Текст книги "Серебряное прикосновение"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
Она верила.
– Давайте не будем терять ни минуты, Джон! – сказала она. – Пойдемте к реке! По-моему, сегодня весь Лондон будет путешествовать по Темзе на лодках.
И они пошли к реке, взявшись за руки, беседуя, узнавая все больше и больше друг о друге. Они то вдруг принимались бежать, весело и звонко смеясь, то вдруг замедляли шаг, неторопливо двигаясь к берегам Темзы.
Наконец Джон и Эстер добрались до реки. Темза была главным подъездным путем к городу, его водной артерией, источником его жизни. По ней постоянно ходили корабли с высокими мачтами и разноцветными флагами, прибывавшие со всех концов света.
На набережной они повернули на восток и пошли по течению реки к Лондонскому мосту, который в те времена был единственным в городе. Возле него постоянно кружился рой из тысяч маленьких лодчонок, перевозящих желающих с одного берега Темзы на другой. Пройдя чуть дальше, можно было увидеть Тауэр и остроконечные крыши множества старых домиков, окружающих мрачное здание бывшей темницы для благородных узников.
Эстер взобралась на невысокий парапет набережной, чтобы получше рассмотреть панораму реки. Больше всего ей нравилось любоваться позолоченными, богато украшенными баржами преуспевающих компаний. Особенно любила Эстер корабль Почетного Общества Ювелиров, которого в тот день на реке не было, и баржу Фармацевтической Компании, раскрашенную в рубиново-красный и золотистый цвета. Корабли, лодки, баржи создавали в гавани Темзы почти венецианский пейзаж. На каждом судне красовался герб компании, которой оно принадлежит, мачты были украшены разноцветными флагами, гребцы одеты в багровые, желтые, лиловые или ярко-голубые ливреи. Все вместе это разноцветье придавало Темзе карнавальный вид.
– А ты когда-нибудь хотел уехать далеко-далеко отсюда, в чужие края? – мечтательно спросила Эстер.
– Когда я был маленьким, мне очень хотелось стать моряком. Я прочитал столько книг о чудищах морских глубин и тайнах древних земель, что мне не терпелось скорее увидеть все это своими глазами.
– А почему ты передумал?
– Как-то раз дед дал мне почитать книгу о сокровищах инков, и с тех пор у меня появилась мечта научиться работать с драгоценными металлами.
Эстер не хотела продолжать разговор о чтении и книгах и переменила тему:
– А что ты будешь делать после того, как станешь настоящим, независимым мастером?
Если бы Джону задали этот вопрос несколько дней назад, он, не задумываясь, ответил бы, что останется с мастером Харвудом, у которого в мастерской были идеальные возможности развивать и совершенствовать свои навыки, а перспектива работы – блестящей. Более того, это было бы очень приятно для Каролины… Но теперь вся его размеренная, спокойная, расписанная на будущее жизнь оказалась под угрозой развала из-за этой удивительной девушки, которая стоит сейчас перед ним и вопросительно смотрит ему прямо в глаза. Легкий ветерок, дующий с залива, треплет ее рыжие волосы и обвивает шею кружевом лент. Внезапно Джон почувствовал прилив физического желания к ней, прилив такой силы, что он едва смог с ним справиться. Отвернувшись от Эстер и уставившись на водную гладь реки, он сердито и резко, резче чем следовало бы, ответил:
– У меня еще вполне достаточно времени, чтобы подумать. Хорошие мастера-ювелиры не остаются без работы.
И тут же рассердился сам на себя за свою невоздержанность. Эстер почувствовала, что своим вопросом смутила его, а ей очень не хотелось омрачать такой замечательный день. Она спрыгнула с парапета, осторожно взяла Джона за руку и оптимистично сказала:
– Я знаю наверняка одну вещь. Когда-нибудь ты станешь самым известным и самым искусным ювелиром в Лондоне.
– Только в Лондоне? – слегка поддразнил ее Джон и вновь улыбнулся своей доброй, подкупающей улыбкой.
– Разумеется, нет! О тебе будут говорить по всему свету, от Китая до колоний в Америке!
