Текст книги "История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том III. Новое время (XVI-XVII век): рассеяние сефардов и гегемония ашкеназов"

Автор книги: С. Дубнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Сам герцог редко бывал на своих островах и продолжал жить в Константинополе, в своем загородном дворце Бельведер на берегу Босфора. Управление островами он поручил своему приятелю, испанцу Коронело. Старый негоциант часто пробуждался в новом герцоге. Иосиф Наси и его теща Грасия получали от султана разные торговые концессии, особенно по экспорту товаров в придунайские области и Польшу. Агенты фирмы «Наси» славились во всех портах Леванта. Грасия умерла вскоре после того, как ее зять достиг герцогского звания, и современники сохранили о ней добрую память как об отзывчивой филантропке. Иосиф Наси на несколько лет пережил свое величие. Со смертью Селима II (1574) его участие в государственных делах прекратилось. Преемник Селима, грубый деспот Мурад III, не любил еврейского политика и совершенно устранил его от дел. Старый Наси уединился в своем Бельведерском дворце и остался только меценатом. Он содержал на свои средства раввинские школы в Константинополе и типографию для печатания еврейских книг; он поддерживал также ученых, которым открыл свое богатое книгохранилище. Самого Иосифа считают автором составленной одним из его «придворных» ученых, Исааком Онкенейро, книжки («Бен-порат Иосиф», Конст., 1577), содержащей диалог между христианским ученым и еврейским сановником о ценности метафизики и астрологии (еврей считает астрологию суеверием). Иосиф Наси умер в 1579 году. Его вдова Рейна продолжала содержать в Константинополе типографию для печатания еврейских книг. Алчный султан Мурад III отнял у вдовы бывшего сановника, под предлогом уплаты долгов покойного, большую часть состояния, оставив ей только 90 000 дукатов и дворец Бельведер.

Еще при жизни Иосифа Наси начал свою дипломатическую карьеру в столице Турции другой еврей, Соломон Ашкенази, талмудист и врач, приобретший политический опыт во время своих долгих странствований по Европе. Уроженец города Удине в Италии, он в юности попал в Польшу, вероятно, среди тех образованных «гуманистов», которых привлекала туда его соотечественница, королева Бона Сфорца, жена Сигизмунда I. Полагают, что Ашкенази некоторое время состоял лейб-медиком при польском короле Сигизмунде II Августе. Переселившись затем в Константинополь, он, как подданный Венецианской республики, сблизился там с венецианскими послами при Порте, а через них – с упомянутым великим визирем Соколли. Визирь оценил блестящие способности Ашкенази и его знание европейских языков и стал ему давать различные дипломатические поручения. Как венецианец и агент великого визиря Ашкенази был противником антивенецианской политики Иосифа Наси. После затеянной последним войны с Венецией из-за Кипра Соломону Ашкенази пришлось быть посредником при заключении мирного договора с республикой. Когда он приехал для этой цели в Венецию в качестве представителя великого визиря (1574), он был торжественно принят дожем и высшими сановниками республики. Ашкенази воспользовался этим случаем и в интересах своих соплеменников. Благодаря его заступничеству венецианский сенат отказался от задуманной им жестокой меры – выселения всех евреев из владений Венеции (см. дальше, § 14). Соломон Ашкенази, как увидим дальше (§ 43), участвовал также в дипломатических переговорах, которые во время бескоролевья в Польше велись между европейскими дворами относительно избрания иностранного принца на польский престол. Дипломатическая деятельность Ашкенази продолжалась и при султане Мураде III, но после смерти великого визиря Соколли она сводилась к исполнению мелких поручений.

§ 5. Начало социального упадка (до 1648 г.)

С конца XVI века социальное положение евреев в Турции начало ухудшаться. Это было тесно связано с процессом внутреннего разложения самой Оттоманской империи, огромного конгломерата стран и народов, механически объединенных силой завоеваний и властью деспотов. Сначала блеск военного могущества и дипломатических побед закрывал внутренние пороки государственного организма, но когда уже сложилась великая держава Османов в трех частях света и на смену завоевателям пришли капризные деспоты, бунтующие преторианцы-янычары и политики, вдохновляемые интригами гарема, внутренние болезни режима обнаружились. Потускнел блеск Константинополя, недавнего космополиса, куда тянулись все нити европейской дипломатии. Обнажилась длинная цепь провинций, управляемых пашами, маленькими султанами с большими склонностями к произволу и эксплуатации населения, особенно немусульманского. Провинции отдавались или просто продавались великими султанами маленьким деспотам, как поместья вместе с крепостным населением. Помещики-паши выжимали из населения подати натурой и деньгами в неограниченных размерах. Для этого часто пускались в ход аресты богатых людей и реквизиция имущества. Если в христианской Европе еврея давил жестокий закон, то в Турции его давило беззаконие, произвол, прихоть правителя.

Признаки политической деморализации и связанного с ней социального упадка еврейства показались уже в конце XVI века, при султане Мураде III (1574-1595). У этого турецкого халифа иногда прорывались капризы былых багдадских халифов. Венецианский посол при дворе Мурада III рассказывает, что этот деспот в припадке дурного настроения задумал какую-то жестокую расправу с евреями потому только, что на улицах Константинополя он встречал разряженных еврейских дам с 30лотыми ожерельями, усыпанными жемчугом. Но в то время был еще жив дипломатический агент Соломон Ашкенази, который при поддержке великого визиря выручил евреев из беды. Путем подкупа матери султана и начальника янычарской гвардии удалось повлиять на Мурада, чтобы он отказался от своего дикого замысла. Султан ограничился тем, что запретил евреям носить шелковые платья и турецкий головной убор – тюрбан: вместо тюрбана евреям, как и христианам, приказано было носить шляпу особого покроя (1579). Константинопольские раввины напомнили по этому поводу общинам сефардов, что их страсть к нарядам и показной роскоши причинила много горя их предкам в Испании, и постановили: запретить женщинам ношение атласных платьев и драгоценных украшений в публичных местах.

После того как сошли со сцены крупные дипломаты Наси и Ашкенази, измельчали и еврейские царедворцы. Дипломатия спустилась в низины гаремов, где султанши и одалиски творили политику за кулисами. В гаремы проникали богатые еврейские торговки, продававшие там драгоценности, роскошные наряды и косметику; между этими дамами и гаремными узницами завязывались дружеские отношения, которые давали возможность влиять на султана в государственных делах. Таким путем попала в случай умная и энергичная вдова Эстер Киера, подруга любимой жены Мурада III. Эстер давала, или, точнее, продавала, протекции турецким чиновникам, добивавшимся повышения по службе, и послам иностранных государств, когда им нужно было повлиять на султана в своих политических интересах. Вмешательство еврейской фаворитки в назначения на государственные должности создало ей немало врагов: обойденные кандидаты стремились мстить ей за свою неудачу. Жертвою такой мести сделалась Эстер в царствование Мехмеда III (1595-1603). Когда она оказала поддержку одному из претендентов на пост начальника конницы, другой претендент поднял против нее часть султанской гвардии. На ступенях дворца великого визиря солдаты настигли еврейскую политиканку и убили ее, а затем и трех ее сыновей (1600). Эстер была очень богата и среди евреев слыла благочестивой женщиной; она помогала, между прочим, бедным писателям и издателям еврейских книг.

Первая половина XVII века прошла для Турции в непрерывных войнах с разными провинциями в Европе и в Азии, стремившимися сбросить с себя турецкое иго. Восстала покоренная Венгрия, бунтовали вассальные князья Молдавии и Валахии, поднималась Персия. Вдобавок усилилась внутренняя емута. Все разрушительные силы военного государства прорвались наружу. Янычары свергали и сажали на престол султанов. От этих войн и междоусобиц нередко страдали и евреи, хотя в то время их представители не принимали участия ни во внутренней, ни в иностранной политике турецкого правительства. Не было уже еврейских грандов и влиятельных политиков прежнего времени, но экономическая деятельность средних классов непрерывно расширялась. Многочисленные акты, сохранившиеся в тогдашней раввинской литературе, свидетельствуют, что еврейская торговля и промышленность охватывали все области огромной империи. Большие еврейские общины выросли в таких местах, где раньше были лишь небольшие колонии. Константинополь и Салоники отдают избыток своего еврейского населения бойкому портовому городу Смирне, болгарским городам Софии и Плевне, сербским Белграду и Ускюбу, городам Морей (Южной Греции). Сгущается еврейское население в Хиосе, Родосе и других греческих островах. Появляются еврейские общины в придунайских княжествах Молдавии и Валахии (города Яссы и Букарест). Турецкая часть Венгрии создает живую связь между балканскими провинциями и австро-венгерскими землями, а близость растущего еврейского центра в Польше связывает все эти страны в один экономический союз еврейства Восточной Европы.

Эта экономическая мощь давала евреям европейской Турции известную устойчивость при всех колебаниях политического курса.

Хуже было положение в азиатских провинциях Оттоманской империи. Здесь судьба населения, как уже сказано, зависела от произвола областных пашей. Гнет администрации, в форме вымогательства денег у еврейских общин, особенно давал себя чувствовать в Палестине, где скопилась большая масса бедных паломников, жившая на счет европейских благотворителей. В Иерусалиме и Сафеде еврейское население страдало от произвола алчных пашей в такой же мере, как от стихийных бедствий: засухи, неурожая, пожаров. В 1625 г. некто Ибн-Парух купил должность иерусалимского паши у генерал-губернатора Дамаска. Желая выручить свои расходы с должной прибылью, новый паша вымогал деньги у евреев самыми жестокими способами: арестовывал, держал в темнице и подвергал пытке раввинов и старшин, пока ему не уплачивали требуемой суммы. Состоятельные люди бежали из Иерусалима, и в городе остались только бедняки. Пробовали жаловаться на тирана высшим властям в Дамаске и даже добились присылки «кади» для расследования дела, но турецкий судья нашел более выгодным для себя делить добычу с пашой, чем восстановить права ограбленных. Только спустя два года Ибн-Парух был смещен с должности, но он уже успел выжать из еврейской общины Иерусалима около 50 000 пиастров, часть которых община одолжила на проценты у богатых мусульман. Денежная помощь, присланная от еврейских общин Венеции и других городов Италии, спасла бедствующих иерусалимцев, и жизнь вошла в обычную колею.

Эту жизнь описывает следующим образом в своем послании к родным еврейский странник из Ломбардии, поселившийся в те годы в Иерусалиме. В святом городе он застал около двух тысяч еврейских жителей, среди которых сефарды преобладали над ашкеназами. Прочее население состояло из туземных арабов, турецких чиновников и христиан. По костюму евреи мало отличались от мусульман и христиан; женщины всех трех групп, следуя туземному обычаю, не показывались на улице без покрывала на лице. Только тюрбаны на голове запрещалось носить немусульманам, и евреи, как и христиане, носили шляпы или «бонеты», вроде итальянских «капелло». Евреев не допускали в главную мечеть, построенную на холме, где некогда стоял иудейский храм; им дозволялось только молиться внизу у западной стены Храмовой горы. Переходя к внутренней жизни иерусалимских евреев, странник пишет: «Хороши шатры Якова (синагоги и школы) в Иерусалиме! Там с утра не умолкает голос молящихся и учащихся. В городе есть две синагоги. Одна, меньшая, принадлежит общине ашкеназов, во главе которой стоит хахам р. Иешая[1]1
  Р. Иешая Горовиц, автор морально-мистической книги «Шело» (см. дальше, § 40). Во время террора паши Ибн-Паруха Горовиц был арестован, а затем бежал из Иерусалима в Сафед.


[Закрыть]. Они имеют свои особенные хорошие обычаи – например, каждый месяц они проводят канун новолуния в посте и молитве, как день Иом-кипура. Другая синагога, большая, принадлежит сефардам, а недалеко от нее находится большой бет-гамидраш, где один отряд (молящихся и учащихся) непрестанно сменяется другим. Там и место ваада (общинного совета). Оба «парнасим» в общине суть сефарды, и ашкеназы подчиняются им. По условию, во всех общественных расходах ашкеназы участвуют в размере одной четверти, а все остальное уплачивают сефарды. В третьем часу пополуночи люди встают и читают «селихот», а хахам читает им проповедь до рассвета. Затем читаются гимны утренней молитвы, так что главные молитвы «шема» и «тефила» кончаются рано. Благословение священников совершается ежедневно. После молитвы читают исповедь (viduj) по тексту наших молитвенников... По четвергам садятся после богослужения на землю и читают «кинот» о разрушении Иерусалима. После утренней молитвы большинство расходится по делам, но в синагоге остаются еще на весь день поочередно дежурящие группы, которые изучают Библию, Мишну и Гемару до предвечерней молитвы («минха»), а затем до вечерней («маарив»)». Странник упоминает и о тяжести налогов в пользу государственной казны и местных властей. «Вчера только, – пишет он, – сюда прибыл посол от турецкого султана с требованием, чтобы подданные евреи поднесли султану обычный дар, полагающийся всякому новому правителю при вступлении на престол, как это уже сделали в Каире и Александрии». В конце письма сообщается, что в Иерусалиме существует маленькая община караимов из двух десятков членов, преимущественно ремесленников: она живет обособленно и не имеет никаких сношений с общинами сефардов и ашкеназов.

Однако главным духовным центром палестинского еврейства был в то время не Иерусалим, а Сафед. В нем числилось не меньше 20 синагог, 18 иешив и много элементарных училищ. Несмотря на пережитые Галилеей бедствия (нападения друзов, эпидемии чумы, грабежи и реквизиции под видом взыскания податей), Сафед продолжал развиваться, поддерживаемый материально близостью торгового Дамаска, центра сиро-палестинского управления. Сафедские евреи занимались разными ремеслами, в особенности изготовлением одежды, и сбывали свои изделия на ближайших сирийских рынках Дамаска и Алеппо, двух городов с большими еврейскими общинами. Но не только этой домашней индустрией и скромной торговлей привлекал Сафед переселенцев, а как центр раввинской науки и новой каббалы. Цитированный выше путешественник сообщает, что из Иерусалима он хотел поехать в Сафед, где режим аскетической набожности соблюдался еще строже, но его удержало опасное состояние дорог, так как в окрестностях Сафеда происходили солдатские грабежи. Эти внешние бедствия на древней родине нации еще более углубляли в поселившихся там странниках диаспоры ту мессианскую тоску, которая составляла характерную черту той эпохи.

§ 6. Расцвет раввинизма: Иосиф Каро и «Шулхан арух»

Печать строгого консерватизма лежит на умственном творчестве тогдашней сефардской диаспоры. Странники, нашедшие в Турции приют после неимоверных бедствий, навсегда расстались с теми порывами свободомыслия, которые увлекали их предков на испанской родине. Просветительное направление прежнего времени было осуждено бесповоротно; в нем видели источник всех бед, причину марранства и рокового изгнания 1492 года. «За что погибла сефардская диаспора? – вопрошает Иосиф Ябец, испанский изгнанник, поселившийся в Италии, и отвечает: – За то, что она оставила святую Тору, занималась посторонними науками и предавалась суете мирской». Эту идею Ябец развивал в своих публичных проповедях и посвятил ей особую книгу («Ор гахаим», Феррара, 1550). Реакция против свободной культуры Запада пустила корни на Востоке. Испанские эмигранты в Турции положили прочное основание тому «раввинско-мистическому» направлению, которое призвано было вытеснить «раввинско-философское» направление западных сефардов. С помощью ашкеназов, которые никогда не грешили свободомыслием, они утвердили неограниченную власть талмудизма и каббалы. В обеих этих областях выдвинулись в Турции представители, влияние которых простиралось далеко за пределы Оттоманской империи.

Высшим представителем раввинского иудаизма в XVI веке был Иосиф бен-Эфраим Каро (1488-1575). Родившись в Испании за четыре года до изгнания, Иосиф Каро еще в ранние детские годы начал свою скитальческую жизнь. После долгих скитаний он поселился со своими родителями в европейской Турции, где жил в Салониках, Адрианополе и Никополе. Здесь он отдался изучению талмудической и раввинской письменности и обнаружил в этой области изумительные способности. В 1522 г. он предпринял гигантскую работу – проверить по источникам и вновь систематизировать все еврейское законодательство до последней раввинской эпохи. Канвой для этого труда он взял четырехтомный свод законов «Турим» (том II, § 38), который, как последний по времени, отличался наибольшей полнотой. Нужно было обладать необычайной памятью и остротой мысли, чтобы проследить развитие каждого пункта библейско-талмудического законодательства через всю цепь толкований и решений, накопившихся в тысячелетней литературе. Весьма часто предстояло улаживать противоречия между различными авторитетами по одному и тому же вопросу. Чтобы иметь точку опоры в таких случаях, Иосиф Каро назначал по каждому спорному вопросу третейский суд из корифеев галахи – Альфаси, Маймонида и Роша: обязательным на практике признавалось то мнение, за которое высказались двое из этих законоучителей. Двадцать лет трудился над этим Иосиф Каро и закончил свой труд уже в Палестине, где тогда нарождался духовный центр с претензией на национальную гегемонию. Прибыв в 1535 г. в Сафед, Каро примкнул к той коллегии ученых с Яковом Беравом во главе, которая вскоре сделала попытку учредить там нечто вроде всееврейского синедриона путем монополизации права «семихи» (см. выше, § 3). Когда попытка не удалась, Берав поспешил возвести Иосифа Каро в сан законоучителя, как будто предчувствуя, что этот человек возместит своей личной деятельностью работу целого синедриона. Действительно, недолго спустя Каро закончил свой первый большой труд: основанный на критике источников комментарий к кодексу «Турим» в четырех томах, под именем «Бет Иосиф» (напечатан в Венеции в 1551-1559 гг.).

Но эта форма критического исследования, удовлетворявшая ученых, делала книгу недоступной для народа. Нужно было создать популярный религиозно-правовой кодекс, в котором материал был бы изложен не в форме теорий, а предписаний для практического руководства. Для этой цели Иосиф Каро сделал извлечение из своего обширного труда «Бет-Иосиф», взяв из него только догматическую часть и отбросив весь научный аппарат. Получился полный свод еврейских религиозных законов под именем «Шулхан арух» («Накрытый стол»), к печатанию которого приступили в Венеции, в 1564 г. Порядок томов и отделов в этом своде в общем тот же, что в кодексе «Турим», для каждого из четырех томов сохранены те же заглавия («Ораххаим», «Иоре-деа» и т.д.), но изложение тут короче и отчетливее. Взамен откинутых теоретических рассуждений многие отделы пополнены законами и правилами, которые были пропущены прежними кодификаторами или вошли в употребление как народные обычаи в течение двух столетий, отделявших Иосифа Каро от автора «Турим».

«Шулхан арух» был последним словом раввинской кодификации. Он заключил собой ряд кодексов или «Поским», появлявшихся от эпохи Маймонида до XVI века. От «Мишне-Тора» Маймонида этот кодекс отделен четырьмя веками умственной реакции, и это сказалось в его содержании. В нем совершенно отсутствует тот отдел основных законов, догматов иудаизма, который в Маймонидовом кодексе занимает первое место и изложен в философском освещении. В кодексе Каро кристаллизовалась в окончательной форме раввинская практика поздней формации: религиозные обряды, ритуал, семейное и гражданское право. К этому своду законов впоследствии писали множество дополнений и комментариев, но новые столь же авторитетные кодексы после него не появлялись. «Жить по Шулхан-аруху» – стало с тех пор девизом правоверного еврея, которого не устрашали все мелочные религиозно-обрядовые предписания, категорически изложенные в этой книге. Успех этого свода был беспримерен: от 1564 до 1600 года он выдержал в разных местах восемь изданий в полном объеме, не считая перепечаток отдельных томов. Через несколько лет после появления кодекса глава польских раввинов, Моисей Иссерлис, ввел его в употребление в Польше, снабдив поправками и дополнениями по части обычаев, принятых у ашкеназов и непредусмотренных сефардом Иосифом Каро.

Современников изумляла та необычайная сила ума и воли, которая нужна была для создания таких колоссальных трудов. Многие считали Иосифа Каро боговдохновенным человеком: говорили, будто он решал спорные вопросы закона по указаниям свыше. Мистически настроенный Каро сам воображал, что его открытия в области законоведения являются откровениями невидимого духа, которого он олицетворял в образе «Мишны», источника Талмуда и раввинизма. В приписываемой Иосифу Каро апокрифической книге («Магид мешарим» – «Вестник правды») сам творец «Шулхан-аруха» рассказывает о своих чудных видениях[2]2
  Более вероятно, что книгу написал один из восторженных учеников Каро, член сафедского кружка мистиков, употребивший обычный прием: говорить от имени своего героя.


[Закрыть]: к нему по ночам являлся таинственный вестник («магид») и открывал ему, как разрешать темные вопросы талмудической науки и удостоиться титула «главы диаспоры», как совершенствовать душу путем строгого аскетизма и наконец удостоиться мученического венца. Издавна склонный к мистицизму Иосиф Каро в последние годы жизни находился под влиянием сафедского кружка каббалистов, из которого вышел знаменитый Ари, творец практической каббалы.

XVI век был вообще веком расцвета раввинизма в Турции, как и в другом новом центре еврейства – в Польше. Раввины Константинополя, Салоник, Адрианополя, Иерусалима, Сафеда, Дамаска, Каира, Александрии и многих общин оставили по себе печатные труды, свидетельствующие о чрезвычайном оживлении, царившем тогда в области талмудической науки. Здесь повторилось явление, неоднократно наблюдавшееся в диаспоре в эпохи, когда еврейские общины пользовались полной автономией и национальное законодательство применялось не только в духовной жизни, но и во всех житейских делах замкнутого круга. Между раввинскими авторитетами того времени шла оживленная переписка по тем вопросам религии и обрядности, гражданского, семейного и наследственного права, которые имели практическое значение в самоуправляющихся общинах, где раввины-судьи официально разрешали такие вопросы. Сборники раввинских «Вопросов и ответов» («Seelot u’tSubot») или «респонсов» составляют самую значительную часть тогдашней литературы. Сам Иосиф Каро участвовал в этих письменных казуистических дебатах (его сборник респонсов «Авкат рохель»). Наиболее обширную юридическую переписку вели во второй половине XVI века два раввина, выходцы из Италии: преемник Каро на раввинском посту в Сафеде Моисей ди Трани (сокращенное литературное имя: Га’мабит) и салоникский главный раввин Самуил ди Модена (Рашдам). Изданные ими тысячи респонсов дают большой материал для истории быта и нравов тогдашнего турецкого еврейства. Параллельно идет и литература комментариев к Талмуду и старым кодексам. Плодовитый Иосиф Каро написал также комментарий к кодексу Маймонида («Кесеф Мишне»). Близкий к той эпохе летописец (Давид Конфорте) насчитывает имена более ста выдающихся раввинов-писателей и ректоров «иешив», распространявших знание в общинах Оттоманской империи.

Библейские комментарии той эпохи были орудием не религиозно-философского исследования, как в былой письменности сефардов, а нравоучительной проповеди в духе тогдашних аскетов и мистиков. Они изложены в форме синагогальных проповедей на тексты Св. Писания. Типичным в этом смысле комментатором был сафедский проповедник Моисей Алшейх (ум. ок. 1600 г.), ученик Иосифа Каро. В его многочисленных проповедях-комментариях («Торат Моше» и др.) все устремлено к религиозному назиданию, к внушению «страха Божия» и презрения к суетной земной жизни. Здесь в аллегориях совершенно пропадают прямой смысл библейского текста, красота легенд и мудрость древних. А между тем этот метод стал образцом для подражания, и тысячи «магидов» позднейшего времени черпали свою премудрость из книг Алшейха. Более светский характер имели проповеди европейского коллеги Алшейха, салоникского раввина Моисея Алмоснино. Этот современник Иосифа Наси сыграл большую роль в организации большой салоникской общины и объединении ее разрозненных земляческих «кагалов». В 1565 г. он отправился во главе общинной депутации в Константинополь, чтобы просить султана о защите гражданских прав евреев против враждебных греков, и при поддержке Иосифа Наси добился охранного султанского фирмана. Живой общественный темперамент чувствуется и в проповедях Алмоснино, где часто вплетены цветы былой свободной риторики (книги «Тефила ле-Моше», «Меамец коах» и др.). Образованный сефард, сведущий по физике, астрономии и философии, Алмоснино писал некоторые свои сочинения на испанском языке еврейскими буквами («Regimiento de la vida» – о проблеме свободы воли и предопределения, о происхождении добра и зла и о значении астрологии; «Extremos i grandezas de Constantinopla» – об Оттоманской империи, о контрастах богатства и бедности, пороков и добродетелей в ее столице и т.п.). Такие испанско-еврейские сочинения, печатавшиеся большей частью в Салониках, положили начало литературе на эспаньольском диалекте или «ладино» (латинском), обиходном языке восточных сефардов. При всей своей склонности к философствованию Алмоснино, однако, не высказывал вольных мыслей, и ему прощали светскую форму некоторых его произведений. Ко всякому же проявлению свободомыслия раввины относились с чрезвычайной строгостью. Когда до Сафеда дошла книга итальянского писателя Азарии де Росси «Меор Энаим», где были высказаны некоторые вольные исторические мысли (см. дальше, § 19), Иосиф Каро и его раввинская коллегия решили предать книгу «херему» как еретическую, подлежащую истреблению. Каро умер, не успев опубликовать акт херема, и это сделали его ученики, в том числе вышеупомянутый Алшейх (1575). Власть разума и контроль критики не признавались в этом царстве слепой религиозной традиции, где все более утверждалась власть самого необузданного мистицизма.