Текст книги "Мечты камня (ЛП)"

Автор книги: Селене Паскуаль

Соавторы: Ирия Паренте
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Десять лет.

Начало конца.

– Нет, – шепчу я.

Пытаюсь отстраниться от неё, но она не отпускает. Её глаза – мои глаза – бесконечно грустные. На лице мольба. Она просит меня о помощи. Я хочу ей помочь.

Нет. Нет, это какая-то ловушка. Всё плохо. Всё ужасно.

Да что же здесь происходит?

– Я просто хочу быть счастлива, – жалобно произносит девочка, которой когда-то была я. Снова начинает плакать. – Хочу нормальную жизнь.

Знаю. Я хорошо это знаю, потому что сама хотела. Я тоже этого хотела…

– Но папа умер… Папа тоже умер…

Снова вспышка. Тупая боль. На этот раз я падаю на колени. Нет.

Оставь меня в покое. Прекрати. Не хочу этого видеть. Не хочу!

Но вижу.

Папа протягивает мне руку. Он болен. Серьёзно болен. Всё его лицо в гнойниках, улыбка пропала. Я беру его ладонь. Он плачет. Я плачу. Прошу его не оставлять меня. Говорю, что он не может бросить меня, как это сделала мама. Не может. Просто не может. Но он отвечает, что я должна быть сильной. Очень сильной. Я обещаю ему не сдаваться. Что добьюсь успеха, как он, что стану выдающейся женщиной, как мама. Киваю. Слёзы попадают в рот. Мне хочется умереть. Не понимаю, почему я выздоровела, а он нет. Это нечестно. Несправедливо. Папа, вернись ко мне. Мне нужен мой папа. Верните мне папу!

Но папа не вернётся. Я остаюсь одна. Совершенно одна. Пытаюсь быть сильной, как он просил, но никто не воспринимает всерьёз девчонку на рынке. Они смеются надо мной.

У меня отнимают то немногое, что осталось. Я продаю то немногое, что удалось сберечь.

Меня лишают дома.

Выбрасывают на улицу.

– Хватит!

Тяжело дыша, я возвращаюсь в реальность. Начинаю плакать по-настоящему. Мокрые щёки мёрзнут от ночного ветра. Девочка всё ещё стоит передо мной, касается моих щёк. Мне хочется отпрянуть, но не могу. Я парализована. Я просто смотрю на девочку, которой была когда-то. Её лицо покрывается грязью. Платье превращается в лохмотья. Она сильно исхудала. Побледнела. Волосы грязные и растрёпанные.

Она не перестаёт плакать, и этот звук режет мне уши.

Я продолжаю рыдать вместе с ней.

– Я голодная, Линн, – жалуется она надломленным голосом. Она обнимает меня и бормочет мне в ухо: – Мне просто хочется кушать. Хочется немножечко счастья. Хочется жить нормально.

Боль становится всё сильнее. Снова возвращаюсь в прошлое.

Я брожу по улицам. Этот человек выглядит богатым. Я могу его обмануть. Могу обокрасть. Я так и делаю, но только порываюсь сбежать, как он вскрикивает и хватает меня. Бьёт. Наказывает. Сегодня у меня не будет ни малейшего шанса поесть. Становится холодно. Очень холодно. Идёт дождь, и я промокаю насквозь. Мне приходится прятаться под телегой, чтобы хоть немного поспать. Я очень, очень сильно хочу есть. Я так давно уже не ела. Мне нужна помощь. Но никто мне не поможет. Ворую на рынке. Хочу умереть. Но почему-то до сих пор жива. Каждый день я выживаю. Я устала от этого. Хочу, чтобы обо мне позаботились. Но никто этого не сделает. Я вспоминаю об отце. Он не вернётся. Вспоминаю о матери. Она давно уже меня покинула.

Мёртвая крыса. Больше есть нечего. Но на сегодня должно хватить.

Снова реальность. Меня тошнит. Девочка всё также передо мной. Она стала ещё чуть старше: немного выше ростом, волосы длиннее, под грязной одеждой проглядываются женственные изгибы. Она наклоняет голову, гладя меня по лицу. У меня неосознанно вырывается мольба. Я не хочу вновь видеть это прошлое, не хочу проживать его заново. Я хочу забыть его, просто забыть. Пожалуйста, позволь мне забыть.

