Текст книги "Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 2"

Автор книги: Семен Бабаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 41 страниц)

– Слушай, дядя Гриша, поедем завтра на рыбалку? У нас теперь рыба кубанская… Лодка тоже есть.

– Еще, чего доброго, и я лишусь рубашки. – Григорий хитро сощурил глаза. – Коряг на Егорлыке много?

– Это ты насчет Леньки? – Олег насупил брови, шмыгнул носом. – Так он ее вообще не лишился, а только рукав оторвал. За корягу зацепился. Сам я удивляюсь, как он наскочил на эту корягу!

Ужин готовили вдвоем. Растопили печку, сложенную из камня посреди двора. Солома горела шумно, пламя из короткой черной трубы вырывалось жарким столбом.

К приходу Анастасии на столе сладким паром дымилась уха, на сковородке лежали смачно зажаренные усачи. Олег проголодался, похваливал уху и ел с завидным аппетитом, вылавливал разваренные куски рыбы, обсасывал косточки. После ужина, смеясь и краснея, он рассказал о случае в камышовых зарослях и попросил мать починить Ленькину рубашку.

– Только это, мама, строго секретно. Ладно?

– Ладно, ладно. Чего уж там!

Анастасия поставила на стол швейную машинку и занялась Ленькиной рубашкой. Олег позвал дядю Гришу спать под навесом. Он взял подушку, одеяло и ушел готовить дяде постель. Григорий проводил взглядом племянника и сказал, что теперь, когда Олег подрос, не только мать, а каждый, кто знал Андрея, посмотрит на молодого Гребенкова и скажет: «Да это же копия Андрея!» Разительное сходство отца с сыном Григорий находил не столько в разлатых и черных как смоль бровях, сколько в самом характере мальчика, таком же общительном и волевом, как у Андрея. И Анастасии, как всякой матери, было приятно слышать это. Она мечтательно улыбалась. На ее тронутые радостью глаза набежала слеза.

– Рано уедешь, Гриша? – спросила она, пристрачивая рукав.

– Надо бы подняться с зорькой, чтобы Ярошенку застать дома. Как бы не проспать.

– Не бойся, Олег разбудит. Ты только ему скажи. – Анастасия вытерла концом косынки глаза. – Веришь, другие дети любят утром поспать. Вот хотя бы и мои дочки. Утром, бывало, не добудишься. А Олег нет, сам подымается с петухами. Помню, Андрей тоже сильно любил утренние зорьки. Мне не давал спать…

Боясь, как бы сын не уехал с Григорием, она умоляющим взглядом посмотрела на брата и еще раз попросила не говорить с Олегом о Сухой Буйволе, о травах и овцах.

– Да и с кем же я буду разговор вести? – Григорий усмехнулся. – Твой рыболов так намаялся на Егорлыке, что давно уже затянул храпака. Да и мне что-то спать охота. Дорога дальняя, тряская. Пойду отдыхать.

Глава III
Ночной разговор

Григорий ошибся. Олег и не собирался спать. К нему пришел Ленька.

– Ну как, Леня? Обошлось?

– Полный порядок! Мать даже похвалила за рыбу.

– А ты трусил! Со мной, Леня, ничего не бойся! – Олег присел на постель, усадил рядом Леньку и таинственным голосом проговорил: – Леня, есть одна важная идея. Ты знаешь, что такое Сухая Буйвола?

– Впервые слышу. А что?

– А хочешь знать?

– Ну, хочу.

– Так запомни: Сухая Буйвола – это наша конечная остановка. Теперь все решено и подписано: мы плывем по Егорлыку и причаливаем к сухобуйволинским берегам.

– Это что, приснилось тебе?

– Чудак! Это мое окончательное решение!

– Ну, причаливай один. Я не поплыву.

– Вот чудак! Ты еще не знаешь, что к нам приехал дядя Гриша из Сухой Буйволы. Ты понимаешь? Дядя Гриша! Он был у нас, когда мы еще учились в пятом. Такой усатый мужчина! Неужели не помнишь? Так вот этот дядя Гриша – наиглавнейший чабан над всеми чабанами. Овцы нашего колхоза находятся в Сухой Буйволе. Это село и степь. И мы поедем туда, будем ходить за отарами. Такая практика нам в техникуме пригодится. Ты, Лень, только подумай: степь, ночь темная. Попервах немного, конечно, будет страшновато. Но вокруг нас чабанские собаки – надежная стража. Сухая Буйвола!.. – мечтательно произнес Олег. – Красиво, а? Сухая Буйвола! Стоит село, а вокруг степь и степь. Трава в рост человека. Чего ты смеешься? Не веришь? А я точно знаю, трава растет – во! По плечи! И цветов много. По траве идут отары – тысячи овец! А какие собаки! Волкодавы! Чуть где появится волк, они сразу туда. Нюхом чуют, где сидит хищник. Находят, смело бросаются и – в клочья! Ни за что не уйдет волк. Вот это, Лень, собаки! Не то что твой Черныш.

