Текст книги "Виктория - значит Победа. Каждому по делам его (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

3. Что мы знаем о противнике

Господин граф смотрит на Гвискара пристально, я же прямо возрадовалась.

– Говорите, господин виконт. Если вы что-то знаете об этом человеке, что-то нехорошее, что-то, что мы можем использовать против него – то мы желаем это знать!

– Виктория, когда вы сказали, что к вам так странно сватается Фрейсине, я понял, что не знаю о нём ничего, кроме общеизвестных фактов. Даже никаких сплетен не знаю. И я попросил оставшихся при дворе знакомцев те самые сплетни подсобрать и поделиться со мной. И мне доставили сведения совсем недавно – на следующий после Рождества день.

– Магической связью? – уточняю.

– Порталом, – усмехается он.

– Где это вы взяли портал? – интересуюсь. – Мне очень нужно. Я готова оплатить.

Гвискар улыбается.

– Виктория, если я вдруг найду человека, готового расстаться с такой ценностью, то непременно вам скажу. Я же нашёл всего лишь Мармонтеля, это такой ушлый маг, где-то добывший кристалл портала, и теперь он оказывает желающим услуги по доставке сообщений или по перемещению людей.

У меня мгновенно зашевелились в голове мысли о том, сколько бы денег я на такой доставке заработала. И видимо, мужчины поняли это, потому что расхохотались оба.

– Викторьенн, это непросто, – сказал граф, просмеявшись.

– Всё равно нужны маги – потому что портал может открыть маг, но в знакомое место или к знакомому человеку. Просто так невозможно, – пояснил Гвискар. – Мой корреспондент как раз маг, он пришёл к Мармонтелю, вызвал меня и передал письмо, а я оплатил его доставку.

Как всё сложно-то, божечки. Ладно, сейчас я вообще не об этом.

– Я поняла, рассказывайте. Что там было в том письме.

– В том письме были обычные сплетни, сейчас расскажу. Но я ещё попросил об услуге Жана Тардье, помните его, господин граф?

– Как не помнить, – откликнулся тот. – Но ведь он служит где-то по морскому ведомству и вечно в разъездах?

– Мне повезло, он вернулся из поездки в Другой Свет незадолго до Рождества, и ещё более повезло, что он был кое-что должен мне, – усмехнулся Гвискар. – Понимаете, Виктория, Тардье – мой однокурсник по Академии, в первые годы мы изучали разные общие вопросы магии все вместе, это после уже стихийники пошли своим путём, а некроманты – своим.

– И этот ваш знакомец – стихийник? – уточняю.

– Более того – воздушник. А самые лучшие воздушники способны узнать что угодно у кого угодно, воздух им в помощь.

Мотаю на ус. Впрочем, у меня нет ни одного знакомого крутого воздушника, у меня вообще мало знакомых магов. Но вдруг из моей талантливой молодёжи вырастет кто-нибудь крутой?

– Это очень хорошо, – киваю. – Но расскажите же, дорогой Эмиль.

– Скажите так ещё раз, – ржёт, зараза.

– Потом скажу. И ещё добавлю.

– Ловлю вас на слове.

– Да пожалуйста. Я всегда выполняю свои обещания и обязательства, и моя безупречная деловая репутация – тому залогом. Некоторые даже пользуются за моей спиной, – фыркаю.

– О нет, никаких «пользуюсь за спиной». Только глаза в глаза.

Граф демонстративно и громко хмыкнул, мы оба рассмеялись.

– Рассказывайте, виконт, – кивнула я.

– Понимаете, сложилось так, что герцог Фрейсине – не самый популярный и любимый человек при дворе, несмотря на древность рода и обширные владения. Может быть, дело в том, что те владения не приносят ощутимого дохода, позволяющего безоглядно тратить деньги в столице. Может быть, дело не в самом хорошем характере нынешнего главы фамилии. А может, и ещё в каких-то делах, я не понял пока. Но – при дворе наш герцог бывает редко, в увеселениях не участвует, ни к каким придворным партиям не примыкает.

– А к каким партиям можно примкнуть? – какие партии, тут же пока ещё не было революции!

– Главным образом – к сторонникам или противникам маркизы дю Трамбле, – усмехнулся виконт.

