Текст книги "Кровь Рима (ЛП)"
Автор книги: Саймон Скэрроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
– В лагере тоже есть люди, – предупредил Катон.
– Вряд ли много! – усмехнулся Макрон. – Как повстанцы думают, что это поможет им, во имя Плутона? Им лучше также разместить их на главном боевом рубеже.
Они переключили свой взор на походный лагерь, который ночью был захвачен. Горстка царских конных лучников, которая оставалась там слишком долго, была сильно удивлена, когда мятежники выскочили из темноты, прорвались через открытые ворота и убили нескольких иберийцев, прежде чем остальные бежали. Теперь враг разместил в лагере скромный отряд лучников, который стоял на валах и был готов обстрелять любого из людей Радамиста, который отважился бы выйти из города и пройти мимо них. Некоторые из них наблюдали за городом, в то время как другие лежали на больших грудах корма и соломы, которые были брошены, когда царь отдал приказ своей кавалерии отступить за стены Артаксаты. При внимательном осмотре Катон усомнился, что там было больше сотни лучников. Едва достаточно, чтобы доставить неудобства. С ними будет легко справиться, как только основные силы повстанцев будут побеждены, или даже если они будут достаточно безрассудны, чтобы попытаться вмешаться в битву.
– Тем не менее, – продолжил Макрон, – я бы предпочел, чтобы с ними разобрались, прежде чем мы займемся главными силами повстанцев.
Катон кивнул. Но были и другие соображения: время, необходимое для уничтожения людей в лагере, и непропорциональные потери, которые придется понести при любой атаке на укрепление.
– Мне не нравится идея оставить их там как есть, но с ними можно будет разобраться после того, как мы победим других, если они не сдадутся сразу после этого.
– Полагаю, что да, – Макрон еще какое-то время смотрел на лучников, прежде чем снова обратить внимание на далекую армию повстанцев. – В любом случае, я не вижу, чтобы они начали движение вниз по склону.
Катон решил, что даже с учетом небольшой силы в лагере, оценка Макрона верна. Мятежники едва ли могли сравниться с царской армией по численности, имели менее половины кавалерии, выставленной Радамистом, и имели большую часть плохо экипированных людей, моральный дух которых мог не выдержать даже первых минут атаки царской армии. Катон пожалел их, пока они стояли и ждали приближения Радамиста и его армии. Нетрудно представить себе отчаянное мужество людей, решивших не подчиняться царю, который уже доказал, что не может править Арменией, и чье возвращение было невыносимым. По правде говоря, он симпатизировал мятежникам, и он предпочел бы сражаться со своими людьми на их стороне, чем в одних рядах с жестоким тираном, терроризирующим народ Артаксаты. Но Рим выбрал сторону тирана, и Катон должен был выполнить приказ императора, и кислый привкус нечистой совести застрял у него в горле.
Послышался рев приветствия со стороны иберийских войск, и Катон и Макрон повернулись, увидев царя и его свиту, несущихся вдоль улицы. Впереди пехота и всадники отошли в сторону, пропуская отряд. Очень немногие из людей на стене откликнулись эхом. Большинство молча смотрели на них, и Катон не сомневался, что они будут благодарны, если царь будет побежден и убит на поле битвы перед городом. Их реакция на Радамиста была напоминанием об осторожности Катона, когда он решил оставить сторожку на попечение центуриона Николиса и его людей, чтобы люди Артаксаты не воспользовались кратковременным отсутствием царя, чтобы запереть ворота.
– Грозная фигура, не так ли? – прокомментировал Макрон, когда царь подъехал к воротам. Катон признал, что Радамист выглядел великолепно. Его и без того впечатляющее телосложение было облачено в черные одежды, сверкающие серебряной тесьмой. Черная кираса, инкрустированная золотой звездой, обрамляла его грудь, а конический шлем увеличивал его высокий рост.
