на лугу.
Кротом я жить в темнице не сумею,
Я юркой ящеркой сбегу!
 

– Мы что, в тюрьме? – не знаю, чему я удивилась больше: тому, что мы в каземате или способности Маркуса декламировать стихи, пребывая в диком похмельном состоянии. Порывисто села и схватилась за голову: – О-о-о! Подайте мне того, кто изобрел алкоголь. Искренне пожелаю ему всю жизнь испытывать такие муки. У нас есть пить?

Маркус только хмыкнул. Я ужаснулась, пить сразу захотелось еще сильнее.

– А чего это мы в тюрьме? – поинтересовалась я спустя минуту.

– А ты что же, не помнишь? – слегка удивился мрачный Лорг, сидящий рядом с Сапнем.

– Нет, – немного подумав, честно ответила я.

– А ты вообще что-нибудь помнишь? – спросил Сапень. Я опять подумала и сказала:

– Да.

Парни помолчали.

– И что именно? – не выдержал первым Кафык, сидящий рядом с Лоргом.

– Гномов. Много гномов, – постановила я. Парни задумались.

– Это когда? До квартала или после? – спросил Кафык у Лорга.

– Какого квартала? – заинтересовалась я и нахмурила лоб: – Эльфы...

– А, тогда понятно, – вздохнули парни с некоторым облегчением.

– Нет, ты и правда не помнишь, как мы громили гномий квартал? – не поверил Маркус и сел поудобнее, развернувшись ко мне.

– Гномий... квартал?! – у меня глаза полезли на лоб. Я усиленно попыталась хоть что-нибудь припомнить, но в памяти был черный провал. Взглянула на сидевшую рядом Тамарку, думая, что парни меня разыгрывают, помятое и хмурое Томкино лицо кивком подтвердило: не врут. Все с интересом наблюдали за моими мысленными потугами. Сейчас это было единственное развлечение. – А зачем мы это делали? – тупо вопросила я.

– Потому что когда мы убежали достаточно далеко и остановились отдышаться, кто-то предложил пойти и все-таки отомстить гномам, – уныло поведал Лорг.

– И кто же это предложил? – спросила я, имея кое-какие смутные подозрения на этот счет и втягивая голову в плечи.

– Никто не помнит, – ответил Сапень, почему-то буравя меня взглядом. А я впервые порадовалась провалу в памяти.

– Эх, жаль я ничего не помню, а то обязательно бы сказала вам, кто был тот глупец, – расслабляясь и расправляя спину, искренне посетовала я. – И как это происходило?

– Что, погром? – хмыкнул Кафык. – Никак. Ввалились в гномий квартал, выбили стекла в первом попавшемся здании, затем сломали чей-то забор. На нашу беду первым зданием оказалось местное Охранное отделение. А может и на счастье. Нас гномы как раз собирались бить за сломанный забор и сарай, на который этот забор рухнул, когда нас у них изъяли Охранники. Достанься мы гномам, они бы нас сильно живыми после вандализма-то не выпустили. У них очень строгий кодекс чести и это их «Подгорное уложение» тоже, и если бы они устроили самосуд, – Кафык провел пальцем по горлу. – Быть нам сильно битыми и поломанными, что тот забор.

– Ужас, – вяло пробормотала я. Жажда была просто непереносимой. Я потянулась за палочкой, чтобы хоть как-нибудь снега через окно слевитировать.

– Не ищи, у нас их отобрали, – грустно сказала Тамарка, искоса наблюдая за моими действиями. Это да, почти в каждом Охранном есть свой, как правило боевой, маг, чтобы было что при задержании противопоставить магам-правонарушителям. Наверное, такой нас и обезвредил, хотя, сомневаюсь, чтобы сие ему трудно далось.

– Изверги, – констатировала я. – И что с нами теперь будет?

– Да кто ж знает, – философски пожал плечами Лорг. – Может отпустят, а может посадят в поруб на цепь, и затем казнят.

– Всех? – пришла в смятение я, не заметив тонкой иронии.

– А ты хочешь быть добровольцем и взять всю вину на себя? Как это мило, – Маркус приобнял меня за плечи и сказал срывающимся голосом: – Мы принимаем твою жертву, и будем чтить твою светлую, некоторыми местами, память.

Я задумалась, прислушиваясь к своим ощущениям. Организм коробило в жутких мучениях. В принципе быстрая смерть сейчас выглядела даже очень заманчивой. Но с другой стороны, друзьям сейчас не менее плохо, а может быть и более. Не будем же эгоистами, предоставим это почетное право кому-нибудь из них!

– Не дождетесь, – прохрипела я, помолчала и взвыла, обращаясь к потолку: – Похмелье, да еще и в тюрьме! Что может быть хуже?!

Все замолчали, погрузившись в пучины жалости к себе.

Что-то там было у классиков на злобу утра, такое, прочувствованное!

«И гнало... И свинцовые волны плескались о скалы....» «...Покорежены думы тенетами мук! Бьет вопрос в голове как било, как рассвет! О, рассол! Почему же тебя с нами нет?»