– Черныш совсем другой породы, – возразил Ленька. – Черныш пес умный, умнее любой собаки. Он только что не умеет говорить, а понимает все. Ему бы в цирке играть.

– Сухая Буйвола! – не слушая Леньку, сказал Олег. – Чабанское село в степи. Сухая Буйвола!

– Почему такое название? – спросил Ленька. – Сухая – это еще понятно. Значит, сушь кругом, село степное, без воды. А вот почему Буйвола?

– Там много буйволов, – смело ответил Олег. – Знаешь, что такое буйвол? Похоже на корову или на быка, только красоты не имеет. Но не в этом дело! Сухая Буйвола – это, Лень, такое место, такое красивое место. Поплывем, Лень? А? Хочешь?

– Не хочу, – ответил Ленька. – Да и дядя твой не разрешит.

– Кто не разрешит? Дядя Гриша? Да он еще и обрадуется. Тихо… он идет.

Олег и Ленька укрылись одеялом, притаились. Думая, что ребята спят, Григорий молча отыскал в темноте свое место, сел. Начал раздеваться. Снял сапоги, уложил под подушку пиджак. Лег и, шумно зевая, заложил руки за голову. Олега душил смех. Он толкнул Леньку в бок и крикнул:

– Дядя Гриша! А мы еще не спим!

– Что ж так? – спросил Григорий. – Или бессонница у вас?

– А мы всегда поздно засыпаем. Привычка!

– А вот твоя двоюродная сестра Марфутка любит поспать.

– Она большая?

– Как ты.

– Чабанует?

– Бывает и на кошаре. Сакманщикам обед разносит.

Григорий поглаживал усы. В уши лезли ночные звуки. В соседнем дворе тявкала собака – наверно, Черныш. Майский жук загудел и шлепнулся, как орех, о землю где-то тут, у входа.

– Дядя Гриша, – заговорил Олег, – возьми нас с Ленькой в Сухую Буйволу.

Григорий ответил не сразу. Не ждал этой просьбы.

– Куда я вас посажу? – спросил он. – На моем мотоцикле не уместитесь, а пешком до Сухой Буйволы и за месяц не доберешься.

– А мы своим транспортом уп… уедем.

– Каким?

– По Егорлыку!

– По воде в Сухую Буйволу не приплывете. – Григорий поднялся на локоть. – Нету до нас водного пути. Да и что вы будете там делать?

– Овец пасти! – смело отвечал Олег. – И вообще… мы все умеем делать. Возьми, дядя Гриша!

– Нет, не возьму, – решительно заявил Григорий. – Надо еще подрасти.

Ленька прыснул, толкнул Олега в бок и шепнул ему на ухо:

– А что, обрадовался твой дядя?

Олег погрозил кулаком. Ленька отвернулся и умолк.

– Дядя Гриша, – не унимался Олег, – а далеко от Грушовки Сухая Буйвола?

– Она стоит аж на краю света.

– И неправда. Нет, скажи, далеко? На лодке в Сухую Буйволу можно доплыть?

– Эх, лодочник! Я говорил тебе, что реки и близко у нас нет. Пруды – это да, имеются. И много прудов. Лежат, как озера, и поблескивают на всю степь.

– Дядя Гриша, а какое село на Егорлыке самое близкое от Сухой Буйволы?

– Самое близкое? – Григорий подумал, помолчал. – Ежели от Сухой Буйволы пойти степью напрямки, то попадешь в Журавку.

– Сколько километров? – допытывался Олег. – Хоть приблизительно!

– Может, сто, а может, и побольше…

– А от Грушовки до Журавки? Ежели плыть по Егорлыку?

– По Егорлыку не плавал, не знаю, – неохотно ответил Григорий. – И чего ты пристал… Спи!