– Пожалуй, пора начинать, – сказал Катон и направился вниз по лестнице на улицу, где римская пехота ждала сбоку длинной колонной, тянувшейся ко дворцу. С другой стороны иберы стояли у лошадей, ожидая приказа сесть в седла. План заключался в том, чтобы они возглавили наступление, рассредоточившись, чтобы прикрыть пехоту, прежде чем занять окончательную позицию на флангах. Катон опустился на колени рядом с Кассием, которого он оставил привязанным к кольцу замка рядом с воротами, и нежно погладил его по голове. – Тебе придется остаться здесь, мальчик. Невозможно присматривать за собакой посреди битвы. Даже такой смелой, как ты, а?
Кассий поднял нос и облизнул лицо Катона, и Катон улыбнулся, вытирая щеку. Он повернулся к одному из людей центуриона Николиса, которому было поручено защищать ворота.
– Позаботься о нем, пока мы не вернемся.
– Да, господин.
Катон должен был вести своих людей пешком, и он взял шлем, который держал для него один из людей Макрона. Выходя на улицу, он плотно прижал войлочную шапочку к голове, прежде чем также плотно нахлобучить шлем и застегнуть ремни под подбородком. Кассий пронзительно заскулил, а Катон повернулся и указал на землю. – Сидеть!
Собака послушно села, но продолжала тихонько поскуливать. К тому времени, когда Катон закончил последние ритуалы со своим шлемом и доспехами, Радамист достиг открытой площадки рядом с нимфеумом и остановился, жестом указывая на чистое небо.
– Прекрасный день для битвы! Боги добры к нам.
– Я надеюсь, что они будут, Ваше Величество.
– Ха, у нас две тысячи всадников и более полутора тысяч пехотинцев. Все хорошо обучены и вооружены. Они развеют эту чернь, как мякину по ветру. Тебя всегда омрачают такие мысли, трибун?
Макрон прищелкнул языком и пробормотал: – Видишь? Не только я так думаю.
Катон виновато склонил голову.
– Некоторые говорят, что мое проклятие в том, что я всегда проявляю осторожность, Ваше Величество.
– Так ли это? – Радамист не пытался скрыть своего веселья. – Не могу понять почему. Ты должен радоваться, трибун. Сегодня мы истребим тех предателей, которые отказываются подчиняться моей воле и подрывают интересы Рима. Прежде чем день вступит в полную силу, мы одержим победу и отпразднуем ее пиршеством и лучшим вином, разглядывая головы, взятые в битве.
– Перспектива действительно заманчивая, Ваше Величество.
Радамист указал в сторону врага.
– Я видел, что они уже выстроились к бою.
– Да, Ваше Величество.
– Тогда мы не должны заставлять их ждать. Откройте ворота!
Центурион Николис повторил приказ своим людям, и мгновение спустя, когда часть людей тащила толстые веревки, привязанные к железным кольцам позади каждой створки ворот, тяжелые бревна грохотали на их гигантских петлях, раскрывая вид на открытую местность за ними. Сразу же Радамист пустил свою лошадь рысью и помчался через арку, за ним последовали его люди, а затем и остальные конники, которые проворно вскочили на своих лошадей и помчались вслед за царем. Воздух наполнился грохотом копыт по булыжникам и удушающим вихрем пыли, которую они поднимали. Отряд иберийских копейщиков быстро двинулся за ними. Когда последний из копейщиков покинул сторожку, Катон кивнул Макрону, и тот закашлялся, чтобы прочистить легкие, а затем рявкнул, и приказ был передан центурионами дальше по улице.
