Текст книги "Американец"

Автор книги: Роже Борниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

XII

Погода резко изменилась. Можно подумать, что внезапно наступила осень. Накануне над Парижем прогремела гроза и освежила город. Серое небо заливало город мелким непрерывным дождем. Шпиль церкви Сент-Шапэль, находящейся во внутреннем дворе Дворца Правосудия, был скрыт густым туманом. И это август месяц! По набережной Орфевр машины ехали с включенными фарами. Сам собой подсознательно возникал вопрос, а не надумала ли какая-то великая держава захватить страну, начав перед решающим штурмом метеорологическую войну, чтобы подорвать моральной дух несчастных жителей…

Толпа журналистов и фотографов топталась под козырьком подъезда головной полиции. Они терпеливо ждали появления на пороге человека в легендарной фетровой шляпе с прямыми полями и с черным галстуком, завязанным большим узлом. Это были отличительные признаки старшего инспектора Помареда, артиста-поэта-сыщика уголовного розыска. В данный момент он возглавлял следствие по убийству графини Амели де ля Морлиер и ее служанки.

Сегодня, пятого августа, ближе к полудню, старший инспектор Амедей Помаред метал гром и молнии. Он сидел за своим рабочим столом в тесном отделе старших инспекторов на четвертом этаже в тридцать шестом кабинете. Любимый кисет с табаком лежал рядом. Инспектор ждал доклада своего коллеги Генрио из криминалистической службы, который, как будто из удовольствия, тянул с результатами экспертизы.

«Боже мой, что же он там творит?» – проворчал Помаред, обращаясь к своему заместителю Сальваняку, сыщику, которого он вытащил из провинции Овернь. Это был добрый малый с квадратными плечами и здоровым румянцем на лице.

«Действительно, что же он там копается? Отпечатки пальцев были такие четкие, как будто убийца специально «нарисовал» их для нас. В таком случае он мог был приложить еще свою визитную карточку! Да он просто издевается надо мной, этот Адольф».

Он вздохнул, задумался на мгновение, посмотрел на часы и резко оттолкнул стул:

– Если спросит начальство, я у криминалистов. Посмотрю, что же там происходит.

Амедей Помаред обогнул стол, на ходу взял кисет и положил его в карман. Выйдя из помещения, он торопливо пошел по старой лестнице, которая вела во двор Дворца правосудия. Он остановился на площадке второго этажа, открыл дверь, которая вела к служебным помещениям апелляционного суда. Пройдя по коридору мимо библиотеки коллегии адвокатов, он дошел до вестибюля Харлей, находящегося напротив суда присяжных. В вестибюле рабочие-каменщики очищали поверхность каменных стен, почерневших от времени. Помаред остановился у строительных лесов и поднял голову. Его, неисправимого мечтателя, влюбленного в старинные камни так же как и в картины, заинтересовала их работа. Он достал из кармана кисет, потом трубку. Двумя указательными пальцами он тщательно набил табак в головку трубки, которая для безопасности находилась в мягкой каучуковой оболочке. Затем поднес трубку ко рту и слегка зажал мундштук зубами так, как это делают истинные любители курительной трубки. Положив кисет в карман, он зажег спичку и посмотрел на рассеивающуюся первую струйку голубого дыма. После этого несколько минут наблюдал ловкую работу каменщиков:

– Как дела, хорошо очищается?

– Да, вполне нормально…

Помаред пошел дальше. Он дошел до лестницы и стал подниматься по ней. Первые пролеты лестницы были широкие, но с каждым этажом лестница сужалась и заканчивалась узкой винтовой лестницей под самой крышей дворца. В большом двухметровом зеркале он увидел свое отражение. Прежде чем нажать на кнопку звонка, он аккуратно поправил большой узел на галстуке. Чье-то лицо подозрительно глянуло на него из смотрового окошечка двери.

– Помаред из угро…

С давних пор сотрудники уголовного розыска использовали эту аббревиатуру, которая служила им пропуском. Включился электромеханизм и открыл дверь. Помаред с трубкой во рту вошел в храм полицейской истины.

