Текст книги "Виктория - значит Победа. Каждому по делам его (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

47. В чем замешан герцог Фрейсине

За дверями покоев принцессы я хватаюсь за зеркало и хочу позвать Эмиля, но он появляется перед нами сам. Кланяется и пристраивается сзади – типа, охрана. Ну да, принцесса куда-то движется – кроме нас с Эмилем, с ней две дамы и две камеристки, во время разговора поджидавшие в соседней гостиной. Наглядная иллюстрация того факта, что принцесса никогда не остаётся одна. Как они тут ещё ухитряются какие-то романы крутить, я совершенно не понимаю.

Мы приходим… да-да, это вчерашний королевский кабинет. И там нас поджидают граф де ла Мотт, видимо – как целитель, герцог Саваж, маркиз де Риньи, граф Ренар, ещё один неизвестный мне мужчина постарше настоящей меня, и – герцог Фрейсине. Этот последний бледен и ощутимо не здоров, но одет иначе, чем вчера, и парик у него по-прежнему идеальный, и всем своим видом он говорит – я несчастный страдалец, глядите и стыдитесь, вы, причинившие мне столько зла.

Но когда он увидел меня, а рядом со мной принцессу и Эмиля, его отчётливо перекосило.

– Приветствую всех, – принцесса улыбается совершенно принцессовской улыбкой, вот бы кого я поставила подменять меня в программе!

И все подскакивают и почтительно ей кланяются, даже болезный Фрейсине. Правильно.

– Господа, все ли знакомы с госпожой де ла Шуэтт? – продолжает она опрос. – Викторьенн, это граф де Реньян, один из самых знающих учёных магов современности, – кивает она на того, с которым я не знакома.

Я молча кланяюсь.

– Ваше высочество тоже заинтересованы в разоблачении заговора простецов против магов? – интересуется этот де Реньян каким-то скрипучим голосом.

Он хорошо одет, но не носит парика, и лысеющая его голова в некотором беспорядке. Наверное, учёным можно?

Правда, я тут же ловлю на себе его тяжёлый испытующий взгляд и снова рефлекторно закрываюсь. Он усмехается.

– Откуда вы взяли эту милую юную даму, принцесса? – продолжает он расспросы. – Вы покровительствуете некромантам?

– Да, – кивает она с самой милой улыбкой. – Моя бабушка, принцесса Антуанетта, была весьма заинтересована в семействе Сен-Мишель, из которого происходит госпожа де ла Шуэтт. Я весьма рада, что нам удалось наконец-то повстречаться. Думаю, я вполне смогу сменить бабушку в этом благородном деле.

А я пытаюсь сообразить, как вести себя в этом сборище и чего от меня вообще ждут. Но пока я раздумываю, появляется король.

– Его величество, – объявляет человек в ливрее.

И все мы кланяемся, и принцесса тоже.

Его величество входит стремительно, и за ним, как и вчера, бесшумно закрываются двери, и сам он накладывает на них магические запоры.

– Поднимитесь и рассаживайтесь, – кивает и проходит на своё место за столом. – Агнесс, какими судьбами вы замешались в это неприятное дело?

– Я представляю интересы госпожи де ла Шуэтт, кузен, – ответила принцесса с поклоном.

Король как-то сумрачно взглянул на нас обеих и кивнул – садитесь, мол, не мельтешите.

– Госпожа де ла Шуэтт отлично стоит за себя сама, мы все вчера были тому свидетелями, – усмехнулся он.

Мы с принцессой уселись не за стол, а подальше – у стены. И оказались правы, потому что король начал с докладов графа Ренара и графа Реньяна.

– Уступаю право доклада вам, коллега, – Реньян почтительно поклонился Ренару.

Вот так, нашего графа везде уважают, и правильно.

Граф поднялся, поклонился королю и начал.

– Ваше величество, мы с Реньяном изучили те артефакты, что попали нам в руки, осмотрели то, что осталось от лаборатории мятежника после разгрома, – тут он с усмешкой посмотрел на меня, – и пришли к одинаковому неутешительному выводу. Руссо придумал оружие, опасное для магов, обладающие им простецы будут непобедимы.

– И что это за оружие? – нахмурился король.

