Текст книги "История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том III. Новое время (XVI-XVII век): рассеяние сефардов и гегемония ашкеназов"
Автор книги: С. Дубнов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)
Эмиграционный поток с Запада достиг и Палестины и на время оживил эту многострадальную страну, испытавшую столько же бедствий, сколько ее рассеянный по всему свету народ. В первый момент «натиска на восток» со стороны сефардской диаспоры Палестина находилась еще под властью египетских Мамелюков, доведших опустошенную ранее страну до окончательного разорения. До конца XV века еврейская иммиграция в Палестину была ничтожна. Те небольшие группы благочестивых паломников, которые прибывали туда из различных стран, находили там исторические развалины, святые гробницы, безжизненные бедные общины. Выше уже было указано (том II, § 67), что прибывший из Италии в Иерусалим в 1488 году рабби Обадия да Бертинора застал в городе только 70 бедных еврейских семейств среди мусульманского и христианского населения. Спустя четыре года разразилась катастрофа на Пиренейском полуострове, забросившая и в Палестину группу сефардских странников. В 1495 г. в Иерусалиме уже числилось около 200 еврейских семейств, а усиленная иммиграция следующих десятилетий довела их число до трехсот семейств или 1570 душ (по свидетельству путешественника 1522 г.). Теперь община состояла из четырех групп: «мустарабов» или туземных евреев, говоривших по-арабски, африканских «магребитов», ашкеназов и непрерывно прибывавших сефардов, достигших вскоре численного перевеса над всеми остальными группами. На первых порах (приблизительно до 1510 г.) во главе разноязычной иерусалимской общины стоял раввин Обадия да Бертинора, который приступил к реставрации иерусалимского центра накануне притока туда свежих сил, как будто предчувствуя это событие. Одинаково уважаемый евреями и мусульманами, Обадия привел в порядок запущенные дела общинного самоуправления, автономного суда и школьного обучения.
В 1517 году произошел переворот в политической судьбе Сирии и Палестины. Турецкий султан Селим I отвоевал эти провинции у египетских султанов и подчинил себе самую метрополию – Египет. От соединения с могущественной Турцией Палестина могла только выиграть. Еврейское население в ней все более увеличивалось. Национальное чувство побуждало многих сефардов переселиться из своего спокойного приюта в европейской Турции в Святую Землю. Среди этих переселенцев был и ученый талмудист Леви бен Хави в, сын вышеупомянутого салоникского раввина, собирателя Агады. Семья эта была родом из Испании. В момент насильственного крещения детей испанских изгнанников, временно приютившихся в Португалии, малолетний Леви был вырван из рук родителей и окрещен, но он сбросил христианскую маску тотчас по прибытии в Турцию. В Салониках он дополнял агадический компендиум своего отца «Эн-Яков». Когда он переселился в Иерусалим, местная сефардская община избрала его своим раввином (1525).
Но не Иерусалиму суждено было стать центром новой еврейской колонии в Палестине. Святой город был переполнен христианскими монахами и мусульманскими дервишами, благочестивыми паломниками всех вероисповеданий, приносившими с собой из родины весь запас религиозного фанатизма и суеверия. Католические и православные монастыри с легионами монахов, бойко торговавших благочестием у «святого гроба», имели большое влияние на жизнь города. Скромные синагоги, незаметные рядом с великолепными церквами, жалкие кучки плачущих у легендарной западной стены храма Соломонова, рядом с шумными толпами христианских паломников у «святых мест» – все это свидетельствовало о том, как тяжело жить старому хозяину в отчужденном у него доме. Большое и вольное еврейское общежитие не могло утвердиться на этой почве, насыщенной религиозными страстями. И вот, как во времена римско-византийского владычества, Иудея со своей столицей уступают первенство Галилее, где за тысячу лет перед тем сиял закат национальной гегемонии в Циппори и Тивериаде, резиденциях патриархов и центрах талмудических академий. Здесь на крутой горе, господствующей над долиной к северу от Тивериадского озера, вырос городок Цефат или Саф ед, ставший с XVI века обособленным еврейским городом. Туземные евреи, мустарабы и магребиты, вывозили сельские продукты Верхней Галилеи в ближайший большой город Дамаск, центр еврейской торговли в Сирии. Прибытие сефардских переселенцев внесло оживление в местную общину. Пионером сефардов в Сафеде был изгнанник из Сицилии Иосиф Сарагосси, прибывший в Палестину около 1500 года. Для Сафеда Сарагосси был тем же, чем был Бертинора для Иерусалима: он организовал объединенную общину из туземцев и эмигрантов и основал в городе талмудическую иешиву. В 1522 г. сафедская община состояла уже из трехсот семейств. Еврейский путешественник из Италии, посетивший тогда Галилею, пишет