Текст книги "В Школе Магии Зарежья"
Автор книги: Сенкия Сияда
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
– Конечно, руки-то загребущие, – усмехнулся Сапень.
– Надеюсь, не у меня одной, – пробормотала я, выглядывая из-за угла и потирая эти свои загребущие руки.
– Мне Натла сегодня вскользь сказала, что наши ходили куда-то в сторону костюмерной, – сказала Томка и весело оглядела всех. Парни чуть выдохнули:
– Уф! Значит, наверное, сработало.
В происходящее был вовлечен основной костяк мстителей второго бытового. За время формирования и участия во всяких пакостях они успели крепко сдружиться. Поэтому двое человек, первоначально решивших самостоятельно извлечь клад, прочитав условия его добычи и испугавшись упоминавшихся в нем злобных духов, решили привлечь помощников, естественно большая часть сокровищ при этом должна была отойти добытчикам бумаги. Привлеченные помощники участвовать согласились, но возмутились несправедливостью и потребовали равных паев, обещая в противном случае все всем рассказать. Два человека чертыхнулись и уже пожалели о своем трусливом порыве, но делать было нечего, пришлось соглашаться на грабительские условия. А потом подошли еще четверо человек, которые видели, как была уворована бумажка, и шантажом вытребовали свои доли. За сорок минут до полуночи с крыльца школы соскользнули десять темных теней, которые скрытным образом направились в сторону склепа. Склеп стоял в отдалении от основных корпусов и служил усыпальницей предков князя Ширмея. По вечерам возле него было довольно людно, потому что по давней учебной традиции именно здесь назначали свидания влюбленные школьные парочки. Позади склепа был очень удобный пустырь, на котором иногда проходили выяснения отношений на кулаках. Но в двенадцать часов в полнолуние здесь почему-то не было не души.
В склепе было темно и холодно. Его посетители, испуганно оглядываясь, зажигали свечи и снимали верхнюю одежду, складывая ее кучей на дальний каменный гроб, чтоб не мешала. Под верхней одеждой оказались странного вида костюмы, волосатые, темные, страшные. Наконец свечи были зажжены и расставлены в хаотичном порядке. Одна фигура раздала остальным по бумажке с указаниями и длинным и заковыристым текстом, вскрывающим сокровищницу и распугивающим духов-хранителей, выписанными со старинного листа. За десять минут до полуночи собравшиеся оглядели друг друга в радостном и страшном предвкушениях одновременно, вздохнув «Ну, с богами!», нацепили на головы страшные маски, встали вокруг каменного саркофага прапрабабушки князя Ширмея – Афцувы и, неуверенно переглянувшись, приступили к проведению ритуала.
«...Сначала проведи ты танец церемониальный, ходи кругами и тряси руками, ногами и головой, медленно и четко зачитывая слова сии: «Ы оз ы, ы у ые, и ез аем, е аши осги, оте яись о и. Ак э ы ес их! Отя атно, ы и и сё ао е ойу емь а». Участвовать все пришедшие должны обязательно, иначе демоны, разбуженные этим текстом на забытом ныне языке, превратят душу наблюдателя в одного из них, а тело съедят. Продолжай танец сей и повторяй текст до тех пор, пока не пробьет полночь. После этого остановись, и грозным голосом приказывай духам вынести скрываемые сокровища словами: «И он ро ич! У ри!», пока из-под крышки не вспыхнет светом внутри саркофага. Но и после этого не теряй головы. Духи-тига трудно расстаются с охраняемым. Крышку отодвигай медленно, при этом громко ругайся самыми бранными словами и заглядывай внутрь в обличье не своем, страховидном, прогоняя от сокровищ оставшихся демонов. «И тем самым вскоре станет твоим скрываемое!»