– Это сплав, вот тут я расписал для вашего величества формулу, – граф с поклоном подал королю лист бумаги. – Из этого сплава может быть отлито, что угодно – и пули, и клинки. Присутствующая здесь госпожа де ла Шуэтт пострадала именно от такого сплава, меня там не было, но по описанию я понял – это классическая картина поражения мага подобным оружием.

– Я могу описать, – встревает де ла Мотт с вежливым поклоном, – так как именно я лечил рану госпожи де ла Шуэтт, я и моя супруга.

Далее он продолжает с разрешения короля и рассказывает о том, что увидел в разгромленной лаборатории, описывает кровотечение, которое никак не останавливалось, и что они с госпожой Линетт предприняли для того, чтобы ту кровь унять.

– А где сам клинок? – интересуется король.

– Не сохранился, – со вздохом сообщает де ла Мотт.

– У него остались и другие, – говорит наш господин граф, – мы можем сравнить. – Если кто-то из магов согласится добровольно подвергнуть себя эксперименту. Но считаю своим долгом предупредить – будет весьма больно, и мага ожидает нешуточная потеря сил.

– Если госпожа де ла Шуэтт перенесла эту неприятную процедуру, то и мы сможем, – фыркает под нос Саваж.

– Да, мы можем взглянуть на ладонь госпожи де ла Шуэтт и убедиться, что заживление идёт хорошо, – кивает де ла Мотт.

Мне велят подойти, я подхожу… а рука-то зажила, почти совсем, только тонкий розовый шрам, и всё.

– Госпожа да ле Шуэтт показывает нам чудеса магической регенерации, – усмехается Саваж. – Ещё вчера ходила с повязкой.

– Сегодня утром я почувствовала себя значительно лучше, – улыбаюсь.

– Вот и хорошо, – кивает король, – значит, мы в состоянии лечить подобные раны. Но отчего этот сплав действует столь разрушительно?

– Оттого, что в него добавлен нетипичный компонент – кровь простеца, добровольно принесшего себя в жертву, – со вздохом поясняет господин граф. – Впрочем, для каких-то изысканий ему годилась и кровь магов тоже.

Это вызывает бурю негодования – как так, как так можно и всё такое, впрочем, бурю приглушённую – всё же, в королевском кабинете находимся, не на площади. А господин граф продолжает – и говорит о том, что из этого сплава отлито какое-то количество оружия, и Руссо признался, что отдавал технологию другим людям, потому что счёл, что это уничтожит то преимущество, которое от века было у магов. И, по его словам, он делал всё это исключительно мечтая о равенстве, до которого, как он считает, теперь недалеко.

И снова возгласы – какое там равенство, выдумали тоже. Но король взглядом пресекает посторонние звуки, и велит говорить дальше. Граф Ренар говорит дальше, и оказывается, там весьма внушительный список исследований и открытий – от которого, честно, хотелось бы держаться подальше. Но уже как пришлось.

– Что же, теперь мне хочется понять, каким образом в эту историю попал Фрейсине, – говорит король, и голос его кажется мне зловещим.

– Если ваше величество дозволит мне говорить, – начал было Фрейсине, но тот только бровь поднял – говори, мол, и герцогу пришлось продолжить. – Я готов рассказать всё, о чём ваше величество пожелает знать, но прошу о милости – сказать всё вам наедине. И сам я всегда верно служил вам, и моя семья тоже, прошу же дать возможность объясниться и оправдаться.

– Скажите, Фрейсине, – задумчиво произнёс король, – вы ведь видите, что вышло на той самой вашей службе? Вы отвечаете за свои земли, за всех тех, кто живёт на них, и если вы селите у себя человека, а он, очевидно, в благодарность придумывает металл, уравнивающий простецов с магами, и пытается тем самым нанести магам вред, то мне очень хочется узнать, что это – ваше легковерие или же намеренное вредительство.

Фрейсине замолк и прикусил губу, и уставился в пол – видимо, собирался с мыслями, так мне показалось. А заговорил тем временем граф де ла Мотт.

– Ваше величество, мне надлежит проверить нескольких страждущих, в первую очередь – навестить её величество. Я прошу у вас дозволения покинуть собрание.

– Ступайте, де ла Мотт, служба прежде всего, это верно. Ренар, Реньян – можете отправляться и завершать изучение наследства этого преступника. Саваж, вы известили о происходящем Вьевилля?

– Да, ваше величество, – сказал с поклоном Саваж. – Он прибыл в Экс и вместе с тамошними магистратами изучает пути проникновения антимагических артефактов к местным разбойникам.

– Верно, это его земли. Что ж, а остальные?

– Ваше величество, – принцесса поднялась с самой медовой и почтительной улыбкой, – я весьма желаю присутствовать при беседе с господином герцогом. Также я прошу о дозволении присутствовать при беседе для госпожи де ла Шуэтт, потому что её отец пострадал от происков этого человека. А господин виконт желает защищать интересы своей невесты, верно?

Гвискар молча поклонился.

– Я бы тоже желал послушать, – промолвил молчавший до того маркиз де Риньи. – Я знаю часть этой истории, не отказался бы узнать остальное.

– Что ж, оставайтесь, – согласился король. – Саваж, оставайтесь тоже, вам ещё разбираться с последствиями его дел. Остальных я не задерживаю.

И что же де ла Мотт откланялся и ушёл, и учёные наши тоже откланялись и ушли. А король вновь обратился к Фрейсине.

– Извольте сказать, что такое с вами вчера стряслось и отчего вы едва не отдали богу душу.

– Это вредоносное магическое воздействие, ваше величество. Увы, наславший его был весьма силён, и я никак не мог одолеть заклятье, несмотря на множество прошедших лет.

– И кто же так повредил вам?

Фрейсине уже было начал что-то говорить, но принцесса оказалась быстрее.

– Я, кузен, это сделала я.

– Когда вы успели, Агнесс? – король повернулся к ней с улыбкой.

– Двадцать четыре года назад, – она тоже улыбнулась.

– И что заставило вас прибегнуть к этой мере? Не слишком ли она сильна?

– Не думаю, – покачала головой принцесса. – Для особых случаев требуются сильные меры.

– Допустим, – согласился король. – В таком случае, после я хочу послушать и вас, кузина.

– Несомненно, – кивает она. – И мне кажется, кузен, мы можем дать право задавать вопросы госпоже де ла Шуэтт. Так вышло, что именно она столкнулась с неуёмными желаниями господина герцога, и с тем, что творилось в его владениях – тоже. Пускай она расспросит, а если что-то останется нераскрытым – мы всегда можем уточнить это, верно?

Я взглянула на Фрейсине – тот нахмурился.

– Ваше величество, что это за… глупости? Отчего я должен выставлять себя на посмешище перед этой особой?

– Вы, Жермон, выставили себя на посмешище давным-давно, – сообщила ему принцесса. – И продолжали бы, не запрети я вам это. Вы, конечно, талантливы, и так или иначе нашли для себя другие возможности, одно сватовство к госпоже де ла Шуэтт чего стоит, и я думаю, было что-нибудь ещё. Поэтому я по-доброму советую вам не противиться, и если его величество дозволит госпоже де ла Шуэтт спрашивать вас – отвечать со смирением.

И что-то такое прочла я на её лице, что было понятно – она давно мечтала укусить его, а тут я дала ей такую возможность.

– Да о чём она вообще может спросить! Девчонка! Торговка! Дело у неё, видите ли! Она считать-то не умеет, а туда же, дело у неё! Могла бы стать герцогиней и жить припеваючи, если бы ума хватило! Но ума нет, она смогла разве что плодить сплетни о ней по всей Массилии! – кажется, господину герцогу тоже наступили на больное, и из него полезло.

– Замолчите, – наморщил лоб король.

И вправду, замолчал. Я выдохнула – потому что мало ли, что бы там ещё из него сейчас полезло? Впрочем, интересно же, что из человека полезет, если на него надавить, правда же?

Тем временем король говорил что-то кому-то в зеркало, причём я не смогла разобрать – что, очевидно – прикрылся. Маркиз посмеивался чему-то с Саважем, Эмиль молча и с беспокойством смотрел на меня. А принцесса торжествующе улыбалась, глядя на Фрейсине в упор.

– Хорошо, будь по-вашему, кузина, – король отложил зеркало. – Только у меня не слишком много времени на всё это разбирательство. И в итоге я хотел бы понять, что мне дальше делать с Фрейсине. Правда, мне странно видеть юную особу в качестве следователя, ведущего допрос.

Я поднялась и поклонилась королю.

– Я умею задавать вопросы, ваше величество. И если вашему величеству будет нужно узнать о чём-то, о чём я не спросила – то надлежит сказать, я либо умолкну и предоставлю возможность говорить, либо озвучу то, что вам будет нужно узнать.

– Дерзайте, Викторьенн, – улыбнулся мне маркиз, рядом с ним посмеивался Саваж.

А Эмиль просто молча улыбнулся.

Что, Вика, у тебя никогда ещё не было такой аудитории, правда ведь? И такого гостя? Приступай. Дорогие друзья, вас приветствует Виктория Мирошникова, со мной случилось удивительное событие – я умерла и попала в другой мир, да-да, как об этом рассказывают книги про попаданок. Только этот мир встретил неласково, и пришлось не сверкать глазами и выбирать мужиков, а много работать, кто бы мог подумать, правда? И сейчас я познакомлю вас с весьма примечательным героем, которого никак не могло быть в нашем месте и времени, а здесь такие встречаются. Приступим?

– Господин герцог, – я поклонилась и ему тоже, – расскажите о том, отчего вы преследовали моего отца, Антуана де Сен-Мишеля.

48. С ушами и хвостом

– У нас были совместные дела, – мрачно ответил герцог, не глядя на меня.

– Будьте любезны рассказать нам о них, – продолжаю. – Вы напрямую писали о том, что вам известны некие факты, которые вы готовы предать огласке. Извольте рассказать, для чего вам это было нужно. Господин де Сен-Мишель уже двенадцатый год мёртв, и не призовёт вас к ответу, можно его не опасаться, – ввернула напоследок.

Герцог молчал, я его не торопила. Но подозревала, что терпение может закончиться у короля, правда, пока он не показывал ничего подобного, тоже молчал и смотрел на Фрейсине с интересом. А Фрейсине, очевидно, решился.

– Ещё бы он призывал меня к ответу, – произнёс он брезгливо. – Был ли сам он образцом добродетели и идеалом чести? Красил ли его роман с замужней дамой, ведь его самого ждала в имении жена! И у него достало, очевидно, чести привезти своей супруге бастарда, и заставить выдать его за собственного ребёнка!

– Мне кажется, давать оценку праведности… всех нас будет кто-то иной и не сейчас. Я же прошу рассказать вас исключительно о том, что вы сделали. И что двигало вами.

– Я желал, чтобы Сен-Мишель получил по заслугам, – сообщил герцог. – Кто он такой, мелкий дворянин из-под Экса, отчего он решился заступить дорогу тем, кто имеет больше прав?

– Он подвинул вас по службе? Он оттёр вас от государственных заказов? Он захватил кусок ваших владений? Или, будучи служащим финансового ведомства, нашёл следы ваших злоупотреблений королевскими деньгами? Было что-то неладно с налогами от вашего герцогства? – я бросала идеи наугад, предполагая, что всё это мимо, и вынуждая сказать, что всё было совсем не так.

– Как вы только смеете произносить подобные мерзости, – герцог снова кривится.

А мне не привыкать, вот именно мне – вовсе не привыкать. Викторьенн-то бы и сотой доли не произнесла, тем более – в присутствии короля.

– Смею, господин герцог, – я коротко киваю ему. – И прошу вас ответить.

– Никогда, вы слышите – никогда имя моё не было замешано ни в чём подобном. Если бы вы получили образование, вы бы о том знали.

– Поверьте, я получила образование. И сдаётся мне, ещё совсем недавно его объём не был для вас препятствием к женитьбе на мне. И если вы не нарушали законов и не отступались от присяги, вам будет легко разъяснить интересующий нас всех вопрос.

– Я был зол на Сен-Мишеля за то, что ему досталась благосклонность дамы, – сказал как плюнул. – Я ж не знал, что дама, несмотря на своё высокое положение, ничем не отличается от крестьянки, задирающей юбку перед первым встречным.

– Оставьте моральный облик дамы тем, кто сам безупречен, – говорю быстро и внятно, потому что сейчас этому глупцу прилетит и от дамы, и от её друзей, и как бы не от самого короля, а мы ещё не договорили. – Права ли я, предполагая, что дама предпочла вам другого, и этот другой – господин де Сен-Мишель? – дожидаюсь кивка и продолжаю. – Надо полагать, вы в тот момент были свободны, раз с лёгкостью обвиняете других в нарушении супружеских обетов?

Король хмурится, и я припоминаю, что слышала – он терпеть не может эту тему, потому что сам не без греха. Нужно быть осторожнее.

– Нет, не был, – мрачно отвечает он.

– И это не помешало вам искать благосклонности замужней дамы, а потерпев неудачу – преследовать того, кто оказался счастливее вас? – полагаю этот вопрос риторическим и продолжаю. – И что же вы сделали для того, чтобы создать как можно больше сложностей счастливым влюбленным?

О, я вижу, Фрейсине не желал отвечать на этот вопрос. Но король смотрит на него, не отрываясь, и он говорит.

– Я связался с мужем дамы и рассказал ему о связи и об ожидаемом внебрачном ребёнке. И желал ещё причинить как можно больше… сложностей Сен-Мишелю, и для того – осведомить его супругу о том, чьего ребёнка она вынуждена была признать за своего.

– Но не сделали этого, – утверждаю.

– Нет, не успел. Потому что иные магически одарённые считают, что им можно всё! В том числе – и запрещать другим рассказывать об их преступлениях.

– Вряд ли можно назвать любовь преступлением, – качаю головой. – А тот, кто дал клятву, но не сдержал её, будет так или иначе отвечать за это. Но вот если другой человек вмешался и причинил ближнему своему боль и страдания – тут уже чужая клятва ни при чём, а только лишь он сам и его желания. Особенно, если его самого дома ждёт супруга и сын… так ведь, сын, всё верно? – смотрю на Фрейсине, не отрываясь. – Что думала ваша супруга о ваших столичных увлечениях? Вы не интересовались, наверное?

Фрейсине только губы поджал, ну да и ладно, пускай.

– Сколько лет вашему сыну, господин герцог? – продолжаю.

– Двадцать семь, – отвечает.

– И отчего же никто не видит этого, думаю, достойного молодого человека? Скажите, сколько лет ему было, когда вы пригласили в наставники господина Руссо?

– Двенадцать, – говорит тут же, не задумываясь.

– Чему господин Руссо обучал вашего сына?

– Чему положено. Словесности, математике, истории, философии, риторике, имперскому языку.

– А физическим упражнениям и военному делу?

– Руссо не военный.

– Кто же наставлял его в необходимых для юного дворянина воинских практиках?

– Брат его матери.

– Имеет ли молодой человек магические способности?

– Да, имеет.

– В самом деле? – я удивлена. – В таком случае кто же учил его управляться с силой, я то и дело сталкиваюсь с тем, что это необходимо?

– Тот же родич и учил.

– В таком случае, это должен быть образец юноши, достойный королевской службы. Отчего же он до сих пор не в столице?

Тишина, снова тишина, пауза затягивается.

– Отвечайте, Фрейсине, – говорит король.

– Оттого, что он не вполне человек. Как можно привезти ко двору кого бы то ни было с волчьими ушами и хвостом? – отвечает Фрейсине страдальчески.

И это заявление было встречено гробовым молчанием.

Сам герцог снова уставился в окно – как вчера. Впрочем, я не поручусь, что он видел парк за тем окном и голые лиственные деревья, и тёмно-зелёные кипарисы, и дорожки, и статуи.

– Как же так вышло, что ваш сын родился с волчьими ушами и хвостом? – спрашиваю мягко, не выказывая любопытства, просто спрашиваю.

В конце концов, каждому человеку нужно поговорить о чём-то таком, о чём он не говорит ни с кем и никогда.

– Это благодаря его матери, кто же знал, что она нелюдь? – отвечает Фрейсине, не глядя ни на кого.

– Как же можно скрыть свою нелюдскую природу? – вообще я помню, что граф Ренар говорил мне о чём-то таком, что у него нечеловеческие предки, и оттого он может больше, чем обычный человек и обычный маг.

– Легко, она на людях никогда не оборачивалась, – говорит Фрейсине нехотя. – И когда её отец принимал наше сватовство, тоже ни слова не сказал – что они роднятся с нелюдями уже который век, и что все его дети – проклятые оборотни!

– А о чём сказал?

– Что сильные маги. Нелюди всегда сильные маги. Но кто ж знал-то? Никто не может увидеть, нелюдь перед тобой или нет, если он сам не захочет!

– Другой нелюдь может, – усмехается сбоку маркиз де Риньи. – И ещё некромант.

Смотрю в ту сторону – маркиз ободряюще улыбается, Эмиль кивает мне.

– Это что, всех детей некроманту показывать, что ли? – вскидывается герцог. – Только ещё не хватало! Да и поначалу он был как все младенцы, это уже когда ходить начал, принялся оборачиваться – и шнырять по замку! А тесть только смеялся, и говорил – мол, хорошая сильная кровь, и хорошо, что во мне тоже оказалась толика силы – тем сильнее и мощнее будет маг. И что звери растут и взрослеют быстрее людей, оттого ему и удобнее бегать на четырёх ногах, чем на двух, и следует научить его ходить и так, и этак. Быть и зверем, значит, и человеком. И не слушал меня, когда я просил его прекратить это и запретить Арно принимать звериный облик, потому что куда это годится – наследник Фрейсине со звериными ушами? И хвостом? Бегает по замку на четырёх ногах? Так выставить нас всех на посмешище!

– Эх, я жалею, что здесь нет графа Ренара, он бы объяснил, полагаю, что это не посмешище, а дополнительные возможности, – вздыхаю.

И король с маркизом де Риньи и Саважем согласно кивают – видимо, для них это не новость.

– Ни разу не видел у Ренара ни ушей, ни хвоста, – сварливо отвечает Фрейсине.

– Неужели ваш сын не умеет их прятать? – спрашиваю.

– Нет, – страдальчески отвечает он. – Нет, вечно эти уши, этот хвост, и извольте, значит, сшить ему такие штаны, чтобы этот хвост не был виден! Или так спрятать под плащом! И ещё сделать так, чтобы от него кони не шарахались! Ни один воспитатель не смог договориться с ним, он неуправляем! Это постоянные свары, драки со сверстниками, укусы до крови, и полное отсутствие каких-либо манер!

– И как же господин Руссо нашёл общий язык с вашим сыном?

– Не знаю, но ему удалось заставить это животное сидеть и слушать!

Как по мне, называть собственного сына животным – как-то чрезмерно.

– И что же, кто-то проверял знания вашего сына? В самом ли деле он учился, или нет?

– Проверяли. Я привозил людей из столицы, из университета. И они сказали – да, всё в порядке. Только после проверки я позволил Руссо удалиться и жить в глуши, и отдал ему тот дом.

– А отчего вы не отправили сына в Академию? Там охотно учат разных магов.

– На посмешище? Чтобы все показывали пальцем на хвост наследника Фрейсине? Чтобы все узнали? Чтобы моё имя звучало в песнях уличных бродяг и рассказах в столичных гостиных?

О, я отлично представила себе, как это могло быть – потому что сама устроила некоему судье примерно то же. Но там – зарвавшийся судья, а тут – молодой человек, скорее всего – неуверенный в себе, при таком-то отце!

– Что вы сказали о сыне его величеству, когда пришла пора привезти его ко двору?

– Я честно сказал, что он в здравом рассудке, но неизлечимо болен. И просил дозволения не представлять его ко двору, – глухо ответил Фрейсине.

– И новый брак был нужен вам для того, чтобы новые дети не имели ушей и хвостов? – не могу я об этом не спросить.

– Да! Его мать оказалась хилой, и отдала богу душу от зимней простуды. Да я и не рискнул бы ещё на одного ребёнка от неё – зачем мне два животных в доме, одного достаточно!

– От простуды? – как-то не верится. – Маги ж крепче и здоровее, а маги-нелюди – и вовсе! Чем и как её лечили?

– Никак. Она вся покрылась пятнами, а я не желал подцепить заразу от неё, и запретил заходить в её спальню. Воду и еду ей ставили под дверь, она сначала выходила и брала, а потом перестала. За дверью сначала слышали шаги, а потом уже нет. Я велел провинившейся служанке зайти и посмотреть, что там, она зашла – сказала, лежит на постели, дышит. А через три дня уже и на постели никого не осталось, просто никого. Я позвал её брата, он едва не убил меня, как услышал, а потом сказал – она ушла, её здесь более нет, заказывайте заупокойную службу.

– Фрейсине, вы рехнулись? – интересуется король. – И как родственники вашей жены вовсе оставили вас в живых!

– Они все вскоре после того убрались куда-то, а владения отдали дальнему родичу. А я жил… как жил. А потом увидел зимой в Массилии вот её, – кивает на меня, – и узнал, что это вдова де ла Шуэтта. А я слышал, что он женился на дочери Сен-Мишеля, которую хорошо спрятали – не так от меня, как от Вильгельма Дармштейнского и его подручных магов, очень уж он хотел уничтожить бастарда жены. А тут смотрю – выжила, выросла, сыта, здорова, смотрит дерзко – так и пускай родит мне ещё парочку сыновей, тоже здоровых, и чтоб людей, а не животных. И магов, нормальных магов, а не то недоразумение. А она заартачилась, ровно как и маменька её, будто и впрямь законный отпрыск королевской семьи! Была бы умная – поняла бы, в чём её выгода, и согласилась бы сразу!

– Чтобы потом умереть в запертой комнате, если вдруг что-то пойдёт не так? – тихо спрашиваю я среди гробового молчания.

– Чего сразу умереть-то, – вскидывается Фрейсине и замолкает.

– Ваше величество, есть ещё у вас вопросы к этому человеку? – а вдруг?

Вопросы есть, но их немного – о Руссо, но все мы видим, что Фрейсине и впрямь не задумывался о том, что может творить на подвластной ему территории Руссо. И вопрос о Руссо придётся решать с самим Руссо.

– Тогда я желаю видеть Арно Фрейсине здесь и сейчас, – говорит король непререкаемо.

– Я помогу порталом, – тут же откликается Саваж. – Если ваше величество дозволит открыть его.

И впрямь, король дозволяет – что-то там делает, я не понимаю, что, и портал открывают прямо здесь, и ожидание оказывается недолгим, очень скоро Саваж возвращается с молодым мужчиной, весьма похожим на Фрейсине, и он очень – очень! – хорош собой. Чёрные кудри, зелёные глаза… я понимаю принцессу Агнесс, если старший Фрейсине в юности был красив хоть вполовину от сына, то пропасть нетрудно.

И – ни ушей волчьих, ни хвоста. Совсем. Никаких.

– Арно Фрейсине к услугам вашего величества, – представляет его Саваж.

Тот склоняется в совершенно приличном поклоне.

– Встаньте, – велит ему король, – и скажите – отчего ваш отец не представлял вас ко двору?

– Очевидно, не имел такого желания, – на отца сын не смотрит.

– Он утверждал, что даже облик ваш не вполне человеческий.

– Только если это для чего-то нужно, – и на мгновение мы впрямь увидели на голове среди чёрных кудрей волчьи уши, и в улыбке мелькнули клыки, и показался хвост.

– Отчего же ваш отец утверждает обратное?

– Откуда мне знать? Спросите его, – младший Фрейсине смотрит на короля прямо и открыто.

– Госпожа де ла Шуэтт? – король смотрит на меня.

– Господин герцог, вам придётся ответить, – говорю негромко.

– А что отвечать, он же и сейчас издевается над всеми вами, – захохотал Фрейсине. – Смотрите, он же нелюдь, он смеётся, и хвостом своим машет, и шевелит ушами, и что такому здесь делать? Пускай убирается и не думает даже показывать здесь свою волчью сущность!

Господин герцог хохочет, да так, что валится на пол и дальше уже катается по полу, перемежая смех со всхлипами и воем. Саваж мгновенно с разрешения короля зовёт де ла Мотта, тот появляется достаточно быстро, и сразу же говорит – изолировать, лучше всего – вернуть в те же покои, где тот сегодня ночевал.

Дальше уже суета и суматоха – Фрейсине уносят, он дёргается и воет, король велит всем, кроме Арно Фрейсине, оставить его, мы кланяемся и отправляемся наружу.

– Господа и дамы, приглашаю продолжить разговор у меня дома, – говорит нам всем Саваж.