Текст книги "Дюна. Последний бой Империи (СИ)"

Автор книги: Роман Кузьма

Соавторы: Роман Кузьма
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Груеску колебался. У него вдруг вспотели ладони, он почувствовал лёгкое головокружение.

– Он -провокатор, – наконец, выдавил он, удивляясь, как тихо звучат эти слова.

Суд молчал, терпеливо ожидая продолжения речи обвиняемого.

– Риловитц подпоил меня и всё произнёс сам. Я лишь согласился с ним, будучи пьян, так как пил за его счёт и боялся применения им физической силы.

Он сказал это. Произнёс эти тщательно обдуманные за время предварительного следствия фразы, вложившись в отведённую для выступления минуту.

– Время вышло. Подсудимый, сесть!

Иштван тяжело опустился на деревянную скамью, вытертую до блеска сотнями и тысячами таких же, как он, подсудимых, с замиранием сердца ожидавших окончательного приговора.

Встал государственный обвинитель. Это был седеющий мужчина средних лет с усталым выражением лица. Косо глянув на Иштвана, он заговорил, обращаясь к судьям:

– Подсудимый признал факт совершения им вменяемого в вину преступного деяния. Подсудимый осуждает методы сбора информации государством, что подтверждает его виновность и, согласно статье 51/1 Кодекса о преступлениях против Империи, является отягчающим обстоятельством, исключающим возможность условного осуждения.

Иштван взмок. Он вцепился в пальцами в штанины, проклиная себя последними словами и моля небеса о снисхождении.

– Подсудимый, встать!

Иштван встал.

– Подсудимый Груеску осуждается по статьям 39/7 и 51/1 Кодекса о преступлениях против Империи на три года исправительных работ.

Иштван был готов расплакаться. Статья 39/7, с которой его ознакомил государственный защитник, подразумевала наказание сроком до двух лет.

– Учитывая тот факт, что осуждённый Груеску ранее привлекался к ответственности по статье 83, пункт "в", Уголовного кодекса планеты Гинац, Дом Моритани от имени народа планеты Гинац считает невозможным ходатайствовать о возможности отбытия им наказания на территории планеты Гинац или любой другой планеты или территории, подвластной Дому Моритани.

Страх усилился. Иштван упрямо смотрел в противоположную стену, окрашенную в серо-голубой цвет.

– Осуждённый Груеску передаётся властям Империи для отбытия наказания согласно оглашённому приговору.

Ещё не поняв, что произошло, Иштван позволил себя увести. Тем же вечером его конвоировали в космопорт, откуда челнок доставил его на орбитальную станцию.

Только в камере, облицованной белым пластиком и нержавеющей сталью, где его соседями были ещё трое осуждённых, Иштван, наконец, начал понимать, что происходит.

– Тебе неслыханно повезло, парень, – насмешливо сказал один из новых соседей, низкорослый плечистый субъект по имени Далотц. – У Империи есть только одна тюрьма – Салуза Секундус.

Иштван замер. Внутри у него всё сжалось в тугой комок. Салуза-Секундус, радиоактивная планета-тюрьма, с которой ещё никто не вернулся! Он наслушался о ней историй ещё в детстве. Поговаривали, что при старой Империи там была столица, пока её не сожгли атомным оружием, уничтожившим разумную жизнь. Заново колонизированная заключёнными, она превратилась в проклятие, гнойную язву человечества, населённую разлагающимися заживо радиоактивными уродами. Говорили, что попасть туда – хуже, чем умереть, потому что смерть приходит мгновенно, а на Салузе Секундус медленная смерть называется жизнью. Говорили, что оттуда ещё никто не вернулся, хотя ежегодно тысячи обитаемых миров отправляли туда миллионы осуждённых на разные, иногда почти символические, сроки исправительных работ. Кто-то говорил, что рано или поздно Салузу Секундус очистят от радиоактивного шлака и что Старая Империя восстановится. Но тут же добавляли: что было, то прошло, и адские муки на Салузе Секундус длятся вечность.