...У директора Главной магической школы Зарежской Империи сегодня выдался на редкость неудачный день. С самого утра к нему нагрянул с беседой один из министров магии и долго вел пространные беседы. К концу беседы директор взмок, но так и не постигнул цели неожиданного визита. Испугавшись непонятно чего, Тихон Петрович даже решил просмотреть хозяйственную отчетность подведомственного ему заведения, но так как смыслил в этом мало, то запутался в непонятных сальдо и сторно и лишь еще больше погрустнел и расстроился. После ему еще пришлось загонять в клетку непонятно как вырвавшегося и абсолютно очумевшего от свободы рылохвоста. К прибегу директора радостно повизгивающее животное разнесло всю мебель в живом уголке, ладно хоть клетки остальных обитателей уголка были специально укрепленными и остались целы, пропахало хвостовым рылом огромные борозды в каменном полу и, разбив лбом стену, убежало в заметенные снегом летние вольеры, где его и удалось выловить, правда, обезвредить вышло чуть позже. До этого массивный, но в принципе дружелюбный рылохвост погонял директора по сугробам, думая, что это с ним просто играют по доброте душевной. Причиной же побега, как выяснилось позднее, стал невероятно обветшавший замок, который буквально открылся, не выдержав собственного веса. Сделав сморкающейся в платочек учительнице ботаники, ответственной по уголку, выговор за невнимательность и халатность, Тихон Петрович устало побрел в свою комнату. С середины ужина пришлось бежать в корпус природников, где у одного из студентов обнаружили книгу по запрещенной магии. К прибытию на место происшествия директора книга таинственным образом исчезла. Что предъявлять лопоухому перекошенному некроманту, возмущенному непониманием происходящего и справедливым негодованием, впрочем, плохо скрывающими надежду на чудо в глазках и покрытый испариной лоб, в отсутствие главной улики было неясно, поэтому дело замяли, пообещав, впрочем, провинившемуся теперь за ним присматривать. («Ты у меня под подозрением!» – в лице уставшего директора, съевшего собаку на запугивании, и еще двух на создании собственного непоколебимого авторитета это прозвучало более чем многообещающе, если не сказать иначе – страшно). Канувшая, казалось, в небытие книга по некромантии в тот же вечер всплыла в большой столовской кастрюле с рассольником для последней смены ужинающих, распространяя гнусные чернильные разводы по ее бывшему съедобным содержимому. Голодный бунт был подавлен путем додачи добавки второго остатками пюре и маринованной тертой редькой из экстренно вскрытой бочки.
В общем, посидев с отчетами для успокоения совести еще с полчаса, утомленный директор схлопнул толстую тетрадь и отправился спать.
Среди ночи его разбудил громкий и продолжительный стук в дверь. Ничего не понимая спросонья, директор со слипающимися глазами побрел к двери. Одновременно били далекие часы на городской башне. Тихон Петрович, приблизился к двери и потянулся рукой к замку, спрашивая «Кто?», как вдруг с окружающим его пространством произошли некоторые перемены. Зажмурившись от резанувшего вдруг глаза яркого света, открыл глаза Тихон Петрович в уже совершенно незнакомом ему тесном и темном месте с холодными каменными стенами. Он понял, что лежит, и одновременно с вставшими дыбом волосами услышал из-за окружающих его стен приглушенное нестройное завывание, которое недвусмысленно приказало: «Тихон Петрович! Умри!». А потом стена прямо перед ним поехала вбок, открывая к лицезрению зловеще подсвеченное свечами каменное помещение явного ритуально-жертвенного характера. Директор от ужаса широко распахнул глаза, никакой сонливости в них уже и подавно не было. Меж тем приказание умереть (сейчас это было не так уж и трудно) сменилось отборной бранью. Неизвестные материли его так, что он невольно удивлялся их богатой фантазии. Но когда эти самые неизвестные по одному начали заглядывать внутрь, продолжая без остановки ругаться, он был готов простить им такую грубость, лишь бы выбраться живым. Тихон Петрович привычным движением потянулся к палочке, но судорожно сжавшиеся пальцы нащупали лишь ткань пижамы, палочка осталась в комнате. Меж тем нечисти было без счета. Над одеревеневшим директором склонялись такие жуткие морды, что даже он со своим огромным опытом и стажем работы не знал, что это за виды и к какой классификации они относятся. Зарыдав от ужаса, директор попробовал закопаться под то, на чем он лежал. Вывернутая в сторону голова наткнулась на приветственную улыбку одной очень сухощавой женщины. Очень сухощавые, как мумии, женщины директору никогда и не нравились. Он заорал протестующее:
– А-А-А-А!! – и вскочил.
Чудища, уже со свечами склонявшиеся над темным и копошащимся содержимым саркофага, увидев восставшую из мертвых прапрабабушку Афцуву, дико испугались и поняли, что что-то напортачили в обряде. Но когда спустя секунду раскрытые глаза и охваченный ужасом мозг опознали во вскочившем встрепанного, напуганного и в пижаме, но директора, чудища поняли, что тот, первый ужас – ничто по сравнению с этим.