Он хорошо знал эту скрытую область деятельности полиции. Очень часто он приходил сюда в ходе расследования трудных дел. Ему было хорошо знаком каждый уголок этого чердака, где работали технари, скорее эксперты, чем коллеги. Они целыми днями занимались решением криминалистических проблем, и это было для них так же привычно, как продавать горох, пылесосы, сочинять сатирические куплеты на политических деятелей – для других.

Помаред едва взглянул на служащего, открывшего ему дверь. На его голубой рубашке была эмблема префектуры полиции.

– Генрио здесь?

Привратник хранил гордое молчание, свойственное церберам, проникшимся собственной важностью. Он снизошел только до того, что молча кивнул головой. Помаред направился к лаборатории антропометрии. Приблизившись к двери с матовым стеклом, он резко толкнул ее. Добродушное выражение его лица сменилось на суровое с требовательным взглядом.

– Ты что, все это нарочно делаешь?

Но этого было недостаточно, чтобы смутить Генрио. Он даже не шелохнулся. Когда он работал с микроскопом, это было неуязвимое божество, которое не могли поколебать ни шутки, ни упреки, доносящиеся порой со всех сторон. Его страстью и, пожалуй, единственной, было сравнивать отпечатки, изучать подозрительные пятна, сравнивать нарезы, оставшиеся на гильзах и на пулях… Эта страсть затмила все, даже семейную жизнь. Причем до такой степени, что его третья жена уже грозила ему разводом. Она упрекала его в том, что он постоянно проводит все время в своем логове и совершенно забыл ее. И в самом деле, он уже не мог говорить ни о чем ином, как о формулах для сравнения отпечатков, об их отличительных признаках, о группах крови с положительным или отрицательным резусом.

– Так ты опознал его в конце концов? – продолжил Помаред так нетерпеливо, что в зубах у него заклацала трубка. – Пора бы уже. Мне нужно докладывать наверх!

Наверху был Пино, дивизионный комиссар, храбрый человек, который возглавил уголовный розыск после освобождения Франции. Пино имел твердый характер, закалившийся за время борьбы против волны преступности, захлестнувшей страну…

Он видел многое, однако дикость, с какой было совершено убийство графини и ее служанки в округе Нели, потрясла даже его. Поэтому расследование этого преступления он возложил на единственное подразделение, находящееся в его распоряжении в отпускной период. Возглавлял его Амедей Помаред собственной персоной!

Адольф Генрио с сожалением оторвался от окуляра микроскопа, выпрямился и повернулся на вращающемся стуле. Заговорил он не сразу.

– Без особого труда, старина! Ошибка исключена. Это преступление совершил некий Мессина. Мафиози, которого разыскивает ФБР. В течение нескольких дней его безуспешно ищет и наша патрульная служба…

От неожиданности Помаред подскочил, зубы его разжались, и трубка упала. Глаза его округлились от удивления. Машинально он попытался вынуть трубку изо рта. Несколько секунд он молча смотрел на Генрио.

– Ты уверен? – спросил наконец Помаред. – Это тот Мессина, о котором говорится в ориентировке из США?

– Без всяких сомнений, – категорично ответил Генрио. – Ты уж поверь, старина…

И он опять повернулся к столу и нагнулся к окулярам микроскопа. Потом продолжил:

– Этот ублюдок не церемонился. Он оставил два четких кровавых отпечатка на перилах лестницы третьего этажа, по которой спускался. Скажу тебе одну вещь, старик, это будет серьезная операция, которую объявит Интерпол. Было бы неплохо схватить его первым!..

Больше всего в этом худющем бургундце с седеющей, вечно взлохмаченной шевелюрой над вытянутым печальным лицом и смоляными бровями Помареда раздражала его маниакальная привычка вставлять почти в каждую фразу свое традиционное «старик, старина» и, конечно, «я скажу тебе одну вещь…».

– Скажи, скажи, – процедил сквозь зубы Помаред.

