Текст книги "Серебряное прикосновение"

Автор книги: Розалинда Лейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

– Старик действительно выгнал тебя? – поинтересовался Робин, который, увидев сборы Джона, подошел к нему и в недоумении наблюдал за происходящим.

– За что? Что случилось?

– Ему стало известно, что я женат.

– Как? – Робин даже присвистнул от удивления и пошел вместе с Джоном в их комнату.

– Кто твоя жена? Эстер Нидем? Когда это вы успели пожениться?

Джон вкратце рассказал ему всю историю, пока запихивал свою одежду в чемодан.

– Знаешь что, возвращайся-ка ты на свое место, а то и тебе влетит, – посоветовал Джон Робину, – я только хотел тебя попросить вот о чем. Я сейчас не могу забрать все свои книги, их слишком много. Не мог бы ты принести все, что останется, по адресу, который я тебе вскоре сообщу?

– С удовольствием, дружище.

И Робин торжественно пожал руку Джону.

– Мы с Томом желаем тебе удачи. Спасибо за все.

Джон взял под мышку коробку с инструментами, другой рукой подхватил чемодан и проследовал через мастерскую к выходу. Все молча смотрели ему вслед. Том, который не мог оставить свое рабочее место, понимающе и многозначительно кивнул Джону. Кто-то открыл перед ним дверь. Выйдя из мастерской, он направился в главный холл, вместо того, чтобы воспользоваться боковым выходом на улицу. Постояв немного в огромной прихожей, Джон решил, что сообщит обо всем Каролине чуть позже. Он напишет ей письмо. Пока же пусть остается в неведении, так будет лучше для нее.

Несмотря на договор с Эстер о том, что никто не должен знать об их браке, он давно рассказал все Каролине. Джон считал, что непорядочно, бесчестно скрывать это от нее и позволять ей все еще надеяться, что между ней и Джоном могут восстановиться прежние отношения. Каролина приняла это известие с удивительной стойкостью и без тени мстительных намерений, что, в общем-то, было ей не свойственно. Однако Джон был уверен, что Каролина сохранит его секрет. Все же она была неординарной женщиной и по-настоящему любила его.

Еще одно письмо, которое Джону придется написать, и которое принесет горькое разочарование его адресату– письмо деду. Ему придется сообщить, что после всего того, что он принес в жертву для обеспечения будущего внука, с его карьерой покончено навсегда.

Джон подошел к выходу, поставил коробку с инструментами на пол и открыл дверь. Затем он вынес коробку за порог и поставил ее на первую ступеньку лестницы, но не успел он закрыть за собой дверь, как его окликнула Каролина. Джон обернулся. Она быстро сбежала по лестнице и бросилась к нему. Во взгляде ее была грусть и отчаяние.

– Я только что обо всем узнала. Дорогой! У меня такое чувство, что это я виновата во всем. Мне надо было бы найти дом в деревне, недалеко от Лондона, где твоя жена могла бы немного пожить. Тогда никто ни о чем не узнал бы раньше времени.

Джон взял ее за руку и ласково посмотрел на нее.

– Теперь уже поздно об этом думать. И, кто знает, может быть, все вышло бы точно так же. Как говорится, «шила в мешке не утаишь».

– Что ты теперь будешь делать? Куда пойдешь?

– Найду себе работу где-нибудь.

– Я буду очень скучать по тебе, Джон! – воскликнула Каролина, прижавшись к его груди.

– Я тоже, – ответил он и погладил ее по голове.

– Может быть, мы время от времени будем видеться?

– Конечно. Я не собираюсь никуда уезжать из Лондона.

Каролина обняла Джона за шею и крепко поцеловала в губы на прощание. Потом всхлипнула, резко отвернулась от него и побежала обратно в дом, громко хлопая дверями.

Джон вздохнул и вновь поднял свой ящик с инструментами. Спустившись по лестнице на тротуар, он повернул направо и увидел беременную женщину, которая едва держалась на ногах от усталости и тяжело дышала, прислонившись к железной ограде возле дома.

– Эстер! – воскликнул он, едва узнав ее.