– Почему ты так в этом уверена?
Джону нравилось добродушно подшучивать над Эстер.
– Ты ведь еще ни разу не видела моих изделий.
– А мне и не нужно их видеть. Я и так это знаю.
Эстер поняла, что ей удалось рассеять то хмурое облачко, которое затуманило было их светлый день, и обрадовалась, что сумела улучшить настроение Джона.
– Мне кажется, что сегодня, здесь, на берегах Темзы, я вдруг обрела «второе зрение», – важно заявила она и рассмеялась вместе с ним.
Они продолжили свою прогулку по набережной, идя рука об руку и наслаждаясь обществом друг друга.
С того дня Джон и Эстер стали встречаться чаще. Если у Джона выдавалась свободная минутка, он приходил в Хиткок по вечерам. Эстер сидела с ним в своем укромном уголке позади кухни, и они подолгу болтали. Джон, очень осторожно, не называя имени Каролины, рассказал Эстер о воскресных обедах с Харвудами. Эстер, в свою очередь, намекнула ему, что знала об их отношениях и о том, что их считали женихом и невестой. А после этого ни Джон, ни Эстер старались не вспоминать и не говорить об этом.
Чтобы избежать нежелательной встречи со своим хозяином, Джон предпочитал не заходить в большой бар Хиткок. Эстер всегда удавалось заскочить ненадолго в маленькую пивную таверны и посидеть с Джоном за одним столиком, поговорить. Джек и Марта в это время были обычно очень заняты, и Джон подолгу мог держать свою возлюбленную за руку, не опасаясь, что кто-нибудь увидит их.
Поначалу прислуга стала болтать о частых отлучках Эстер из бара, служанки и горничные хихикали, завидев ее, однако Эстер не стала придавать этому значения. Она могла поручиться, что ни Джек, ни Марта не узнают о том, что происходит, так как Эстер хоть и была родственницей хозяина таверны, но одновременно и прислугой в этом доме, а слуги никогда не выдают своих…
Джон часто вспоминал их первое настоящее свидание, прогулку по берегу реки, и решил, что с того дня в его жизни начался новый этап. Этап мучительный для его души и сознания. Обеды по воскресеньям стали невыносимы. Джон подолгу сидел за столом с отсутствующим взглядом, часто терял нить разговора, невпопад отвечал на вопросы. Время от времени он вдруг решал «все бросить» и полагаться на волю случая, дожидаясь, что решение придет само собой. С одной стороны, образ Каролины все еще присутствовал в его сознании, и Джон по-прежнему думал о ней как о будущей супруге. Несмотря на то, что в разговорах он никогда и ничего не утверждал категорически и не обещал ей, однако все же чувствовал себя связанным обязательством, пусть не сказанным вслух, но предполагаемым окружающими. Да, Джон понимал, что увяз по уши в семействе Харвудов!
С другой стороны, у него была Эстер. С каждым днем эта девушка влекла его все сильнее и сильнее, заполняя его разум, вызывая в нем такие мечты и желания, на которые Каролина никогда не вдохновляла его. Холостяцкая пословица «одна – для тела, одна – для души» никак не подходила ему в этом случае. Эстер, честная и порядочная, добрая девушка с щедрым сердцем, всегда вела себя с большим достоинством и вызывала всеобщее уважение. Джону и в голову не могла прийти мысль о том, чтобы просто соблазнить ее. Но противоречивость всей ситуации была в следующем. Эстер вызывала столь нежные чувства, смешанные с вожделением обладать ею, что Джону пришлось признаться самому себе во влюбленности. Влюбленности серьезной, какой он никогда не испытывал и не будет испытывать к Каролине.