Генрио молчал. Он ловко управлялся с микроскопом. Его большой и указательный пальцы осторожно вращали колесико механизма фокусировки. В окуляре четко возникли два увеличенных волоска, лежащих рядом на двух предметных стеклах. Наконец, Генрио прервал молчание:

– Итак, старина, это, без всяких сомнений, Мессина. Тебя это огорчает, но это он. Кроме отпечатков у нас имеются еще волосы. Я тебе скажу одну вещь: ты знаешь хоть одного мафиози, который сделал доброе дело? Ты видел эту страшную резню?

Он нахмурился, закрыл на мгновение глаза, чтобы лучше сосредоточиться. Помаред подумал, что на этот раз вдохновенный ас криминалистики переигрывал. Генрио продолжал:

– Под форточкой и на дверце письменного стола я обнаружил несколько волосков. Сначала я подумал, что это собачья шерсть. Но пришлось отказаться от этой версии, потому что под микроскопом отчетливо видна разница между сердцевиной и кутикулой человеческого волоса и волоса животного. Понимаешь, старик…

Генрио мстил. Он брал реванш за всех тех, чья работа не видна широкой публике. Он приоткрыл глаза, чтобы оценить эффект использования научных терминов. Амедей Помаред и глазом не моргнул.

– Медикулярная индикация подтвердила, что это человеческие волосы, – продолжил мэтр, – Причем вырванные волосы. У них специфический вид. Луковицы этих волос имеют различия… Я скажу тебе одну вещь: волосы этого человека полностью соответствуют описанию волос Мессины, присланному нам из ФБР. Уж не знаю, как они их добывали… Причем оба волоса, старик!

Он встал со своего вращающегося стула и направился в двум фотопластинкам, которые сохли на специальной подставке. Помаред увидел, что это были негативы.

– Что это, Адольф?

– Старик, это отпечатки его следов. Я обнаружил их в саду около приставной лестницы. Каучуковые подошвы примяли траву и оставили следы на балконе. Сорок третий размер… Размер Мессины, ФБР гарантирует! Ты убедился, что я оказался прав, когда говорил сегодня утром, что отпечатки говорят и могут рассказать о многом!

Амедей Помаред уже не слушал его. Он прикусил мундштук своей трубки и закрыл глаза. И вновь как бы вернулся назад в сегодняшнее утро на улицу Пуле, в свое маленькое жилище, зацепившееся на холме Сакре-Кёр…

Семь часов утра. Солнце давно уже встало, но небо было затянуто плотными серыми облаками и поэтому казалось, что рассвет только начинается. Амедей Помаред заварил себе чай, в который он всегда добавлял липовый цвет и мяту. Он размешивал в чашке сахар, когда раздался телефонный звонок:

– Господин старший инспектор, дежурный по Управлению уголовной полиции. Начальник просит, чтобы вы выехали к комиссару округа Нели, который находится сейчас на бульваре Сены… Там в частном доме графини де Ла Морлиер убили двух женщин…

– Понял! Криминалистов вызвали?

– К вам присоединится Генрио, господин старший инспектор…

Амедей Помаред сидел на подоконнике с телефонной трубкой в руке и пристально смотрел на блестящий от дождя тротуар. От дождя вокруг фонарей на бульваре Бар-бес сиял ореол. В этот ранний час автобусы были уже заполнены парижанами, жившими воспоминаниями о быстро закончившихся отпусках…

– Пришлите мне машину!

Он положил трубку. Убийство сразу двух человек в Нели… Наверняка сложное дело, которое будет находиться под особым контролем начальства…

Он медленно вернулся к кухонному столу и выпил свой обжигающий чай, потом зашел в туалетную комнату. Да, август начинался слишком круто. Радовало, что криминалистом назначен Генрио. Это был мастер своего дела, мало в чем уступавший Амедею Помареду. Ничто не ускользало от его внимания. Не счесть, сколько фальшивомонетчиков, воров, убийц было отправлено на отсидку благодаря ему. Огорчало только то, что в ходе работы с ним придется терпеть его бесконечно повторяемое «я скажу тебе одну вещь» и «старик, старина».

