Текст книги "Венец из окровавленных костей (СИ)"

Автор книги: Сэд Сторибрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Всадники ровной дугой двинулись за ними, оставляя его и Дунланга наедине. Ненадолго. Воган, не слезая с коня кинулся обниматься, все привело к тому, что они оба чуть не рухнули наземь. Вейл был гораздо сдержанней, и встретил брата одной лишь фразой:

– За такой кусок дерьма даже денег не попросили.

Хаг рассмеялся, он и сам нечто подобное придумал в своей голове.

Дядя же обнял до боли в ребрах.

– Прости – тихо сказал он.

Хаг чувствовал, как сильно билось дядино сердце, как тряслись его руки.

Дунланга окружили его сыновья и прочая родня, вооруженная до зубов. На что он только заворчал и обсыпал всех проклятиями. Кажется, он окончательно приходил в себя. К вечеру северяне расположились в одном из полузаброшенных селений. Дунланг весь вечер просидел уединенно. Единственного кого он к себе подпускал – это сына. Больше он ни с кем не желал встречаться и разговаривать.

А Железнобокий тем временем, поведал Хагу историю своего похода:

– Они нас обманули. Не знаю как, но на востоке мы встретили лишь малую горстку и сотни не наберется. Всадники, быстрые и незаметные, как призраки, они пожгли селения, вырезали несколько отрядов танов. Может поэтому, все и решили, что это основные силы горцев. Но на самом деле, люди тана упились в одном из крепостей и те их просто подожгли, а потом как кроликов на охоте поперестреляли. – Дядя сплюнул, перекосив лицо в презренной гримасе. – мы даже с ними толком и не подрались. Они нас по всей округе за собой водили, а мы как полнейшие простаки за ними бегали. Время тянули, теперь понятно для чего. Дунланг им нужен был?

– Для чего? Почему он?

– Вороний друид объявил о том, что престолу нужна кровь тана, такого, который железо и горы разрубить способен. А кто это, если не Дунланг, да и у Йемена личные счеты.

– Жертвоприношение?

– Да, пророчество сказительницы Скади быстро все края севера облетела, вот они и готовятся к войне, по своему.

– А мы?

– Мы пока победили.

– Но она сказала, что война с Рейном..

– Тише. Не будет ее. Буду об этом молиться.

«Все решили помолится».

– Йемен сказал, что видел отца пару зим назад, до мора.

– Вот как? – Хорн уперся немигающим взглядом в костер. – Значит он жив.

Тан сжал кулаки, даже в темноте, сквозь костер, Хаг смог уловить как побледнели костяшки.

– Я… – Хаг не мог проронить ни слова.

– Ты должен его найти – закончил он за Хагом фразу. – Понимаю, осенью или весной, как захочешь, уйдешь.

– Весной.

– Не тяни с уходом. – Дядя замолчал.

К обеду северяне подошли к тому холму, где и произошел бой. Дунгланг, не без труда, спустился наземь и приложил ладонь к земле. Он отказался от помощи, которую ему намеревались предложить все, кроме его сына.

– Остановимся здесь. – Голос у потомка Дунланга был тяжелее некуда.

– Зачем?

– Приказ отца.

Для Дунланга сделали шатер, в котором он несколько часов сидел в одиночестве. К вечеру к самопроизвольному лагерю подъехали остатки семьи железноногого и его намерения стали понятны всем.

– Проклятье, он же почти выздоровел. – Не унимался Хаг. – Он же выживет?

– Но не сможет держать меч – вставил Воган. – А для него это жизнь. Он и так страдает от своего поражения и что его спасли черные щиты. Еще больше он страдает от того, что его выкупали.

– Бред, он же, он все равно остается одним из сильнейших воинов.

– Ему лучше виднее – вставил Хорн. – Это Дунланг железная стопа – дядя поднялся. – Он не позволит себе жить поверженным калекой.

Хаг умолк, в груди жгла ярость. Ему хотелось ворваться в шатер тана и одарить его таким подзатыльником, каким даже его отец и дядя не воспитывал: «глупость, глупость, он всего лишь трус, как и мой отец».

Так бы он и ругался на железного тана про себя, если бы он не вызвал его к себе. Внутри шатра Дунланг сидел почти не подвижно, под его ногами лежало несколько клинков и топоров. На него одели чистую рубаху. Жена Дунланга, вся залитая слезами сидела по праву руку. А умолкнувший, казалось на веки, сын, по левую.

– Мой меч, к сожалению, не отбили. – Встретил он Хага вздохом.

– Зачем? – Хаг не присел, не приклонился. – Мы же вырвались! Мы вырвались! Мы живы!

– Нас выкупили, нас победили, нас унизили. Мы должны были погибнуть с братьями там, на горе. – Голос Дунланга перестал быть басом или рыком. Это был ровный размеренный. Выверенный голос самого спокойного человека в мире. – Меня лишили моей руки. Меня опозорили.

– Ты все равно остаешься сильнейшим человеком, которых я знал.

– И пускай останусь – тан улыбнулся.

– Но…зачем?

– Так умирают таны…сами, без страха. Они сами выбирают смерть, а не ждут, пока болезнь или дряхлые кости уведут их в могилу.

Должно быть Хаг выглядел очень устрашающе, но у тана это вызвало лишь снисходительную ухмылку.

– Я позвал тебя не для того, чтобы выслушивать твое нытье и сочувствие ко мне.

Хаг осекся.

– А чтобы поблагодарить и представить своей семье того, без кого я бы сдох пот копытами горских всадников. Взгляните друг на друга и запомните. – Тан потянул с себе своего первенца. – Илберк, поклянись…поклянись моей честью и моей памятью, что никогда не пойдешь с мечом ни на него, – он указал рукой на Хага, – ни на его род. А ты пообещай мне это моего наследнику. Твой дядя пообещал мне тоже самое. Пожмите руки.

Хаг посмотрел Илберку в глаза, казалось, у них одна боль на твоих.

– Нуа теперь дайте я отобедаю с человеком, который еще не устал от моих великолепных боевых историй. – В шатре остался только Хаг.

Так он и проговорил с таном до самой ночи. Пока на улице слышался гул и стук молотков. Выйдя из шатра, он и не узнал их лагерь. Людей увеличилось минимум в трое, а на вершине холма водрузили гору из бревен и веток – костер для тана.

После разговора и выпитого, ему стало легче, но все еще проклинал про себя тупую решимость Дунланга, но кажется понял его. Хозяин битвы не может лишиться возможности сражаться, а уж тем более, быть проданным и купленным. Хагу это было понятно, но раздумывая о том, смог бы он так, он пришел к выводу что нет: слишком труслив, слишком увертлив, чтобы идти на встречу смерти.

Все мужчины в лагере были вооружены и затянуты в доспехи, у кого они были. Хорн тоже нарядился.

– Пора и тебе приготовится. – Воган вручил Хагу щит и топор. – Скоро отправим Дунланга к богам.

Обстановка, к слову не предрасполагала к печальной тризне. Алые щитоносцы привезли откуда то бочонки с элем и уже даже откупорили их. Пили все, даже те, кто стоял у собранного костра.

– Приказ моего отца – старший сын Дунланга протянул Хагу чарку, – когда он взойдет, все должны быть пьяны.

– Да я уже – пробубнил Хаг, но взял чарку.

– Спасибо.

– За что? Я привел твоего отца к смерти.

– Нет, благодаря тебе он умрет таном, а не жертвенным быком горцем.

– Если бы я был порасторопней, если бы я увидел раньше того ублюдка…

– Такова воля богов – оборвал его сын Илберк. – Первые из храбрейших падают от рук последних трусов. Ты знал, что внутри его яд.

– Да, врач Гильмериха подобное говорил.

– Отец борется с ним, но друид сказал, что бес толку. Яд – даже у шлюх больше чести. – Он сплюнул.

– Друид? Здесь друид?

Он указал на бритого человека в сером плаще, стоявшего у дров.

– Отец его знает, именно он свел нас с разведчиками Гильмериха. Говорят, он их и надоумил напасть на горцев.

– Вот как?

– С ним еще двое Девчонка из Даннан и паренек, рейновец, кажется.

– Странная троица. Откуда они?

Сын Дунланга пожал плечами и отправился к шатру.

Кровь вновь накрыла холм, как и вдень клина, и тогда Дунланг вышел из палаты. Он, ведомый за руки своими сыновьями, взошел на дрова, обвел всех взглядом. Хаг чувствовал как его рука, что держит щит, дрожит. Он достаточно выпил, пытаясь, уняв дрожь, и теперь не совсем соображал – страх или выпитое повелевало им.

– На этом земле я принял последний бой, с той землей под ногами я и явлюсь в залы Лунга!

Начался ритуал. Вокруг дров собрали сломанные щиты. Сыновья с ножами встали по обе руки от тана. И под барабанный бой щитов, завернули рукава его рубахи. Даже снизу Хаг видел все до мельчайшей точности, или ему так казалось – он видел как лезвия ножей оставляли длинную алую тропу вдоль руки тана, как гусатя кровь капала ему под ноги, и как ан лице его не вздернулся ни одна мышца.

Он сел на последний свой трон, по правую руку водрузили меч, под левую топор, алый щит под ноги. Люди застучали по щитам яростнее, послышался первый вой. И жена Дунланга зажгла костер. Хаг не знал, от чего точно умер тан: от кровопотери, слабости или дыма, но когда пламя подобралось к его ногам, он не издал ни единого звука.

Толпа вскинула оружия вверх и в едином порыве зарычала. Провожая душу последнего тана в чертоги Лунга. Хаг чуть не потерял сознание.

А потом, а по ом все пили и просили Лунга дать Дунлангу лучший сад, и желательно наполненный рейнцами, чтобы он мог развлекаться, рубя им головы.

А наутро люди Хорна простились с людьми Дунланга и наконец отправились домой. На марше Хаг обнаружил пополнение отряда дяди: та самая троица шла вместе с ними. Отчетливо он смог разглядеть только друида, его бритую голову и клинок с великолепной рукояткой, с изображением большого ящеровидного чудовища с алыми глазами и навершием, напоминающим лепесток клевера.

«Клинок, краше которого я еще не видывал».

А по возвращению в предел, их ждало две неспокойные новости:

Первая – Король Йоррен II мертв.

Второе – слово Всеотца, покровителя Рейна пересекло север, вместе с алыми всадниками.

– Из огня да в полымя. – Прокомментировал возвращение Хорн, тяжело вздохнув.

Эпилог

Эпилог.

Лабрайд Эксмурт отложил очередное законченное послание короне, убрал перо, пролив на пальцы пару капель чернил, осторожно свернул документ, разогрел воск, закрепил бумагу печатью. Покончив с процедурой, он кинул усталый взгляд на подготовленное письмо: еще один отчет, который, вероятно даже не прочтется, затерявшись в бумажных складах лорда-канцлера.

«Благородное дело, достойное рыцаря короны». – Еще раз повторил он про себя.

В нос ударил трупный запах. Лабрайд поднес к лицу испачканную руку: запах исходил от нее. Недавний поход в келью ученого монаха медика не спешил убирать свои следы. Как только он убрал ладонь от лица, раздался стук и в дверной проем прошел слуга Всеотца Беннет.

– Я закончил осмотр. – Подойдя к столу, монах положил на стол кипу исписанных страниц. Его взгляд вопрошающе уперся на бутыль вина.

– Да, пожалуйста. – Ответил на молчаливую просьбу Лабрайд.

– Хорошее, – после длительного глотка и удовлетворенного выдоха, прокомментировал монах, и присел на кресло напротив командира форта.

– Как ваши научные изыскания? – Лабрайд принялся перекладывать отчет Беннета для отправки.

– Все так же. Я все еще настаиваю на том, что этот «мор» дело рук изощренного ума.

– Не проделки тьмы? – Лабрайд отложил в сторону бумаги, отпил вина из застоявшейся кружки.

– Темного ума – поправил себя Беннет, сделав очередной глоток. – У этого бедолаги усилился кровоток, а сама кровь поменяла цвет, как и у остальных. Потемнели легкие…вы, в прочем, и сами видели.

– А глаза?

– Зрачки пропали, странный эффект, думаю, это связано как-то с отмиранием части мозга. Впрочем, я не сталкивался с таким, хотя…знаете об иллирийском «цветке пустыни»?

– К сожалению, да.

– Я изучал воздействие этого наркотика на столичных моряках, ну, еще до ссылки сюда, и, конечно же, без благословения храма…

– Как в общем, ваша работа и здесь. Что с вами будет, если ваши отчеты попадутся новому первосвященнику? Вас отлучат?

– Вполне вероятно. Видите ли, дорогой Лабрайд, раньше, когда мою голову покрывали густые рыжие волосы, а спина не так опускалась к земле, в общем, еще до того, как я надел рясу, я служил помощником умнейшего из слуг Всеотца – Алана Эйсовского.

– Святого подземелий? Не знал об этой стороне вашей биографии.

– Да, церковь долго сражалась за то, чтобы отменить титул святого, – Беннет улыбнулся. – Но, заслуги в медицине, и любовь низших столичный слоев, и, конечно же, мудрость короля, позволили почившему взобраться до ног Всеотца. – Монах сделал глоток, постучал пальцами по подлокотнику кресла. – В общем и целом я проходил у него в учениках несколько лет. Еще тогда, до войны с Иллирией этот наркотик уже появился в среде моряков, просто, не получил такое распространение. Одним из побочных эффектов передозировки было полное отсутствие зрачков, либо их сильное осветление, из-за чего бедолаги становились абсолютно слепыми.

– У мора и «цветка пустыни» есть что-то общее? Надо же…

– Это весьма необоснованный вывод, – замахал рукой Беннет. – Просто указал на некоторое соответствие. Вы переписываете мой отчет? – Не смог скрыть удивления монах, наблюдая за тем, как командир форта внимательно читая принесенные им документы выписывал что-то в отдельный свиток.

– Нет, – мотнул головой Лабрайд. – Это для одного моего друга, вернее, уже родственника. Он интересуется протеканием болезни и всем, что сней связано.

– Надо же, неужели сам граф Тирион Таврус?

– Его младший сын.

– Забавно, – лицо Беннета пересекла искренняя улыбка.

– Что?

– Ну, понимаете… – монах кашлянул в кулак, запил мокроту вином. – Мне тут в прошлом месяце пришло письмо из столицы, где в рекомендательной форме попросили составлять подробные отчеты обо всех вскрытиях, а так же о возможных приичнах появления болезни. Подробно описывать влияние ее на человека, включая внцутренние органы. Как понимаете, письмо явно не из храма. Как было указано в устном послании: эти отчеты будет изучать сам принц Редманд. Вот я и подумал – забавно, что двое младших отпрысков столь важных домов интересуются этим.

– Да, в этом они, видимо схожи. Хотя, если хотите мое мнение: этим мором должно интересоваться все королевство.

– Пока он не идет за границы северных лесов всем наплевать. Думаю, многим при дворе даже выгодно.

– Но не нам. – Закончил Лабрайд, прикусывая губами кончик пера.

В дверь снова раздался стук, на этот раз громкий. Дверь распахнулась, через проем грузно зашел довольно тучный человек, с круглым небритым лицом и еле прикрываемой редкими длинными волосами лысиной.

– Ивон, вы вернулись? – Поприветствовал зашедшего Лабрайд, пытаясь проигнорировать воцарившийся во весь кабинет кислый запах: смесь вина, пота и так любимого тучным мечником, лука.

– Милорд командующий, – гремя шпорами на кавалерийских сапогах, воин медленно прошел на середину кабинета, поприветствовав сидящего монаха кивком. – Разрешите, – он указал на стоящую наполовину опустошенную бутылку вина.

– Да, конечно.

Сняв толстые перчатки, Ивон открыл бутыль и не найдя кубка вылил в себя чуть ли не треть оставшегося в ней вина. После поправил ремень с мечем, скрывающимся под выставленным вперед животом, и поставил бутылку на стол. Не торопясь с отчетом, он пододвинул третье кресло к столу и с удовлетворенным видом уселся в нем.

– Ненавижу седла. Простите милорд командующий, но четыре дня в седле для меня через чур. – После удовлетворенного, расслабляющего выдоха, начал Ивон.

– Так что там с горцами? Вы нашли их? – Лабрайд решил начать допрос.

– Да, на нашей территории их не было, они обогнули нас по самому краю.

– А соседние форты?

– Я встретился с тамошними разведчиками: видимо, северяне ими занялись. Они вышли на сгоревшее поселение: на пепелище северяне оставили кучу мертвых горцев и еще несколько отрезанных голов по кругу места бойни. Один из моих ребят, из местных который, сказал, что это подпись железноногого. Можно утверждать, что горцы ушли с нашей и их террритории.

– Хорошо.

– Еще…

– Что?

– Мы видели черных щитов.

– Проклятье, так не одно, так другое. – Лабрайд еле сдержался, чтобы не ударить кулаком об стол. – Сколько?

– Примерно пол сотни.

– Из-за горцев доставка провизии и так задержится, я уж не говорю о письмах, а тут еще и этот проклятый Гильмерих. Зачем они тут?

– Может, пришли к каменным воронам. – Предположил Ивон.

– На подмогу?

Воин лишь молча пожал плечами.

– А что там с зараженными? Встречали кого? Как оставшиеся селения? – Дождался своей очереди Беннет.

– Как всегда: напуганы и нам не доверяют, дочерей прячут… – усмехнулся воин. – В одной деревне пропало двое охотников – это все.

– А карантинные зоны? – Продолжил допрос медик.

– Какие? – Иов уперся в монаха взглядом полного недопонимания.

– Деревни, которые мы сожгли и выставляли там охрану. Запрещенные для прохода территории… – весьма настойчивым тоном пояснил Беннет.

– Ха, вспомнили, да все воины эти по домам разбежались уже.

– Вы не встречали разъезд Эммета? – Лабрайд окончательно оторвался от бумаг и налив вина, окончательно перевел все внимание на Иова.

Воин промолчал около минуты, поворачивая голову, то на монаха, то на командира:

– Эммет еще не вернулся?

– Нет, запаздывает на два дня.

– Проклятье.

– Может, встретился с черными щитами? – Предположил Лабрайд.

– Я выезжаю по их маршруту завтра утром – коням и людям нужно передохнуть. – Вставая, распорядился Ивон.

– Нет, – жестом руки осадил его командир. – Иначе в форте вообще людей не останется, подождем завтра, а потом решим.

– Но если его схватили горцы или черные…

– Значит, они уже давно ушли в горы! И мы их уже не догоним. – Оборвал возмущения Лабрайд. – Все, господа, отдыхайте.

Допив остатки вина, Лабрайд Эксмурт смог наконец-таки забыться сном. Обычно, ночью, перед тем как отправляться на покой, он проверял все дежурные посты, но сегодня ему было не до них. Сказывался весьма напряженный день: осмотр новых трупов зараженных, потеря дюжины Эммета, составление писем и прошений, ну и вино, довольно крепкое, и довольно сладкое, чтобы прикрыть свою крепость. Сколько он проспал, пока его не разбудило очередное выламывание двери, но открыв глаза, Лабрайд чувствовал себя бодрым.

– Милорд командующий! Милорд командующий! – Солдат с копьем стоял напротив его кровати. – Эммет прибыл, дозорные приказали вас срочно будить!

– Эммет?! – Лабрайд тряхнул головой, потер ладонями глаза. – Как он?

– Ранен.

– А десяток?

– Почти весь, но все… – стражник осекся.

– Что?

– Они, все ранены, милорд. Их Эммет в одиночку притащил. Здоровый, собака – на лице стражника возникла улыбка восхищения.

– Да. – Заканчивая одеваться, Лабрайд выпил кружку прохладной воды из бочки у кровати. – Пошли.

На лестнице до них дошел гул и лязг, раздававшийся с улицы.

– Крики, милорд. – Настороженно проговорил стражник, остановившись перед Лабрайдом на лестнице.

Вскоре и командующий расслышал это: лязг железа, крики…звуки боя, звуки смерти.

«На нас напали!»– мелькнуло в голове.

Лабрайд молча кинулся обратно в комнату, схватил ножны, выдернул меч. Опередив испуганного стражника в четыре прыжка преодолел два узких лестничных проходы. Ворота во двор были открыты, звук все приближался. Выбив плечом дверь, он выскочи во двор.

Вокруг все горело: двор освещала подожжённая конюшня и телега. Все вокруг было в полнейшем хаосе. Лабрайду даже не удалось распознать: кто с кем сражается и кто напал на форт?

Наконец он смог разглядеть здоровяка Ивона, тот, одетый лишь в одну рубашку, но с мечем, вместе с щитоносцем стремительно приближались к нему. Перерубив темную фигуру, слишком большую для человека, он в три удара сердца оказался у командира.

– Что происходит? – Криком сорвалось у Лабрайда.

– Эм-мет, – тяжело дыша начал Ивон. – Заходите в башню, срочно! Эммет привел их!

– Кого?

Раздался крик, закончивший беседу. Лабрай развернулся, выставив вперед меч. Мальчишка-щитоносец валялся в пяти шагах от них, а у его шеи копошилась человекоподобная тварь. Нет, это не был пустоглазый, коих ему приходилось видеть. Это было совершенно иное чудовище, казалось, что это когда-то было человеком, вот только кости были все преломлены, ребра выставлены за спину, создавая нечто подобное плавнику, лицо казалось совершенно лишенным глаз, даже намеков, а изо рта вырывался ряд тонких клинков.

Пока Лабрайд разглядывал чудовище, загрысшее щитоносца, к Ивону на четвереньках подкрался пустоглазый. Они оба выставили клинки на встречу, но вместо того, чтобы набросится, словно зверь, пустоглазый, в котором Лабрайд узнал арбалетчика Бена, выпрямился, опрокинул голову назад, выгибая поясницу…Раздался треск, из грудной клетки вылетели части костей и кровь, Лабрайд почувствовал ее соленый вкус на губах. Из разорванной груди вылетело с десяток свистящих в воздухе кровавых кнутов. Рубаха Ивона тут же покрылась кровавыми густыми пятнами, удары кнутов опрокинули воина на спину, а из рванных ран на груди можно было увидеть кости и органы.

Лабрайд ринулся вперед, было бессмысленно оставаться в форте. Рубанув наотмашь двоих пустоглазых, он оказался в десяти шагах от раскрытых ворот. Но тупой удар в бок опрокинул его. На секунду он взглядом уперся в кровавую мокрую землю. Он быстро перевернулся, выставив меч вперед. Его лезвие уперлось в очередное человокоподобное нечто. Пустоглазые и прочие окружили его. Бежать было некуда.

Из шипящей и освящаемой лишь светом огня толпы вышел Эммет. Лабрайд узнал его по освещающейся костром сутулой плечистой фигуры и темным бакенбардам. Он подошел близко, практически упершись в острие клинка. Его лицо, кожа на его лице приобрела серый оттенок и стала напоминать чем-то рыбью чешую. Там где должны быть глаза располагались две кровавые впадины. То, что называлось Эмметом, десятником форта, выставило вперед сжатый кулак, словно желая, что-то передать.

Лабрайд чувствовал, как сердце его вырывается из груди, и дрожащими руками взял врученное. Это были глаза…пара зеленых окровавленных глаз – глаза Эммета.

«Иди и покажи им…» – раздался в голове женский голос, приятный, нежный. – «Иди и покажи им…».