Катон возглавлял штабной отряд и знаменосцев, а люди Макрона синхронно зашагали прямо за ними. Преторианцы и вспомогательные пращники вышли из города и двинулись по дороге, ведущей на запад, к врагу. Лагерь располагался справа, в двухстах шагах от них, и они должны были пройти на крайнем расстоянии от лучников, выстроившихся вдоль ближайшего вала. Небольшая группа иберийских конных лучников мчалась через переднюю часть лагеря, чтобы беспокоить защитников и поднимать пыль, чтобы скрыть остальную часть царской армии, марширующей на битву. В этот момент Катон увидел, как одинокая стрела взлетела высоко в воздух, замедляясь на вершине своей дуги, прежде чем нырнуть и стремительно устремиться к римлянам. Большинство других стрел упало, впившись в землю и ненадолго продолжая вибрировать древками и оперением, прежде чем принять вид тонкого пустынного цветка. Только один из преторианцев был ранен, на полпути вниз по колонне, когда наконечник пронзил его голень и вынудил его выпасть и сесть на обочине дороги, немедленно когортный хирург выбежал из рядов штабного отряда, чтобы осмотреть рану.
Вскоре они оказались вне зоны досягаемости, и перед ними была хорошо видна земля. Линия врага тянулась на невысоком возвышении, и Катон не увидел следов каких-либо резервных формирований позади нее. Кавалерия, в основном конные лучники, стояла подле своих коней на каждом фланге. Правый фланг доходил до широкой полосы тростника, произраставшего вдоль реки, а левый оставался на участке открытой земли. Слева, в 800 метрах дальше, виднелась тонкая полоса фруктовых деревьев. Катон видел, что у конницы Радамиста было достаточно места, чтобы обойти вражеский фланг, нанести ему удар с тыла и лишить всякой надежды на бегство, как только иберийские копейщики и римляне прорвут центр. Как только основная часть царской кавалерии приблизилась к противнику, она остановилась и начала выстраиваться длинной линией против мятежников. Копейщики выстроились сразу за ее центром, где на своих лошадях сидели Радамист и его телохранители. Чехол нового царского штандарта был снят, и мгновение спустя длинный шелковый вымпел уже лениво развевался на слабом ветру, утреннее солнце делало рисунок красного льва ярким и огненным.
Макрон ускорил шаг, чтобы догнать Катона.
– Похоже, Радамист хочет, чтобы его иберийцы победили в одиночку, господин.
– Меня это устраивает, – ответил Катон. – Я не тороплюсь с тем, чтобы наши люди оплачивали крупный счет мяснику, если этого можно избежать.
Макрон вздохнул.
– Не уверен, что ребятам понравится стоять и смотреть.
– Пусть так, но это спектакль Радамиста. Если он хочет заявить о своей победе без нашей помощи, это поможет ему выглядеть сильнее в глазах своего народа и, что более важно, парфян.
– А это еще означает, что он и его люди получат добычу с поля боя, – ответил Макрон с несколько менее стратегической точки зрения.
Катон не ответил, быстро прикинув расстояние до копейщиков, и остановил колонну.
– Центурион, развернуть строй направо и налево. Пращникам в свободном строю продвинуться на пятьдесят шагов впереди преторианцев. Пошли гонца к центуриону Керану, чтобы он был ознакомлен с диспозицией.
– Да, господин.
Когда центурии достигли штабного отряда, они развернулись вправо и влево по очереди и выстроились в линию лицом к тылу войска Радамиста. Они стояли по четыре человека в глубину, чтобы сформировать компактную группу резерва по сравнению с протяженной иберийской боевой линией. Пыль, поднятая лошадьми и задними рядами копейщиков, полностью заслонила мятежников, и Катон сомневался, что он и его люди увидят многое, если вообще что-нибудь увидят в столкновении, прежде чем враг неизбежно дрогнет и затем будет разбит. Было бы неприятно не следить за ходом сражения, но часто это было вынужденное неудобное положение тех, кто находился в тылу, что в результате нередко порождало определенную тревогу за ход и исход боя. Катон знал, что с этим ничего не поделать, но его люди были дисциплинированными ветеранами и вряд ли позволят своему воображению выбить их из колеи.
