Текст книги "Кровь Рима (ЛП)"
Автор книги: Саймон Скэрроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)
С торопливым стуком калиг вперед выбежали центурион Игнаций и его люди. Один из нападавших предупредил своих товарищей, и те отступая, подхватили оброненные свертки и побежали по открытой местности в сторону города. С трудом Катон убрал меч в ножны левой рукой и прислонился спиной к стене, дрожа от возбуждения боя. Он сглотнул, когда различил гребень на шлеме Игнация.
– Господин? – позвал центурион так громко, как только осмелился. – Трибун Катон?
– Здесь, – хрипло ответил Катон. Он прочистил горло. – Сюда.
Игнаций подошел и замер, когда собака снова зарычала.
– Все в порядке, – усмехнулся Катон, глядя на центуриона. – Думаю, зверь на нашей стороне. Отнеси раненых в трактир вон там. Затем расставь своих людей. По десять в каждом здании. На крышах размести пращников.
– Да, господин. Кстати, что это были за люди? Почему они не поднимают тревогу?
Катон подошел к одному из оставшихся свертков и ткнул в него пальцем. Там было несколько кусков ткани, и послышался звон металлических кубков и блюд.
– Мародеры из Артаксаты. Вот почему они молчали.
Его прервал звук далекого рога, который использовали иберийцы. Мгновение спустя раздались слабые крики, тонкое ржание лошадей и лязг оружия.
– За работу! – резко приказал Катон. – Я хочу, чтобы эта территория была надежно укреплена к рассвету. Вперед!
*************
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
– Вот это действительно уродливая собака, – сказал Макрон, оглядывая животное, сидящее рядом с Катоном, пока Берниша промывала ссадины и порезы на правой руке Катона, куда его ударила дубина. Тонкий свет, появившийся перед рассветом, достаточно освещал Бернишу, чтобы она могла заниматься своей работой, и позволял рассмотреть черты собаки. Ее нельзя было назвать красивой. Рыжая шерсть покрывала большую часть его исхудавшего тела, а на обнаженной коже виднелись шрамы. У него были длинные, мощные конечности и большая голова с длинной мордой, а мохнатое ухо с одной стороны не сочеталось с оторванным обрубком с другой. Пес прислонился к боку Катона и тихонько пыхтел, его взгляд настороженно метался между Макроном и Бернишей.
Катон пытался отогнать собаку, когда наблюдал за начальными работами над импровизированном бастионе, но зверь оставался рядом, а потом последовал за ним, когда тот вернулся в лагерь. К тому времени, как он достиг ворот, он сдался и взял в руки обтрепанный поводок. В конце концов, собака спасла его, и самое меньшее, что он мог сделать, это проследить, чтобы ее поили и кормили, прежде чем он решит, отпустить ее на волю или оставить у себя. Словно прочитав его мысли, собака обнюхала его руку, лизнула пальцы и жалобно заскулила, пока он не погладил ее по голове.
– О, я думаю, это любовь с первого взгляда, насколько он обеспокоен за тебя. – Макрон усмехнулся. – Что ты собираешься с ним делать?
– Еще не решил. – Катон посмотрел вниз. Как и сказал Макрон, он действительно был довольно уродлив – «плохая помесь охотничьей собаки с приплодом самого задиристого из шакалов», – подумал Катон. И все же, когда он посмотрел на собаку, она подняла на него глаза и начала вилять своим пушистым хвостом, радостно размахивая им по усыпанной гравием земле. В груди Катона зашевелилось что-то похожее на привязанность, и он похлопал его по боку. – О, он может пока остаться.
Макрон сморщил нос от отвращения. – Он воняет. Ему нужна ванна.
– Берниша позаботится об этом, – решил Катон. – Как только она закончит чистить и перевязывать мою рану. Но сначала ему нужно поесть.
– Дай-ка я, – вмешался Макрон, роясь в своей боковой сумке в поисках остатков мяса, которое он тайком принес из палатки Радамиста предыдущим вечером. Там было немного хряща и несколько полосок мяса, все еще прикрепленных к костям, и он бросил их собаке. Зверь вскочил на ноги и набросился на то, что сразу же оказалось съедобным, а затем принялся грызть кость, одной лапой прижимая ее к земле, пока его челюсти и язык яростно работали.
– Черт возьми, – размышлял Макрон. – Бедный ублюдок умирал с голоду.
Берниша надежно завязал повязку. Катон одобрительно кивнул, а затем указал на собаку и сделал скребущее движение. Она нахмурилась, но взяла поводок собаки и резко дернула его, после чего повела его к воротам лагеря, расположенным ближе всего к реке.
– Собаке нужно имя, если ты собираешься оставить ее у себя, – сказал Макрон. – Но если он будет досаждать, я могу позаботиться об этом. Я сделаю это быстро. Не люблю, когда животные страдают. Парфяне же – это совсем другое дело...
– Ну, да, естественно, – согласился Катон, наблюдая за собакой, бегущей рядом с Бернишей. Это было бы чудовищным предательством – позволить Макрону прикончить собаку, которая спасла ему жизнь. – Думаю, я оставлю его себе. Откорми его и хорошо выдрессируй, смею надеяться, что из него получится приличная охотничья собака.
– Охотничья собака? – Макрон поднял бровь на Катона. – С каких это пор ты стал охотником?
– Всегда есть время для новых интересов, – защищаясь, сказал Катон. – И я начну с... Плутон, ему нужно имя. – Он снова уставился на собаку. – Выглядит худым и голодным... Пожалуй, Кассий – самое подходящее имя.
– Кассий? – Макрон поджал губы. – Почему бы и нет? Тогда Кассий.
Катон встал и осторожно согнул локоть. В ране ощущалось резкое жжение, но, если не считать небольшой скованности, рука была вполне исправна. Он достал свой шлем и повернулся к Макрону. – Пора официально объявить о начале осады. Пошли.
Они прошли через лагерь и вышли за ворота, где возле своих лошадей их ожидал буцинатор и телохранители Катона. Пока Макрон взбирался в седло, Катон застегнул ремешки шлема под подбородком и сел на своего коня. С небольшого возвышения он с удовлетворением наблюдал за результатом ночного строительства. Передовой редут строился хорошо, изнутри доносился стук молотков и пил – рабочие продолжали возводить оборонительные сооружения. Промежутки между зданиями уже были заделаны брошенными повозками и телегами, а двери и ставни прибиты снаружи, чтобы служить импровизированным частоколом. На крышах виднелись еще люди, возводившие навесы напротив городских стен, чтобы защитить пращников и обеспечить укрытие для баллист, когда они будут подняты и собраны.
По одну сторону от зданий, не более чем в двадцати шагах, другая группа людей занималась тем, что наносила последние штрихи грубому земляному валу, обращенному к главным воротам Артаксаты. Он послужит укрытием для строительства вала для остальной части осадных механизмов после того, как будет закончено сооружение подходной траншеи. Третий отряд трудился над первым ее участком, расположенным на расстоянии выстрела из лука от городских стен, кирками взбивая каменистую почву, чтобы раздробить ее перед тем, как отсыпать с каждой стороны для защиты проходящих вдоль траншеи. Вокруг строительных работ иберийские патрули следили за любой попыткой вырваться из города.
Катон удовлетворенно кивнул.
– Будем надеяться, что наши усилия произведут на другую сторону такое же впечатление, как и на меня.
Макрон щелкнул языком. – Они будут еще более впечатлены, когда работы по возведению укреплений и сборка осадных орудий будет закончена и первые камни начнут летать над их головами.
Их прервал шум приближающихся всадников, и они повернулись, чтобы увидеть Радамиста и его придворных, которые рысью выехали из ворот лагеря навстречу им.
– О, замечательно, – прорычал Макрон. – Его лицо не выглядит довольным.
Катон повернул своего коня к иберийцу и поднял руку в приветствии.
– Прекрасное утро, Ваше Величество. Я собирался предложить условия сдачи царю Тиридату.
– Действительно, собирался? – Радамист нахмурился, глядя на редут и другие приготовления к началу осады. – Не мог бы ты объяснить, что это за подготовка? Меня об этом не уведомили.
Катон изобразил удивление.
– Я прошу прощения. Это обычные действия римской армии, осаждающей город. Я не подумал сообщить вам. Но, как вы видите, у нас хорошие результаты.
– Я бы предпочел, чтобы мне заранее рассказывали о ваших рутинных действиях, трибун.
Катон наклонил голову. – Конечно, Ваше Величество. В будущем я буду сообщать вам о каждом своем шаге. Так получилось, что я также хотел бы быть в курсе отчетов, которые докладывают вам ваши патрули. Прошлой ночью, когда я руководил нашими рабочими группами, со стороны дальней стены донеслось какое-то беспокойство. Я слышал звук рога одного из ваших отрядов. Могу ли я узнать причину?
Радамист бросил взгляд в сторону городских ворот, пытаясь скрыть свою вину.
– Небольшое дело. Один из моих патрулей наткнулся на отряд вражеских всадников. Произошло несколько стычек, после чего враги скрылись в долине. Один из моих людей получил небольшое ранение. Я не придал этому достаточного значения, чтобы сообщить тебе.
– Понятно, – невозмутимо продолжал Катон. – А этот вражеский отряд пришел из города или извне?
– Разве это имеет значение? – легкомысленно спросил Радамист. – Они были побеждены моими воинами и прогнаны. Это все, что имеет значение.
– Я надеюсь на это, Ваше Величество. – Катон жестом указал на Артаксату. – Вы хорошо выбрали момент. Хотите ли вы сопровождать меня, когда я буду требовать сдачи вашей столицы?
Радамист посмотрел в сторону стен. То тут, то там в лучах утреннего солнца коротко сверкал шлем в тот момент, когда защитники рисковали бросить короткий взгляд за городские стены, прежде чем снова скрыться из виду пращников на вершине редута. Он перевел взгляд на Катона и тонко улыбнулся.
– Нет ничего приятнее, чем приказать этим псам сдать мне Артаксату. Однако в последний раз, когда я стоял за этими стенами и требовал сдачи города, мне пришлось прибегнуть к хитрости, чтобы остаться победителем в тот день. Я боюсь, что некоторые из моих бывших подданных могут поддаться искушению не соблюдать правила ведения переговоров.
– Ах да. Я помню, что вы подкупили римский гарнизон, чтобы он выдал предыдущего царя, вашего дядю, и что вы немедленно убили его и его семью. – Катон сделал паузу, как бы размышляя. – Я понимаю, что такой поступок может подорвать доверие некоторых людей. Вы правы, Ваше Величество, возможно, будет лучше, если вы поручите переговоры мне.
Катон взял поводья и погнал своего коня вперед. Макрон и остальные последовали за ним, и небольшой отряд всадников направился к городским воротам. Некоторые из солдат в строительных отрядах посмотрели вверх, когда они проезжали мимо, прежде чем их офицеры отрывисто отдали приказ, и они поспешно продолжили выполнять свои обязанности. Солнце было уже далеко за горизонтом и почти у них перед глазами, так что Катону и его людям приходилось щуриться, когда они приближались к столице.
– Надеюсь, они не захотят нас встретить так, как они могли бы захотеть встретить Радамиста, – тихо сказал Макрон.
– Мы скоро узнаем. Будем надеяться, что у них к Риму осталось достаточно уважения, чтобы они не посмели нас обмануть.
– А если нет?
– Тогда, надеюсь, ты примешь мои извинения, когда мы встретимся в следующей жизни.
Макрон громко рассмеялся и покачал головой.
– Да, ты сама осторожность, трибун Катон. Кто-нибудь говорил тебе об этом?
– Разве что только сейчас... А теперь, что это?
Они только что прошли между редутом и передовым валом, установленным для осадных механизмов, когда раздался тупой грохот – городские ворота начали открываться.
Катон притормозил коня и поднял руку, чтобы остановить Макрона и остальных. Не успели большие шипованные бревна перестать раскачиваться, как из ворот вышли пешие люди и, взглянув на Катона, коротко посовещались. Затем одного из них, одетого в простую черную тунику и шапочку, легонько подтолкнули, и он настороженно направился к ожидающим всадникам. Когда он приблизился, Катон и остальные увидели, что это высокий, исхудалый и преклонных лет человек. Его глаза беспокойно метались из стороны в сторону, он настороженно наблюдал за людьми на вершине оборонительного вала и дозорными, стоявшими за валом. Не стоит позволять врагу видеть слишком много, решил Катон и, поднеся руку ко рту, позвал по-гречески, полагая, что этот язык распространен в Артаксате так же широко, как и на остальных землях, которыми когда-то правил Александр Македонский.
– Остановись там! Не подходи ближе!
Старик остановился и сцепил руки перед собой. Катон прищелкнул языком и подтолкнул коня вперед. Он подумал, не решил ли враг обсудить условия капитуляции. В таком случае лучше было бы взять их нахрапом. Мгновение спустя конные римляне остановились перед человеком.
– Кто ты и что тебе нужно? – потребовал Катон. – Говори быстрее, у нас нет времени тратить время на любезности. Мы должны начать осаду. – Он жестом указал на работы, ведущиеся на укреплениях. – Мы разрушим ваши стены в считанные дни, а затем разграбим город. Так что говорите, чего вы хотите?
– Прошу прощения, мой повелитель. – Старик низко поклонился и быстро выпрямился. – Я – Аргалис, распорядитель царского дворца. Меня послали армянские придворные, чтобы я говорил от их имени.
Катон навострил уши. «Придворные? Не Тиридат?»
– И что? Что они хотят сказать? – спросил он резко.
Тот сглотнул. – Мой повелитель, тиран Тиридат бежал из города. Он бежал прошлой ночью со своими остававшимися парфянами. Осталась лишь горстка дворцовых стражников.
Катон и Макрон обменялись удивленными взглядами, после чего Катон продолжил допрос. – Почему он ушел?
– У Тиридата не было достаточно людей, чтобы противостоять тебе. Как только он получил известие о приближении твоей армии, он послал в Парфию за помощью. Никто не пришел. Большинство парфянских солдат были отозваны Вологезом несколько месяцев назад, мой повелитель. Ходят слухи, что парфянам нужны все люди, чтобы справиться с восстанием в Гиркании. У него не было надежды противостоять вашей армии. И вот народ Артаксаты радуется возвращению царя Радамиста. – Он наклонился на одну сторону и посмотрел мимо Катона туда, где за пределами лагеря ждали ибериец и его советники. – Я полагаю, это Его Величество там?
Катон проигнорировал вопрос.
– Кто же отвечает за Артаксату? Армянская знать?
Распорядитель кивнул.
– Они хотят сдаться?
У старика сделалось озабоченное лицо.
– Они хотят обсудить условия, мой повелитель. В обмен на сдачу города аристократы требуют, чтобы вы гарантировали их и мою безопасность от репрессий.
– Репрессий? Не удивлюсь, если армянский народ может захотеть отомстить тем, кто сотрудничал с парфянами. Но их судьба – это не вопрос, который я должен решать. Это будет решать царь Радамист.
Выражение беспокойства, появившееся на лице Аргалиса, приобрело новую интенсивность, и он развел руками.
– Мой повелитель, мы боимся не гнева простых людей, а гнева Его Величества. Интересно, известно ли вам, при каких обстоятельствах он был вынужден покинуть Армению, когда Тиридат захватил трон? Преданность была несколько... разделена среди придворных, можно сказать так.
– Думаю, можно, – холодно ответил Катон. – Это дело между вами, знатью и вашего царя. Как только вы сдадитесь. И позволь мне сказать тебе вот что... – Он наклонился вперед в седле и пристально посмотрел на распорядителя. – Не будет никаких гарантий безопасности для тебя и твоих друзей. Ты сдашь Артаксату законному царю Армении, и сделаешь это немедленно. Если же ты этого не сделаешь, и мне придется взять город силой, то я гарантирую, что выслежу тебя, этих благородных людей и их семьи, и повешу ваши головы на пиках вокруг стен города на корм воронам. – Катон выпрямился и с презрением посмотрел на мужчину. – Таковы условия. Единственные условия, которые мы можем предложить. Принимай их или уходи. Я даю тебе время до полудня, чтобы принять решение. Если ты сдашься, то откроешь ворота, и я поведу своих людей в город. Если ворота останутся закрытыми, мои люди разрушат ваши стены и обрушат огонь и меч на вас и ваш народ, без пощады. Все ясно?
– Да, мой повелитель.
– Тогда проваливай!
Распорядитель резко повернулся и побежал обратно к тем, кто ждал у ворот.
Макрон усмехнулся, глядя, как старик спотыкается и набирает скорость, в ужасе оглядываясь через плечо.
– Ну, парень, ты вселил в них страх всех богов. Они обделаются, когда он расскажет им то, что ты сказал. Отличный ход, насчет голов, которыми накормят ворон.
– Я говорил совершенно серьезно. Если мы потеряем хоть одного человека больше, чем должны, я заставлю виновных заплатить за это. – Катон развернул свою лошадь и рысью направился обратно в лагерь, чтобы доложить Радамисту. Макрон недолго смотрел ему вслед и надул щеки, прежде чем призвать своего коня следовать за ним. Он надеялся, что его друг оставил свои проблемы позади и вновь стал тем человеком, которого Макрон знал раньше. Но теперь, почти все время, в нем чувствовалась какая-то напряженность, усталость от мира, которая являлась лишь слабым отблеском того легкого дружеского юмора, который существовал между ними. Казалось, будто Катон что-то скрывает от него, что-то, что он не смеет открыть Макрону. И это было похоже на отсутствие доверия, которое Макрон считал обидным после всего, что они пережили вместе. Но Макрон уже давно усвоил одну вещь: бессмысленно пытаться выудить это из своего друга. Катон порой бывал упрямым ублюдком и был готов взвалить на свои плечи все тяготы мира, чем рисковать тем, что его сочтут неспособным справиться с такой непосильной задачей. «Парень был витисом для его же собственной спины», – заключил Макрон. Все, что он мог сделать, – это быть рядом с другом и делать все возможное, чтобы уберечь Катона от опасности, когда ее можно было избежать. Именно так друзья и товарищи поступали друг с другом.
Что касается Макрона, мир солдата характеризовался лишениями и насилием по приказу коварных государственных деятелей, в которых честности было не больше, чем в полуголодной крысе. В таком мире величайшим сокровищем были люди, на которых можно было положиться. Люди, которым можно было безоговорочно доверить свою жизнь. Катон был одним из таких редких людей.
*************
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Макрон прищурился глядя на солнце, затем постучал витисом по ладони, вышагивая взад-вперед перед колонной. Первые четыре центурии преторианской когорты были выстроены в тесных порядках в трехстах шагах от городских ворот. Радамист и его небольшая группа знати со своими телохранителями сидели на лошадях в промежутке между второй и третьей центуриями, где они были хорошо защищены, когда колонна пойдет по городу. Катон же со штабным отрядом и десятью отборными людьми шли во главе с Макроном.
– Пора, – объявил Макрон. – Полдень, я бы сказал. Или чуть позже.
Катон стоял неподвижно, расставив ноги, сцепив руки за спиной, и не двигался уже почти полчаса, к большому раздражению своего друга. Рядом Кассий с удовольствием грыз кость, пытаясь добраться до костного мозга. Катону было важно вернуть себе ту непоколебимую личность, которую он демонстрировал своим людям до того, как мир рухнул на него при Лигее, и он со стыдом думал о том, что его сочтут слабовольным и неспособным справиться с командирской нагрузкой. Офицер, особенно такого звания, должен заслужить уважение своих людей, чтобы они могли уверенно следовать за ним. Для человека, страдающего от самобичевания, как Катон, сама мысль о том, что его люди будут относиться к нему с презрением или, что еще хуже, с жалостью, вызывала у него тошноту. Постукивание Макрона по витису прервало его размышления, и он зашевелился.
– Терпение, – мягко сказал он и посмотрел на сверкающее в небе солнце. Насколько он мог судить, Макрон был прав. Был полдень. Но ничего нельзя было добиться, если проявить бездумную пунктуальность и отдать приказ распустить людей и продолжать осаду. Лучше дать жителям Артаксаты еще немного времени для тяжелых размышлений.
– Им лучше придерживаться своей стороны сделки, – кисло сказал Макрон. – Не то чтобы от этих долбанных восточных людей можно было ожидать большой честности. Коварные псы, все они. Я люблю, когда мои варвары играют честно. Как эти германские ублюдки. Они могут выглядеть как прямоходящие охотничьи собаки, но они сражаются честно и держат свое слово.
– Правда? – Катон посмотрел на него. – Я припоминаю, как некий Арминий завел полководца Вара на лесную тропу, и это не очень-то хорошо закончилось для Рима.
Макрон нахмурился.
– Ну, Арминий был исключением, очевидно же. Но мое мнение об этих людях на востоке остается верным, и я не позволю никому доказать обратное.
Учитывая то, что ему рассказала Берниша, Катон был склонен согласиться, и эта мысль испортила ему настроение.
– Ах, да неужели, – Макрон перестал постукивать своим центурионским жезлом и повернул шею. – И как раз вовремя, черт возьми.
Катон повернулся и увидел, что ворота снова распахиваются, а мгновение спустя небольшой отряд солдат, не более двадцати человек, по его оценке, вышел и расположился по обе стороны от них. Следом за ними появились те самые знатные вельможи, которые вытолкнули вперед незадачливого Аргалиса, чтобы вновь обговорить условия.
Стук копыт заставил Катона оглянуться через плечо, и он увидел Радамиста в развевающихся одеждах, скачущего галопом впереди колонны. Он резко затормозил, его лошадь подняла небольшое пыльное облако, которое застряло у Катона в горле и заставило его закашляться. Кассий зашевелился, его морда сморщилась, а в горле раздалось низкое рычание.
– Ваше Величество, – Катон старался не вдыхать пыльный воздух. – Видите, ваш народ приветствует ваше возвращение.
Радамист усмехнулся.
– Действительно! Армения снова моя.
– Да, Ваше Величество. Вы получили свое царство и трон обратно. И я полагаю, что очень скоро вы воссоединитесь со своей женой.
Губы Радамиста приподнялись в забавной улыбке.
– Да. Я снова буду с ней. Не будем медлить ни минуты, трибун. Прикажи своим людям вступать в город.
Катон кивнул.
– По вашему приказу, Ваше Величество. Но, ради безопасности, могу я попросить вас вернуться к своим телохранителям?
– Нет. Я буду маршировать во главе своей армии, как и подобает царю, возвращающемуся с триумфом. Ты можешь ехать прямо за мной, на почетном месте, как мой верный союзник и слуга.
Катон заставил себя улыбнуться.
– Я благодарю вас, Ваше Величество.
– Тогда давайте поторопимся и начнем!
Катон приказал одному из штабных писцов взять поводок собаки, затем сел на коня и кивнул Макрону. Тот набрал в легкие воздух и встал лицом к колонне преторианцев, выстроившихся по четыре в ряд, в аккуратных шеренгах, которые украсили бы любой парад в Риме.
– Вторая когорта преторианцев! Приготовиться к движению в ровном темпе... Вперед!
В тот же миг тишина была нарушена: колонна двинулась вперед, калиги с подбитыми гвоздями подошвами захрустели по каменистой земле в равномерном ритме по мере того, как каждая центурия приближалась к городу. Радамист ткнул пятками в бока своего коня, и та пошла впереди, а Катон – на полкорпуса позади и чуть справа от иберийца. Когда колонна приблизилась к воротам, Катон увидел лица, появившиеся вдоль стены по обе стороны от них. Большинство из них были гражданскими лицами и поэтому не представляли особой опасности. Он почувствовал, как его врожденная настороженность начинает ослабевать. Он должен испытывать ликование, укорял он себя. В конце концов, кампания закончилась. Она была успешной. Радамист был на пороге возвращения своего трона, и в город не попало ни одного камня или стрелы. Но Катон также знал, что те, кто спешит праздновать, часто имеют повод пожалеть об этом. Пока Радамист не будет благополучно восседать на своем троне, а Артаксата не окажется в руках римских солдат и их иберийских союзников, Катон не оставит ничего на волю случая. Он повернулся в седле, чтобы обратиться к Макрону.
– Держать строй, центурион.
– Да, господин.
Возможно, это был ненужный приказ, но Катону нужно было быть уверенным, что люди будут готовы к бою в случае какой-либо хитрости. Чем ближе они подъезжали к воротам, тем сильнее он ощущал знакомое ледяное напряжение в затылке. Когда Радамист приблизился к солдатам по обе стороны от ворот, они вытянулись по стойке смирно и уставились прямо перед собой. За ними распорядитель и горстка знати опустились на колени и склонили головы. Ибериец остановил свою лошадь прямо перед ними, так что ближайшие из них вздрогнули от топота копыт. Позади него Катон поднял руку, чтобы остановить колонну, и Макрон прокричал приказ. Затем в тишине раздался пронзительный голос распорядителя.
– Ваше Величество, мы приветствуем вас от имени народа Артаксаты и всей Армении. Царство приветствует возвращение нашего истинного и единственного правителя. Все приветствуют царя Радамиста!
– Слава царю! – завторили вельможи и стражники. – Слава царю Радамисту!
Когда эхо отразилось от городских стен, Радамист суровым взглядом оглядел стоявших перед ним людей, прежде чем ответить на приветствие.
– Да, я вернулся. Нам многое предстоит сделать, так что давайте не будем терять времени. Как твое имя и титул? – потребовал он.
– Аргалис, Ваше Величество. – Голос распорядителя дрогнул. – Я царский распорядитель.
– Ах, да. Я помню тебя. Ты раньше управлял кухней. Не так ли?
– Да, Ваше Величество.
– И после того, как я был смещен, тебя повысил Тиридат, я полагаю?
– Да, Ваше Величество. После того, как он казнил твоего распорядителя, ему нужна была замена. Он выбрал меня. У меня не было выбора, Ваше Величество, – умолял он.
– Так вы все говорите. Я скоро узнаю правду, и во дворце произойдет много перемен. Пока же ты можешь оставаться моим распорядителем.
– Я благодарю вас, Ваше Величество. Со всей моей...
– Позже, Аргалис. Я хочу немедленно вернуться в свой дворец. Ты и эти другие можете вести меня и мою армию и очистить дорогу от встречающих толп. Встаньте, все вы!
Распорядитель и остальные поднялись и поспешили обратно через ворота в город, пока Радамист вел свою лошадь под аркой, а Катон и остальные следовали за ним на почтительном расстоянии, но достаточно близко, чтобы в случае опасности выскочить вперед и защитить Радамиста. По другую сторону ворот находилась открытая площадка с фонтаном, где вода вытекала из пастей изваянных львов. С другой стороны находились караульное помещение, конюшни и лавки сборщиков налогов, готовых взимать пошлину с въезжающих в город и с товаров, привезенных купцами. Впереди простиралась довольно широкая улица, утыканная колоннами, которая тянулась в самое сердце города. В конце улица поднималась к акрополю, на котором был построен дворец и откуда правители Армении могли обозревать столицу и суетившуюся толпу, живущую в ее пределах. Но, оглянувшись вокруг, Катон не увидел никаких признаков приветствующей толпы. Немногочисленные гражданские лица на стенах по обе стороны от сторожки молча смотрели на Радамиста. На улицах было несколько человек, но как только они увидели своего царя и его солдат, они тут же скрылись, затворились за дверями и исчезли в боковых переулках, не желая привлекать его внимание.
Макрон, шедший рядом с Катоном, не мог не почувствовать некоторую тревогу из-за задумчивой тишины вокруг них, поэтому он негромко произнес.
– Подозрительный человек вполне может подумать, что нас заманивают в ловушку.
– Мне это тоже приходило в голову, – сказал Катон, затем он жестом указал на распорядителя и вельмож, идущих на небольшом расстоянии впереди Радамиста. – Пока они все еще с нами, я думаю, мы в безопасности. Эти люди не кажутся мне теми, кто добровольно подвергнет себя опасности.
Он уставился на фигуру иберийского царевича, который вот-вот должен был вновь стать царем. Радамист неподвижно сидел в седле и смотрел прямо перед собой. Волнение и веселость, которые он проявил, когда открылись ворота, быстро угасли.
– Я думаю, они могут быть в большей опасности, чем думают.
– Что ты имеешь в виду?
– Это не то триумфальное возвращение домой, которого ожидал наш друг.
– У меня сложилось впечатление, что он хотел, чтобы его ненавидели и боялись.
Катон пожал плечами.
– Полагаю, так поступают все деспоты, пока им не нужно, чтобы их любили, а потом уже слишком поздно. Попомни мои слова, он воспримет это как оскорбление, а значит, кто-то за это заплатит. – Он посмотрел на своего друга с язвительной улыбкой. – Это одно и то же, как здесь, так во всем остальном мире. Мы видели это достаточно часто в Риме. Когда сильные мира сего чувствуют обиду и разочарование, они выплескивают свою ярость, и тогда остальным приходится искать безопасный уголок, где можно укрыться, пока все не уляжется. Что-то подсказывает мне, что назревает буря.
Пестрая процессия без происшествий достигла подножия пандуса, ведущего ко дворцу. Впереди дорога поднималась на небольшое расстояние, затем поворачивала в одну сторону и начинала двухступенчатый зигзаг, прежде чем достигала дворцовых ворот на вершине акрополя. Вблизи Катон мог видеть, что он был не более чем в два раза ниже Капитолийского холма в Риме, но все равно представлял собой легко обороняемый опорный пункт, возвышавшийся над городом. Горстка стражников опустила копья, когда старый-новый царь проехал через арку под надвратной башней. Возможно, это те же самые стражники, которые за несколько часов до этого стояли во всеоружии, когда предыдущий обладатель трона бежал, размышлял Катон. Также вероятно, что многие, если не большинство, слуг во дворце были теми, кто служил Радамисту до его изгнания. В таком случае их реакция на его возвращение многое расскажет о характере царя и его правления.
Низкая стена проходила по линии скалы, на которой был построен дворец, а земля внутри была выровнена, чтобы обеспечить достаточно места для жилья, садов и кладовых. Несмотря на роскошь зданий и обстановки, Катон был удивлен, что здесь так мало слуг. Те, что были, упали на колени и склонили лица к земле, как только увидели Радамиста, и не шелохнулись, пока он не прошел мимо и не прошел еще на метров пятнадцать или около того. Распорядитель остановился перед портиком с колоннами, и вельможи отступили в сторону и склонили головы, когда их царь легко соскочил с седла и прошел ко входу в величественный зал. Распорядитель и остальные поспешили за ним.
Катон сошел с коня и передал поводья одному из своих людей, окинув взглядом внутреннюю часть дворцового комплекса, быстро заполнявшуюся преторианцами и первыми из иберийских катафрактов, вошедших во дворец. Он повернулся к Макрону.
– Твой первый контуберний должен идти со мной. Остальные могут разойтись, но я не хочу, чтобы они бродили по городу. Они останутся здесь. Я знаю, какими легкомысленными могут быть некоторые из них. Но мы гости, а не завоеватели. Проследи, чтобы они не забывали об этом.
