Текст книги "Венец из окровавленных костей (СИ)"

Автор книги: Сэд Сторибрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Песни Рейна: Венец из окровавленных костей

Пролог

– Во-от так его! – Он наконец-то свободно выдохнул. – Какой же он толстый, а вроде бы постятся!

Стоящая позади девушка усмехнулась. В этой полутьме ее улыбка действовала на него особым способом: он успокаивался, но сердце начиналось биться в три раза сильнее. Как же он любил ее. Они выросли в одном гнезде, следили друг за другом в детстве, юношестве. Она стала его первой и единственной женщиной, а он для нее первым и единственным мужчиной. Они вместе прожили свой короткий несчастливый век, и вместе уходили на новый цикл. Пускай, и не так, ка кони предполагали.

– Может, мы сначала все закончим, и потом вы уже друг другом налюбуетесь? – Вейд вонзил погрузил кинжал в полумертвое тело, затянутое в алую рясу. – Вы с Бургомистром закончили? – Он поднял на них, полный недовольства взгляд. Все его лицо было перепачкано кровью, и в лунном свете, с кровавыми следами он стал выглядеть куда старше своих тринадцати лет.

«Слишком молод для перехода» – первое, что он думал о Вейде. Но парень был смышленым, наверное, самым умным и бойким из гнезда, да и к тому же, один из немногих, став едоком, не потерял рассудка и взгляда. В их гнезде таких было шестеро: он, Халли, Вейде, Каз и Лана. Однако крыло выбрало именно их. Они были младше того же заносчивого Каза или Ланы, последняя и вообще была слишком стара для едока: ей недавно стукнуло аж тридцать зим. Но выбрали их, его и Халли, ну и Вейда…Ох, Вейд, парень был его личным испытанием, видимо, призванным наделить его огромным терпением. Поэтому он не очень удивился, когда на последний его с Халли шаг к переходу к нему прицепили и мальчишку. Вейд был младше него на четыре года, но порой ему казалось, что на все десять.

– Он рад, что переходит с тобой. – Халли, видимо, прочла его мысли, она всегда знала, о чем он думает с самого детства.

Как и все старшие. Она была старше на три года и должна была уже покинуть местное гнездо, как и все немногочисленные едоки сумевших дорасти до такого возраста, а их были единицы. Однако она была с ним, не уехала, не покинула ни его, ни умирающее гнездо.

– А я рад, что ты со мной. – Только и смог выдавить он.

Она неожиданно прильнула к нему. Бесшумно, казалось, что тучные мешки с мясом на полу не помеха для ее походки. Губы их сомкнулись. Помимо привычного ее мягкого вкуса он ощутил солено-железный привкус крови.

– Они мерзкие на вкус, да? – Оторвавшись от него, вновь угалдала мысли Халли.

– Не зря в гнезде говорили – не вкушайте плоти святош. – Он пнул мертвый алый мешок под ногами.

– Но это нужно, для перерождения.

– Мы же будем там вдвоем? Мы же не расстанемся.

– Конечно, мы станем богами, как первый переходящий.

– И мы сможем… – его лицо залило кровью. – Ну…делать с тобой.

Халли рассмеялась. Он испугался, что если ее звонкий смех привлечет стражников.

– Мы сможем делать все, что захотим.

– Вы закончили? Пробурчал недовольный Вейд. – Я готов уже.

Халли подошла к пареньку. Усмехнувшись, потрепала его по макушке. Он лишь поежился. Он, поправив серую шкуру с приделанными умельцами оленьими рогами к ней, на окровавленном теле первосвященника, которое он совсем недавно таскал и сажал на алтарь их бога, которого они величаво звали никак иначе, как Отец, и подошел у своему почти воспитаннику.

– Ты точно готов?

– Да – он зажевал кусочек плоти священника. – Я вас там подожду, надеюсь после перехода вы будете менее мерзкими. И не будуте постоянно обниматься и все-такое.

Он почувствовал как улыбка расползлась по его худому, бледному, как и у всех в гнезде, лицу. Лезвие пронзило горло мальчишки, и он, улыбаясь, пал на грудь своего старшего брата, почти отца.

– Теперь наш черед – вздохнула Халли.

– Да, – он схватил ее за руку, подтянул к себе.

Сейчас за дверью храма было не менее дюжины стражников, пивших в честь утреннего праздника, но он не думал о них, об опасности, которые те несли. О шуме, который они создавали. Он хотел лишь одного, последний раз насладится ею, своей Халли, своей первой и последней. Ибо страшен был переход, ведь разве так боги могут. Могут ли так страстно любить, как они сейчас. Может уйти, может они перейдут не сегодня…

Она снова прочла его мысли, нож ударил в шею, его тело трепыхалось не по его воле. Душа переходила с улыбкой, ведь последнее, что он увидел – это ее взгляд, полный любви и блаженства, а последнее, что почувствовал – ее жар, и себя окутанным им.

«Я так и знала, что ты не сможешь» – вздохнула Халли.

Теперь ее черед для перехода. Она поцеловала своего первого и последнего, привкус плоти первосвященника все еще стоял в горле, но она еще чувствовала и его душу. Она улыбнулась: теперь ее черед для перехода.

Улицы древнего Коннахта находились в тихом предрассветном запустении. Исключение составляла широкая круглая площадь перед Высоким храмом и несколько примыкающих к ней кварталов, на которых, в ожидании открытия праздника начинала стягиваться толпа городских обывателей. И если ветер свободно гулял по пыльным серым узким улицам города, наслаждаясь редко виданной волей, то на крупнейшей площади города он разбивался об огромную толпу страждущих. Их тихие благоговейные молитвенные гимны восходи ввысь к небесам, и накрывали весь спящий город.

Песни молящихся взбудоражили местных псов, и те перебили плавное звучание гимнов своим не менее громким и пронзительным воем, после чего, стало ясно, что молитвы Бог-Отец сегодня вряд ли услышит. А вот скинуть пару огненных столбов, оскорбившись такому нахальству, он вполне мог. Правда, вряд ли стал, ведь не в его честь звучали полные слез и надежд мольбы. Перебиваемые собачьим воем, гимны летели к кормилице-матери, на сегодня она садилась на небесный трон и несла благодать вопрошающим: мужчинам – терпения и ума, женщинам – детей и благодати. И всем – исцеления.

Над городом пел праздник восхождения Матери-заступницы. Седьмой, последний день празднования. Он должен был начаться с раннего богослужения, с первыми лучами солнца

Желтые каменные стены Высокого храма в честь праздника были украшены красно-синими знаменами. Красный – цвет Бога-Отца, не имеющего имени небесного, лишь земное – Геат, синий – Всеблагой Богини-Матери Остары. Одно общее широкое красно-синее знамя висело прямо над высокими алыми вратами храма, символизируя единение двух божественных душ. Меньше чем через час, они должны были распахнутся, и под громкий певчий разлив священнического хора начнется «Милостивая» служба в честь Восхождения Матери-Остары к престолу Отца.

Милостивой это служба была не только потому, что она была короче прочих, но и потому, что после молитвенных гимнов и, как всегда, слегка затянутой речи Первосвященника, не поленившегося приехать сюда из столицы, начнется раздача милостыни городской бедноте: церковь раздаст часть своих накоплений, да и прибывшие на праздник дворяне не скупятся, обнажая перед Матерью свою благочестивую натуру. Однако сейчас, эти скорые благодетели, те, из них, кто соизволил пораньше собраться под стенами Храма, отгораживались от прочих, грязных собравшихся, десятками вооруженных воев.

Но вот, солнце уже окрасило первыми лучами сине-красное знамя и уже почти начало заливать своим светом площадь, а двери продолжали оставаться запертыми.

Непростительная затянутость начала церемонии подкашивала ожидания собравшейся толпы. Над площадью пролетел недовольный беспокойный ропот. В таком подвешенном состоянии толпа простояла еще не мене часа. Несколько стражников робко подошли к храмовым воротам, и, осторожно переглядываясь, сначала тихо, а потом громче начали громыхать кулаками по дверям.

Вся площадь затаила дыхание в мучительном ожидании. Храм же продолжал хранить молчание: ни один священник не подал сигнала, двери не шелохнулись. Один из стражников попытался приложить ухо, что бы что-то расслышать – впустую, гробовое молчание, а ведь внутри было не менее полусотни человек.

Сквозь толпу, лязгая железом (а в царившей тишине этот звук был особенно сильным), к дверям храма подоспело с десяток стражников во главе с седым короткостриженым командиром – сэром Варденом Лерремом. Они Взобравшись по ступеням к воротам, он взмахнул рукой. Из первых рядов выбежала дюжина человек, неся с собой довольно внушительных размеров бревно, подвешенное на несколько крепких кожаных ремней. Поняв, что стражники собираются сделать, один из дворян, растолкав с помощью латников стоящих впереди бедняков, грузно выступая вперед, вскрикнул:

– Это святотатство! Нельзя нарушать священное таинство! – За ним это подхватила ближняя часть толпы.

Седовласый обвел равнодушным взглядом запыхавшегося заступника веры, и кратко ответил:

– Мы это учтем. – Он обвел взглядом толпу: молитвы сменились шепотом раздора. – Навались! – скомандовал он, повернувшись к своим подчиненным.

Двери из крепкого красного дуба поддались не сразу. Лишь после пятого удара самодельный таран под всеобщее оханье проломил ворота. Проникший внутрь храма солнечный свет раскрыл перед стражниками кровавую картину, не предвещающую начала празднества. Вместо света сотни зажженных свечей и лампад, под пристальным взглядом которых старшему духовенству пристало молится до восхода, их встретила тьма. Сделав пару шагов, сапог уперся в мертвое тело. Весь каменный пол храма был устилан ими, сапоги сэра Вардена уже вляпались в кровавую лужицу. Несколько стражников шагнули вслед за ним и остановились при входе. Один из них, самый молодой зашептал молитву «от зла».

– Да что же это? – Второй перехватил палицу, висевшую на поясе. Хорошее приспособление для лома костей нарушителям городского порядка.

– Никого не впускать! – Отдал команду сэр Леррем, вытаскивая меч из ножен.

Услышав скрежет металла, толпа зашевелилась. Стражники снаружи встали полукругом перед выбитыми дверьми. Сквозь ряды нестройными рядами пробились новые десятки вооруженных блюстителей порядка. Летающий в воздухе блаженный ропот праздника вмиг сменился на злобный молчаливый крик раздора. Снаружи начались выкрики, толкучка, посыпались первые угрозы.

А внутри же царила мертвецкая тишина. Не возможно было найти и свободного уголка, не залитого кровью или не заваленного телами. Здесь были все: первосвященник со своей свитой, младшая и средняя рука столичного и коннахтонского храмов, местные дворяне, члены городского совета, бургомистр. Тело последнего сэр Варден обнаружил в коридоре у нижних келий. А бесформенное тело первосвященник величаво восседало на залитом кровью алтаре. А поверх золотых одеяний главы церкви висела, сшитая из серой, волчьей, на первый взгляд, шкуры, накидка, украшенная подпиленными оленьими рогами. Стражники ринулись к кельям, но Варден понимал, что вряд ли они найдут кого то живого.

– Сэр, в Кельях никого. – Отчитался стражник. – Не могли же они раствориться.

– Второй вход?

– Охрана убита, но дверь изнутри заперта. – Стражник отдышался. – Неужели они еще здесь.

Варден перевернул изуродованный труп молодого священника. Слишком много ран было на трупах, слишком много крови. Слишком долго с ими возились убийцы. Страх, вот что должна была продемонстрировать эта картина, страх и трепет всему городу, всему Рейну. А убийцы…

– Они здесь… – его голос сошел на шепот. – Поднимайте тревогу! – Он быстро овладел собой и смог пробасить команды нужным тоном. – Закрыть город!

К полудню весь город уже был объят огнем праведного гнева. Преступников добрые жители Коннахта видели в любом полукровке, чистокровном Даннан, или просто в странном соседе, что не явился утром на службу.

Глава 1

Глава 1.

Королевские беспокойства.

Юг Рейна, Столица.

Принц Гластейн, наследник короны всего Рейна, и обладатель еще не менее десятка титулов, вновь ступил на мощенную мостовую самого нелюбимого города своего королевства, который, по стечению обстоятельств являлся и его столицей. Ал’Эйс, еще до обретения своего высокого имени был городом торговцев, наемников и разного рода беженцев, гонимых святыми плетьми новой церкви или клинками господ. Но главное, что стекалось в портовый город на южной границе империи – деньги. В конце концов, город разбогател, и младший сын короля Рейна Альфреда Святого, то ли повинуясь желанием задеть память об отце, то ли желая отдать дань уважения городу, в котором провел добровольную ссылку, будучи изгнанным своим старшим братом, перенес трон Рейна под ветер южных ветров. Вот так, по прихоти озлобленного принца, братоубийцы, и по слухам жутчайшего развратника, но верного слуги церкви, Виллема Эйстрейда, город торговцев и убийц стал лицом великого и могучего Рейна.

Город менялся, как менялся и Рейн. Теперь Ал’Эйс стал огромным, поделенным на десятки районов столичным городом крупнейшего цивилизованного королевства. Однако жители остались теми же: торговцы, безземельные рыцари, нанимающиеся к любому толстосуму и толпы беженцев, нанимающихся, если повезет, в местные мануфактуры или к корабельным капитанам. И первое, что встречало по прибытию в город даже принца – это едкий кислый запах, запах бедности, запах отходов, запах умирающих, а следом шли потоки нищих.

К счастью для принца Гластейна, свой путь по Ал’Эйсу он начал с портовых районов, самых древних и самых певучих улиц всего города. Здесь находили пристанище моряки со всего королевского и торгового флота. Тяжесть бедняцкой жизни здесь отражалась, быть может, лишь в глазах портовых рабочих и особо старых шлюх. В основном, тут и там под копыта эскорта попадались сияющие хмельным счастьем лица моряков. Но чем дальше он углублялся, тем отчетливее веял в воздухе запах свежей крови. Под копыта коней ложились остатки недавних побоищ. О них напоминали валявшиеся куски дерева, битое стекло, керамика и прочий мусор, которого по обочинам узких улочек лежало больше обычного. Вывешенные разъяренными горожанами тела «богохульников» и полукровок уже сняли с самодельных виселиц. Дерьмо с камней мостовой, ведущей из порта к замку, на удивление, тоже утрудились убрать. Однако кровавые разводы попадались то тут, то там. В целом город постепенно пришел в свой обычный будничный ритм: улицы наполнились толпами работяг и бедняков, лавочники возобновили торговлю, завывая горожан к себе. Правда, алых стеганок городской стражи на улицах стало куда больше. Более ярким напоминанием и даже, неким символом недавних погромов, служила потускневшая красная надпись на обшарпанной желтой стене дома: СМЕРТЬ БОГОХУЛЬНИКАМ, а чуть ниже, более мелким шрифтом кривая надпись: «пролившего кровь в доме Отца да настигнет возмездие святое». Подобными стихами была усеяна большая часть улицы.

От самого порта по извивающейся каменной улочке цепью шел отряд всадников. Оружие и доспехи наездников были хорошо скроены и украшены, что выделяло их из окружающей торопливой суетливой городской массы.

Завидев всадников, стражники растаскивали горожан с дороги, очищая путь. Когда колонна всадников проезжала мимо какого-нибудь поста стражников, те, прислонив кулак к груди приклоняли голову. Ехавший впереди всадник лениво салютовал им рукой.

– Святое возмездие! – Принц Гластенй даже остановился на секунду, раздраженный бахвальством лавочников. – Разгромили парочку лавочек, побили стекла, утопили город в хаосе и уже возомнили себя рыцарями святого Альфреда! – Раздражение само исходило изнутри.

– Ситуация серьезней, чем вы думаете, – осторожно осекся, ехавший рядом высокий пожилой мужчина, затянутый в чисто вылизанный черный бархатный камзол. – Народ был, и остается сильно напуганным. Я не удивлюсь, если подобное случится в весьма скорое время.

– Не случится. – Принц на секунду пришпорил коня и взглянул на своего собеседника хмурым взглядом коричневых глаз. – Я не допущу, а с брата и с этих…лордов, я еще спрошу.

– Не судите строго своего брата, мой принц. – Престарелый собеседник отвел взгляд. – Это беспринципное, мерзкое самой воли людей и богов преступление застало всех нас врасплох. Только подумайте! – Он невольно взмахнул, затянутой в перчатку из оленьей кожи ладонью. – За одну ночь извели весь святейший свет, преподобных зарезали как безродных свиней! А ведь первосвященник был неплохим человеком, хорошим малым! – Он мечтательно вздохнул, будто что-то вспоминал из своей молодости.

– Я наслышан о ваших бравых похождениях.

– Ну, – собеседник осекся. – После того, как он принял, чтоль благопристойный сан, он разумеется отказался от всех этих, мирских забав. – Ухмылка так и не слезла с его круглого морщинистого лица.

Неожиданно с боку от них раздался протяжной вой.

– Нее-ет! За что!

Толпа, в месте откуда шел плач было наполнено стражниками. Принц резко свернул в сторону, несколько затянутых в латы всадников тут же его опередили и принялись распугивать толпу. Стражники им в этом помогли.

Перед принцем и его спутниками предстояла печальная картина. В одном углу старая женщина навздрыд рыдала над окровавленным телом юноши-подростка, а в другом, в грубых объятиях стражников бултыхался короткостриженый бородач. Стражник скинул его на землю, второй связал ему руки кожаным ремнем. Под ногами стражников валялась окровавленная киянка. Все было предельно понятно: бородач забил парнишку деревянным молотком и тут же попался городской страже. Но вот за что?

– Проклятые полукровки! – Взревел бородач. – Они нас всех убьют, прирежут как свиней! А сраный король и пальцем не пошевелит! Будь он прок… – кулак стражника прервал его терраду.

«Так вот оно что» – подумал принц и развернул кобылу обратно. Толпа вновь сомкнулась над печальной картиной.

– Сколько погибло во время беспорядков? – Ведя коня вперед и упершись взглядом в его холку спросил принц.

– Точно не знаем, около полусотни…

– Тридцать восемь убито только на этих мостовых, – неожиданно твердо начал принц – два десятка на улице ткачей и дюжина ремесленников из представителей Дану, двое из которых искусные кузнецы. Несколько бедных мореходов полукровок-иллирийцев забиты в гостинице у самого замка. А сколько из них было повинны в резне в Храме?

Старик промолчал.

– Вот именно! Никто. Те, кто это сделал, и не были в столице. – Продолжил принц. – И не мне об этом вам говорить.

– Людям нужно было выпустить ярость. – Подытожил его собеседник. – Уж пусть лучше на них, чем на вас, принц. – Тихо проговорил он. – Но…я вынужден признать, что я ничем не смог помочь вашему брату в этой ситуации, видимо, я уже слишком стар.

– Ну что вы… – голос принца резко стал более мягким. – Не принимайте мои замечания близко к сердцу, лорд Грегори. Вы нам нужны, вы мне нужны. – Он по молодецки хлопнул престарелого лорда по плечу. – Ну что, может ускоримся!

Лорд Грегори Бортон улыбнулся, увеличивая число морщин на своем круглом, лишенном растительности лице.

Ускорившись, колонна всадников съехала с мостовой и проскакав по освобожденной алыми накидками улочке очутились на широкой, выложенной камнем, предзамковой площади, за которой следовали невысокие, примерно в два человеческих роста каменные стены с аркообразным въездам. У самой арки в приветственной позе, со скинутыми копьями стояло два королевских гвардейца. Алые камзолы городской стражи у них были заменены на серые, почти белые поддоспешники и стальные позолоченные панцири с выбитым на них сжатым кулаком – знаком королевской власти. Они гордо салютовали, стукнув древками пик о землю.

Часть всадников отделилась от колонны при въезде в арку, а оставшихся, тут же окружило десяток слуг. Одним ловким движением спрыгнув с коня, принц кинул поводья подоспевшему конюху. Сзади раздавалось кряхтение лорда Грегори: ему помогали слезть двое слуг, хоть он и отчаянно упирался. «Старый верный дорогой лорд Грегори Бортон» – принц провел его печальным взглядом. Принц усмехнулся, сколько он себя помнил лорд Грегори всегда был рядом, с его отцом, с его матерью, которую он почти забыл, теперь вот с ними. Он был верным солдатом, верным, хоть и слегка глуповатым советником, но более того он всегда был и остается верным другом семьи. Принц застал его еще молодым, всегда смеющимся круглолицым воякой, с роскошными усами, и смотреть, как практически единственный человек, кому истинную привязанность он испытывает с детства, угасает, было тяжело. Тяжелее было только видеть страдания отца-короля, что уже несколько месяцев даже обделаться самостоятельно не может.

– Эх, вот когда щеки у меня были повыше, а не спадали на самые плечи! – Усмехнулся лорд Грегори, поддерживаемый пажем.

«Когда щеки у меня были повыше» – принц усмехнулся, любимая фраза старика, перед тем как что-нибудь вспомнить из молодости.

– Если вы бежите разыскать брата, то он в своем кабинете, как всегда. – Торопясь, прокричал лорд Грегори, когда принц уже поднимался ко внешней двери замковых покоев. Она располагалась практически по центру и не чем не уступала дворцовым воротам, в которые они только что въезжали За ней скрывались покои стражников, слуг, кабинеты лордов, покои принцев и короля. Внизу располагался уютный огромный склеп. Все в одной уютной каменной коморке.

– Да, знаю. – Принц повернулся к старому лорду. – Мне было бы приятно видеть вас на заседании совета, милорд.

На лице старика появилась тень сомнения и непонимания:

– Но, мой принц, я не вхожу в состав совета.

– Знаю, но все-таки придите, пожалуйста, я вас прошу.

Лорд молча кивнул. Принц улыбнулся.

Узкая дверь в кабинет младшего сына короля Йорвена II выглядела намного беднее всего окружающего ее замкового убранства. Даже мраморный коридор, усеянный цепью разукрашенных колонн выглядел пристойней этой, обитой железом, махины. Охранял ее один совсем еще молодой рыцарь из личной королевской гвардии. На панцире с золотым кулаком не было ни единой вмятины, ни единой царапины. Увидев принца, парень быстро выпрямился и робко вытянул руку поперек двери, другую, он положил на узорчатый эфес меча:

– Простите, сэр, но милорд просил, чтобы его не беспокоили. – В его голосе слышалась волнительная дрожь. Он явно знал, кто перед ним стоит, но приказ есть приказ.

– Тогда передай милорду, что прибыл его брат и хочет его увидеть! – Громко, так чтобы его было слышно через дверь, крикнул принц.

– Да, сейчас, – парень открыл задвижку в верхней части двери: – милорд, ваш…

– Заходи уже, Гластейн! – Послышался раздраженный голос из темного дверного проема.

Принц улыбнулся и зашел в отпертую рыцарем дверь. Оказавшись внутри, он быстрым взглядом пробежался по темной комнатушке, заваленной свитками, книгами и осевшей повсюду пылью, которая служила его брату кабинетом. Его младший брат всегда окружал себя огромным количеством чужой писанины. И было время, и его он сумел подсадить прочесть пару тройку трактатов. Нет, Гластейн конечно читал выданные учителями церковные книги и несколько трактатов о налогах и военном деле, но от брата он перенял иные книги. В основном, это летописи, крайне скудно описывающие времена до Альфреда Святого или народные сказания об Артуре Рейне. Еще парочку пошловатых рыцарских баек, довольно-таки неплохо написанных, надо было сказать и прочее.

– Редманд! – Принц обнял начавшего вставать с кресла браться и принялся его трясти. – Ты давно ел, побледнел, не видел тебя месяц, а кажется, что ты постарел на пару лет!

– Последние дни оказались весьма напряженными. – Пробубнил Редманд.

– Наслышан, наслышан….

– И что думаешь? – Редманд вопросительно посмотрел на брата.

– Разочарован твоими действиями брат. – Гластейн попытался это сказать более мягким тоном, но не вышло. – Прости, но ты допустил все эти беспорядки.

– Понимаю. – Редманд сел на широкое деревянное кресло. – Убийство первосвященника застала нас врасплох, мы сами не знали кого винить. По улицам слухи расползлись быстрее, чем я успел собрать лордов, а большинство стражников, если и не присоединились к погромам, то крайне не охотно вмешивались. Все были напуганы, а напуганной толпе нужна кровь.

– И вы ей ее дали…

Редманд задумчиво покачал головой. В комнате воцарилась тягучая напряженная тишина. Гластенй не хотел так сразу накидываться на брата, но получилось как получилось. Пытаясь отстраниться от напряжения, он перевел взгляд на кипу свитков и книг на комоде на который он упирался ладонями. Большая часть книг была без корешков и со стертыми надписями на обложке, которые уже и прочесть нельзя было.

– Что ты здесь понаставил? – Гластейн попытался сделать голос как можно более веселым. Он пдоднял со стоявшего рядом комода, первую попавшуюся потрепанную толстую книгу. – «Расселение племен Даннан на севере. Из записей миссии Коена Святейшего». – Вслух прочел принц еле различимые буквы. – Твое, это увлечение как-то связано с нападением? – Обратив внимание на то, что весь комод был буквально заставлен старыми томами о жизни и культуре древнего племени, заметил Гластейн.

– Нет, просто…Пытался размышлять о наших проблемах на севере.

– Ты о чуме?

– Не только, и о свободных танах.

– А, что о них думать, они наши верные союзники, я сам с ними бок о бок бился. Лихие рубаки, не хуже пресловутых синеволосых муровингов.

– Война на юге окончена брат. Куда же наше рыцарство теперь устремит свой взор, подумай… – вдумчиво проговорил Редманд.

– Я не допущу этой войны. Но об этом позже.

– Да, позже…

Между ними вновь выросла проклятущая стена молчания. Гластейн попытался выдавить из себя наиболее важный для него вопрос:

– Отец… – наконец произнес он, однако тут же запнулся, сглотнул застоявшийся в горле ком. – Отец не приходил в себя?

Редманд отставил бумаги в сторону, вздохнул:

– Нет, как неделю случился удар, открывал глаза лишь на несколько минут. Часто бредит. Ты к нему…

– Еще нет, после совета зайду.

Гластейн погрузился в печальные мысли о своем больном отце-короле. Из них его вырвал громкий крик из-за двери.

– Милорд, лорд Бортон просил передать, что все лорды-советники прибыли!

– Ну что ж, начнем. – Вздохнул Гластейн.

***

Лорд Грегори Бортон и раньше присутствовал на королевском совете высших лордов, но только во время войны, когда в этот просторный зал собирались не только лорды-советники, но и весь свет военной аристократии. Народу здесь было тогда, не протолкнуться. Споры, крики, звяканье мечами, удары кулаками по столу. Бывала и яростная бранная ругань. В этом плане, высочайшие лорды ничем не отличались от низкорожденных.

Но сейчас, в этом просторном зале находилось меньше десятка человек – лорды-советники и он сам. Зал выглядел строго и без излишеств, как и подобает месту, в котором высочайшие принимали важнейшие решения. Голые серые каменные стены, большой, крепкий, с обитыми железом ножками стол, без резьбы и украшений, такие же стулья. Все было массивным и крепким, во всем чувствовалась твердая королевская власть. Это, надо признать, слегка давило, эмоционально. Однако не смотря на серость, помещение не плохо освещалось. Свет исходил из трех больших окон и сети факелов, развешанных на стенах, так же, на самом столе располагался подсвечник.

Света здесь хватало, но зал очень сильно выделялся от разукрашенных фресками и колоннами коридоров дворца. Будь на то воля самого лорда Грегори, он бы сделал это место повеселей. Н была не его воля.

Оторвавшись от рассмотрения убранства взгляд Грегори проскользил по лордам-советникам. Сегодня здесь собрались все пятеро высших советников, вернее четверо из них были таковыми, пятым был представитель церкви, которого Грегори раннее не видел. Обычно пятое место занимал господин первосвященник, но церковь еще не успело выбрать нового, поэтому его место занимал какой-то представитель столичных церквей. На его стороне сидел добродушный сэр Джеральд Берген, командующий флотом и смотритель за морскими путями – в меру упитанный, добродушный на вид усатый старикан. Он был немногим младше самого Грегори. Далее восседал Торвен Аррон – близкий друг самого Грегори и короны. Старый вояка, командующий королевской гвардией и занимающейся рекрутством и учетом графским войск. Когда то этот пост мог занять сам Грегори, но отказался, чтобы стать наместником короля Рейна в герцогстве Клермонтском. Он прослужил там три года. Герцог Клермонт – восточные соперник Рейна, однако его земли служат хорошей преградой от варваров востока и полчищ лесных Даннан. На другой стороне стола сидели, пожалуй, самые значимые и труднозаменяемые члены совета. Сутулый казначей Годвин Оулдман и лорд-канцлер Эревард Гис. Который, пожалуй, был самым из присутствующих. Он был высок и очень жилист. Издали можно было подумать, что он невероятно тощ. Однако вблизи, даже сквозь одежду можно было почувствовать остатки былой физической силы. Лорд Эревард в свои годы был прекрасным воином, впрочем, как и все здесь. Лорд-советники сменялись куда реже королей. Только канцлер и казначей прослужили уже двум. И, настает черед третьего.

Двери со скрежетом распахнулись, да так, что Грегори вздрогнул. В зал в сопровождении двух стражников вошли принцы – Гластейн и Редманд. Достойные сыны своего отца, бог отнял у короля всех последующих детей и их жен, но оставил двух, самых крепких, самых сильных. Многие считали это проклятием, но Грегори больше благословением. Братья росли во взаимном уважении и редко ссорились. А младший и вовсе на трон не рвался. Что радовала, не не то, чтобы Редманд уступал своему брату, напротив, он создавал впечатление мудрого и умного парня, однако когда оба сына короля хотят трон, быть беде. Был конечно еще и третий… «нда, третий» – вздохнул про себя Грегори – «На совет он опять не явился».

Принцы сели рядом с друг другом. Когда они находились вот так рядом можно было получше найти их схожесть. Походи они были в первую очередь глазами – темно-карие, во взгляде чувствовалась снисходительность и умение повелевать, от отца. Они оба не носили бород, только Гластейн сейчас был с десятидневной щетиной. Оба высокие, хорошо сложенные, разве что Редманд гораздо бледнее и немного тоще своего брата, но клинок держал он крепко, Грегори сам учил, наряду с сэром Аароном и кчей других прославленных фехтовальщиков. Однако различий между братьями было больше: Гластейн на манер северян отращивал длинные волосы, Редманд тщательно стриг, следил чтобы пряди не доставали плеч. На лице старшего красовалось несколько небольших вмятин и шрамов – подарки с войны, и в целом лицо у него было более живое и крепкое: подбородок большой, слегка вздернутый, у младшего подбородок был куда тоньше, треугольный. А вот лоб наоборот, выше, линия волос задиралась высоко. Однако следов облысения, как у Грегори не было. «Это все из-за книг, кто умнее у того и лоб больше становится, поэтому много знать это вредно, а то некрасивым станешь» – шутил как-то Гластейн. Однако некрасивым ни Редманда нр Гластейна нельзя было назвать, а как еще высокая королевская кровь. И, что не мало важно. Без капли кровосмешательсвта. Выходить замуж братьям и сестрам было строго настрого запрещено еще до Альфреда.