следующее о хозяйственном положении края и новой сафедской общины: «Сафед изобилует хлебом и оливковым маелом, и если бы этих продуктов не вывозили в Дамаск, то они бы продавались задаром. Много есть евреев-купцов, привозящих товары из Дамаска. Не имеющие капитала для торговли занимаются ремеслами. В Палестине имеются четыре главные группы ремесленников: ткачи, золотых дел мастера, сапожники и кожевники, есть и плотники. Крепкие люди могут наниматься на поденные работы. Портные тоже могут зарабатывать на пропитание. Но те, которые не имеют ни знания ремесла, ни капитала, не должны приезжать из Италии, ибо раскаются и принуждены будут вернуться». Была, однако, еще одна профессия, которая высоко ценилась в обновленной Галилее: ученость. Уже в 1530-х годах сафедская община имела в своей среде выдающихся ученых и стала оспаривать духовное первенство у иерусалимской колонии.
Во главе сафедских талмудистов стоял энергичный человек, раввин Яков Берав (1474-1541), который после испанского изгнания жил в Северной Африке и оттуда переселился в Палестину. Берав задумал грандиозный план: учредить в Палестине высшую коллегию раввинов, наподобие малого Синедриона, которая имела бы право авторитетно разрешать вопросы религиозного законодательства и возводить в раввинский сан («семиха») ученых как в Святой Земле, так и вне ее. Этим путем Берав и его единомышленники надеялись утвердить общенародный духовный центр на родине иудаизма. Сафедские ученые одобрили этот план и, образовав коллегию из 25 человек, возвели в сан раввина и главы иешивы самого Якова Берава (1538). В послании к своим иерусалимским коллегам они мотивировали свое решение желанием «поднять поверженное знамя Торы» на земле предков, создать авторитетный раввинат с широкими полномочиями и подготовить предсказанный пророками момент, когда «Бог восстановит судей и мужей совета в городе правды». Тут же извещалось, что Бераву дано полномочие посвящать в раввинский сан достойных людей от имени коллегии. Решение, принятое в Сафеде, сразу встретило серьезные препятствия. Иерусалимский главный раввин Леви бен-Хавив и его товарищи были крайне возмущены тем, что сафедские ученые, без их ведома и без согласия общего духовного собора, приняли решение по делу, имеющему общенародное значение. Хавив объявил это решение самовольным и в своем ответном послании высказал опасение, что самозваный синедрион внесет путаницу в установившееся раввинское законодательство. Между Беравом и Хавивом возгорелась полемика, доходившая до личных оскорблений (Берав даже упрекнул своего противника за невольную «перемену имени» в юности в Португалии). Противные партии воевали не только пером. Нашлись низкие люди, которые донесли турецким властям о задуманном раввинами акте политического сепаратизма, и Якову Бераву грозила большая опасность, заставившая его удалиться из Сафеда. Он успел только, в силу данных ему полномочий, возвести в сан раввинов нескольких ученых, в числе коих был творец «Шулхан-аруха», Иосиф Каро.
Так неудачно кончилась попытка вновь утвердить национальную гегемонию на родине нации. Эта неудача была следствием не только противодействия горсти раввинов, а причин более существенных, коренившихся во внешних условиях жизни тогдашней Палестины. Две обновленные еврейские общины в Иерусалиме и Сафеде, в запущенной стране, где не было ни развитого сельского хозяйства, ни крупной промышленности и торговли, не могли создать живой гегемонический центр для всего еврейства диаспоры. Без материальной базы не могло быть и духовной надстройки. Да и не было организующих сил в той странствующей интеллигенции, которая тогда нашла приют на развалинах Святой Земли. Многострадальные странники были проникнуты мессианской тоской, мистической верой в воскресение древней родины, но у них не было ни практического плана реставрации, ни сил для его осуществления. Все они были обращены к чуду. Молитва, переговоры с Богом казались самым верным средством спасения. В синагогах и школах Иерусалима были установлены дежурные группы из ученых, учащихся и вообще благочестивых людей, которые должны были поочередно поститься один день в неделю, а ночью бодрствовать и молить Бога о пришествии Мессии. Однажды, после Пасхи 1521 г., произошло «чудо»: во время ночного бдения накануне дня поста разразилась сильная буря; утром, когда молящиеся в слезах вопили: «Да придет к Сиону избавитель!» – гром потряс все здания города, а молния ударила в купол главной Омаровой мечети, расположенной на месте былого храма Соломонова, и произвела там пожар. Об этом «огне с неба» иерусалимские старцы поспешили оповестить своих братьев во всех странах для того, чтобы укрепить в них надежду на избавление от мук голуса. Позже миссия «чудес» и мессианской пропаганды стала специальностью мистиков Сафеда, где во второй половине XVI века родилась практическая каббала (см. дальше, § 7).
