Текст книги "Виктория - значит Победа. Каждому по делам его (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

49. Другой человек

Тут уже мы не стали нарываться и пытаться уйти порталом не по правилам, и ушли, но откуда-то с дворцовой периферии. Понять внутреннюю конфигурацию этого здания я пока ещё не смогла, с двух раз-то. Наверное, будет нужно – выучу. А пока… как есть.

Пока я ощущала себя уставшей, как последняя ломовая лошадь. На меня навалилось всё, что выпало за последние три дня. Три, да? А кажется, будто три месяца. Да и вообще, год назад я ещё была дома, просто дома. Конечно, мне там оставалось уже недолго, но, но…

Порталом мы пришли к Саважам, и я сразу же попросилась подняться к себе, пообещала вернуться. Поднимусь, переведу дух без людей, потом спущусь обратно. Госпожа Жанна улыбалась, кивала, предлагала прислать ко мне Клодину, но я отказалась. Сказала – справлюсь сама.

Сама же я поднялась к себе и просто села у окна. Здесь за окном не парк, как во дворце, а небольшой внутренний дворик. И само здание такое… старое и мощное, кажется, его строили очень давно, и потом просто улучшали что-то внутри. Я понимаю, что готова думать о доме, о камнях, из которых его сложили, ещё о какой-нибудь ерунде, только чтобы не думать о событиях сегодняшнего дня.

Разговор с Фрейсине оставил на редкость гадостное ощущение, и особенно – его финал. Дома у меня такого не случалось, даже самые что ни на есть негодяи держались хорошо, бодро отгавкивались от обвинений и пытались как-то вырулить. Конечно, тут никто не пытался сделать что-то подобное, и Фрейсине не привык, чтобы его вот так расспрашивали, и оказался не готов рассказывать про свою частную жизнь, точнее, к тому, что его о ней спросят. И теперь интереснее всего мне было узнать – где же родственники господина Арно по матери, куда они делись. И не из его ли родичей был тот товарищ с волчьими ушами, который взял на себя ответственность за моё перемещение сюда. Ладно, я ещё спрошу, я попрошу о возможности поговорить с молодым Фрейсине. Что-то мне подсказывало, что нелюбовь у них с господином герцогом взаимна, и мы договоримся. Если тот самый господин герцог вообще придёт в себя.

Этот последний разговор даже немного приглушил предыдущий, с принцессой. Жаль, что мы не договорили. Но теперь-то я готова спрашивать о многих вещах напрямую. И спрошу. Как-нибудь. Потому что мне здесь жить, я должна знать и понимать.

Бедная Викторьенн. Доведись до неё – она бы не справилась, вот точно.

Я сама не поняла, как так вышло, что слёзы прорвались-таки наружу, и к чёрту косметику и приличный вид, где тут носовой платок, ну и подумаешь, что с кружевами, отчистим, отстираем, будет как новый, не юбкой же нос вытирать, и не занавеской от кровати, и не шторой с окна, правда же?

Я ревела, и всё накопившееся выходило, ну, я надеюсь, что выходило. Это дома в последние годы я почти не ревела, потому что – совершенно окаменела и на всё реагировала только глубоким вдохом и может быть – некоторым сквернословием преимущественно про себя. Тут же нет никакой возможности сквернословить, дама из общества так не поступает никогда, она слов-то таких не знает, особенно молодая и богатого жизненного опыта не имеющая. А сейчас, кажется, я не дама из общества, я просто Вика, и я задолбалась об эту их здешнюю жизнь, за-дол-ба-лась, понятно, да? Эй, вы, господин с ушами, может, вы хотели, чтобы я вышла замуж за Фрейсине и спасала от него вашего родственника? А сами – нет? Эй, вы, кто там выдал Агнесс замуж за идиота, на кой хрен вы это сделали? Политика, говорите? Интересы государства, говорите? А жизнь и здоровье отдельных людей с государством и рядом не стояли, я понимаю. Эй, вы, неведомый мне муж Агнесс, вы урод и идиот, и пускай вас ждёт такая же кончина неминуемая, как подстерегла Гаспара! Потому что любили бы вы свою супругу, ну, или хотя бы уважали и заботились – и не было бы ничего этого. А господин Антуан справился бы как-нибудь сам. Может, госпожа Аделин родила б ему ребёнка, а может, потом женился бы второй раз. А о Гаспаре я уже столько раз высказалась…