В семь часов пятьдесят девять минут сорок секунд служебная машина доставила свежевыбритого Амедея Помареда к входным воротам особняка убитой графини де Ла Морлиер. Два полицейских, стоявшие у входа, одновременно поднесли руки к козырькам. Это приятно тронуло инспектора. В парке сильно пахло мокрой от дождя травой. Помаред пошел по вымощенной аллее, ведущей к прямоугольному дворику, окруженному по периметру крытой колоннадой. Подойдя к зданию, он внимательно осмотрел лепной орнамент фасада, слишком перегруженный мелкими деталями. На ступеньках сидела женщина в серой блузе. Она плакала. Скорее всего, жена привратника. Инспектор поднялся по лестнице, прошел холл и попал в гостиную.

– Входи, Помаред!

Комиссар округа Нели протянул ему руку, которую старший инспектор пожал без особых эмоций… Каждый шел своей дорогой… Они начинали вместе еще во время войны в бригаде специального назначения под руководством комиссара Массю. Во время оккупации они, компаньоны по несчастью, сохранили свою репутацию безупречной, пронеся это через бурные годы, потрясенные скандальными делами. Но в ходе освобождения страны один из них, используя фиктивные сведения, перекроил незначительное дело в громкое, которое и завершил с блеском. От имени руководства движения Сопротивления он был назначен комиссаром. Что касается Помареда, то он не просил ничего. Оставаясь никому не известным сыщиком, он упорно трудился, был силен в поэзии, рисовал. Помаред посвящал своему увлечению все свободное время, отводя душу эстета…

Адольф Генрио уже расставил в помещении треногу своего фотоаппарата. Он приступил к выявлению отпечатков в саду и жилых комнатах под бесстрастным оком прокурора Республики и следователя, одетого в соответствии с обстановкой, во все черное. Генрио дружески кивнул инспектору и скрылся под темной накидкой своего раздвижного фотоаппарата.

Картина была ужасна: две пожилые женщины с перерезанными горлами и разбитыми головами лежали каждая в своей комнате в луже крови. В груди графини торчал большой нож мясника. Его рукоятка была обернута салфеткой. Рядом с ночным столиком лежал молоток, покрытый пятнами запекшейся крови. Ящик столика был широко открыт.

Два или три раза Помаред чувствовал, что взгляд следователя останавливался на нем. Но он уже привык к тому, что выглядит странно в своей широкополой фетровой шляпе и широком галстуке, завязанном большим узлом.

Как всегда перед тем, как начать работу, Генрио произнес свою коронную фразу:

– Натюрморт, дружище, раздраконенный «пейзаж» – такова картина данного преступления… Это более красноречиво, чем подробный рапорт!

Натюрморт, пейзаж, картина… Амедей Помаред первый понял, что скрывается за этими словами, которые усиливали взаимопонимание между ним и скрупулезным Генрио. Однако на этот раз, на этом фоне шутки были неуместны…

Закончив фотографировать, Генрио открыл свой чемоданчик с замками, в котором он носил сульфат сурьмы для выявления отпечатков на светлых предметах и порошок свинцовых белил для других случаев. Сцена убийства не помешала, однако, ему весело подмигнуть Помареду когда тот проходил мимо него:

– То, что я обнаружил, просто потрясающе, старик. Отпечатки – блеск, как, впрочем, и следы от обуви… Я даже скажу…

Нужно было видеть, как он кружил по комнатам: на четвереньках, почти скользя носом по ковру, внимательно рассматривая через увеличительное стекло все предметы, на которых были подозрительные пятна!

Помаред отметил положение трупов, обратил внимание на опустошенный, широко открытый сейф и на разбитое стекло форточки, причем в окне на третьем этаже… У привратника, обнаружившего преступление, он спросил, были ли надежно закрыты входные двери на первом этаже, когда тот пришел.

– Все двери были закрыты на замки, господин инспектор. И только кухонная дверь была просто прикрыта. Ключ пропал… По-моему, убийца спустился с крыши… А ушел через кухню, дверь которой открыл изнутри ключом. Но меня больше всего удивило то, что он снова поставил лестницу на место под навес. Для этого нужно быть очень хладнокровным!