На Эстер был уродливый серый чепец, который обычно носят прачки, и который скрывал ее ярко-рыжие волосы. Расплывшееся лицо было покрыто темными пятнами, руками она придерживала вздувшийся живот. Эстер стала неуклюжей и громоздкой. Неожиданно Джон вспомнил, как она выглядела во время их последней встречи, в день бракосочетания, и подумал, что сейчас он смотрит на нее словно сквозь призму кривого зеркала.

– Джек узнал обо всем, – объяснила Эстер, едва справляясь с острой болью в боку. Она не отступала всю дорогу и сильно затрудняла ее движение.

Когда Эстер увидела Джона, выходящего из дома Харвуда, она собрала остатки сил и пробежала последние несколько ярдов, но, заметив его багаж, поняла, что опоздала. Поэтому теперь пыталась хоть как-то утешить его.

– Я надеялась прибежать сюда пораньше и сказать Джеку, что мы женаты, но было уже поздно.

Губы ее задрожали от подступивших к горлу рыданий.

Джон и Эстер стояли и смотрели друг на друга как чужие. Он даже не поставил свою коробку и чемодан на тротуар. Эстер закрыла глаза и отвернулась, вцепившись в прутья ограды, чтобы не упасть.

– Прости меня, – сказала она.

– Винить некого, и уж тем более тебя, – ответил Джон, опуская наконец свой багаж на землю. – Сядь вот на чемодан и отдохни. Ты что, бежала всю дорогу от Хиткока? Зачем? Тебе это вредно.

Бережно поддерживая ее под руку, он помог ей сесть.

– Когда ты немного отдохнешь, я провожу тебя назад.

Эстер вскинула голову.

– Я не собираюсь возвращаться в таверну! Мое место рядом с тобой, – заявила она и, пошарив в кармашке фартука, вытащила оттуда свое обручальное кольцо и одела его на палец.

Увидев это, Джон ощутил себя загнанным в угол. Сначала он пытался убедить Эстер вернуться в гостиницу:

– Но ведь для твоего же здоровья будет лучше, если до рождения ребенка ты поживешь в Хиткоке. У меня нет работы, нет крыши над головой, а в кармане несколько шиллингов. Может так случиться, что мне придется ночевать под открытым небом несколько суток. А то и недель.

Эстер озадаченно посмотрела на него.

– Почему? С твоим образованием, воспитанием ты можешь найти любую работу. В банке, в страховых компаниях, в коммерции. Да где угодно! Ты сам это знаешь лучше меня.

Джон отчужденно взглянул на нее. Он был потрясен тем, что Эстер его совершенно не понимает. Даже Каролина, которая хотя и задавала вопросы, но все же прекрасно сознавала, что Джон никогда и ни за что не бросит свое ремесло.

– Прежде всего для работы в таких заведениях нужны рекомендательные письма, а у меня их нет. Потом, и никогда не брошу свое ремесло. Оно – часть меня самого. Я жил, буду жить и умру мастером по драгоценным металлам. И никто не убедит меня заняться чем-нибудь еще.

Таким образом Джон как бы предупреждал Эстер, чтобы она даже и не пыталась спорить. Та поняла и приняла это.

Эстер очень хорошо знала, что сейчас борется за свое существование в этом мире. Если она позволит Джону уйти, то они могут никогда больше не встретиться.

– Я – твоя жена. И я собираюсь всегда быть рядом с тобой. Если нам придется ночевать в парке – пусть, мне все равно, если ты будешь рядом. Но знаешь, я смогла скопить немного денег, которые помогут нам иметь крышу над головой, пока ты не найдешь работу.

И тут же Эстер поняла, что сделала еще одну ошибку. На лице Джона сразу появилось высокомерно-презрительное выражение, свойственное людям из высших кругов общества. Раньше Эстер не видела Джона в таком состоянии.

– Ты что, думаешь, что я позволю себе и тебе найти жилище, за которое я не смогу сам заплатить?

– Но ведь я – твоя жена. Все, что у меня есть твое. Ты всегда можешь думать, что эта маленькая сумма денег – мое приданое. Ведь больше у меня ничего нет.