Я подхватила с полу упавший туда деревянный гребень и со всей дури швырнула его в тяжёлую дубовую дверь. И прибавила пару слов вдогонку. А потом ещё несколько прочных мелких предметов. Бить кувшин для умывания госпожи Жанны и её же фарфоровый горшок мне показалось неправильным. Свои бы непременно побила, а тут…

В дверь полетела подушка с кровати, затем вторая, и я уже даже не стеснялась говорить то, чего дамы здесь не говорят… когда дверь открылась и ко мне заглянула Агнесс.

– Я стучала, но наверное, недостаточно громко. Можно зайти? Или лучше сделать это позже?

Тьфу ты, меня ведь учили запирать двери. Можно было и воспользоваться этим умением. Но куда там, если на дворе истерика, не до умений.

– Заходите, – всхлипнула я и вытерла нос.

Агнесс вошла, и она-то как раз не забыла ничего запереть.

– Снаружи не слышно, но я на всякий случай, – сказала она.

А потом подошла, взяла меня за руку и усадила на кровать. Проверила, есть ли платок, вынула из моей ладони мокрый и грязный, дала свой. Посмотрела на мой браслет с яблоками, грушами и прочим, потрогала. Увидела подвеску, которую я нашла в столе господина Антуана, золотое сердечко с жемчужиной, разулыбалась.

– Викторьенн, простите меня. Я… да мы все, наверное, оказались недостаточно… в общем, недостойными. Своих великих имён, своих великих предков. А пострадали от того наши дети. Я мечтала, что смогу когда-нибудь увидеть вас, и взять за руку, и сесть рядом, и расспросить обо всём. Думала – а где сейчас Викторьенн, что с ней. Как она. Антуан ведь не сказал, где именно он скрыл вас. Когда мне уже казалось, что я умираю от оспы, и я решилась вызвать его, я хотела, чтобы он передал вам моё благословение. Но он вместо этого умер сам, а я выжила. И мне не у кого было спросить. Но может быть, это и к лучшему. Потому что о чём не знаешь – о том и не расскажешь, даже если те, кто спрашивает, будут очень настаивать.

Я взглянула на неё – интересно, а они настаивали? Отчего-то мне показалось, что да, настаивали. Ладно, мы вроде не об этом сейчас. И вообще, я не могла подобрать для неё слов утешения – именно как Викторьенн. Для себя, к слову, тоже не могла, ну и ладно. Моя внутренняя Викторьенн, судя по всему, пребывала в глубоком обмороке от всего, что увидела и узнала, и наверное, для неё так будет лучше. Ей и без того хватило в жизни всякой мерзости. И пусть у неё хотя бы в посмертии всё будет хорошо.

Поэтому… наверное, я не пожалею.

Я сама взяла принцессу за руку, внимательно посмотрела на неё. Она крепкая, выдержит. А нет – ну, будем спасать.

– Агнесс, всё не совсем так, как вы полагаете. Викторьенн умерла. Я – другой человек.

Что же, она не стала сомневаться, спорить, кричать, что-то возражать… просто окаменела. И не сразу задышала, как я понимаю.

– Вот, значит, почему некромантия, – проговорила еле слышно. – Вот и стало всё понятно. Как… как это случилось? – подняла взгляд на меня. – И… кто тогда вы?

– Тело Викторьенн, душа совсем другого человека. Я… я могу рассказать, что я успела узнать о ней за этот почти год. Хотите?

– Да, – кивает она.

И я начинаю рассказывать. Воспоминания Викторьенн мне в помощь. О детстве в Ор-Сен-Мишель, о пансионе, о замужестве. О замужестве и жизни в доме Гаспара стараюсь говорить чётко и безэмоционально, только факты. Агнесс слушает и сжимает зубы, кажется, она тоже хочет сказать кое-что из того, чего не знают благородные дамы, а в особенности принцессы. Она дышит и молчит, слёзы текут беззвучно. Я обнимаю её, мы обе ревём, и мне невыносимо жаль и Викторьенн, и саму Агнесс, потому что – и одну не спасли, и вторую тоже не спасти. Я понимаю, отчего она ищет безопасности, покоя и любви в доме кузена, но кажется, сделать с этим невозможно ничего.