В тесной связи с Палестиной находились еврейские колонии в Египте и государствах Северной Африки. В Египте, покоренном Турцией в 1517 г., нашли приют многие еврейские эмигранты из христианской Европы. В Александрии и Каире образовались сефардские общины наряду с туземными. Евреи в Александрии, по свидетельству Бертиноры, имели большие склады товаров, проходивших через эту мировую гавань из Венеции и Генуи в Индию и обратно. При владычестве Мамелюков официальными представителями египетских евреев были «нагиды», местные экзилархи. Турецкое правительство упразднило это звание, и последний египетский нагид Исаак Шалал переселился из Каира в Иерусалим, где много содействовал обновлению еврейского общинного строя. Фактически, однако, роль нагидов в Египте исполняли и после того верховные раввины в столице страны, Каире. Приблизительно с 1520 года такой пост занимал ученый талмудист Давид бен-Зимра (литературное имя: Радбаз), испанский изгнанник, попавший сначала в Африку, а потом в палестинский Сафед, где получил раввинское образование в вышеупомянутой иешиве Иосифа Сарагосси. Заняв место главного раввина в Египте, Радбаз принялся за упорядочение общинного самоуправления. Ему удалось водворить мир между двумя еврейскими общинами Каира: мустарабов и магребитов. Как коренные жители страны, мустарабы добивались первенства в общинном управлении и требовали от переселившихся из соседнего Магриба (Алжир, Тунис и Марокко), чтобы они в синагоге молились по ритуалу «арабскому», отличавшемуся от чина богослужения, принятого в Магрибе. Радбаз побудил представителей обеих общин заключить соглашение на началах взаимной терпимости (1527). Он же установил, чтобы в письменных договорах и юридических актах всякого рода не употреблялось больше общепринятое на Востоке древнее Селевкидское летосчисление (minian ätarot), сохранившееся дольше всего в Египте. С того времени и на Востоке стало употребляться давно установившееся в Европе летосчисление «от сотворения мира». В течение сорока лет Радбаз заведовал высшей талмудической школой в Каире и стоял во главе раввинской коллегии. Его многочисленные решения по части еврейского права («Тешувот», респонсы), рассылавшиеся в ответ на запросы общин и раввинов, считались самыми авторитетными для того времени. В глубокой старости рабби Давид переселился в Сафед, где некогда провел свою юность, и деятельно участвовал в раввинской коллегии, во главе которой, после Якова Берава, стоял знаменитый Иосиф Каро.
Египетские евреи всегда оставались верными турецкому султану как верховному властителю страны. Эту верность они доказали, когда местный паша Ахмет Шайтан задумал отложиться от Турции и провозгласить себя независимым правителем Египта. Мятежный паша начал с того, что приказал откупщику монетного дела в Каире Аврааму де Кастро чеканить монету с именем Ахмета – вместо имени турецкого султана. Поняв замысел узурпатора, Авраам де Кастро бежал в Константинополь и сообщил там о готовящемся перевороте. Евреям тогда грозила крайняя опасность со стороны Ахмета-паши. Желая отомстить им за преданность султану, паша наложил на них огромную контрибуцию, а когда деньги не были внесены в срок, велел заковать в цепи представителей еврейской общины в Каире и грозил истребить всю общину. Но прежде, чем угроза была осуществлена, мятежника успели поймать и обезглавить. День избавления от опасности (28 Адара 1524 г.) долгое время праздновался местными евреями под именем «Египетского Пурима».