К ее глубочайшему облегчению Джон, вроде бы, мог принять такое объяснение и задумался.

Боль в боку немного утихла, и Эстер улыбнулась.

– Мне уже лучше. Давай теперь подумаем о ночлеге. А как только найдем подходящее место, вернемся в Хиткок, и я заберу свои вещи.

Джон был все еще очень расстроен, чтобы поддаваться ее оптимизму, слишком отдален от нее, чтобы сократить это расстояние несколькими теплыми словами. Присутствие Эстер давило на него, и он все еще вспоминал о потерянном месте в мастерской, которое теперь казалось ему сладкой, недостижимой мечтой.

– Ну, пошли, раз ты уже готова, – резко сказал Джон, не желая, впрочем, обижать Эстер таким грубым тоном.

Вскоре они нашли себе комнату в доме на одной из кривых трущобных улочек недалеко от Лондонского Городского Вала. Комната была под самым потолком этого старого, облезлого, покосившегося домишки, выстроенного еще во времена Тюдоров и чудом уцелевшего во время Большого Пожара. Вдоль тротуара текла вонючая сточная канава, заполненная гниющим мусором, выбрасываемым жильцами прямо через окна наружу.

В комнате был полуразвалившийся камин, в углу валялась куча грязной соломы, оставленная прежними жильцами. Эстер и виду не показала, что расстроена перспективой проживания в таких убогих условиях. Она решительно выбросила в коридор солому, отпихнула в сторону сломанный стул и сказала:

– Кусок мыла, немного воды, щетка и метла – и все здесь будет в полном порядке. Проверь, пожалуйста, крепкий ли здесь замок на двери, не хотелось бы мне, чтобы у тебя украли инструменты, пока мы ходим за вещами.

Замок, разумеется, был сломан. Джон принялся его чинить, и Эстер отправилась в Хиткок одна.

Как всегда, в таверне царила полуденная суета. Марта с озабоченным видом проверяла, все ли в порядке в обеденных залах, поэтому не заметила прихода Эстер. Джек, напротив, поджидал ее и сразу же потащил в контору, где задал один-единственный вопрос:

– Ну почему ты не сказала, что вы заключили законный брак?

Джек явно был обижен недоверием Эстер и ее обманом. Он не знал, что она в любом случае не могла рассказать ему о своем замужестве, несмотря на то, что искренне любила брата. К тому же, вряд ли Джек смог бы скрывать это от Марты, а уж ей Эстер ни за что бы не доверила своей тайны.

– Знаешь, дядя, давай поговорим об этом в следующий раз. У нас еще будет время, – ответила Эстер, – а сейчас ты очень занят, да и мне надо возвращаться. Мы с Джоном сняли комнату.

Рассказав Джеку о том, как их найти, и ответив на несколько его мелких вопросов, Эстер попросила:

– Когда ты привез меня сюда, часть мебели моей мамы оказалась в Хиткоке. Можно я возьму ее? Все равно она так и пролежала в кладовке все эти годы.

– Я сейчас прикажу спустить ее вниз и положить в повозку.

После того, как Эстер закончила сборы, все ее вещи были уложены в повозку. Джек подарил ей несколько безделушек в качестве свадебного подарка и прибавил пять гиней «на приданое». Эстер взяла еще кусок мыла, ведро, метлу, уложила все это рядом с мебелью и уселась рядом с кучером. Тот взмахнул кнутом, и лошади потащили повозку прочь со двора Хиткок.

Как только Эстер вернулась в свой новый дом, Джон ушел на поиски работы. Он должен был сделать это до того, как Харвуд успеет внести его имя в «черный список». Джон изрядно потрудился в ее отсутствие. Он очистил комнату от мусора и грязной соломы, затопил камин, поставил на огонь котел воды и сложил возле камина небольшую кучку обломков стула, щепок и другого деревянного мусора, который можно было бы использовать как топливо.

Эстер засучила рукава и принялась мыть стены, скоблить пол и вытирать пыль.

Поздно вечером, когда Джон вернулся, он буквально застыл на пороге в изумлении. Пока его не было, эта убогая комнатенка сильно изменилась. Все сияло чистотой. В одном углу расположился небольшой кухонный шкафчик с фарфоровыми тарелками на полках и два маленьких буфета. Посередине Эстер поместила стол со стульями. Другой угол комнаты заняла кровать, застеленная красным покрывалом. Толстый ковер покрыл пол. И на столе уже был накрыт горячий ужин.

– Слушай, мне кажется, я ошибся адресом! – восхищенно произнес Джон.

Эстер подошла к нему и помогла снять тяжелое зимнее пальто. Она успела вымыться и переодеться после того, как привела в порядок комнату и приготовила ужин, поэтому очень устала, но все же нашла в себе силы одеть новое чистое платье, скрадывавшее ее располневшую фигуру, нарядный белый фартук. Она даже сделала прическу.

– Нашел что-нибудь? – взволнованно спросила она Джона.

Он утвердительно кивнул в ответ.

– В мастерской некоего Фелайна, на Роуз Стрит. Это в Ковент Гардене. У него большой цех по производству кружек для пива и пунша, подносов, супниц и другой посуды.

– Чудесно!

– Знаешь, я был с ним откровенен. Может, он и не стал бы брать меня на работу, если бы не наплыв заказов. Он сказал, что если я столько времени учился у Харвуда, то вполне могу справляться с работой, которая ему нужна. Конечно, пока я не покажу себя в деле, платить он будет меньше, чем другим рабочим. Но я полагаю, это вполне справедливо.

– Ну, это недолго продлится, – уверенно сказала Эстер. – А сейчас садись ужинать. Все давно готово.

Джон был изрядно голоден, поэтому оценил по достоинству простой, но вкусный ужин, приготовленный ею.

Атмосфера между ними несколько разрядилась, когда после ужина они стали разговаривать о своей дальнейшей жизни, хотя оба все еще ощущали небольшую дистанцию, в особенности, когда обсуждали свое финансовое положение. Каждый фартинг, заработанный Джоном, будет на счету, тем более что платить ему будут немного. Поэтому Эстер придется изворачиваться и быть очень изобретательной, чтобы нормально кормить себя и мужа на столь малые деньги.

– Знаешь, если нужно, то я смогу сварить кашу «из топора», – шутливо похвасталась Эстер, но Джона ее шутка ничуть не развеселила, а даже огорчила, так как была слишком близка к истине.

– Те пять гиней, которые ты получила от брата, мы прибережем «на черный день», – сказал он, отрываясь от подсчетов. – Я, наверное, даже положу их на хранение в банк. Пусть ничтожные, но это будут проценты.

Эстер предпочла бы на эти деньги заполнить свои буфеты продуктами и купить Джону новые башмаки, но не стала высказывать вслух свои мысли. Пусть это будет знак согласия с ее стороны, а не знак противоречия.

Перед тем, как лечь спать, Эстер вдруг стало мучительно стыдно за свою расплывшуюся талию и вздутый живот. Ей казалось, что она никогда не забудет, с каким ужасом и отчуждением Джон смотрел на нее, стоящую возле дома Харвудов и вцепившуюся в решетку ограды. Эстер решила, что беременность изуродовала ее, и она потеряла всякую привлекательность для мужа. Ведь за весь этот долгий день он не только не поцеловал, но даже и не обнял Эстер. Кроме того, ей вдруг пришло в голову, что за месяцы их разлуки Каролина сумела вновь завоевать прежние позиции в отношении Джона. А тот поцелуй, который она подарила ему на прощание и который Эстер видела через окно дома, вполне мог служить свидетельством глубокого чувства между ними…

Эстер тяжело вздохнула и решила про себя, что как бы ни сложилось их с Джоном будущее, все же этот брак был заключен из-за ее беременности, и неизвестно еще, женился бы Джон на ней когда-нибудь, если бы не их будущий ребенок.

Джон разделся и лег в постель первым. Он исподволь наблюдал за Эстер. Когда она заметила это, то смущенно отвернулась и попросила:

– Пожалуйста, погаси свечу.

Джон задул свечу, но розовый свет тлеющих в камине углей оказался гораздо сильнее, чем предполагала Эстер. Она быстро сняла с себя нижние юбки и натянула ночную сорочку, но все же Джон успел увидеть молочную белизну со спины и плеч, удивительную прозрачность кожи и красоту бедер.

Эстер вынула шпильки из прически и стала медленно расчесывать густые рыжие волосы. Джон подумал, что делает она это чрезвычайно соблазнительно, наверное, сама об этом не подозревая.

Когда Эстер подошла к постели, Джон раскрыл ей свои объятия. Она опустила полог над кроватью и легла рядом с ним.

– Нельзя, – прошептала она.

– Я знаю, – мягко ответил ей Джон. – Я просто хочу обнять тебя, прижать тебя к себе. Четыре долгих месяца ты была совсем одинока, терпела Бог знает какие унижения, оскорбления и издевки. Обещаю тебе, что больше ты никогда не будешь одна. Я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя и дать все, что смогу – тебе и нашему ребенку.

Эстер немного утешили его слова, но ей хотелось слышать от него это вновь и вновь.

– Я буду хорошей женой, – ответила она.

– Да, конечно. Прости меня. Прости мое глупое, странное поведение сегодня утром. Это был самый ужасный день в моей жизни. Я чуть не сошел с ума. Прости еще раз, если я обидел тебя.

Эстер повернулась к нему лицом.

– Все уже позади. Не думай о прошлом, думай о будущем.

– Я люблю тебя, Эстер.

Джон понял, что всегда любил только ее. Даже тогда, когда все обстоятельства должны были бы настроить его против этой любви. И если даже Каролина все еще чем-то привлекала его, связывала его, то это была настолько ничтожная и слабая связь, что Джону не стоит даже и думать об этом, а Эстер – знать о ней.

Он крепко прижал ее к себе и нежно поцеловал в губы, а потом вдруг отпрянул, воскликнув:

– Я почувствовал, как стучится наш ребенок!

– Он все время бьется внутри меня, – тихо засмеялась Эстер.

– Значит, это мальчик?

– Наверное. Очень уж крепкие у него кулачки.

– Можно мне посмотреть на твой живот? – спросил Джон.

Эстер замялась и еле слышно прошептала:

– Ну, если тебе действительно хочется…

Джон сел на постели и откинул полог. Потом поднял ночную сорочку Эстер и осторожно положил руку ей на живот.

– Он сильный, – с восхищением произнес Джон, почувствовав биение жизни под своей ладонью.

– Видишь, – слегка поддразнила его Эстер, – теперь ты тоже думаешь, что у нас будет мальчик.

– Вне всякого сомнения.

И Джон еще раз поцеловал ее.

Засыпая в его объятиях, Эстер думала, что должна будет как-то компенсировать Джону его поломанную карьеру, безнадежное, с точки зрения богатства и денег, будущее. Ведь Джон уже никогда не сможет стать независимым мастером. И еще она постарается возместить ему потерю того, что он мог бы иметь, если бы она не вторглась в его жизнь и не встала бы между ним и Каролиной…

Джон проработал у Фелайна в мастерской три недели, пока к хозяину не пришла бумага от Харвуда. Фелайн рассчитался с Джоном и сказал ему:

– Прости, Бэйтмен, мне очень не хочется отпускать тебя. Но Харвуд в свое время оказал мне услугу, и я не могу игнорировать его пожелания. Могу обещать тебе, что дам отличные рекомендательные письма. Возможно, они будут тебе небесполезны.

Однако, несмотря на рекомендации, Джона не принимали на работу ни в одной ювелирной мастерской, куда бы он ни приходил. Либо не находилось свободных мест, либо там уже получили указания от Харвуда. Наконец, после долгих мытарств, он смог найти место в цеху вытяжки проволоки одной из мастерских. Это была как раз та область ювелирного дела, которую он совсем не любил. Хотя это занятие считалось очень красивым, так как блестящие тонкие золотые и серебряные волокна наматывались на специальные катушки, которые своей формой напоминали женскую фигуру, и казалось, что они покрыты золотыми и серебряными тканями…

В отличие от Фелайна новый хозяин Джона незамедлительно воспользовался его плачевным состоянием бывшего подмастерья, выгнанного учителем, и установил ему смехотворно маленькую заработную плату. Однажды вечером в гости к Эстер и Джону заглянули его друзья – Том и Робин. Они принесли Джону его книги. Эстер приготовила вкусный ужин, и все прекрасно провели время в тот вечер. Джон был очень рад повидать своих старых друзей, но все же почувствовал облегчение, когда они, наконец, ушли. Он понимал, как мало общего осталось между ним, женатым мужчиной с огромным грузом обязанностей и ответственности, и его друзьями – свободными, бесшабашными пареньками, стремящимися и идущими к вершинам ювелирного мастерства, чего Джону уже никогда не достичь.

Проводив Тома и Робина, Джон вернулся в комнату и увидел, это Эстер задумчиво созерцает гору книг, наваленных посередине комнаты. Как ни крути, а места для них не находилось.

– А почему бы нам не продать все это? – практично предложила она.

Эстер всегда было довольно трудно поддерживать чистоту и порядок в комнате. В ней быстро накапливалась пыль, слетавшаяся из огромных щелей под потолком. А тут еще целая гора книг!

– Джон, если ты их все прочел, они ведь уже не нужны, так?

– Конечно, нужны! – сердито ответил тот, наугад выхватив из этой огромной кучи два тома.

Это было словно вновь увидеть старых дорогих друзей. Эстер невозможно было объяснить такого чувства, она ведь не умела читать и не понимала всей прелести чтения. Джон неожиданно и с грустью подумал об этом обстоятельстве. Жаль, что такой живой и цепкий ум, каким обладала Эстер, был лишен возможности развиваться посредством чтения. «Как-нибудь позже я сам займусь ее обучением, – подумал Джон, – но не сейчас, когда ее голова занята только будущим ребенком».

Эстер же, услышав его резкий и сердитый ответ, обиженно поджала губы и занялась уборкой уже чистой посуды в буфет. Она поняла, что книги для Джона были тем же, чем для нее – рисование. Эстер удивилась про себя, насколько быстро и четко брак высветил все их несоответствия и противоречия. То, что обычно не замечаешь за мишурой ухаживания. Простецкое воспитание, полученное Эстер от матери, совершенно не сочеталось с интеллектуальным образованием Джона. Оказывается, недостаточно простой ласки, заботы и послушания для того, чтобы быть полностью счастливыми вместе. Она обязана найти способ подтянуть хоть немного свой образ мышления до его уровня. В противном случае образ Каролины еще долго не будет давать покоя их семье.

В начале марта, как раз в день рождения Эстер, она накрывала на стол к завтраку. Поставив тарелки с хлебом и сыром, Эстер неожиданно и резко согнулась пополам от резкой боли внизу живота, будто кто-то вонзил внутрь нож и поворачивал его там.

Эстер рухнула на первый попавшийся стул и криво улыбнулась Джону, который перестал есть и испуганно уставился на нее.

– Ты зайди, пожалуйста, к акушерке по дороге на работу, – попросила она его.

– Но я не могу бросить тебя одну в такой день!

– Ты должен идти на работу. Не будь глупцом. В запасе еще несколько часов. Со мной все будет в порядке.

Для Джона это был самый длинный рабочий день, который когда-либо у него бывал. Придя домой, он обнаружил, что акушерка заперла дверь изнутри, и из-за нее раздавались крики Эстер, которая уже была на последней стадии родов.

Джон в волнении бегал туда-сюда по коридору, слушая леденящие душу вопли и ощущая свою полную беспомощность. Наконец из-за двери послышался плач младенца. Но и тогда его не сразу пустили в комнату. Акушерка объявила, что родился мальчик, и что к роженице пока входить нельзя…

Три недели спустя ребенка крестили в Церкви Всех Святых. Эстер захотела назвать сына Джоном, и счастливый отец согласился, чтобы порадовать ее, однако настоял на том, чтобы прибавить второе имя – имя своего деда. Так появился на свет Джон-Джозеф, которого со временем стали называть ласково Джосс. Так это имя за ним и осталось.