355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Саймон Скэрроу » Кровь Рима (ЛП) » Текст книги (страница 11)
Кровь Рима (ЛП)
  • Текст добавлен: 28 декабря 2021, 14:30

Текст книги "Кровь Рима (ЛП)"


Автор книги: Саймон Скэрроу



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– Посмотри на это. – Макрон постучал по рычагу вблизи места, где он раскололся. – Что-то разъело его.

Катон наклонился ближе и увидел, что открытая внутренняя часть метательного рычага была испещрена следами насекомых. Поскольку снаружи деревянный ствол был перевязан веревками через определенные промежутки, невозможно было бы сказать, что метательный рычаг ослаблен.

– Это просто чудо, что эта чертова штука продержалась так долго, – прокомментировал Макрон. – Могла бы сломаться в любой момент. Однако заставляет задуматься, насколько остальная часть механизмов пригодна для использования. – Он пнул раму носком ботинка.

Катон оглянулся на другие онагры. – Я хочу, чтобы их всех проверили, сантиметр за сантиметром. А также запасные части на повозках. Если обнаружится еще какая-нибудь гниль или даже подозрение, я хочу, чтобы плотники произвели ремонт или замену, если потребуется.

Макрон втянул щеки.

– Это значит, что мы потеряем возможность пользоваться ими на день или около того. Хуже того, противник использует данную заминку и по максимуму воспользуется предоставленной возможностью нанести нам урон, пока мы снова не сможем их прижать.

– Я сам уже догадался, спасибо.

Макрон коротко приподнял брови.

– Да, господин. Я не сомневаюсь в этом. Мне нужно будет доставить сюда плотников из лагеря. Разрешите продолжать?

– Да...

Макрон прижал руку ко рту, крича всем: – Прекратить стрельбу! Отойти от метательных машин!

Пока центурион шел к проему в задней части оборонительного вала, Катон злился на себя. Он не хотел быть таким резким со своим другом. Еще больше он злился на квартирмейстера в Антиохии, который выделил ему осадные механизмы, едва ли пригодные для использования по назначению. Несомненно, лучшие из онагров и баллист были выделены для местных гарнизонов. Учитывая, что командущий Корбулон решил оставить большую часть из них в Сирии, вполне вероятно, что лучшие осадные машины так и не увидят боя на протяжении всей кампании. Между тем, именно таким, как Катон и его людям, придется полагаться на изношенное и негодное снаряжение, когда они окажутся лицом к лицу с врагом. Это было неприемлемое положение дел, и Катон сделал мысленную пометку, что по возвращении из Армении он лично изложит свою точку зрения квартирмейстеру.

Он улучил момент, чтобы попытаться отвлечься от своего горького разочарования, и бросил взгляд в сторону города. Несколько голов высунулось из-за защитных сооружений, чтобы выяснить причину паузы в обстреле. Когда они увидели поломанный онагр и людей, ищущих тень, к ним присоединилось больше защитников, и они начали насмехаться и свистеть.

– Господин?

Катон повернулся и увидел, что один из опционов Метелла отсалютовал ему.

– Что такое?

– Позвольте мне выстрелить по этим irrumatores из моих баллист, господин. Я уверен, что смогу попасть в одного из них. По крайней мере, это заставит их замолчать.

Катон кивнул. Все, что подрывало боевой дух противника, стоило усилий. Опцион трусцой побежал к ближайшему из механизмов, которыми командовал, и приказал своим людям откинуть торсионные рычаги, после чего внимательно осмотрел баллисту и произвел тщательное прицеливание. Поднявшись на ноги, он приказал: – Приготовиться!

Он выдержал паузу, чтобы солдаты отошли от механизма, а затем дернул за пусковой рычаг. Метательные рычаги подались вперед, и дротик темным пятном метнулся в сторону сторожки, траектория была достаточно низкой, чтобы его не заметила небольшая толпа, собравшаяся посмеяться над осаждающими. Катон проследил за линией полета и был вознагражден, увидев, как двое защитников сорвались с вершины разрушенной башни, и их пронзило насквозь железное древко, унося их тела по инерции выстрела.