– А есть и противники? – изумилась я.

Она ж того, всесильная королевская фаворитка. Куда там противники!

– Есть те, кому не по нраву её присутствие при дворе, её присутствие вблизи королевской семьи и её предполагаемое влияние на короля. Её нет-нет да пытаются подвинуть.

– Как такое возможно? – не поняла я.

– О, могут быть разные способы. Я вам потом расскажу, – ещё и кланяется, вот ведь. – А пока могу сказать, что в столице наш знакомый герцог бывает нечасто, и никогда не задерживается надолго, всегда торопится вернуться домой. Ни к каким заговорам не примыкал, на военной службе не был, пытался учиться в Академии, но не справился – так, господин граф, я верно помню?

– Его способности невелики, – подтвердил граф. – Он бы не смог одолеть обучение в Академии. Но у него был отличный наставник, и теми крохами, что даны свыше, он владеет отменно. Против настоящего мага – и говорить не о чем, но для простецов хватает.

– Вот. В Академии не учился, образование исключительно домашнее, и мне даже называли имя человека, который его выучил, если будет нужно, я его добуду. Человек этот жив, хоть и в годах, и в случае необходимости у него можно что-то узнать об особенностях магической силы, подвластной Фрейсине, – сказал виконт. – Далее о семье нашего герцога, тут всё достаточно просто. Он женился тридцать лет назад на дочери соседа, деве небогатой, но магически одарённой. И у него есть сын от супруги, сыну сейчас двадцать семь, он никогда не был представлен ко двору и не покидал родительского дома. К слову, основные владения Фрейсине находятся довольно далеко отсюда, близ Массилии – только охотничьи угодья, которые он, правда, навещает почти каждую зиму. Сын, Арно Фрейсине, признан королём наследником герцога, но заочно. Герцог рассказывает историю о слабом здоровье отпрыска и никому его не показывает. Болтали, что какой-то человек Вьевиллей как-то проезжал мимо замка Фрейсине и попросился на ночлег, и его пустили, но молодого человека не приглашали за стол, и вообще его не было видно.

– А он там жив вообще, этот сын и наследник? – усомнилась я.

– Думаю, Викторьенн, что если бы его не было в живых, то герцог женился бы уже давно, – покачал головой граф. – Нет, я полагаю, что молодой человек жив, но, может быть, нездоров?

– Я понимаю сложность задачи, – начал Гвискар, – и если Виктория не будет против, возьмусь просить совета у маркиза де Риньи. Некие наши методы вполне подходят для того, чтобы выведать то, что стараются скрыть. Мне кажется, у Фрейсине есть тайна, и если мы узнаем её, она даст нам возможность говорить с ним более уверенно.

– Я тоже хочу, – брякнула я раньше, чем подумала.

– Что именно вы хотите? – нахмурился граф.

– Участвовать в раскрытии тайны, – вздохнула я, уже понимая, что ничего не выйдет.

Где я, и где та тайна, и я никак не некромант, чтобы можно было подкрадываться тайными путями и что-то там выяснять.

– Я подумаю, как вы сможете нам помочь, – улыбнулся Гвискар. – Но знаете, мне хочется немного обезопасить себя на это время. Скажем, если всё же навязать Фрейсине поединок? Он ведь ещё в городе, не уехал?

– Эмиль, не дурите, – сурово ответил господин граф. – Мало вам опалы? Если бы он напал на вас посреди улицы, король счёл бы, что вы в своем праве. А просто так – даже и не мечтайте.

– Но мы ведь должны как-то объяснить ему, что нечего точить зубы на госпожу де ла Шуэтт, – вздохнул Гвискар. – Кстати, Виктория, а как ваш отец смог отвязаться от него, вы знаете?

– Увы, нет. Знаю только, что он отослал меня от себя и попросил маркиза закрыть меня от магического поиска.

– Расскажет. Я думаю, мы подготовимся, и он всё нам расскажет, – улыбка Гвискара не предвещала господину герцогу ничего хорошего.

– Успеете ещё помечтать, – оборвал его граф. – Викторьенн, что вы узнали о тайне вашего отца? Той самой, раскрытием которой угрожал Фрейсине?