Директор, чье сердце все еще бешено колотилось, стоя в тапочках внутри саркофага прямо на прапрабабушке князя Ширмея, в растерянности наблюдал как чудища, бестолково пометавшись по помещению, опрокинув пару свечек и похватав что-то из дальнего угла, с дикими криками выбегают на улицу. «Неужели я такой страшный?» – посетила его первая мысль, когда за последним из бежавших захлопнулась дверь. И вот тут в свете нескольких все еще горевших свечей он и опознал, где находится.
Никас по личной инициативе делегировался в разведывательный пункт на крышу сарая, где и скрывался от врага, залегая по-пластунски в недрах пушистого, несчищенного крышного сугроба. Изредка из-за края крыши высовывалась рука, с рукавов которой сыпалась снежная пыль, и делала нам какие-то знаки. Сапень переводил. Когда вместо руки показалась нога, а затем и сам спускающийся и повисающий на руках Никас, то перевод уже никому, в принципе, не потребовался.
– Кажется, пришли, – шепнул нам Сапень.
Мы посидели еще какое-то время и, услышав идущие из склепа приглушенные далекие завывания, подскочили и понеслись обратно к школе.
– Распевают, – подтвердил Лорг, присоединившийся к нам из снежного окопа неподалеку за углом.
В условленном месте у главного корпуса мы остановились и задрали вверх головы. Показали ждущему в окне Маркусу условный знак – поднятые над головой сцепленные руки. Темная фигура сразу растворилась в оконном проеме. А мы, скрючившись понезаметнее, вдоль стеночек побежали в свои комнаты. На крыльце я ахнула и остановилась:
– Кафык, а по телепорту? Там же остались следы!
– Нет, – быстро помотал головой Кафык и за руку потащил меня в школу, негромко объясняя на ходу: – Смесь сгорает вся без остатка во время телепортации.
– Ладно, – успокоилась я.
Потом мы с Томкой долго стояли, приклеившись ушами к двери, и выслушивали возвращающихся одноклассников. Через какое-то время и в самом деле раздался топот ног и негромкие голоса, но ломиться к нам начали только спустя три часа. Мы с Томкой, посовещавшись, поняли, что это время проштрафившиеся кладоискатели амбарными мышами сидели по комнатам и тряслись, ожидая, что вот-вот к ним постучится директор, со скрежетом толкающий перед собой маневренную дыбу и одновременно держащий в зубах чемоданчик с пыточными инструментами. Директор и правда прошелся по парочке коридоров, только вот не знал, кого из неспокойных учеников подозревать сперва, а будить всех и позориться, объясняя конфуз, не хотелось, поэтому он, все еще несколько округленными глазами глядя перед собой, отправился в свою комнату в корпусе общежития учителей. Там он, ввиду отсутствия ключа, сначала разбудил своего соседа по этажу, и, воспользовавшись его палочкой, довольно воровским образом сноровисто вскрыл собственный замок (судя по всему, его уже не раз вытаскивали вот так, ночью, без ключей, хвос знает куда). Присел возле подозрительного места перед дверью, но ничего необычного не заметил и поэтому пошел лежать на кровати, думая о жизни.
– Варька, сволочь, открывай! – негромко (а и правда, ночь же на дворе, да и директору после всего, поди, не спится) заколотили к нам в дверь. Сегодня я впервые радовалась, что нам все-таки установили именно такую крепкую дверь. Жаль, она не напугала посетителей одним лишь своим видом. Хотя, точно, в коридоре же темно. Мы с Томкой, уже успевшие задремать за это время, моментально проснулись и сели на кроватях, развесело улыбаясь. Подождав с минуту, я поинтересовалась слабеньким заспанным голоском:
– Кому там не спится?
– Открывай, зараза, – в дверь опять бухнули, – убивать будем!
– После такого-то объяснения я сразу же открою! – с наигранной правдивостью кивая головой, бормотнула я. Тамарка закачалась в беззвучном смехе.
– Что там случилось? – таким же заспанным голосом спросила Томка.
В дверь вместо объяснения бухнули несколько раз.
– Тамар, открой, пожалуйста, поговорить надо, – раздался из-за двери приглушенный женский голос. «Ага, щас, нашли дур!» – думала я. Тамарка тихонько встала и на фоне окна приняла задумчивую позу, опустив лоб на поднятый кулак. Теперь уже я тряслась, беззвучно хохоча в подушку.