– Этот человек… – шепчет она спустя несколько мгновений, на её лице расплывается улыбка. В ней лучик надежды посреди омута отчаяния. – Он мне поможет. Он обещал, что сделает меня счастливой.

Кенан.

– Нет!

Не знаю, пытаюсь ли остановить этим криком происходящее или просто обратиться к девочке, что исчезает у меня на глазах. Как будто это что-то изменит. Как будто сейчас я смогу изменить прошлое.

Прошлое, которое снова затягивает меня.

Этот мужчина выглядит очень благородно. Дворянин, наверное. У него приятная улыбка. Он протягивает руку мне, маленькой девочке, прячущейся за аркадой. Говорит, что я очень красивая и что такой симпатичной девочке не место на улице. Спрашивает, голодна ли я, и я киваю. Спрашивает, замёрзла ли я, и я киваю. Спрашивает, хочу ли я работу, и я киваю.

Он говорит мне, что вытащит из гряди и нищеты. Что у него есть место для меня.

И я ему верю.

Беру его за руку.

Он уводит меня за собой, а я послушно иду, ослеплённая счастьем. Это мой шанс. Никакого больше голода, страха, темноты, побоев и краж.

Он заводит меня в какое-то здание. Я вижу кругом обнажённые тела. Мужчин, обнимающих женщин. Женщин, целующих друг друга. Не понимаю. Оглядываюсь вокруг. Я уже видела парочки, занимающиеся сексом в тёмных переулках, но не понимала, что именно они делают. Почему я здесь? Я вижу людей в странных позах, слышу всякие стоны. Мне становится неловко, но я ничего не говорю. Просто следую за своим новым знакомым, не отрывая глаз от пола. Не хочу этого видеть. Не хочу этого слышать.

Мы заходим в одну из комнат. Остаёмся наедине. Я спрашиваю, чем мне предстоит заниматься.

Он отвечает, что я буду работать здесь.

Я не понимаю.

А затем внезапно понимаю.

Я пытаюсь сбежать. Вырваться из его хватки, но он крепко меня держит. Я кричу, но он швыряет меня на кровать. После чего он нависает надо мной и забирает мой первый поцелуй. Я снова кричу. Вырываюсь. Всё тщетно. Он раздевает меня. Я плачу. Он хватает меня за руки, чтобы я не могла его ударить. Он касается меня. Пальцами. Губами. Всем телом. Когда я его кусаю, он ударяет меня, когда я снова начинаю кричать, он ударяет меня ещё раз. У меня кружится голова. Я чувствую слабость.

Он ломает меня. Я истекаю кровью. Он забирает у меня всё.

Я рыдаю, как безумная, у меня больше ничего не осталось.

Не могу пошевелиться. Всё тело болит. Глаза горят от слёз. Ноги будто бы перестали быть моими. Я стала грязнее, чем когда-либо.

Он высыпает на меня несколько монет.

– Лучше не кричи так с другими.

Снова реальность. Боль. Воспоминания, которые я похоронила глубоко внутри, безжалостно терзают меня. Я больше никогда не стану чистой. Я рыдаю с таким надрывом, с таким отчаянием, что не могу выдавить ни слова. Лежу на земле, свернувшись клубочком и схватившись за волосы. Не хочу никого видеть. Не хочу, чтобы ко мне прикасались. Я грязная. Грязная. Грязная…

– Пусть это прекратится, пожалуйста, – умоляет девочка. Она продолжает плакать. На её четырнадцатилетнем теле нет никакой одежды, только синяки и царапины. – Сделай так, чтобы это закончилось.

Я хочу, чтобы это закончилось. Раз и навсегда. Пусть это всё закончится…

– Я просто хочу стать маленькой девочкой, – не успокаивается она. Я смотрю на неё с раздраем в душе. Я тоже этого хочу. Меня лишили детства. Пусть вернут. – Здесь я могу снова стать той девочкой. Ты можешь стать той девочкой. Как будто ничего не было. Всё забудется. Всё исчезнет. Вся эта боль… Все потерянные годы, утраченная невинность… Нужно только склониться над озером, – её пальцы, чересчур тонкие, указывают на воду. Я смотрю в том направлении, голова как в тумане. Всё может закончиться? Могут ли все эти кошмары и горькие воспоминания прекратить своё существование… навсегда? – Ты просто хочешь стать той девочкой… Я знаю одну девочку там… Мы все там. Все, кого лишили детства…

Я не понимаю, о ком она говорит, до тех пор, пока не поднимаю глаза. За её спиной стоят несколько детей. Совсем малыши и те, что постарше. Но все они дети с печальными глазами и мокрыми щеками.