– Почти всё, – с готовностью откликнулась я. – Увы, кроме одного важного элемента, но его, кажется, господин де Сен-Мишель унёс с собой в могилу. Маркиз не знает тоже, хоть и был с ним дружен. Возможно, знает кто-то ещё, но я не знаю таких людей.

– Рассказывайте, Викторьенн. Я так понимаю, что история Сен-Мишеля – дело прошлое, и раз все участники её мертвы, то можно говорить об этом спокойно.

– Наверное, да. Все, – согласилась я, подумав. – Дело в том, что… моей матерью была не госпожа де Сен-Мишель, а другая женщина. Это была какая-то там невероятная история любви. А потом меня отослали в пансион, а шесть лет спустя господин де Сен-Мишель скончался, получив некое известие магической связью. Маркиз де Риньи предположил, что известие было как раз о смерти его возлюбленной, вроде бы тогда свирепствовала какая-то эпидемия, говорил он. Очевидно, в монастырь все эти подробности не дошли.

– И что же, он убедил супругу выдать бастарда за рождённого в браке ребёнка? – сощурился граф.

– Именно, – киваю. – И у ребёнка, то есть у меня, не было никаких сомнений в том, кто моя мать.

Я точно этого не знала, но как иначе-то? Викторьенн не знала другой матери, кроме госпожи де Сен-Мишель.

– И… никаких намёков? Деталей? – Гвискар тоже заинтересовался.

– Нет, ни намёков, ни деталей. Я читала их переписку, но они были очень осторожны, и там нет никаких подробностей.

– Может быть, мы с господином графом нашли бы те подробности? – Гвискар внимательно смотрит на меня.

– Может быть. Но писем больше нет – я неосторожно обошлась с механизмом потайного ящика, не зная его тонкостей, и они теперь уничтожены, – пожимаю плечами.

– Разумно, – соглашается граф. – Что ж, вот вам и ответ.

– Ответ? – не понимаю я.

– Конечно. Он определённо в имени возлюбленной господина де Сен-Мишеля и матери Викторьенн де ла Шуэтт. Фрейсине знает это имя, и отчего-то желает получить в жёны дочь этой женщины. Что там, мы не знаем – магические ли способности, высокое ли положение, большое ли наследство – но Фрейсине знает это точно и весьма желает.

– Но как он это всё заполучит, если эта дама мертва? – выдыхаю я.

– А вот тут, полагаю, вы с маркизом заблуждаетесь. Дама жива и здравствует, потому что и впрямь – иначе зачем? О нет, Фрейсине желает получить вполне определённые блага от определённой существующей женщины, а то и от вас обеих сразу, – сказал граф негромко и веско.

– Хрен ему, а не блага, – говорю, прежде чем соображаю – приличная Викторьенн не должна так говорить.

Граф укоризненно вздыхает, Гвискар усмехается.

– Викторьенн, не следует перенимать от Шарло словечки Песчаного Конца, – качает головой граф.

– Согласна, каюсь, – даже и не думаю возражать. – Но положение таково, что… иногда хочется высказаться. В ближнем кругу.

Граф кивнул – мол, в ближнем ладно, но за пределы и думать не смей. А я запомнила. Если что, можно ведь и сказать что-нибудь… неожиданное. Не только магической силой приложить.

– Я всё же изучу образ жизни господина герцога и обдумаю возможность наведаться к нему. Всё же, мы вместе с вами, господин граф, вступились вчера за Викторию. С вами он поговорил, а я сам с ним поговорю. О, просто поговорю, уверяю вас, просто поговорю, – вскинул Гвискар ладони. – Я не буду его вызывать или, того хуже, убивать.

– Не лезьте открыто, Эмиль, – покачал головой граф. – Только хуже сделаете. Следить – ладно, что уж. Но не нужно открытого нападения, не осложним ли мы наше положение?

Гвискар вздохнул.

– Хорошо. Но обещайте, Виктория, что если он заявится сюда и что-то потребует от вас, то вы немедленно позовёте меня на помощь.

Я обещаю – это несложно. С помощью всегда проще, чем без. А если сильные и могучие люди сами предлагают ту помощь, то и хорошо.

– А я подумаю, кого из столицы расспросить о давних делах, – раздумчиво сказал граф. – Эмиль, если Викторьенн не возражает, привлеките Жана Тардье, вдруг он и в старой тайне разберётся?

– Попробую, – кивнул тот.

– Тем более, если у вас там какие-то счёты.

– На такое дело никаких счетов не хватит. Но я справлюсь, – усмехается Гвискар задорно. – Даже и не думайте, Виктория, мы решим это дело. Конечно, никто из нас не герцог, но среди моих предков кого только не было, уверяю вас, и короли там случались, правда, не франкийские. И предки господина графа тоже велики и могучи, куда там Фрейсине. А кроме титула, у него и нет-то ничего, верите?

И я верю. Мне очень хочется верить, и я верю.

Мужчины договариваются о деталях поисков, я выдыхаю, понимаю, что голодна и интересуюсь, как там обед. А там – за пределами кабинета – и вправду обед, там Тереза, преисполненная любопытства, там молодёжь, и Шарло с Пьером ноют, что раз уж господин граф здесь, мог бы показать им каких-нибудь полезных штук. Граф слышит, смеётся и соглашается – мол, порывы юношества нужно поощрять. Эмиль тоже оживляется, связывается со своими – но они не соглашаются прийти, заняты чем-то у себя дома. Впрочем, появляется Раймон – любопытство победило. А потом и трое младших. И все мы сначала размещаемся за обедом, после обеда же я немного подвисаю – что дальше-то?

Но господин виконт де Гвискар улыбается мне и спрашивает:

– Прекрасная Викторьенн, не уделите ли вы мне малую толику вашего бесценного времени? Есть один очень важный вопрос, который нам бы обсудить.

Я улыбаюсь и киваю. Граф уводит молодёжь, Тереза хмурится, но ничего не говорит, а мы с Гвискаром возвращаемся в кабинет.

4. Вопрос доверия

Виконт придерживает дверь, позволяя мне войти, закрывает её за нами и бросает защиту. Я тут же с улыбкой бросаю поверх свою.

Меня гложет любопытство – он уже соскучился или там есть что-то ещё? Я даже подозреваю один из вариантов этого «что-то ещё», и смотрю на него, просто смотрю, глаз не свожу. Занимательнейшее зрелище – хорошо сложенный представительный мужчина с хвостом ухоженных волос совершенно нечеловеческого цвета. Отлично выглядит в одежде, а уж без одежды – и того лучше.

И что вы думаете, он тоже не сводил с меня глаз. Стоял, смотрел. Молчал. И было что-то такое в глубине его взгляда, чего я никогда не встречала дома – даже у самых заинтересованных мною мужчин, а таких хватало.

Мы разом двинулись друг к другу.

– Виктория.

– Эмиль.

Сначала его руки уверенно обхватили меня, а мои взлетели ему на шею, пальцы зарылись в те самые серебристые волосы. Потом губы наши встретились, и это было что угодно, только не просто поцелуй, потому что всё нутро моё встрепенулось и перевернулось, и хотелось верить, что с ним всё совершенно так же. И оторвались друг от друга мы очень не сразу.

– Мне будет приятно, если вы будете доверять мне, – вдруг сказал он. – Я понимаю, что не могу требовать от вас доверия, нет у меня такого природного права. И кажется, я пока его не заслужил, раз не случилось само собой. Но нам придётся стоять вместе против некоего противника, и наш противник никак не глупее и не слабее нас с вами. И хуже всего то, что их у нас, кажется, несколько. Будет проще, если оба мы сможем лучше понимать, чем владеем, и что можем противопоставить нашим врагам.

Всё это было совершенно разумно, но…

– Вы о чём, Эмиль? – я подозревала, но пускай он скажет прямо.

– Что за странности с вашей магической силой, Виктория? Вы делаете то, чего никак не должны делать. И некоторые рассказы о случившемся с вами – они тоже таковы, что поверить нелегко.

Я вздохнула.

– Тайное становится явным, да?

– Для тех, кто понимает – да. И мне странно, отчего де Люс не понял. И что думает по этому поводу маркиз де Риньи.

