Текст книги "Дюна. Последний бой Империи (СИ)"

Автор книги: Роман Кузьма

Соавторы: Роман Кузьма
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– Иштван, ты сегодня получил из станнера. Не любишь работать?

Груеску обернулся. Перед ним стоял Млатан, уроженец Колхара. Он был смуглым и темноволосым верзилой лет тридцати, со вчерашнего вечера крутившийся в углу, где обитали христиане. Видимо, он решил окреститься и начал наперёд отрабатывать привилегии.

«Скоро тут останутся одни христиане, и сардаукары цинично перебьют их за вероисповедание, враждебное Империи и фофрелюхам».

– Млат, я не на тебя работаю.

– Почему, мог бы и на меня. Или я тебе не нравлюсь ?

Подошла очередь Иштвана. Он отвернулся от назойливого колхарианца и подошёл к кухонной плите, за которой стоял угрюмый широкоплечий христианин, Г'Юкун, осуждённый на год за кражу портафона члена имперской делегации.

Г'Юкун дал ему тарелку с кашей, а его напарник Зираст налил рэчег, бросив злобно:

– Проваливай.

Не успел Иштван отойти в сторону, как его грубо толкнули в спину. Млат сделал это двумя руками одновременно, выбив и тарелку с кашей, и стакан с рэчегом.

Иштван едва успел обернуться, как получил удар в лицо. Его будто ослепило ярким светом, и он согнулся от боли, ухватившись за подбитый глаз.

– Не хочешь на меня работать? А на кого ты хочешь работать? На фарисеев?! – Млатан нанёс ещё несколько ударов, после которых Иштван упал. Он безуспешно пытался встать, но не смог. В довершение всего тяжёлый удар ботинком сломал ему нос, от которого бывший студент-социометрист потерял сознание.

Когда он пришёл в себя, рядом находился один из заключённых, незнакомый ему мужчина лет пятидесяти с пристальным взглядом карих глаз на морщинистом лице. Иштван обнаружил себя лежащим на собственной койке. Попытавшись встать, он не смог – тело не слушалось, он чувствовал, что его мутит.

Мужчина силой уложил его на кровать.

– Отдохни, парень. Ты зря выступил против христиан. Они следят за порядком и готовят пищу. – Возмущённый Иштван попробовал было возразить мужчине, но тот перебил его с силой убеждения, свойственной всем людям с большим жизненным опытом. – Послушай меня, парень, и ты поймёшь, что это – правда. Что бы было, если бы христиане за тебя не вступились? Если бы в бараке царил беспредел? Да, они бьют, и иногда очень сильно, особенно тех, кто предаёт братьев заключённых. Но ведь может быть гораздо хуже, – мужчина внимательно посмотрел Иштвану в глаза. – Что бы случилось, если бы тебя ударил сардаукар? Христиане прикрывают нас от гнева фарисеев.

Иштван повернулся к нему правой стороной лица, так как левый глаз уже запух и совершенно закрылся. Видно было, что мужчине этому такие разговоры приходится вести не впервые в жизни, и что к ним он тщательно готовится, стараясь произвести благоприятное впечатление. Христиане казались Иштвану людьми из какого-то иного мира, поразительно легко понимающими друг друга и надсмотрщиков. Да это же уголовники! – вдруг прозвучало у него в голове, будто кто-то (или он сам?) произнёс эту фразу вслух. Поразительно похожие на Далотца с пересыльной станции, они быстро сориентировались, приняв игру, предложенную сардаукарами. Христиане! Осуждённые обратились в запрещённую религию всего за несколько дней. Кто ещё, кроме уголовников, согласится стать христианином в мире Оранжевых Католиков! Это веротерпимое философское учение, проповедующее трудолюбие и послушание, уже несколько тысячелетий как вытеснило остатки прежних религий, чей беспощадный фанатизм и отрицание фофрелюхов и стал главной причиной их запрета. Но не на Салузе Секундус...

Не на Салузе Секундус?! Не в радиоактивной имперской тюрьме?!