– Вы с ума сошли, – громко зевая, ответствовала я, – Это вам надо, а мы спим. Ночь на дворе. Спокойной ночи.
В ответ на это с дверью опять забоксировали, но мы больше не разговаривали и делали вид, что уже снова спим (под такой-то стук). В конце концов, пришельцам надоело в одностороннем порядке ругать дверь, они поняли, что сегодня ловить нечего и стали ушельцами.
Ранним субботним утром десять человек из второго бытового, осторожно оглядываясь, с мешками передвигались в сторону костюмерной, намереваясь по-тихому замести следы. Только вот они не учли того, что директор, которому плохо спалось всю ночь, тоже поднялся рано и решил заглянуть с беседой к руководителю театрального кружка, а по совместительству костюмеру, Жинивее Рамусовне. Он как раз интересовался, какие сейчас идут постановки и кто в них задействован, когда дверь тихо скрипнула и, метая испуганные взгляды в коридор, в комнату крадучись вошли ученические фигуры с мешками в руках. Увидев директора, фигуры замерли на полушаге, непроизвольно сглотнули, и так же крадучись попятились обратно в коридор. А лицо директора вдруг исказила одна очень нехорошая гримаса.
– Варвара, Тамара? – забежал к нам первокурсник-дежурный. Мы кивнули. – Вас к директору вызывают, срочно! – и убежал по своим делам.
Мы переглянулись и поспешили к директору, его сейчас лучше не нервировать даже опозданиями. Тихонько постучав, мы прошмыгнули в дверь:
– Здравствуйте, Тихон Петрович, вызывали? – делая чуть запуганный вид, мол, ничего не делали, но все равно страшно, спросили мы. В просторном кабинете на темно-зеленом с бордово-желтой окантовкой ковре стояла сбоку от входа понуро опустившая головы толпа. Которая, впрочем, когда мы вошли, стала переглядываться и смотреть торжествующе.
– Заходите-заходите, – тоном, знающего, о чем он говорит, человека проговорил директор, сидя за столом и вертя в руках карандаш. Мы послушно застыли с другой стороны от входа. Директор отложил карандаш, вперился в нас взглядом мудрого дракона и достаточно спокойно проговорил:
– Ваши одноклассники уверяют меня, что вы им подбросили некоторую бумагу и именно вы спровоцировали их на кое-какие крайне хулиганские действия.
Мы подались вперед, выпучив глаза:
– Это когда это?
Группа взволнованно заколыхалась и стала буравить нас взглядами.
– Ты чего придуриваешься? – рыкнул, сжав кулаки, Ерема. – Это про записку, как найти сокровища.
– Какие сокровища? – еще более удивились мы. – О чем вы говорите? – спросили и развернулись за объяснениями к директору.
– Я до вас по просьбе ребят вызывал сюда Крапия Вадимовича и он подтвердил, что на вчерашней его лекции вы, Варвара, действительно разыскивали какую-то бумагу, – с видом, и что ты на это скажешь, спокойно произнес директор.
Я, облегченно выдохнув, подалась обратно и, смущенно краснея, сказала, что да, я действительно разыскивала вчера бумагу:
– Но это было, – я помялась, – любовное письмо, а вовсе не, – гневно взглянула на толпу, – какая-то там записка с... сокровищами?
Толпа забурлила и подалась вперед, но директор громко им приказал:
– Спокойно! – и они замерли, одаривая меня крайне неприязненными взглядами.
– А не поведаете ли вы нам, от кого было это письмо? Видите ли, я не имею целью вторгнуться в вашу личную жизнь, но тут такое дело, что может быть нам это поможет определить, чья здесь правда.
– Конечно, я понимаю, – опять краснея, пробормотала я и выдавила: – От третьекурсника Сапня с боевого.
Директор кивнул, позвал дежурного и попросил привести на очную ставку господина Сапня. Толпа заметно занервничала, вспомнив некую картину и поняв, что, похоже, не все идет гладко.