– Здоров ли ваш супруг, Агнесс? Нет ли у него каких-нибудь неумолимых врагов? – интересуюсь сквозь хлюпающий нос.

– У всех есть враги, – вздыхает она.

– Может быть, его враги найдут уже его? И ваш старший сын займёт его место?

– Мечты, это лишь мечты, – качает головой. – При нём трое магов, двое – его молочные братья, бастарды его отца. За своё место и положение они пойдут на всё, оба. Поэтому…

– Подумаем, – отмахиваюсь. – Просто ещё не сейчас.

– А… вы? Кто вы и откуда вы взялись? Теперь я понимаю всё, что показалось мне странным – и свободную речь, и удивительные слова, и силу вашу понимаю тоже. Вы, наверное, из какой-то очень высокопоставленной семьи, раз можете так себя держать. Дева ваших лет не смогла бы так допросить Фрейсине в присутствии короля, даже если бы очень разозлилась на него.

– Я из другого мира, Агнесс, я просто из другого мира.

И дальше я рассказываю – в очередной раз, да? Рассказываю о том, откуда я взялась, где жила, чем жила и как всё это закончилось. Это помогает – Агнесс перестаёт реветь, и слушает весьма внимательно. Качает головой, восхищается. Когда я дохожу до развязки истории, вздыхает и обнимает меня.

– Я никогда бы не поверила, если бы мне просто так рассказали что-то подобное, назвала бы плохой выдумкой. Но… я вижу, что вы правдивы, и всё, что я видела сегодня, тоже подтверждает ваш рассказ.

– Можете поговорить с маркизом де Риньи и графом Ренаром. Они поделятся впечатлениями. А герцог Саваж расскажет о тех делах, в которые мы попадали с ним вместе. И герцог Монтадор тоже, в смысле – его высочество.

– Непременно, мне это будет весьма интересно, – соглашается она. – Знаете, Викторьенн нужно было выйти за Арно Фрейсине. Они бы… договорились, так мне кажется. И старый дурак, отец Арно, прижал бы свой хвост. И никаких бы тогда Гаспаров.

– Только кто бы подумал о таком варианте, правда ведь?

– Я прямо жалею, что не намекнула о том Жермону. Он бы согласился женить своего ненавистного сына на дочери ненавистной ему женщины.

– Но что теперь уже об этом, правда? Теперь уже, как есть, мы живём дальше, просто живём дальше. Со всем тем, что мы знаем.

– Вы очень верно говорите, Викторьенн… или – как вас зовут на самом деле?

– Виктория.

– Как древнюю богиню, да. Бабушка Антуанетта придумала это имя, так и сказала – как древняя богиня, пускай вырастает и учится побеждать. Викторьенн-Каролин де Сен-Мишель де ла Шуэтт. Ваша камея… она очень на месте, носите, всё верно. Если эту камею увидит маркиза дю Трамбле, она может принять вас за своего человека.

– Я слышала, что она ввела моду на камеи.

– Но приняли её далеко не все, дамам больше по нутру жемчуг и бриллианты, они показывают твоё богатство всем и с первого же взгляда. А такую камею ещё нужно разглядеть. А разглядев – понять, что именно ты видишь. Ничего, вам ведь нужно будет официально представляться ко двору, вот и наденете и бабушкины бриллианты, и эту камею. И победите всех.

– Агнесс, вы считаете… я вправе всё это делать и всё это носить? Мне уже очень хочется обратно в мой дом в Массилию, и чтоб самый сложный вопрос – это разбойники на руднике или конкуренты в винограднике.

– Вы вправе, вы должны. Вы несёте имя Викторьенн дальше, и я благодарна вам за это.

Дверь открывается без стука, и все наши запоры просто и аккуратно сняли. Госпожа Жанна с любопытством оглядывает нас обеих и тот разгром, что остался от моего мига неуверенности.

– Всё ли хорошо? Не позвать ли целителя? Агнесс? Викторьенн?