– Друг мой, вы могли бы сделать карьеру в полиции, – сказал Помаред с легкой иронией в голосе. – Судя по вашей версии, преступник хорошо знал место преступления. Это очень важно. Он угрожал вашей хозяйке, которую неожиданно разбудил… Заставил ее открыть сейф. Затем, вместо того, чтобы оглушить ее и действовать спокойно, перерезает ей горло, дабы она не смогла подать сигнал тревоги. Ее крики встревожили служанку, которую он тоже убивает… Все это отвратительно..’.

Оторвавшись от своих мыслей, Амедей Помаред открыл глаза и вернулся в реальность.

– Адольф, ты хотел мне сказать что-то важное… Что скрывается за фразой: «Я даже скажу…» Итак, колись…

Помаред хорошо знал и всегда высоко ценил Генрио. И то, как произнес коллега свою коронную фразу, его тон, необычайно сдержанный и взвешенный, означало одно – мастер-криминалист готовился высказать ценную мысль.

Генрио вошел в комнату и положил руку на табурет:

– Думаю, старик, что людей, совершивших это убийство, было двое.

Это было второй неожиданностью для Помареда, первой явилось утверждение, что к преступлению, наверняка, причастна мафия.

– Что ты хочешь этим сказать?

– На сейфе обнаружены только отпечатки пальцев графини…

Инспектор пожал плечами:

– Ну и что, Мессина заставил открыть ее сейф!

– Или на руках у него были перчатки. Если это так, то почему он снял их, перед тем, как уйти? На третьем этаже я обнаружил отпечатки пальцев рук, которые были испачканы кровью…

Помаред колебался только долю секунды. У него уже выстраивалась версия. Он восстановил путь, который проделал Мессина в дом и из дома. Но, черт побери, кто же мог открыть дверь кухни? Или сам Американец решил выглянуть наружу, прежде чем совершить преступление?

Амедей Помаред долго сосал трубку, затем спросил:

– Ты только это и хотел сказать? Я должен докладывать начальству, а ты все тянешь…

– И да, и нет, – ответил Генрио. – На кухне я обнаружил другие грязные следы… Они не очень четкие, чтобы опознать их с уверенностью, но их размер не совпадает с размером обуви Мессины. Скорее всего, это высокие ботинки какого-то рабочего… Слесаря или маляра…

От нетерпения Помаред кусал мундштук трубки. Задумчивый и недовольный, он проворчал:

– У нас уже есть Мессина. Посмотрим, что он скажет. Был ли он один или вдвоем?

– Для начала схвати его, – усмехнулся Генрио. – Полагаю, что завтра, по крайней мере, этого не случится. Скажу тебе одну вещь, старик. Уже на протяжении нескольких лет он водит за нос полицейских многих стран.

«Префектура полиции. Управление уголовной полиции. Срочно передать всем службам и подразделениям. Объявляется активный розыск некоего Мессины Рокко, кличка – Американец. Совершил убийство двух женщин в округе Нели в ночь с 4 на 5 августа. Очень опасен. При себе может иметь оружие. В случае обнаружения немедленно арестовать и срочно сообщить старшему инспектору уголовного розыска Помареду. Телекс ТУРБИГО 92.00, номер 357 и 865».

Амедей Помаред медленно перечитал ориентировку, которую он только что составил, исправил одну ошибку и убрал перьевую ручку в ящик стола.

После этого не спеша пошел к кабинету комиссара для ежедневного доклада. Ему оставалось доложить своему шефу, что мафия только что проявила себя в Париже.

XIII

Вот и первые капли долгожданного дождя, но, к сожалению, это ненадолго… Такси, в котором я ехал, мчалось по проспекту Свободы. И действительно, гроза закончилась так же быстро, как и началась. Она даже не принесла желанной свежести.

Сон наваливался на меня, когда я еще поднимался по гостиничной лестнице. Я с трудом переставлял ноги со ступеньки на ступеньку, направляясь к своему номеру. Вот они, последствия обильного обеда, предложенного Поджи. Я вставил ключ в замочную скважину и нетвердой рукой открыл дверь. Войдя в номер, наступил на листок бумаги, видимо подсунутый под дверь. Я поднял его и прочитал: «Срочно позвони в отдел». И все. Я выругался, потому что записка нарушила нормальный процесс усвоения пищи. Приблизившись к окну, я отдернул двойные занавески и открыл окно, чтобы немного проветриться. На еще мокром от дождя шоссе вновь появились фанаты-любители погонять на мотоциклах, среди которых выделялись машины последней модели «Веспа». Улица наполнилась адским шумом.

Было совершенно ясно, в какой отдел нужно позвонить. Без всякого сомнения, в свой собственный в Париже. Такой бестактный приказ мог отдать только Толстяк. Но у меня еще было время. Если бы я рыскал по улицам Палермо, высунув язык и повсюду суя свой нос, то эта записка еще долго бы ждала меня. Так что подождет и шеф. А у меня было только одно-единственное желание: завалиться в постель и отоспаться. И не думать о плохих известиях, от которых голова идет кругом. И от Вьешена никакого покоя. И здесь достал… Однажды в поэтическом порыве один из моих коллег, Идуан, сочинил о нем частушку, которая негласно распространилась среди всех сотрудников нашего отдела. И такой человек был моим начальником! Итак, Вьешен потерпит еще чуть-чуть. Я сейчас вне пределов его досягаемости. И это радует. Особенно приятно, что он не может контролировать меня.

Наверное, этого ему очень не хватает. «Скажите, Борниш, куда это вы направляетесь с таким видом? Уж не шары ли гонять?»

По-моему, он просто зациклился на этих шарах. Он никак не мог понять пристрастие своих подчиненных к бильярду. Тем хуже для него! В ушах у меня неожиданно возник звук сталкивающихся шаров в бильярдной, находящейся рядом с нашим управлением, а перед глазами возникли изображения полуобнаженных девиц, которые зажигались и гасли на табло электрического бильярда одновременно с набором очков. Но почему эти видения возникают в моей голове? Неожиданно для себя я попытался еще раз расстегнуть уже расстегнутые пуговицы на рубашке. Да, сицилийское вино ударило мне в голову! Самое время с превеликим удовольствием завалиться в постель и погрузиться в прохладную белизну простыней.

Буквально через пять минут громкий телефонный звонок вытащил меня из тяжелого одуряющего сна. Преодолев оцепенение, я с трудом снял трубку. Не произнеся ни звука, я ждал голоса портье. Если он скажет, что вызывает Париж, то я повешу трубку… Нет, это был Поджи. В трубке раздался его ясный, мелодичный голос. Он хорошо держался в отличие от меня!

– Как добрались, Борниш, хорошо?

Конечно, конечно… В такси все было нормально. На обратном пути шофер был неистощим на разговоры. Он явно рассчитывал на королевские чаевые. Глаза слипались. Я с трудом слушал его, думая о молодости Рокко Мессины и всемогуществе сицилийца дона Кало Пуццоли. Водитель сделал крюк, чтобы увеличить плату за проезд. Я с трудом переносил извилистую дорогу, которая проходила у подножья горы Пеллегрино, а водитель без устали воспевал красоту доисторических пещер Аддауры. И только прекрасный вид, какой бывает, пожалуй, только на первоклассных почтовых открытках, не давал мне закрыть глаза. Я не спал уже вторые сутки, к тому же было невыносимо жарко!

– Алло! – нетерпеливо произнес Поджи.

– Да…

Я с трудом ворочал языком, но постарался сосредоточиться и собраться с мыслями.

– Хотел продолжить наш недавний разговор, у меня новости…

Пауза. Я что-то промычал в ответ и вновь услышал в трубке бодрый голос Поджи, от которого раскалывалась башка.

– Именно то, что я и думал: вашего человека нет в Палермо… Но он связывался со своим братом…

Я сразу пришел в себя и стал соображать.

– С каким братом? У него их двое…

– Прекрасно. Когда и где мы встретимся? – заговорил вдруг Поджи по-итальянски, но спохватившись продолжил, – извините, мне кажется, что вы итальянец! Я могу вас видеть через четверть часа?

Я помолчал, надеясь, что полицейский должен понять полицейского без лишних слов. Наконец, Поджи возобновил разговор:

– Выйдя из отеля, поверните направо и идите по направлению к храму на улице Витторио Эммануэле. Буду ждать вас в машине у Национальной библиотеки.

– Хорошо.

Я положил трубку на аппарат. Тысячи мыслей пронеслись у меня в голове.

Через пять минут я был перед Национальной библиотекой. Она размещалась в здании бывшего иезуитского колледжа и, наверное, поэтому имела суровый, строгий вид, мало, впрочем, отличаясь от нашего подобного заведения на улице Ришелье.

Полной грудью вдыхал я аромат пестрых цветов, проезжая местечко Конка д’Оро на окраине Палермо. Километров через десять «фиат» доктора Поджи свернул с шоссе, проходящего вдоль берега моря, по направлению к Багерии. Мой коллега направил машину по проспекту Бутера, ведущему к центру города. Мы проехали старинные ворота города и остановились на площади, на которой виднелись разноцветные бензоколонки и пестрые автомобили. Два каменных гнома охраняли вход во дворец.

– Эта вилла Паладжиона, – произнес Поджи. – Ее хозяин был страшно ревнив и закрыл там свою молодую жену одну в компании ужасных чудовищ…

Вот, что следовало бы сделать с Марлиз! Уж ей-то я слишком отпустил повода, чем она не замедлила воспользоваться по своему усмотрению. Если она узнает, что я был на Сицилии без нее. Но к черту Марлиз и каменных чудовищ! Я здесь не для того, чтобы любоваться пейзажем и слушать легенды об этом городе, который был вотчиной камнетесов и каменщиков… Меня интересовал только один человек – Рокко Мессина. Посмотрим, прав ли был Толстяк, направивший меня сюда.

– Рокко нет в Багерии, – повторил Поджи по дороге.

– Сведения из надежного источника. Но оба брата здесь. Рокко связывался с Альфредо.

Ловко управляя машиной, он объехал глубокую выбоину на грунтовой дороге. После секундного колебания он уточнил:

– Мне об этом недавно сказал почтовый служащий. Он с севера Италии, как и я. Можете представить, какого он мнения о южанах… У нас, правда, не было войны между севером и югом, но происходит нечто подобное. Итак, Альфредо два дня назад получил телеграмму из Парижа. В ней указан какой-то номер телефона!

Я подскочил:

– Надеюсь, он записал его, ваш почтовик?

«Фиат» подпрыгнул на последних кочках грунтовой дороги и выехал на шоссе.

– Зачем? На Мессину розыск в Италии не объявлен. У нас только подозрения и нет доказательств его преступной деятельности. И потом, почтовый работник не сыщик!

Поджи прикрыл своего осведомителя. Это мне понравилось.

– Поэтому, – продолжил он, – необходимо найти этот номер, но как?

Да, как это сделать? Во всяком случае Вьешен был уж не совсем неправ. Рокко на Сицилии не было. Однако он имел неосторожность, приехав в Париж, дать телеграмму своему брату… Что он хотел сообщить? Поджи пожал плечами. Всем своим видом он говорил, что я хочу слишком многого.

– Поймите, мне было неудобно задавать ему слишком много вопросов. Чтобы оказать мне услугу, он мог бы, конечно, кое-что уточнить у почтальона, который доставил телеграмму. Но таким образом возможна утечка…

– А если Альфредо передал содержание телеграммы своему брату-фармацевту?

– Я бы очень удивился! Джино не любит Рокко… «Злой гений, позор семьи», – говорит он. Оба брата были замешаны в истории по дележу наследства, когда их мать была сбита грузовиком на шоссе, ведущем из Мессины. Джино сейчас в Кастелбуоно. Это старинный городок в горах. Он ничего не знает о том, что творится внизу. Два месяца назад я расследовал там одно дело. У подножья вершины Карбонара был убит карабинер. Никто не сказал ни слова… Но за ставнями всех окон были внимательные глаза, которые следили за каждым нашим шагом. Мои люди чувствовали себя очень неуверенно. Там – полнейшая темнота, ни одного просвета… Солнце, правда, очень яркое…

Прямо поэтическая душа у этого доктора Поджи! Мафия вдохновляет…

– Дом Альфредо последний по правой стороне, на окраине. Если хотите посмотреть, это несложно. Во дворе дома куча обтесанных камней и мрамора.

– Он умен?

– Не думаю… Скорее осторожен… В этом краю всякое может случиться…

Поджи в солнечных очках я оставил на площади Грациани, а сам пошел вдоль беспорядочно построенных глухих вилл и, наконец, добрался до мастерской Альфредо Мессины. Перед его домом я прошел с как можно более равнодушным видом… Если там никого нет, возможно ли посетить дом нелегально, но с риском для себя? Нет. Поджи не одобрил бы меня. А сицилийцы тем более. Я вернулся и остановился перед решетчатыми воротами. Никаких запоров и замков. Двор был защищен проволочным забором. В середине двора стояла пила с ременной передачей. Итак, кости брошены. Я собрал несколько итальянских слов в подобие предложения:

– Извините, синьор, вы говорите по-французски?

Альфредо Мессина отрицательно кивнул головой. Он был забавен, этот простак. Маленького роста, коренастый, с лысой головой и в очках с толстыми стеклами. Его худое тело болталось в широкой куртке, какие носят каменщики, и бархатных штанах. Из правого кармана торчал обязательный мерный метр, знак принадлежности к плотникам и каменщикам. Открытое приветливое лицо, но с отпечатком тупости. И это брат мафиози? Он по-прежнему стоял на своем месте, а пальцы держал на решетке.

Я изобразил разочарование:

– Ax, я не говорю по-итальянски. Я французский турист… Смотреть античный памятники…

Я пытался объясниться на его родном языке. Но делал это с большим трудом. Тем не менее Альфредо понял меня. Нужно было входить в роль.

Я продолжал упорствовать:

– Моя есть большой друг Рокко, большой…

Из ответа мне удалось понять, что его брата нет здесь. Теперь стало труднее продолжать разговор. Если бы я был большим начальником в нашей службе, то добился бы того, чтобы кандидаты на «почетную» профессию сыщика знали, по крайней мере, два языка…

– Моменто! – громко сказал Альфредо.

Он открыл ворота и перешел улицу. Постучал в окно почти развалившегося дома. В окне показался человек с изрытым морщинами лицом и седыми волосами. Я напряг слух и услышал быстрый разговор… До меня доносилось «Пеппино», «Франчезе», «Рокко»… Альфредо вернулся в сопровождении старика Пеппино, который пытался улыбаться, открывая беззубый рот:

– Я немного говорю по-французски, – прошепелявил он. – Альфредо сказал мне, что вы друг Рокко!..

– Да, синьор. Большой друг. Я отдыхаю в этом районе и решил повидать его. Сам я – адвокат.

Пеппино перевел мои слова Альфредо, лицо которого меняло выражение по мере понимания смысла слов. Уважают ли адвокатов на Сицилии? Этот вопрос вертелся у меня в голове. Но теперь Альфредо стал более любезным. Он отошел в сторону и пропустил меня во двор дома.

– Альфредо говорит, что это большая честь, доктор. (Вот так, благодаря вранью, я заслужил звание доктора.) – Он с удовольствием бы принял вас более гостеприимно, но его жена ушла в деревню… Он приносит свои извинения…

Я сделал руками жест, который обычно делают в суде адвокаты, когда защищают безнадежное дело перед неумолимым судом присяжных.

– Спасибо, – сказал я беззубому переводчику, – у меня мало времени. Я просто хотел повидать Рокко.

Раз его нет, то это меняет дело. Как закончить этот диалог? На карте стояла судьба успеха моей миссии на Сицилии.