– Маркиз учил меня, – просто сказала я. – Вы спрашивали – чему. А вот.

– Невероятно. Но это невероятное стоит сейчас передо мной, да что там, я держу это невероятное в объятьях. Что с вами случилось, Виктория, и что вы вообще такое?

Я высвобождаюсь из его рук, потому что вблизи мозги отказывают, и снова опускаюсь в своё кресло у окна. За ним закат. Момент истины – да? Вика, ты готова довериться ещё одному человеку? Граф и маркиз – понятно, там не довериться стало бы большой ошибкой, хоть в моменте понять это было совершенно невозможно, и я изрядно сомневалась. А тут что делать? Вроде бы правильно доверять мужчине, с которым ложишься в постель, и который обещал тебе помогать. Но вся прошлая жизнь говорит о том, что самые-самые тайны мужику доверять нельзя. Потому что если он захочет потом свободы, а ты ещё нет, то он всё использует против тебя, и что можно, и что не можно. Эй, вы, там, в высших сферах, или где вы там, в общем, те, кто засунул меня сюда и не приложил никакой инструкции, помогите, что ли? Как поступить? Сказать? Или нет?

Если нет, и я сейчас отболтаюсь и отмахаюсь ресницами, чует моё сердце – роману нашему тоже конец. Потому что неправильно это – в постель ложусь, помощь принимаю, а сама что в ответ?

Ну и насчёт стоять вместе против врага – он тоже правильно сказал. Стоять, и вместе, и я не исключаю, что насмерть, если меня снова захотят убрать из расклада. А сама я не справлюсь. Просто потому, что не знаю тонкостей здешних раскладов. О чём-то я узнала, конечно, я здесь уже семь месяцев. Но то и дело возникает что-то ещё, остающееся непонятным до конца потому, что я родилась не здесь. Не впитала с детства ни магические тонкости, ни сословные предрассудки. Поэтому…

Он всё ещё стоял и смотрел на меня. Я кивнула ему на кресло напротив, в котором сидели обычно господин граф или господин Фабиан.

– Вы решились на что-то, я вижу, – и глаз-то не сводит.

– Почти, – усмехаюсь.

– Виктория, я обещаю вам ни при каких условиях не разглашать вашей тайны, – сказал он, добыл откуда-то кинжал, проткнул палец и распылил в воздухе капли крови.

Теперь придётся говорить, деваться некуда.

– Принимается, – кивнула я ему.

– И я слушаю вас.

Как сказать-то?

– Наверное, проще всего начать с того, что я не совсем Викторьенн де ла Шуэтт. Тело – её. Но я – другой человек. Она, наверное, не отбила бы наследство и не взялась бы продолжать дело, если бы осталась жива. Но она бы согласилась на предложение Фрейсине… скорее всего, потому что для неё в нём не было бы ничего неприятного, кроме его персоны. И… она была влюблена в вас, – я смотрела на него и не дышала.

Осознала, начала дышать.

– Вы сказали – если бы осталась жива. Что случилось с госпожой дела Шуэтт?

– Она умерла. Сразу после того самого нападения – потеряла ребёнка на довольно раннем сроке беременности и умерла сама. А я тоже умерла, но – далеко отсюда. За много-много миров и лет. И некая сущность переместила меня сюда. И пообещала здоровье и много возможностей. И… не обманула. Так и есть. Я снова жива, здорова, я внезапно маг, меня учат прекрасные преподаватели. Но тот факт, что мы обе умерли – частично умерли, и Викторьенн, и я – позволяет мне черпать силу ещё и с той стороны. Я сначала не понимала, что это такое вообще, а потом не понимала, что это ненормально и противоречит здешним правилам. Потом господин граф обратил моё внимание на странности. Монтадор приметил их. А маркиз де Риньи смог объяснить. У него в семье был какой-то похожий случай несколько поколений назад. А господин граф рассказал о какой-то древней королеве далеко на юге, она тоже была способна на что-то подобное. И в итоге я могу добавить смертной силы к любому подвластному мне магическому действию. И я делаю это. А если меня испугать, то реагирую мгновенно… и насмерть. Так умер разбойник Гризо и ещё один разбойник – на руднике.

Ну вот, я и призналась. И… что теперь?

Он поднялся, подошёл, взял мои руки в свои, поставил меня на ноги и обнял.

– Вы самая-самая. И вообразить не могу, что вы видели и знаете. Благодарю вас за доверие, Виктория.

– Почти все мои знания и умения здесь непригодны. Но кое-что работает и дома, и тут.

– Где ваш дом, Виктория?

– Очень далеко. Думаю, я никогда его не увижу, но буду всегда помнить. Я не знаю, почему так, и почему я живу вторую жизнь на месте Викторьенн – я не знаю тоже.

– Если нам суждено об этом узнать – то и узнаем. Непременно узнаем. А нет – так и нет. У нас множество более насущных вещей – герцог вот, убийцы ваши, да и просто мы с вами – вот честно, я рассчитываю на продолжение сегодняшней ночи, – улыбка его так и искрилась, и глядя на ту улыбку, я думала – всё правильно, так и нужно.

Я рассказала свою тайну, и мир не рухнул. Живём дальше?

Кто первый поцеловал другого? Ай, не важно. Важно, что тайна ничего не разрушила, и мы продолжаем. Всё продолжаем. И любить, и побеждать.

5. Судьба

И откуда она взялась, такая, на его пути?

Эмиль смотрел на Викторию, чья голова покоилась на сгибе его руки, и не мог отвести взгляда. Потому что… хотелось-то не просто смотреть, а хватать, держать, тащить в замок и не выпускать оттуда никуда. Потому что чудо из чудес, и спасибо господу, что довелось встретить, и отпускать никак нельзя.

Маг-универсал, который отчасти некромант?

Расскажи ему кто такое, он бы только посмеялся. А тут и сам он видел, и рассказы слышал, а после и господин граф подтвердил, что такое возможно. И ещё бы поговорить с маркизом де Риньи, тоже любопытно – что скажет.

Но любопытно с теоретической, так сказать, стороны. А с практической Эмиль не был намерен отпускать от себя прекрасную Викторию – потому что где он ещё найдёт такую?

Уж конечно, в юности он мечтал, что встретит в пару себе деву-некроманта. Но их не встречалось, ни в Академии, ни в свете, совсем. Маркиз говорил – редкость несусветная. Сыну его удалось взять в жёны деву-некроманта, но там вышла трагическая случайность и оба погибли, Анатоль был ещё весьма мал. О женщинах-некромантах рассказывали истории – что они были могущественны и сильны. И уж конечно, Эмиль упивался картинами своего грядущего могущества и рисовал в мечтах самую прекрасную на свете деву сходной силы рядом с собой.

Правда, жизнь повернулась совсем другой стороной. Сначала он встретил Мари, и не смог оставить её в беде. А потом, когда маркиз, бывший в тот момент его опекуном, утряс все формальности, Эмиль взял Мари в жёны – чтобы окончательно защитить от преследований со стороны её кузенов Шапсалей. С тем, который учился вместе с Эмилем на одном курсе, они потом до самого выпуска ни словом не перемолвились, кажется. Не о чем было. И о смерти Мари Эмиль ему тоже не сказал, наверное – сами узнали как-нибудь.

И если бы Эмиль знал, что рождение младенцев, одарённых смертной силой, будет стоить Мари жизни… Да он не знал, что бы сделал. Потому что, правду сказать, они и подумать о таком исходе не могли. Да, мать Мари тоже скончалась в попытке родить близнецов, но там рядом не оказалось целителя, и не спасли ни мать, ни детей. У Эмиля целитель был, да не простой, а один из де ла Моттов, маркиз договорился, потому что – мало ли, как бывает. И поэтому хотя бы детей спасли, а то Эмиль бы так и жил на свете один-одинёшенек.

И в те первые дни только корзина с младенцами держала его в рассудке. Потому что… столько всего, и такой финал?