– О нет, Жанна, благодарю вас, мы справились. Мы… хорошо поговорили, – отвечает Агнесс.

Госпожа Жанна усмехается и достаёт откуда-то из внутреннего кармана юбки небольшую флягу и протягивает Агнесс.

– Почему-то я подумала, что вам понадобится.

Агнесс открывает, принюхивается, глотает, передаёт мне. Я тоже нюхаю – что-то крепкое, надо же. Глотаю, внутренности сначала изумляются жидкому огню, потом словно расправляются из комка, в который сжались, во что-то, более приличное.

– Благодарю вас, Жанна, то, что нужно, – Агнесс берёт у меня флягу и возвращает хозяйке, та снова её убирает.

– Думаю, я пришлю Клодину, и она вам поможет. Там готов обед, мне кажется, вам совершенно не помешает ни горячий грибной суп, ни жаркое, ни запечённые цыплячьи ножки, ни груши в меду.

Всё это звучало так хорошо, что у меня аж внутренности откликнулись, но дамы только улыбнулись, обе. Завтрак-то был давно, и с тех пор уже очень много всего случилось.

И когда Клодина поправила наши причёски, привела в порядок зарёванные лица – магией, не иначе, и расправила все заломы и складки на платьях, мы подали друг другу руки и пошли вниз.

– Я благодарна вам за доверие, – тихо сказала Агнесс. – Рассчитывайте на меня всегда и во всём.

– А я благодарна вам за поддержку, – отвечаю. – И тоже готова прийти на помощь, если это будет нужно.

50. Просто живем дальше

Эмиль смотрел на Викторию и восхищался.

Ни одна из известных ему дам не вела бы беседу с Фрейсине так же спокойно и уверенно. Невероятный контраст формы и содержания… сказал бы он, если бы не знал её тайну. Но он знает, и понимает, что и откуда. Интересно, кто-то ещё задумался – откуда у провинциальной юной вдовушки столько умения держать себя в непростой ситуации? Например, что думает о том прекрасная принцесса Агнесс?

Для него самого известие о том, что Агнесс, оказывается, настоящая мать Викторьенн де ла Шуэтт, оказалось… да нет, не концом света и не чем-то страшным и непоправимым. Конечно, если бы он сначала увидел Викторию, а позже – Агнесс, ничего бы и не было. Но теперь уже – что было, то и было. И он смотрел на них, пришедших вместе к королю, а теперь – сидящих рядышком за столом у Саважей, и видел, что они договорились, сказали друг другу что-то важное. Суть этого важного он, конечно же, постичь не мог, но – порадовался, что дамы договорились и друг другу не враги.

Существовала вероятность, что Виктория узнает от кого-нибудь, что он встречался с Агнесс и упадёт от этого известия в обморок… но ему она казалась минимальной. То есть узнать-то может, языки при дворе болтают хорошо. Но вот что упадёт в обморок – это как раз маловероятно.

Ему самому казалось извращением обсуждать эту ситуацию с любой из дам. Потому что… личное это, у каждого из них троих.

Пока же Виктория сидела рядом с ним за столом, дальше, за ней – принцесса Агнесс, с другой стороны от неё – маркиз де Риньи, и он ей что-то говорил – тихо и с усмешкой. Эмиль прислушался.

– Что вы, принцесса, никакой маг не выстоит перед хорошо обученным некромантом. Понимаете, вам следует только сказать. Я весьма уважал вашу бабушку, и вас уважаю тоже, и, скажем так, проникся вашими обстоятельствами. Если кто-то там, в доме вашего супруга, осмелится вести себя неподобающим образом – вам следует всего лишь сказать об этом. Мы с моим внуком всегда готовы защитить интересы Роганов. В конце концов, Роганы – наши соседи, – негромко рассмеялся маркиз.

Эмиль усмехнулся – иметь во врагах маркиза может только последний глупец, вроде сегодняшнего Фрейсине. Таких не жаль.

– Что, Жанно, возьмёте юного Фрейсине под крыло? Или это сделает Бенедикт? – продолжал тем временем маркиз.

– Придётся, господин маркиз. Мы с Вьевиллем обсудим. Но вы правы, такой бриллиант нужно непременно привлечь на службу. Думаю, его величество говорит с юным Фрейсине примерно о том же.