Бедственное время пережили евреи и в Берберийских областях или Магрибе, до завоевания их Турцией. Часть испанских изгнанников 1492 года приютилась в Алжире, Марокко, Тунисе и Триполитании, где некогда нашли убежище их предки, жертвы севильской резни 1391 года. Но и сюда достигала кровавая рука Фердинанда Католика. Испанцы в начале XVI века захватили ряд городов в этих областях и разрушили старые еврейские общины в Феце, Триполи и других местах. Началось новое передвижение странников, уходивших во владения Турции и в Палестину. Патриарх африканских общин, алжирский раввин Симон Дуран II (внук Рашбаца, том II, § 54), сердечно заботился об участи изгнанников, выкупал пленных на волю у пиратов и арабских работорговцев (около 1510 г.). В это время жил в Тунисе астроном и летописец Авраам Закуто, который раньше состоял астрологом при португальском короле и в 1497 г. участвовал в приготовлениях к индийской экспедиции Васко де Гама (см. том II, § 57). Здесь написал он свою историческую хронику «Сефер Иохоссин», содержащую перечень событий еврейской истории, преимущественно духовной, от древних времен до эпохи автора. Свою скитальческую жизнь Закуто окончил, по-видимому, в Турции (около 1515 г.). Положение евреев в Берберийских землях упрочилось только после окончательного утверждения турецкого владычества в Северной Африке, во второй половине XVI века.
Социально-экономическое положение евреев в Турции сильно поднялось в царствование султана Сулеймана Великолепного (1520-1566), когда Оттоманская империя расширила свою территорию в Европе и Азии и достигла вершины могущества. Представителям еврейства суждено было сыграть некоторую роль в политических событиях того времени, и еврейские имена впервые появились в дипломатической переписке между Портой и правительствами христианской Европы. При Сулеймане достиг политического влияния придворный врач Моисей Гамон, сын вышеупомянутого Иосифа и преемник его в этой должности (§ 2). Сопровождая султана в его путешествиях и походах, Моисей Гамон имел возможность знакомиться с нуждами и тяготами своих соплеменников в различных местах Турции и являлся естественным защитником их интересов перед монархом. В 1545 г. греки и армяне в Малой Азии, торговые конкуренты евреев, решили скомпрометировать их путем обвинений в ритуальном убийстве. Они уговорили одного нищего христианина в Амасии уйти из города и затем донесли властям, что евреи его похитили и зарезали. Местный кади арестовал нескольких почетных евреев, в том числе врача Якова Аби-Аюб, и после короткого допроса под пыткой велел их казнить. Через некоторое время один еврей встретил на улице мнимо замученного нищего и представил его властям. Тогда злодеи, уличенные в ложном доносе, были преданы суду и казнены. Моисей Гамон воспользовался этим случаем и убедил султана в необходимости издать декрет, запрещающий местным судьям разбирать дела по ритуальным обвинениям и обязывающий местную администрацию передавать такие дела на личный суд султана. Сулейман издал такой декрет, и греко-армянская агитация на этой почве прекратилась.
Моисей Гамон пользовался также своим положением для укрепления еврейской духовной культуры в Турции. Сопровождая Сулеймана в его персидском походе, когда турками был взят Багдад, столица былого халифата, Гамон вывез из тех мест в Константинополь ученого еврея Якова Тавса и поручил ему перевести Пятикнижие на персидский язык, вероятно, для среднеазиатских евреев, говоривших на этом языке. Этот перевод был напечатан в Константинополе вместе с еврейским текстом, арамейским и арабским переводами (1546). Вообще Моисей Гамон был покровителем еврейской литературы и оказывал материальную помощь бедным ученым, которых тогда было немало в столице Турции. Сам Гамон и его родные пользовались одной привилегией, которую султан предоставлял только своим фаворитам из иноверцев: полной свободой от платежа государственных податей. Это была льгота немалая в те времена, когда военные успехи Турции покупались очень дорогой ценой: выжиманием огромных податей с населения, особенно немусульманского. Насчитывалось 12 различных денежных налогов и семь натуральных. К отбыванию личной воинской повинности евреи, как иноверцы, не привлекались, но работы по укреплению и охране городов были для них обязательны.
Важную роль во внешней политике Порты сыграл во второй половине XVI века еврейский государственный деятель, имя которого неразрывно связано с царствованием двух султанов эпохи расцвета Турции, Сулеймана и Селима II. То был Иосиф Наси, прибывший в Турцию из стран христианской инквизиции.
