Текст книги "Венец из окровавленных костей (СИ)"

Автор книги: Сэд Сторибрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– забавно, он еще рыпается. – Прозвучал над головой приглушенный голос.

Хаг безошибочно распознал в нем Йемена.

– …может, друидам хватит тана. Они же его заказывали. – Оскалился тот, что вдавливал его сапогом в землю.

– Нет, а хотя, может ты прав – холодная сталь кривого клинка прижалась к открытому горлу. – Я думал порадовать престол и закуской, а не только кабаньим жаркое… – Клинок вдавливался, медленно прорезая покрытую пылью и сажей кожу.

– Ты совсем всю честь в перьях пернатой шлюхи оставил. – Выругался Дунланг. – Убьешь сына спасшего твою сраную голову… – тан сплюнул кровью, на удивление, сил на то, чтобы попасть прямо по сапогам у него еще остались.

– Будь он достоин своего отца, он стоял бы рядом со мной, а не с вами…предателями и трусами. – Не смотря на озлобленность в голосе, клинок все-таки ослабил хват, а через секунду и вовсе оказался в стороне. – Связать их и на коней! Ночевку сделаем выше! – Скомандовал вождь.

– Тут еще двое… – горцы притащили два окровавленных костяных мешка. – Живы, хоть и тяжело ранены.

– Сбросьте их, все равно кровью в дороге истекут.

Хаг обессилено наблюдал, как двоих живых, слабо подёргивающихся соратников, соплеменников подводят к краю утеса, и, словно мешки с землей бросают вниз.

– Как его размазало-то! – Бросил один из горцев, смотря вниз с обрыва.

Под этот звериный хохот победителей Хаг обессилено погрузился в сон, сам, добровольно. Он слишком устал, даже для того, чтобы умереть.

Пробудился он тогда, когда тело перестало чувствовать движение. Сквозь пелену пробирался знакомый жар отдаленнного костра. Сеова привал, снова все по кругу. Руки что-то сдавливало – веревка. Он попытался расшевелить отекшими пальцами, проклиная свою усталось про себя. За то, что та не дала проснуться, когда его связывали. Совсем рядом рахдался топот шагов, секунда мучительной тишины и на Хага вырывается шматок холодной. Ледянной воды. Он неожиданности и холода, он не тольео открывает во всю глаза, но и вскакивает, почти вскакивает. Связанные ноги не дают этого сделать и под дружный хохот он барахтается на земле.

«Сукины дети» – прорычал Хаг про себя. Он ползком придвинулся к чему-то твердому и опершись, смог приподнять торс.

– Режь его – послышалось над ним.

Кто-то склонился над ним, холод стали оказался совсем рядом.

– Не дергайся. – Сказал тот же голос.

Хаг открыл глаза, взглянул на горца с ножом. Тот дернул головой в сторону, указывая на костер. Не дергайся – повторил он.

Северянин сильно удивился, когда горец приставил нож не к его горлу, а к веревке на ногах. Через секунду он почувствовал отсутствие сжатости внизу. Он радостно пошевелил ногами.

– Эй… – горец пнул по ногам. – Дернешься, ноги отрежу.

Двое подхватили Хага и подвели к костру. Он был слишком слаб, чтобы сделать хоть что-то, и просто плыл по течению. Ноги наконец-то расслабились и медленно волоклись по земле, он даже не чувствовал боль от трения с землей. Наконец его дотащили и швырнули перед костром на чью-то лежанку. Под задницей впервые за несколько дней оказалось что-то мягкое. Напротив него сидел лишь один горец, больше у костра никого не было, но он четко ощущал на себе десятки пристальных взглядов. Да и руки у него были связаны. Он уселся поудобнее, как только мог. Наконец, он смог продрать глаза, но рассмотреть горца, сидевшего напротив него, он не смог. Он лишь видел темно-рыжую, от света костра фигуру. Медленно скрубущую точильным камнем длинный кривой клинок. Пусть он и не видел лица, но сразу догадался кто перед ним – сам первый сторож каменного престола, вождь вороньих сукиных детей – Йемен.

– Хочешь воды? – Первым прорвал молчание вождь, не отводя куска камня от клинка. Его голос не казался таким приглушенным, видимо, снял свою маску.

Хаг мотнул головой.

– А еды? – так же медленно спросил он.

– Ну, если мне развяжут руки. – «Попытка не пытка». – И он удивился, когда стоящий позади безмолвный горец разрезал путы.

Парень потер отекшие кисти. Огляделся.

– Пытаешься найти своего тана?

Хаг не ответил, слабыми руками он обхватил поданный ему деревянный черпак с жирной кашей. Эта маленькая, с кулак, порция, казалась ему безмерно тяжелой. От мясного запаха желудок тут же вывернуло, но он сдержал рвоту. Внутри головы отдалось дергающей болью.

– Крепко тебя приложили – все таким же неспешным тоном продолжил Йемен.

В глазах продолжало мутить. Хаг беспомощно смотрел на подачку. Он одновременно и хотел все это съесть, но не мог. Наконец, тело само выбрало и из измученных рук плашка упало прямо на землю. Видимо, вождь во тьме не заметил расстроенный и разочарованный взгляд северянина.

– Хм – усмехнулся Йемен. – Мог бы мне ее в рожу кинуть, если захотел свою гордость показать.

«Пусть уж думает, что это я гордый, а не слабый» – решил про себя Хаг. Но при виде растекающегося жира под ногами навернул слезы на глаза. В сердцах он уже рыдал. Рыдал от собственной беспомощности. Рыдал от осознании того, что если бы не боль при каждом движении головой, он бы пал ниц…пал, и зачерпывал бы долбанную кашу с земли…

Вождь перестал царапать свой клинок точильным камнем. Меч, свистнув в воздухе, вонзился в землю.

«Я смогу до него дотянутся» – прорвалось сквозь боль.

Йемен словно угадал мысли своего молчаливого собеседника, и демонстративно вытащил из ножен нож, повернулся наконец-таки лицом, положил нож на колени.

– Возможно, ты успеешь. – бросил вождь.

Хаг сжал пальцы в кулак, по всей руке разлилась ноющая боль. Мыслью он понимал, что не успеет, что слишком слаб для того, чтобы даже нормально удержать клинок.

– На – вождь протянул свой бурдюк. – Немного облегчит боль.

Хаг вытянул дрожащую руку, схватил подачку, окончательно похоронив остатки гордости. Боль и жажада взяли вверх. Не таким уж и крепким храбрецом он оказался. Попытавшись убрать остатки разочарования в самом себе из глаз, он поднял взгляд на Йемена. В свете костра его равнодушный взгляд отдавал чем то демоническим. Цвет глаз был необычайно светлым. Стало ясно, что он скрывал под железной маской: лицо Йемена было перечеркнуто сетью неровных глубоких шрамов. Похоже, когда то ему неплохо досталось, да так, что на его лице, похоже не оставалось и живого места. Часть шрамов скрывала редкая темная борода и волнистые, свисающие ниже тощего подбородка, усы.

Вождь наклонился, чтобы подкинуть дров в костер, и Хаг смог разглядеть черную ворону на бритой голове Йемена.

– Пей быстрее или отдавай. – пробубнил вождь, в его голосе прорвались доброжелательные нотки.

Хаг опрокинул бурдюк, попытался заглотнуть сколько мог. Алкоголь больно обжег раны на лице. Но внутри разлилась приятная теплота.

– Можешь еще отпить. Благодарности не жду. – Добавил вождь.

Опрокидывая второй раз, он попытался разыскать тана вокруг. Но если он и был где-то рядом, то вряд ли отличался чем-то от десятков лежащих теней горцев.

– Жив твой Дунланг, не беспокойся, мне хотя бы его привезти в дар.

«Хотя бы его».

– Друид отправился к своим с радостной вестью о большом подношении – он усмехнулся во весь рот, шрамы сомкнулись, сделав из его лица подобие кровавой паутины. – Представляю, как они разочаруются.

– Это все, чтобы порадовать друидов? – Наконец спросил Хаг.

– Ух ты, я думал мне одному за нас говорить придется… – Он отпил из бурдюка. – И да, и нет. Нужно было выгулить молодняк, ну и трону подношене принести. А кровь такого могучего воина, как Дунланг неплохо покормит ворон. Великое семя от его преподношения выйдет. Великое, сильное…

– А от меня? – Хаг слишком поздно осознал глупость вопроса.

Вождь ожидаемо рассмеялся.

– Может, что и выйдет. Твой отец был верным богам, но дядя…Кстати, раз уж вспомнил, как он?

Хаг уставился недоумевающим взглядом – «вот ты меня резать собираешься, а кишки по идолу размазать, а тут о здоровье родных интересуешься». Либо это было издевкой, либо на минуту Йемен забыл, куда ведет их.

– …я даже рад, что в мои лапы попал не он. Не хотелось бы, чтобы он погиб так…как суждено Дунлангу.

«И мне…, или…нет».

– Он, конечно, отринул истину. Одним из первых, если не самым первым, но сделал это честно, да и в бой ни раз бок о бок ходили. А этот, – он посмотрел в сторону, видимо, где-то там и лежал бессознательный Дунланг – никогда мне не нравился. Огромный, сильный, спора нет, но тупой. А вот твой дядя другое. – Он улыбнулся, от искренности улыбки Хагу стало не по себе. – я даже рад, что оказался прав и по ложному следу пошел именно Хорн.

– Но его сыновей ты чуть не убил… – Со всевозможной издевкой осадил одухотворенный поток Йемена, Хаг.

– Значит, и они были с Дунлангом. Что же он у руки своей не держал? А, ну да, это должна была быть их битва, а не его. – Сам себе ответил вождь. – ну, они в порядке?

– Да.

– А почему ты не ушел?

– С Дунлангом веселее.

– Да неужели!? Теперь вижу, что ты сын своего отца!

«Ты не первый, кто подметил. Проклятье, к чему все это. Я не предам Дунланга».

Хаг с удивлением заметил, что дрожь в руках прошла, и, пальцы смыкались куда лучше и сподручнее.

– С ним и вправду веселее. Может и вороны веселее станут, испив его.

– Ты говоришь о Дунланге, как буд-то он твой друг, ты говоришь о моем дяде, как будто он твой друг, ты говоришь о моем отце…

– О нет, – перебил Йемен, – твой отец мне друг, он был моим вождем, был моим таном, он из тех, кто приручил танцующих в огне, обуздал их силу, их жажду. Как видишь – он указал на изуродованное лицо – я тоже пытался, не вышло.

Отцовские ритуалы вновь предстали перед глазами: рыдающий пленный паренек-оруженосец на алтаре, холодный шепот бледных высоких фигур, кровь и рогатая тень в костре…выходящая из костра. Хаг невольно вздрогнул, отмахнулся от наплывшихся образов.

– …ты готов убить тех, кого называешь друзьями. С кем бок о бок сражался.

– Дунланг мне не друг, я уважаю его, не так как твоего дядю или отца, но…такова воля богов, так надо. Твой отец разве пощадил кого-нибудь ради своей цели.

– У него не было цели…он просто хотел убить как можно больше.

– Ошибаешься – у него была цель. Даже несколько – первая– свободу для северян…

– И поэтому резал их во имя своих дананнских дружков. Для их свободы. – Боль окончательно покинула тело, уступив место гневу. – Поэтому сбежал, оставив свою семью, братьев.

– Нет, это во имя второй цели, той, что мне постигнуть не удалось.

– И какой же?

– Вернуть истину. – Закончил он, словно это объясняло все.

– Никогда его не понимал.

– Я помню тебя, как ты крутился вокруг него, мешался под ногами воинов и друидов…мешался. У меня тогда этой красоты не было – он указал ладонью на лицо. Отпил из бурдюка, передал собеседнику.

Рука оказалась на этот раз твердой, теперь то он и миску бы не уронил.

– Вокруг отца болталось много безумцев.

– И я был средин них, и был рад этому. Впервые, после нашим великих предков, что сражались с Альфредом и шли бок о бок с Морриган, у нас появился настоящий вождь, ведающий истину.

– В чем ваша истина. – Алкоголь слишком быстро и слишком сильно ударил по ослабевшему телу и разуму. – Эта та самая истина, что заставляет тебя нести своих соплеменников на разделочный стол друидов за хребтом?

– Это лишь ступень в ее познании. Плоть и кровь – путь познания истины. Испей кровь, вкуси плоть. – Голос его снова стал стальным.

В ушах Хага загудело, вновь всплыли образы: танцующие тени, рогатый воин в пламени и безумный хор, возглавляемый отцом – «вкуси плоть, вкуси плоть».

– Я думал ты познал ее? Разве, отец не поведал тебе…или ты ее не понял.

– Я не могу ее понять, я не могу понять, что за истина заставила моего отца оставить мою мать, оставить своего сына. Бросить нас в лапы разъяренным муровингов. Знаешь, что случилось, когда он исчез. Оставшиеся муровинги принялись резать нас, они убили жену моего дяди, покалечили брата, вырезали два наших селения. Не в силах тягаться с всадниками Тавруса они принялись убивать северян. Отец оставил этих мясников с нами один на один, а сам сбежал, бросив нас в лапы насильников и убийц. Эту истину мне понять?

– Уход твоего отца – часть пути к ней, к этой истине. И поверь мне, если бы ты знал причины, ты бы понял.

– Так расскажи мне.

– Не мое право. – Коротко бросил вождь.

– Пустая болтовня – фыркнул Хаг, алкоголь и злость окончательно затуманили мысли. – Ты пришел к истине?

– Почти, я пытался следовать по пути твоего отца, но огонь лишь обжег меня, а плоть не пролезла в горло. Я слишком слаб. Но друиды помогут мне.

– И что дальше?

– Что ты имеешь ввиду?

– Когда вы познаете ее, что дальше? Когда ты вырежешь весь север на алтаре своего вороньего бога, что дальше?

– Дальше – кто знает? Мы приведем истинного короля, того, что вернет все на круги своя.

Хаг рассмеялся:

– Ага, самого Артура Рейна из могилы достанете.

– Хмм., возможно и так.

– Я был с ним, когда он ушел, вернее мы ушли вместе с ним. – Через несколько минут молчания промолвил Йемен. – С твоим отцом…Он хотел вернуться к вам, если это утешит твою несправедливую злость.

– Так что же не вернулся?

– Если бы он вернулся к тебе, ты был бы мертв.

– Что?

– «Чтобы стать богом, нужно вкусить их пищу» – помнишь это хотя бы?

– Пречитания старого друида. Я часто это слышал, в детстве, когда они слетались вокруг отца.

– Да, одна из заповедей…

– Но как это связано со мной?

– Знаешь легенду о вознёсшемся Келлхусе? О бросившем вызов Аурланду и вставшим в один ряд с Лунгом-освободителем.

– Что-то слыхал – усмехнулся Хаг.

– Чтобы победить бога, смертному Келлхусу нужно было взять его силу, а чтобы получить силу бога, нужно стать им. Нужно познать божественную истину, нужно познать то же, что и бог. Нужно вкушать то, что вкушают боги, ну, и конечно…

– Нужно умереть и воскреснуть – закончил Хаг. – Я знаю эту сказку, и чтобы ты знал, если ты совсем отказался от веры своих братьев – север не признает вознёсшегося Келлхуса.

– Не забыл… – практически сквозь зубы прорычал Йемен. – Но за что наши старики научили нас ненавидеть его? Ты не задумывался?

Хаг благоразумно промолчал, хоть и знал практически все «песни о войне Лунга» чуть ли не наизусть.

– Потому что всесильный и всеблагой Лунг посчитал, что негоже, если люди станут подобны богам. Он скрыл истину, засунув Келлхуса в самую глубокую бездну на ненужную войну…

– Интересно ты пересказываешь «предание о копье», а я то полагал, что Келлхус, соблазнившись занять место Аурланда, поднял со дна миров добожественных существ, те, что были вскормлены самим бесконечным мраком… – Хаг поднял глаза вверх, вспоминая прямую цитату из «сказаний», которые слышал он с сотню раз. – «…ибо все, что можно назвать живым воспротивилась незрячей тварной сущности, что привел с собой отступник Келлхус. И поразил он детей и младших братьев богов, и была тогда великая смерть девять лет и девять зим…».

– Почти дословно – усмехнулся Йемен. – «…И на последний закат девятой зимы копье Лунга-защитника пронзило Келлхуса, и трижды тремя проклятиями был проклят убийца Келлхус. И упал он в самую далекую и холодную бездну и ныне разлагается там». – Продолжил Йемен. – Ну еще что-то там про то. Что Лунг послал Кулина за медом жизни, тот украл его у дальнего солнца и девять лет и девять зим поливали боги землю, пока она вновь не дала жизнь. Кажется, вот так это полностью звучит.

– Ну да – недоумевающе прокомментировал Хаг. – Поэтому проклятье девяти самое ужасное.

– Меня ему подвергли, и – он, улыбаясь развел руками.

– Ну, оно видно отразилось на твоем лице.

Над костром пронесся смех.

– Да, это все оно – протянул вождь, отпивая вино.

Хаг приложился вслед за ним. Он вдруг осознал, что не испытывает к этому изуродованному человеку, что еще пару дней назад пытался их всех убить, ненависти или неприязни. По сути, именно этот «враг» был ближе всего к нему. Он напоминал ему отца и его приближенных, так как и был из них. Он напоминал ему его детское окружение, и пускай хороших воспоминаний там по пальцам пересчитать, это, все таки было чем то родным. Но вот он вспомнил убитых на холме, друида, перерезающего глотку, избитого, покалеченного могучего и униженного Дунланга, и теплота куда то уходила…

– Но я слышал и видел иное.

– Видел?

– В котле перволесья. Друиды показали мне…

– А-а-а, друиды – усмехнулся пьяными глазами Хаг.

– Даннан древнее нас и знают больше, не забывай об этом. Они истинные, первые дети.

– Ага, и этим истинным, первым детям не знакома ложь?

– Вот к чему ты клонишь? Им не было смысла мне лгать. Котел перволесья не лжет.

– Лгут те, кто тебе это показал. Или ты сам оболгал себя, не понял, что увидел.

– Все-таки ты никак отец. Тебе достаточно той истины, которой тебя когда-то научили.

– Он учил меня и другой…

– Но ты ее забыл. Но тем не менее, позволь тебе напомнить.

– Я люблю сказки – Хаг повел плечами.

– Лунг и его побратимы и сестры сами выжгли перворождённых детей – казнь девяти лет. Он проклял землю и убил пытающегося сопротивляться Келлхуса, отправил его копьем в бездну. А затем, засеял новыми детьми, неведающими…

– Неведающими что?

– Ответ на вопрос: как стать богами. Если один смертный смог, то и другие бы попытали удачу. Лунг поступил очень расчетливо, расчетливо и жестоко.

– Так вот истина – истина Келлхуса. Хочешь богом стать?

– Хочу воспротивится им.

– Зачем?

– Чтобы победить – коротко бросил Йемен.

Повисло молчание, перебиваемое лишь треском дров, да сопением горцев.

– Я отпущу тебя завтра. За нами идут черные щиты Гильмериха. Я пущу с тобой провожатого, он отведет тебя к низине. Больше не возвращайся в горы, сын Брона.

«Гильмерих» – Хаг что-то вспомнил. Тан, живущий у западных берегов и северных хребтов. Именно по его землям гуляет мор. Много слышал Хаг о черных щитоносцев, что вторгались даже на острова Муровингов.

«Значит нас вот-вот нагонят».

– А Дунланга?

– Мне он нужен. Нужен друидам, а его потроха нужны престолу. Да и к тому же он будет мстить.

– А я?

– А ты будешь искать истину, туже, что и твой отец.

– Нет. Я вышел в поход с Дунлангом с ним я его и окончу. Мои поиски окончатся здесь.

Йемен сжал клинок:

– Тогда я могу подарить тебе смерть не на жертвеннике.

– Плевать, где умирать. Не надо. Где Дунланг?

– Там. Возьми с собой – Йемен кинул Хагу бурдюк. – Проведите его к его вождю.

Хаг сделал пару шагов от костра и остановился:

– Ты сказал, что мой отец для тебя вождь, за которым ты следуешь. Но как? Он бросил всех нас почти десять лет назад.

– Почти десять лет? – Недоумевающе поднял глаза Йемен. – Я так же, как с тобой сейчас, попивая чудесную лесную брагу сидел с ним пару лет назад.

– Сколько?

– Позапрошлым летом. Когда он показал мне то, что рейнцы называют мором …

Хаг молча зашагал от костра в тьму, шатаясь от навалившейся расслабленности. А меч, которым он собирался вспороть брюхо вороньему вождю. Так и остался нетронутым.

Глава 18

Глава 18.

Игры невинных детей.

Поисками сэра Марка Оулден и не думал заниматься, пока. Сперва надо было разобраться с неотложными делами, что привели его сюда. К тому же. Если его поиски окажутся верными, то старый друг сам его найдет.

Но для начал нужно было сбросить лишний балласт – назойливого и упрямого сэра Гаса. Отправить его из города казалось делом весьма сложным. Слово всегда было его лучшим оружием, но для того, чтобы донести нужную мысль старому вояке, Оулдену необходимо было обернуть фразы в изящный кинжал, дабы змеей проникнуть под железный панцирь, либо боевым молотом, чтобы пробить его.

Однако, на удивление, это оказалось не сложным. Старый рыцарь, услышав про побег Марка и обвинениях в его сторону, тут же обрушил сто проклятий на старых рыцарей и держателей имения. А трещиной в броне для проникновения и стала его презрение. Именно в сторону беглеца сэр Гас отправлял больше всего оскорблений и желания скорейшего заболевания позорной чахоточной болезнью, так это Марку. Поэтому он с радостью согласился отправится в имение и прошерстить все возможные места, где мог спрятаться беглец. Найджел назвал как минимум парочку приграничных таверн и несколько крестьянских арендаторских поселений, в которых благородный рыцарь мог жить неделями, выпивая запасы пива тамошних крестьян.

Ну а о Крунде, племяннике упертого вояки, Оулден даже не думал. Здоровенный увалень молчаливо брел вслед за графским сыном по грязным улочкам. Он не задавал вопросов, однако его внешний вид распугивал грязных проходимцев и Оулдену удалось добраться до необходимой забегаловки неиспачканным. Шепот, шедший следом, вопросами тоже не докучал, однако Оулден постоянно читал сотни вопросов черного мечника своим затылком. Они буквально разрывали его голову и щекотали волосы на загривке: Почему идем туда, вместо поиска Марка? Почему вы не отправили меня? Как мы будем искать Марка? И наконец: И какого хрена мы подошли к притону со шлюхами?

Оулден развернул послание приятеля. Глаза уперлись в предпоследний абзац: «Я буду ждать тебя в Солнохте в таверне «Цветковая поляна». Вернее, это когда-то был хороший двор с вкуснейшим напитком из цветков. Сладким, словно южные вина, но теперь это обыкновенный притон, со всеми вытекающими. Надеюсь, тебя не спугнет такая обстановка. Мною было выбрано это место, так как, ты удивишься, но это самая приятная гостиница в городе. Найти ты меня сможешь там до конца следующего месяца, если не будет более срочных планов, о коих я тебя извещу, друг мой. Надеюсь до скорой встречи и возобновления нашего общего исследования».

Пройдя сквозь не желавших уступать проход женщин, Оулден с путниками втиснулись в задымленное тесное помещение. Не смотря на разгар дня, народу здесь собралось много. В основном вооруженные мужчины, вольные всадники, да прочий наемный сброд. Видимо, работали на магистрат, выискивая сектантов. Заметив Крунда, некоторые из них явственно напряглись.

Оулден подошел к хозяину: низенькому, даже ниже его, усатому широкоплечему мужичку.

– Мест нет – сразу же бросил он – при въезде сможете найти постоялый двор, слышал, там есть. Хрен его занет, что этих ублюдков всех ко мне тянет – пробубнил он чебе под нос.

– Много неприятностей – «прошептал» Шорох.

– Побольше, чем от городских буянов.

– Я здесь не за местом. Я пришел к (имя друга). Я его университетский друг.

Хозяин кивнул:

– Тогда присаживайтесь, он о вас предупредил. Во-он туда. Сейчас вам принесу чего-нибудь. Вина нет.

– Пиво сойдет, разбавленное.

– И посильнее – добавил Шорох. – И бульон, если есть.

– Да – хозяин потрепал себя по животу – понимаю, конечно.

– А он где?

– Уехал утром, сказал, вернется после обеда.

Они уселись, вернее, пропихнулись в дальний угол. Длинный стол они вынуждены были делить с какими то купцами.

– Что мы здесь делаем – Шорох пытался говорить как можно тише.

– Я здесь не только ради марка, как бы сильно я его не любил. Но я даже не знаю где искать, а вы явно не стремитесь просветить меня в ваши дела.

– Я не знал о побеге, я не знаю, где он может быть, клянусь.

– Не оправдывайтесь.

– Так что мы здесь делаем?

– Вам здесь не нравится? А тебе, Крунд?

– Мне вон те не нравятся. – Здоровяк кивнул в сторону сидевших в другом конце зала группе мечников. – Наемники… – он пошевелил скулами.

– Если не сочтете за неуважение, что у вас за встреча с другом, зачем мы его ждем?

– Ради науки?

– науки?

– Да, он, как бы выразится, можно сказать летописец. Только его летописи не просто переписывания страых фалиантов, а более точное описание событий. Он анализирует сказания, сказки, песни, хроники и пишет вою. Иногда приезжает на значимые места и осматривает округу.

– И что же он ищет здесь?

Оулден улыбнулся:

– Вы не поверите? Курган Морриган.

Шорох кажется выпал из мира на несколько секунд:

– Тогда, возможно, мы ближе к Марку, чем думаем.

– Я знаю – бросил Оулден. Благородному Найлджелу не обязательно это знать.

Шорох покачал головой, в знак согласия.

После трапезы, они взяли еще пива.

Крунд стал высказаться о своей нелюбви к наемникам, и прочим никому не подчиняющимися воинам, все это время он не спускал взгляда с мечников. Он высказал неожиданно для него мудрую мысль, о том, что негоже внутри королевства не должно существовать вооружённых банд и иных соединений, не имеющих ни вассальной, не иной клятвы. Шорох все таки немного рассказал о лихих приключениях марка в городе.

Наконец, среди вошедших, Оулден увидел знакомые худые плечи, чернявую голову и немного вытянутое, с глубокими скулами, лицо, маленькие, черные, неестественно сияющие, глаза, бегающие по всему залу.

– А ты нисколечко не изменился. – Поприветствовал старого друга Оулден крепким объятием, скомкывая грязный синий походный плащ. – Эйнсли, дружище – имя старого друга с необычной небольшой дрожью слетело с уст. Словно, Оулдену было вновь в новинку произносить его.

– Да, да, все такой же мелкий и горбатый. И страшно по тебе соскучился.

– Боги, Оулден. – Он похлопал его по плечам. – Где твоя сутулость? Прям на рыцаря стал походить… – А, – приподняв палец вверх, он обернулся назад – …у меня тоже есть мечник – Он указал на подошедшего подмигивающего всем шлюхам в округе, головореза, хамовато вскидывающего подбородок вверх.

– Милорд – улыбнулся мечник скотской ухмылкой, обнажая неровный ряд желтых зубов. – Рад вас снова видеть, а вы возмужали… – кувшин с вином заткнул его рот на минуту.

А Оулден стоял бездвижно. Не в силах что либо сказать.

– Ты же помнишь Орсо? Мне было его нелегко найти после твоего возвращения на север. Он согласился помогать мне и еще набрал парочку ребят, умеющим обращаться с оружием. Вот только где они опять ходят… – в торопях, на миг в извиняющемся жесте приложил ладонь к кисти мечника, протараторил.

– Орсо – медленно протянул Оулден, – да, конечно. Рад тебя видеть.

Его бледное лицо и гуляющий сквозь собеседников застывший взгляд говорили об обратном.

– Нелегко было его найти. – Повторился Эйнсли.

– Не сомневаюсь.

– Я снимаю здесь комнатушку, довольно сносную, к моему удивлению. Даже лучше студенческой кельи. Предлагаю отобедать там. Что скажешь?

– Мне нужно разместить своих людей.

– Я поселил Орсо рядом, там же есть еще лавки?

– Они заняты прекрасными женщинами. – Усмехнулся мечник.

– За них я не плачу, так что подвинутся.

– Несправедливо, но так тому и быть. Твои громилы могут послушать мой храп. Но пусть будут готовы лицезреть мои забавы с этими прекрасными дамами. – Он обвел демонстративным жестом находившихся в таверне женщин.

Комнатка Эйнслина была заставлена несколькими столами, на которых весьма небрежно расположились свитки и переплетенные книги. На углу одного стола и на полу под ним виднелись следы разлитых чернил.

– Сейчас, – Эйнслин раскрыл вставни, – вот теперь светло. – Он чихнул.

– Прям навеивает воспоминания об университете.

– Да, только молится пять раз на дню не надо. – Эйнслин снял ремень с ножнами и поставил меч на пол, оперев о край кровати.

– Ты все-таки взял в руки меч? – Удивился Оулден.

– Знаю, выгляжу я с ним нелепо, но в пути даже один вид оружия может отпугнуть потенциальных воров.

– Ты преисполнился дорожной мудростью?

– Орсо научил.

– Как ты додумался до такого: путешествовать по стране с головорезом. У твоего отца не осталось для тебя оруженосцев?

– Я их сразу отослал, к тому же моя семья не знает о целях моего исследования. Отец думает, что я пишу историю правления короля Йоррена Второго и место моей семьи в возвеличивании Рейна. Ну, наверное думает. У меня слишком много братьев, чтобы родитель мог поспевать следить за делами всех.

В дверь вошли без стука. В проеме появилось несколько пухлых женщин с большими тарелками, за ними следом зашел хозяин таверны. Высокий, круглолицый, с большими лохматыми усами, заходя в комнату он пригнулся, в широкой ладони он нес деревянный поднос с кувшином и головкой сыра. Яства поставили на стол. Женщины тут же ушли.

– Ваш обед – по-военному отчитался хозяин.

– Да, сейчас. – Эйслин отвернулся к противоположной стенке и начал активно шуршать. Послышался звон.

Он протянул усачу монеты и тот, почтительно кланяясь вышел за дверь.

– Ну, за встречу. – Эйнслин поднял кубок с вином над головой и сделал маленький глоток.

Комната наполнилась стуком глиняной посуды.

– Твое письмо было весьма взбудоражущим. – Запив кашу большим глотком вина, Оулден разбил царящую в коморке тишину обеда.

Эйнслин жестом показал, что как только дожует хрящистый кусок мяса, будет готов говорить.

– Ну… – после трехминутной борьбы он запил все небольшим глотком вина, – по другому тебя было и не вытащить. Может ты наконец-то допишешь свою книгу. Я прихватил все наброски.

– Я заметил. Какой толк от нее, дружище, это будет лишь очередной сборник слухов и легенд, как у святого отца Феонира Элинского или иллирийского Мафуса-Аль-Хилиана.

– Почемуй-то?! Я помню, как ты восхвалял отца Феонира, причитая по всей моей келье: «Какой труд! Какая работа! Сколько усилий, какая святая одержимость!». – Эйнслин принялся размахивать руками, и чуть было не перевернул наполненный кубок.

– Я слегка переосмыслил свой взгляд.

– И что тебя побудило?

– Север, отношение северян к «великим восстаниям».

– И в чем же оно заключается?

– Ну, – Оулден закусил губу. – Видишь ли, отец Феонир рассматривает выступление Морриган и ее красноволосых всадников как восстание северян и диких племен восточного великаньего скелета против объединения рейнских земель. К тому же, многое что ему было известно о религии всадников Морриган он считал верой северян. Я увидел, что это не так. В северных лесах ее бояться так же, как и наши церковники. Слышал о «последнем волчьем вое»?

– Ты о восстании после которого твой отец наводил порядок по всем землям вольных танов? И стал самым влиятельным графом на севере королевства? – Эйнслин самодовольно отпил вина. – Нет, не слышал.

– Так вот, лидер северян тогда пытался возродить культ крови, тот же, что и исповедовали всадники Морриган, как я понимаю.

– И? Северяне же пошли за ним.

– Единицы.

– Ну, с Рейном они не могли тягаться, поэтому для них довольно мудро было не лезть на рожон. К тому же, сколько их танов получили новые цивилизованные титулы?

– Ты не знаешь север, дружище.

– Не спорю. – Пожал плечами Эйнслин. – Просвети…

– Их пугали не наши доблестные рыцари, они боялись его самого, вернее, богов, что он нес с собой. Его до сих пор проклинают. Его сын наш сосед, насколько я знаю.

– И не страшно? Ведь яблоко от яблони…

– Не-а, этот парень для них хуже любого рейнца. Так вот, есть еще кое-что. Мой отец утомлял своих ближних воинов ведением подробных отчетов о наведении королевского порядка в Волчьем пределе и ближних лесах.

– Сомневаюсь, что благородные рыцари сильно утомляли себя в этом. Сколько из них умеют писать?