– А что вы скажете на то, что уже целую неделю по школе ходят слухи о том, будто в подвале вы якобы нашли некоторую бумагу, где говорится о сокровище? – директор невзначай подтянул к себе знакомый желтый листочек. Я также заметила у него на столе наши с Томкой тетради по практике Крапия Вадимовича, и поняла, что здесь, похоже, проводили целый следственный эксперимент по сверке почерков. Конечно, ничего он не дал, почерк с листочка и почерк Маркуса-то, который его выводил, напоминал лишь отдаленно.
– Ой, да про меня каких только историй после подвала не ходит, – непринужденно махнула я рукой и пожала плечами: – Что теперь, всем верить?
– Да ты же нам сама рассказывала, что озолотишься в полнолуние!! – не выдержав, вскричал Жиц, сжав кулаки и скрипнув зубами.
– Когда это? – я с опаской посмотрела на парня, мол, вот ненормальный, сейчас еще бросится.
– Да после концерта в коридоре! – взревели все.
– Я не понимаю, зачем вы меня оговариваете! – вскричала я, наконец, в праведном гневе. И развернулась к директору, возмущенно объясняя: – Сами чего-то натворили, а теперь скидывают ответственность на чужие плечи! Не было такого! Я после концерта сразу на гуляния пошла, вон, Тамарка докажет! – я взглянула на подругу.
– Да, – так же пылко кивнула возмущенная Томка. – Мы сразу пошли на площадь в хороводы!
В толпе застонали. И в этот момент, постучавшись, вошел Сапень. Поздоровался с директором и радостно заметил:
– Ого, как всех много!
– Сапиайти, – привлек его внимание директор. Тот сразу изобразил живейшее внимание. – Мы тут разбираем одно дело и нам, хм, нужны от вас некоторые сведения. Они несколько личного характера.
Сапень сосредоточенно кивнул, мол, раз ради дела, то он готов.
– Скажи, ты случайно, не писал любовное письмо Варваре? – спросил директор, глядя пронзительно и намереваясь засечь даже малейшее дерганье пальца на ноге, выдающее ложь.
Сапень сначала чуть смутился, а потом расцвел:
– Да, – сказал он, подходя и обнимая меня за плечи. – Любовь у нас с ней! – и, я не успела ничего понять, прилюдно чмокнул в губы.
Я замерла каменным истуканом, сузившимися глазами смотря на наглеца. О таком у нас уговора не было. Но через секунду опомнилась, поняв, что сейчас чуть не загубила нам все дело, покраснела (от еле сдерживаемого гнева), смутившись, уткнулась лицом в грудь негодяя и незаметно укусила прямо через одежду. Сапень даже не дрогнул, продолжая скалиться. Но для директора такое явное проявление чувств наоборот поставило точку в запутанном деле, и он нас троих благосклонно отпустил. Хотя, конечно, был не дурак и кое-какие подозрения у него имелись, кто и зачем стучал к нему ночью так выяснить и не удалось, только вот улик против нас не было. Мы вышли веселые, не глядя на тоскливых остающихся.
Когда мы отошли достаточно далеко от кабинета директора, я, не выдержав, толкнула Сапня в грудь:
– Ах ты! Мерзавец! – Сапень, хохоча, отскакивал и подставлял руки, защищаясь. – Воспользовался моментом, да? А ты мне пряники носил? – Я перемежала вопросы атаками парня. – На свидания к склепу звал? Убью!!
– Да ладно, я же по-дружески! В конце концов, это нам помогло, придало, так сказать, реалистичности, – хохотал Сапень. Его это, судя по всему, хвосов воздух ему в ноздри, забавляло!
– Эй!! – вскричал Сапень, отодвигая с глаз отросшие до носа брови. Я, гаденько эхехекая, припустила по коридору. Не далее, чем позавчера мы проходили способы помощи обгоревшим при пожаре, в частности, магическое восстановление волосяного покрова.
После обеда мы с Тамарой отправились посещать пропущенную в пятницу отработку, с которой с трудом отпросились у завхоза (всё ему надо знать, «зачем», да «почему»!). Надо сказать, что в подвале мы уже чувствовали себя вполне вольготно, с дорогой путались меньше, и даже Труль Шлисович стал нам казаться вполне (но, боги упаси, не полностью) дружелюбным. Работали мы в той второй комнате, уборка в ней грозила затянуться дольше, чем в предыдущей, ввиду вящего разнообразия, меньшей степени истления хранящегося там барахла, а также частых передышек убирающихся из-за рассматривания ими очередной находки или мечтательного прикладывания к груди платьев из темного сундука.