Ленька согнулся калачиком и в разговор не вмешивался. Его окутывал такой сладкий сон, а подушка была такая мягкая и так хорошо на ней было лежать, что Ленька чмокал губами и с трудом приоткрывал отяжелевшие веки. Ему хотелось понять, о чем Олег говорил со своим усатым дядей, но голоса их сливались. Ленька слышал: «Журавка…», «Сухая Буйвола…» Звуки рождались и пропадали. И он уснул, по-мышиному пискнув носом.

– Дядя Гриша, – сказал Олег смеясь, – и это называется друг!

– А что?

– Засвистел носом, сонуля! Прямо как маленький. До того любит спать – беда!

– А ты?

– Меня тоже сон иногда берет, но я с ним борюсь. Закаляюсь. – Олег помолчал. – Эдак, дядя Гриша, многое может захотеться. А я вырабатываю в себе стойкость.

– Это хорошо! – поддержал Григорий. – Стойкость, закалка для жизни необходимы. – И Григорий потянулся рукой к племяннику, погладил его жесткие волосы. – Мать мне говорила, что ты хочешь поступить в техникум.

– Такое решение принято давно.

– А Ленька?

– И он тоже. Мы всегда вместе!

– Правильно, одобряю, – сказал Григорий. – Практикуйся, Олежка, по овцам. Почему? Потому что овца – это же для народа золото. Она дает людям шерсть, и какую шерсть! Без овцы трудно жить. Костюм, пальто – все это дает овца. Твой батько, Андрей Игнатьевич, был примерным овцеводом. Мы с ним вот такими же, как ты, подростками пришли в отары и взяли ярлыги. Сколько исходили, истоптали нехоженых тропочек и дорожек! Отец Андрея – Игнат Гаврилович, твой дедушка, – тоже всю жизнь чабановал. Иди, иди, Олежка, и ты той же дорогой… я одобряю. У батька твоего и у деда не было знаний, все они делали на ощупь, как впотьмах. А ты будешь овцеводом ученым.

– И буду! – уверенно заявил Олег. – Дядя Гриша, возьми меня и Леньку в Сухую Буйволу, – просил Олег. – Правда, Ленька сонливый, но это ничего, пройдет. А я в любую ночь могу быть возле отары, ни за что не усну! Возьми.

Григорий вздохнул:

– Ты вот что, Олег, сперва поучись, окончи техникум, познай в теории всю чабанскую науку. Когда кончишь курс, просись в Сухую Буйволу.

– А разве нельзя сперва практически? – спросил Олег. – Поработаю год или два в отаре чабаном, а тогда поеду учиться. Я еще очень молодой.

– Это верно, молодой, – согласился Григорий, – и пока молодой, учись. Да и чего тебе сейчас ехать в Сухую Буйволу? Баклуши там бить? Ведь чабановать все одно не сможешь. А тогда приедешь ученым – овечьим лекарем. Лечить у нас есть кого. Более шестидесяти тысяч мериносов ходят по степям. А какие у нас степи! А травы! А озера! Куда ни глянь… – Григорий умолк, вспомнив наказ сестры. – А вообще, говоря по совести, место у нас некрасивое. Ну, посуди сам, что это за место? Ни тебе речки, ни деревца. Суховей дует и дует. Да и профессия чабанская незавидная. Суховеи подуют, выпьют воду в прудах, сожгут траву. А зимой завоют степные вьюги, подымутся снежные бураны. И спрятаться негде. Степь кругом.

Олег слушал и не заметил, как уснул. Во сне он видел Егорлык под горячими лучами солнца. Река лежала широкая, как море, а по ней неслась лодка – это плыли Олег и Ленька. Видят: на берегу стоит большое село – Журавка. Лодка причалила к берегу. И вдруг послышались частые выстрелы. Олег поднял голову и улыбнулся. Нет, его не обманешь и во сне! Это не выстрелы. Это дядя Гриша завел мотоцикл. Но вставать Олегу не хотелось. Через минуту он все же поднял голову. Дяди Гриши рядом не было. Белел восток, просыпалось село.

– Ленька! – крикнул Олег, вскакивая. – Вставай, уже день наступил! Надо собираться в дорогу. Пока дядя Гриша прилетит на своем бегунке в Сухую Буйволу, мы с тобой там будем.