Мысль. Счастье – это когда тебя понимают.

Через десять минут за дверью загремели ключами и засовами, и внутрь вошел Никлий Эрнестович – школьный завуч по силовым структурным предметам. Мы, если честно, ожидали увидеть кого угодно от стражника до палача, но не школьного преподавателя (если, конечно, школьный преподаватель втихомолку не подрабатывал палачом), были немало поражены. Завуч с поджатыми губами презрительно оглядел нашу сбившуюся в две кучки у разных стенок, дрожащую и похмельную компанию и кивнул вошедшему следом Охраннику:

– Наши, – а потом, снова развернувшись к нам, процедил, – голубчики.

И прозвучало это столь многообещающе и страшно, что теперь я бы предпочла согласиться на недавнее предложение Маркуса. Остальные, тоже почуяв угрозу жизни и здоровью, глядели запуганно и мелко тряслись, как большеухие тушроплики во время брачного периода.

Выражение лица директора было богато эмоциями. Все вместе их можно было охарактеризовать как презрительно-удивленную ярость, сдобренную толикой интереса и увенчанную нечеловеческой усталостью в одном глазу и бешенством быка, роющего землю копытом, в другом. Учителя, явившиеся на нашу показательную казнь, решительной толпой стояли возле стола директора, негласно намекая, на чьей они стороне.

Я стояла вместе с остальными провинившимися, отвернув голову вправо и рассматривая бордово-желтую окантовку зеленого ковра, и думала, что хуже похмелья в тюрьме может быть только продолжение похмелья в директорском кабинете, который сегодня, в выходной день, еще и специально из-за нас открыли. Почему-то именно за последнюю подробность было стыдно больше всего.

– ...Наносить ущерб досточтимым горожанам, разжигать расовую неприязнь. И кто? Ладно, еще две малолетние безмозглые пигалицы, – я резко подняла возмущенный взгляд на бушевавшего директора, но, заметив суровых молчаливых учителей по соседству, безропотно проглотила оскорбление и вновь вперилась в ковер. В ковре уже давно должна была протереться дыра от взглядов многих поколений провинившихся учеников, перебывавших в кабинете директора. Но то ли все ученики обсматривали неодинаковые части покрытия, и вследствие этого ковер истирался относительно равномерно и пока держался, а может быть у Тихона Петровича под столом хранилось много одинаковых ковров, и он по ночам на цыпочках пробирался в свой кабинет и менял прохудившийся экземпляр на новый, а старый выносил на помойку, походя завернув в него тело какого-нибудь очередного оболтуса, не перенесшего мук совести прямо в кабинете. – Но от вас, молодые люди, я никак, никак не ожидал. Какой пример вы подаете подрастающему поколению? А? Вы же лицо школы, призеры бомапо! На вас должны равняться! А отличная репутация школы? Незыблемая, формируемая и пестуемая в течение многих веков!... Как вы посмели поставить на ней огромное и уродливое ПЯТНО?!!! – Тихон Петрович временно перестал вскидывать руки и назидательно поднял указательный палец: – Перед Охранным отделением! – и замер, тяжело дыша и разочарованно глядя на нас. В доказательство совершенного нами злодеяния на директорском столе возлежали Сапневы ножницы, которыми оказалось выбито одно из давешних окон. Директор, переведя взгляд, какое-то время отрешенно смотрел на них, а потом убитым тоном поинтересовался: – Зачем вы все-таки это сделали? Или у вас просто хмель в мозгах перебродил? Силушки через край? Так мы это исправим.

– На нас напала толпа гномов..., мы от них еле убежали, а потом... решили отомстить... немного, – полыхая ушами и шеей, запинаясь, Лорг выдавил версию событий, которую мы укоротили и облагородили совместными усилиями, еще пребывая в заключении. Надо сказать, тогда она отчего-то выглядела более веской, чем в настоящий момент.

Директор просто закатил глаза, не в силах сказать что-нибудь на такую несусветную глупость. Некоторые учителя повторили его движение.

– Хоть бы придумали что поправдивее, – шепотом поделился своим мнением с коллегой кто-то из преподавателей. Текли мгновения...

– И вы считаете, это как-то оправдывает ваши хулиганские действия? – расстроено спросил, наконец, Тихон Петрович.

Мы молчали, интуитивно чувствуя, что наш ответ «да» его вряд ли устроит, а попросту врать директору нехорошо.

– Так, – не дождавшись ответа, вздохнул и заговорил Тихон Петрович. – Причиненный вами материальный ущерб школа оплатила. – Мы обрадовано подняли головы. – За счет ваших будущих стипендий, – у меня медленно отвисла челюсть, лица остальных вытянулись, выражая шок и несогласие. Сразу назло захотелось пересдать сессию на тройки, чтобы не из чего было вычитать ущерб. Директор и учителя как-то тотчас взбодрились и явно смаковали и злорадствовали, глядя на наше расстройство. – И в свою очередь мы решили назначить вам наказание за проступок.