Иштвану сделалось дурно. Тут неожиданно отказала система искусственной гравитации, уже второй раз за день. Он почувствовал, что становится лёгким, невесомым. В то время как сокамерники ухватились покрепче за поручни коек, он легкомысленно позволил своему телу взмыть в воздух. Избегая встречи с осветительным плафоном над головой, он сделал неловкое движение – и начал заваливаться на спину. Барахтаясь в воздухе, он повис вверх ногами, безуспешно пытась дотянуться до койки. Тут его, наконец, вывернуло.

На факультете естественных наук он наблюдал эксперименты с невесомостью при помощи генераторов поля, и знал, что вода в невесомости превращается в плавающие пузыри, но никогда не представлял себе, как может выглядеть блевотина в невесомости. Разделившись на несколько крупных и множество мелких капель, содержимое его желудка поплыло по камере.

Первым вскочил и схватил Иштвана за рукав Далотц, чьё лицо исказило яростью. К нему присоединились два остальных сокамерника. Иштван защищался, но безуспешно – его начали бить, жестоко и методично. Вдруг восстановилась искусственная гравитация. Все упали на пол, кто-то жалобно вскрикнул. С приглушенными шлепками упали капли крови и блевотины.Иштван успел ударить вслепую несколько раз, уже достаточно слабо, прежде чем все трое снова на него навалились и продолжили избиение.

Иштван начал терять сознание, когда дверь камеры открылась. Ворвалась охрана, применяя электрошоковые дубинки. Один раз ткнули и Иштвана. Острая боль внезапно пронзила всё тело, заставив выгнуться дугой. Казалось, будто его ножом ударили в сердце.

Вспышка потухла так же внезапно, как и ожгла. Иштвана снова стошнило.

– В чём дело? -рявкнул сержант. – Кто затеял драку?

Далотц и его товарищи молчали, а Иштван и слова не мог сказать, обливаясь слезами и кровью. На него накатил очередной приступ рвоты.

– Понятно, – протянул сержант и тоже пнул лежащего на полу Иштвана. – Этого – в одиночку!Ты ! – он ткнул дубинкой в грудь Далотцу. Тот вскрикнул от электрического удара и отпрянул.

– Уберёшь тут всё !

Остаток пересылки Иштван провёл в одиночке, небольшой камере два на два метра, снабжённой умывальником и писсуаром.

Он точно не знал, сколько прошло времени. Единственное, что его утешало, это то, что время идёт. Из курса общего права он помнил, что отбытие наказания начинается с момента оглашения приговора, а засчитывается с момента заключения под стражу. Вероятно, прошло уже не менее месяца, в общей сумме.

Порой ему казалось, что он сойдёт с ума. Он сидел, уставившись в белую пластиковую стену, испещрённую похабными надписями и рисунками, говорил сам с собой о причинах, по которым влип в такую историю, справлял нужду по потребности и принимал пищу по расписанию. Когда ему не сиделось на месте, он делал гимнастику, упражняясь в ударах по воображаемому Далотцу. Кормили трижды в сутки, и сделанные на стене царапины свидетельствовали, что обед давали уже двадцать один раз.

Наконец его вывели в коридор и повели. Иштван подозревал, что причалил хайлайнер Гильдии, посещающий планету Гинац каждый стандартный год. Его передали с рук на руки какому-то тюремщику, тут же одевшему на него кандалы, который провёл его по таким же коридорам из нержавеющей стали и белоснежного пластика, казавшимся бесконечными. Иштвану даже подумалось, что они ходят кругами, особенно когда его завели в такую же, похожую как две капли воды, камеру площадью два на два метра. То, что надписи и рисунки на стенах были другими, подтвердило его подозрения. Неожиданно он ощутил мягкий толчок, словно тронулся поезд на электромагнитной подушке.

Это действительно хайлайнер Космической Гильдии! И он везёт его на Салузу Секундус, планету с которой ещё никто не вернулся!

Страх и отчаяние овладели Иштваном Груеску, бывшим студентом второго курса социометрического факультета Университета Гинац, осуждённого по статьям 39/7 и 51/1 Кодекса о преступлениях против Империи на три года исправительных работ. Он сел на корточки, прислонившись спиной к стене, обхватил колени руками и захотел расплакаться.

«Говоря о своей роли в Арракисской революции, я вынуждена признать, что не совершила ровным счётом ничего, заслуживающего внимания историка»

Принцесса Ирулан. «В доме моего отца»

Тусклое солнце Кайтэн взошло, повиснув на горизонте. Уже несколько часов его слабые лучи прогревали воды моря Дзёмон. Летняя погода вполне позволяла купание, но принцесса Ирулан, пребывавшая на одном из многочисленных курортов императорской планеты, предпочла прогулку по парку, разбитому невдалеке от прибрежной полосы. Здесь, переместив специфический грунт, растения и даже некоторых животных с ряда планет, удалось совместить самые разнообразные эко-ландшафты: дубовую рощу, пустынный оазис, горячий гейзер, заболоченное озерцо, поросший мхом горный кряж, с вершины которого низвергался водопад, остывший вулкан с Хагала, окружённый кристаллической лавой, переливающейся всеми цветами радуги – и даже небольшой участок непроходимых каладанских джунглей. Каждый эколандшафт обладал своеобразным климатом, поддерживаемым при помощи сложной системы силовых щитов и микроатмосферных генераторов. Участки, обычно неправильной формы, имели площадь в один гектар, под которой выкапывали котлован, заполняемый соответствующим грунтом и индивидуальной дренажной системой; эко-зоны разделяли стенки котлованов из пористого пластика толщиной в три метра, обеспечивающие термо– и гидроизоляцию , присыпанные сверху мелким, как крупа, гравием. По этим гравийным дорожкам и ходили посетители, переходя из одного мира в другой сквозь тонкую завесу полей Хольцмана. Замысел планетарных инженеров, приспособивших Кайтэн к жизни Императорского Дома, достиг здесь художественного совершенства. Регулируемая смена времён года позволяла при необходимости создавать зимние погодные условия, специфичные для каждой из представленных климатических зон в разгар мягкого кайтэнского лета – и наоборот. Покинув парк, можно было вдохнуть солёный ветер, дующий с моря.

Поговаривали, что парк был создан по проекту, утверждённому лично падишах-императором, на средства Великих Домов, претендующих на руку принцесс, особенно Ирулан, а сама она знала наверняка, что это – чистая правда. Парк, прилегающий к небольшой трёхэтажной гостинице, стилизованной под замок, как и всё остальное на планете, принадлежал Дому Корино, но арендовался за умеренную плату одним из Малых Домов, контролирующих туристический бизнес. Кайтэн, хотя и не отличался здоровым климатом или какими-либо по-настоящему курортными зонами, был необычайно популярен среди богатых туристов, стремившихся всеми неправдами завязать связи при дворе. Как говорили, воздух на Кайтэн пахнет специей, а дороги вымощены чистым золотом.

Ирулан, сидевшая в беседке у небольшого родника в таёжном лесу, встала и потянулась, словно кошка. На ней были обтягивающие брюки кремового цвета и тёмно-зелёная спортивная куртка. Ухватившись за ограждение, она лёгким толчком перекинула ноги через голову, легко и привычно опустившись на дорожку. Гибкое молодое тело, тренированное по канонам Бинэ Гессерит, томилось от скуки. Ирулан вдруг захотелось пробежаться по гравию, ощущая сквозь тонкие туфли, каждый камушек, а потом запрыгнуть на дерево и скрестись о него руками, как дикое животное. Ей было знакомо это чувство, всегда приходившие накануне случки. Она подозревала, что время и место переговоров между Домами Берксон и Коррино, при которых ей предстояло присутствовать, отец и Преподобная Мать Гейус Хелен Мохайем, приставленная к нему ясновидящей, избрали с циничной целью "укрепления деловых связей на личном уровне". Молодой тридцатилетний виконт Берксон, писаный красавец, прибывший без супруги, на переговорах, касающихся перепродажи пакета долговых обязательств, вёл себя спокойно и невозмутимо, словно речь действительно шла только о деньгах, но игра эта ни для кого не была секретом. В конечном счёте, в Бинэ Гессерит обучали воспалять самые холодные сердца, а принцесса Ирулан отнюдь не была неумелой послушницей. Виконт Берксон к тому же пользовался репутацией покорного слуги падишах-императора, и все его разговоры о неудобствах, которые может причинить репутации его Дома такая "неожиданная", как он выразился, сделка, были просто реверансами и па в сложном танце со многими участниками, столь популярном при дворе. В конечном итоге кто-то становится ближе к трону, осыпаемый почестями, а кто-то катится вниз по ступеням.

Виконт Берксон приехал отнюдь не за деньгами, которыми его ссужали Харконнены, а за очередным придворным титулом, вероятно, даже должностью хранителя императорской печати. Ирулан, имевшая проверенных людей среди прислуги и дворцовых сардаукаров, уже знала, что речь идёт о перепродаже векселя с рядом условий "по усмотрению кредитора" на сумму в три миллиарда солари, которые Берксон поклялся под честное слово не менять, даже если ему будет угрожать смерть.

Должником по векселю был герцог Лето Атрейдес.

При мысли об Атрейдесах Ирулан фыркнула. Проклятый герцог всё время вёл себя так, будто намеревался бросить вызов Империи. Его высокомерие, соревнующееся с властностью отца, освящённой тысячелетиями справедливого правления Дома Коррино, раздражало сильнейшие Дома Ландсраада. Заигрывая со слабыми, герцог Лето вдруг ловко принимал обличье щедрого и благородного господина, неожиданно меняя в ходе разговора выражение лица на строгое и суровое, словно это он был падишах-императором, вольным так себя вести среди Домов Ландсраада.

Ирулан ударила ладонью по обвисшей ветке пихты, стряхнув с неё капли росы. Заносчивый дурак! Видимо, его время настало. Говорят, карательная операция Атрейдесов в дельте Ралсонга по жестокости превзошла все мыслимые пределы.

Она снова фырнула и подпрыгнула, растянув ноги в сложном прыжковом ударе.

Дом Атрейдесов падёт!

Ирулан перешагнула границу эко-ландшафта "Водопад", с нескрываемым удовольствием вслушиваясь в грохот воды, падающей с высоты четырнадцати метров – ровно столько ей должно было исполниться, когда она заказала отцу этот парк в качестве подарка на день рождения. Она отлично знала все размеры парка, так как сама же его и спроектировала. Парк Кайтэн был уже известен на многих мирах как одно из Чудес Империи. Говорят, Хасимир Фенринг решил возвести в своей резиденции на Арракисе баснословно дорогую по тамошним меркам оранжерею в раболепной попытке подражать Императору.

Ирулан звонко рассмеялась. Отец распорядился подарить угодливому графу ряд наиболее редких растений, произрастающих в её парке, которые передал через...леди Фенринг, уединившись с ней в покоях на несколько часов.

Таковы законы Империи! Граф Фенринг получит награду за верность – возможно, даже титул Смотрителя Сада с баснословной оплатой-чорба, маскирующий обычные для Фенринга деликатные миссии. Виконт Берксон станет Хранителем имперской печати. А Атрейдесы погибнут! Все до единого! Ничтожества!

Она решила искупаться в водопаде, а вечером привести сюда виконта Берксона, загорелого русоволосого атлета с фигурой Аполлона, и уединиться с ним в маленьком гроте за стеной падающей воды. Она будет смотреть в его пустые лживые глаза, слушать сказанные с придыханием слова ласки. Она ответит ему несколькими двусмысленными фразами, намекающими на возможный политический взлёт, произнеся их поставленным грудным голосом – и у них всё произойдёт.

Принцесса решительно скинула туфли и обнажилась, рыбкой нырнув в озеро с небольшого обрыва.

"Душа давно уж умерла, а руки – загрубели,

Сердце забыло страх, поскольку очерствело,

Звезда бриллиантовая украшает китель серый –

Бурсег Шаддам открыл ворота царства Смерти!"

Принцесса Ирулан. Стихотворение «Сардаукар»

Сардаукар-курсант Эндидуш впервые в жизни должен был предстать перед падишах-императором. Он был подготовлен к верноподданной службе монаршей особе с детства и всегда знал, что рано или поздно их встреча должна состояться, и, тем не менее, ощущал странное беспокойство, порой переходящее в страх. Эндидуш родился и большую часть жизни провёл на Кайтэн; он происходил из семьи, долгие века безупречно служившей Империи. Все мужчины в его роду были сардаукарами, и он по праву гордился тем, что наследует гены целой плеяды отличных офицеров, большинство из которых служили в престижном Первом Легионе, постоянно дислоцированном на Кайтэн. Некоторые его родственники, как дядя по материнской линии, ставший баши бригады, дослужились до высоких командных постов, а троюродный прадед Гильгеш даже был членом штата императорской ставки, пусть и в звании капитана, однако на престижной должности виночерпия падишах-императора.

Эндидуш, проходящий обучение на штаб-ментата, был среднего роста, узок в кости и светловолос. Голубые глаза спокойно смотрели с плоского, невыразительного лица с небольшим носом, характерным для уроженцев искусственно кондиционируемых правительственных зон Кайтэн. Он неожиданно подумал, что, быть может, было бы лучше первый раз лицезреть императора на каком-нибудь смотре, чтобы привыкнуть к стрессу, вызываемому присутствием небожителя. Однако получилось как раз наоборот, причём именно так, как он и мечтал в детстве – Эндидушу предстояло рапортовать о спланированной им сверхсложной операции, принесшей Дому Коррино великую победу. Впрочем, нет, не совсем, поправил он себя мысленно, ощутив лёгкий укол страха – операция завершилась тяжким поражением: все повстанцы в дельте Ралсонга, включая и определённое количество сардаукаров, были уничтожены беспрецендентным по жестокости актом применения химического оружия со стороны Атрейдесов. В качестве оправдания он подготовил отчёт, доказывающий, что единственно возможным решением со стороны Атрейдесов считал применение оружия массового поражения, вследствие чего настоял на оснащении всех баз повстанцев воздухоочистительными установками, а также на поставках газовых масок во все патрули – и ста дыхательных аппаратов замкнутого типа для сардаукаров – в рамках сметы операции. Тем не менее, повстанцы были истреблены – и именно с помощью химического оружия.

Такое событие, несомненно, ляжет тёмным пятном на его биографию и не останется неотмеченным в личном деле.

Эндидуш несколько раз вдохнул-выдохнул, надеясь, что дрожь, охватившая руки, пройдёт. Не помогло. Он напряг руки и вытянулся в струнку, словно выполняя команду "Смирно!". Ему стало легче. Мысленно представив перед собой императора, он щёлкнул каблуками и уставился неподвижным взглядом вперёд. При мысли об императоре, стоящем рядом, ему стало тепло и радостно. В ответ на воображаемое приветствие Шаддама IV, курсант Эндидуш вскинул правую руку ладонью вверх: "Шалом!".

Он почувствовал, что снова превращается в сардаукара, солдата армии, покорившей вселенную. Его мышцы налились силой, а мысль заработала чётко и спокойно. Улыбнувшись, он подошёл к шкафу, достав парадный мундир. На нём ещё не было офицерских знаков различия с драгоценными камнями, но двенадцать пуговиц из червонного золота по пол-декаграмма каждая смотрелись бесподобно, сверкая на тщательно вычищенном тёмно-сером сукне кителя. Они были пустотелыми, отчего выглядели достаточно крупными, а в пустоту всегда можно было вмонтировать разные необходимые мелочи. Изображённый на них гордый имперский лев замахивался лапой на воображаемого противника. Эндидуш знал, что у каждого легиона лев изображён чуть по-другому и под иным ракурсом, что позволяло при необходимости отличить подделку.

Он натянул брюки и одел китель. Шесть декаграммов золота, или шестьдесят солари, которые носил в виде пуговиц каждый нижний чин или курсант, имели определённую символическую стоимость: ровно столько стоило на рынке шесть тонн риса-понджи, основной зерновой культуры Империи, производимой аграрными Домами. Приблизительно столько риса потреблял за свою жизнь среднестатистический пеон, и такой была установленная имперским правом цена выкупа за убийство пеона представителем высших каст. Одевая мундир, рядовой сардаукар продавал свою жизнь императору. Одновременно он получал право убивать пеонов, за одного из которых мог рассчитаться с местными властями самостоятельно – если те были безумны настолько, чтобы принимать в оплату форменные пуговицы. В большинстве случаев, если убийство было результатом поощряемой агрессии со стороны сардаукаров, взятый в залог мундир выкупался за счёт имперской казны, а провинившийся солдат лишался права участия в смотрах и иных мероприятиях, требующих ношения парадного мундира, сроком на один год.

Эндидуш одел начищенные ещё с вечера чёрные ботинки, послушно осевшие на стопе, протёр их для проформы тряпицей и потянулся за оружейным поясом. Он носил стандартный кинжал с жаловидным лезвием 20-сантиметровой длины на рифлёной рукоятке из простой нержавеющей стали с выгравированным его, Эндидуша, личным номером – 674859-B-21G. Ножи нестандартной формы, сделанные по заказу, разрешалось носить лишь офицерам, хотя Эндидуш слыхал, что в легионах, постоянно дислоцированных на Салузе Секундус, нормой является наличие второго, непронумерованного кинжала, применяемого обычно для дуэлей и иных "неофициальных" вооружённых стычек. Украшения из благородных металлов и драгоценных камней разрешалось делать лишь в качестве поощрения отличившихся, что относилось к престижным боевым наградам.

Эндидуш застегнул пряжку ремня, украшенную двумя декаграммами золота, изображающими имперского льва, причесался и одел фуражку, на которой красовалась имперская эмблема весом в один декаграмм, обвитая сверху и снизу двумя линиями золотого шнура, змеящимися по краям чёрной тульи. Его личный номер, вышитый на груди золотыми знаками в пять миллиметров высотой, как он уже знал от выпускников предыдущих лет, также вышит микроскопическим шрифтом, незаметным для невооружённого глаза, на всех атрибутах одежды, меняться которыми, а уж тем более продавать или терять, строжайше воспрещалось.

Эндидуш не стал дожидаться соседа по комнате, курсанта Нарам-паласара, чтобы попрощаться, а вышел и, быстро сбежав по ступеням с четвёртого на первый этаж, покинул общежитие. Чётким уверенным шагом он пересёк сквер, в котором слонялось несколько любопытных курсантов и, не обращая внимания на их изумлённые взгляды (обычно носить нож и парадную форму строго воспрещалось), вошёл в административный корпус Училища корпуса сардаукаров, или, сокращённо, сардаукар-училища. Название это курсанты в неформальной обстановке любили переиначивать на разные лады, однако Эндидуш подозревал, что время розыгрышей и развлечений прошло. Вот-вот он станет офицером...если не случится ничего неожиданного.

Вскоре он был допущен к баши училища, носившему высокое звание подполковника. Это был мужчина около пятидесяти стандартных лет с пронизывающим взглядом чёрных, как обсидиан, глаз.

Курсант Эндидуш вошёл, держа фуражку, согласно уставу, в левой руке.

– Шалом!

– Шалом, подполковник Пулуш!

Баши сардаукар-училища строго посмотрел на курсанта, ища возможные несоответствия уставу в форме одежды. Наконец он произнёс:

– Вами спланирована логистическая карта района операций в дельте реки "Р", что было вашей дипломной работой и практикой одновременно. Как вам известно, операция там потерпела полное поражение. Вам есть что сказать в своё оправдание?

Эндидуш щёлкнул каблуками:

– Никак нет, подполковник! То есть, я не нашёл оснований оправдываться. Логистическая карта составлена мной согласно выделенной сметы по лучшим учебникам. Для защиты от применённых противником средств поражения были выделены средства, обеспечивающие безусловную безопасность кадрового состава и, с достаточно высокой степенью вероятности, абсолютно всего боевого состава.

Подполковник Пулуш яростно взглянул на него, чуть наклонив голову, будто собираясь встать:

– Тогда почему они погибли, курсант Эндидуш?

– Отсутствие ошибки в вычислениях при наличии неверного результата позволяет предположить наличие грубой ошибки в вводных данных. Противник применил оружие в количестве, которого, как говорилось, у него возникнуть не может.

Подполковник промолчал. Встав, он повернулся к курсанту спиной, что считалось знаком благоволения, и с минуту смотрел в окно, прикрытое метастеклом.

– Вы удивитесь, Эндидуш, но мне сегодня уже говорили эти слова, притом люди достаточно высокопоставленные. Однако, рассматривая вашу логистическую карту post factum, никак не могу отделаться от впечатления, что вы должны бы были предвидеть подобного рода действия со стороны противника. Попав в отчаянное положение, он обязан был пойти на отчаянные меры.

Эндидуш щёлкнул каблуками:

– Так точно, подполковник Пулуш! Я также попробовал рассмотреть логистическую карту post factum. Однако увеличение расходов на противохимическую защиту даже на один порядок, или десятикратно, по применяющимся для этой модели уравнениям, влекло трансформацию сметы, несовместимую с эффективными наступательными задачами. Противник не оказался бы в отчаянном положении.

Подполковник обернулся и пристально посмотрел в глаза Эндидушу. Тот заподозрил, что баши училища и сам пришёл к таким же выводам – или слышал их от кого-то. Тем не менее, сардаукары не должны проигрывать.

– Это – очень дурной знак, Эндидуш, что я вынужден признавать вашу правоту. Безукоризненное планирование не принесло императору победы. Постарайтесь преодолеть эту тенденцию в ходе дальнейшей службы.

– Так точно, подполковник Пулуш !

Баши училища подошёл к письменному столу и достал что-то, блеснувшее на свету.

– Приказом императора от сего дня вы производитесь в лейтенанты. Вам присваиваивается специальность штаб-ментата. Поздравляю вас, лейтенант Эндидуш!

– Шалом, подполковник Пулуш!

– Шалом!

Эндидуш принял в руки конверт с приказом и стальную коробочку с лейтенантскими знаками различия – расшитыми платиновой нитью погонами, украшенными бриллиантами в пять карат.

– К сожалению, вы не сможете присутствовать на общей церемонии выпуска, лейтенант Эндидуш. Сейчас спуститесь к казнадару и обменяете китель на офицерский. Вечером в семь часов вам предстоит быть в резиденции императора. Это записано и в переданном вам приказе. Вагон ЭМП отправляется через час. Шалом!

– Шалом, подполковник Пулуш!

Покинув кабинет баши училища, лейтенант Эндидуш бегом бросился вниз по ступеням – ему не терпелось примерить новенький офицерский китель с платиновыми пуговицами.

«Герцог Атрейдес в последние годы стал гротескным подобием падишах-императора, воплощавшим все его недостатки в искажённой до неузнаваемости форме, порой переходящей в безумие. К сожалению, подобно многим сумасшедшим, герцог Лето ловко скрывал свою болезнь»

Принцесса Ирулан. «Крах Дома Атрейдесов»

Фрегат Атрейдесов покинул трюм хайлайнера Гильдии на подходе к планетарной системе Кайтэн, расположенной, по странному совпадению, в созвездии Малого Льва. Сопровождаемый крейсером Империи, фрегат "Победоносный", вышел на орбиту Кайтэн. Станции орбитальной обороны, расположенные на четырёх лунах Кайтэн, тщательно отслеживали манёвры фрегата Атрейдесов, готовые уничтожить корабль при первых признаках нападения с его стороны. Наконец, герцог и десять избранных спутников – максимальное количество, разрешённое Великой Конвенцией – перешли на борт челнока, которому предстояло доставить их на землю Кайтэн. Айдахо, управлявший челноком, взмок, выписывая просчитанную при помощи Хавата траекторию, призванную избежать пересечения с орбитами спутников и кольцами Кайтэн. В этом ему немало помогли навигационные маяки, установленные на спутниках и некоторых метеоритах. Как отлично понимал герцог Атрейдес, везде могли быть размещены заряды с радиодетонаторами, управляемые ракеты и лазеружья, не говоря уже о том, что и навигация могла оказаться с введённой заранее погрешностью, ведущей к катастрофе. За те несколько часов, что челнок описывал сложную спираль, постепенно входя во всё более плотные слои атмосферы, Лето смог по достоинству оценить выбор правителей Дома Коррино, избравших Кайтэн новой столицей Империи взамен испепелённой Салузы Секундус.

Делегация Атрейдесов в космопорту была встречена неразговорчивым представителем падишах-императора в звании чауша и конвоем из десяти неулыбчивых сардаукаров в парадной форме, сверкающей золотом, с включенными на полную мощность щитами.

Герцог и Хават переглянулись. Согласно этикету имперских дипломатов, включенные щиты были признаком переговоров между воюющими Домами.

Герцог не выдержал:

– Так, значит, император считает меня врагом ?

Чауш – а это был граф Фенринг собственной персоной – прошипел в ответ:

– Одумайтесь, герцог! Вы не на Каладане, где в дельте Ралсонга творятся вещи, о которых император слышал, как о неподобающих! На своей собственной планете падишах-император вправе сам устанавливать стандарты униформы своей гвардии. Или вы настаиваете на праве разоружить сардаукаров?

Герцог стиснул зубы. Он заметил, как напряглась его охрана, заметил и то, что трое сардаукаров уже стали рядом, явно готовые отсечь от эскорта, в то время как остальные насядут на него и Айдахо. Да и сам Фенринг... Низкорослое тело, носящее неестественно большую голову с лицом хорька, обладало, как было известно герцогу, неожиданной физической силой. Подобно всем людям небольшого роста, Фенринг был очень ловок, а врождённые генетические изъяны (он был импотентом, или, как вежливо выражались при дворе, прирождённым евнухом) вынудили его подолгу находиться в тренировочном зале, упражняясь с холодным оружием. Считалось, что Фенринг – наиболее опасный дуэлянт Империи.

Герцог Атрейдес постарался выглядеть невозмутимым, направляя разговор в нужное ему русло:

– Как Благородный вы вправе выявить любопытство по этому поводу, не более, граф. Как чауш падишах-императора, сопровождаемый его личной гвардией, вы могли бы поговорить об этом с моим чаушем, Дунканом Айдахо.

Граф Фенринг молча кивнул, зная, что разговор записывается и может стать предметом официального разбирательства в Совете Благородных Ландсраада. Видимо, его удовлетворило то, что герцог не поддался на столь явную провокацию.

– Между прочим, герцог, я обязан прояснить статус некоего Дункана Айдахо, который стоит по левую руку от вас – как чауш падишах-императора. Говорят, он – бывший оружейник из Дома Гинац, перешедший к вам на службу.

– Я понимаю, о чём вы, граф. Юридически всё несколько по-другому, нежели вы могли себе представить. Дункан Айдахо – отнюдь не бывший член Дома Гинац, укрываемый мною по каким-то сомнительным причинам. Отнюдь! Он – мой личный раб, я купил его у Дома Гинац, и сделка эта была оформлена на сумму в один миллион солари.

Граф Хасимир Фенринг, член Совета Благородных Ландсраада, увидел в этом оскорбление своей чести. Однако чауш по определению – человек, скованный обязательствами, а значит, по-своему, раб.