Теперь римляне и пращники разразились громкими возгласами и грубыми жестами в адрес защитников, пока те поспешно отступали в укрытие.

– Отличный выстрел, опцион! – воскликнул Катон. – Если кто-нибудь из этих парфянских ублюдков снова вздумает поиздеваться, я разрешаю тебе стрелять в него.

– Да, господин! С удовольствием, господин!

– Но только по четким целям. Понятно?

– Да, господин.

Катон еще некоторое время внимательно осматривал город, оценивая уже нанесенный ущерб. В данный момент сторожка практически представляла собой груду развалин и не могла защитить ворота внизу. Зубчатые стены с обеих сторон были в значительной степени разрушены. Потребовалось бы еще не более одного дня, чтобы предпринять более-менее успешный штурм. Теперь же предстояла задержка, и противник вполне мог использовать это время для ремонта.

Если только осаждающие не предпримут меры.

* * *

Прошел час после наступления темноты, когда Катон достиг позиции, которую он выбрал днем, используя русло ручья, должно быть, высохшего много лет назад. С ним была половина отряда, отобранного для нападения: сорок преторианцев из центурии Макрона и сорок пращников. Каждый мужчина был одет в коричневый плащ поверх туники, а открытые участки кожи были измазаны грязью и пеплом, чтобы скрыть их. Преторианцы несли только свои копья. Доспехи, щиты и пояса мечей были оставлены в лагере, чтобы избежать любого звона, который мог выдать их положение, пока они прокрадывались к сторожке. В сотне шагов справа от ворот лежал Макрон с такой же штурмовой группой, но не было ни звука, ни движения, которые могли бы выдать их местонахождение. На таком же расстоянии впереди находилась стена, и до Катона и остальных доносились звуки ремонтных работ. Враги работали без всякого освещения и старались говорить как можно меньше, да и то негромкими голосами. Но слабый стук щебня и ворчание людей, таскающих тяжелые грузы, заглушить было невозможно. На небольшом расстоянии от стены горстка парфянских застрельщиков стояла и сидела, ведя наблюдение, и именно они замедлили продвижение Катона, пока он и его люди занимали позиции. Пока застрельщики не решались продвинуться слишком далеко вперед, они не представляли опасности.

– Господин, – прошептал Рутилий, знаменосец когорты. – Они разжигают жаровни.

Катон оглянулся в сторону осадных машин и увидел, что из-за земляных укреплений, помимо мерцания факелов, стало виднеться зарево. – Передай, чтобы ребята были наготове.

Люди, лежавшие по обе стороны, повернулись к своим соседям и говорили так тихо, как могли. Катон вспоминал приказы, которые он оставил центуриону Метеллу, командовавшему метательными механизмами. Баллисты были наполовину приготовлены к выстрелу еще в сумерках, чтобы окончательная натяжка рычагов не сопровождалась слишком сильным и долгим лязгом храповиков и в то же время не перегружала торсионные стержни. Зажигательные заряды были подготовлены путем тугого обвязывания полосок льна, пропитанных смолой, вокруг древков тяжелых дротиков. А теперь солдаты разжигали жаровни и поджигали их для первого залпа. Тут Рутилий подтолкнул его и указал в сторону города. На мгновение Катон ничего не увидел, затем его глаза уловили движение. Какая-то фигура осторожно приближалась. Она остановилась и присела на корточки, наступила пауза, а затем Катон услышал звук, похожий на то, как кто-то опорожняет кишечник.

Из римских укреплений донесся металлический звук отводимых назад храповиков, и голос Метелла громко прокричавшего: – Запускай!

Серия резких тресков разорвала тишину ночи, и яркие вспышки света прорезали ночное небо, пронеслись над головами прижатых к земле римлян, ненадолго осветив парфянина, который почти в то же мгновение увидел нескольких людей Катона. Он вскочил, повернулся и побежал обратно к городу, когда первые снаряды врезались в разрушенные стены, рассыпая искры, которые осветили фигуры, склонившиеся над своей работой. Они застыли под внезапным суровым взглядом, а Катон выхватил копье и вскочил на ноги, набирая воздух в легкие.

– Вставайте, парни, и за дело!

План был достаточно прост. Пращники должны были нанести наибольший урон. Преторианцы должны были защитить их в первую очередь, а затем, если представится возможность, сделать все возможное, чтобы помешать защитникам ремонтировать стены и укрепления. Катон побежал вперед, темные фигуры подбегали с каждой стороны. Справа от него Макрон выкрикнул приказ атаковать, а сзади раздался шум готовящегося залпа. Кроме приказа, никто не должен был издавать ни звука. Катон хотел как можно больше напугать врага, и темные фигуры с потемневшими лицами, рвущиеся из ночи, представляли собой пугающее зрелище.

Прозвучала еще одна серия звуков, издаваемая баллистами готовящихся к новому залпу, затем раздался свист снарядов, летящих сверху, чтобы через мгновение упасть среди врагов. На этот раз один из снарядов поразил нескольких человек, так как один угодил прямо в группу людей поднимающих каменные блоки для строительства новой стены. Когда римляне приблизились к стене на сорок с лишним шагов, Катон выкрикнул приказ остановиться.

– Пращники! Вперед на пять шагов и стреляйте по готовности!

При звуке голоса Катона Метелл приказал расчётам баллист прекратить стрельбу. Пока преторианцы держали позицию, пращники выдвинулись вперед, вытащили свинцовые заряды из подсумков и закрутили над головой пращи посылая маленькие смертоносные куски металла в сторону врага.

Один из первых выстрелов попал в парфянина, который все еще пытался удержать свои провисшие штаны, пока бежал в безопасное место. Его голова мотнулась вперед, а руки дернулись, в результате чего штаны упали и запутали его ноги, и он упал головой вперед. Еще несколько выстрелов с жужжанием пронеслось в сторону мужчин, карабкавшихся обратно по стене, сбив с ног еще нескольких, и когда последний скрылся во мраке, Катон приказал пращникам опустить оружие и ускоренным шагом двинуться вперед. Он первым достиг подножия завала слева от ворот и начал карабкаться наверх, а его люди последовали его примеру с обеих сторон, останавливаясь лишь для того, чтобы добить раненых противников и собрать горящие зажигательные заряды.

Когда они достигли полуразрушенной городской стены, Катон подхватил один из горящих дротиков, застрявший между двумя камнями, и перебросил его на другую сторону. Затем он заглянул за ограждение, и в свете вражеских факелов увидел сотни людей, копошившихся внизу. Многие из них были парфянами, вооруженными луками и копьями, но большинство явно были горожанами, сформированными в ремонтные бригады для работы по восстановлению обороны. Все они смотрели вверх, их испуганные лица отражали отблески пламени. Позади них, как он и предполагал, возвышалась низкая внутренняя стена, увенчанная грубым частоколом.

И снова пращники принялись за работу, посылая смертоносные снаряды в компактную массу. Промахнуться было почти невозможно, и воздух наполнился криками и воплями боли и паники. Катон почувствовал себя поглощенным диким восторгом от представшего перед ним зрелища и крикнул преторианцам сбрасывать разбитые остатки стены.

У них была лишь короткая возможность нанести как можно больший урон, прежде чем парфяне предпримут мощную контратаку. Некоторые из них уже пускали стрелы из толпы внизу. Еще больше парфян появлялось вдоль внутренней стены и оттуда устремился шквал стрел. Неподалеку один пращник вскинул руку с пращой, но был мгновенно сражен стрелой в горло и опрокинут обратно на щебеночный склон остатков стены позади себя. Еще несколько стрел попали в цель, свалив двух преторианцев и еще одного пращника. Затем одна стрела ударилась о каменную глыбу неподалеку и срикошетила близко от лица Катона, так что он почувствовал порыв воздуха при ее пролете. Он бросил копье, подхватил камень размером с небольшую дыню и швырнул его вниз, на врага внизу. Он не стал дожидаться, куда он приземлится, прежде чем подхватить другой и бросить его так далеко и сильно, как только мог.

Рядом с ним раздался хрип, и Катон, оглянувшись, увидел, что знаменосец Рутилий отшатнулся назад с древком стрелы, пронзившим его плечо.

Пришло время уходить.

– Отступаем! Отступаем! – Он повернулся направо и крикнул еще раз, чтобы Макрон услышал команду, затем взял копье в одну руку, а другой подхватил раненого знаменосца.

– Ты справишься сам?

– Да… Да, господин.

– Тогда назад, мы отступаем.

Рутилий, спотыкаясь, спустился по обломкам и отошел от стены, но некоторые преторианцы и пращники все еще лихорадочно бросались на баррикаду ломая её. Катон проклял их себе под нос, прежде чем снова закричал. – Отступайте, черт вас побери!

На этот раз они повиновались сразу же, бросив свою работу, схватив оружие и спустившись по руинам стены в безопасное место. Катон бросил последний взгляд на внутреннюю стену, чтобы зафиксировать в памяти детали, затем увидел, как лучник взмахнул луком и прицелился в него, повернулся и бросился бежать, когда стрела просвистела над его головой. У подножия стены люди выполняли приказы, отданные им на инструктаже перед наступлением сумерек. Преторианцы бросились назад к лагерю, темные фигуры проносились сквозь ночь. Пращники следовали за ними на небольшом расстоянии, а затем повернулись и вложили в кожанные мешочки свежие заряды. Катон последним прошел через линию стычки и остановился, тяжело вздымая грудь. Крики защитников донеслись до него, перекрывая шум крови в ушах. Они испустили нестройный хор криков, отправившись в погоню за отрядом налетчиков.

Первые головы показались над гребнем завала – парфяне, вооруженные луками и копьями, освещенные колеблющимся пламенем зажигательных снарядов. Пращник рядом с Катоном начал размахивать рукой.

– Ждать! – огрызнулся Катон, а затем громче, чтобы все слышали: – Пращники! Только по моему приказу!

Враги поднялись над обломками, их крики приобрели решительный, торжествующий тон, когда они увидели, что большинство римлян бежит от них. Среди парфян было несколько горожан, вооруженных мечами, топорами и копьями, а некоторые просто держали в руках камни, готовые бросить их в любого римлянина, оказавшегося в пределах досягаемости. Катон подождал, пока цель приблизится и в нее будет трудно промахнуться, и медленно поднял руку, не обращая внимания на то, что она будет невидима для большинства его людей. Затем он с громким выкриком опустил ее вниз.

– Пращники! Пускай!

Засвистели пращи, затем защелкали, когда броски выплеснулись в сторону врага, и Катон был вознагражден зрелищем того, как несколько человек упали, а другие закружились от удара.

– Устройте им ливень, парни! – крикнул он с воодушевлением. – Убейте их!

Пращники не нуждались в подбадривании, они выпускали свои смертоносные заряды из темноты по своим целям, хорошо видимым в отблесках пламени, все еще горевшего на зажигательных снарядах. И снова враги дрогнули, застыв от страха перед подавляющим эффектом залпа, вырвавшегося из ночи. Те, кто был более хладнокровен, подняли луки и напрягли глаза, пытаясь выбрать цель в ночи, прежде чем выпустить стрелы.

Некоторые стреляли по теням, и воздух вокруг Катона наполнился тихим гулом наматываемых пращей и звоном стрел, рассекающих темноту. Он услышал вскрик, когда один из пращников был поражен, а затем раздался голос кричащего.

– Я ранен! Я ранен!

– Держи свой долбанный рот на замке!– крикнул Катон. – Отходи в тыл, да покарают тебя фурии!

Он дал пращникам еще мгновение, чтобы завалить как можно больше людей, пока ситуация складывалась в их пользу. Затем один из парфянских офицеров понял, что нужно продолжать наступать и выйти из-под света зажигательных снарядов. Он выхватил изогнутый клинок, крикнул своим людям и махнул им рукой, и парфяне и их лигейские союзники бросились на пращников.