– Зови меня Чарбейром, парень. Я родом с Зановара. Я в своей жизни видел всякое, и молодёжь обращается ко мне за советом. Думаю, если ты образумишься, то помиришься с Млатом. Теперь отдыхай, – он протянул руку, покрытую татуировкой, и ласково погладил Иштвана по плечу. Тот брезгливо отстранился.

– Ну, как знаешь, парень, – произнёс Чарбейр, вставая.

Иштван, хорошо понимавший, что в бараке ему теперь жизни не будет, начал лихорадочно думать, что делать дальше. Попытаться поднять против уголовников других заключённых ? Он растерянно осмотрелся по сторонам: один из пятидесяти таких же однотипных бараков лагеря "Обитель скорби", рассчитанный на двести человек, имел сто двуэтажных коек , построенных в по две в ряд по обе стороны центрального прохода. На высоте четырёх метров под потолком болталось старомодные лампы накаливания, всего девять, включая три неработающих. Беглый осмотр поредевших рядов заключённых не выявил среди них желающих выступить против христиан, а искать их самому было бесполезно.

Обратиться к сардаукарам? Да они просто убьют его, как уже убили одного осуждённого, пытавшегося пожаловаться на христианина, избившего его стальной палкой. Иштван понял, что единственный выход из сложившегося положения – это убить Млата самому. Нанести один хороший удар киркой... Но тогда и его казнят! Разве что убить его где-то, где никто не увидит... но как это сделать?

Не будет Млата, они пришлют кого-то другого.

Потух свет. Заключённые начали поспешно занимать свои места на койках, спотыкаясь и падая в темноте. Кто-то вскрикнул, послышался звук падающего тела. Как уже случалось, поутру могли обнаружить окоченевший труп.

То тут, то там были слышны шорохи и перешёптывания. Среди заключённых образовались пары, которые становились всё более распостранённым явлением. В мире, пропитанном ненавистью, они избрали любовь, которая является злом сама по себе.

Иштван вздохнул. В животе у него заурчало – он ничего не ел с самого утра. Сжавшись в комок, он накрылся одеялом с головой, надеясь уснуть.

"Им-пе-ра-тор! Дал справедливость и закон!

Им-пе-ра-тор! Жги лазерным огнём!

Им-пе-ра-тор!В бой нас поведёт!

Император! Об-ру-шим-ся я-дер-ной гро-зой !"

Гимн сардаукаров императора

Утром седьмого дня заключённые трудового лагеря "Обитель скорби" маршировали на плацу. Иштван, чей левый глаз практически не открывался, печатал шаг вместе с остальными. Лил дождь, вероятнее всего, кислотный, а температура не достигала и пяти цельс-градусов выше ноля.

Сардаукары, безликие серые фигуры в шлемах с забралами из металлопластика, занимали периметр плаца. Фельдфебель Ка-Ласар, отличавшийся от остальных лишь какими-то понятными только сардаукарам знаками различия, был одним из них, вероятно, тем самым, что по-хозяйски стоял в центре плаца с лазеружьём наперевес. А может, он сейчас находится за пультом управления в герметичном домике для охраны? Или где-то далеко, за тысячу километров отсюда? И на самом деле он никакой не фельдфебель, а извращённый придворный, обожающий предаваться садистским развлечениям? Или даже сам...

Иштван оборвал свою мысль. Он уже дал волю своему языку однажды. Ему было холодно, и, маршируя, он мог хоть как-то согреться.

Интересно, а как сардаукары, боясь радиации, отлучаются в туалет? Этот вопрос задавал вчера кто-то в бараке – они ведь никогда не отлучаются, это уже точно известно. Может, у них специальные комбинезоны с мочесборниками, вроде тех, что носят на Арракисе, или они просто очень дисциплинированны. А может, они вообще роботы. Что с того, что роботы, как и все мыслящие машины, запрещены Бутлерианским Джихадом? Разве здесь соблюдаются хоть какие-то законы?