– Он отправился с вами без возражений? – продолжал расспрашивать маркиз.

– Да, сказал, что ему достаточно слова Саважа, и беспрекословно последовал за мной в портал.

– Ну, хоть объяснили юноше, что к чему, – усмехнулся маркиз.

Эмилю было очень любопытно, чем завершится беседа короля и младшего Фрейсине, но он подумал – будет нужно, узнает. А пока – Виктория. Бледна, видно, что устала, но – держится. И умница, что держится. Значит, сейчас поговорим. Обо всём, о чём сможем.

Гости поднимались из-за стола и откланивались, Агнесс обнимала Викторию и прощалась с ней – кажется, до завтра, Саваж открыл ей портал. А Эмиль взял Викторию за руку.

– Я провожу, можно?

– Да, Эмиль, можно. Даже нужно.

Он за руку вывел Викторию из столовой, и пока госпожа герцогиня прощалась с прочими гостями, решительно шагнул тенями в ту комнату, в которой её устроили в этом доме. А уже в комнате усадил на кровать и сам сел рядом.

– Что сделать для тебя? Как помочь?

Не знал он, что ей ещё сказать, не мог придумать.

– Ничего, всё в порядке. Даже, наверное, не самым худшим образом. Я думаю, мы справляемся. Просто, ну… Люди живут, у них всё, как надо, а копнёшь – там разные ужасы. Почему принцессу выдали замуж за какого-то отвратительного человека? Почему Фрейсине не сподобился договориться с женой, обращался с ней совершенно неподобающим образом и с сыном – тоже? Ладно Викторьенн, ей было шестнадцать и она по местным законам совершенно не могла сама за себя постоять и родных у неё тоже всё равно что не было. Но у принцессы есть родня, где они? Где родня матери молодого Фрейсине? Почему они позволили всё это?

Виктория говорила так горячо, что с её кончиков пальцев сыпались искры. Нормальные золотые искры мага-универсала. Эмиль осторожно выпустил щупальце и погладил её кончиком по щеке.

– Я не знаю, отчего так. Но там, где встречаю несправедливость, стараюсь что-то с ней сделать. И помочь тем, кто не может помочь себе сам.

– Вот, правильно. Помочь тем, кто не может помочь себе сам. Нужно делать что-то такое. Я понимаю – лютый патриархат, но разве король не заинтересован в том, чтобы в его королевстве было больше здоровых и разумных магов? А для того их нужно воспитывать… не так, как Фрейсине воспитывал сына. Или вот… если Луиз выйдет замуж, и окажется, что её муж только прикидывался приличным, а в душе подлец, и ведёт себя с ней по подлому, что ты сделаешь?

– Убью, – спокойно ответил Эмиль, потому что другого ответа на этот вопрос не было и быть не могло.

– Вот и славно, – выдохнула она и улыбнулась, а потом даже рассмеялась.

– Что такое, Виктория?

– Ты не поймёшь, нет. Я жила в мире, где возможен развод, если супруги не могут больше быть вместе, где дети обязательно учатся в школе, и где нельзя убивать. Просто нельзя. Но я пожила тут у вас и понимаю, что некоторым иначе никак не объяснить. Они придержат некоторые стороны своей натуры, только если пригрозить им хорошенько. И если они будут уверены, что стоит им только дёрнуться – и они не выживут. Вся моя гуманная природа разлетелась в клочья.

– Зато ты не дрогнешь и справишься, с чем бы ни столкнулась, – улыбнулся Эмиль. – А я встану рядом и помогу.

– Вот, не будешь доискиваться, кто прав, и что я вообще должна делать по местным недалёким представлениям, а встанешь рядом и поможешь. Потому – ты, и никто другой в этом мире. Ни у кого более я не увидела такого широкого кругозора и готовности поддерживать странности своей женщины. Нет, увидела, но они, гм, слишком немолоды, чтобы жить с ними и идти за них замуж, с ними я просто буду дружить.

– И кто же это?

– Господин граф и господин маркиз, – улыбается. – Но они именно друзья, а ты… не только друг. Но хорошо, что и друг тоже. Иначе я бы не смогла.

– И тебя не смутит, что мне доводилось довольно близко знать других женщин? – интересуется Эмиль.

Она фыркает.

– Что, вечер откровений? А это в самом деле нужно? Может, мне тоже перед тобой весь послужной список вывалить? Так-то что я сама небезупречна, что Викторьенн – жертва насилия, носившая ребёнка от негодяя. Мы оба с тобой взрослые люди, и у каждого из нас до момента встречи была какая-то жизнь. И я думаю, что мы из той жизни взяли всё лучшее, что можем использовать сейчас, как опыт.

– Ты сегодня говорила, что моральный облик нужно оставить тем, кто сам безупречен, я помню, – кивает Эмиль.

– Я так и думаю. А мы все – живые люди, и ты, и я, и остальные, кто нас окружает. И поэтому просто живём дальше, и всё. Я уже сказала сегодня это принцессе, повторю и тебе.

Эмиль понимает, что не отказался бы послушать – о чём говорили Виктория и Агнесс. Но пусть это будет их тайной, в самом-то деле. Просто живём дальше.

Можно поцеловать Викторию и не думать дальше ни о чём, кроме неё.

51. Дела людей и недюдей

Два следующих дня слились в какие-то сплошные дознания, происходящие где-то там, не то во дворце, не то вообще в Бастионе – крепости, где был заключён Руссо. Правда, я главным образом сидела дома, то есть – в доме Саважей с госпожой Жанной. Зато Эмиль провёл много времени во дворце и ещё раз докладывал о моём кучере и антимагических артефактах, там же о чём-то докладывали граф Ренар и граф Реньян, и даже Агнесс расспрашивали о каких-то деталях её знакомства с Фрейсине.

А Фрейсине, кажется, сошёл с ума. Он перестал узнавать людей, ему везде мерещились волчьи хвосты и зубы, и он утверждал, что ночью к нему приходили громадные волки и складывали лапы на грудь, и клацали зубами. Стража у его покоев только лишь изумлялась – какие, мол, волки, тем более – в защищённом королевском дворце. Но зашедший к нам на ужин господин граф Ренар только пожал плечами в ответ на эту реплику де ла Мотта – потому что, сказал, для Старших человеческие запоры не преграда, а у тех Старших, судя по всему, к Фрейсине немалый счёт. Только вот непонятно, отчего так долго ждали, могли порвать на ленточки сразу же после смерти супруги Фрейсине.

Для меня в той истории было как-то многовато белых пятен. И тревожило, что в моей личной истории тоже сыграл роль некий Старший – теперь я понимала, что это определённо Старший – с волчьими ушами и хвостом. Да, те уши, которые нам всем продемонстрировал Арно Фрейсине, выглядели похожим образом. И меня терзало любопытство – кто он таков и для чего всё это устроил. То есть, прямо говоря, поместил в тело женщины, имеющей значение для того же Фрейсине – меня, человека другого воспитания и другого всего. Как оказалось, почти все вопросы я решаю иначе, не так, как привыкли здешние, что маги, что простецы. И в некоторых местах это оказалось действительно критичным. Так вот зачем? Но я не понимала, кого могу об этом спросить.

И вообще душа моя рвалась действовать – потому что я уже забыла, как это – сидеть у окошка и ждать у моря погоды. Я рвалась в дом на улице святой Анны, наводить порядок – но госпожа Жанна только глянула и сказала – один раз уже сходила, нечего. Сиди и жди, пока придёт жених, отправишься вместе с ним порядок наводить.

Я тогда попросилась в дом жениха побеседовать с господином Фабианом и прочими, кто там у меня был. В ответ мне доставили их всех к обеду и выгрузили в гостиную. Господин Фабиан, Шарло, Камилла, Раймон, которого Эмиль собирался брать ко двору, но не в королевское же расследование, поэтому они с Шарло занимались не пойми чем в Эмилевом доме, а теперь предстали передо мной с надеждой, что я куда-нибудь их применю. Но увы, я не была готова применить их никуда, сама страдала, в чём сразу же и призналась.

Господин Фабиан держался скромно, сам сказал – никогда бы не подумал, что господь занесёт его аж в дом Саважей, и сказал только, что не получал пока никаких известий о каком-либо непорядке в моих владениях, и это значит – всё хорошо, и пускай я даже и не думаю ничего другого. Только вот, наверное, по возвращении в Массилию нужно будет ещё разок прижать Брассье, потому что он обещал сидеть тихо до весны, гад такой, а вылез раньше и, того хуже, снюхался с разбойниками.

Ну хоть какое-то дело, да? Мы связались с обитателями фермы, виноградника и рудника, получили заверения в том, что всё в порядке, Брассье не объявлялся. Также связались с домом, оттуда братцы Пьер и Поль сообщили, что тоже всё в порядке, никто не приходил, ничего не хотел, ни на что не покушался. Ладно, доеду – разберусь. А пока – можно выдыхать, да?

Госпожа Жанна сидела тут же, в соседнем кресле, поглядывала на наше импровизированное совещание и посмеивалась. Сказала мне – думала, это всё так, разговоры, а вы и впрямь неплохой командующий, Викторьенн.

Жизнь заставит – будешь командовать, думала я. Но как же сложно остановиться-то, если командовал-командовал, а теперь нужно сидеть и ждать! Необыкновенно обидно.

И даже появившийся к обеду дядюшка Гиацинт разве что немного всех нас развлёк. Он начал с того, что весьма удивился молодёжи.

– Жанна, это же не ваши, – недоумевал дядюшка, усевшись за стол и разглядывая Шарло, Камиллу и Раймона.

– Нет, дядюшка, это воспитанники Викторьенн и Эмиля.

– Значит, Викторьенн и Эмиля, да? – чёрные глаза в меня так и впились. – Ещё, значит, не поженились, а дети уже общие? – захихикал он.

– Так поженимся, – пожала я плечами.

– Поторопитесь, а то мало ли, что ещё на вас свалится, – сказал господин Гиацинт. – Скажем, его богоданное величество решит, что вы, Викторьенн, слишком ценный приз, чтобы отдавать вас Гвискару, и присмотрит вам кого пожирнее.

– Увы, я встречу эту идею без понимания, – я покосилась на него недобро.

Нечего тут говорить такое, вот. Я с Эмилем-то договорилась сильно не сразу, и никого другого не хочу.

– Мы тоже, – подключилась госпожа Жанна. – Я вообще рекомендую вам, Викторьенн, венчаться едва ли не в первую свободную минуту. Если захотите пир на весь мир – его всегда можно устроить потом. Но венчанный брак – это факт, и с ним предстоит считаться всем. Даже королю.

Я была согласна, только вот жених – у короля.

Жених появился на второй день после обеда. Мы с госпожой Жанной и Камиллой сидели в гостиной, госпожа Жанна рассказывала забавные истории о предках своего супруга, который, к слову, тоже пропадал где-то в недрах дворца, когда Гвискар шагнул к нам из теней.

– Эмиль, – я поднялась и едва не бросилась ему на шею при всём честном народе.

– Виктория, – он с улыбкой взял обе мои руки в свои. – Увы, у нас, как всегда, мало времени – его величество желает тебя видеть как можно скорее. Там прибыли некие новые обстоятельства, и намерены с тобой говорить.

Мне было вот прямо очень любопытно, какие именно обстоятельства намерены со мной говорить, но Эмиль помалкивал, а я сама и вообразить не могла, как оно там на самом деле. Потому что в кабинете короля, к дверям которого мы с Эмилем добрались тенями, среди всяких прочих уже известных мне личностей находился некий мужчина неясного возраста – с довольно-таки знакомыми волчьими ушами на голове.

– Здравствуйте, великолепная Виктория, – негромко приветствовал он меня.

– Здравствуйте, – приветствую я его вежливой светской улыбкой и поклоном, а сама тем временем прикрываюсь щитом из комбинации разных сил, маркиз говорил, что такой самый лучший.

Ну мало ли, кого принесло, правда? В последние дни в этом вот королевском кабинете кого только не было.

И… если это тот самый, то что, он будет готов раскрыть мою тайну всем-всем? А меня спросить – нет? Или он тут такой важный, что ему спрашивать не обязательно, вроде как Фрейсине, ещё один властный герой – нарисовался, не сотрёшь, ему можно то, что всем нельзя?

Я пока близко знаю всего одного подобного человека, или не вполне человека, и это граф Ренар. И он всегда ведёт себя достойно, никого не подставляет, чужие тайны хранит, и вообще образец человека и мага. А это что?

«Это» кланяется мне в ответ.

– Бернард де Берри ле Лю, к вашим услугам, госпожа Виктория.

Я смотрю на него – хорошо так смотрю, с прищуром. Потому что… потому что. Мне есть, что ему сказать, но пускай сначала говорит сам. И я бы вообще побеседовала с ним если не без свидетелей, то… с участием Эмиля, маркиза и графа Ренара.

А здесь, в королевском кабинете, кроме этого вот незваного гостя и Арно Фрейсине, расположились Саваж, маркиз де Риньи, неизвестный мне мужчина в расцвете сил – высокий и рыжий, и снова мы с Эмилем среди всей этой высокопоставленной компании. Правда, после нас появляется принцесса Агнесс, приветствует всех с улыбкой, потом подходит ко мне и садится рядом.

– Виктория, всё ли в порядке? Кто этот неизвестный?

– Кажется, это родственник Арно Фрейсине по матери. И наверное, нам сейчас расскажут ещё какие-то детали той нехорошей истории.

– Что ж, начали раскапывать – нужно дойти до самого дна, – соглашается принцесса.

А я думаю – только бы в то дно не постучали. Хватит уже.

Нос принцессы задран высоко, платье изящно, бриллианты в ушах и на шее блестят. Но я вижу, что под слоем магической пудры – бледное лицо, синяки под глазами и прочие следы горя и бессонных ночей. Её так подкосило известие о Викторьенн? Беру её за руку, держу.

Король появляется, мы все приветствуем его, а он запирает двери и велит нам рассаживаться вокруг стола.

– Мы продолжаем разбираться в туманной истории семейства Фрейсине и их соседей, друзей, наставников их детей и прочих, – говорит он со вздохом. – Скажите, ле Лю, что там за история с женитьбой старшего Фрейсине и смертью его супруги?

– С женитьбой – обычная история, – ответил ушастый с поклоном. – Вообще мы стараемся родниться с себе подобными, чтобы не утратить те способности, что щедро отсыпали нам высшие силы. Но, к сожалению, таковых остаётся всё меньше и меньше. Меняющийся мир не слишком привлекателен для таких, как мы. Людей всё больше, Старших всё меньше. Замок ле Лю расположен достаточно уединённо, Фрейсине – наши ближайшие соседи. И хоть мы не слишком часто выезжаем, но время от времени это необходимо делать, просто чтобы не давать соседям повод забыть о нашем существовании или подумать, что наши земли можно легко захватить. На одной из встреч в доме вассалов Фрейсине моя сестра Соланж и увидела соседа Жермона, тогда он ещё даже не стал герцогом, хоть отец его и был уже болен и еле носил ноги. Из трёх сыновей выжил только он, и конечно же, представлял собой отличную партию – наследник немалых владений, и ещё весьма хорош собой. Соланж увлеклась, даже несколько чрезмерно увлеклась. Наш отец просил её подумать хорошенько, и, может быть, не торопиться – мы старимся медленнее людей, и деве нет нужды выходить за первого встречного, хоть бы он и был наследником герцогства. Но ей был нужен именно этот молодой человек, она не желала никого другого. Тогда отец встретился с герцогом, отцом Жермона, и обсудил возможность брака. Герцог не ожидал подобного предложения, потому что магические способности семьи традиционно малы, и он не мог понять, что нас привлекает в этом союзе. А ответ был прост – счастье Соланж.

Брак свершился, и семья Фрейсине получила в приданое за сестрой несколько полезных артефактов, и некоторую сумму денег – при том отец наш считал, что сам факт того, что человек, который если и слышит силы мира, то едва-едва, получает в жёны деву с кровью Старших – должен быть весомее любого приданого. Но наш управляющий, к слову, человек, сказал, что негоже деве, какой бы она ни была, входить в семью мужа ни с чем. И был составлен брачный контракт, в котором весьма подробно оговаривались условия – о каких нуждах жены должен был заботиться Фрейсине. Он соглашался – потому что надеялся на рождение одарённого сына.