Текст книги "Венец из окровавленных костей (СИ)"

Автор книги: Сэд Сторибрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– …как-то, зим десять назад, да, точно, десять, или одиннадцать, в общем, еще за рекой граф Кормак правил. – Он взглянул на Хага, тот не повел и бровью при упоминании рода, полностью вырезанным его отцом. – Так вот, тогда мы слехнулись с бандой муровингов, ублюдки начали грабить прибрежные форты, тогда там еще стояли таны, а не рейсике благозадые доходяги. Эти ублюдки пару лет назад сбежали из форта, как только заприметили пару муровингских кораблей. – Он усмехнулся, – а те даже и к берегу то не причалили. А что было бы, если к ним подошла орда горцев. – Он страшно захохотал. – Я прям представляю: кучи дерьма падающие из под ног рейнских рыцарей!

Никто не оценил его шутку. Многие уже сражались с горцами и здесь скорее понимали рейнцев, а те, кто шел впервые, еще больше оказались напуганными, услышав об обгаженных рыцарей. Для большинства ополченцев рыцарская рейнская конница было самым страшным явлением в их жизни. Затянутые в железные кирасы огромные всадники с полосатыми рисунками на щитами, звериными мордами на шлемах и огромными, пронизывающие человека на сквозь копьями – что может быть ужаснее? А теперь им говорят, что что-то страшнее все-таки есть.

Ехавший впереди Брен приостановил коня, вся колона замерла, Хаг, погруженный в мысли остановился позже остальных. Впереди колонны появилось трое всадников. По центру легко угадывался Вейл, он приветственно махал кольчужной ладонью. А вот двое рыцарей были совершено незнакомы. По правую руку ехал закованный в довольно потрепанную кирасу рыцарь, два черных грязных пера его закрытом шлеме подрагивали при каждом уступе лошаде. Рыцарь был великанского размера, правда, когда он подъехал поближе, Хаг поняло, что размер этот, в большей степени, находился в области живота. Слева же находился молодой кучерявый мечник, затянутый в красную грязную стеганую куртку. Лошадь молодого всадника была вьючена тюками, а из кольца на седле торчало копье с широким знаменем. В помятой тряпке можно было разглядеть двухцветное красно-синее поле с изображением черных кошачеобразных хищников – горных львов или еще кого. Видимо, это был оруженосец толстого рыцаря.

Вейл поравнялся хлопнул Хага по плечу, подъехав к Вогану, обнял его прямо с коня:

– Ну что ж, неплохое воинство тебе досталось! – Он обвел взглядом собравшихся в кучу ополченцев, с открытым ртом глядевшими на великана на лошади.

– Тебя Таврус отпустил? – Спросил Брен.

– Когда граф узнал, что твой отец послал людей против горской напасти, он не мог не помочь ему.

– И прислал только двух?

Вейл усмехнувшись, подмигнул:

– Этот здоровяк стоит сотни. Позволь мне представить своего спутника, друга…

«И собутыльника» – подумал про себя Брен, увидев алое лицо круглое лицо рыцаря, с широкими черными усищами, скрывающие чуть ли не половину нижней части лица. Он обхватил свой круглый закрытый шлем рукой и преклонил голову, на сколько ему позволял огромный круглый подбородок – не на много.

– …сэр Дунхолм Сторм, рыцарь распутий и королевских трактов!

«Нищий безземелец, у которого кроме меча ничего нет» – добавил про себя Хаг, но размер рыцаря и его длинного меча, болтающегося у него на поясе впечатлял и его.

– Давно хотел сразится с варварами с гор! Не мог упустить такой возможности! Слышал, их черепа покрепче, но… – он оглядел свою лошадь, потом взглянул на паренька, дал ему сигнал подать что-то. Оруженосец отцепил от седла увесиситую булаву и двумя руками, кряхтя, передал ее своему господину. – Моя Баррета расколит и их! – Он с удивительной легкостью поднял булаву над головой, одной рукой.

– Предупреждаю, мы не платим. – Неожиданно серьезно сказал Брен. – Можете рассчитывать только на добычу, но ее вряд ли будет много.

– Я не за деньгами, сэр…

– Я не сэр. Тан, ну или просто Воган, братья зовут Вог.