– Олег! И чего ты горячишься? Кипяток! – Ленька не вставал и не открывал глаза. – Кто нас ждет в той Сухой Буйволе? Разве только твоя сестренка Марфутка? Слыхал же, дядя Гриша не желает, чтобы мы к нему ехали. А мы заявимся. Здравствуйте, приехали!

– Ты плохо еще знаешь дядю Гришу, – стоял на своем Олег. – Это он хочет нас испытать, понял? Есть такие люди, любят других испытывать. Если тебя пригласят да еще посадят на машину и увезут, так всякий дурак может попасть в Сухую Буйволу. А вот ежели тебе не дозволяют, а ты рвешься и своего добиваешься – вот это да! Ты вот спал, а я с дядей Гришей всю ночь беседовал. Он наше решение пойти в техникум одобрил!

– Твое, – поправил Ленька. – Я не решал.

– Как друг, я сказал, что мы всегда вместе. О! Дядя Гриша хороший, он во всем за нас. Говорит, кончите техникум и проситесь ко мне, под мое руководство. Он в душе и сейчас за то, чтобы мы приехали в Сухую Буйволу. И мы обязательно примчимся! Да поднимайся ты, сонуля!

Глава IV
Ярошенко согласился

На зорьке Григорий Корчнов взбудоражил грушовских собак, с ветерком пролетел по улице и затормозил возле колхозного правления. Спросил у сторожа, есть ли кто в правлении. Сторож кивнул на дверь:

– Ярошенко тут. Еще стемна заявился.

– Не спится председателю? Отчего бы это?

– Должность бессонная.

Ярошенко услышал стук мотоцикла и быстрые шаги в коридоре.

– И кого это нелегкая принесла в такую пору? – сказал он, щуря немного косивший левый глаз. – Не иначе гонец от трактористов.

– Это я, Кузьма! – Григорий распахнул дверь, поднял руки.

– Гриша! – Ярошенко вышел из-за стола. – Здорово, чабанский главарь! Удивляюсь, из Сухой Буйволы – и в такую рань? Или ты всю ночь гремел по степи?

– Зачем же мне греметь всю ночь? – отвечал Григорий. – Я ночевал у сестры. Нарочно поднялся с петухами, чтобы тебя застать в селе.

– И правильно сделал. Через час уеду.

Григорий говорил, что ему необходимо сегодня перебросить из Ставрополя в Сухую Буйволу недостающие стригальные аппараты и нужны грузовики для вывозки шерсти. Ярошенко слушал, наклонив угловатую бритую голову, потом спросил:

– Сколько понадобится грузовиков?

– Штук шесть.

– А меньше нельзя?

– Да ты посуди сам, Кузьма. Шестьдесят тысяч…

– Что мне судить, я не суд. А дать не могу. Грузовики с неба не падают. И не проси, Гриша! Шерсть – дело важное, я понимаю, а бревна еще важнее. Строимся, а лесу нету. И тебе для кошар лес нужен. Вся наличность грузовиков укатила аж в Псебай за лесом. А ты – дай!

– Как же быть?

– Надо выкручиваться. – И Ярошенко надолго умолк, чертил карандашом какие-то знаки, сопел. – Есть у нас на ферме две полуторки. Бери пока их. Бычьи упряжки снаряжай. А в самый разгар стрижки подброшу еще грузовиков пять. Вернутся из Псебая.

– Долго ждать, но подожду. – Григорий вздохнул. – Да, чуть было не забыл! Еще одна просьба к тебе, Кузьма. Выручай!

– Опять нужны грузовики?

– Дело, можно сказать, посерьезнее. Помоги племяша переправить к чабанам.

– Олега?

– Его. Пусть побегает за овцами.

Ярошенко рассмеялся, бритая его голова порозовела.

– Нашел чабана, нечего сказать! Это же не хлопец, а оторвиголова. Ему не за отарой ходить, а быть предводителем геройской шайки, это да! Удивляюсь, в кого только уродился, сорванец! Отец у него смирный был человек. – Ярошенко развел руками. – Уволь, Гриша! Тут я тебе не помощник. Боюсь, чтобы не получилось и у тебя, как у той безрассудной бабуси: жила себе, старая, тихо-мирно, и вдруг пришло ей в голову купить порося…

– Не просил бы тебя, да есть одна важная причина, – доверительно сказал Григорий. – Вчера поговорил с Олегом. Парня тянет к животноводству, решил в техникум поступать. Вот я и хочу исподволь приохотить его к овцам. Пусть выходит на дорогу своего отца и деда Гребенкова.

– А хитер ты, Гриша, – с улыбкой сказал Ярошенко. – О смене беспокоишься.

– И о смене, – согласился Григорий, – да и Настеньке с ним тяжело. Весь день она на ферме, а Олег на Егорлыке. У парня разудалый возраст, Олегу нужна деятельность. Тесно ему в Грушовке, а у нас, сам знаешь, какой вокруг стелется простор!

– Приобщить парня к овцам – дело хорошее, – рассудительно заговорил Ярошенко. – Да отпустит ли Анастасия? Это же, я знаю, такая наседка, что беда!

– В том-то и вся штука, не отпускает. – Григорий положил руку другу на плечо. – Тут, Кузьма, без хитрости нам не обойтись. Олега надо послать в Сухую Буйволу по путевке и не одного, а с его дружком Алешей Завьяловым – Ленькой, как зовет его Олег. Кузьма, прошу тебя как друга, выдай им путевки или какое решение правления. Нужен документ, и тогда самая сердобольная мамаша вроде моей сестры не станет возражать. Ты чего скалишь зубы?

– Смешно! Похоже на детскую игру.

– Нет, все делай всерьез. Скажи, что я дал заявку на сакманщиков. Это – первое. Второе – вызови Олега и Леньку к себе и без всяких шуток потолкуй с ними по-взрослому. Вручи им бумагу с печатью, с первой же попутной машиной направляй в Сухую Буйволу, так сказать в полное мое распоряжение.

– И придет же в голову! – Ярошенко почесал бритый затылок. – Не люблю, Гриша, с детворой возиться.

– Для меня сделай, Кузьма! По-дружески.

– Ладно, Гриша, соглашаюсь только ради нашей давней дружбы. – Ярошенко махнул рукой. – За успех не ручаюсь, но попробую. А теперь пойдем в гараж и скажем шоферам, чтобы снаряжали в дорогу полуторки.

Через час взошло солнце. Две полуторки выехали на улицу и взяли курс на Ставрополь. Впереди пылил на мотоцикле Григорий. Ярошенко стоял на улице и смотрел вслед уехавшим машинам. К нему подошел отец Леньки – бугаятник Трифон Завьялов, в белом фартуке, похожий на дворника.

– Доброго здоровья, Кузьма Кузьмич! – сказал он, тронув пальцем козырек выцветшей на солнце фуражки.

– Привет, Трифон Савельевич! Ну, как там поживают твои красавцы?

– А что им? Живут да люцерну жуют. – И кивнул на оседавшую по улице пыль: – А полуторки укатили за лесом?

– Сухобуйволинский чабан угнал.

– Гриша Корчнов? По какому делу он сюда заявился?

– Грузовики понадобились. Шерсть возить. В Сухой Буйволе уже началась стрижка, пора горячая. И людей не хватает. Григорий просил сакманщиков в отары. Из подростков.

– Есть охотники?

– Пока нету. Как думаешь, Трифон Савельевич, кого из мальцов можно послать к чабанам? Твой сынишка мог бы согласиться?

– Мой Алексей? – Трифон Савельевич снял фуражку, почесал за ухом.

– А что?

– Да ты и палкой туда его не загонишь! – со смехом ответил Трифон Савельевич. – Мы хлеборобы, а наши детки на овечек или там на коров что-то не поглядывают. Норовят пристроиться к городской жизни, на асфальт их тянет. Костюм, к примеру, им нужен, молоко, сметану им подавай, а овца и корова не нужны. По своему семейству вижу. У меня их было шестеро, а остался один, и тот временно. Скажу тебе, Кузьма Кузьмич, у меня хранилась надежда насчет Алексея. Думал, что хоть этот последышек приохотится к моему занятию и заменит меня в бугаятне. Но и Алексей улетит, это я точно предсказываю. Как подрастет постреленок, вберется в перья, окрепнет, так – порх-порх! – улетел, только его и видал. Как же, он даже стишки пишет, на Лермонтова поглядывает. Так что вскорости окончательно опустеет завьяловское гнездо.

– Побеседовал бы ты с сыном сурьезно, по-отцовски.

– Пробовал. Куда там, не дается! Он же еще ни разу не был в бугаятне.

– И все-таки что он тебе сказал?

– Не сказал, а отрезал, отрубил. Я, говорит, батя, хочу коммунизм строить, а не хвосты быкам крутить. Обидно, Кузьма Кузьмич, что вот такие сорванцы, как мой Алексей или его дружок Олег Гребенков, коммунизм собираются строить в белых перчатках. Черного, простого труда побаиваются.

– Вот теперь я вижу, твоего последыша непременно надо командировать к чабанам! Пусть приглядывается к жизни. Согласен, Трифон Савельевич?

– Что меня спрашиваешь? Его спроси, он уже окрылился. От теперь грамотный, обученный.

Глава V
Что же такое Сухая Буйвола?

Олег и сам не мог понять, отчего ему так захотелось побывать в Сухой Буйволе. Да и в самом деле, что же такое Сухая Буйвола? Или какая столица? Или курорт? Это ж не Москва, не Ленинград, не Севастополь. Так, самое обычное чабанское поселение, каких на Ставрополье тысячи. Стоит оно среди степи, и ни тебе речки, ни деревца, одни травы вокруг. Так почему же засела в голове именно Сухая Буйвола? Почему это село притягивало к себе, как магнитом, почему звало? Может быть, причиной были овцы и неведомая Олегу чабанская жизнь? Так овцы и чабаны есть и в других селах. Или всему виной было название? Манящее название – Сухая Буйвола!

– Значит, Леня, дело обстоит так, – поучал Олег Леньку, когда тот умывался. – Плыть нам до Журавки. Запомни: Журавка. От слова «журавли».

– Что-что? Какие там еще журавли?

– А такие самые… Как ты долго умываешься! Плыть, говорю тебе русским языком, мы будем до села Журавки, На берегу Егорлыка есть такое село.

– Опять Журавка!

– От Журавки, – продолжал Олег, подвязывая ремнем трусики и не слушая Леньку, – от Журавки до Сухой Буйволы мы доберемся по суше. Там уже близко, пустяк!

– Тебе все пустяк.

– Не хочешь? Скажи, не хочешь?

– Олег, ну чего ты всегда порешь горячку? Надо все обдумать. Нельзя же так сразу.

– Леня, меня не уговаривай. Все давно обдумано и решено! Никаких задержек, только вперед! Кончай умываться и будем собираться в дорогу.

– Собирайся сам.

– Это как понимать?

– А так! – Ленька тер лицо полотенцем. – Я не поплыву.

Олег раскрыл рот, хотел что-то ответить, но в эту минуту его позвала мать, и он побежал к ней. Ленька лег, думал еще с часик подремать, но не смог. А почему? Или выспался? Или горячность Олега передалась и ему? Надо сказать, что Ленька был по натуре мальчик спокойный, рассудительный, не то что Олег. В его ласковых, небесного цвета глазах хранилось этого спокойствия столько, что хватило бы на двоих. На уроках, как правило, Ленька не шалил. Учеником был прилежным. Парты ножом не резал. Урок отвечал исправно, неторопливо. Сперва морщил лоб, сопел носом, думал, а потом говорил – медленно, негромко, но отчетливо.

Олег же, как спичка, чуть что – зажигался и горел. Кто больше всех кричал в школе? Известно, Олег. Кто обижал девочек? Тоже Олег. Знал урок или не знал, а руку поднимал всегда. Не дослушав вопрос учителя, отвечал такой скороговоркой, что половину слов проглатывал. Он всегда такой – нетерпеливый. Вот, скажем, обычный случай. Два друга идут на Егорлык купаться. Впереди целый день. Куда торопиться? Можно идти спокойно. Но нет! Еще не видно Егорлыка, а Олег уже на ходу снимает рубашку, штаны и ускоряет шаг. Увидев берег, он бежит во всю мочь и, бросив одежду куда попало, летит в реку, да еще выбирает, где круча повыше, а река поглубже. Вынырнет, хохочет и поглядывает на берег: где Ленька и что он делает.

Ленька не бежит, нет. И не бросается в воду. А зачем? Ленька сперва посидит на горячем песочке возле воды, остынет, поглядит вокруг, осмотрится. Рубашку и штаны аккуратно сложит, придавит камнем, чтобы не унес ветер. И только после этого не спеша войдет в Егорлык, окунется возле берега и поплывет. Плавает Ленька легко. Взмах рук у него свободный, уверенный. Олег же и на воде куда-то спешит, торопится. Руки у него согнуты в локтях, и он ими так усердно бьет по воде, что вся голова покрывается брызгами.

Ленька лежал с открытыми глазами и думал о том, что все же зря Олег ни с того ни с сего собрался ехать в Сухую Буйволу. Поехать к чабанам, конечно, можно, почему бы и не поехать. Посмотреть овец, волкодавов – дело хорошее, Ленька это одобряет. Но зачем же так, сразу? Ох и горячая голова у Олега! Какой-то паникер, не может без шума, чтоб спокойно. Нет того, чтобы поговорить, обсудить, посоветоваться, все по порядку обдумать, а тогда уже и решить, что делать и как действовать.

И хотя Ленька не одобрял Олегову поспешность и необдуманность его поступков, но сама идея путешествия на лодке по Егорлыку ему нравилась. Бывало, сидя на берегу, он не раз мечтательно смотрел на далекий изгиб реки, на желтые заслоны камыша и думал: а что там, за этими камышами и за тем далеким изгибом?

И не только на берегу, а и здесь, лежа под навесом, Ленька думал о том, куда течет Егорлык? Он видел себя и Олега в лодке. Быстрое течение уносило их мимо отвесных глиняных срезов. В лодке и Черныш. Как же можно без Черныша? Крохотный песик вороной масти, с усами и белым пятном на голове сидел на носу лодки и лаял до хрипоты. Уплывали назад улицы, хаты. Так вот какие здесь села! И ребят тоже, как и в Грушовке, много. Вот почему так злился Черныш: лодка проплывала мимо купающихся чужих ребятишек. Голые мальчуганы вышли на берег, провожали Олега и Леньку завистливыми глазами.

Затем пришла ночь. В мечтах она точно такая же, как и наяву. Ленька видит, как темнеет Егорлык. Он течет спокойно, вода трет берега, глухо шумит. Олег и Ленька вышли на берег. Укрытая темнотой степь казалась пустынной и страшной. Развели костер.

И тут случилось нечто удивительное. Ленька только что подумал о костре – и сразу же уловил запах дыма и жареного сала. Он знал, что лежит под навесом, что лодка и костер – это только мечта. Не открывая глаз и не понимая, откуда взялся здесь этот приятный запах костра и жареного сала, Ленька улыбнулся. «Вот чудо, – думал он, принюхиваясь, – настоящий запах жареного сала! А я и не знал, что в мечтах можно не только увидеть реку, степь, костер, но и ощутить такой вкусный и взаправдашний запах…»

Ленька приоткрыл глаза и сразу все понял. Рядом с ним сидел Олег с ломтями хлеба и с кусками зарумяненного на огне и еще горячего сала.

– Возьми, ешь! – сказал Олег, кусая хлеб и сало. – Мать ушла на ферму, а это нам завтрак. Давай побыстрее закусим и айда на Егорлык. Там подождем до ночи и уплывем.

– Так, Олег, не годится, – возразил Ленька, рассматривая завтрак и глотая сладкую слюну. – Надо не так…

– А как? Чего ты все мудришь?

– Нам надо сперва подготовиться… Обдумать.

– Удивляюсь! Чего еще обдумывать? Сядем в лодку и понесемся! В дороге все и обдумаем… А красота какая будет! Ну, скажи, Лень!

Ленька не ответил. В уме подыскивал такие слова, какими можно было убедить Олега хотя бы повременить с отъездом. Но разве есть такие слова? Для Олега они не существуют. А тут еще и рот был занят. Так они и ели молча. Когда с салом было покончено, Ленька, не говоря ни слова, побежал к себе домой – жил он по соседству. Принес кувшин парного молока и две кружки. Олег заметил за поясом у Леньки толстую тетрадь и карандаш.

– Какой ты, Лень, прожорливый! – сказал Олег, наливая в кружку молоко. – Сало съел и за молоко принимаешься.

– А ты зачем себе наливаешь?

– Тоже за компанию выпью этой жидкости, – ответил Олег. – Но мог бы и не пить. Без молока можно прожить. А что это за тетрадь? Это твои стишки?

– Пей молоко, а потом узнаешь.

Вскоре кувшин был опрокинут и отодвинут в сторонку. Друзья уселись на подушки. Ленька раскрыл тетрадь.

– Не стихи, а вахтенный журнал, – сказал Ленька и спросил: – Нужен нам вахтенный журнал?

– Как ты сказал? Какой такой журнал?

– Ну, когда мы будем плыть, нужно будет все записывать: где плывем, что видим!