– Отступайте к защитным валам, – приказал Катон и повернулся, чтобы бежать вместе с пращниками, когда враги воспрянули духом и помчались за ними с дикими криками. Внутри оборонительных валов зарево от жаровен раздувалось яркими оранжевыми языками пламени, а два онагра, которые были проверены и признаны исправными, выпустили плотно набитые вязанки хвороста, обмазанные смолой и подожженные. Они взвились в воздух, а затем упали на землю, чтобы осветить оставшихся пращников и иберийских лучников, стрелявших с циркумвалационного вала. И тут Катон понял, что слишком долго ждал, прежде чем отступить.

Первый из пучков достиг своей вершины, а затем устремился к нему вниз, словно палящее солнце, падающее со своего места на небесах. Катон только успел отпрыгнуть в сторону, прежде чем он ударился о землю рядом с ним в порыве пламени и искр, которые осыпали его, обжигая открытые места кожи. Первой его мыслью была ярость из-за ошибки в определении дальности действия онагра. Если бы он узнал, кто виноват в том, что его командир чуть не сварился, у этого человека было бы не мало неприятностей.

Он откатился в сторону и встал на четвереньки. Затем он почувствовал, как кто-то схватил его за руку и поднял на ноги.

– Давайте, господин. Не мешкайте, – прохрипел Рутилий сквозь стиснутые зубы. Затем он зажал свободной рукой древко стрелы, пытаясь остановить поток крови.

Катон не смог подавить ухмылку. – Хороший ты человек, Рутилий. Побежали!

Они выбежали из луча света, вместе с остальными побежали в сторону оборонительного вала, чтобы оказаться вне прямой видимости лучников и пращников. Две стрелы вонзились в землю в стороне от Катона, и он пронесся еще на небольшое расстояние, прежде чем изменить направление, пытаясь сбить прицел любого парфянина, выбравшего его в качестве мишени. Он слышал, как тяжело дышит Рутилий, когда знаменосец бежал рядом с ним.

Впереди показались земляные укрепления, и Катон повернул влево, призывая Рутилия следовать за ним. Дойдя до угла вала, он замедлил шаг и обернулся, чтобы посмотреть назад. Стены и земля перед городом были освещены пылающими факелами, и он увидел, что на земле и по склону разбросано множество тел, мертвых и раненых. Большая часть крепостной стены лежала в руинах, и большинство защитников уже бросились обратно в Лигею, чтобы укрыться. Несколько храбрецов все еще стояли на ногах и пускали стрелы в сторону нападавших, а затем отступили. «Удовлетворительный результат», – решил Катон.

– А вот и ты, господин!

Повернувшись, он увидел Макрона, шагавшего к нему, едва различимого в отблесках жаровен внутри оборонительных валов. Центурион в восторге потирал руки. – Чертовски хорошая ночная работа! Сбили большую часть их стены с моей стороны. Убили и ранили, по меньшей мере, десяток ублюдков! Они больше не будут думать о ремонте, я уверен.

– Ты видел внутреннюю стену?

– Конечно. Но это нас надолго не задержит.

– Нет, но это будет стоить нам еще нескольких жизней наших человек, чтобы преодолеть ее.

Макрон весело пожал плечами.

– Для этого и существуют осады, господин… Попробуй теперь сказать мне, что эта схватка не вывела тебя из мрачного настроения.

Когда они смотрели в сторону города, из темноты, пошатываясь, вышел Рутилий. Кровь залила руку, которой он зажимал рану.

– Давай отнесем его в лагерь, – моментально сказал Катон и пошел вперед.

Знаменосец остановился и устало покачал головой, пытаясь встать по стойке смирно. – Я могу... справиться сам... господин.

– Глупости, парень. Вот, позволь мне...

Когда Катон протянул руку, знаменосца охватила дикая судорога. Его челюсти разжались, глаза широко раскрылись, затем ноги подкосились, и он опустился на колени. С одной стороны его шеи почти вертикально тянулось еще одно древко стрелы, а наконечник находился не менее чем в 15 сантиметрах от входного отверстия – причуда судьбы, поскольку парфянин пустил свою последнюю стрелу под большим углом, прежде чем повернуть к бегству. Катон сразу понял, что острие глубоко вонзилось в жизненно важные органы Рутилия, и рана была смертельной. Кровь пульсировала вокруг древка, и Рутилий ощупал его, издав слабый стон, и кровь из его губ брызнула на лицо Катона.

– Рутилий..., – начал, было, он, но ничего не мог сказать, что могло бы помочь.

Знаменосец вдруг схватил Катона за тунику и притянул к себе. Он сглотнул и попытался заговорить, но плевки и кровь забивали ему горло, и он отчаянно кашлял, пытаясь прочистить его, и шептал.

– Моя девушка… Там, в Риме … Она…, – Он снова подавился, и на этот раз звук сопровождался гортанным бульканьем, когда кровь заполнила его легкие, и он начал захлебываться. Рутилий отчаянно тряс головой, его руки сильно дрожали, а пальцы вцепились в ткань туники Катона. Катон обнял знаменосца, притянул его к себе и прошептал ему на ухо.

– Боги присмотрят за тобой в загробной жизни… Прощай, брат Рутилий.

Силы знаменосца неуклонно убывали, а потом он обмяк, его голова прислонилась к плечу Катона.

– Он ушел, парень, – мягко сказал Макрон. – Рутилий ушел.

Катон отстранил тело и осторожно положил его на землю, затем потянулся, чтобы закрыть глаза мужчины, после чего выпрямился и посмотрел в сторону Лигеи.

– Еще один, за которого нужно отомстить...

*************

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

На рассвете, два дня спустя, преторианцы тихо собрались на небольшом расстоянии от руин сторожки и стены. Люди с лестницами стояли позади первой центурии, чьи щиты защищали их до тех пор, пока лестницы не были приставлены к внутренней стене. Таран быстро справился с воротами накануне днем, и иберийские копьеносцы и римские пращники заняли руины, соорудив навесы, чтобы защитить их от стрел защитников, пуская свинец из пращей в любого защитника, осмелившегося показаться над внутренней стеной. В воздухе стоял резкий запах гари, а дым от пожаров, бушевавших предыдущей ночью, все еще поднимался в бледное небо. Разрушив оборону вокруг сторожки, Катон выдвинул вперед онагры, которые почти всю ночь поливали город непрерывным дождем зажигательных снарядов, вынуждая защитников сосредоточить все усилия на тушении пожаров, разжигаемых пылающими связками дров.

Тем временем люди, выбранные для штурма, были накормлены и отдохнули, и были гораздо свежее, чем их изможденные и измученные противники. Центурии Макрона и Игнация должны были возглавить атаку, а Порцин, Плацин и их люди составили резерв, готовый последовать за ними вместе с пращниками и иберийскими копьеносцами, как только будет взята внутренняя стена. Преторианцам было приказано оставить свои копья в лагере. В предстоящей схватке в ближнем бою лучше всего было орудовать короткими гладиями.

– Доброе утро, господин. – Макрон приветствовал Катона, когда трибун подошел к нему. – Парни хотят порвать этих хренососов в городе. Верно, парни? – Он повернулся к тем, кто стоял сразу за ним, и многие из них ухмыльнулись и утвердительно кивнули.

– Это хорошо, – категорически признал Катон, не удостоив их взглядом и уставившись на Лигею. С тех пор как началась осада, он почти не мог заснуть, и теперь ему приходилось заставлять себя думать ясно. Каждый раз, когда он ложился на свою походную кровать и закрывал глаза, его разум отказывался перебирать в памяти детали осады и его более широкой миссии, пока девушка-служанка Берниша чистила его калиги и доспехи. Даже когда сон приходил, его нарушали мрачные сны о судьбе центуриона Петиллия. Иногда Катон сам охотился за ним в темном лесу, пока парфяне не сбивали его с ног и не заставляли разделить ужасную смерть его людей. Он просыпался весь в поту, дрожащий и расстроенный. Ему и раньше доводилось терпеть бессонницу, но не такие кошмары, которые преследовали его теперь. Но почему судьба Петиллия так тревожила его, когда он много раз видел ужасы войны? Он не мог понять этого: кроме смутного ощущения, что в нем что-то изменилось, он чувствовал постоянную усталость от роли солдата и непосильного бремени, возложенного на него обязанностями командира. Он знал других офицеров, которые не справлялись с нагрузкой, и был склонен списать это на какие-то недостатки характера. Теперь он боялся, что и у него есть какой-то изъян в характере, и боялся, что Макрон и другие люди, которыми он командовал, смогут его в этом уличить.

Улыбка Макрона померкла, когда он увидел затравленное выражение лица трибуна. Он знал о недавней угрюмости своего друга, но невозможно было объяснить это какой-то конкретной причиной. Нынешняя кампания была не хуже тех ожесточенных боев, которые они пережили в Британии. Там тоже были потеряны близкие друзья и товарищи, а ледяной холод и постоянные дожди в горах острова совершенно изматывали. Макрон знал гораздо более крепких людей, чем Катон, которые ломались под такими нагрузками, и он переживал за своего друга. Тем более что Катон отверг его попытки заговорить об этом.

Катон повернулся к двум центуриям, стоявшим наготове. Он видел нетерпение на лицах одних и напряженную тревогу на лицах других и молился, чтобы его мужество не подвело его, чтобы он не получил какую-нибудь мучительную рану, которую он не сможет перенести с безразличием, присущим бывалым солдатам. Ему пришлось отогнать эти мысли. Его люди смотрели на него. Как и Макрон. Он не должен их подвести. Он слегка кашлянул, чтобы прочистить горло, а затем обратился к ним, так громко и четко, как только мог.

– Врагом в городе являются те, кто вырезал наших товарищей. Никто не поступает так с людьми из преторианской гвардии. Мы – избранники императора. Лучшие солдаты Империи. Смерть по-солдатски – наша по праву. – Он сделал паузу и позволил ледяному тону гнева наполнить его следующие слова. – Наши товарищи были лишены этого права трусами, которые захватили их, пытали и, в конце концов, убили как крыс на помойке. Духи наших товарищей взывают к нам из могилы, чтобы мы сполна воздали им за содеянное. К концу этого дня пусть не останется в живых ни одного жителя города. Ни мужчин, ни женщин, ни детей. Ни одного животного. Ни одно живое существо не должно выжить. Они ваши, распоряжайтесь ими, как хотите. Вы можете использовать их, пока они не умрут. Но пленных не будет. Никто не будет продан в рабство. Когда мы продолжим наш марш к Артаксате, мы оставим Лигею позади нас как могилу. Чтобы все враги Рима и его союзники никогда не забыли о страшной цене, которую заплатили те, кто обесчестил наших товарищей. В этом я клянусь Юпитером Наилучшим Величайшим. – Катон подал знак преторианцу, державшему его щит и шлем, и тот передал их по очереди, прежде чем Катон достал свой гладий и поднял его. – За Петиллия и всех наших павших братьев!

Люди вторили его крику и с оглушительным грохотом ударяли мечами по щитам. Макрон смотрел на происходящее с противоречивыми эмоциями. В нем было обычное волнение от предстоящего действия, но также и тревожное чувство, связанное с его давним другом. Он никогда не слышал, чтобы Катон говорил в таких холодных, кровожадных выражениях. Вместо обычного желания выиграть битву с минимальными потерями для всех сторон, которое Макрон мягко оправдывал чересчур длительным чтением поэзии и философии, Катон жаждал смерти и разрушения с глубиной чувств, превосходящих даже жажду боя Макрона.

Катон покачал головой в разные стороны, чтобы расслабить мышцы шеи, а затем занял свое место во главе штурмовых центурий. Макрон опустился рядом с ним.

– Господин, – сказал он тихим голосом. – Тебе нет нужды идти со мной и ребятами.

– Ты знаешь меня, центурион. Я не буду просить людей делать то, что не готов сделать сам.

Макрон вздохнул.

– Тебе нечего доказывать. Ни им. Ни мне. Никому. Кроме того, мы не можем позволить себе такой риск.

Катон мрачно улыбнулся.

– Риск? С каких пор ты беспокоишься о риске?

– С тех пор, как мы впервые поставили палатки на территории парфян. Если мы хотим довести это безрассудство до конца и вернуться в Сирию с неповрежденной шкурой, нам нужно, чтобы ты вел нас, господин. Если ты погибнешь сейчас, то есть большая вероятность, что остальным придет конец.

Катон тупо уставился на него, а затем сухо усмехнулся. – Не тебе оспаривать мои решения. Делай свою работу и веди своих людей.

Не успел Макрон даже подумать о протесте, как Катон через плечо прокричал: – Преторианцы! Вперед!

Он двинулся вперед ровным шагом, и люди двинулись за ним. Они проходили через промежутки между онаграми и наваленными за ними грудами камней. Как только они отошли на безопасное расстояние, команды онагров подожгли снаряды, чтобы дать несколько последних выстрелов по стене и за внутреннюю стену, чтобы поразить тех, кто укрывался за ней. Катон шел к сторожке, за ним следовал Макрон и его центурия, а центурион Игнаций и его люди держались позади. Впереди, на развалинах по обе стороны от ворот, стояли копейщики и пращники, некоторые из них оглядывались назад и приветствовали приближающихся преторианцев. Обломки и осколки ворот были разобраны за ночь, и теперь в Лигею вел свободный путь.

Катон поднял свой щит и крепко сжал его, когда он резко остановился и выкрикнул приказ.

– Первая центурия! Формировать тестудо!

Катон проскользнул обратно в переднюю шеренгу, Макрон и один из его людей сомкнулись по обе стороны, а те, кто стоял позади, держали свои щиты, чтобы защитить их с флангов и сверху. Как только грохот щитов друг о друга прекратился, Катон отдал приказ продолжать наступление. Под крики Макрона они медленно прошли через арку и вышли на усыпанное обломками пространство за ней. При дневном свете внутренняя стена была хорошо видна над ободом его щита, и Катон увидел, что она тянется по пологой кривой от тех мест, где стены не были повреждены осадными орудиями. На земле все еще оставались следы пожаров от зажигательных снарядов, выпущенных по стене, а также темные пятна и мазки засохшей крови от неудачной атаки. «Так или иначе», – подумал Катон,– «до конца дня прольется еще много крови».

Как только римляне вошли в город, из-за внутренней стены раздался звук рога, и тут же защитники поднялись из-за низкого парапета и обрушили град стрел и камней, а пращники с обломков главной стены ответили на этот шквал.

Катон остановил колонну на полпути на открытой местности и тут увидел, что один из защитников упал прямо перед ним, его лоб был пробит свинцовым зарядом. Он неуверенно поднялся на колени, кровь текла из раны, носа и ушей, и он издал пронзительный крик, заставивший Катона вздрогнуть и замереть.

– Господин, – сказал Макрон. Мы должны развернуться в линию.

Катон слышал эти слова, но не мог ясно мыслить.

– Господин, каковы ваши приказы? – Макрон боковым зрением посмотрел на отсутствующее выражение лица Катона. – Катон?

Центурион глубоко вздохнул и прорычал: – Первая центурия! Развернуться в линию!

Преторианцы разошлись по обе стороны, первая шеренга вытянулась в линию щитов, а вторая подняла свои, что бы обеспечить укрытие сверху. Позади них люди с лестницами опустились на колени и ждали, пока люди Игнация займут позицию у них в тылу.

Убедившись, что приказ выполняется, Макрон наклонился ближе к Катону и сурово прошептал, пожимая ему руку: – Ради всего святого, господин, возьми себя в руки. Пока люди не заметили. Ты слышишь меня?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю