Текст книги "Мечты камня (ЛП)"
Автор книги: Селене Паскуаль
Соавторы: Ирия Паренте
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
Запускаю пальцы в её спутанные пряди.
– Доброе утро… – я произношу это шёпотом, почти испуганно. Но ничего не меняется. Мы не рассыпаемся в пыль. Не превращаемся в лягушек. И даже здание не рушится. Напротив, её объятья становятся ещё более реальными, более крепкими.
Я замечаю, как у неё пробегают мурашки по коже, хотя здесь совсем не холодно.
– Доброе утро, принц.
Поднимаю пальцами её подбородок, чтобы она посмотрела на меня. Наши глаза встречаются – всего на мгновение, потому что в следующее это делают наши губы. И в этот миг я будто заново переживаю всё, через что мы прошли ночью. Все поцелуи, которые до сих пор кажутся всего лишь сном. Мои пальцы вновь возобновляют путь по её телу, повторяя то, что делали ещё несколько часов назад, перед тем как мы уснули.
Мне требуется вся моя сила воли, чтобы оторваться от её губ.
– Хорошо поспала?
– Не помню, когда последний раз спала так хорошо, – отвечает Линн с лёгкой, расслабленной улыбкой.
Она поднимает ладонь и нежно проводит по моей щеке. Вновь я чувствую приятное покалывание желания внизу живота. Она не сводит с меня глаз, и думаю, что я тоже не в силах это сделать.
На её губах играет озорная улыбка, что окончательно сражает меня наповал.
– Даже несмотря на то, что ты стонешь и разговариваешь во сне, – ехидно добавляет она.
Стремительно краснею.
– Неправда.
– Правда-правда. Насмехаешься над Жаком и рассказываешь о великом герое Сильфоса, слава о котором разнесётся даже за пределы нашего мира.
Она закатывает глаза, но мне нравится, как она шутит и смеётся, пускай и надо мной (хотя вслух я в этом не признаюсь).
– Я не настолько… – запинаюсь. Я собирался сказать «самовлюблённый» или «высокомерный», но передумал. – Ладно, может, так оно и есть. Но не во сне.
Я раньше не обращал внимания на этот блеск в глазах, когда она подкалывает меня. Она всегда так смотрела, когда подшучивала надо мной? Как же я этого не замечал? Может, потому что её глаза ещё никогда не были так близко…
– Да-да, ты именно «настолько». И теперь, когда я знаю, что тебя это смущает, буду дразнить при любой возможности.
– Ничего меня не смущает, – отвечаю, принимая гордый вид. Но щёки всё равно горят. – Просто… Мне бы не хотелось разговаривать во сне. Мало ли что я могу выболтать…
Хотя что такого я мог бы «выболтать»? Потираю подбородок. Что может быть более неловким, чем признаться ей в любви? Я до сих пор не знаю, как у меня это получилось. Наверное, я был сильно пьян, потому что до этого я не был готов в этом признаться даже самому себе.
– Например? – настаивает она, словно читает мои мысли.
– Не знаю, но ты должна мне пообещать, что не станешь продавать государственные тайны, которые я могу случайно выдать во сне, – бормочу, глядя в потолок.
Она смеётся.
– Это был бы неплохой товар. Я бы тогда могла…
Она так внезапно замолкает, что я перевожу на неё взгляд. С удивлением замечаю, что она покраснела. Приподнимаюсь на локте, и Линн перекатывается на спину, слегка отодвигаясь.
– Ты же не подумываешь об этом всерьёз, правда? – напрягаюсь я.
– Нет! – она утыкается лицом в подушку, будто не знает, куда ей деться. – Просто ты сказал это так, будто мы ещё не раз будем спать вместе…
Мой рот непроизвольно приоткрывается. Конечно, я сказал это без задней мысли. Наверное, так вышло, потому что мне правда хотелось бы этого. Знаю, что между нами нет серьёзных отношений, но мне очень понравилось проснуться этим утром рядом с ней.
– А ты… не хочешь? – бормочу я.
Она колеблется. Может, она задумалась о том же, о чём и я. Спустя целую вечность она немного приподнимается. И хотя её щёки больше не розовеют, мне всё равно кажется, что она взволнована.
– Я была бы только рада…
Моё сердце делает кувырок в груди. Поднимаюсь и разворачиваюсь к ней спиной, чтобы она не видела, как мои губы расплылись в улыбке, а глаза вспыхнули. В этот момент я забыл, как дышать.
Из всех мужчин Маравильи я, наверное, сам глупый, раз так реагирую на её слова.
И при этом самый счастливый.
– На небе ни тучки, отличный день для конной прогулки! – восклицаю я, подойдя к окну.
– Знаешь, для скачек вовсе не обязательно покидать постель…
Разворачиваюсь с ухмылкой. При виде неё, лежащей на животе среди простыней, у меня пересыхает в горле. Она обнимает подушку и кокетливо улыбается, глядя на меня снизу вверх. Обнажённая и, очевидно, читающая мои мысли.
– Это очень заманчивая идея…
Подхожу к ней и наклоняюсь. Она тянется к моим губам. Я, не раздумывая, целую её, попутно стягивая одеяло.
* * *
Так странно вновь продолжать путешествие как ни в чём не бывало. Будто всё как всегда, а произошедшее вчера было всего лишь сном.
Солнечный день, ясное небо, мы едем на лошадях по пыльной дороге, мало что оставляющей воображению. По пути ни с кем не встречаемся – возможно, потому что сейчас полдень и слишком жарко для поездок. Хасан что-то лепечет, обрадованный, что Линн всё-таки поехала с нами дальше, без каких-либо вопросов. Можно было подумать, что он весь из себя такой тактичный, если бы в итоге он не спросил:
– Так, значит, вы теперь… ну, вместе?
Задумавшись ненадолго, решаю не вмешиваться в их разговор, чтобы не нарваться на проблемы. Притворяюсь, что ничего не услышал. Просто смотрю вперёд на дорогу. Она здесь прямая, без каких-либо поворотов, так что выходит, что я тупо смотрю перед собой. Редкие деревья разбавляют пейзаж, где в основном одна только трава, и мне бы очень хотелось остановиться в прохладной тени одного из них.
Отличный день, чтобы ехать молча.
– Почему ты спрашиваешь? – слышу ответ нашей спутницы, явно почувствовавшей себя неловко.
– Ну, мне просто интересно. Артмаэль всю дорогу от Сильфоса смотрел на тебя щенячьими глазами. И несмотря на вчерашнюю ссору, вы оба в таком хорошем настроении… – он прочищает горло. – Возможно, я не самый проницательный волшебник, но не совсем же слепой и кое-что всё-таки понимаю.
Но не понимаешь, когда лучше промолчать. Или что лезть в чужую личную жизнь (или интимную, если точнее) неприлично.
– Всё не… – Линн запинается, и я чувствую её взгляд на себе. – Он правда всё время пялился? – спрашивает чуть тише.
– Нет, конечно! – вскрикиваю я, краснея.
– Конечно, да! – восклицает Хасан, и мы переглядываемся друг с другом: я раздражённо, он насмешливо. Довольно непривычно видеть это выражение на его невинной мордашке. Небось, перенял это у Линн. – Я что, один тут замечал напряжение между вами?
Кажется, Линн покраснела даже сильнее меня.
– Напряжение? – повторяет неуверенно.
– Ну, вы постоянно ссоритесь, а как говорится, милые бранятся…
Я тихонько ворчу себе под нос. Надо было вмешаться, когда была такая возможность, потому что мелкий становится слишком наглым.
Линн внимательно смотрит на Хасана, а затем бросает быстрый взгляд на меня.
– Мы ссоримся, потому что он невыносим, – произносит, поджав губы, и сосредотачивается на дороге.
– Кто бы говорил, – недовольно бормочу я. Она мне, конечно, нравится, но я не могу молча терпеть, пока меня критикуют.
– И потому что он тебе нравится, – отмечает волшебник.
На горящем лице Линн уже можно жарить яичницу.
– Единственный, кто здесь к кому-то что-то испытывает, это ты, – переводит стрелки она. Слишком резкая, топорная смена темы, но Хасана легко переключить. – Ты точно не хочешь вернуться в Башню и предложить Дели поехать с нами?
– Мы же уже об этом говорили, – жалуется он. – Она здесь ни при чём и вообще не может… пропускать занятия, – он немного зажимается. Подозреваю, что ему больно расставаться с первой любовью. – Мне кажется, мы… вообще из разных миров.
– Какая глупость. Когда это кого-то останавливало? – говорю, не подумав.
Меня это не остановило, хотя мы с Линн очень разные. У неё её тёмное прошлое, с её страхами и сомнениями. У меня – детство во дворце в окружении роскоши. Вот уж точно разные миры. Но всё-таки мы оказались тут вместе.
– А разве это не причина? – её голос вырывает меня из размышлений о нас. – Два разных мира могут соприкоснуться на мгновение, но не существовать вместе.
– Два разных мира могут создать третий, совершенно новый.
Наши взгляды снова встречаются, и я как бы бросаю ей вызов: возразит ли она? Решится ли разрушить мои идеалы? Ей хватит одного лишь слова.
Давай же, Линн, разбей мне сердце.
– Это не…
Окончание её ответа тонет в крике, от которого у меня стынет в жилах кровь. Этот крик разрывает барабанные перепонки, от него раскалывается голова. Мне приходится крепче схватиться за поводья, чтобы не упасть. Останавливаю своего коня. Оглядываюсь по сторонам – крик был громким, значит его источник должен быть поблизости, но никого не видно. Невидимая рука сдавливает сердце. Никогда ещё я не слышал, чтобы кто-то так страдал, это была агония умирающего зверя. Столько боли… Нечто невообразимо ужасное произошло с тем, кто так орал, разрывая глотку.
Линн и Хасан зовут меня, но я уже скачу прочь от них, к дереву, под которым шевелится чья-то тень. Я не задерживаюсь, чтобы дать объяснения, потому что и так всё понятно. Но по пути я задаюсь вопросом, не опоздал ли я. Может, это был предсмертный вопль.
Как бы то ни было, я обнажаю меч, сворачивая с дороги. Останавливаю коня – возможно, чересчур резко, – и спрыгиваю.
Дерево на самом деле больше, чем мне показалось изначально, с размашистыми ветвями, тянущимися к небу. Под ним не скроешься от палящего солнца. Весь его ствол почернел. Похоже, оно уже давно мертво. Среди его корней, торчащих из-под земли, на коленях стоит женщина в чёрных лохмотьях, которые, кажется, когда-то были платьем. Босые ступни выглядывают из-под остатков подола юбки. Я не могу разглядеть её лица, скрытого тёмной вуалью. У неё словно… траур. Белой рукой она крепко прижимает к груди букет увядших цветов. Несколько лепестков опали на её колени – золотисто-коричневые, как осеннее воспоминание.
Женщина здесь одна, насколько я вижу, и на её одежде нет следов крови. Она кричала от боли, потому что потеряла кого-то близкого? Нет, никакая скорбь не может звучать так: это было похоже на массовую пытку. Я всё ещё слышу, как тяжело она дышит и стонет, словно её что-то физически разрывает изнутри. Она слегка раскачивается, как ветки на ветру.
Подхожу на шаг ближе.
– Вы в порядке? – тихо спрашиваю я. Она не шевелится, будто вовсе меня не слышала. Возможно, так и есть. – Я могу вам чем-то помочь?
Ещё шаг. Я уже так близко, что мне достаточно наклониться, чтобы прикоснуться к ней.
– Вы меня слышите?
Протягиваю руку, но останавливаю себя, когда замечаю, что она шевелится. Дрожит, кажется, и начинает поднимать голову. Букет падает на её колени и скатывается по юбке на землю. Её пальцы тянутся к вуали и медленно открывают лицо.
В следующее мгновение я падаю на землю, из лёгких вышибает воздух. Видимо, я споткнулся, невольно отшагнув назад. Она поднимается и смотрит на меня глазами без радужек и зрачков. Лицо белое как мел, тонкая кожа обтягивает кости. Я не дышу. Плоть отслоилась с правой стороны лица, обнажив скулу и часть челюсти. Волосы, такие же чёрные, как у меня, в столь же плачевном состоянии, что и платье. Я замечаю проплешины и неровные пряди, свисающие с её головы.
Что это такое? Что здесь происходит?
Она раскрывает потрескавшиеся губы, словно в своём безумии искусала их в кровь.
И начинает кричать.
Возможно, я тоже ору, когда этот визг оглушает меня. Когда мне становится физически больно, будто это нечто более плотное, чем просто звук. Закрываю уши ладонями, но она не останавливается.
Она всё кричит и кричит, пока я пытаюсь сжаться, отползти, исчезнуть.
Она всё кричит, пока я зажмуриваюсь так сильно, что перед глазами появляются белые пятна.
Она всё кричит, и я кричу в ответ, умоляя, чтобы эта пытка прекратилась. Словно тысячи игл вонзились в голову, я чувствую давление в ушах, в лёгких, эта боль распространяется по всему телу, от эха вибрируют все кости, мышцы, всё во мне.
Замолчи!
Замолчи!
ЗАМОЛЧИ!!!
* * *
– Артмаэль!
Тишина наступила так резко, что мне показалось, будто я просто отключился. Но это не так. Линн наклоняется надо мной, на её лице написаны беспокойство и страх. Всё успокоилось. В ушах, правда, всё ещё стоит звон, и голова кружится, но я уже могу дышать. Боль прошла, оставив лишь слабость и растерянность.
Линн помогает мне приподняться и обнимает обеими руками. Несмотря на жару, у меня ледяная кожа. Я собираю остатки сил, чтобы поднять руки и обнять её в ответ.
Закрываю глаза и ищу успокоения в её объятьях. У меня мокрые щёки, но я не помню, в какой момент начал плакать.
– Что… что это только что было?
Она отвечает не сразу. Прищуриваюсь и вижу неподалёку Хасана, пытающегося справиться с лошадьми, которые заметно разнервничались. Он бросает в нашу сторону такой же обеспокоенный взгляд, каким сейчас смотрит на меня Линн, но отводит глаза так быстро, что меня охватывает дурное предчувствие.
– Этот крик… – бормочу я, и каждое слово царапает горло. – Н-не понимаю… Тут была женщина, но на самом деле это не женщина…
Я дрожу. Тепла её тела недостаточно, чтобы согреть меня. Видимо, подумав о том же, она накидывает на меня мой плащ и закутывает. Я замечаю, как она что-то шепчет одними губами волшебнику. Слышу, что тот отходит подальше.
– Здесь никого не было, Артмаэль… – мягко произносит она, проводя рукой по моим волосам. – Мы ничего не слышали… Ты просто внезапно куда-то сорвался, а мы бросились вдогонку. Но…
Окончание фразы повисает в воздухе. Моё сердце сжимается от страха.
– Нет-нет, – возражаю я. – Вы должны были её слышать. Оба раза. Вы должны были её видеть. Она только что была здесь!..
Только что. Но уже нет. От женщины в чёрном платье не осталось ни следа, и теперь мне самому всё это кажется каким-то бредом. Птица садится на сухую ветку, но тут же улетает.
Что такого ужасного могло произойти в столь спокойном месте?
Линн прослеживает мой взгляд. Кажется, она дрожит. Она не пытается со мной спорить. Не пытается рассуждать логически. Не задаёт неудобных вопросов. Не выставляет меня дураком. Она просто поднимает руки и большими пальцами вытирает мои щёки от слёз.
– Нам лучше вернуться обратно к дороге.
С её помощью, всё ещё немного шатаясь, я поднимаюсь на ноги. Пытаюсь держаться ровно, но не получается, и она поддерживает меня.
– Ты, наверное, думаешь, что я сошёл с ума, – вздыхаю я.
Линн слегка улыбается.
– От любви, – тихо произносит в ответ. – Но мы оба это уже знаем.
Пытаюсь улыбнуться.
Пытаюсь забыть.
Поэтому ничего не говорю про букет высохших цветов, оставшийся лежать среди корней.
ЛИНН
Скоро уже будет месяц, с тех пор как мы отправились в это неожиданное путешествие. Последние пять дней мы стали делать меньше остановок, потому что мы и так уже сильно затянули, а ведь сестре Хасана нужно лекарство, о котором мы так ничего и не знаем. Когда мы спросили его, не ускориться ли нам, не опоздаем ли мы, он ответил, что всё в порядке, сестра выдержит. Он не считает, что ей могло стать хуже за это время.
И хотя мне не хочется это признавать, но я начинаю подозревать, что он нам что-то недоговаривает. Например, он ни разу не упоминал, чем именно она болеет, какие симптомы, и вообще, когда бы разговор ни заходил о его сестре, он старается менять тему. Мы предполагали, что мальчик просто очень сдержанный, даже немного замкнутый, и просто хочет верить в лучшее и меньше думать о плохом и о том, над чем он не властен, а потому и не давили на него.
Как бы то ни было, мы покидаем Сиенну и пересекаем её границу с Идиллом. В королевстве, которое многие называют царством магии, все краски ярче: леса зеленее и цветы пестрее. На каждом шагу природа в своём первозданном виде, хотя меня это не удивляет. Во всех книжках, что я читала об Идилле, королевство описывалось как место силы и расового разнообразия – кого только ни встретишь в местных деревушках: феи, гномы, эльфы и многие другие существа, порождённые Стихиями, живут в гармонии с людьми. И хотя все страны Маравильи открыты к межкультурным контактам, а конфликтов на почве расизма почти нигде не бывает, Идилл кажется единственным уголком на всём континенте, где это смешение так очевидно. В Сильфосе подавляющее большинство населения – люди, самые обычные и заурядные, без особых талантов и выдающихся способностей, не считая ума и любви к деньгам, и мало представителей других рас проживают там. Гномы, в свою очередь, стараются расселяться подальше от столицы и работать на золотых и серебряных рудниках внутри страны.
В общем, я всегда представляла Идилл страной справедливости, как если бы магия, стоящая во главе угла, уравнивала всех существ, живущих под её властью.
Но убедиться, правда ли это или сильное преувеличение вроде тех историй, что я распространяю об Артмаэле, у нас пока не получилось, потому что вокруг были одни только кусты и деревья. Наш план состоял в том, чтобы найти какое-нибудь поселение, где можно будет остановиться на ночь, а на следующий день доехать до Башни, до которой осталось совсем немного. Но вот уже темнеет – боюсь, после захода солнца мы ничего не найдём: впереди видно один только лес. Лес, который, по словам Хасана, известен как Лес Младенцев и якобы живёт своей жизнью. Мы с Артмаэлем напрягаемся на этих словах, памятуя Мерлонский лес, который уж точно обладал своим разумом, но Хасан только смеётся в ответ и уверяет, что это просто фигура речи. Однако с этим местом тоже связано немало легенд: родители, которые не могут позаботиться о своих детях или просто не хотят, частенько бросают их здесь, веря, что лес заберёт малышей и вырастит их.
Такой бред. Лес не может позаботиться о брошенных младенцах. Уже представляю, как размашистые ветви баюкают детей, укладывают спать под свои корни, защищая от ночного холода, и кормят ягодами с кустов. Как будто ребёнок сможет выжить в таких условиях. Нет, эти родители, если такие действительно есть, просто дураки, не желающие брать на себя ответственность после того, как привнесли в этот мир новую жизнь. Кому вообще могло прийти в голову, что бросить беззащитное дитя в таком лесу – это отличная идея?
– Не переживай, Хасан, – говорю ему, усаживаясь у костра, когда он заканчивает пересказывать истории о детях, обряжающихся в шкуры животных, чтобы лес считал их своей частью. – Мы тебя здесь не бросим.
Артмаэль зевает, прислонившись к стволу дерева чуть поодаль.
– Мы же добрые: оставим под дверью какого-нибудь достойного дворянина, который сможет тебя усыновить.
– Какая забота… – иронизирует мальчик.
– А вот тебя, принц, можно было бы и оставить здесь. Тебе даже не придётся маскироваться под животное: ты же камень. Одним больше, одним меньше – лес не заметит разницы.
Хасан хохочет, а принц скрещивает руки на груди, прожигая меня взглядом.
– Я покажу тебе, что у меня каменное.
– Фу, что ты такое говоришь, – прикидываюсь возмущённой, задирая нос.
– Пора спать! – объявляет волшебник, пока его детские ушки не услышали ещё какой вульгарщины.
Мы с Артмаэлем не можем не посмеяться над его реакцией, но соглашаемся, что он прав и уже пора ложиться спать. Я желаю Хасану спокойной ночи, проводя рукой по его волосам, и оставляю его устраиваться внутри небольшого круга света, создаваемого нашим костром. Когда же поворачиваюсь к принцу, он уже поднимает руку, сжимающую плащ, показывая тем самым, что места под ним хватит нам обоим.
Улыбаюсь.
Подхожу к нему на четвереньках, и он целует меня, накрывая нас обоих плащом. Это один из моих любимых поцелуев – медленный и нежный, от которого бегут мурашки по коже. Такое бывает только с Артмаэлем.
– Сладких снов, Линн, – шепчет он прямо мне в губы, устраиваясь поудобнее.
Я тоже занимаю удобное положение, но не могу сомкнуть глаз. Мне хочется ещё немного посмотреть на него в свете потрескивающего неподалёку костра. С той нашей первой совместной ночи мы уже несколько дней живём в таком режиме: обмениваемся поцелуями, пока Хасан не видит, засыпаем в объятьях друг друга, а днём спорим по любому поводу, но затем смеёмся над шутками друг друга. И от этого мне так… тепло. Давно уже мне не было так тепло и уютно с кем-то.
И приятнее всего осознавать, что у него ко мне никаких требований. Между нами мало что изменилось: только стало чуть больше физического контакта – поцелуи, ласковые прикосновения. И это хорошо. Мне нравится, как он на меня смотрит, как находит мои губы в неожиданный момент, как держит меня по утрам, даря необыкновенное чувство защищённости. Когда он рядом, даже мои собственные мысли больше не причиняют мне боли. Все сомнения и страхи исчезают с каждым прикосновением, словно он мягко наносит целебный бальзам на все мои шрамы. Я наслаждаюсь каждым мгновением, но мысль, что когда-нибудь это закончится, беспокоит меня, как бы я ни подавляла, ни топтала, ни гнала её от себя. От нас.
Но даже если нам придётся расстаться завтра же, у меня не хватит силы воли, чтобы прекратить всё это – что бы между нами ни было. Этому не обязательно давать название. Я решила, что лучше наслаждаться тем, что есть у нас сейчас, даже если потом будет хуже. Не знаю, сколько боли мы причиним друг другу, играя в эту игру, но мне хочется верить, что оно того стоит.
Кажется, в конце концов я тоже способна любить.
Принц открывает глаза и смотрит на меня. Заметив мой взгляд на себе, он поднимает брови и улыбается.
Проводит пальцами по моей щеке.
– Этим ты занимаешься по ночам? Не сводишь с меня глаз, пока я сплю? Если тебе не спится, я могу придумать занятие поинтереснее, чтобы скоротать время…
Чувствую, как его вторая рука скользит по моей спине, но не поддерживаю шутливый разговор.
– Спасибо.
Артмаэль растерянно моргает. Осматривается вокруг, словно подозревая, что я обращаюсь к кому-то другому, и снова смотрит на меня.
– За что? Разве я что-то сделал?
Больше, чем ты можешь себе представить.
– Спасибо за всё это. Знаю, мы об этом не говорили, но… – слегка краснею, – ты делаешь меня счастливой, – честно говоря, не помню, когда последний раз была так счастлива. – Я даже мечтать о таком не смела, Артмаэль. Подумать не могла, что что-то такое может со мной произойти. И за это… спасибо тебе. Спасибо, что любишь меня.
Мои внезапные откровения застают его врасплох. Он открывает рот и тут же его закрывает, решив промолчать и лишь обнять меня крепче, спрятав лицо в моих волосах и оставив лёгкий поцелуй на шее.
– С тобой может произойти всё, что захочешь, Линн… – шепчет он мне на ухо. Когда это говорит он, в это легко поверить. – Никогда… не соглашайся на меньшее.
И хотя я понимаю, что не обязана нарушать этот хрупкий момент спокойствия, всё же не могу не спросить:
– Как же мне тогда смириться с тем, что мне придётся тебя отпустить, когда ты должен будешь занять трон?
Он тяжело сглатывает. Я уже начинаю жалеть, что затронула эту тему. Мне интересно, не оставил ли он мысли о короне. За последние дни он почти ни разу не вспоминал о ней.
– Ну… Ты и не обязана, Линн, – я смотрю на него, накручивая его пряди на указательный палец. – Тебя тоже ждёт большое будущее, – знаю, и мне кажется ужасно жестоким тот факт, что для достижения наших целей нам нужно пойти разными дорогами. Мы пока ещё только на полпути, но дальше нам предстоит разойтись в противоположные стороны. – Послушай, Линн… Я уже думал об этом. Сильфос… это отличная страна для торговли. Твой отец же развил своё дело именно там, верно? В королевстве много золота и серебра… Это прекрасное место для жизни и работы… С замечательными портами, откуда можно путешествовать в дальние страны и возвращаться…
Прищуриваюсь, понимая, к чему он клонит. Он просит меня вернуться в Сильфос вместе с ним. Чтобы я осталась в стране, которой он будет править. Звучит хорошо – в теории, но на практике не всё так просто. В Сильфосе знают про моё тёмное прошлое, от которого я бы хотела сбежать и как можно дальше. В Сильфосе у женщин нет права голоса, несмотря на все грандиозные планы Артмаэля.
– В Сильфосе меня никогда не будут воспринимать всерьёз. Ты это знаешь. Если бы женщине было так легко устроить там свою жизнь… ты же понимаешь, что со мной бы никогда не случилось того, что случилось? И мы ведь даже не знаем, что там в итоге с Кенаном… – я стала реже слышать его голос в своей голове, но это не значит, что я забыла его или тех наёмников, которых он отправил за мной. Он могущественный человек. Очень влиятельный. Я не хочу встретиться с ним вновь. – Даже из темницы, если твой отец действительно его арестовал, Кенан способен расправиться со мной. Он послал своих людей за нами в другую страну. Только представь, на что он способен на своей территории.
На лице принца мелькнула тень презрения.
– Ты же не думаешь, что он долго протянет, когда я лично возьмусь за это дело?
– Я думаю, что ты не перейдёшь границы разумного, если хочешь считаться благородным принцем.
– Вообще-то, Линн, благородство тут не при чём. Короли вершат правосудие. Никто меня не осудит, если я сделаю это, будучи принцем.
– Правосудие не даёт право на убийство по прихоти. Или ты готов казнить всех плохих людей в королевстве? Отправить всех на плаху – и дело с концом?
Понимая, что я права, он недовольно щёлкает языком.
– Согласен. Тогда я просто изгоню его из страны. Это достаточно справедливо?
Не могу отрицать, что меня бы устроил такой исход: лишить его имущества и запретить возвращаться. Чтобы он больше не мог мучить других девушек вроде меня. Но наша проблема простирается намного дальше, избавлением от одного мерзавца она не решится.
– Даже если ты это сделаешь, и Кенан навсегда исчезнет из нашей жизни, у меня всё равно нет будущего в Сильфосе. Ты же это понимаешь, да?
Он это знает, но не хочет признавать. Мне знакома эта его манера отводить взгляд и крепче сжимать меня в объятьях. Он снова прячет лицо в моих волосах, утыкаясь в шею и лаская мою кожу своим дыханием. Я вздрагиваю.
– Нам лучше поспать, – бормочет он в попытке разрядить обстановку.
Я ничего не отвечаю. Мы просто молча лежим, прижавшись друг к другу. Можно продолжать надеяться, что если мы продолжим в том же духе, третий мир каким-то образом появится сам собой.
После разговора я никак не могу заснуть. Артмаэль тоже много думал о нашем неизбежном расставании. Он, как и я, пытался найти решение, вот только у меня не было ни одного варианта. Возможно, решения не существует вовсе, и для нас есть только один вариант: разойтись по разным концам Маравильи. А то и всего мира.
Не знаю, сколько минут или часов проходит, когда я внезапно слышу чей-то плач.
Поначалу мне кажется, что это просто плод моего воображения. Но затем, когда я убеждаюсь, что звук реален, я приподнимаюсь осторожно, стараясь не разбудить принца. Может быть, Хасану снится кошмар? Но волшебник спит спокойно, наслаждаясь каким-то приятным сном.
– Линн?
Сонный голос Артмаэля отвлекает меня, но детский плач не прекращается, вынуждая меня подскочить на ноги. До меня доносится крик маленькой девочки. Сначала я не разбираю слов, но вскоре понимаю, что она зовёт маму.
Срываюсь с места и бегу в лес прежде, чем принц успевает спросить меня о чём-либо. Они что, серьёзно бросают детей в этом лесу? Неужели родители реально могут быть настолько глупы или настолько эгоистичны? Ночью здесь с ней может случиться что угодно. Ей нужна помощь.
Она напугана, потеряна. Совсем одна.
Я должна её найти.
Чем глубже в лес, тем отчётливее слышится плач. Я бегу на звук. Девочка зовёт маму душераздирающим криком, икая и всхлипывая. Кажется, она совсем ещё маленькая. И ей очень страшно. Меня охватывает тревога за неё.
– Где ты? – кричу я.
Малышка плачет с новой силой. Зовёт ещё громче. Возможно, она приняла меня за свою маму. Неважно. Пока я слышу её голос, я могу на него ориентироваться. Только так можно её найти.
Не знаю почему, но мне вспоминается тот день, когда я потеряла свою мать. Этот сорванный голос, эти отчаянные крики напоминают мне о том, как она умерла. Я была слишком маленькой и первые несколько дней не понимала, что её больше нет, а потому постоянно звала её и раз за разом спрашивала папу, почему она не приходит рассказать мне сказку перед сном. Пока однажды не осознала, что она никогда больше не придёт.
И тогда я заплакала ещё сильнее.
Как только я выхожу на поляну, плач внезапно смолкает. Здесь меня встречает небольшое озерце со сверкающей водой, в котором словно бы купаются сами звёзды. На самом краю сидит спиной ко мне маленькая девочка в красивом платьице, волосы которой заплетены в замысловатую косу. Не похоже, чтобы она была из бедной семьи. Зачем обеспеченным родителям бросать её здесь? Наверное, она просто потерялась.
Я медленно подхожу к ней. Не хочу напугать её, хотя она плачет уже не так отчаянно, как буквально минуту назад, а гораздо тише.
– Эй?
Мягко кладу руку ей на плечо.
Она поворачивается ко мне.
Застываю на месте.
Это же… я.
Девочка – точная копия меня в её возрасте – мгновенно поднимается и отчаянно обхватывает руками мои ноги. Я не могу пошевелиться. Этого не может быть. Это всё неправда.
Я, должно быть, сплю. Надо проснуться.
Но она снова бросается в слёзы, прижимаясь к моим ногам.
– Моя мама умерла… Умерла… Мама умерла…
У меня с лица сходят все краски.
Меня будто ослепляет вспышкой, я теряю связь с реальностью, в голове крутятся непрошенные образы. Образы, которые я не ожидала увидеть с такой ясностью.
Моя мама. Она была женщиной простой, весёлой, всегда улыбающейся. Папа её обожает. То есть, обожал. Нет, обожает – он сейчас здесь, обнимает меня и целует в щёку. Я словно бы проживаю всё это заново, хотя это происходит только в моей голове, но я не вижу ничего, кроме этих воспоминаний. Она рассказывает мне сказку. Говорит, что любит меня. Целует папу, который нежно её обнимает. Мы провожаем его в одно из его путешествий.
Как вдруг мама падает. Я не понимаю, что произошло. Кричу. Она вся в поту. Бледная. Я не прекращаю кричать, но она мне не отвечает. Прибегает папа, хватает её на руки. Говорит мне, чтобы я вернулась в свою комнату. Я слушаюсь.
Больше я её не видела. Папа плакал. Я плакала. Всё спрашивала, где она, где она. Мамочка, где ты? Куда ты пропала? Возвращайся, расскажи мне сказку. Папа по тебе очень скучает. Это папа всегда уезжал в дальние страны, а не ты. Ты оставалась дома. Ты заботилась обо мне. А теперь тебя нет, а папа постоянно плачет. Почему? Папа говорит, что ты не вернёшься, но я же знаю, что это неправда.
Вот только это правда.
Ты не вернёшься.
Никогда не вернёшься.
Встряхиваюсь, возвращаясь в реальность. Лес. Поляна. Озеро.
Девочка передо мной.
Распахиваю глаза. Девочка подросла. Я отступаю назад, но она крепко держит меня за руку. Платье на ней изменилось, и сама её фигура тоже. Я узнаю её. Волосы стали намного длиннее, теперь они заплетены в две косы. Она бледная и смотрит на меня глазами-блюдцами.