С каждой новой встречей Джону становилось все труднее и труднее сдерживать в себе рвущиеся наружу слова любви к Эстер. Он знал, что девушка прекрасно понимает его состояние и каждый раз надеется, что Джон все же произнесет эти слова, в особенности после их поцелуев, во время которых она так искренне и чувственно прижималась к нему и изгибалась от страсти в его объятиях. Но Джон каждый раз заталкивал эти слова внутрь, в последний момент призывая на помощь рассудок. А он говорил Джону, что стоит только ему сказать это, как оба они, Джон и Эстер, могут быть ввергнуты в такую пропасть, из которой невозможно выбраться…
Как-то субботним днем они прогуливались по Пэлл-Мэлл. Как и везде в стране, в Лондоне бедный люд имел свободный доступ во все общественные места наравне с богатыми, а на Пэлл-Мэлл располагались самые дорогие и модные магазины в городе. Поэтому Эстер особенно любила ходить по этой улице. В тот день погода была прохладной, поэтому состоятельная публика была одета в плащи и накидки. Эстер с восторгом рассматривала меха, украшения из перьев и бархатные пальто богатых дам. Вдруг с потемневшего неба закапали тяжелые крупные капли дождя. Эстер и Джон, как, впрочем, и все остальные, бросились искать укрытие, и не нашли ничего лучшего, чем могучий развесистый дуб, под которым они случайно оказались совсем одни. Прижавшись друг к другу и одновременно к шершавой коре дерева, Джон и Эстер молча стояли, пережидая ливень.
Он снял с себя плащ и натянул его на плечи Эстер. Она подняла голову и внимательно посмотрела на него. И тут, глядя на ее мокрое от дождевых капель лицо, влажные рыжие волосы, Джон не выдержал и сказал те самые слова, которые вырвались наконец из его измученного сердца:
– Я люблю тебя! Я люблю тебя, Эстер, и буду любить всю жизнь!
Она побледнела от волнения.
– Я тоже люблю тебя, Джон, – прошептала она в ответ, – люблю со дня нашей первой встречи.
Джон обнял Эстер еще крепче, она обвила руками его шею, и они поцеловались. Так, как не целовались еще никогда, не обращая внимания на обрушивающиеся с неба потоки воды.
В тот же самый день Марта, которая подслушивала у дверей кухни, выяснила наконец-то имя человека, с которым встречалась Эстер. И сразу же побежала к Джеку.
– Нет, этого нельзя допустить! – с порога заявила она. – Ты обязан положить конец этим шашням, и немедленно! Иначе мы потеряем Харвуда, а с ним и лучшую клиентуру!
– Это почему же? – удивился Джек.
– Господи, иногда ты становишься просто тупицей! Харвуду не понравится, это уж как пить дать, что твоя сестрица гуляет с парнем, обрученным с его дочерью. Ты только представь себе, что может случиться, если мастер Харвуд перестанет ходить к нам! И если рассердится на тебя! Ты ведь сам как-то раз сказал, что не хотел бы иметь его в числе своих врагов.
Джек старался понять и принять благоразумие рассуждений Марты, и в то же время с тревогой думал об Эстер. Поэтому вечером позвал ее для серьезного разговора. Эстер была к нему готова. Она знала, что рано или поздно, но ей придется отвечать, поэтому говорила с Джеком прямо и решительно.
– Да, я встречаюсь с Джоном Бэйтменом. И что теперь? Вы его прогоните только потому, что Харвуды могут предъявить ему какие-то претензии? Вы же сами говорили, что официально ничего решено не было.
– Сейчас не об этом. Я не позволю никому играть твоими чувствами, если мужчина связан обязательствами с другой, официально или неофициально! Эстер, ты должна прекратить эти встречи. Из них ничего хорошего не выйдет.
Джек явно был раздражен такой неловкой ситуацией.
– В Лондоне полно молодых людей, и ты не должна водить дружбу с Бэйтменом! Я говорю это тебе совершенно серьезно! Ты больше не увидишь его!
Однако Эстер не остановили слова Джека, и она снова пошла на свидание со своим возлюбленным, как они и договаривались. И все ему рассказала.
Они сидели на деревянной скамеечке на берегу реки. Небо было покрыто свинцово-серыми, низкими тучами. Холодный осенний ветер гонял по улицам опавшую листву.
– Случилось то, чего я и боялась, – говорила Эстер. – До тех пор, пока ты не освободишься от данных тобой Харвудам обязательств, Джек будет против наших встреч. Ты рассказал обо мне Каролине?