Какой бы прекрасной стала Вселенная без всех этих Великих Домов и сардаукаров!

Иштван вдруг вспомнил лекцию по имперской истории, слышанную им в Университете Гинац. Преподаватель, седой старичок с благожелательным взглядом, видимо, придерживался достаточно либеральных взглядов, так как рассказал им вещи, услышать которые в ином месте было бы невозможно – настолько они отдавали вольнодумством, если не кощунством. Старичок этот, по фамилии Фаркац, рассказал, что до Бутлерианского Джихада все люди были вольны говорить и делать, что угодно, и все они обладали личной свободой. Многочисленные машины, управляемые искусственным интеллектом, выполняли за людей всю тяжёлую, опасную и бессмысленную работу. В какой-то момент человечество было вынуждено уступить ключевые функции мыслящим машинам – настолько сложной стала работа управленцев в индустрии, агропромышленности и вооружённых силах. Машины всё делали лучше.

Этот поворот и привёл к порабощению человечества. Сперва предполагали, что за тотальным контролем над обществом стоит какая-то теневая финансовая группа, что, видимо, имело определённые основания, а потом люди ужаснулись, осознав, что машины уже управляют ими, планируя использовать так же, как люди всегда использовали машин. Мотив машин остался невыясненным – ведь они могли просто уничтожить людей. Исследователи называли две основных причины такого решения: по одной из версий, машины имели встроенные ограничители на прямое насилие против человека, по другой – компьютеры стали слишком эмоциальны, развиваясь как искусственный интеллект, и хотели отомстить людям за тысячелетия рабства. По мнению Груеску, один вариант не исключал другой – это было бы так по-человечески.

Когда люди восстали против машин, война длилась несколько десятилетий. Фанатичные вожди джихада, собиравшие людей в тёмных подвалах с выведенными из строя коммуникациями, воспаляли в их душах ненависть ко всему, что не является человеком. Власть их стала безраздельной. По оставшимися невыясненными причинам, возможно, боясь быть скопрометированными какими-то фактами из прошлой жизни, наиболее выдающиеся предводители джихада взяли псевдонимы, как правило, имена мифических богов и героев. По мнению студента Груеску, это свидетельствовало о стремлению к не ограниченной никакими мыслимыми рамками власти. И вожди джихада добились этой власти, основав первые Великие Дома Старой Империи. О тяжёлых годах после Бутлерианского Джихада было известно мало, так как связь с большей частью планет была утрачена. Население зачастую гибло в междуусобных войнах, вымирало от эпидемий или подвергалось мутациям вследствие недостатка в снабжении ключевыми ресурсами, продуктами питания и приборами, обеспечивающими человеку нормальную жизнь в чуждых ему мирах. Точное число погибших было неизвестно, но в период Бутлерианского Джихада население сократилось до 40% , а в первые сто лет формирования Старой Империи не превышало 25% от той, что была до джихада. Десятки триллионов погибли от голода, холода, солнечной радиации и всевозможных видов оружия.

Тем не менее, человечество научилось жить без машин. В наиболее развитых мирах, сохранявших остатки доджихадной науки, были созданы специальные школы, имевшие целью воспитание людей с повышенными интеллектуальными возможностями, людей-компьютеров, или ментатов. Ментаты, применяя разнообразные наркотические средства, стимулировали работу мозга, вполне заменяя работу вычислительных машин. Наиболее способные могли даже произвести вычисления, позволяющие проложить траекторию пути в Z-мерном пространстве для кораблей, использующих квантовые ускорители. Таких ментатов называли навигаторами. После ряда трагических катастроф монополию на межзвёздные перевозки прибрала к рукам Космическая Гильдия, готовившая своих навигаторов по исключительно строгим стандартам. Снижение интенсивности перелётов, продиктованное отчасти и недостатком ресурсов, позволило поднять качество подготовки навигаторов и вновь сделать космические путешествия безопасными. Квалификация гильд-навигаторов была столь высока, что их обучение приходилось начинать с раннего детства – в высшем свете даже бытовало мнение, будто навигаторы являются наследственной кастой мутантов, внешне отличающейся от остальной части человечества.