В Португалии жила богатая марранская семья Мендес, имевшая банкирский дом в Лиссабоне и отделение банка в Антверпене, во Фландрии, принадлежавшей тогда Испании. Германский император и король испанский Карл V, французский король Франциск I и некоторые другие правители были клиентами этого банкирского дома. Введение инквизиции в Португалии и смерть главы фирмы Франциска Мендеса побудили его вдову Грасию Мендес покинуть Лиссабон и переселиться в Антверпен (1536). С ней переехали туда ее юная дочь Рейна, племянник Иоанн Мигуэс и еще некоторые члены семьи. Молодой и светски образованный Иоанн завязал здесь знакомства в высших аристократических кругах и пользовался даже расположением правительницы Фландрии, Марии, сестры Карла V. Но связи в высшем обществе делали еще более трудным положение марранской семьи, тайно исповедовавшей иудейскую религию. Донна Грасия Мендес не могла чувствовать себя в безопасности в Антверпене, где повсюду сновали шпионы испанской инквизиции, и решила переехать с родными в Венецию, с целью следовать оттуда дальше, в Турцию. Но тут ветретились большие препятствия. Карл V готовился конфисковать капиталы богатого марранского банка на том основании, что владельцы его, по донесениям инквизиции, тайно исповедовали иудейство и поддерживали других отпавших от церкви марранов. С трудом удалось семье Мендес выбраться из Антверпена со своими капиталами (1549). В Венеции, где Грасия поселилась под своим христианским именем Беатриса де Луна, обнаружились раздоры в самой ее семье, и кто-то донес властям о намерениях богатой марранки переселиться в Турцию. Венецианское правительство задержало странствующую семью под предлогом помешать ее членам отпасть от христианства, а на самом деле – с целью помешать ей вывезти богатства из сребролюбивой республики. Уведомленный об этом французский король Генрих II также воспользовался случаем, чтобы отказаться от уплаты огромного долга банкирам Мендес, так как его кредиторы оказались не христианами, а евреями. Тогда племянник Грасии, Иоанн Мигуэс, обратился к султану Сулейману (вероятно, через лейб-медика Моисея Гамона) с заявлением, что венецианцы мешают семье банкиров перевезти свои капиталы в Турцию. По требованию султана венецианские власти были вынуждены отпустить задержанную семью. Донна Грасия временно поселилась в Ферраре, под покровительством либеральных герцогов д’Эсте, и здесь наконец решилась открыто перейти в иудейство. Через некоторое время она с семейством и многочисленной свитой марранов переехала в Константинополь. Здесь Иоанн Мигуэс также формально присоединился к иудейству (1552), приняв имя Иосиф, и восстановил еврейское фамильное имя рода Мендесов – Наси (это слово означало также и титул: князь). Он вступил в брак со своей кузиной Рейной, дочерью Грасии, которая славилась своим умом и красотой.
Поселившись в Константинополе, семья Наси расширила свою финансовую и коммерческую деятельность. Здесь она занималась не столько кредитными операциями, сколько товарообменом с разными странами – Италией, Венгрией, Валахией и Польшей. Богатая еврейская фирма заняла в левантинской торговле центральное место, конкурируя с крупнейшими венецианскими фирмами. Коммерческому успеху семьи Наси способствовали ее общественные и политические связи. Грасия предавалась филантропической деятельности, поддерживая в особенности марранов, преследуемых в католических странах. Блестящая карьера выпала на долю ее племянника и зятя, Иосифа Наси. Его образование, дипломатические способности и связи с государственными деятелями Европы обратили на него внимание султана Сулеймана. Иосиф сблизился с его сыном, наследником престола Селимом II, и через него мог влиять на ход государственных дел. Этим влиянием он пользовался не только для своих личных выгод, но и для защиты интересов гонимых соплеменников. В 1556 году продиктованный им протест Порты заставил фанатичного папу Павла IV выпустить из когтей инквизиции тех марранов в Италии, которые числились турецкими подданными (см. дальше, § 12). Вскоре Иосиф Наси получил возможность совершить более крупное национальное дело. По просьбе принца Селима Сулейман подарил Иосифу поместье в Палестине, разрушенный город Тивериаду с окрестными селениями и предоставил ему право заселить эту местность евреями. Иосиф решил, по-видимому, основать здесь промышленную колонию, которая приносила бы ему лично доход и вместе с тем дала бы приют части еврейских эмигрантов из Европы. По его распоряжению было приступлено к постройке новых домов в Тивериаде. Город был окружен стеной, в окрестностях были посажены тутовые деревья для шелководства (1564). Иосиф Наси рассылал воззвания к угнетаемым в христианских странах еврейским общинам, приглашая ремесленников и рабочих селиться в Тивериаде. Из Италии туда отправлялись группы эмигрантов, которые спасались от жестоких папских репрессий. Торговые корабли Иосифа поджидали переселенцев в портах Венеции и Анконы, чтобы обезопасить их от нападений пиратов в пути. Некоторые группы переселенцев с трудом добрались до новых колоний, но тут им пришлось немало терпеть от нападений соседних арабов, которые не могли мириться с возникновением еврейского центра на берегах Генисарета. Арабы верили пущенной одним шерифом-фанатиком молве, будто мусульманская вера погибнет, если Тивериада будет отстроена евреями. Эти препятствия тормозили осуществление прекрасной идеи Иосифа Наси, а дипломатическая работа в Константинополе отвлекла внимание еврейского сановника от этого предприятия – и таким образом попытка основать еврейскую трудовую колонию в Палестине потерпела неудачу, как и недавняя попытка сафедских раввинов утвердить в той же Галилее гегемонический центр еврейства.
Политическое влияние Иосифа Наси возросло при преемнике Сулеймана, Селиме II (1566-1574), который с юных лет был расположен к своему еврейскому советнику. Тотчас по вступлении на престол Селим отдал Иосифу в пожизненное владение остров Наксос и прилегающую к нему группу Цикладских островов в Эгейском море. Бывший марран, некогда скрывавшийся от агентов инквизиции, стал титуловаться «герцогом Наксоским» или «герцогом Эгейского моря» (Dux Aegei Pelagi). Высокий титул должен был укрепить официальное положение сановника, который в то время принимал деятельное участие во внешней политике Порты. Европейские правительства, имевшие дела с Турцией, скоро почувствовали руку дипломата-еврея в Константинополе. Когда в Нидерландах появились первые признаки восстания против католической Испании, Иосиф Наси поощрял восставших обещанием помощи со стороны Турции. Он послал вождям реформации в Антверпене письмо (1566), в котором советовал стойко держаться против тирании Филиппа II. Скоро кровавый режим герцога Альбы раздул пламя восстания в сильнейший пожар, и вождь восставших, Вильгельм Оранский, отправил к Иосифу посла с просьбой склонить султана к объявлению войны Испании, дабы отвлечь ее силы от мятежных провинций. Но старания еврейского дипломата в этом направлении встретили противодействие со стороны турецкого министра иностранных дел, великого визиря Мухаммеда Соколли. Этот ренегат из венецианских христиан, принявший ислам ради карьеры, завидовал влиянию Иосифа при дворе и мешал всем его попыткам втянуть Турцию в войну с христианскими государствами.
Всесильному визирю не удалось, однако, предотвратить поход Селима на остров Кипр, предпринятый по совету Иосифа. Остров принадлежал Венеции, с которой бывший марран давно уже хотел рассчитаться за ее обращение с семьей Мендес-Наси и вообще с евреями, искавшими приюта во владениях республики. Когда Селим стал готовиться в поход, великий визирь, с целью помешать этому и скомпрометировать Иосифа, распустил слух о намерении еврейского герцога провозгласить себя королем Кипра, для чего им будто бы уже заготовлено особое знамя. Все эти интриги ни к чему не привели. Турецкие войска пошли на Кипр и осадили укрепленный город Фамагусту (1570). Взбешенное этим нападением, правительство Венецианской республики велело заключить в тюрьму всех турецких купцов, находившихся в Венеции, среди которых преобладали евреи, и, кроме того, задумало изгнать всех евреев из республики – акт мести за политику турецко-еврейского сановника. Однако когда Фамагуста была взята и остров был потерян для Венеции, план мести был оставлен: пришлось вести с Турцией мирные переговоры, а в такой момент раздражать еврейского дипломата было опасно. В Венеции знали, что и правительствам более сильных государств приходилось заискивать перед Иосифом Наси при ведении переговоров с Турцией. После новых турецких завоеваний в Венгрии германский император Максимилиан II поручил своему посольству, отправленному в Константинополь для заключения мирного договора, задобрить подарками Иосифа Наси, как и других султанских советников, чтобы расположить их к уступкам (1567). Польский король Сигизмунд-Август вел переписку с Иосифом Наси. В одном письме король обещает ему вскоре уплатить по сделанному крупному займу и подтвердить для польских евреев «условленные привилегии» (см. дальше, § 43). В этом письме король титулует Иосифа «Ваше высочество» (celsitudo vestra) и называет «высоким и дорогим другом» (excellens domine, amice noster dilecte). В другом письме (1570) Сигизмунд-Август просит «светлейшего князя» (illustris princeps) выслушать польского посла, едущего в Константинополь, и оказать ему содействие в переговорах с высокой Портой.
В Константинополе, где тогда сходились все нити европейской дипломатии, Иосиф Наси был опутан сетью интриг и обманов. Он едва не сделался жертвой этих интриг, вызванных его конфликтом с французским правительством. Конфликт имел личный характер: он был связан с вышеупомянутым отказом французского короля уплатить по займам банкирскому дому Мендес-Наси еще в то время, когда эта семья находилась по пути из Фландрии в Италию и Турцию. Мотив отказа: недействительность обязательства по отношению к «христианскому» банку, оказавшемуся еврейским, – придавал этому денежному спору принципиальный характер. Иосиф Наси в течение многих лет настойчиво добивался от французского правительства уплаты долга в размере 150 000 талеров. По его просьбе султан Сулейман писал французскому королю Карлу IX о необходимости уплатить долг «образцовому представителю еврейского народа». Так как в Париже продолжали уклоняться от платежа, то новый султан Селим II выдал Иосифу фирман, предоставляющий ему право налагать секвестр на торговые суда, прибывающие под французским флагом в турецкие порты. На этом основании были задержаны в гавани Александрии прибывшие из Франции корабли, нагруженные товарами (1569). Французское правительство протестовало. Французский посол при Порте Траншам (Grandchamp), один из самых бессовестных дипломатов того времени, решил путем обмана скомпрометировать еврейского сановника перед султаном. Для этого он подкупил одного из агентов Иосифа Наси, еврея-врача Дауда (Давида), который имел какие-то денежные претензии к своему принципалу, и тот подал турецкому правительству ложный донос, будто Иосиф подделал и долговые обязательства французских королей, выданные «испанским» банкирам, и самые письма покойного султана Сулеймана с требованием уплаты этих долгов. Продажный клеветник обещал еще доказать, что Иосиф Наси изменял султану, так как вел тайную переписку с папой, испанским королем, флорентинцами, генуэзцами и другими врагами султана. Об этом ловком ходе посол Траншам секретно сообщил в Париж Карлу IX и королеве Екатерине Медичи, не скрывая от своих столь же честных государей, каким путем удалось ему подстроить эти козни против ненавистного еврейского царедворца. Для Иосифа Наси создалось опасное положение, тем более что и великий визирь Соколли был заинтересован в падении своего еврейского соперника. Но Иосиф успел вовремя отразить удар. Он открыл перед Селимом весь дьявольский план своих врагов и убедил его в ложности их доносов. Султан выразил Иосифу свое полное доверие и велел сослать клеветника Дауда на остров Родос. Коллегии раввинов в Константинополе, Салониках и Сафеде (последние с Иосифом Каро во главе) провозгласили херем против Дауда и его соучастников в ложном доносе, который в случае удачи мог бы повредить всем еврейским общинам в Турции, пользовавшимся покровительством еврейского сановника (1571).
В качестве герцога Наксоса и Цикладских островов Иосиф Наси оказался опытным феодалом. Уплачивая ежегодную дань султану за свои обширные владения, он старался извлечь из них побольше доходов. Туземцы были обложены натуральными и денежными повинностями в пользу герцога. Иосиф Наси старался не допускать мусульманских поселенцев на Цикладские острова, населенные преимущественно греками, объясняя это желанием избегать столкновений на религиозной почве. Но здесь был и личный мотив: от турок он по закону не мог требовать столько податей, как от иноверцев-греков. По его просьбе султан распорядился, чтобы мусульмане не селились на Цикладских островах, «среди неверных, где нет ни мечетей, ни значительных мусульманских общин»; те же мусульманские солдаты и граждане, которые живут в Наксосе и притесняют местных иноверцев, подлежат выселению (1568).