В первый раз за время их знакомства было произнесено открыто имя Каролины. До этого оба пытались забыть о ней, вычеркнуть ее из жизни своей любовью.
– Нет, еще нет, – хрипло ответил Джон.
Он сидел, сгорбившись, опершись локтями о колени, нервно потирая руки.
– Это, знаешь ли, не так просто.
Эстер расстроилась, что Джон упустил шанс рассказать все Каролине во время их воскресного обеда.
– Может быть, будет лучше если мы перестанем некоторое время встречаться, – решила она исподволь проверить его чувства.
– Нет! – вскричал Джон и схватил ее ладони. – Я не знаю, не могу сказать, сколько пройдет времени, пока все образуется. Как я смогу прожить два, три месяца, может даже полгода, не видя тебя?
– Полгода! Да ты в своем уме? – воскликнула Эстер, вырывая у него свои руки.
Напряжение в их разговоре все увеличивалось. Джон почувствовал себя загнанным в угол и попытался возмутиться.
– Все, о чем я тебя прошу, это немного терпения!
– Ты хочешь, чтобы я полгода ходила по лезвию бритвы?
– Пожалуйста, не пытайся свалить на меня ответственность за то, сколько времени на это понадобится.
Джон был буквально доведен до отчаяния и остро чувствовал свою вину, поэтому приготовился выдвинуть Эстер встречные обвинения.
– Я ведь сказал «полгода» не в буквальном смысле.
Лицо Эстер порозовело от гнева. Внезапно она почувствовала приступ ревности к Каролине. Глаза ее заметали молнии.
– Буквально или не буквально, но в любом случае тебе следовало бы говорить о днях, а не месяцах!
– Как тебе заблагорассудится.
Джон сделал попытку подавить в себе первый росток ярости, уже пробивающийся наружу. Ему всегда становилось страшно, когда он чувствовал это, поскольку очень не любил себя в эти редкие, но бурные моменты злобы и гнева.
Эстер, однако, не успокоилась.
– Это не мне заблагорассудилось считать, а тебе! Все, что от тебя требуется – это сказать Каролине, чтобы она освободила тебя от негласных обязательств, связывающих вас! Ни одна уважающая себя женщина не захочет удерживать возле себя, а тем более выходить замуж за мужчину, который больше не любит ее!
Слова Эстер будто разрывали ему душу, и он, не выдержав боли, закричал:
– Ты ничего не понимаешь! В их обществе браки заключаются по расчету, а любовь – приложение к нему! Я обязан ждать до тех пор, пока Каролина сама не отвергнет меня. Это вопрос чести…
– Чести! – вскричала Эстер и резко поднялась со скамейки, гордо выпрямившись. Что же ты не говоришь о чести по отношению ко мне?
Джон вскочил как ужаленный. Лицо его побелело.
– Мне не следовало бы говорить тебе о любви, пока я не стал свободным!
Признав, наконец, свою вину, он ощутил, как кровь в его венах закипает от ярости. Джон знал, что еще чуть-чуть – и он не сможет управлять собой.
– Да, это была моя большая ошибка!
– Ах, ты уже жалеешь? – воскликнула Эстер, не в силах удерживаться от оскорблений, будучи сама униженной. – Я, может быть, тоже жалею! Теперь я вижу, что ошибалась в тебе во всех отношениях! Ты все еще влюблен в Каролину, и гораздо сильнее, чем пытаешься убедить меня!
У Джона окончательно лопнуло терпение, он уже не контролировал себя.
– А что с того, если это действительно так? Что? Каролина не изменилась, она по-прежнему остается той самой девушкой, чьей внешностью, манерами, культурой поведения и образованностью я всегда восхищался!
Это уже было слишком. Пусть в приступе гнева, не отдавая себе отчет в словах, но Джон не мог более сильно обидеть и оскорбить Эстер.