– А-а… Об этом… Это, Лень, ты правильно сообразил, – согласился Олег. – За это хвалю. Значит, ты согласен?

– Если без горячности, согласен. Нам надо, пока мы на суше, записать в журнал наше снаряжение. Так, Олег?

– Ну, пусть будет так. Дальше? И чего ты тянешь? – Олег огорченно вздохнул. – И какой ты, Лень, медлительный – ужас!

– Что дальше? Будем записывать.

Ленька принес лежавшую возле колодца небольшую кадку, поставил ее вверх дном, поудобнее уселся и раскрыл тетрадь.

– Погоди писать, – строго сказал Олег. – Записать успеем. О каком снаряжении ты говоришь?

– Ну, перво-наперво хлеб, – пояснил Ленька, покусывая карандаш. – Без хлеба в дорогу отправляться нельзя. Мой батя говорил: едешь на день, а харчей бери на неделю. Две буханки хватит?

– Много! Что мы, обжоры?

– А старые люди что говорят? – Ленька улыбнулся. – Ну хорошо, полторы. Далее сало, сказать, жиры. Сколько возьмем сала?

– Куска два? – сказал Олег.

– Два с половиной, – прибавил Ленька. – Полкуска на запас. Еще лук, чеснок, редиска. Как по-твоему?

– Валяй, поедим, – согласился Олег. – Запишем.

– Яички?

– Побьются. Ну их к шутам!

– Мы их сварим. Вареные не побьются. Сколько возьмем, Олег?

– Ну, с десяток.

– Полтора, – поправил Ленька. – Лишек не помешает. Подсолнечного масла пол-литра.

– Это еще зачем? – удивился Олег.

– Эх ты, Олег! А рыбу жарить на чем?

– А-а… рыбу… Это ты правильно подметил. Еще что?

– Ведро.

– Лучше котелок.

– И ведро, и котелок. Две кружки, две ложки, ножик, сковородку. Без этого как же в дорогу?

– Верно! – одобрил Олег. – Не забыть бы спички.

– А что возьмем из одёжи?

– Перегружаться не будем. Лето! Наденем пиджаки, картузы, штаны и прихватим по лишней рубашке. Свою яркую рубашку возьми непременно.

– Зачем?

– Будет вместо флага. Не забыть бы удочки. Рыбу ловить.

– Взять бы хоть один плащ на двоих, – посоветовал Ленька. – От дождя.

– Не сахарные. А то нагрузимся, как цыгане. – Олег рассмеялся. – Ты еще подушки и одеяла погрузи на лодку!

– Олег! А про соль мы и забыли!

– Верно. Не забудь записать.

Олег прошелся по двору, скрестив на груди руки. Какая у него осанка! А какой горделивый вид! Позавидуешь. Вот Ленька ни за что не сумел бы так скрестить руки и так прохаживаться, задумчиво глядя вдаль. А Олег умеет, и еще как! Он остановился и, хмуря брови, сказал, что соль – это еще не главное, что важнее всего подумать о том, как скрытно от людей перенести в лодку продукты и одежду. Делать это днем нельзя: сбегутся все грушовские мальчишки, узнают родители – беды не оберешься. Ждать же, когда наступит ночь, долго. Нельзя же терять понапрасну время. Есть один выход, о нем-то и думал Олег. Недалеко от Грушовки Егорлык поворачивает влево, и там, на изгибе, желтым козырьком висит над водой круча. Под этим козырьком есть просторная, как сарай, пещера.

Олег сказал, что необходимо сейчас же угнать в этот глиняный сарай лодку и начать готовиться к отплытию. Заранее, не споря, условились: Олег Гребенков будет капитаном, а Алексей Завьялов – помощником. Капитан тут же предложил назвать лодку «Нырок». Помощник в знак согласия кивнул головой, хотя невольно и с горечью вспомнился ему тот не пойманный в камышах нырок. По праву старшего Олег отдавал распоряжения. Леньке он поручил переписать в вахтенный журнал все продукты и вещи.

– Только писать надо не карандашом, – добавил он. – Найдутся у тебя чернила?

– Найдутся, товарищ капитан!

– Исполняй приказ!

Сам же ушел на Егорлык осмотреть пещеру и переправить туда «Нырка».

По пути Олег забежал в хату. Возле калитки показал Леньке кисточку и баночку с краской. Ленька понимающе улыбнулся.