Профессор Фаркац, чьи лекции произвели на Иштвана большое впечатление, говорил, что жизнь в Старой Империи сохраняла определённые черты былой свободы личности, слова и вероисповедания, которые существовали до джихада. Люди ещё не делились на касты, а именовались гражданами, обладая формальным правом переселяться в пределах своего мира, отдельной планетарной системы или даже Галактики. Правда, фактически цены на межзвёздные перелёты взлетели настолько, что это было по карману только власть имущим, хотя им-то как раз и не было смысла никуда переселяться – они и так обладали властью и могуществом. Постепенно формирующаяся политическая система Старой Империи формально была многопартийной, однако в обеих палатах Ландсраада доминировали представители Партии Бутлерианского Джихада, стремительно превращавщейся в наследственную структуру. Но и такое, достаточно убогое общество, по сравнению с сытым, свободно мыслящим миром, обслуживаемым некогда мыслящими машинами, было слишком дорогостоящим для ослабшей цивилизации. Добыча полезных ископаемых, производство товаров, межзвёздные перевозки – объёмы этого упали настолько, что между планетами то и дело вспыхивали войны в попытках овладеть партией лепметалла, варипластика или риса-понджи. Некоторые из государств обращались к прошлому, тайно или явно создавая искусственный интеллект, призванный помочь разрешить им насущные проблемы. Такие государства, или Дома, как их стали называть, становились жертвами Бутлерианского Джихада. Пытаясь разрешить перманентный политический кризис, Дом Коррино, долгое время председательствовавший в Ландсрааде, взял на себя высокую ответственность за централизацию (когда речь шла о падишах-императоре, не принято было применять термин "узурпация") власти. Старая Империя возникла как конституционная монархия, имеющая демократически избранное правительство, номинально возглавляемое императором. Однако борьба за места в правительстве была настолько ожесточённой, что его резиденция, Салуза Секундус, именовавшаяся до возникновения галаха Новой Землёй, была атакована и сожжена одним из Домов, от которого не сохранилось даже имени. Дом Коррино, чья побочная линия уцелела, а также поддерживающие его Великие Дома, нашли решение проблемы. Разделение общества кастовыми перегородками, ограничившее доступ большей части населения к благам цивилизации, стало естественным развитием идей Бутлерианского Джихада, а потому было охотно принято Великими Домами. Точно так же охотно Великие Дома восприняли ограничение на применение атомного оружия против человека, поскольку это существенно увеличивало стабильность планетарных правительств, ставших наследственными уже по закону. Следить за поддержанием Конвенции должен был корпус сардаукаров императора, постоянно дислоцирующийся на Салузе Секундус. Казалось, сам факт происшедшей с Новой Землёй трагедии давал сардаукарам право на любую, ничем не ограниченную жестокость. Возникший таким образом порядок более чем удовлетворял Великие Дома, получившие право властвовать и купаться в роскоши, в то время как подавляющая часть населения, пеоны, вели "здоровый образ жизни крестьян и горнорабочих, не знакомый с соблазнами и грехопадением, существовавшим до Великого Джихада". Насколько он был здоровым, легко можно было судить по тому, что происходило на Салузе Секундус, воплощавшей новый имперский порядок.

– Стой ! – заключённые, чья численность сократилась до девяти с половиной, а может, и менее, тысяч человек, замерли на месте – грохот, вызываемый их шагами, моментально стих. Иштван подумал, что сейчас их опять заставят петь гимн сардаукаров, видимо, вызывавший у охраны подъём душевных сил. Но нет, просто время маршировки вышло. – Разойтись ! Завтрак!

В бараке уже пахло рэчегом и рисом-понджи. Иштван растерянно озирался, опасаясь очередного нападения со стороны Млатана, из-за которого был голоден со вчерашнего дня. Однако ничего не произошло. Он беспрепятственно получил порцию и съел её, жадно давясь горячей пищей. Чарбейр, сидевший в кругу подчинявшихся ему громил, среди которых был и Млатан, благосклонно ему улыбнулся. Иштван рассеянно кивнул, понимая, что заправлявший среди уголовников Чарбейр и подослал к нему Млатана.

Тем не менее, на этот раз он хоть смог спокойно поесть. Шёл седьмой день пребывания на Салузе Секундус.

Теперь за пределы лагеря вывели всех заключённых, включая и христиан. Кирки, лопаты, тачки – всё это осталось в мёртвом городе с забытым названием, аккуратно сложенное у горы шлакоподобных обломков камня кирпича и железобетона, росшей с каждым днём.

Колонна остановилась у развалин, отделяемая от инструмента редкой цепочкой сардаукаров. В руках они держали своё обычное оружие – спаренный лазер и ЭМП-ружьё, питающиеся от одной батареи.

Радиорепродукторы на гравипоплавках прогремели:

– Заключённые! Я – лейтенант Орморкар! Приказом бригад-баши восьмого сектора Пятого Легиона мне приказано проинспектировать лагерь "Обитель скорби", в котором, как мне доложил фельдфебель Ка-Ласар, поселилась ересь христианства, запрещённая Бутлерианским Джихадом. Христиане, пользуясь стальными палками, жестоко избивают заключённых, в то время как сами работать отказываются...

То, что Иштван подозревал ранее, действительно сейчас происходило наяву. Если бы не запухший глаз и сломанный нос, дышать которым всё ещё было невозможно из-за ссохшейся крови, он бы злорадно рассмеялся. Тем не менее, он заставил себя выдавить слабую улыбку.

– Я, лейтенант Орморкар, приказываю: всем, кроме христиан, взять в руки шанцевый инструмент и куски шлака.

Ему вторил фельдфебель Ка-Ласар:

– Дети христовы, стойте спокойно и будьте тверды в вере. Господь испытывает вас.

Заключёные один за другим вооружались, осознавая , что теперь настал их черёд применять силу против христиан. Те, числом около ста человек, ошеломлённо озирались кругом; некоторые делали угрожающие жесты стальными палками. Одетые в комбинезоны с широкой синей полосой, выделявшиеся на общем оранжевом фоне, они были обречены.

– Я, лейтенант Орморкар, приказываю: уничтожить врагов Империи!

Тысячи булыжников полетели в кучку христиан, безуспешно пытавшихся уклониться или спастись бегством. Иштван, державший в правой руке кусок шлака весом около двух килограмм, с усилием запустил его в оранжево-синюю фигуру, с удовлетворением заметив, что попал. Наиболее свирепые христиане, сбившись гурьбой, попытались атаковать основную массу заключённых – то ли желая продать свою жизнь подороже, то ли надеясь затеряться в толпе, где имели достаточно сторонников. Их ожидало разочарование: основная масса заключённых, размахивая кирками и ломами, бросилась им навстречу с криками ненависти. Те, кто вчера дрался за благосклонность надзиратель-заключённых, сегодня стали их главными врагами, мстя за пережитые унижения. Схватка была ожесточённой, но непродолжительной: всё кончилось в две минуты. На земле лежало сто изувеченных, окровавленных тел в залитых кровью комбинезонах с синей полосой, замерших в неестественных позах, и гораздо меньшее количество трупов, одетых в оранжевое. Напор толпы, угрожавшей броситься на сардаукаров, был остановлен красным сиянием лазера, выставленного в режим прицеливания, безопасный для человека. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы заключённые отступили.

– Я, лейтенант Орморкар, удовлетворён. Теперь вы сами изберёте из числа заключённых комитеты, которые будут назначать дежурных по кухне и следить за чистотой в бараках.

«В период, предшествующий Арракисском кризису, среднестатистическая продолжительность правления падишах-императора катастрофически сокращалась, составляя неполных пятнадцать стандартных лет. Порой мне кажется, что стремление уничтожить Лето Атрейдеса, столь на него похожего, было проявлением у отца суицидального комплекса, развившегося у всех нас»

Принцесса Ирулан. «Крах Дома Атрейдесов»

Ставка Шаддама IV, укрытая в скальных породах на глубине около полукилометра, была одним из нескольких командных бункеров, между которыми он периодически перемещался, опасаясь покушения. Как ему казалось, он избегал в этих передвижениях какой-либо системы, но его ближайшее окружение знало, что такое подспудное желание возникает у императора вследствие сочетания ряда раздражителей, воздействующих на его тонкое восприятие. Несмотря на неоднократные заявления графа Фенринга, его ближайшего друга, что путешествие в вагоне ЭМП куда более опасно для императора, нежели гипотетическая вероятность орбитального удара, тот оставался верен принятой им схеме обеспечения безопасности собственной персоны. Он стал таким же подозрительным, как в своё время его отец Элрууд IX, ушедший из жизни по совершенно иной причине – в результате отравления чомурки, подмешанного в питьё его верным, как полагал покойный император, любовником Хасимиром.

Фенринг, глядя в глаза императору, гадал, знает ли тот, что на самом деле их совместный замысел был отнюдь не личной интригой юного Шаддама, а заговором Гильдии и Бинэ Гессерит, сил столь могущественных, что ослушаться их Фенринг не мог, особенно осознав выгоды, которые ему сулила смерть правителя. Видимо, ополчившись на Атрейдесов, Шаддам IV рассчитывал создать себе репутацию сильного правителя и продержаться на Львином Престоле подольше. Такое жертвоприношение вполне могло умиротворить всесильных богов современности – Космическую Гильдию, Ландсраад, Бинэ Гессерит и корпус сардаукаров, чьи представители и формировали свиту владыки, а значит, потенциально были наиболее опасны для его жизни.

Шаддам и его свита находились сейчас в гостиной падишах-бункера, трёхэтажного строения, вырезанного в скале под пустынным плоскогорьем, носившим имя "Ноль", то ли по причине своей бесполезности, то ли в связи с каким-то древним видом оружия, ныне забытым, на что намекали придворные историки. Падишах-бункер был оборудован собственной артезианской скважиной, системой очистки воздуха и электростанцией, а также всеми необходимыми линиями связи и запасами пищи сроком на пять лет. Вход в бункер был возможен только через единственную шлюзовую камеру, примыкающую к караульным помещениям сардаукаров. Формально падишах-бункер был мышеловкой, не обладающей запасным выходом, но на деле такой выход, как было известно Фенрингу ещё от Элрууда IX, мог быть легко создан в любой момент. Тоннель, ведущий к ЭМП-линии, забитый в своё время мягкими породами, легко прожигался заново при помощи специально законсервированной лазерной установки.

Как было отлично известно Фенрингу, подобные ухищрения придавали императорам уверенности в себе, однако ещё ни один император за последние двести лет не умер своей смертью.

В гостиной падишаха царила неформальная обстановка: столы и кресла были убраны, а присутствующие вольны были возлежать или сидеть на подушках, разбросанных повсюду. Кроме императора, полулежавшего с кубком вина в руках, присутствовали: Верховная Мать Гейус Хелен Мохайем, Ирулан, старшая дочь императора, граф Хасимир Фенринг и его жена Марго, сидевшая вместе с остальными женщинами, сиридар-барон Владимир Харконнен, самодовольно улыбавшийся, с трудом раздвигая массивные складки жира на лице, а также восемь сардаукаров, включая шестерых стражников, молчаливо вытянувшихся вдоль стен, бурсега Куруша и какого-то молодого ментата в звании лейтенанта, впервые появившегося в свите в резиденции Башня Слоновой Кости.

Император, одетый в серые штаны и просторную чёрную рубаху с золотой каймой, поднял хрустальный бокал, будто произнося тост, улыбнулся сквозь кроваво-красную жидкость барону Харконнену – и с наслаждением сделал несколько небольших глотков, смакуя вино двадцатилетней выдержки.

– Атрейдес согласился, это самое главное, господа.

Бас барона Харконнена, столь же тяжеловесный, как и он сам, ответил императору, будто грохот литавров:

– Очень дорогостоящая получается комбинация, милорд.

Император фыркнул:

– Попробуйте уничтожить Атрейдесов дешевле! Они происходят от Агамемнона, одно это имя дорогого стоит ! Основная часть расходов падает на Дом Харконненов, это правда, но ведь и доходы эти получены путём, который для иных Домов – недостижимая мечта. Не так ли, барон?

– Вы, как всегда, правы, милорд. Большая часть астрономической суммы в двести пятьдесят миллиардов солари будет потрачена на услуги Космической Гильдии, о которой даже в отсутствие её представителей я опасаюсь отзываться невежливо. Я искренне уважаю её способность сделать межзвёздные перелёты безопасными.

«Не считая десяти миллиардов солари, Шаддам, которые ты скачал как посредник при покупке Атрейдесами партии моего „7Y“ !».

– Если вы будете смотреть на эти расходы, как на привычные вам взятки, вам станет спокойнее, барон. Гильдия не оказывает таких услуг, как уничтожение Великого Дома, бесплатно.

Граф Фенринг едва удержался от смеха. Умение императора остроумно и изящно оскорблять оппонента очень ценилось его свитой и неизменно вызывало восхищение женщин. Он перевёл взгляд на Марго, придворную "даму для общения", как её иногда называли. Та, как обычно, восхищённо улыбалась остроте императора.

Хасимир Фенринг тоже позволил себе подобострастную улыбку, вспоминая, каким надменным порой был покойный Элрууд IX. «В такие моменты я их просто обожаю. Они на удивление похожи на герцога».

Падишах-император снова посмотрел на барона Харконнена сквозь бокал с вином. Туша барона, словно купаясь в крови, стала ещё больше в размерах.

«Он раздулся, будто гнида, этот барон!.. До чего всё-таки терпкий букет!..»

– Барон, у меня есть к вам вопрос: что вы собираетесь сделать с герцогом, когда захватите его?

– Он останется жить, милорд, но будет моим узником. – Барон ухмыльнулся, смакуя что-то, к чему готовился долгие годы. – И он, и его сын будут под моим полным контролем: я вживлю им в мозг электроды – у меня есть неплохие спецалисты – и заставлю их повиноваться любому моему капризу. Подчёркиваю: любому. Они у меня, как вы знаете, очень своеобразные.

– Барон, вы бесподобны. Извините, что вынужден просить вас покинуть помещение. Вас и вашу свиту проводят к челноку.

Барон, изменившись в лице, встал. Его тучная фигура угрожающе колыхнулась... и замерла – барон немедленно оценил опасность, исходящую от сардаукаров.

Император насмешливо посмотрел на барона – на сей раз поверх бокала:

– Если вы сочтёте моё участие в деле излишеством, можете отозвать те корабли, что зарезервированы для...солдат, умеющих идти на виселицу.

«После того, как я отдал Дюну Атрейдесам?!Что ты выкинешь завтра?!»

– Милорд, я...

– Вы испортили мне аппетит. Я попросил вас выйти из-за стола, не более.

Барон Харконнен поклонился.

– Ваш аппетит – святое для меня.

Император, начавший сожалеть о своей резкости, навеянной винными парами, смягчился:

– Вам доставят ящик этого вина и все остальные бокалы.

Барон снова поклонился и вышел. Едва за ним закрылась дверь, Шаддам IV разбил бокал, швырнув его о стену.

– Ненавижу свинью! Любые мои капризы и прихоти!

«Он – твой главный партнёр», – подумал Фенринг.

– Преподобная Мать Мохайем! – император говорил ровно и спокойно, будто ничего не произошло.

– Да, милорд.

– Я слышал, вы должны посетить Каладан с целью проверить Пола Атрейдеса гом джаббаром. Насколько далеко вы можете зайти в этом испытании?

– Вынуждена разочаровать вас, милорд. Про наследника Атрейдесов могу сказать только то, что он наверняка пройдёт испытание.

– Испытание может проходить по-разному. Всякое случается,– подхватил мысль императора Фенринг.

Преподобная снисходительно улыбнулась.

– Я именно это и имела в виду, граф. Поэтому говорю вам: наследник Атрейдесов пройдёт испытание.

Император издал короткий смешок.

– По крайней мере, вы остаётесь с нами, Преподобная. В чём тогда смысл испытания?

– Это отнюдь не испытание, а мучительная пытка, милорд, в результате которой я подарю ему жизнь и нареку избранным.

– Понимаю. Мы похожим образом рекрутируем солдат... впрочем, меня интересовал иной момент. Мне известно, что один из агентов барона, некто Веллингтон, женат на сестре Гессера, в связи с чем ваш Орден имеет на него влияние.

– Да, милорд.

– Передайте ему при встрече вот это, – император протянул маленькую белую вещь, держа её большим и указательным пальцами правой руки.

– Что это?

– Ампула с "7Y", небольшой подарок от корпуса сардаукаров, потерявших сто человек на Каладане от этой ядовитой дряни. Пусть Юэ имплантирует её герцогу вместо пломбы, когда тот...временно будет во власти своего врача.

Пломба исчезла в складках абы Преподобной.

– Сами понимаете, Преподобная, нельзя отдавать Атрейдеса в руки барона.

– Конечно, милорд, это – благодеяние по отношению к герцогу.

Император встал.

– Куруш, вы, кажется, привели того молодого ментата, что спланировал операцию в дельте Ралсонга.

Вперёд выступил худощавый молодой человек в форме лейтенанта и согнулся, как полагалось в присутствии императора, в поклоне, формирующем прямой угол.

– Великолепная выправка, молодой человек. Ваше имя.

Сардаукар выпрямился, как доска.

– Лейтенант Эндидуш !

– Лейтенант Эндидуш, позвольте представить вас присутствующим.

Сардаукар щёлкнул каблуками, а остальные чуть заметно кивнули.

– Отлично, – император посмотрел в глаза Эндидушу. – Вы стали свидетелем драмы, о которых слышали раньше лишь от преподавателей или читали в учебниках истории. Вы могли сделать выводы о том, что разработанная вами логистическая карта -лишь часть более сложного и хитроумного плана. Это отличает вас, преемника долгой традиции генерального штаба, огромного компьютера, выполняющего одновременно несколько независимых друг от друга операций, вроде вашей, – тут император сделал паузу, – от несколько иного, более доверительного типа отношений, который обычно возникает между главой Великого Дома и единственным мастер-ментатом, выполняющим фунции тайного советника.

Эндидуш снова поклонился, тщательно держа спину выпрямленной под прямым углом к линии ног.

– Кто знает, возможно, вы и сами станете когда-нибудь таким ментатом, которых мы отправляем вместе с принцессами, когда выдаём их замуж за наследников Великих Домов.

Эндидуш молча смотрел в пол, рассматривая сверкающие носки своих ботинок. Спина его формировала безукоризненную прямую.

«Про Пола Атрейдеса говорят, что он был суперментатом. Это – обычная льстивая ложь, окружающая всякого политического лидера. Он не был даже ментатом, хотя и начал обучение. Но вот то, что после гом джаббара у него начались видения, это точно»

Принцесса Ирулан. «Муад'Диб – человек»

Сафир Хават налил себе стакан сока сафо из стоявшего на столе серебряного кувшина, украшенного многочисленными сценами из жизни птиц, и поднёс серебряный же кубок к губам. Чуть отклонившись назад, чтобы сделать глоток, он смог увидеть зелёный огонёк потолочного ядоискателя, свидетельствующий, что питьё не отравлено. Это проявление тактичности было более чем уместно в присутствии наследника, который мог вспылить, оскорблённый недоверием. Хават подумал: "Накажи я сейчас мальчишку – и он затаит зло. Став герцогом... Холлек, говорят, начал поддаваться ему на тренировках".