– Ну, и оставайся с ней! – взбешенно прокричала она, делая шаг назад. – Это как раз то, чего ты хотел больше всего и всегда, только сам себе не решаешься признаться в этом. Для тебя я, а не она, всегда была на втором плане! Теперь женись на Каролине! До конца твоих дней она будет рядом с тобой, а я не желаю тебя больше видеть!
Джон заорал ей в ответ:
– Пусть будет так, как ты сама решила!
Эстер побежала от него прочь, и он даже не взглянул ей вслед, а развернулся и пошел в другую сторону.
В тот вечер он вместе с Томом и Робином в первый раз в жизни напился до бесчувствия, и друзьям пришлось волоком тащить его в мастерскую.
На следующий день рано утром Джон, чтобы избавиться от жестокого похмелья, вышел во двор и подставил голову под струю ледяной воды из водокачки. Только после этого он ощутил себя более или менее готовым к работе, хотя лицо его было мертвенно-бледным, руки мелко тряслись, и невероятно болела голова.
Заняв свое место в мастерской, Джон, к своему неподдельному ужасу, узнал, что заданием на тот день было обработать серебряную чашу с помощью специального молотка. Заготовку надевали на стальную болванку и отливали ее до нужной формы, а потом отбивали молотком. Каждый удар его отзывался острейшей болью в голове Джона, и он был даже рад, когда ему сказали, что мистер Харвуд ждет его в своем кабинете. Джон не очень-то волновался перед этой встречей, так как Том и Робин оба заверили его в том, что ни одна живая душа в доме не видела его вчера пьяным. Он предполагал, что Харвуд хочет дать ему какой-нибудь специальный заказ. Тот серебряный поднос, приготовленный Джоном для подарка, имел большой успех.
Стивен Харвуд ходил взад-вперед по своему кабинету, заложив руки за спину. Он ждал Джона и думал о происшедшем.
Накануне вечером, после спектакля в театре, Харвуд с компанией друзей пришел по обыкновению поужинать в Хиткок. После ужина, когда он подписывал счет, миссис Нидем отозвала его в сторонку и кое-что нашептала в ухо. Выслушав ее с невозмутимым видом, Харвуд кивнул и поблагодарил за предупреждение. Он дал понять миссис Нидем, что не сердится ни на нее, ни на ее супруга, ведь они были совершенно ни при чем…
– А, это ты, Бэйтмен, – сказал он Джону, когда тот появился в дверях.
Обычно Харвуд звал его по имени, особенно на воскресных обедах, но здесь, у себя в конторе, он предпочел более официальное обращение.
Харвуд опустился в свое кресло, положил локти на стол и сцепил пальцы. Повисла неловкая пауза. Харвуд подумал, что молодому ученику полезно будет дать немного времени, чтобы он поволновался, гадая, зачем его вызвал хозяин.
Сначала Джон решил, что Харвуду все-таки стало известно о его попойке накануне. Но он совершенно не беспокоился, так как за шесть лет его пребывания в мастерской это был первый и единственный случай, когда Джон напился, и Харвуд не станет выгонять его за это.
– Сэр?
– Приходит время, когда ученику следует напомнить об определенных правилах, которые должны лежать в основе его поведения, а также в основе его договора с хозяином. Если эти правила грубо нарушаются, в этом случае наказания недостаточно. Такого ученика изгоняют из мастерской, и он теряет безвозвратно все шансы стать настоящим мастером.
– Я знаю, что это может случиться.
Харвуд, нахмурившись, смотрел Джону прямо в глаза.
– Ты хороший мастер. С самого начала ты проявил незаурядные способности и талант к ювелирному делу и шаг за шагом совершенствовал свои навыки. И у меня никогда не было причин пожаловаться на тебя. Известно, что я не из тех, кто раздает похвалы просто так, без причины, поэтому я хочу, чтобы ты понял всю важность того, что было сказано.
Харвуд, наклонился вперед и вытянул руки на столе. На пальцах его сверкали драгоценные золотые перстни, горели разноцветными огнями камни.
– У тебя настоящий талант и великолепные руки. Было бы большой глупостью с твоей стороны ставить под угрозу будущее, гоняясь за служанками в таверне.
