Текст книги "Кровь Рима (ЛП)"
Автор книги: Саймон Скэрроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Катон вздрогнул, моргнул, а затем кивнул.
– Да… Да…
– Вам лучше отступить, господин. За стену, где вы сможете взять на себя общее командование атакой. Так будет лучше.
– Нет. Мое место здесь. С моими людьми.
– Не когда ты в такой форме. – Макрон стиснул зубы. Он видел, что его друг сильно потрясен. – Ладно, хорошо. Я отдам приказ. Просто держись рядом со мной, пока все не закончится.
Он не дал Катону шанса возразить и огляделся. Люди Игнация находились уже за внешней стеной и выстроились позади первой центурии. Макрон выхватил меч и как можно громче и отчетливее прокричал.
– Преторианцы! Приготовиться… Вперед!
Первая центурия шагала вперед, прямо на шквал стрел и камней, летевших в их сторону, попадая в щиты и выдавая трещины в тех местах, куда они попадали. Макрон бросил взгляд на Катона и увидел неподвижное выражение лица трибуна. В нем тоже был страх. Конечно, смертельный страх перед битвой. Но, возможно, гораздо больший страх перед унижением. А это может быть опасно, Макрон знал по опыту. Ему приходилось видеть, как мужчины проявляли безрассудство в бою, чтобы скрыть нервное потрясение. Большинство из них поплатились за это жизнью. Но сейчас не было времени думать об этом. Внутренняя стена была прямо впереди.
– Первая центурия! Поднять щиты!
Бойцы подняли их над головами, чтобы защитить себя от ударов сверху. Человек справа от Катона был слишком медлителен, и камень размером с бараний окорок врезался в гребень его шлема, повалив его без чувств. Тут же преторианец, стоявший сразу за ним, шагнул вперед, прикрывая их обоих своим щитом.
– Лестницы!– крикнул Макрон.
Люди, несущие штурмовые лестницы, поспешно подняли их вдоль стены с лязгом и грохотом, так что крепежные крючья ударились о каменную кладку под таким углом, что по лестницам можно было забраться, не используя ни одной руки. Когда защитники сосредоточили свое внимание на преторианцах, пращники, воспользовавшись этим маневром, поднялись и перебили врагов, собравшихся вдоль парапета, прежде чем первые римляне взобрались на перекладины, чтобы пробиться на стену. Тела падали вниз, присоединяясь к первым потерям преторианцев, а вражеских раненых быстро приканчивали без пощады. Как только лестницы были подняты и удержаны на месте их носильщиками, первые преторианцы начали взбираться наверх. Катон поставил ногу на самую нижнюю ступеньку, но Макрон оттолкнул его и занял его место. Он поднял свой щит с мечом наперевес и, перепрыгивая с перекладины на перекладину, устремился к парапету.
Парфянин пытался отодвинуть лестницу в сторону, но отказался от этой попытки, как только увидел Макрона, выхватил изогнутый меч и ударил вниз. Центурион подтянулся за щит, парировал парфянский клинок и ударил того, отбросив его назад с импровизированной стены, и тот исчез из виду. Защитники по обе стороны от него повернулись, чтобы поразить Макрона, но теснота была такой, что ни они, ни Макрон не могли эффективно применить свое оружие. Справа от него стоял лигиец в простом железном колпаке, отороченном тканью. В руках у него было копье, совершенно бесполезное, но он отчаянно цеплялся за него, тыча древком в Макрона.
Скрежеща зубами, тот откинул голову назад и ударил лбом в щеку противника, пропоров ему кожу и на мгновение, ошеломив лигейца. Выбросив вперед правое плечо, Макрон сильно толкнул противника и открыл достаточно бреши, чтобы нацелить острие меча в живот врага и с силой ткнуть вперед. Ткань и плоть продержались мгновение, а затем поддались, и металл прошел насквозь. Преторианец, стоявший за Макроном, увидел тонкое пространство позади своего центуриона и попытался спрыгнуть в него, но столкнулся с парфянином, и оба человека свалились на дорожку в спутанной куче. Горожанин с тяжелым мясницким тесаком ударил по открытой шее римлянина, едва не перерубив ее, но продолжал наносить удары в исступлении, пока кровь не залила обоих мужчин под ним, и он начал наносить удары и по парфянину. Он так увлекся расправой над своим врагом, что стал жертвой следующего человека на лестнице, который ударил его сбоку по голове и сбил его с ног. Тут же он вскочил на жертв мясника, ткнул ободом щита в противоположную сторону от Макрона и бросился вперед всем весом, чтобы сделать еще два шага, прежде чем навалившиеся тела защитников не удержали его. Но сражение за пространство было выиграно, и к бою присоединялись все новые преторианцы.
Еще несколько римлян боролись за место на стене. Горстка лестниц была отброшена в сторону, и люди на них рухнули вниз на своих товарищей внизу. Пращники и иберийские копьеносцы спускались вниз, чтобы присоединиться к своим товарищам, пробивающимся к лестницам, стремясь вступить в бой, разбить врага и разграбить город. Макрон, теперь, когда его спина была прикрыта, сосредоточился на враге спереди, попеременно выставляя вперед щит и нанося удары мечом. Это был именно тот вид боя, в котором предпочтение отдавалось тяжелым доспехам римлян и короткому клинку, предназначенному для ближнего боя. С каждым шагом по проходу он открывал дорогу все большему числу своих людей, чтобы они могли забраться на стену и вступить в бой.
– Отгоните их назад, ребята! – кричал он, скривив губы в неистовой ухмылке. Сейчас он был в своей стихии и уже чувствовал запах победы. С ревом, разрывающим легкие, он ударяя изгибом своего щита по врагам. Внезапно щит раскололся у левого края, когда острие стрелы пробило его насквозь и осколки отлетели от нащечника Макрона. Вокруг послышались звуки ударов и ворчание раненых. Рискнув взглянуть, он увидел небольшой отряд парфянских лучников, стоявших в десяти шагах от внутренней стороны стены. Они уже прилаживали стрелы для следующего залпа. Это была отчаянная мера, поскольку у них было столько же шансов попасть в одного из своих людей, сколько и в римлян.
– Берегитесь лучников!
Большинство преторианцев прислушались к его совету и постарались прикрыть себя, когда следующий залп ударил в массу рукопашной бойни, бушевавшей вдоль стены. Макрон увидел, что двое из его людей были ранены в ноги, но несколько врагов было также поражено стрелами. Поняв, что стрелы летят из-за их спин, ближайшие защитники повернулись и бросились бежать, падая со стены и устремляясь в безопасное место по улицам. Макрон мрачно усмехнулся про себя. Как только паника охватывает людей, она распространяется, как лесной пожар при сильном ветре. Сейчас было самое время воспользоваться ошибкой врага. Он повернулся, чтобы посмотреть на другую сторону стены, и крикнул своим людям.
– Чего вы ждете? Ублюдки бегут!
Его люди испустили торжествующий хор криков, бросились вверх по лестницам и набросились на потрясенных защитников. Через несколько мгновений стало ясно, что стена пала. Теперь римляне представляли для лучников более четкую цель. Макрон нашел грубо сделанную лестницу и помчался по ней вниз, призывая ближайших людей следовать за ним. На стене было около тридцати парфян, стрелявших в римлян, и как только к Макрону присоединились десять или около того его людей, он направил свой окровавленный меч на лучников.
– Этих надо убить! За мной!
Выставив вперед щит и сгорбив голову, он перешел на бег, а его люди последовали за ним. Тут же офицер, командовавший парфянами, крикнул своим людям, чтобы они повернулись и нацелились на новую угрозу. Первый залп был произведен быстро и нацелен слишком высоко, так что стрелы безвредно отскакивали от щитов или задрожали там, где наконечники попадали точно в цель. Макрон успел преодолеть половину расстояния, когда первые стрелы второго залпа устремились в него. На этот раз крик раздался слева: один из преторианцев опустился на одно колено, его лодыжку пробила стрела. Пошатываясь, он остановился, посмотрел вниз и тут же был снова ранен в бедро.
Макрон помчался дальше, кровь стучала в ушах, и он настиг ближайшего парфянина как раз в тот момент, когда тот поднял лук для третьего выстрела. Макрон ударил по вытянутой руке, прежде чем тот успел выпустить стрелу, и острие лезвия раздробило древко, а затем разрезало предплечье лучника. Лук выскользнул из его хватки, отлетел назад к тетиве и нанес ему ошеломляющий удар в лицо. Вслед за этим Макрон ударил щитом, врезавшись в лучника и повалив его на землю. Он ударил его между лопаток, повернулся и вырвал гладий, высматривая следующего противника. С обеих сторон навалились остальные преторианцы, ожесточенно орудуя щитами и мечами. Несмотря на неравное соотношение сил, бой был односторонним, и, когда половина их людей была убита, остальные парфяне повернулись и побежали.
Макрон остановился, выпятив грудь, широко раскрыв глаза и оскалив зубы, он огляделся и оценил ситуацию. Последние защитники были отброшены от стены и загнаны обратно на улицы Лигеи, а преторианцы и самые нетерпеливые из пращников и иберийцев поднимались по лестницам и спускались на открытое пространство за стеной. Жажда крови взыграла, и раненых врагов добивали на земле, где они лежали, прежде чем нападавшие помчались на улицы, чтобы убивать, насиловать и грабить.
– Где трибун? – воскликнул Макрон, тревожно оглядываясь по сторонам. – Кто-нибудь видел трибуна?
*************
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Катон бежал по улице, не думая ни о чем, кроме необходимости найти и убить своего врага. После того как Макрон отпихнул его в сторону, его оттеснили от лестницы, и к тому времени, когда он подошел к подножию другой и подтянулся, чтобы взобраться на нее, бой на стене превратился в бешеное мелькание клинков, багровых капель и тел, прижатых друг к другу, сопровождаемое рыком людей, наносящих и принимающих удары, звоном клинков о щиты и более мягким звуком металла, входящего в плоть. Он спрыгнул с лестницы, зацепился одной ногой за тело и споткнулся, потеряв хватку щита и перекатился через край прохода на землю внизу. От удара он сильно обмяк и сидел, прислонившись к стене, держа меч перед собой, пока не восстановилось дыхание. В тридцати шагах справа от себя он увидел, как Макрон собирает своих людей для атаки на лучников. Затем один из парфян увидел Катона и начал размахивать луком в его сторону. Приказ Макрона прорезал шум битвы, офицер, командовавший лучниками, подал команду, и лучник отвернулся от Катона.
Сердце тяжело билось в груди, Катон поднялся на ноги и увидел проем улицы прямо напротив стены – идеальное прикрытие от лучников, если они переживут дикую атаку Макрона. Впереди он увидел нескольких врагов, лигейцев, и когда ближайший из них слегка замедлил шаг и оглянулся, он увидел Катона и выкрикнул предупреждение, а затем он и остальные его спутники помчались к центру города. Не зная, что еще делать, Катон преследовал их так быстро, как только мог, решив уничтожить всех тех, кто разделял ответственность за смерть Петиллия, Рутилия и остальных.
Его добыча скрылась за углом на небольшом расстоянии впереди. Катон последовал за ней и чуть не столкнулся с человеком, который заметил его за мгновение до этого. В руке у него была дубина, и он с дикой силой замахнулся ею на Катона. Катон едва успел среагировать и перекатился в сторону, когда крепкий брусок пронесся над его головой. Затем, продолжая перекатываться, он поднялся на ноги, низко присев, оценивая лигейца, острие меча двигалось из стороны в сторону. Его противник был грузным мужчиной, но не бойцом, и он знал это. Он отступил назад, окликнув своих спутников. Некоторые из них остановились чуть поодаль, и теперь, увидев, что Катон один, побежали назад, чтобы встретить его. Четверо из них расположились по всей ширине улицы, вооруженные мечами и топором в придачу к дубине первого человека. Как и он, они не были солдатами, но преимущество в численности с лихвой компенсировало это, понял Катон, отступая назад, к углу.
Сзади послышался звук приближающихся людей, и он почувствовал прилив облегчения, а оглянувшись, увидел, что к нему бежит парфянский лучник.
– Вот дерьмо…
Слева от него был переулок, темный и узкий, где у него было бы больше шансов отбиться. Если он сможет убить одного из лигейцев, это отпугнет остальных. Двое заставят остальных бежать. Катон выбрал в качестве цели человека с дубинкой. Он повернул назад, чтобы сражаться, и у него было больше мужества, чем у остальных. Лучше всего сначала расправиться с ним. Удар по лицу мужчины заставил его противника взмахнуть дубинкой, чтобы блокировать удар, и он отступил на шаг назад. Катон бросился вперед и нанес удар, вонзив гладий в нижнюю часть торса мужчины, а затем отпрыгнул назад, готовый защищаться от остальных. Рана была рваной, но кровь пошла обильно, и враг отступил, зажимая свободной рукой разорванную плоть.
В данный момент никто из остальных не осмеливался нападать, и Катон продолжал отступать к входу в переулок. Боковой взгляд показал, что парфяне заметили его и на бегу накладывают новые стрелы. Катон, развернувшись на пятках, помчался в переулок и побежал как можно быстрее, ожидая в любой момент почувствовать, как наконечники стрел пронзают его спину и выходят из груди. Сзади раздались крики и суетливые шаги – оставшиеся три лигейца помчались за ним. Катон почувствовал небольшое облегчение от того, что они заслонят собой цель для любого из парфян. Затем в переулке раздался пронзительный крик, и две стрелы пролетели рядом с Катоном, ударились в испачканную стену двухэтажного здания справа от него и отлетели на улицу. Он сразу понял, что парфяне так мало ценят жизнь горожан, что готовы перестрелять их, лишь бы добраться до убегающего римлянина. Справа от него открылась узкая улочка, и подбитые калиги Катона заскрежетали и проскользнули, когда он изменил направление и скрылся из виду лучников. Тут же он снова повернулся и опустился на корточки с поднятым мечом. Шаги преследователей звучали все громче при приближении, и тут первый из них ворвался в поле зрения и нарвался прямо на острие меча, который Катон вонзил ему в кишки. Он перекинулся через лезвие, и толчок его удара отбросил Катона назад настолько, что на мгновение он подумал, что может упасть. Но он, пошатываясь, устоял на ногах и левой рукой оттолкнул плечо мужчины, вырвав меч. Лигеец покачнулся и потянулся к стене здания на углу, чтобы устоять, как раз в тот момент, когда двое оставшихся лигейцев бросились за угол и столкнулись с ним. Все трое упали с паническими криками.
Катон смотрел на них сверху вниз, жестоко улыбаясь, ведь они были в его власти. Затем он услышал крики парфян, которые были совсем рядом, и, зарычав от досады, снова бросился бежать. Он свернул в первый переулок налево, затем снова налево, как он надеялся, в направлении главных ворот и безопасности своих товарищей. Он понял, что возвращается в направлении улицы, по которой за ним гнались лигейцы, и остановился. Катон прижался к дверному проему и попробовал ручку. Дверь была надежно заперта. Он посмотрел в обе стороны и увидел, что все двери на улице закрыты, и тут ему бросилось в глаза, что на улице неестественно тихо и спокойно, если не считать звуков его преследователей и более слабых звуков криков и лязга оружия, доносившихся издалека. Он находился в бедном квартале города, отрезанный от своих людей и окруженный испуганными горожанами, которые думали, что, запершись в укромном месте, они спасутся от гнева римских и иберийских солдат, начавших разграбление Лигеи. На данный момент он был обречен так же, как и горожане, если ему не удастся скрыться от преследователей.
В переулке скрипнула дверь, и Катон приготовил меч, пот капал с его лба, стекая по щеке. Вдруг высунулась голова, затем появилась женщина, одетая в темный плащ поверх туники. Она сжимала руку молодой девушки, когда они вышли на улицу, настороженно оглядываясь по сторонам. Затем она увидела Катона, и ее рот открылся от ужаса.
– Подожди! – сказал он так громко, как только осмелился, протягивая левую руку ладонью вперед. – Я не причиню тебе вреда.
Хотя его слова не были поняты, Катон надеялся, что его тон будет понятен. Но женщина схватила девочку на руки и в панике убежала, стуча сандалиями по мощеной улице. Растерянно втянув воздух сквозь зубы, Катон направился к оставленной ею открытой двери и нырнул внутрь, когда в узком переулке раздался звук шагов парфян. Он быстро закрыл дверь, дотянулся до прочного засова, который ее скреплял, и захлопнул его, а затем отступил в мрачное нутро маленькой комнаты с закрытым ставнями окном. Единственный свет проникал через отверстие в потолке в одном из углов, где находилась лестница, ведущая на следующий этаж. Когда на улице послышался звук шагов, Катон схватился за меч и приготовился к тому, что дверь начнут выбивать. Он задыхался, а сердце, казалось, билось так громко, что он боялся, что это выдаст его. В полосе света внизу двери мелькнули тени, и снаружи послышались крики. Шаги прекратились, произошел короткий жаркий обмен мнениями, затем в дверь снаружи заколотили, и раздался требовательный голос. Катон стоял совершенно неподвижно, едва осмеливаясь дышать: наступила пауза, затем в дверь снова ударили. На этот раз она затряслась на петлях, когда парфянин навалился всем своим весом на дверь. Но засов выдержал.
Внимание Катона было настолько приковано к двери, что он не услышал мягких шагов позади себя. Он почувствовал, как что-то коснулось задней части его ноги, и инстинктивно замахнулся, резко опустив меч, кончик меча поднялся, прорезая мрак и рассекая плоть и кости. Не было слышно ни крика боли, ни звука в течение ужасного застывшего мгновения, когда Катон уставился в широко раскрытые глаза мальчика, ровесника Луция. Сходство было настолько поразительным, за исключением чуть более темных черт лица, что Катон, глядя в лицо мальчика, инстинктивно произнес имя своего сына. Затем его взгляд упал на то место, где лезвие меча вошло в нижнюю часть его маленькой грудной клетки. По металлу уже сочилась кровь.
Мальчик застыл на месте и в его взгляде читалось потрясение.
Затем парфянин снова ударил ногой в дверь и громко выругался. Глаза мальчика расширились, он заплакал, и Катон мгновенно потянулся вниз и зажал рот ребенка своей свободной рукой, чтобы заглушить его. Оба опустились на пол, стоя на коленях лицом друг к другу.
– Не издавай ни звука, – успокаивающе прошептал Катон. – Ради Юпитера, пожалуйста, не надо.
Он убрал свой меч и положил его рядом с собой, кровь струей текла из раны. Рана была смертельной, Катон сразу это понял. И все же он размотал правой рукой шейный платок, продолжая прижимать левую ко рту мальчика. Свернув ткань в комок, он прижал ее к ране, пытаясь остановить поток крови.
Дребезжание петель и засова прозвучало оглушительно в жарком, неподвижном мраке комнаты, и мальчик начал бороться. Катон притянул его к себе на колени и прижал к себе, левой рукой обхватив голову ребенка и закрыв ему рот.
– Тссс. Пожалуйста, не шевелись. Тихо... Скоро все закончится.
С последним, громким ударом ногой в дверь парфянин произнес проклятие и пошел дальше, а свет внизу двери на мгновение замерцал, а затем засиял ясным светом.
Мальчик застонал, и Катон осторожно покачал его, убирая руку.
– Вот, он ушел. Теперь мы одни. В безопасности.
Широкие глаза ребенка смотрели на него, его губы медленно шевелились, когда он начал с трудом дышать. Катон погладил его по волосам, пораженный сходством между мальчиком и Луцием. Чувство вины и острая ненависть к себе наполнили его сердце. Он в отчаянии оглядел комнату и увидел, что кроме нескольких горшков, табурета и подстилки в ней почти ничего нет. Осторожно подняв мальчика, он подошел к подстилке, уложил его и снял с раны шейный платок. На мгновение рана стала похожа на рот, затем кровь хлынула и растеклась по гладкому животу мальчика, он хныкал и корчился. Катон увидел кучу тряпок в конце подстилки и быстро взял одну из них, чтобы прижать к ране, а затем завязал шейный платок вокруг живота, чтобы удержать повязку на месте. Затем он прислонился спиной к стене и положил голову мальчика себе на колени. Из отверстия, ведущего на следующий этаж, пробивался тусклый свет, и в нем лениво кружились слабые пылинки. Снаружи звуки парфян стихали, и лишь редкие крики нарушали тишину. Катона уже не волновало, обнаружат его враги или нет. Казалось, время остановилось, и остались только он сам, умирающий мальчик и мрачная лачуга, в которой они лежали. Его сердце было свинцовым и наполненным отчаянием от того, что он сделал, и он больше не чувствовал, что хочет жить, и тем более, что заслуживает этого.
Он посмотрел вниз и погладил тонкие локоны, говоря утешительные слова.
– Я сделал для тебя все, что мог… Это немного, но это все, что я знаю... Вот так, тише. – Он улыбнулся, глядя вниз. – Мне жаль. Прости. Ты подошел сзади… Я подумал, что ты мой враг… У меня не было времени подумать. Я… Мне жаль… Прости меня.
Мальчик непонимающе смотрел, его дыхание становилось все более слабым. Затем он мягко улыбнулся, протянул маленькую ручку вверх и провел пальцами по щеке Катона, а затем по губам. Катон почувствовал, как его горло сжимается и сжимается до боли, и он не мог заставить себя говорить, так как его переполнял смертельный ужас от того, что он сделал. Перед жизнью, которую он оборвал. Его бессилие спасти ребенка и предотвратить эту трагедию, которую он сам же и создал. Из всех зол, которые он пережил за долгие годы военной службы, это, по его мнению, было самым большим. И он был ее виновником.
Пальцы мальчика перестали двигаться, и через мгновение его рука соскользнула в сторону. Его подбородок поднялся, челюсть отвисла, он ахнул два или три раза, а затем раздался медленный, мягкий выдох, когда жизнь покинула его. Катон смотрел на него, парализованный горем. Затем он нежно поднял его, сжал безжизненное маленькое тело в своих объятиях и безудержно зарыдал.
***
– Это хорошая вещь! – Макрон фыркнул, затем чмокнул губами, вставил пробку обратно в большую амфору и отступил назад, чтобы полюбоваться остальным рядом, прислоненным к стенке склада торговца. – Здесь достаточно гарума, чтобы хватило до конца кампании, если мы не будем налегать на него. Он повернулся к четырем солдатам своей центурии, которые нашли склад. – Найдите телегу и мулов, чтобы перевезти это. Я хочу, чтобы они были надежно упакованы в солому. – Не было необходимости говорить им, чтобы они бережно относились к ценному соусу. Гарум был роскошью, и теперь парни из Второй когорты будут наслаждаться тем, что каждый день будут добавлять его в свои блюда. Макрон уже прикидывал, сколько он сможет получить за один из кувшинов от вспомогательной когорты. Конечно, нужно было сохранить их находку в тайне от иберов на случай, если Радамист потребует долю трофеев от своих союзников.
Макрон ласково похлопал по самому большому из кувшинов, прежде чем повернуться, чтобы оставить своих людей выполнять приказ. Там, конечно, были и другие ценности, но он опасался перегружать колонну добычей и замедлять ее продвижение. Кроме того, его отвлекли от более насущной проблемы: выяснить местонахождение своего командира. Последний раз он видел Катона у подножия штурмовой лестницы. Некоторые бойцы утверждали, что видели, как трибун карабкался на стену, но никто не знал, что с ним случилось с тех пор. Макрон обыскал тела, наваленные вдоль стены и на земле по обе стороны от нее, а также раненых в тени внутренней стены, но Катона не было ни среди мертвых, ни среди раненых. Макрон отправил на поиски трибуна отряды людей, которые были недовольны тем, что им не позволили присоединиться к своим товарищам, разграбляющим Лигею. Это было жестко по отношению к ним, согласился Макрон, но вскоре ему понадобится отряд трезвых людей, чтобы собрать оставшихся в конце дня, чтобы они могли отдохнуть и оправиться от своего распутства к тому времени, когда колонна возобновит свое продвижение в Армению.
За пределами склада он увидел дым, клубящийся в конце улицы, и трех иберийцев, шатающихся в дымке, которые кашляли, сжимая под мышками маленькие кувшины с вином. За ними шел четвертый мужчина, тащивший за волосы крупную женщину. Она была обнажена, и ее груди сильно колыхались, когда она кричала и пыталась вырваться. Ибериец повернулся и с силой ударил ее, и крики прекратились. Они отошли на безопасное расстояние от дыма, затем выбили дверь, и солдаты вошли внутрь. Последний мужчина протащил женщину через дверь и последовал за ней внутрь. Через мгновение крики возобновились, на этот раз сопровождаемые пьяным смехом и гортанным пением.
За все долгие годы службы в армии Макрон никогда не участвовал в разграблении города. Фортов и поселений – да. Но никогда – города даже такого скромного масштаба, как Лигея. Конечно, он слышал рассказы ветеранов о богатой добыче и развлечениях, которые можно было получить в вакханальном хаосе, следовавшим за взятием вражеского города, и надеялся, что когда-нибудь сам станет участником такого события. Но теперь, когда он был там, ему стало не по себе от пьяного разгула тех, кто поставил себе целью найти вино, и от жестокости, жажды крови и настоящей первобытной похоти.
Он повернул в противоположную от дыма сторону и пошел по первой попавшейся улице, широкой дороге, которая вела на главную площадь города. Здесь на улице лежали тела. Старик лежал на спине, вытянувшись во весь рост, его кишки были вскрыты от промежности до грудной клетки, и туча мух уже питалась его липкой кровью и жирными на вид кишками. Дальше Макрону пришлось обойти группу трупов, которые, похоже, были семьей. Младенцу выбили мозги об стену, и тельце лежало на ступеньках у открытой двери. Два молодых парня были зарублены мечами и лежали неподалеку. Пожилой мужчина, их отец, догадался Макрон, был обезглавлен, его голова лежала на коленях, а тело было прислонено к стене рядом с дверным проемом. Кровавый след вел по ступенькам внутрь, и Макрон, переступив порог, окликнул.
– Катон?
Ответа не последовало. Только жужжание мух. В свете, проникающем с улицы, он увидел еще три тела. Голая женщина лежала на подстилке, ее голова была повернута набок, темные глаза смотрели прямо на Макрона. Ее ноги были широко раздвинуты, засохшая кровь покрывала лобковые волосы и пятнала бедра. На полу рядом лежали еще два обнаженных тела. Девочки, не больше десяти-двенадцати лет. Из задней части дома раздался громкий рык и звук скрежета ножек стула или стола по каменному полу.
– Кто там? – требовательным тоном спросил Макрон.
Через мгновение в комнату ввалился один из иберийцев. В одной руке он сжимал бурдюк с вином, в другой – копье. Острие и первые два фута древка были покрыты засохшей кровью, и он пьяно ухмыльнулся, увидев римского офицера. Ибериец начал что-то бормотать на своем языке, жестикулируя копьем в сторону тел, имитируя женский крик, а затем рассмеялся.
– Чертов варвар, – прорычал Макрон.
Ибериец был слишком пьян, чтобы распознать опасный тон в голосе римлянина, неуклюже подошел к нему и протянул свой бурдюк. Макрон отмахнулся от него и оттолкнул мужчину назад.
– Я не буду пить с тобой, ты, ничтожный ублюдочный убийца.
Веселость иберийца мгновенно исчезла, он взял копье в обе руки и повернул покрытое кровью острие в сторону центуриона. Макрон усмехнулся: – Хорошо ли подумал о своих шансах поднимая свое оружие против достойного противника, а? Ну что ж, продолжай, друг мой.
Ибериец замешкался, Макрон хлопнул себя рукой по груди и прорычал: – Давай! Прямо здесь, если ты считаешь себя достаточно сильным! Такой храбрый ублюдок, как ты, может убивать женщин и детей? Давай!
Губы мужчины скривились в рычании, и он бросился на римлянина. Макрон увернулся, вырвал правую руку, схватил древко и отбросил его в сторону, заставив мужчину потерять равновесие. Затем он ударил левым кулаком в голову иберийца, сбив его с ног. Отпустив копье, он упал на землю и мгновение лежал неподвижно, а затем застонал. Макрон встал над ним и поднял копье, готовый нанести удар в горло мужчины. Ибериец моргнул, а затем его глаза широко раскрылись, когда он увидел острие копья всего в нескольких дюймах от себя. Он начал жалобно лепетать и умолять, и решимость Макрона сменилась презрением.
– Ты этого не стоишь.
Он поднял руку, и ибериец в панике вскрикнул, затем Макрон метнул копье в дверной проем в конце комнаты и услышал, как оно треснуло о каменную кладку. Он с отвращением плюнул на мужчину, когда тот свернулся в клубок на боку, прижав колени к груди, и Макрон отвернулся, вернулся на улицу и зашагал прочь так быстро, как только его могли нести ноги.
Когда Макрон вышел на главную рыночную площадь в самом центре города, он увидел, что другой центурион заметил его и подбежал.
– Господин! – Центурион Игнаций взмахнул рукой, привлекая внимание Макрона. – Я нашел его. Я нашел трибуна Катона.
Макрон почувствовал, как прилив облегчения пронесся через него, прогоняя мрачные мысли.
– Живой?
Игнаций заколебался: – Да, господин. Живой.
– Что такое? Говори!
– Лучше тебе самому увидеть. Идем. Следуйте за мной.
Они покинули площадь и пошли по улицам, проходя мимо все новых трупов и отрядов пьяных солдат, и более трезвых людей, ищущих ценности, когда офицеры проходили мимо. Затем Игнаций остановился перед дверью, у которой стояли два преторианца.
– Он там, господин.
Макрон встал на пороге и оглядел маленькую комнату, увидев своего друга, прислонившегося к стене с ребенком, свернувшимся калачиком у него на коленях.
– Катон, слава Юпитеру, ты жив. Ты заставил меня поволноваться, мой мальчик, не могу не сказать тебе…
Катон, казалось, не заметил его, а затем нахмурился и произнес: – Хммм?
– Катон? Ты ранен?
Макрон вошел в комнату и увидел, что с одной стороны есть небольшое закрытое ставнями окно. Он отодвинул засов, открыв железную решетку, сквозь которую яркий свет развеял мрак и упал прямо на Катона и мальчика, которого Макрон теперь мог разглядеть. Кожа последнего была бледной, и не было никаких признаков жизни. Затем он заметил кровь, размазанную по доспехам Катона и испачкавшую его тунику и руки.
– Игнаций! Пошли за хирургом. Трибун ранен.
Свет заставил Катона уклониться от него, прищуриться, и теперь он пробормотал: – Я не ранен... Я в порядке. В полном порядке. – Его правая рука начала гладить волосы мертвого ребенка, и Макрон увидел, что она дрожит. Он присел на корточки рядом с другом и увидел растерянное выражение на его лице, когда Катон продолжил: – Я просто устал... Очень устал. Вот и все. Мне просто нужно немного отдохнуть.
Его слова были невнятными, он полуговорил, полубормотал, а в манере поведения чувствовалась неясность, которой Макрон никогда раньше не замечал. Он протянул руку и коснулся плеча трибуна.