– Будь по-вашему! – он горделиво вскинул подбородок. – Я здесь не за золотом, скорее, меня больше интересует азарт!

– Азарт?

– Я убивал варваров востока, я убивал рейнских дворян, я убивал муровингских моряков, иллрийцев, севе… – он осекся. – В общем, я только еще северных горцев не убивал. А я дал обет побить всех, кто есть в мире!

– Веселенький обет! – Рассмеялся Воган. – Мы рады такому великому воину в наших рядах. – Он криво, но учтиво, словно дворянин, приклонил головой и сделал рукой приглашающий жест.

Сэр Дунхолм довольно быстро пришелся к компании всадников. Уже через пару минут до Хага доходили анекдоты, которые рыцарь травил всадникам тана. Он взглянул на маршировавших позади ополченцев, на их лицах от громогласных шутеек нового соратника на лицах появлялись улыбки. Кажется, они смогли затолкать страх перед битвой поглубже.

Уже к вечеру они оказались на окраине воющего леса, границы земель тана они перешли часом раньше до того, как впереди завиднелся отряд всадников. Сквозь сумрачный свет над ними виднелось алое знамя Дунланга. Ехавший во главе десятка остановился, вскинул руку, указывая своим людям остановиться:

– Мы служим тану Дунлангу! Нам приказано сопроводить людей тана Железнобокого к месту ночевки! – Пробасил он.

Воган выехал вперед:

– Я Воган, сын Хорна Железнобокого. И за мной его люди!

Всадник поклонился:

– Мой тан занял деревеньку неподалеку отсюда. Местные предоставили кров и даже зарезали пару поросят для вас.

Поросята, конечно предлагались, только сыновьям тана и малой кучке приближенных, но обещания крова и мяса заставило заурчать весь отряд.

Деревня была большой, два десятка дворов, крестьян видно не было. Вокруг сараев шастали вооруженные топорами и копьями воины. Тан Дунланг собрал практически сотню воинов, и половина из них – былые ветераны множества битв, это Хаг заметил как только они въехали. Серьезные, хмурые взгляды оценивающе пожирали сыновей тана. Этот взгляд чувствовал на себе и Хаг, и Брен. Только Воган в своей рыцарской броне чувствовал себя полностью защищенным. Тан со своими приближенными расположился у огромного костра в самом центре деревушки. Его было видно сразу. Как только Хаг слез с коня, он оказался перед высоким широченным здоровяком. Ни оружия, ни брони на нем небыло, только окованные стальными пластинами меховые сапоги. Однако Хаг, и казалось все остальные даже с клинками у пояса, чувствовали себя менее незащищенными, чем тан Дунланг в своих стальных сапогах. Вог вышел вперед поклонился:

– Тан, я Воган, сын Хорна Железнобокого.

– Мы не рейнцы, чтобы кланяться. – Он протянул руку. Они сцепились друг другу в локти. – Вот так лучше. – Улыбка на большом скулистом лице Дунланга выглядела словно медвежий оскал. – Твой отец достойный и храбрый человек, не терпится увидеть его сынов. – Он повернулся к своим людям. – При саживайтесь с нами, поросята скоро дойдут.

Хаг сидел прямо напротив Дунланга. Тан разливал пиво своим приближенным. Его же младший брат отдавал приказы по устройству людей и лошадей. Полушепотом он приказывал не путаться с местными девками, иначе виселица. Дунланг построил ее час назад, специально, для особо разгоряченных лесорубов, кои задумают развлечься см чьей-нибудь дочерью. На это у тана были свои запреты и протестовать ему не посмел и сидевший рядом тан Бализ Хрорек. Вернее, теперь граф Бализ Хрорек. Один из прибрежных танов, принявших титул. Он молча ковырял клинком костер и часто оглядывался по сторонам. Мимо спокойно ходили с подносами крестьянские девки и никто, за исключением сэра Дунхолма не кидал в них пошлые сальности. Но, его полупьяные поэтические замечания о женских прелестей все, включая самих девок и Дунланга, встречали с искренней снисходительной улыбкой. Сидевший рядом с рыцарем Вейл понемногу отхлебывал привезенного им вина и иногда кидал взор на железноногого.

Запыхавшийся Брен пришел как раз к дележке порося. Кольчугу он наконец-таки снял, во взгляде до сих пор продолжала читаться детский задор. Когда мясо было разложено по мискам, а остатки продолжали коптиться н вертеле, пропитывая воздух дымящимся ароматом, открыли новый бочонок эля. В этот раз пить не торопились – ждали слова тана. Костер окружило томительное молчание.

– Завтра, возможно, мы встретим врага, кто-то впервые, кто-то нет… – Дунланг поднял кружку над головой, ему не надо было вставать, чтобы быть выше остальных. – Горцы мерзкие ублюдки, хоть и хорошие воины, но мы, люди северных лесов, лучшие воины! Топоры наших предков сокрушали чудовищ из бездны бок о бок с богами! Топоры наших дедов разрубали черепа рейнцев! Наши отцы вложили в руки их силу, их храбрость! И если они победили проклятых демонов, то, думаю, с какими-то козоебами мы справимся! За память предков и за всеобщую погибель! Пусть сдохнут все, кроме нас!

Толпа поддержала попытки тана в поэзию. Следующие несколько минут у главного костра царило молчание, позволяющая спокойно набить животы.

– Значит, Хорн Железнобокий прислал на битву всех сыновей. А что он сам-то не поехал? Давно я с ним не бился. Со времени твоего отца, – он взглянул на Хага. – Ты ведь Хаг, верно?

– Да. Я помню вас, я участвовал еще в походе на горцев, лет пять назад, они еще тогда не пришли.

– Да, помню. Но твой дядя не хотел, что бы я стобой разговаривал. Я же был приятелем твоего отца, сам понимаешь. – Он поглядел на дно кружки. – Но в этот раз они придут, будь уверен. Так что же Хорн…?

– Отец посчитал, что мне пора пролить кровь, стать мужчиной, воином. Мои братья уже сражались, а я вот, – Воган вздохнул.

– Твой старший – Вейлин, рыцарь, сражался на юге, с иллирийцами….

– Да – вмешался в разговор Вейл.

– Как-нибудь расскажешь, как это, убивать смуглых полумужей. А ты? – он уставился на Хага.

– Нам болотах, пару недель назад. Прирезал парочку.

– Ты запомнил первого?

– Да, – глаза Хага гуляли по костру – первую. Рыжеволосая симпатичная, младше меня, наверное.

– Ты убил ее без раздумий?

– Не было времени. Она выскочила с клинком из засады, я защищался.

– Тебя это гложет?

– Говорят, это плохой знак.

– Об этом кудахтят лишь бабы и трусливые свинотрахи. Не важно, кто твой противник – девка или мужик, мальчишка или старик. Если он пошел на тебя с оружием, твой долг либо подарить ему победу, либо смерть. Среди муровингов много женщин, что убили много мужчин. Думаю, убить такую, хороший знак. Знак того, что ты сильнее всех мужчин, кого она прирезала.

– А там, на болотах, действительно были… – сидевший неподалеку от тана Бализ провел ладонью по глазам – …пустоглазые. Как говорили, демоны, без глаз, без зрачков.

– Не монстры, люди, просто обезумевшие. – Про восставших мертвецов Хаг решил умолчать.

– Безумцев сложнее убивать. – Закончил Дунланг.

– Только не для моей девы. – Огромный рыцарь потрепал свою булаву.

– Вы, рейнцы, всегда чересчур высокомерны. – Бросил Дунланг.

– Потому что правим миром. – рассмеялся рыцарь.

– Ты поэтому к ним присоединился? – Дунланг перевел взгляд на Вейла. – Хочешь быть среди победителей?

– Меня посвятили в рыцари с кучкой других оборванцев на полузатонувшем корабле. Когда мы собирались в последний раз взмахнуть мечами.

– И ты решил, что лучше умереть сэром, чем северных оборванцем?

– Наверное.

– Хм…мудро. Однако, я спросил не об этом. Почему ты решил остаться по ту сторону реки? Твой титул ничего не значит…

Вейл броским взглядом оборвал последнюю фразу тана, однако оставил возражение внутри себя:

– Я дал рыцарскую клятву. Да и к тому же, там интересней.

– Значит, все-таки ты не совсем пропащий. – Улыбнулся Дунланг. – Ты бросил свой род, свою семью, для того чтобы биться там. На чужих войнах.

– Их там больше, и враги куда изящней, чем кучка родичей с острова и вторая кучка родичей с гор. Ты говоришь тан, что я бросил свою семью, однако я здесь, со своими братьями, со своей семьей. И я буду защищать их ценой своей жизнью, даже Хага.

– НЕ горячись, парень. Просто у меня врожденное неприятие к рейнским бабам в железных юбках. Однако твой друг мне нравится. Он огромный, веселый, много пьет и явно любит убивать.

– Ты хочешь знать, тан, почему я выбрал Рейн, а не волчий простор? На самом деле?

Повисло треклятое молчание. Тан Дунланг наклонился вперед, показывая, что полностью весь во внимании.

– За Рейном будущее…Волчий простор, воющий лес, голубой берег, острая бухта, даже долбанный восточный скелет перестанут существовать. На их месте возведут новые графства и города, каменные крепости, чьи башни уходят вверх до луны. Исчезнут Лунг, Летта, Ворран, даже Марра… – толпа заплевалась, отгоняя от себя призраков богини хлада. – Они останутся лишь страшными сказками на ночь, как те, о которых мы уже забыли и чьи имена не произносили с сотню лет. Но Рейн будет и после них. Даже когда сгинет их Всеотец и его кормилица, он продолжит стоять. – Он прервался на минуту. Словно подбирая свою последнюю фразу. – Все мы рейнцы, сейчас или в будущем.

– Твои слова справедливы, но…Знаешь в чем разница между тобой и мной? Ты решил присосаться к будущему, поклонится судьбе, а я же решил ей противостоять. – Тан поднял из под ног изогнутый широкий клинок, заточенный с одной стороны, с другой стороны он был изрядно затуплен для того, чтобы им можно было колотить, как топором. Клинок был короче рыцарского меча, что висел у пояса Вейла. – Когда-то я думал, что нет никого сильнее, чем рыцаря на коне, в латах, с длинным мечем, огромным копьем. Они как лавина несутся, сметая все на своем пути. Стальная стрела, что рушит стену щитов, намертво вытаптывает поля. Но потом, потом я вонзил топор в шею закаленного в сталь рыцаря. И знаешь, оказалось, что мясо у них такое же мягкое, кровь такая же жидкая, а дерьмо воняет так же, как и у остальных…

– Странный меч, – решив разогреть обстановку вмешался Хаг. – Похож на мой, но по шире.

– Да, намного. – Дунгалг улыбнулся проведя ладонью по лопасти клинка. – Твой брат, наверное, встречал такие. Это фальшон – изобрел какой-то кузнец, видимо, он хотел убивать рыцарей в латах. Видишь ли, простой клинок, даже такой здоровый, как у вашего брата, хорошее оружие, но против ублюдка в доспехах не так эффективно. Топор или молот лучше, а это, еще лучше. Равновеснее топора, удобней булавы, но доспехи сминает не хуже. Я называю его «колечащий хребты». Дашь по загривку благородному ублюдку и он уже не поднимется.

– Короткий – вставил Вейл. – Дрался я с парочкой, вооруженных подобным: обои не успели и дотянутся до меня.

– Ну, все зависит от умения. – Тан убрал клинок обратно. – Завтра увидишь мое.

– А вы – мое.

– За кровь, что мы прольем вместе! – Разрядил обстановку Воган. – За всех сынов северных лесов!

Спали сыны Хорна на мягкой подстилке из соломы вместе с Дунлангом и его приближенными. От выпитого Хаг уснул очень быстро, и не вой собак, и не ходившие отлить воины, не нарушали его покой. Во сне он вновь услышал предупреждение провидицы. Из тьмы всплыло ее лицо, ее слепой глаз, ее губы. Он вспомнил их вкус, полосу вен на шее, идущие вниз, под ее одежду. Затем, затем возбуждение заставило его проснутся.

– Да пошло все в бездну. – Только и проговорил он, когда разлепив глаза, обнаружил рядом с собой не лицо молодой провидицы, а бородатую, воняющую бродившим пивом рожу.

Солнце уже взошло, и большая часть воинов уже лениво собирали тюки. Теплые лучи мягко разливались по всему двору, прогревая вчерашнее место посиделок и заодно сколоченный висельный столб. Петли тихонько покачивались на усиливающемся ветру, вместе с треском качающихся сухих ветвей. На миг Хаг и в этом узрел зловещее предзнаменование, однако раздавшийся гул предотвратил его мысли.

По улице толпа воинов Дунланга вела трех побитых солдат, но поясе одного из них висели ножны от меча. Они вырывались, но тут же получали мощные оплеухи. Вели их прямо к столбу. Дунланг шел позади толпы и о чем-то спорил с Бализом. Как понял хаг, эти трое были людьми тана Хрорека и они все-таки нарушили запрет на связь с крестьянскими дочерьми.

– Да она сама, сама хотела! – Визжал с ножнами на поясе.

Их подвели к столбу, руки за спинами завязаны. Воины молча вдели их головы в петли и так же, молча подняли вверх. Бализ плюнул под ноги Дунланга и оскорбленно ушел прочь.

– Они нарушили мой указ. – Прокомментировал тан собравшимся. – Они взяли юную дочь свиновода, что предоставил нам пищу. Эти трое ублюдков не попадут к богам, они будут гнить в бездне, их души будут пожирать пепельные черви, а их род будет проклят навека. Я проклиная их девять раз девятью проклятиями!

Из толпы местных вышла одетая в лохмотья бабка и плюнув под ноги задыхающимся осыпала их девятью проклятиями. Это же сделал и отец девушки и сама жертва. После того, как последний перестал дрыгаться, тан срезал по пучку волос и кинул в догорающие угли. Все, теперь вход к богам закрыт, дальний берег туманной реки останется недосягаем для них и для их детей. Жестокое наказание за жестокое преступление.

– И стоило жертвовать тремя воинами из-за какой-то девки! – Тихо возмущался Вейл. – Это немыслимо.

– Они взяли ее силой… – оспаривал Воган. – И нарушили прямой указ тана и закон чести.

– Раздолбанная дырка не стоит проклятия девяти смертей, не стоит.

– В Рейне, может и нет. Они хуже свиней, гадили там где спали. – На лице Вогана ни дернулся ни волосок, когда он смотрел. Как задыхались насильники.

Глава 12

Глава 12.

Да здравствует король!

Покои короля Йоррена II довольно скоро наполнились, непривычными для этих больных стен, пестрыми одеждами высоких и не очень дворян. Но и привычная алая серость была представлена группой бормочущих под нос монахов. Они, склонившись у постели пробудившегося от долгого сна короля, и трясли длинными четками. Возглавлял эту процессию молодой, лет сорока, начисто выбритый монах, что был на совете представителем церкви. Видимо, его кто-то отчаянно продвигал на пост первосвященника, выборы церковь решила провести лишь после того, как изловят всех еретиков, повинных в убийстве, чтобы новый первосвященник вошел в новое безгрешное царствие. Этот молодой монах довольно активно тряс сложенными ладонями, и проверял жар на лбу короля. Дворяне брезгливо посматривали на него, исподлобья, и незаметно бросали взгляды на старшего сына короля, улавливая каждое движение его лицевых мускул.

Гластейн стоял позади всей этой перешептывающейся между собой пестрой братии в полном одиночестве. Редманд еще не пришел, а совет был еще в пути, а кроме них, общаться с кем либо у принца не было ни малейшего желания. Он достаточно времени постоял с проснувшимся отцом, чтобы понять, что король не пришел в себя, он просто открыл глаза, последний взгляд на мир перед пришедшей смертью.

Он видел подобное на войне, когда смертельно раненные солдаты, провалявшиеся с рваными ранами почти сутки, перед тем как умереть, открывали глаза, и что-то бормоча, отходили в иной мир. Монахи предавали особый мистический смысл последним слова, якобы, им шептал им сам создатель, либо же, разрушитель. Но последнее касалось только тех воинов, что не исповедовали поклонения Всеотцу.

Редманд, ворвавшись в покои, отвлек на себя все внимание. Гластейн облегченно вздохнул: теперь ему было не так тошно торчать здесь. Вслед за принцем в зал ворвался канцлер и несколько членов совета. Лорд Грегори стремительно подобрался размашистыми солдатскими шагами к наследнику трона и молча встал рядом с ним. Они обменялись мелкими дружескими кивками. Рядом с другом принц чувствовал себя более защищенным. Да и бедный вояка Грегори, кажется тоже. Они словно два опоссума стояли бездвижно, пытаясь не привлекать внимания среди хищных стервятников.

– Он как? – Редманд, не взглянув на постель короля, обратился к брату.

– Умирает, но в себе. Если хочешь последний раз заглянуть в глаза, самое время подойти.

Младший сын бездвижно уставился в сторону кровати и кашляющего отца. Он оцепенел, не в силах и шевельнутся. Король повернулся в сторону своих сыновей, толпа, под тяжестью взгляда рассосалась, и Редманд почувствовал на себе взгляд тускнеющих глаз отца.

– Королю нужно сказать слова напутствия своим сыновьям! – Канцлер с несколькими вооруженными стражниками встал в центр комнаты. – Прошу выйти всех лишних! – Толпа не дрогнула, дворяне начали переглядываться, ожидая, кто первый признает себя лишним: желающих не нашлось. – Не заставляйте меня выбрасывать вас за шкирку, словно плешивых псов! – Никто из горделивых рыцарей не посмел призвать лорда-канцлера к ответу за оскорбления и медленно, чуть ли не строем вышли из палат.

Монахи остались недвижимы. Эревард Ги посмотрел на принцев, Гластейн взглядом показал, что те, могут остаться. Один из ряда монахов выставил вперед деревянную подставку с широкой пыльной, зажелтевшей книгой. Собираясь вписать туда последние слова короля. В зале осталось лишь два десятка молчаливых священника, принцы, члены совета и несколько членов родственных семей.

Король Йоррен IIс помощью неведомой силы привстал на кровати, Гластейн стремительно подбежал к отцу, чтобы поддержать его. Принц заглянул в серые бездвижные и испуганные глаза отца, и оцепенел: король с настоящим ужасом смотрел на него, своего первенца, своего наследника. В руках ослабленного короля прилилась сила, Гластейн почувствовал это, когда тот больно сжал его локоть.

– Отец! – Он почувствовал рвущуюся боль из недр королевской души.

Глаза Йоррена округлились, выпали из орбит, изо рта полилась слюня:

– К…корона…Редманд – Вырвалось из бледного рта. – Редманд…король…Ред…

– Что? – Гластейн попытался успокоить отца. – Отец, что…?

– …вороны прилетели… – с выдохом раздались слова, последние, те, что запишут и запомнят.

Тело обмякло за мгновенье, глаза, через один удар сердца закатились, веки сомкнулись. Под рвущийся по рядам шепот Гластейн мертвецкий взглядом уперся в брата. Тот растеряно начал искать место, чтобы спрятаться.

***

– …да послушай ты меня! – Редманд с яростным раздражением вскинул руки к небу. – О, Всеотец, вразуми этого недоумка!

– Отец сказал свое слово.

– Отец наговорил предстмертный бред. Вспомни, что нес старый граф Оулд перед смертью, про хряков и свеклу. Этому ты тоже предашь важное значение? Ему это тоже шептал бог?

Братья расположились в зале совещания совета. Замок был заперт, по приказу лорд-канцлера, все, кто находился в замке, должен был оставаться внутри. По его же приказу, ввели удвоенную стражу, а ночные клинки внимательно наблюдали за дворянскими толпами изнутри. Все, кто присутствовал при последних словах королях, находились в отдельной комнате, и, конечно же, под пристальным присмотром шпионов канцлера.

– Замок заперт и оцеплен, мой принц – Эревард Гис поклонился Гластейну.

– Ему кланяйся – через плече бросил принц. – Он король, ты слышал.

– О, проклятье! Господин канцлер, хоть вы его вразумите. Он всерьез уверовал в сакральность последних слов отца!

– Не стоит милорд, – канцлер усмехнулся. – Он лишь сказал, то, что виде: корону, вашего брата.

– Он смотрел на меня, мне в глаза. В мои проклятые глаза! И он меня боялся.

– Милорд, вы старший сын…вы первенец…

– Это ничего не значит, король может назвать приемником любого из детей.

– Да, но это должно быть закреплено в завещании, которое, как мне известно, ваш отец не оставил…

– Плевать, в бездну все это! Вы слышали отца, он не хотел бы, чтобы я надел короны.

– Идиот! – Редманд ударил по столу.

– Корона твоя…

– Ты развязываешь руки им! – Редманд указал на дверь. – Этим жадным, чванливым графам! Ты даешь им повод для войны. Войны, что разрушит Рейн!

– Они подчиняться воле…

– Нет! Знаешь, что будет? Часть графов обвинят меня в том, что я подсуетился в нужный момент и заставил отца сказать эти слова. Они начнут говорить и тебе об этом! День за днем, месяц за месяцем.

– Я их заткну…

– Нет, ты хочешь корону, очень хочешь, но страх перед отцом тебе мешает. И когда появиться возможность, через год, пять, десять, мы развернем войну друг с другом. Вот к чему это приведет. Отец мертв, он больше не властен ни над тобой, ни надо мной. Ты король, тебя любят, и народ, и большая часть этих, по крайней мере, северяне. А нам нужен дружественный север, пока что!

– Я знаю, что говорят обо мне и моем ребенке!

– Об этом уже забыто, ты перекрыл это своими победами.

– Перекрыл? Ты говоришь о моем мертвом сыне! Думаешь, я не слышал, что о нем говорили. О младенце с черной чешуей и огромными волчьими клыками! О моем мертворожденном сыне! – Слезы затмили взор Гластейна, и тот стряхнул их на стол.

Редманд отвернулся, не в силах вынести слез брата. Зал совета погрузился в молчание.

– Я, пожалуй, зайду попозже. – Канцлер медленно вышел и запер зал. – Никого не пускать и не выпускать. Пускай поговорят.

– Не было на нем ни черной кожи, ни клыков. – Редманд сел и налил кубок вина. – Обычный бледно-розовый парнишка с внушительным прибором. Ему просто не повезло.

– Я знаю.

– Тогда зачем…

– Не знаю. – Гластейн сел напротив брата. – Он так на меня смотрел, как будто боялся. Он был полон ужаса.

– Он умирал. Я думаю, это весьма неприятно.

– Дело было не в этом, вернее, не только в этом…

– Он не называл меня приемником, он просто бредил о том, что увидел, и все…

– Ты меня пытаешься убедить или себя?

– Что за вопрос? Тебя конечно.

– Я слышал их перешёптывания, они думают по-иному.

– Кто?

– Совет, монахи, родственнички…

– Заставим их замолчать. О последних словах короля никто не узнает, напишем, что он благословил тебя или что-то подобное.

– Сколько человек там было? Двадцать больше? Такой компанией тайны не хранят.

– Проредим ряды.

Глаза Гластейна, казалось, сейчас

– Ты предлагаешь…

– Да брось ты, нет конечно. Никого убивать не будем. Хотя отец начал войну, чтобы взять корону у деда и братьев. Ты обойдешься без крови. – «Возможно».

– Надо послать за Мердоком, он должен знать об отце.

– Канцлер уже послал за ним, но я сомневаюсь, что брату сейчас здесь место.

– Почему?

– Нам нужно все прибрать до его прихода.

***

Предводитель монашеской когорты выглядел более уверенным, чем Гластейн помнил на совете. Тогда он казался испуганным ягненком, брошенным в логово волков, сейчас же, он ничем не уступал, ни клыками, ни когтями. Он смотрел на принца оскорбительно благосклонно, не отводя взгляд. В его маленьких потемневших глазах проблескивала некая насмешка, он будто знал, что у него что-то попросят, и он запросит взамен более важное и крупное для себя, и через минуту принц узнал что:

– Вы записали последние слова короля? – Канцлер, сложил руки на худой груди, снизу вверх глядел на священника и его спутников.

– Да, разумеется, нечасто удается застать эти откровения. Ведь их сам Всеотец дает в уста умирающему. И какое наше счастье, что нам удалось их застать! – Он вежливо склонился, его голос с каждой фразой возвышался все выше и выше. – Наример, слова вашего достопочтимого деда, нам услышать не удалось.

– Он умер быстро – перебил его Гластейн. – Врят ли человек, разрубленный мечом способен что-то изрекать.

– …да, верно. Но ваш отец почил с миром. – Он по-хитрому улыбнулся. – А его последние изречения сулят вам долгое и великое правление.

Гластейн чуть ли не вскочил с места:

– Вот как!

Монах махнул рукой, к нему подошел сгорбленный священник и раскрыл толстый том:

– «Благословлен первенец мой, как и земля под стопами его» – процитировал он.

– Вы это за пару минут придумали? – Усмехнулся Гластейн, получив неодобрительные взгляды канцлера и брата. В ответ на которые, он лишь невинно развел руками.

– Услышали…однако, фраза требует доработки. Голос умирающего сложно разобрать…Но вот другие, видите ли, другие из нашей свиты возможно слышали что-то другое и могут разносить лживые еретические слухи.

– Я так понимаю, те, что не поддерживают вашу кандидатуру на престол первосвященника? – Поднял глаз лорд-канцлер.

– Смутьяне, милорд. Они не уважают ни корону, ни принца. – Он уставился на Гластейна. – За спиной вашего отца и под присмотром невиноубиенного первосвященника кардиналы совсем ушли в разврат и опустошились душою. Они больше не служат трону ни небесному, ни земному. С детства я видел в церкви…

– Оставьте – прервал его разглагольствования Редманд. Он предвидел, что сейчас начнется долгий рассказ о нелегком пути городского мальчишки, послушника при каком-нибудь мелком храме до высот святейшей длани кардиналов. – Корона поддержит церковь и вашу кандидатуру, будьте уверены.

– Благодарю за доверие, моим священным долгом будет сказать, что помимо благочестивых братьев здесь находятся далеко не самые честные сыны церкви… – он замялся.

– Вы о брате Семиноне, Арлоне…Если не ошибаюсь, они подручные кардинала Аргона?

– Да, так и есть. Не хотелось бы говорить о святом брате плохо…

При этих словах у Гластейна непроизвольно на лице нарисовалась ухмылка: «Ага, конечно, не хотелось. Все это представление только и нужно было для того, чтобы донести до неугодного соперника. Мерзость, сплошная мерзость».

– …он, между нами говоря… – продолжал будущий первосвященник – нелестно в последнее время отзывается о принце Гластейне нашем будущем короле. А здесь его соглядатаи лишь наговаривают неверным дворянам его лживые речи о вас. А если учесть…учесть, что они могли услышать из уст вашего отца, что им могло послышаться…Я лишь предупреждаю.

– Нам об этом известно – лорд-канцлер привстал. – И мы примем меры. Прошу вас присоединится к монашьей процессии и отпеть измученную душу нашего упокоенного короля.

– И что же дальше? – Спросил Гластейн, когда монах скрылся за дверью.

– Соберем всех в тронном зале, соберем совет и объявим вас королем. А далее: «да здравствует король, да здравствует король!» и прочее…

– А как же ваши смутьяне, люди кардинала Аргона?

– Они всего лишь серые святоши и ничего скажут, пока что…

– Здесь граф Стонхольд и еще несколько прихлебателей с востока. Насколько я знаю, они не плохо заплатили за выдвижение кардинала. Из-за этого выборы и застопорились. – Вмешался Редманд.

– Мы объявим вас без монахов, их отправим в молельную башню, пускай отпевают короля. Стонхольд не посмеет обвинить вас без священников. – Канцлер поднялся и подошел к выходу. – Я пришлю за вами гвардейцев, вам следует собраться. Наступают последние минуты вашего юношества.

Гластейн поднял кубок и демонстративно выпил вино:

– Так выпьем за это, проклятье.

Канцлер, сжав тонкие губы, резко развернулся и скрылся за дверью.

– Не ерничай. – Редманд облокотился. – Он переживает.

– Мне придется кого-то казнить?

– Скорее всего. Многие графы ждали смерти отца.

– И ты сбрасываешь это на меня. Ты же умнее.

– Да, но я…вспомни слухи о нашей матери…Сколько из твоих друзей северян схватятся за них.

– Ты не бастард, ты сын отца. Я это чувствую и знаю, да и ты тоже.

– Да, но грехи нашей матери лежат на мне, и многие припомнят это, а в купе со словами отца, с войной, с убийствами священников, с вольницей танов, это все может вылиться в войну.