Вот этого Джон никак не ожидал услышать. Глаза его сузились, в лице появилось напряжение. Мысль о недавней ссоре с Эстер словно острым ножом пронзила его сознание. Джон вспомнил всю нелепость и глупость их недоброго расставания. Как всегда после вспышки гнева, он чувствовал истощение, какую-то пустоту внутри. Помимо этого, Джон еще не вполне оправился от вчерашнего, и отвратительный эффект похмелья все еще присутствовал и накладывался на горечь потери Эстер.
– Беготня за служанками уже закончена, – хмуро заявил он.
Харвуд облегченно вздохнул и откинулся назад в своем кресле. Он, разумеется, не знал о ссоре Джона и Эстер, поэтому воспринял ответ собеседника так, что его предупреждение возымело быстрый эффект на Джона. Харвуд сам был когда-то молодым и прекрасно помнил, как ему долгое время не удавалось побыть наедине со своей будущей супругой, когда они только-только обручились, и как он расстраивался из-за этого. Вполне естественно, что молодой Харвуд искал утешения «на стороне», точь-в-точь как сейчас Джон Бэйтмен. Однако в этом случае его «приключения» стали известны хозяину и владельцам таверны, а это уже неприлично. Родственники этой служанки попросили его, Харвуда, вмешаться… Подумать только! Они, конечно, знают, что если девчонка теряет голову, с ней может возникнуть много проблем, и, очевидно, Джон еще не сталкивался с этим. Нужно ему это прояснить.
Харвуд был благодарен миссис Нидем. Она прекрасно сознавала, что он заплатит любую цену, лишь бы оградить свою дочь от всяческих слухов и сплетен. И теперь, тщательно подбирая слова, ему удалось подчинить своей воле молодого ученика.
Это и послужило причиной его глубокого убеждения в том, что Джон Бэйтмен достаточно мягок и податлив, чтобы следовать указаниям будущего тестя и руководствоваться в своих действиях его волей, что со временем ученик укрепит и продолжит дело самого Харвуда, прочную основу которого он в свое время создал. Разумеется, Каролина могла бы сделать гораздо лучшую партию, если бы речь шла лишь о «денежном мешке», но этот подмастерье со временем будет иметь большой вес в обществе, когда станет независимым мастером. К тому же, Бэйтмен был из благородной семьи… Тем не менее, ученик есть ученик, и его нельзя было отпустить безнаказанно, без всякого замечания.
– В таком случае, мне больше нечего сказать тебе. Считаю инцидент исчерпанным.
Джон почувствовал огромное облегчение.
– Да, минуточку! – остановил его Харвуд. – Я только что вспомнил, что в цехе вытяжки проволоки не хватает одного человека. Так что бросай сейчас все дела и займи место там, вплоть до моих дальнейших распоряжений.
Харвуд заметил, что его последние слова произвели на Джона такое впечатление, будто ему дали пощечину. Однако он промолчал.
– Иди, Бэйтмен. Ты свободен.
Джон, собирая инструменты и аккуратно заворачивая незаконченную серебряную чашу, думал о том, что вряд ли в его жизни был более скверный и неудачный день. Вчерашнее похмелье, ссора с Эстер и теперь еще и работа, которой он занимался сто лет назад, когда только пришел в мастерскую, и к которой меньше всего хотел возвращаться. Ему была совершенно неинтересна эта область ювелирного дела.
Метод вытяжки нитей состоял в следующем: серебряные пластинки, покрытые золотом, протягивали через ряд фильер, в которых отверстия располагались ступенчато, по степени уменьшения диаметра. Таким образом получали тончайшую проволоку, использовавшуюся для изделий с серебряным или золотым кружевом. Драгоценные нити использовались также для вышивки и отделки платьев Королевского гардероба, производства тканей для него же, и для отделки униформы высших чинов Армии Его Величества.
Вытяжка нитей – процесс очень шумный. Вращались с громким стуком колеса, шкивы, глухо бухали молотки и кувалды. Работа эта требовала больших физических усилий, и неудивительно, что высококвалифицированные мастера по Вытяжке нитей получали доступ в Почетное Общество Кузнецов.
Заняв свое место за одним из шкивов, Джон длинно и громко выругался, но легче ему от этого не стало. Из-за обычного шума в цеху его никто не услышал.
В конце дня Джон все чаще и чаще возвращался в мыслях к тому, как теперь сложится его дальнейшая жизнь без Эстер. Сидя на постели, сжав голову руками, Джон пытался сосредоточиться и все как следует продумать. Он отказался от приглашения Тома и Робина сходить с ними в кабак и «взбодриться». Ему нужна была трезвость в голове, ясность мысли, чтобы оценить все случившееся и попытаться найти выход или же пути к самоуспокоению.
Раньше Джон не мог представить себе, что они с Эстер расстанутся навсегда. Теперь он был полностью свободен, и эта мысль доставляла ему такие мучения, что Джон даже застонал вслух. Предстоял еще разговор с Каролиной, и ему надо было высказать сомнения по поводу их будущей супружеской жизни. Джон не вполне понимал, зачем он должен это делать, но знал наверняка, что должен.
В воскресенье Каролина, встретив его наверху возле лестницы, сразу же заметила, что он как-то очень изменился. Со всей обостренной чувствительностью и интуицией влюбленной женщины, Каролина могла с уверенностью сказать, что несколько недель назад появилось нечто или некто, вставший между ней и Джоном, что-то явно отвлекало его от нее. Иногда она ощущала себя неловко, а точнее сказать, боялась потерять Джона. Каролине казалось, что он в любой момент скажет ей те самые слова, которые повергнут ее в пустоту и одиночество.
Вот и опять с ним явно что-то стряслось! Во взгляде нет задумчивости, на губах не играет обычная рассеянная улыбка. Выражение суровости и решительности на лице Джона взволновали ее почти так же, как и все те признаки, указывавшие на то, что он влюбился в другую. Каролина удивилась, а потом обрадовалась, решив, что теперь они вместе справятся со всеми проблемами.
– Мне нужно поговорить с тобой. Наедине, – неожиданно произнес Джон.
Каролина знала, что за ними наблюдают из гостиной, и отрицательно покачала головой. Джон схватил ее за руку и крепко сжал ее, как бы подчеркивая важность своей просьбы.
– Ну хорошо, только боюсь, что сегодня ничего не выйдет. Как-нибудь я постараюсь это устроить завтра.
На следующее утро, когда Харвуд отлучился из дома, Каролина спустилась в его кабинет и послала за Джоном. Тот неохотно вошел в контору и был безмерно удивлен, увидев в кабинете хозяина Каролину.
– Какой приятный сюрприз!
– У нас есть возможность поговорить наедине, как ты хотел.
Каролина очаровательно улыбалась, ничем не выдавая своего волнения и тревоги. Она догадывалась о том, что хочет ей сказать Джон, и попыталась использовать преимущество в их беседе, заговорив первой.
– Позволь мне начать разговор.
– Пожалуйста, – ответил Джон, присаживаясь на краешек стола.
Каролина не стала садиться. Она стояла возле окна, на, некотором отдалении от него, нервно играя своими узкими и тонкими пальцами.
– Джон, тебе остался год и два месяца до окончания учебы, – начала говорить она твердым тоном, – и я предлагаю тебе следующее. Как только ты станешь настоящим, официально признанным мастером, мы сможем все начать сначала – и узнавать, и любить друг друга. Эти воскресные ритуалы наложили какой-то неестественный отпечаток на наши отношения. Я даже не побоюсь сказать, что мы потеряли друг друга.
Выражение глубокого облегчения и радости появилось на лице Джона. Это подтвердило самые страшные подозрения Каролины.
– То, что ты сейчас сказала – прекрасный пример нашего глубокого взаимопонимания. Вспомни, как часто мы совершенно одинаково думали об одних и тех же вещах.
– Значит, ты согласен все начать сначала? – быстро спросила Каролина и, не дав ему ответить, продолжила:
– Когда ты станешь свободным, мой отец уже будет не вправе контролировать твою жизнь, даже если ты останешься у него работать по найму. И для нас все будет иначе.
Джон открыл было рот, чтобы что-то сказать в ответ, но Каролина жестом остановила его.
– Позволь мне сказать еще об одном. Я прошу тебя освободить меня от всех прошлых обязательств, так как я собираюсь сделать то же самое. Только так мы сможем окончательно разобраться в наших отношениях.
Джон изумленно смотрел на Каролину. Да, эта девушка продемонстрировала мудрость и незаурядную дальновидность, что еще раз подтверждало исключительность ее личности.
– Я согласен с тобой во всем, без исключений. За последние несколько недель со мною многое случилось. И теперь я должен, обязан сказать тебе, что в настоящий момент не вижу ничего, что может связать нас в будущем, как связывало нас в прошлом.
У Каролины хватило сил не разрыдаться от горя. Усилием воли она заставила себя сохранять спокойствие.
– Так или иначе, но это, пожалуй, единственное решение нашей проблемы.
Внутри у нее все разрывалось на части от тоски и горя. Каролине становилось дурно от мысли, что она, вероятно, совершает жестокую ошибку, отпуская Джона, но пытаться удерживать его старыми узами было равносильно тому, чтобы уничтожить все и всяческие чувства, которые он еще питал к ней. А так Каролина, по крайней мере, использовала последний отчаянный шанс.
– Прошлое не вспоминаем, а будущее сложится само. Согласен?
– Согласен.
Чувство свободы охватило Джона, радостное, ликующее чувство. Каролина прочла это в его глазах и решила, что сделала совершенно правильный ход.
Для Джона его последующие встречи с Каролиной стали необычайно приятными. Они встречались как добрые старые друзья. Воскресные обеды у Харвудов проходили теперь в интересной, оживленной беседе, ведь ничто более не сковывало Джона.
Он вернулся на свое место в мастерской и вновь принялся за любимую работу. И все было бы прекрасно, если бы не потеря Эстер, мысль о которой преследовала Джона постоянно, изо дня в день. Ему казалось, что в его жизни кто-то пробил брешь, и рана, зияющая в его душе, с каждым днем болела все сильнее и сильнее, а вовсе не заживала. Эстер не шла у него из головы. Даже за работой, сидя на своем месте в мастерской, Джон не забывал о ней. Зная о ее гордости и независимости, он часто со страхом думал о том, позволит ли она ему снова войти в свою жизнь. Иногда Джон пытался мыслить рационально и хотел убедить себя в том, что разрыв с Эстер пошел ему на пользу. В конце концов, спустя несколько недель мучений и колебаний, Джон написал Эстер письмо:
«Моя дорогая Эстер!
Хотя я и не знаю, что ты испытываешь ко мне после всего случившегося, я пишу, чтобы сказать, что мое отношение к тебе нисколько не изменилось, изменились лишь обстоятельства. Все преграды, которые стояли между нами, разрушены. И я люблю тебя по-прежнему, как и любил. Я сгораю от желания снова увидеть тебя. Дай мне знать, где и когда я смог бы это сделать. Я хотел бы лично принести тебе извинения за грубость моих слов, сказанных в гневе во время нашей последней встречи. Сожалею об этом и сожалел уже много раз.
Джон».
Робин отнес это письмо в Хиткок, передав его носильщику, чтобы не привлекать внимания Джека и Марты Нидем.
Анализируя все, что произошло, Джон догадывался, что именно один из них рассказал Харвуду о его отношениях с Эстер. И, вероятно, сразу после ссоры. Теперь, по крайней мере, он может быть уверенным в том, что Эстер знает: он все еще любит ее, несмотря ни на что. Джон был почему-то уверен, что Эстер напишет ему ответ, и стал ждать его с надеждой в сердце.
А Эстер, которая день за днем ждала Джона и в отчаянии уже перестала надеяться, что когда-нибудь он придет к ней, не заметила этого письма. И если бы и заметила, то просто-напросто прошла бы мимо, ведь она не могла прочесть даже собственного имени.