Когда последний из людей царя занял позицию, трубач, находившийся рядом с царем, поднял свой инструмент и выдул несколько медных нот. Когда сигнал стих, из глоток иберийских всадников вырвался рев, и конные лучники поскакали вперед по всей линии. Катафракты неслись вперед, держась в тесном строю, целеноправленно используя силу своих лошадей для атаки, чтобы они ударили как единое целое, на скорости, когда они врезались в линию врага, проскочив линию непродолжительного обстрела вражеских лучников. Заклубилась пыль, и за всадниками быстро повисла пелена, скрывшая их из виду, а через мгновение копейщики последовали за ними в неизвестность битвы. Периодический звук трубы и барабанный топот копыт смешивались с приглушенным барабанным топотом повстанцев и случайным глухим звоном оружия вместе со ржанием лошадей и выкрикиванием приказов.
– Как ты думаешь, бой разворачивается в нашу пользу? – спросил Макрон.
Катон указал на глыбу пыли, простирающуюся за ними.
– Мои гадания нисколько не отличаются от твоих.
– Возможно, нам следует продвинуться поближе, господин. На случай, если мы понадобимся.
Прежде чем Катон успел ответить, раздался новый трубный рев, но с большего расстояния, чем битва, бушевавшая перед ними. После короткой паузы им ответили сзади, и оба офицера повернулись, чтобы посмотреть в сторону походного лагеря у стен города. С этого направления раздался глухой возглас, который через мгновение отозвался эхом от реки, а затем от деревьев слева. Фигуры уже выходили из-за деревьев: люди, ведущие коней, садились на них и выстраивались для атаки. На другом фланге из тростников высыпало еще некоторое количество человек, которые устремились к иберийскому флангу.
– Это долбаная ловушка, – горько фыркнул Макрон. – Умные маленькие ублюдки, не так ли?
Когда Катон оглянулся в сторону лагеря, он увидел, что ворота распахнулись и орда людей направлялась прямо в тыл римской линии. Не горстка лучников, которых он видел раньше, а сотни пехотинцев, вооруженных копьями и мечами.
– Откуда, во имя Плутона, они взялись? – спросил Макрон. – Из под земли словно зубы убитого Кадмом дракона?
– Не совсем, – ответил Катон с едва скрываемым отчаянием, осознав, что враг их одурачил. – Из-под груд соломы.
Это была искусно сработанная ловушка. Патрулям Радамиста позволили увидеть только основные силы повстанческой армии, а затем под покровом темноты остальные их люди двинулись вперед и спрятались по периметру всего будущего поля битвы, где Радамиста спровоцировали развернуть свою собственную армию. Всякая перспектива легкой победы над повстанцами исчезла. Теперь все, что оставалось Катону и его людям, – это выбраться из ловушки и вернуться в город. Катон видел, как его люди тревожно оглядываются на приближающегося к ним врага с тыла и с обоих флангов. Он должен успокоить их нервы.
И подготовить их к борьбе за свою жизнь.
*************
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Катон глубоко вздохнул и прижал ладони ко рту.
– Вторая преторианская когорта, построение в каре! Штабная группа в центр!
Он позволил центурионам приготовиться, а затем взревел: – Стройся в квадрат!
Пока его офицеры повторяли приказ и контролировали маневры своих центурий, Катон пытался уловить важные детали окружающей местности и вероятное расположение сил, дружественных и вражеских. Радамист и его люди должны были теперь знать о ловушке, и Катон должен был поверить в то, что царь попытается выбраться из нее так же быстро, как и римляне. Он уже видел, как некоторые копейщики выходят из пыльного тумана и отступают в сторону города и пращников.
Катона на мгновение охватила паника. – Центурион Керан!
Центурион-ауксилларий обернулся посмотреть на своего командира.
– Верни своих людей! Я хочу, чтобы они были на фронтальной стороне квадрата! Быстрее!
Когда Керан отдал приказ своим людям, Катон остановился, чтобы оглянуться. Городские ворота находились на расстоянии почти полутора километров, а между римлянами и Артаксатой стояли лагерь и силы мятежников, которые были скрыты внутри. Он оценил их количество более чем в тысячу. Силы, выходящие из их укрытия в камышах, были примерно вдвое больше, как и конница, приближавшаяся с противоположного фланга. Последние были в основном конными лучниками, насколько Катон мог разглядеть на таком расстоянии. Катон понял, что обе фланговые силы устремились к Радамисту и его иберам. Это оставило его перед дилеммой. Следует ли ему выступить, чтобы поддержать царя, или удержать его людей и прикрыть отступление к городу? Он решил, что битва уже проиграна, так как он увидел еще больше копейщиков, бегущих к римлянам, а теперь и первых иберийских всадников. Вид убегающих иберийцев убедил Катона в пользу последнего выбора.
В то время как люди Макрона и другая центурия составляли заднюю часть пехотной коробки, еще три центурии распределились по каждой из фланговых сторон. Вскоре после этого центурион Керан и его ауксилларии заполнили брешь во главе формирования. Они были наиболее легко вооруженными из людей Катона, но он был уверен, что их пращи расчистят путь сквозь повстанцев, которые заблокируют их отступление к Артаксате. По обе стороны уже вовсю улепетывали иберы. Некоторые уже побросали свои щиты и копья, а те, кто уже проскочил мимо строя римлян, теперь осознали опасность, приближающуюся со всех сторон. Слепо движимые страхом, некоторые изменили направление и направились к уменьшающимся разрывам между силами повстанцев. Другие замедлили шаг, остановились и с тоской смотрели им вслед. Катон увидел, как к каре бежит офицер, пытаясь собрать больше людей в небольшую группу, которая все еще следовала за ним. Когда он подошел ближе, Катон окликнул его, размахивая руками, чтобы привлечь внимание офицера. Иберийец поднял глаза и поманил своих людей присоединиться к римлянам. Когда люди Макрона отошли в сторону, чтобы пропустить их, Катон увидел, что этим офицером был Нарсес. Рукав выше его левого локтя был разорван и окровавлен.
– Где Радамист? – потребовал ответа Катон.
Нарсес покачал головой.
– Нас разбросало в пылу битвы, когда он атаковал линию врага. В последний раз, когда я видел его, он прорвался через их центр. Я думал, мы находимся на грани победы. Затем раздался сигнал, и повстанцы повернулись на нас, как дикие звери. – Он от стыда опустил глаза. – Именно тогда мою лошадь проткнули копьем. Я откатился и, когда подошел обратно, получил касательное ранение. Затем я попытался найти дорогу в тыл, увидел убегающих людей и попытался их остановить.
– С тех пор ты не видел царя?
Нарсес покачал головой.
Катон стиснул зубы и указал на пращников.
– Возьми своих людей и выстройся позади ауксиллариев. Если противник подойдет слишком близко, тебе придется защищать переднюю часть коробки. Ясно?
– Да.
– Тогда вперед.
Катон поднял глаза и увидел, что построение замкнуто и готово к движению. Подбежал Макрон.
– Я видел этого Нарсеса. Он знает, что случилось там впереди?
– Иберы дрогнули. Царь был отрезан. Мы проиграли. – Катон кивнул в сторону Артаксаты. – Это наш единственный шанс. Давай пробиваться.
Макрон выкрикнул приказ двигаться, а затем начал свой ритмичный отсчет, чтобы люди не отставали, пока каре отходило к городу. Перед ними повстанцы из лагеря выстроились в грубую линию, и их лидеры доводили их до безумного исступления, размахивая оружием, а их боевые кличи наполняли воздух. Еще больше иберийцев проносилось мимо римлян, некоторые пешком, но многие скакали верхом, и преторианцы подняли хор насмешек.
– Заткнись! – крикнул им Макрон. – Я не услышу своих мыслей, если вы, fellatores, не заткнетесь! Молчать!
Приструненные солдаты вновь замолкли, и Макрон продолжил отсчитывать темп отступления ровным голосом, которым он пользовался на плацу.
Центурион Керан подошел к Катону, который шел рядом со штабной группой.
– Вы хотите, чтобы я попытался обстрелять мятежников впереди нас, господин?
Примерив расстояние между квадратом римской пехоты и ожидающей их линией врага, Катон увидел, что расстояние все еще велико. Он хотел приберечь полный ошеломляющий эффект от метания пращников до тех пор, пока они не подойдут достаточно близко, чтобы произвести разрушительную серию залпов.
– Нет, подожди моего приказа. Но когда я его отдам, я хочу, чтобы твои парни производили броски как можно быстрее.
Керан сумел мрачно улыбнуться.
– Они сделают свою работу, господин.
– Если они этого не сделают, то вы весь месяц будете бегать вокруг лагеря.
Они обменялись быстрой ухмылкой, и центурион-ауксилларий поспешил обратно к своим людям, пока каре подбиралось ближе к городу. Люди царя, спасающиеся от избиения, теперь устойчиво потекли по открытой местности, пока мятежники приближались с флангов, отчаянно пытаясь не натолкнуться на них, прежде чем они смогут убежать. Первые из мятежников из своей первоначальной боевой линии осторожно выходили из пыльного облака, и как только они увидели, что их враг бежит разбитый перед их строем, они испустили победный крик и бросились вперед. Среди них были отдельные иберийские конные лучники и катафракты, а также несколько небольших групп, пытавшихся пробиться на свободу.
Катон побежал к центуриону Керану и Нарсесу и увидел, что мятежники между ними и городом продвигаются вперед, набираясь храбрости для атаки. Хотя Катон не услышал никакого приказа, раздался рев, и противник устремился вперед. Лучники остались позади и позволили своим стрелам лететь по высокой дуге над головами своих товарищей. Катон крикнул предостерегающе, но большая часть стрел не достигла цели, поскольку дистанция была большой. Лишь горстка достигла головы римского отряда, попав в укрытых щитами преторианцев по флангам квадрата и поразив двух пращников. Одного стрела пронзила под ключицей, и наконечник вошел в его жизненно важные органы. Он сделал несколько шагов, затем упал на колени, затем перекатился на бок и закорчился, истекая кровью. Другой получил удар в плечо, упал и подозвал одного из хирургов.
Было время для еще одного рваного залпа, ранившего еще троих ауксиллариев, а затем атакующие приблизились почти вплотную, и лучники не могли рисковать дальнейшей стрельбой. На расстоянии пятидесяти шагов Катон приказал строю остановиться и повернулся к Керану.
– Твоя очередь.
– Третья Балеарская! Готовь пращи!
Мужчины умело полезли за свинцовыми зарядами в своих подсумках, затем передние солдаты шагнули вперед на два шага и начали раскручивать пращи и поднимать их над головами.
– Метай! – крикнул Керан.
В тот же момент как смертоносные снаряды понеслись по открытой местности к повстанцам, передний ряд пращников отступил назад, в то время как следующий ряд выступил вперед и выпустил свой залп в то мгновение, когда первый уже нанес свой смертоносный эффект в рядах приближающегося врага. Хотя Катон и раньше видел пращников в действии, он все еще был впечатлен силой простого на вид оружия. В то время как дротики и стрелы было легко увидеть, небольшие рубленые куски свинца были почти невидимы, и это усиливало их эффект. По крайней мере, десяток повстанцев рухнули замертво, как если бы они врезались в стену, когда смертельные попадания разорвали их плоть и раздробили кости. Повстанцы повалились на землю, а те, кто находился позади, споткнулись о них, и передовые ряды немедленно пришли в беспорядок. Те, кто не бежал напротив пращников, продолжили атаку, не обращая внимания на смерть своих товарищей, и бросились к преторианцам по обе стороны каре.
Катон позволил пращникам сделать еще несколько быстрых залпов и увидел, что на пути впереди нет врагов, которые еще стояли, хотя земля была покрыта телами мертвых и раненых, пораженных пращами. Он быстро приказал Нарсесу выставить своих копейщиков впереди пращников, а затем отдал приказ:
– Строй! Продвигаться!
Макрон снова начал отсчет, и коробка солдат двинулась вперед, когда первые повстанцы достигли фланговых центурий, и преторианцев охватил обволакивающих их строй бой. В передней части каре иберийские копейщики начали колоть раненых пращниками мятежников, не щадя никого, несмотря на их жалкие крики о пощаде. Пращники, затем Катон и Керан, шли по телам и залитой кровью земле. Теперь пращники, собрав камни и найденные свинцовые заряды, начали метать их поверх голов преторианцев во врагов, скопившихся с каждой стороны.
Построение замедлило свою поступь, пока люди отбивались от нападающих, и Катон посмотрел вперед, чтобы оценить расстояние до городских ворот. Они все еще были открыты, и он мог разглядеть центуриона Николиса и его людей, выстроившихся напротив входа в город. «Это было слишком рано», – взбесился Катон. Каре находилось недостаточно близко к городу, чтобы перед ним открылись ворота. Николис просто предлагал противнику заманчивую цель. И уже мятежные лучники набросились на них, начав свой обстрел. Темная фигура выскочила между людьми Николиса и метнулась в сторону повстанцев, прежде чем исчезнуть из поля зрения, и Катон проклял человека, который должен был присматривать за его собакой. Но не было времени уделять Кассию дальнейшие мысли.
– Господин, посмотри туда, царь! – Макрон протянул руку и указал в направлении битвы. Пыль все еще кружилась, и было видно множество фигур в расплывчатых очертаниях, некоторые все еще сражались. Группа всадников выскочила из облака пыли, и Катон увидел высокую фигуру Радамиста среди нескольких его телохранителей. Штандарта с ними не было. Как только увидев каре, они поскакали к нему. Макрон приказал своим людям пропустить их, и они ненадолго разомкнулись в стороны, пока лошади проносились мимо, а затем вновь сомкнули строй. Катон поспешил к царю и увидел пятна крови, блестевшие на черной его мантии и доспехах, а также размазанные по бокам его лошади. Некоторые из его стражей были ранены, а один сгорбился над луками седла, кровь капала с кончиков его пальцев.
– Ваше Величество! Вы ранены?
Радамист выглядел ошеломленным, затем взглянул на свою мантию, ощупал свои конечности и грудь и покачал головой.
– Нет ... Ни царапины.
Катон не мог не задаться вопросом, спасают ли боги безрассудного царя с какой-то целью, настолько Фортуна оберегала его жизнь.
Радамист огляделся, осознавая ситуацию теперь, когда ему не угрожала непосредственная опасность.
– Что ты делаешь, трибун? Почему твои люди отступают? Разверни их и атакуй врага.
– Ваше Величество, битва проиграна. Это была ловушка, враг значительно превосходил нас числом. Мы должны спасти всех, кого можем. Чтобы мы могли сразиться в другой день, – добавил он, чтобы успокоить своего союзника.
– Нет. Мы должны нанести удар сейчас, пока мы можем изменить ход битвы в свою пользу.
– Битва проиграна, – твердо сказал Катон. – Она была проиграна еще до того, как началась. Останьтесь здесь, с нами.
Он повернулся к преторианцам, охранявшим штандарты когорты.
– Возьмите их поводья. Не позволяйте им покинуть строй каре.
Катон двинулся прежде, чем царь смог протестовать против его приказов, и увидел, что все больше врагов приближается к ним с флангов и с тыла. Вскоре они исчерпают свою жажду крови на иберах и двинутся на убийство римлян. До города было более 800 метров, и Катон боялся, что его люди не доберутся до него. Они могут даже не добраться до заброшенного лагеря, если повстанцам удастся прибыть в достаточном количестве, чтобы окружить их и остановить их продвижение. Несколько раненых преторианцев уже выпали из строя, и им помогали медики внутри формирования, но вскоре, как знал Катон, они будут вынуждены оставить раненых.
Он быстро оценил расстояние и степень замедления хода их коробки и принял решение. Лагерь предлагал ближайшую защиту, и они могли укрыться там, а затем попытаться прорваться в сторону города, когда стемнеет. Если они попытаются добраться до ворот сейчас, велика вероятность, что им это никогда не удастся. Он направился к Макрону, чтобы быстро объяснить свой план на случай, если он будет сбит, и ему понадобится его друг, чтобы довести его до конца.
– Лагерь? – Макрон засомневался. – Между нами и ними будет только ров и вал.
– Защита лучше той, что есть у нас сейчас.
– Верно. – Макрон втянул воздух сквозь зубы, обдумывая ситуацию. – Ты прав. Самый лучший шанс, который у нас есть.
Катон похлопал его по плечу. – Будь готов к этому, когда я отдам приказ.
– Да, господин.
Построение медленно продвигалось по дороге, поскольку все больше и больше повстанцев приближалось и заставляло их сражаться за каждый шаг в сторону города. У городских ворот лучники и толпа надвигающихся всадников заставили центуриона Николиса вернуться в столицу, и, на глазах у Катона, ворота были закрыты. Это зрелище вызвало на мгновение отчаяние, затем облегчение. По крайней мере, ворота были в безопасности, и центурион не рискнул своими людьми в какой-нибудь безрассудной попытке удержать путь открытым. Безусловно, у Катона и его людей был лишь минимальнейший из шансов прорваться к городу. Лагерь был теперь намного ближе, ближайшие ворота были не более чем в ста шагах от него. Пока что враг, похоже, не осознал эту возможность, которую он предоставил римлянам. Катон понял, что будет сложно и это отнимет много времени, чтобы попытаться постепенно повернуть строй, и решил, что решением будет продолжить наступление, затем остановиться напротив входа и просто повести центурии на левом фланге вперед и продолжить наступление под прямым углом.
Всадники, которые оттеснили Николиса и его преторианцев обратно в город, теперь приближались к иберийским копейщикам галопом на виду у пехотной массы. Пращники метали свои заряды в атакующих над головами копейщиков, нанося еще больший урон противнику. Как можно лучше рассчитав момент, Катон приказал остановиться, а затем сменить фронтальное направление, пока люди по периметру держали свои щиты сплошной стеной и наносили колющие удары по мятежникам, пытающимся прорваться сквозь них. Как только построение было готово, он отдал приказ двигаться снова, и каре двинулось к лагерю.
Сначала изменение направления сбило с толку врага, и те, кто столкнулся с двумя центуриями на бывшем левом фланге строя, ставшим теперь его фронтом, встревожились, поскольку их стали с удвоенным ожесточением теснить надвигающиеся ряды преторианцев. Те, кто был ближе всего к римлянам, попытались отступить, но были пойманы в ловушку сгрудившихся тел своих товарищей и представляли собой легкую мишень для копий преторианцев, разрывающих их обнаженную плоть. Начали раздаваться крики страха и паники, и первый мятежник в рядах врага развернулся от наступательного давления, вышел из массы сражавшихся и затем побежал. Это не было повальным бегством. Большинство по-прежнему продолжало сражаться, но тем не менее коробка могла двигаться в стабильном темпе. К этому времени Катон мог видеть, что повстанцы вокруг них исчисляются тысячами, и стало окончательно ясно, что любая попытка прорваться в город закончилась бы неудачей и резней.
Они почти достигли пандуса над внешним рвом, и следующая часть маневра обещала быть сложной, так как многое зависело от ситуации внутри лагеря. Катон подошел к центуриону Игнацию и указал на вход в лагерь.
– Когда мы приблизимся, ты со своими людьми бросишься вперед, пройдешь через ворота, а затем запрешь другие. Не останавливайся, чтобы добить тех врагов, кто все еще может оставаться внутри. Просто возьми и держи другие ворота под нашим контролем.
