412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сэд Сторибрук » Венец из окровавленных костей (СИ) » Текст книги (страница 10)
Венец из окровавленных костей (СИ)
  • Текст добавлен: 10 февраля 2021, 20:30

Текст книги "Венец из окровавленных костей (СИ)"


Автор книги: Сэд Сторибрук



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава 10

Глава 10

Осажденный город.

юг Рейна, Ал' Эйс

Ал' Эйс не излучал собой древнюю историческую, былинную старину далеких эпох. Его камни не закладывались первым поколением приплывшими с Запада, не ступал по ее мостовым своей героической поступью, не занявший престола, легендарный король Артур Рейн. И во времена падения Рейнов нынешняя столица была лишь небольшим военным портом. И когда короновалась новая династия, и последующая, город не был великим и уж тем более, не был королевским. Однако и в нем притаилась древняя, незримая тайна. Одной из таких поистине великих тайн была сеть зловонных канализаций, оставшихся, не во всей части города, а в основном лишь в прибрежной его половине. Построена сеть катакомб для человеческих помоев была еще когда (название столицы) была портовой дырой, хоть и полностью отстроенной из камня, и центром торговли с ненавистными южанами и ныне ушедшими в рассказы прадедов степными кочевниками-юрналами, и чуть ли не самым большим и богатым городом пришедших с запада, но все равно дырой…Жившие еще тогда культы Аллариха – бога, дарующего огонь и Торвальда, первого из Рейнов, что и привел людей на эти берега, с презрением смотрели на занесенный, словно песком, южным и восточным развратом, город. Тогда боги и их слуги не терпели торгашей, тем более тех, кто вывозил добытое кровью и потом сынов Рейна его же врагам. А дворяне были слишком заняты резней друг с другом, в попытке усесть на трон, который в то время стоял в ныне разрушенном королевском зале в старом Гвенде, омываемым западным океаном.

Но угасли Рейны, потонули первые корабли, приведшие людей на спасительные берега. А старый Гвенд, основы которых, заложил еще прадед Артура Рейна героический Торвальд-первопроходец, уступил почти половину своей земли океану. Ибо время жестоко и беспристрастно стирает города со взора людских, какими бы великими они не были, и кто-бы не закладывал его первые камни, хоть Торвальд, хоть сам огненный Алларих.

Время шло, старый Гвенд запустел, огненный Алларих ушел в прошлое вместе со своими дочерями, а древние канализации города торговцев и шлюх, хоть и были наполнены нечистотами, сохранились, как напоминание о столь далеких временах, последний остаток великой Рейнской империи. Оказалось, что время может убить бога, но не в силах справится лишь с одним – бесконечным потоком человеческого дерьма.

Желающих, спустится в катакомбы, было великое множество. Многие оскверняли своим присутствием беспечный поток нечистот и древние стены: воры, прячущие от стражи, головорезы, устраивающие свои лежанки среди дерьма, большое количество гонимых культов часто устраивали здесь свои короткие стоянки. Сейчас же по старым каменным плитам шаркал гордой походкой высокий старичок, лица его не было видно, он прятался от стен серым балахоном. Его походка, хоть и была по-старчески медленной и осторожной, он явно чувствовал себя уверено, пробираясь сквозь кромешную тьму. Он ловко обходил лежанки полумертвых моряков, опьяненных, привезенных из иллирийских пустынь слезами плачущего цветка, держась, подальше от выставленных факелов, он прошел бесшумно мимо нескольких воровских лачуг. Они даже не заметили его, были слишком заняты дележом награбленного. Его заметил лишь один, и то, только потому, что он сам остановился и взглянул на него. Но заметивший ничего не мог сказать, вор лежал, опершись на стену, позади него, весь пыльный камень был вымазан кровавыми разводами, а при каждом вздохе, изо рта выходили кровавые пузыри. Вор не мог говорить, ему оставалось лишь удивленно-безумно всматриваться в ночного гостя. Когда путник отошел от света воровских фонарей, до его четкого слуха донеслась концовка воровской трагедии:

– Ну что ж – судя по басу, голос, явно принадлежал самому крупному чернобородому вору. – Прощай, Джестер, не повезло, так не повезло.

Затем непонятное жидкое бормотание, кашель и хруст – раненному просто свернули шею. Через минуту раздался громкий всплеск воды.

«Вот и еще одна душа для древних стен» – вздохнул путник.

Постояв немного, он зашагал дальше. Ему казалось, что он почувствовал, как душа бедняги всасывается в холодные безжизненные стены. Он действительно верил, что если души умерших и уходят к богам, то только не отсюда. Слишком стыдно предстать перед богом, когда ты умер по шею в дерьме и моче. Хотя, как он знал, по собственному опыту, даже самые славные воины, погибают, обделавшись.

До окончания его блужданий, осталось совсем немного. Нога напоролась на что то большое – тело. Другому бы был необходим огонь, чтобы рассмотреть, но только не ему. Тело было безумно худое, большая борода свисала сухими клоками, как и волосы на голове. Он еще не умер, путник чувствовал его слабое дыхание и мелкие судороги по всему телу. Хоть он и выглядел как полуразложившийся труп, он был еще жив.

– Еще одна жертва сокровища Иллирии. – В голосе явно читалась грубоватая насмешка.

– Ты двигаешься бесшумно – он перевел глаз на гостью, но огонь показался ему через чур ярким. Из пламени на него смотрело пару больших серых глаз.

– Но в темноте все еще нихрена не вижу. – Она отмахнула рукой назойливую муху, тряхнула серыми косичками.

– Нам пришлось отойти подальше, из-за них. – Огонь факела осветил небольшое углубление в стене, на дне которого лежало второе тело. В этом исхудавшем, сером мешке с костями с трудом можно было распознать молодую девушку. Ей было не больше двадцати. – Воронята голодны, и чуть на падаль не набросились. – Пояснила она.

– Влюбленные. Жили они не долго, но вот умрут в один день, это точно. – сероглазая не увидела, но почувствовала горькую усмешку, когда учитель провел пальцами по изможденному лицу девушки.

– Бедняки все больше и больше переходят с алкоголя на дары цветка, а за ними и их дети. Скоро некому будет формировать новые гнезда. Нужно как то повлиять на это… – она плюнула на тело.

Полутруп под ее ногами застонал и выставил вперед руку, словно закрывал ладонью солнце.

– Пускай слабые отсеиваются. – Коротко бросил он, перешагивая через наркомана.

– Мы здесь, недалеко – она зашагала вперед.

– Сколько птенцов уцелело?

– Один. Одна, самая младшая.

– Она напугана?

Девушка громко усмехнулась, тряхнув косами:

– Она в ярости. Жаждет крови долбанного бастарда, как и я…

Он почувствовал на себе ее тяжелый, осуждающий взгляд.

– Говори, что хотела сказать.

– Я нив коем случае, не сомневаюсь ни в вас, ни в вашей мудрости, учитель, но…

– Но я что-то сделал не так?

– Вы приказали не трогать бастарда, даже когда он вышел на нас. И вот чем это для нас кончилось.

– Чем же, дорогая моя?

– Они разрушили гнездо, учитель, перебили весь выводок. – Ее серые глаза стали еще больше.

– рано или поздно, этот выводок обнаружили бы, тем более, сколько из птенцов смогло сдержать сущность?

– Одна.

– И она погибла?

– Нет, но могла бы… – она прикусила язык. И действительно от тех детей толку было мало. Все они оказались слабы и быстро потеряли разум.

– Я не стремлюсь к количеству, дорогая моя. От них бы все равно пришлось избавляться, так почему бы не свалить это действие на стражу. К тому же, мы подарили принцу и его окружению иллюзию победы. Теперь мальчик расслабится и перестанет быть таким бдительным.

– Нам не стоило высовываться перед городскими бандами, они все у него кормятся. – Она сплюнула под ноги.

Они зашли за угол и через десяток шагов, за бог весь кому надобной маленькой камеры фигура сутулого лысого старичка радостно поприветствовала их. Позади него в тени испугано пряталась маленькая фигурка.

– Ну, ну, не бойся, это сестра и учитель. – Он вывел девочку перед собой.

Она продолжала вжиматься в его лохмотья, пряча лицо в комке спутанных грязных волос. Это вызвало непроизвольную улыбку у пришедшего учителя. Словно почувствовав это, девочка оторвала бледные ручки от грязного подола накидки старика и подняла взгляд на пришедших. На ее испуганном лице, сквозь падающие волосы читалась неуверенная улыбка и испуг. Учитель присел на корточки и протянув вперед руку. Девочка сначала неуверенно, а затем резко прилипла щекой к раскрытой ладони и потянулась к пришедшему. Он обнял повисшую на шее девчонку.

– Ты испугалась? Те люди тебя напугали? – спрашивал он, поглаживая вздрагивающую спину. Ее горячие слезы обжигали плечо, даже сквозь толстую рясу. Он приподнял ее, взглянул в глаза. – Не бойся, тебя бы они не посмели тронуть. – О погладил ее по голове. – Ты же особенная девочка.

– Мира… – девочка проглотила слезы. – Мира тоже была такой, она не стала как птенцы, она почти умела разговаривать, мы с ней играли.

– Ну, ну, ты сможешь поквитаться с этими убийцами, и за Миру, и за обиду, и за страх.

Она кулачком принялась обтирать глаза.

– Ты голодна – он достал из-за пазухи замотанный в белую тряпочку медовый пряник.

Девочка обхватила подарок двумя руками и принялась неуверенно жевать, разбрасывая крошки по полу. Учитель встал, не отрывая умиленного взгляда от дрожащей ученицы.

– Ну, если бы не показали зубы перед этими головорезами, нас бы прикрыли еще раньше. Да и к тому же, это было весело. – Произнес он, повернувшись к сероволосой спутнице.

– Что будем дальше?

– Ненадолго покинем столицу, по крайней мере, вы.

– А как же Ордан и его глашатаи? Они не в опасности?

– У Ордана еще здесь будет работа, а его глашатаев я временно уберу, надо будет им текст переписать. – Послышалась легкая ухмылка. – А то я послушал, какая то безвкусица.

– Они не оставят их. Бастард уже выслал своих собак, они будут резать и бить и найдут всех глашатаев.

– Я это ведаю, как и они. Все идет чередом, мир, война, жизнь, смерть. Только они важны – он указал на девочку, – во имя их будущего и Ордан и я с радостью принесем себя в жертву. Помни, – он приложил ладонь к ее щеке – ты не бежишь, ты выполняешь самую сложную и важную миссию – ты оберегаешь наше будущее.

– Когда нам возвращаться? – Она кивнула, понимала, но не могла принять.

– Не раньше осени, я…

Он резко замолчал, прислушиваясь к подступающим звукам. Кто-то шел. Тайной для него это оставалось лишь на несколько мгновений. Он быстро распознал в доносящихся звуках голоса и шаги уже виденных им воров. Они приближались довольно стремительно. Хлюпающие шаги и громкая ругань через пару секунд стали слышны всем.

– Девка еще дышит кажись. – Вор громко сплюнул под ноги и закашлял. – Проклятье, это же та девка…с порта, которую по кругу мы тогда…

– Которая из них! – Послышался громкий хохот.

Сероглазая почувствовала, как у учителя побежали скулы от возрастающей злости. Нет, его нельзя было назвать сентиментальным, и женщин он явно убил, не меньше мужчин, да и детей примерно столько же. Но всегда относился к умершим и смерти с уважением. Много раз он корил и отчитывал ее за колкости в сторону приконченных ею. Но то была она, та, что выбрала путь праведника и выжила в гнезде, что не сломилась перед безумием плоти и сохранила чистоту, не согрешила, не поддалась пороку. А то были грязные убийцы и воры. Не достойные и не хотевшие ни спасения, ни искупления…

Рука сама потянулась к спрятанному в голенище ножу. Достаточно легкому и с хорошим балансом. Отличного для броска. Учитель еле кивнул головой, отводя девочку за угол. Убийство одобрено.

– Неужели мы в это член совали?

– Ну, она была поживее, может…

– Сдурел! – Вор захлебывался в смехе. – С нашим-то золотом сможешь даже Шелли себе снять на часок другой…

Они приближались, громко шар4ая по влажной поверхности, и гнусно переговариваясь. Она сжала нож в руке. Мысленно отсчитывая шаги.

– А может к Шелли мне сегодня и не нужно будет – первое, что произнес широкоплечий вор, увидев ее.

– Одна из этих наркоманок… – их факелы освящали далеко, но недостаточно, чтобы разглядеть все. Единственное, что они поняли, что перед ними стоит девушка с выпирающими формами (все дело было в кожаном делите, а не в природном даровании, но в темноте разве что разглядишь). Плащ она благоразумно сняла, чтоб не мешался в бою.

Тьма была на ее стороне. Огонь факела не позволил им вовремя увидеть блеск ножа и вылетающую вперед руку. Нож просвистел, переливаясь в темноте лунной сталью, и вонзился в широкую бычью шею вора. Здоровяк повалился спиной к стенке и медленно сполз вниз, необдуманно выдирая лезвие из своей шеи. Нож со звоном приземлился на пол, лишь на пару секунду опередив его.

Второй, не отличавшийся сильными формами, видимо, не отличавшийся и храбростью, не полетел на противника, обнажая висевший на поясе короткий клинок, и, пожалуй, выбрал самое благоразумное – побег. Но помимо кое-каких зачатков мышления, была в нем огромная часть жадности. Видимо, решив, что метатель ножей не запрыгнет на него, он, перед самым побегом, потянулся к телу бурлящего товарища, но не к его пузырящейся раны, а к его сумке. Его руки дрожали, но стоящий без движения силуэт убийцы дарил надежду, что он успеет забрать.

И она бы его наверное отпустила бы, и вор смог бы убежать. Но из всех пороков она ненавидела именно жадность, грязную чванливую жадность и жажду наживы. Еще вчера они пили вместе, возможно из одной кружки, идя на дело клялись друг друге в партнерстве, трахали одну шлюху на компанию в конце концов, а теперь, а теперь он обирает его. Хотя его друг даже еще не успел умереть, вон как судороги бегут.

Когда его длинные костяшки пальцев сомкнулись на окровавленной лямке от наплечной сумке, она ринулась на него. Выскакивая вперед, одновременно выбрасывая длинный узкий изогнутый клинок с пояса. Он заметил резкий выпал и поспешил убежать, но сумка и жадность не дали ему вот так просто выскользнуть. Лезвие клинка стремительно вошло в икру, разрезая мышцы и на секунду обездвиживая его. Вор рухнул на камень, сумка все еще сжималась в его руке.

– Не надо, прошу – простонал он, переворачиваясь и протягивая к ней раскрытую руку. – Забери деньги…оставь…меня…прошу. – Одной рукой он зажал рану на ноге, а второй он пододвинул сумку умершего друга.

Она раскрылась, и наземь высыпались монеты и мелкая утварь, скорее всего, серебряная. Факел валялся слишком далеко, и вор все-еще не мог разглядеть своего палача. Однако он смог слышать. Слышать, как плата за его жизнь, шаркая по каменному полу, медленно падает в отходы. Золото, серебро, то, что для него имело наивысшую ценность, то, ради чего, он лишил жизни нескольких человек. То, что позволило ему жить так, как того пожелал бы. То. Благодаря чему. Он хотел выжить, полетело в дерьмо, и затонуло на самом его дне.

С обреченным криком, вор ринулся прочь, понимая, что пощады от таинственного убийцы ему не ждать. Клинок прошелся по его спине, удар и острая боль вновь сбили с ног и в следующий миг, нога убийцы толкнула ослабевшего и истекающего кровью вора прямо к его сокровищам.

Сероглазая проводила взглядом мертвеца. Шорох заставил ее дернуться в сторону стены, у которой лежал первый труп. Это не был поднявшийся здоровяк, а девочка. Она стояла, протянув руку к окровавленной шее вора, жизнь только покинула его, и от тела все еще исходило теплом. Девочка потянула измазанный кровью палец себе в рот.

– Я хочу есть. – Ее голос изменился, холодная сталь прорезалась наружу, опрокинув испуг и неуверенность.

Учитель поравнялся с ней, с ним пришел и свет. В огненном блеске маленькие, немигающие глаза девочки буквально изрывались от ожидания. Она подняла молящий взгляд на учителя, тот кивнул, по-доброму рассмеявшись. Она вспомнила этот смех, он всегда ей нравился, от него веяло безопасностью, домом, семейным очагом, который при рождении дан ей не был.

Девочка впилась маленькими, острыми как у маленького щеночка, зубами в шею. Плоть откусить она не смогла, но кровь питала ее, она капала с подбородка и заливала ее грязное маленькое платье.

– Особо не медлите. – Учитель оторвал взгляд о чарующего зрелища. – Вскоре в городе будет переполох. Уходите пока тихо.

– Не хочу покидать вас, учитель.

– И я этого не хочу, но с сегодняшней ночи начнется новый отсчет, и вам пока лучше держаться подальше, ей…Ты должна сохранить ее. Из этой голодной девочки вырастет нечто прекрасное, как ты.

****

Скрыть произошедшее было невозможно, вся столица загремела страшными слухами о детях-упырях, да что там слухами, четверть города видели эти обезображенные иссине-бледные телеса. Отчасти этот ужас перед чем-то раннее невиданным сыграл на руку: народ перестал прислушиваться к вороньим неуловимым глашатаям, а в одном районе и вовсе погнали одного из странствующих монаха-сектанта камнями, правда, к великому сожалению Мердока, к воронятам и их культу никакого отношения не имеющего.

Но, этот страх быстро заглушался, стоило по городу разнестись вести о неправомерности или излишней жестокости королевской стражи, при обыске какого-нибудь барака или очередном насилии стражника, обремененного властью над беззащитными беженцами. Именно из-за этого рейд на злополучные районы за крепостной стеной возглавил сам Мердок. Вернее, он болтался рядом с алыми стражами, передав командование полусотни самому благородному и честному из своих людей – Дрозда. Молодой рыцарь, кажется, смирился со служением у того, кто овладел его молодой женой. А алкоголь и шлюхи, коих в окружении королевского отпрыска было большое количество, кажется, помогли избежать печальных последствий осознания неверности любимой. Хотя, на сколько знал Мердок, молодой и благородный сэр Лугус Хоттел, именованный окружением бастарда не иначе, как Дрозд, не притронулся с того злополучного поединка на пляже ни к одной женщине, включая свою распущенную жену.

Рыцарь шел во главе пятидесяти, деловито, хоть и слегка не уверено, показывая направление десяткам. В его взгляде прямо-то читалось тупое недоумение. Мердока забавляло это, еще более его развлекало смотреть на краснеющую от злости капитана стражи – высокомерного толстощекого дворянина с жидкой светлой бородкой и короткими пшеничными волосами, что клочьями «развивались» на усиливающемся ветру. Он находился здесь и с ненавистью и усмешкой наблюдал за попытками юнца командовать.

Наконец, они пришли…Это была самая широкая площадь среди этих низких грязных хибар, многие из которых были наспех сколочены из всяких обрезков и прочего мусора, лишь бы укрывали от дождя.

Стражники нежно, то есть без ударов и острых пик собрали общины на этой тесной улице. Мердок встал на деревянный помост свежей виселицы.

– Итак! – Начал он как можно громко, но гул голосов заглушил лишь колокол.

Вперед перед стражниками вышли десятки стариков и зрелых мужчин, видимо, уважаемые члены сообщества.

– Мое имя Мердок, я бастард нашего величайшего и добродетельного короля. Бастард, то бишь, моя мать была какой-то шлюхой или крестьянкой, скорее уж первое, зная предпочтения моего отца. – Веселый гул означал, что шутка понравилась толпе. – Однако король признал меня как родного сына, а следовательно, я говорю от его имени и имени короны! И мое слово выше, чем господина капитана… – их взгляд уперся в красную рожу – или же кого из десятков чиновников, что пытались показать вам, как жить и навязать вам волю короны. Порой, неправильно и непристойно. Вы прекрасно знаете, почему я здесь! Стою перед вами собственной королевской персоны…Ворон! – Снова гул, переглядки, Мердок усмехнулся: «одно слово, а сколько значений, сколько эмоций». – Я понимаю, почему вы предпочли короне и церкви нового пророка, обещающего вам богатства и свободу! Что бы он не подразумевал под этими словами. Вы видели, как и я, что его обряды, его вера сотворяет с людьми! Не укрывайте от себя жестокую правду, вы видели эти тела: дети, женщины, юноши, старики, все превращаются в подобие призраков, одержимых его волей! Вы видели эти чудовищно изуродованные тела, коими двигал лишь голод! Вот, что такое свобода в его понимании! Вот, к чему вы стремитесь! И я понимаю, почему вы предпочитаете это чудовище, короне. Правда, понимаю…Порой к вам относятся несправедливо, дворяне затаптывают лошадьми, если не уступить их начищенному заду дорогу, стражники ведут себя как распоследние свиньи, мольбы о защите и справедливости уходят в пустоту. – Он выдержал трагическую паузу, обвел собравшихся взглядом. – И поэтому, я назначаю специального прокуратора для решения вопросов в ваших районах и поддержании кварталов. Позвольте его представить, – снова не обходимая пауза, – сэр Лугус Хоттел!

Старейшины общин уперлись взглядом в юного рыцаря. В их взгляде читалось общее недоумение, недоверие и сомнение. Точно такое же читалось и у самого Хоттела. Мердока это забавляло до такой степени, что он не смог скрыть хитрую, полную издевки и паскудства, улыбку.

– Я вижу ваше сомнения: мол, юнец, сможет ли он решить все ваши проблемы, сможет ли найти компромисс между общинами и короной? Сможет ли он унять лихих дворянских сынков и стражников? И вот мой вам ответ: сможет, этот парень самый благородный человек, которого я знаю, он либо выполнит распоряжение короны, либо отдаст жизнь, выполняя его! Ведь так?

– Воля короны священна! – Дрозд ударил кулаком в нагрудник, вскинул подбородок, но глаза все еще выдавали смятение.

– К тому же он довольно умелый боец… – снова веселый гул и сомнительные взгляды. – Нет, я вам клянусь… – он сделал улыбку более дружелюбной. – Вы наверняка наслышаны, что я жуткий любитель подраться, и это правда! Вы слышали пустые бохвальства, что я сразил на дуэлях за свою короткую развеселую жизнь с сотню рыцарей! Это ложь, я победил две сотни! Но не его! – Палец Мердока уперся в, словно статуя, недвижимого юноши, – меня он чуть не прибил, и если бы не вмешательство нашей стражи, не было бы у нашего высочайшего короля бастарда. – Снова оценивающие взгляды, Дрозду нужно их всего-лишь выстоять, не дрогнуть, убрать все смятение с гладко выбритой рожи. – Человек подобного благородства и силы, и юности, не замутненной предвзятостью возраста, сможет наладить наше взаимопонимание…

– Ну, раз наладить взаимопонимание – вперед неуверенно выступил приземистый лысый чернобородый мужчина лет сорока-сорока пяти на вид, одетый приличней нежели его свита, да еще с длинным кинжалом на простеньком ремне со стальной бляхой. Он колебался, это выдавалось в обрывистости речи и легком заикании. – Вы говорили о справедливости, ваше святейшество, о правде, о нашем отступлении от короны, которое якобы имело место быть, и о неправомерности стражи и чиновников…

– Говорите, не бойтесь, сегодня можете назвать меня даже козлом однояйцевым, вам за это ничего не будет, но только сегодня.

– Кхм-кхм…ну ладно, – мужчина покосился на капитана стражи. – Тут такое дело, среди нас общины молятся разным богам, но все мы исправно плотим ту подать, которая завещала нам корона за разрешение проведения служб. Однако, во время ваших поисков, так называемых, воронят…Произошли некоторые события…

– Я наслышан о жестокости стражей, это было вызвано страхом, и я прошу прощения за всю городскую и королевскую гвардию.

– Это мы понимаем, однако… – вновь косой взгляд на капитана.

– Однако что? Не бойтесь лорд-капитана, у него здесь больше нет власти.

– Таких случаев было много: избиение, изнасилования, даже бандиты змеепоколоники относились к нам с большим уважением. Однако я хотел бы рассказать вам о виноделе Хелиме. О нем и его дочери. Хелим прибыло из восточных степей, бежал от орды, как и многие. Однако он не был тунеядцем и пьяницей, хоть и варил лучший эль в наших районах. – Одобрительный гул подтвердил качество продукта. – Хелим поклонник бога Яроса, его подношение вино, но не кровь. Он торговал с виноградниками у восточной границы, здесь делала вино и его скупали практически все местные трактиры, разумеется не те, где останавливались высочайшие особы. Он платил честно и налоги и плату за веру. Однако лорд-капитан не любил его, потому что Хелим горд, и не платил ему.

– Что ты несешь! – Красная рожа сделал шаг навстречу.

– Стоять на месте, капитан! – Приказ Мердока заставил его остановится.

– Я не намерен слушать это!

– Вы будете слушать это! Продолжайте…

– ну-да, кхм, кхм…когда настал благоприятный момент, когда весь город встал на уши. Лорд-капитан явился кнему, уничтожил алтарь, избил, и… – он сглотнул слюну. – Обесчестил дочь мастера на улице, после отдал ее трем своим солдатам. На глазах у всех, мы не смели поднять руку на служителей короны.

– Эти солдаты здесь?

– Я вижу одного…

– Сэр Лугус! Выполняйте свои обязанности. Арестуйте лорд-капитана и его приспешника.

– Что?

– Ах ты ублюдок! Я дворянин, и е буду гнить в башне из-за иноземной шлюхи!

– Выполняйте! – Рявкнул Мердок.

Рядом с Дроздом появился десяток людей бастарда. Лугус кивнул и вытащил меч.

– Лорд-капитан, вы арестованы именем короны, сдайте меч, иначе я расценю это как измену и посягательство на королевские законы и их исполнителя! – Голос рыцаря оказался на удивление твердым и уверенным.

– Ах ты ублюдок, я не буду выполнять приказ бастарда и его пьяниц!…

Удар прервал тираду, и капитан оказался запутанным в собственном красном плаще в пыли.

– Удачи тебе, Дрозд, не подведи нас. – Сказал Ангус, потирая ушибленную кисть.

«Ну что ж, одно дело сделано, самое простое» – констатировал Мердок.

В алой башне под строжайшей тайной таились главы нескольких религиозных общин, несколько родовитых беженцев с востока, парочку самых громких глашатаев из цеховых общин, что будоражили толпы на выступления против короны, конечно же, не напрямую. Допросить их предстояло самому лорду-канцлеру, у него конечно были в подчинении профессионалы пыточных дел, однако дело было чересчур важным и слушать надо было внимательно. Канцлер понимал, что вряд ли они знают много, но собрать хотя бы обрывки сведений, а может и чуть больше, было необходимым для того, чтобы понять незримого противника.

Эревард Гис тихонько ступал на узкие ступени. Возраст сделал лестницы главным врагом. Забавно, на его худые плечи опиралась корона, но сам он не мог без опоры и усилий преодолеть узенькую незаметную лестницу. Судьба неумолима и не щадит никого, не смотря на заслуги. Хотя лорд-канцлер не жаловался, многие его возраста уже давно умерли или обросли жировыми кирасами настолько, что при ходьбе задыхались, словно их легкие были пробиты арбалетным болтом. Эревард усмехнулся в мыслях, представляя, как один из подобных индивидуумов спускался бы по этим узким лесенкам. От этого становилось легче, и преодоленные ступеньки становились символом. Символом того, что ты еще на многое способен.

Вокруг царила удивительная тишина, все похабные выкрики и песни воров и убийц остались позади, за толстыми стенами. Эреварда всегда удивляло, как политические изменники вели себя тихо после того, как оказывались здесь. Они не оскорбляли стражников, не швырялись дерьмом и дерьмовыми похабными шутками, не кричали о своей невиновности – идеальные заключенные. Порой, они нарушали тишину лишь красивыми стихами и веселенькими лозунгами, что довольно забавляло тюремщиков и самого канцлера. Сейчас же стихов не было слышно, и тишина нарушалась лишь шарканьем шагов самого лорд-канцлера.