Сначала его чуть не отчислили из Академии – потому что сначала учиться, а потом уже жениться, это непреложное правило. А Шапсали нажаловались на него и ректору, и королю – мол, самоуправствует, непорядок это. Мари трепетала, потому что ей то и дело писали письма с требованиями вернуться в их дом, потому что как это вообще – была и сбежала с первым попавшимся некромантом? Эмиль так и не понял, почему нельзя смириться с тем, что не нужно больше заботиться о человеке, который вас так раздражал одним своим существованием. Но – Шапсали не смирились. А когда узнали, что целители выправили Мари ногу и она перестала хромать – и вовсе озверели, попытались подослать людей, чтобы на неё напали прямо на столичной улице.

Правда, об этом стало известно, маркиз, не задумываясь, рассказал королю. История получила огласку в свете, и Шапсали неожиданно оказались на острие сплетен – как же, должны были заботиться о сироте, а на самом деле били её, заставляли выполнять работу по дому и присматривать за младшими детьми. Король даже отправил старшего Шапсаля в поместье – с глаз долой. Впрочем, защитники у него тоже нашлись, и кстати, одним из них оказался небезызвестный Фрейсине, потому что глава семьи, как все они говорили, должен быть волен в жизни и смерти тех, кто находится под его рукой. Правда, это тоже не слишком-то понравилось королю, потому что лишь он волен в жизни и смерти подданных, а никак не мелкие дворяне. Но слухи ходили, и сплетничали о Шапсалях и том, что творилось у них в замке, много и со вкусом.

За Эмиля и Мари стеной встал маркиз де Риньи. И уговорил сильных мира сего смягчиться, и в виде исключения дозволить венчание – потому что, говорил он, обещание мага должно быть выполнено во что бы то ни стало. И сам лично явился к старшему Шапсалю и грозно спросил – а что там с приданым? Не должна девица идти в дом мужа в одном платье! Шапсаль поскрипел зубами, но согласился отдать то, что, оказывается, принадлежало Мари, не такой уж она и нищей была – немного денег, оставшихся от продажи владений отца, украшения матери.

И потом уже Эмиля с Мари обвенчали в часовне Зелёного замка, и жили они дальше в городском доме де Риньи. Эмиль учился в Академии, Мари занималась тем домом. А потом оказалось, что она в тягости, и граф де ла Мотт предположил, что младенцев два, и роды случились раньше срока, и оказалось, что Эмиль снова один на свете… нет, не один. У него есть дети, они совсем малы, о них нужно заботиться. Он сам не сумеет, нужно найти тех, кто справится.

Кормилица – девушка из владений де Риньи, родившая без мужа и искавшая какое-никакое место. Чуть после – няньки, а потом и воспитатели. Луи и Луиз жили в замке, было им там хорошо и вольготно, а Эмиль навещал их при каждой возможности, потому что оба они – это всё, что осталось у него от того призрака семейной жизни, который он себе когда-то намечтал.

И уж конечно, никакой другой жены он себе больше не взял. О нет, желающие были. И родители юных девиц, готовые отдать дочь некроманту, и вдовушки. Но – все они были простецами, про-сте-ца-ми. И когда тот же маркиз говорил Эмилю – мол, женись уже, детям нужна если не мать, то мачеха – тот только усмехался и спрашивал, отчего же сам маркиз воспитывает внука один-одинёнешек. А сказать вслух о том, что ещё одной смерти он уже не перенесёт, язык не поворачивался.

Поначалу ещё хотелось убить Шапсалей, обоих. Потому что если бы не они, Мари бы никогда не стала его женой. И не умерла. Но останься она у них – кто знает, сколько бы прожила, с таким-то отношением.

Когда он услышал о том, что у де ла Шуэтта умерли три жены, и вдовеет только четвёртая, то очень удивился – вот ведь непробиваемый человек. А когда оказалось, что эта четвёртая мало того, что маг, так ещё и совершенно уникальный маг – понял, что это судьба.

Правда, предстояло ещё объяснить Виктории, что она, собственно, судьба. И что-то она скажет в ответ? Значит, не будем торопиться, будем помогать во всех её делах – от сердца и изо всех возможных сил.

Фрейсине? Ничего ему не достанется. Обойдётся без Виктории.

Неведомые пока убийцы? Ну так ниточки уже есть, найдём и в живых не оставим.

Победим её врагов… и пусть у неё всё будет хорошо.

Потому что если у неё всё будет хорошо, то и у него, Эмиля, тоже.