Они все жалуются. Шепчут хором.

– Пойдём с нами, Линн.

– Всё пройдёт, Линн.

– Будем играть.

– И петь.

– Мы можем стать счастливыми.

– Мы можем стать детьми.

Можем?.. Я смотрю на озеро. Всё настолько просто? Я исцелюсь. Исцелюсь навсегда. Забвение – самое действенное лекарство на свете…

Девочка передо мной снова всхлипывает, и я, кажется, вместе с ней. На её обнажённом теле с каждой секундой появляется всё больше следов побоев, которые заживут на коже, но навсегда останутся на душе.

– Сделай так, чтобы это закончилось, Линн…

Всё так… просто… Всё, чего я хотела, в шаге от меня… Просто подойти к озеру. Я делаю шаг. Прямо сейчас я могу покончить со всем этим…

– Линн?!

Вздрагиваю.

Артмаэль.

Его голос, полный страха, зовёт меня. Я оглядываюсь, ожидая увидеть его, но не вижу ничего, кроме искажённого болью лица девочки из прошлого. Я смотрю на неё. У неё разбита губа. Глаз поплыл, она вряд хорошо меня видит. В голове мелькают воспоминания о многочисленных побоях. Столько разных мужчин. Столько ударов. Я помню их всех с поразительной ясностью. Помню всё, что они со мной делали. Сколько раз они разрушали меня.

– Линн… Это всё можно забыть… Легко и просто…

Я прищуриваюсь, перед глазами всё плывёт от слёз. Голова болит. Я устала. Истощена. Обессилена. Не хочу больше об этом думать. Хочу, чтобы эти образы навсегда покинули мою голову. Забыть… Как хорошо было бы это всё забыть…

Но до меня снова доносится голос Артмаэля, и я поднимаю глаза. Артмаэль… Его ведь я тоже забуду. Если бы не моё прошлое, мы бы никогда не познакомились. У меня не было бы необходимости бежать из Сильфоса, мы бы не столкнулись в тёмном переулке и не отправились в это путешествие вместе.

– А стоит ли оно того? – спрашивает девочка. Я смотрю на неё, не понимая. Я не понимаю ничего из того, что сейчас происходит. Просто хочу, чтобы это прекратилось. Пусть всё закончится. – Он займёт трон, а ты останешься одна… Как всегда, одна. Новые страдания…

Вздрагиваю. Она права. Мне снова будет больно, но я сама буду виновата. Если бы я его не встретила, мне не грозила бы боль от расставания. Если бы мы никогда не познакомились, всё было бы намного проще.

– Линн!

Мы с девочкой одновременно смотрим в его сторону. Артмаэль выбегает из леса на поляну. Он бледен, в его руке меч. При виде меня его глаза распахиваются. А затем он смотрит на девочку и остальных детей. Он ничего не понимает. Как и я.

Но он здесь.

Он искал меня.

Я пытаюсь отшагнуть от девочки, но она меня обнимает. Хор детских голосов заглушает все остальные звуки.

– Ты останешься одна.

– Одна, Линн.

– Я знаю одну девочку.

– Забудь, Линн.

– Как будто ничего и не было.

– Всё будет хорошо.

– Сказки.

– Радость.

– Мечты.

– Ты будешь счастлива.

Я накрываю уши ладонями. Нет. Нет. Пусть замолчат.

– Линн!

Поднимаю глаза на него. Артмаэль с тревогой на лице бежит ко мне, но врезается во что-то. Словно он не может приблизиться ко мне и только бьётся об невидимую стену. Он кажется отчаянным. Нет, не кажется – он правда в отчаянии.

Девочка вновь касается моего лица, заставляя посмотреть на себя. Синяков на ней стало ещё больше. Я всхлипываю, глядя на неё.

– Всё это исчезнет, будто ничего и не было. Ты можешь быть счастлива. Ты никогда больше не останешься одна. Никаких новых ран на душе.

Стискиваю зубы, не отрывая от неё глаз. Так просто сейчас согласиться. И я буду свободна. Но…

Оглядываюсь. Артмаэль смотрит на меня, его лицо искажено страхом.

Я забуду о нём, будто мы никогда не встречались.

Вообще никогда.

От этой мысли меня бросает в дрожь.

Да, я перенесла немало страданий. Моё детство не было счастливым. Я потеряла всё. Но… это часть моей жизни, как и Артмаэль.

Неважно, на несколько дней или навсегда, но сейчас у меня это есть. Он рядом со мной – переживает, что ничем не может помочь. Да, я многое потеряла. Да, у меня остались шрамы. Моя жизнь не была справедливой. И мне всё ещё больно. Возможно, мои раны никогда не заживут.

Но всё, через что мне пришлось пройти, привело меня сюда. Сделало той, кто я есть. Дало силы бороться. Подарило мечты, которые я хочу осуществить любой ценой. Привело меня к нему.

Если я забуду всё плохое… то навсегда потеряю и хорошее.

А я не хочу это терять. Только не так.

Я внезапно осознаю, что оно того стоило – иначе бы наши дорожки никогда не пересеклись. Я осознаю, что да, моё тело было грязным, но именно поэтому я по-настоящему ценю каждое прикосновение Артмаэля. Многие были со мной грубы, и это позволяет мне увидеть, как осторожен и нежен он. Многие отнимали у меня всё до последней капли, и поэтому я вижу всё то, что он мне даёт.

Из-за других я возненавидела себя. А рядом с ним я начинаю любить себя.

Не существует будущего без прошлого. Забыть – не значит справиться. Забвение для трусливых.

А я не хочу быть трусихой.

Поэтому я сжимаю зубы и пытаюсь проглотить слёзы, всё ещё бегущие по моему лицу. Я смотрю на девочку перед собой и хватаю её за плечи. Я держу её и не отпускаю, несмотря на страх на её лице.

– Нет. Может, меня и лишили детства. Но возвращаться я туда не хочу. Мне нравится быть взрослой.

Словно услышав самые ужасные слова на свете, все дети начинают кричать, и от этого звука у меня грозят лопнуть барабанные перепонки. Я зажмуриваюсь и накрываю уши руками, потому что это невыносимо.

А когда открываю глаза, никого уже нет.

Меня шатает. Кажется, я вот-вот потеряю сознание, но Артмаэль подбегает до того, как я начинаю оседать. Он удерживает меня за плечи, и я всматриваюсь в его лицо сквозь пелену слёз.

– Линн, – обеспокоенно зовёт он. Обхватывает ладонями моё лицо, пытается поймать взгляд. – Линн, что произошло? Ты в порядке? Что это было? Они тебе что-то сделали?

Я не могу ответить на его вопросы. Могу только податься вперёд и уткнуться ему в грудь.

Все воспоминания, что я подавляла столько лет, разом вернулись. Все эти годы, которые были размытыми в самом дальнем тёмном уголке моей памяти, вновь стали чёткими и ясными. И поэтому я плачу. Тем же самым плачем, который обманом заманил меня к этому озеру. Тем же самым, что разрывает меня изнутри, требуя выхода. Тем же самым, которым убивалась прошлая «я».

Принц глубоко вдыхает, но ни на секунду не отпускает меня.

– Всё в порядке, Линн… Это уже в прошлом. Я здесь, я рядом.

Киваю, чтобы дать ему понять, что я всё слышу, но не могу перестать плакать. Но несмотря на всю эту боль, на все эти образы, по-прежнему стоящие перед глазами и мучающие меня, не давая забыть… Он прав. Он здесь. Рядом со мной. Оно того стоило. Наша встреча стоила всех тех испытаний, выпавших на мою долю, всей той боли, всех уроков, которые мне пришлось выучить – даже самых суровых.

И я готова вынести будущую боль от расставания ради того, что у нас есть сейчас.

В этот момент я понимаю, что была не права. Я могу любить. Поэтому я прижимаюсь к его груди. Поэтому поднимаю ослабевшие руки, чтобы обнять его. И поэтому плачу ещё сильнее.

– Я люблю тебя…

Он реагирует не сразу. Я не вижу его лица, но он застывает всем телом на секунду, прежде чем прижать меня к себе ещё крепче.

– И я… Я тоже тебя люблю, Линн… Люблю…

Неважно, через что нам пришлось пройти до этого. Неважно, что будет дальше.

Любовь того стоит.

АРТМАЭЛЬ

Мы покидаем Младенческий лес незамедлительно. Не хочу здесь спать – мало ли, вдруг эти дети (или что бы это ни было) вернутся. Поэтому мы будим Хасана и продолжаем путь, не жалея времени и сил, чтобы сделать большой крюк в обход рощи.

И мы не останавливаемся вплоть до полудня, пока не доезжаем до небольшой деревушки на холме. К тому времени страх перед призраками и ночными кошмарами уступил усталости – как физической, так и эмоциональной. Никто из нас за это время не произнёс ни слова. Мы просто находим единственный трактир в деревне и поднимаемся в комнаты на втором этаже.

Даже мы с Линн, оставшись наедине, не разговариваем. Переодеваемся и закрываем шторы. Она падает на кровать, я обнимаю её сзади, но не могу сомкнуть глаз. Она, не поворачиваясь, начинает рассказывать мне о том, что с ней произошло. О девочке из прошлого, воплотившейся в реальности при помощи магии Идилла. Образы в голове Линн были такие живые и красочные, что заставили её вновь пережить самые жуткие моменты прошлого. Смерть матери. Смерть отца. Жизнь на улице в нищете. Встреча с Кенаном. Первая ночь в борделе. О последнем она не упоминает, но правда повисает над нами, как огромный булыжник, который вот-вот нас раздавит.

Ей предлагали забыть всё это, стать счастливой, вернуться в детство.

Но она выбрала жить дальше.

Что можно на это сказать? Мне в голову ничего не приходит. Не знаю, чем я мог бы её утешить. Есть ли вообще подходящие слова? Я крепко её сжимаю и думаю о той девочке без одежды, что стояла рядом с ней. Вспоминаю себя в те годы, имевшего всё, что душе угодно, выросшего без матери, но с отцом, который меня любил. В замке, полном слуг. Я никогда не засыпал, рыдая. Никогда не мёрз и не голодал. Пока я занимался фехтованием, верховой ездой, учил языки, на которых уже никто не говорит, и историю своей страны, она училась выживать. Я разворачиваю её к себе, целую в лоб и говорю, что ей надо поспать.

Линн после такой тяжёлой ночи довольно быстро погружается в глубокий сон.

А я понимаю, что не могу заснуть, хоть глаза и слипаются от усталости. Я лежу рядом с ней, прижавшись щекой к подушке и не убирая руки с её талии. Смотрю, как она спит – такая спокойная, будто все мучения прошлой ночи были лишь страшным сном. Но это правда. Шрамы остались на ней, даже если они не видны глазу, и каждый раз, когда она раскрывает душу передо мной, меня бросает в дрожь. Я задаюсь вопросом, как с такими ранами вообще можно жить, и вижу в этом доказательство того, сколько великих, невероятных вещей ей судьбой предназначено совершить.

Но в этом списке нет пункта «сделать меня счастливым до конца жизни».

И хотя я понимаю, что это эгоистично, я всё равно думаю о нас. О времени, которое у нас осталось. К чему мы движемся? Она сама сказала, что это пустые надежды. Что она не будет заниматься торговлей в Сильфосе. А я не хочу, не могу отказаться от короны. Это единственное, на что я гожусь. Единственное, в чём я был уверен всю свою жизнь.

Закрываю глаза и провожу рукой по спине Линн.

Пока она спит, я отчаянно ищу способ удержать её в своих объятьях.

* * *

Когда Линн просыпается, солнце уже садится за горизонт, и его последние лучики просачиваются сквозь шторы, оставляя полосы света на полу. Её тело в моих руках напрягается, будто от боли, а губы приоткрываются в безмолвном крике, и она резко хватает ртом воздух. Я поднимаю руку, чтобы коснуться её лица.

– Линн…

Она моргает, её взгляд фокусируется на мне. Все её мышцы разом расслабляются, когда приходит узнавание. Она обнимает меня и утыкается лицом в моё плечо. Я ничего больше не говорю, и она тоже молчит.

Ночной кошмар. Один из тех, что живут внутри неё. Хотел бы я забрать их все и спрятать в чулане.

Через несколько минут она потихоньку перестаёт дрожать и затем немного отстраняется, чтобы взглянуть на меня. Глаза у неё сухие, но во взгляде, кажется, разразилась буря.

– Выглядишь ужасно, – она проводит пальцами по моим щекам и обводит круги под глазами. Да, я, наверное, являю собой жуткое зрелище.

– Никак не мог заснуть, – признаюсь ей и меняю положение, чтобы поцеловать её ладонь. – Ты слишком красива, чтобы оторвать взгляд.

Не похоже, что её порадовал комплимент. Честно говоря, я думаю, что она пропустила его мимо ушей, судя по тому, как она хмурится.

– Тебе нужно отдохнуть.

– Всё в порядке, – вздыхаю. – Просто в голове слишком много мыслей.

– Что может быть важнее крепкого сна, когда очевидно, что ты очень устал?

Улыбаюсь. Выходит не особо радостно, но это лучшее, что я могу ей предложить.

– Ты. Мы.

Она напрягается, словно я ляпнул что-то не то. Может, мне стоило промолчать и просто поцеловать её. Когда мы целуемся, обнимаемся, спим вместе, слова излишни. Достаточно только шептать имена друг друга. Это простой язык, который мы оба понимаем.

Это способ общения, который не причиняет боли.

– То, что я сказала, ничего не меняет, правда? – бормочет она, вцепившись в мою рубашку. – Мы можем оставить всё как есть. Продолжать то, что делали до этого. Мне нравятся… наши… отношения. Это можно так назвать? – мне хочется ответить «да», но я не размыкаю губ. Она выглядит такой же потерянной, как и я. – Артмаэль, я ничего об этом не знаю. Об… отношениях. В парах. Я всегда была девочкой на ночь. Но я точно знаю… что никогда ни к кому не испытывала ничего подобного. Не думала, что у меня могут быть такие чувства. Но за эти дни с тобой… то, что было между нами, хотя у этого нет названия и определения, но это делало меня счастливой. И я хочу это сохранить.

И на какой же срок? Наши отношения вот-вот закончатся. Мы не можем бесконечно тянуть, просто потому что хочется. Мы всё говорим: «Ещё немного, ещё немного». Уже завтра мы доберёмся до Идилловской Башни. А потом останется только проводить Хасана до Дионы. Может, напоследок заскочим на Грат. После этого мы, возможно, захотим поехать посмотреть на драконов Даиса, а ещё заглянем на шахты Ридии, где добывают драгоценные камни. А если ещё нырнуть к затонувшим кораблям? Поискать подводные сокровища? Можем взять своё судно, чтобы отправиться в дальние страны, где, говорят, есть королевы, любимые своим народом. Возможно, там есть существа, о которых мы никогда не слышали, чьё существование даже вообразить не могли.

Но это всё равно не навсегда. Рано или поздно, но всё закончится.

– У нас остались считанные дни вместе, – напоминаю ей. И самому себе.

Не хочу расставаться с ней. Как и не хочу, чтобы кто-то из нас отказывался от своей мечты – мы ведь лелеяли их много лет. Никто не должен отказываться от всего ради другого. Это неправильно. Возможно, я готов отсрочить своё возвращение домой, как и она готова отложить свои путешествия и открытие собственного дела. Но не придётся ли нам об этом пожалеть? Не станем ли мы упрекать в этом друг друга? Не возненавидим ли друг друга?

– Знаю.

– Это ничего не меняет, – шепчу ей на ухо. Её волосы щекочут нос. Мне придётся отказаться от всех этих мелочей? Отводить её волосы в сторону, чтобы поцеловать в шею… Чувствовать прикосновения её губ к моей груди напротив сердца. – Я всё ещё… люблю тебя. И буду любить.

Она закрывает глаза. Её рука запутывается в моих волосах, а губы ласкают висок. Стоит ей вздохнуть, как я уже растаял.

– Я тоже тебя люблю, – шепчет она. Она меняет положение, обхватывая руками моё лицо и прижимаясь лбом к моему. – Давай наслаждаться тем временем, что у нас есть. А сожаления оставим на потом. По крайней мере… нам будет что рассказать. Это лучшая история из всех, что мы пережили за время этого путешествия, – она пытается улыбнуться. У меня застревает ком в горле. – Разве это не прекрасно? Все герои обязательно должны встретить свою любовь…

Из её уст это звучит так просто. Так естественно. Когда её губы находят мои, это кажется… самым правильным, что есть на свете. Но если так и должно быть, почему же тогда так больно? Почему мы не можем найти точку пересечения? Компромисс… Не хочу интрижку на месяц. Хочу историю любви на всю жизнь.

Никто не говорил мне, что любить – это больно.

– Не хочу, чтобы это заканчивалось, – моё пожелание, произнесённое прямо ей в губы, превращается в мольбу. В жалобный стон, нечеловеческий.

– Ещё ничего не закончилось, – напоминает она.

И правда. Возможно, это самое худшее. Чувствовать горечь от того, что наши отношения не имеют будущего, но держаться за них изо всех сил, лишь бы отсрочить неизбежное.

Мы целуемся жадно, исступлённо, как те, кто знает, что такое безысходность. С безумием тех, у кого осталось мало времени. Я стараюсь не думать. Я отчаянно держусь за неё, и она цепляется за меня. Словно мы заранее прощаемся. Я обнимаю её за талию, прижимаюсь всем телом и пытаюсь найти в этом спасение, обрести себя. Или потеряться. Она права: нам нужно наслаждаться этим и не думать о том плохом, что ждёт нас впереди.

Несмотря на то, что это сводит меня с ума.

Иногда цена мечты слишком высока.

ЛИНН

Впервые мы с Артмаэлем занимаемся любовью с таким отчаянием. Этой ночью не звучит шуток между поцелуями. Никто из нас не бросает взглядом вызов, кто первым сдастся или начнёт умолять другого. Растворяясь в друг друге, мы пытаемся создать третий мир, где нет никаких проблем, где нам не грозит расставание. Мы стремимся слиться воедино, чтобы навсегда остаться вместе, невзирая на расстояния, что будут нас разделять. Это безумная попытка поверить, что способ есть.

Как бы то ни было, к этому разговору мы больше не возвращаемся. Это негласное соглашение: избегать любых намёков на будущее расставание, которое ещё неизвестно когда будет. Может, пройдут недели или месяцы. Но пока что у нас есть наши поцелуи – наш способ сказать друг другу о своей любви.

Мы решаем держаться за настоящее, даже если будущее светит нам с разных концов карты.

Мы выходим в полдень следующего дня. Хозяйка трактира сообщает нам, что если поторопимся, то успеем в Башню до заката. Пока она это говорит, мы с Артмаэлем всё время переглядываемся, что вызывает у Хасана широкую улыбку.

В итоге мы седлаем лошадей и снова отправляемся в путь. Как ни в чём ни бывало мы спокойно общаемся и перешучиваемся, хотя Хасан кажется молчаливее обычного. Возможно, ему страшно. Переживает, наверное: вдруг ему снова скажут, что его бедной сестрёнке ничем помочь нельзя?

– Нервничаешь, Хасан?

Волшебник обеспокоенно ёрзает в седле.

– Немного… – он прикусывает губу и, к моему удивлению, будто бы пытается сдержать предвкушающую улыбку. – Магистры, с которыми мы сегодня встретимся, очень крутые. Лучшие во всей Маравилье! Все волшебники мечтают учиться в одной из двух башен Идилла. Это так волнительно!

Хмурюсь. У меня снова возникает странное ощущение, что что-то здесь не так. Он вообще не выглядит обеспокоенным за судьбу сестры, и мне это кажется ненормальным.

– Я имела в виду твою сестру. Возможно, у них нет лекарства для неё. Это будет ужасно, учитывая, через что нам пришлось пройти, чтобы добраться сюда, согласись? – говорю я, внимательно наблюдая за его реакцией.

И не прогадываю. Хасан внезапно осознаёт, что он ведёт себя не так, как должен был, и откашливается, опуская взгляд на гриву нашей лошади. Я замечаю, что Артмаэль тоже пристально следит за мальчиком.

– Она… она обязательно выздоровеет. Я уверен, что в Башне наверняка найдётся лекарство.

Как-то чересчур он уверен.

– Ты довольно спокойно отправился в это путешествие, зная, в каком тяжёлом она состоянии? Ты, конечно, не говорил, что за болезнь её мучает… Но, видимо, это не что-то смертельное? Потому что нас ждёт долгий путь назад, если, конечно, мы получим лекарство…

Волшебник смотрит перед собой. Он делает это каждый раз, когда разговор заходит о его сестре: избегает встречаться с нами глазами. Мы с Артмаэлем переглядываемся.

– Н-ну, как я вам уже говорил, я сам почти ничего не знаю. Она написала письмо, в котором описала свои симптомы. Когда я покинул школу, она уже была больна и… я просто сделал то, о чём она меня попросила.

– И кто сейчас за ней присматривает? – спрашивает принц, подводя своего коня ближе к нам.

– Что?

– Если ты сейчас здесь, то кто о ней заботится? У вас же нет больше родственников, верно? Может, её жених?

Я чувствую, как мальчик напрягается всем телом. Поднимаю брови. Он нервничает сильнее, чем обычно.

– Она осталась с… друзьями семьи… Они заботятся о ней, пока меня нет…

– Почему ты не даёшь нам прочитать это письмо? – продолжаю я. – Может, мы бы смогли лучше понять, что происходит. Волшебникам же можно его прочитать? А почему нам нельзя? Мы же твои друзья, мы путешествуем вместе вот уже почти месяц…

– Это… очень личное. Я бы не хотел никому рассказывать… без разрешения сестры.

– Ну, мы тут ради неё рискуем головой, – прищурившись, напоминает Артмаэль. – Думаю, она могла бы пожертвовать своим маленьким секретом.

– Я-я…

Хасан запинается, но не может подобрать слов, чтобы возразить. Мы с принцем одновременно останавливаем лошадей, словно бы читая мысли друг друга.

– Ты что-то недоговариваешь, да, Хасан? – произношу я максимально спокойно, насколько могу в этот момент. – Не думаю, что ты откровенно врёшь, но в то же время не говоришь всей правды? Что на самом деле случилось с твоей сестрой?

Мальчик съёживается, сжимая в кулаках гриву лошади. Мы с Артмаэлем снова переглядываемся. Его это явно раздражает больше, чем меня.

– Мы не сдвинемся с места, Хасан, пока ты не скажешь нам, в чём дело.

– Я не могу… – выдавливает он.

– Не можешь? – переспрашиваю я. Когда принц открывает рот, я жестом прошу его помолчать. – Есть кто-то или что-то, что не даёт тебе рассказать?

– Мне сказали, что нельзя никому рассказывать правду. Что нельзя допустить, чтобы об этом узнало больше людей, чем необходимо.

Прищуриваюсь. Сказали. То есть в этом замешаны ещё какие-то люди, помимо его сестры.

– Но мы ищем лекарство, так? Или нечто другое?

Хасан стремительно мотает головой.

– Лекарство, лекарство. Я не… врал насчёт этого.

– Так ты признаёшь, что врал нам, – выплюнул Артмаэль, презрительно скривившись. – И насчёт чего же?

На этот раз я не могу его винить в том, как он ведёт себя с мальчиком, который сжимается ещё сильнее. Меня саму разрывает между жалостью и негодованием. Кажется, ему совестно. Не верю, что он хотел обманывать нас всё это время. Или просто не хочу верить.

– Это лекарство не для моей сестры, – тихо-тихо бормочет он.

Прищуриваюсь. А какая разница, для кого оно? Зачем лгать о таком пустяке?

– А для кого же тогда?

– Я не могу…

– Поверь мне, головастик, – закипает Артмаэль, – если ты не скажешь нам, для кого оно, то тебе понадобится ещё одно лекарство. Если оторванные руки, конечно, можно вылечить. Так что говори, и лучше тебе постараться убедить меня, что у тебя была веская причина лгать нам всё это время.

Мальчик смотрит на меня умоляюще, словно ожидая, что я буду снисходительнее, чем наш спутник. Но я ничего не говорю, только смотрю и жду. Мне важно знать, кому мы помогаем. И ещё важнее, почему мальчик, которому мы решили помочь просто так и которому безоговорочно доверяли, водил нас за нос весь этот месяц.

Мне нелегко даётся сохранять спокойствие и беспристрастность. Это же Хасан. Он не мог всё это время притворяться. У него не может быть дурного умысла.

В итоге, осознав, что мы злимся и отступать не намерены, он сдаётся.

– Вначале я не знал, можно ли вам доверять, – бормочет он виновато. – Вы не были… такими уж добрыми и бескорыстными, – он искоса смотрит на Артмаэля. – Ты, со своим самомнением и жаждой славы, обязательно бы всё испортил, – переводит обиженный взгляд на меня. – А ты бежала от кого-то, как преступница, и сама что-то скрывала. Я не знал, захочешь ли ты воспользоваться как-то новой информацией…

Ладно, пока всё звучит логично. Информация бывает чрезвычайно ценным товаром. И, похоже, что то, что он скрывает, как раз таковым и является. Артмаэль тоже не спорит, потому что если бы речь шла о спасении какой-то значимой персоны, он бы обязательно раструбил об этом на всю страну.