У допросной его уже встречал лорд-хранитель – глава королевских алых сержантов. В отличие от других, они занимались сохранностью не прикосновения короны вне закона и внегородской стражи. И порой, чудовищными методами, в общем, палачи и костоправы, мастера пыточных дел. Одет он был в длинную тунику самого страшного цвета в мире – белого. Туника была безупречно выстирана и буквально сияла на фоне полутьмы и слабых факельных огней.

– Лорд-канцлер. – Он медленно поклонился. – Простите за хамство, но я все-таки не вижу никаких срочных причин вашего здесь присутствия. Мои специалисты смогут выявить все интересующие вас секреты. И не только. – Тихо добавил он.

– В этом-то все и дело. Эти люди навряд ли знают что-то, вернее, они могут не догадываться, что знают нужную нам информацию.

– При всем уважении, я не понимаю.

– Затем я и здесь.

– С кого начнете?

– С невиновных.

– А ну дай пройти тупой ублюдок! – Коридор разразился громкой бранью.

– Сэр, но….

– Велю тебя высечь, если не отойдешь! За руганью появился третий сын короля – Мердок. Лорд-канцлер устало вздохнул. Разгоряченный юноша мог все испортить. Эревард хоть и понимал стремление молодого принца, однако его эмоциональность, как следствие потрясений, которое он испытал при виде объеденных тел головорезов не помогли бы делу.

– Милорд…

– Нет, господин канцлер, я не уйду! Это все касается уже лично меня!

– Хорошо, если хотите остаться. Ради богов, закройте свою пасть и держите челюсти сомкнутыми все время!

– Что?

– Брат дал мне позволения в случае неповиновения вас поколачивать.

– Ха – Мердок выпрямился, сделав грудь колесом. – И вы посмеете поднять руку на королевскую особу?

– Ваш брат помоет мою руку.

Сзади Мердока появились двое высоких широкоплечих детины, с красными перекрестиями на груди.

– Ладно, я буду молчать, но вы мне поясните. При чем здесь задержанные вами люди?

– Ни при чем. Вернее, напрямую они не знаю о вороне и его сподручных едоков.

– Тогда какого…

– …но все они так или иначе ничто иное, как глаза улиц. Глаза и уши городской толпы, которая видит все, пускай и не осознавая это.

– Получается – попросту теряем время!

– Доверьтесь мне, мой лорд! – Неожиданно повысил голос канцлер. – Или уйдите с глаз и не мешайте!

– Будь вы не таким стариком я бы врезал вам не раздумывая!

«Только высокоблагородной истерики мне не хватало» – раздраженно подумал про себя Эревард – «мальчишка».

– …прошу прощение, я буду молчать.

– Я понимаю вас, милорд, но, мы столкнулись с сильным врагом и очень – очень умным и прямыми методами нам его не выудить. Мы можем лишь по крупицам собирать информацию, всю мелочь.

– Ваши шпионы…

– Мои шпионы не я. Пойдемте…

Первым на беседу привели глав религиозных общин. Сначала был трясущийся лысый толстяк. Глашатай секты святой Адуи, ставившей божественную кормилицу выше бога-отца. Когда-то канцлер подозревал их в связях с еретическим герцогством на востоке и ее правителем герцогом Виконтом, однако это была всего-навсего деградирующая версия еретического учения святой Адуи. Первоначально она действительно повторяло богомильство Виконтов, однако за несколько лет туда втянулись практики старых мистерий и извращенных версий святых мучеников, что привело к тому, что община превратилась в прибежище разных рода извращенцев. Канцлер даже подсылал к ним шпиона из дворян, тот после одной из подобных мистерий вернулся весь покрасневший от стыда и следов похоти. От него он и узнал, хоть в душе они и предпочитали женское воплощение божественного, воплоти, они не отказывались от мужского воплощения плоти, особенно, от такого стройного, которым обладал юный шпион. Эревард усмехнулся про себя, рассматривая трясущиеся толстые щеки сорокалетнего прелюбодея. На шее, под третим трясущимся подбородком он заметил несколько синющих следов – остатки сладострастий. Его пухлая губа трясясь, выпуская на обшарпаный стол струю слюней.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю