Текст книги "Другое имя зла"

Автор книги: Роман Парфененко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Потом все переживания, кошмар одиночества, встреча, перетекли в глубокий спокойный сон. Я проснулся, обнимая, чувствуя ее тепло. Впервые за все это время стало в определенной степени спокойно. У меня не возникло ни каких сексуальных желаний. Я не нашел в этом ничего странного. Проснулся первым, она пошевелилась чуть позднее. Крепче обнял ее. Мы долго лежали молча и не шевелясь. Она заговорила первой:

– Юра?

– Да,

– А может случиться так, что кто-то из нас сошел с ума и все это происходит в сумасшедшем доме, а тебе или мне это только кажется?

– Ну, если это и так, то рад, что встретил тебя в своей параноидальной галлюцинации. Все то, что мерещилось прежде, даже для сумасшедшего чересчур. Я ведь долго еще лазал по Петроградской стороне. Что-то ел, где-то спал. Уже начинало казаться, что превращаюсь в растение. Все существование свелось только к физиологическому выживанию. Физиология привела сюда и подарила встречу с тобой, Наташа. Так что в каждом минусе при желании можно попытаться отыскать плюс. Расскажи свою историю. Надо думать, что делать дальше и как выбираться из этого, извини, дерьма. Теперь, когда мы встретились, жизнь просто к физиологии не сведешь.

– Моя история не многим отличается от твоей. Точно помню, что приехала в Город, откуда– то. Жила в большом, провинциальном городе, но недалеко от Петербурга, здесь была, кажется, в командировке. Смутно все, – она заплакала едва слышно. Я обнял ее.

– Ты не хочешь кушать?

– Нет, спасибо. Все. Уже успокоилась. У меня всегда очень точно работали биологические часы. Даже в детстве никуда никогда не опаздывала. Тогда проснулась, часов семь было по моим ощущениям, а на улице уже светло. Мне куда-то рано надо было попасть. Испугалась страшно, все думаю, проспала. Вскочила, кинулась в ванну, света нет, воды тоже. Я жила в квартире однокомнатной, но она вся какая то чужая была. Снимала, наверное. В общем, умылась из чайника, быстро оделась, накрасилась, схватила сумку и бежать на улицу. Квартира на Большом проспекте была. Выскочила из подъезда и сломя голову к остановке кинулась, метров десять пробежала, прежде чем поняла, что – то не так. Остановилась и сразу увидела, что на Большом никого нет, – ни людей, ни машин. Нет, люди были, они висели на столбах, из окон, на канатах этих, на которых транспаранты над улицей вывешивали. Закричала, но сразу рот себе руками зажала и метнулась в первую открытую дверь. Оказалась здесь. Мне кажется, что уже два дня здесь сижу безвылазно. Еда тут есть, не холодно. Натащила со всего магазина тряпья, устроила постель. Нора, одним словом.

Когда она сказала "нора", у меня в голове скакнул вопрос:

– Слушай, Наташа, а крыс ты не видела?

– Нет, не видела, а если бы увидела, точно умерла бы со страха. Причем здесь крысы?

– Понимаешь, когда шорох услышал, подумал, что это крыса. Только не обижайся. Я их видел день назад примерно. Они стали просто огромными. Некоторые размером со здорового кота. Тогда их раза четыре видел. На меня они вообще никак не реагировали. Сновали шустро мимо по своим делам, а я как будто для них невидим. Они даже какими то симпатичными показались. Морды обаятельные. Умные. Глазки, которые теперь уж никак бусинками не назовешь. Такая одухотворенность и осмысленность на их мордах, это что– то особенное. Эти умные морды как бы делают незаметными их отвратительные, мерзкие хвосты, которые тоже увеличились в размерах. Ну, это так к слову. Нам пора подумать о том, что делать дальше. Чем больше об этом думаю, тем тверже становится моя убежденность в том, что надо выбираться из города. Кто бы это ни делал с людьми, человеколюбием он не отличается. Попадись к нему тьфу, тьфу, тьфу три раза, что бы ни сглазить, выбор у нас будет очень не велик. И со всех сторон выбор будет ограничен, Его списком разнообразных казней. Список, что и говорить, очень обширен, но не одна из имеющихся в реестре, меня лично не устраивает. В городе мы находимся в очень большой опасности. Меня чувство страха не покидает ни на минуту. Оно как бы приглушилось, отодвинулось на второй план, после встречи с тобой, но никуда не исчезло. Так вот, мне кажется, что опасность представляет сам город, а за городом есть леса. Черт его знает, может там и люди есть. Не знаю, что там может быть, но ведь что-то есть? Какая-то надежда у нас должна быть?! Ты согласна?

– Да. Давай сразу пойдем…

Я перебил ее и продолжил пламенное выступление:

– Пойдем в сторону Московского проспекта. Я тот район хорошо знаю. Там есть много мест, где можно спрятаться. Опять же, промышленные зоны, доберемся до выхода из города, а там уж и до Пулковских высот рукой подать. Может, повезет, машину, какую-нибудь, найдем, доедем до Сиверского. Там у меня, вернее у родителей дача. Сразу сорваться не получится. Я ведь рассказывал про шум автомобилей, он доносился со стороны Невского проспекта, а нам его по всякому переходить придется. Идти надо медленно и осторожно. Тем более что время в этом городе, кажется, перестало существовать. Раньше была прекрасная поговорка, которая в несколько измененном виде отвечает реалиям сегодняшнего дня "поспешишь, людей насмешишь". Правда, людей живых не наблюдается, но все равно торопиться не будем.

Тут в голову пришла одна очень интересная мысль, вернее просто удобоваримо оформилась из полученной ранее информации:

– Неплохо бы оружие раздобыть. В этом вопросе есть одна закавыка. Я уже искал оружие, огнестрельное, а его нигде не было. В магазины залезал, в ментовку. Оно просто исчезло и все. Холодное лежит, а огнестрельного и любого другого из которого можно поразить противника на расстоянии, нет. Газовое, пневматическое, луки, арбалеты, даже рогатки. Были такие, импортные в оружейных магазинах. Все как корова языком слизала. Почему так?

Она не стала вступать со мной в дискуссию по этому животрепещущему, вопросу. Вместо этого раздраженным, как показалось, голосом сказала:

– Юра, я в этом совершенно ничего не понимаю. Но почему мы должны идти медленно? Ведь надо как можно быстрее выбраться отсюда, пока оно нас не схватило и не сделало с нами то же, что и со всеми остальными!!!

Я тоже начал раздражаться, но еще в состояние был контролировать голос:

– Пойми, ты, этот шум он связан со всем тем, что произошло. Ставлю сто к одному, что ездят в машинах те, чьих рук дело, эта измененная реальность. Не хочу ни при каких условиях, и ни при каких обстоятельствах с ними сталкиваться.

– Но ведь я этот шум не слышала. Ты слышал его только раз и то давно. Может, те, кто там ездил, уже уехали.

– Вот именно: может быть, кажется, наверное, возможно и всякие другие слова. Все, кроме – я уверенна, я убежден!!! Только тогда, когда буду уверен в том, что источник шума не угрожает. Или хотя бы в том, что в течение этого вот часа с нами ничего не случится, только при этом условии будем двигаться быстро, хотя бы в течение этого часа.

– Не кричи на меня, пожалуйста, такое ощущение, что ты в чем– то меня упрекаешь.

– Ну, хорошо, хорошо, извини. Но я прошу тебя понять одну вещь: мы с тобой оказались в такой ситуации, когда танцы на минном поле, вероятно, в сравнении с этим, совсем уж безопасная забава. Здесь каждый шаг, каждый миг чреват неизвестно какими неожиданностями. И уж если мы решили жить. Вернее не так, выжить во всем этом, то ошибок совершать не должны никаких, ни больших, ни маленьких. Тут любая ошибка, и в этом убежден на сто процентов, будет стоить головы. Я никогда не был храбрецом, но глупцом оснований считать себя тоже не было. Так что каждый шаг должен быть безопасным, и мы в этом должны быть уверенны. Сейчас будем есть. Потом выдвигаемся, Идти будем от дома к дому. Не случайно все проезды к крупным улицам перегорожены баррикадами из машин. Очень похоже на ловушку. Как зверей хотят гнать по вырубленным просекам к центру, где нас будут ждать незнающие жалости охотники. По этим улицам мы должны идти к чему-то или кому-то. Так что первоочередной задачей является нарушить их планы. Это вопрос не просто принципиальный, это вопрос жизни или смерти. Давай сейчас поедим. Заодно успокоим, разыгравшиеся страсти. Потом со всем вниманием направляемся к Троицкому мосту.

В холле магазина увидел, что ее сапоги совершенно не приспособлены для длительного похода. Теперь предстояло проделать путь к магазину, в котором можно разжиться хорошей обувью. Такой магазин знал на Петроградке один – Экко.

– Нам надо решить вопрос с твоей обувкой. Да и рюкзак какой – нибудь подходящий найти. В него личные вещи положишь, и кое-какой запас продовольствия.

– А чем тебе не нравятся мои сапоги, – с обидой в голосе спросила Наташа.

– Сапоги хороши. Слов нет, но они совершенно не годятся для того, что нам предстоит осуществить. Придется дойти до магазина "Экко", там единственная обувь, которой в моем представлении можно доверять во всех случаях жизни, даже таких. Потом он не так далеко от нас находится. Подберем там обувь, а дальше по Каменноостровскому проспекту двинемся к Неве.

Выходить на улицу было страшно. Как в ледяную прорубь броситься, зная, что утонешь. Однако, набрав в легкие побольше воздуха, мы бросились в эту прорубь. Сам первый, позабыв свои прочувствованные и продуманные доводы о необходимой осторожности, задал такой темп, что мы достигли начального этапа нашего путешествия быстро. Серьезных преград на пути не было. Единственное, пострадавшее за время марш-броска, было сбитое дыхание. Какое-то время стояли перед дверями магазина и пытались отдышаться. Почему-то не заходя внутрь помещения. Дверь в салон оказалась открытой. Прошли внутрь. Я придирчиво рассматривал выставленные модели, наконец, остановился на одной. Хорошая, крепкая, спортивная пара, на устойчивой платформе, плюс ко всему еще и влагостойкая. На витринах нужного размера, как всегда не оказалось. Пришлось идти внутрь магазина и искать необходимое там. Нашел то, что было нужно с помощью фонарика. Быстро вернулся к Наташе, и предложил померить обновку. Пока она переобувалась, решил с помощью все того же фонаря обыскать другие помещения магазина. В одной из комнат на столе стоял довольно вместительный, кожаный рюкзак, прихватил его и вернулся в зал. Наташа внимательно разглядывала отражение своей обутой ноги в зеркале. Женщины, есть женщины, что им конец света, когда есть возможность повертеться перед зеркалом. Раскрыл рюкзак, высыпал содержимое прямо на пол. Ничего путного там не оказалось, рюкзак принадлежал женщине, так что все находки исчерпались средствами гигиеническими и косметическими, без которых ни одна уважающая себя особа слабого пола, шагу не ступит. Затолкал бесполезные находки ногой под скамейку, еще раз проверил многочисленные отделения, но больше ничего не обнаружил. Протянул рюкзак Наташе:

– Вот держи, сейчас перейдем через дорогу наберем продуктов, мало ли что там дальше будет. Неприкосновенный запас хранить будешь ты. Переложи необходимые вещи из своей сумки в эту, а ее оставим здесь.

– Ага, – сказала, не отрываясь от зеркала. Мне эти дела стали надоедать, решил деликатно поторопить:

– Наташа, эти ботинки на тебе выглядят бесподобно. Да, и сама ты более чем хороша. Но пора, красавица, проснись, как у поэта сказано, – Наташа оторвалась от своего занятия, очень внимательно посмотрела на меня, а потом улыбнулась. Ее улыбка, очень мне понравилась. Вот мимо такой, в свое время, не прошел бы без похотливого шевеления в душе. В ее взгляде промелькнуло что-то такое, значение чего понять не удалось. Она быстро преложила из своей маленькой сумочки в рюкзак какие-то шкатулки и мешочки. Я не возражал, не вдавался в подробности, остановил, только тогда, когда она попыталась следом отправить вместительный кожаный кошелек:

– Он нам не нужен. Забыла? Мы живем в эпоху прогрессирующего коммунизма? Деньги отменены, как факт. Будем считать, что кошельком и его содержимым оплатили магазину услуги. Все пошли, пора. И так долго провозились.

Наташа молча, опровергнув опасения, выполнила то, что сказал. Пошла следом за мной к выходу из магазина. Она продолжала удивлять меня. Никак не мог просчитать ее поступки. Конечно, мы мало знакомы, да и познакомились при обстоятельствах, что лучше и не думать. Но в ней есть что-то странное. Это отличает ее от всех женщин, с которыми мне приходилось сталкиваться прежде. Может быть, странность объясняется тем, что она оказалась в совершенно чуждом мире, чужом для человека конца двадцатого века. Размышляя, таким образом, дошли до того места, где Большой проспект упирается в Каменноостровский. На этот раз он действительно упирался, потому что от дома к дому Большой перегораживала автомобильная баррикада, полностью закрывшая обзор. Не буди лихо, пока оно тихо. Первые трудности не замедлили сказаться. Повернулся к Наташе. Выражение ее глаз очень не понравилось. – Оно было испуганным.

– Кого ты боишься, меня или кого-то другого? Если меня, то для нас еще не поздно выяснить отношения. Если не доверяешь мне, скажи сейчас. Как видишь, наше путешествие не обещает быть ни легким, ни приятным. Не доставало еще того, чтобы в этом путешествии между нами существовали, какие-нибудь недосказанности и двусмысленности. Проблем и так хватает с избытком, так что давай попытаемся сократить их число. Итак, готов выслушать твои претензии, просьбы, предложения. Даже справедливую критику.

Последнее сказал с явной иронией, но она не поддержала попытку, свести беседу к шутке. Вместо этого в глазах стало еще больше страха. Вслед за ним не замедлили показаться и слезы.

– Юра, не сердись, пожалуйста. Я боюсь, что стану обузой. Мешать буду, и в результате погублю обоих! Когда ты меня нашел, я почувствовала, что думаешь о том, какие проблемы могут возникнуть из-за этой встречи…

Я нетерпеливым жестом прервал ее:

Наталья, во-первых, обузой ты станешь тогда, когда придется тащить тебя на себе. Честно тебе скажу, очень бы этого не хотел. Конечно, я готов носить такую женщину как ты на руках хоть всю жизнь, но не в этом месте. Теперь по поводу нашей встречи: естественно не стал брызгаться радостью. Не буду врать, ты правильно поняла мои мысли, когда мы встретились. К сожалению, весь прошлый опыт общения с женщинами был очень неудачным, хотя он и не применим здесь. Естественно, думал о тебе как об обузе. С того момента, кое-что изменилось в моем отношение к тебе. Вот выберемся из этого дерьма, я тебя такой радостью окачу с ног до головы, существование какой ты и представить не могла, – надо было найти какие-то другие слова, чтобы успокоить ее. Но в голове была звенящая, злая пустота. Вполне объяснимая. Эта девчонка смогла прочитать мои мысли, а мне понять ее ни как не удавалось. Мало того, теперь еще больше уверился в том, что, действительно, ко всем многочисленным проблемам добавилась еще одна и весьма существенная. Внимательно посмотрел на нее, светлые короткие волосы. Большие, при этом освещении, серые глаза. Прямой аккуратный носик, губки бантиком, в общем, все дела. Но в целом оценка три. В глазах безысходность, как у коровы, которую ведут на убой, и она, эта корова, прекрасно это осознает, но полностью подчинилась судьбе. О том, чтобы бросить ее здесь одну не могло быть и речи. Ни когда не болел избытком совести и сейчас не самое подходящее для этого заболевания время. Потом не спать, переживать. Нет, на это не способен.

– Наташенька, милая не сердись на меня, не плачь, пожалуйста. Все понимаю. В твоем представлении я, этакая бездушная скотина. Это не так. Сейчас просто не то время, чтобы быть джентльменом. Я не брошу тебя, это правда. Рад, что мы встретились, это тоже, правда. Но нас ждет впереди трудная и страшная дорога. Она полная черт знает каких сюрпризов. Мне необходимо быть уверенным, что ты не сломаешься на полпути, Здесь нет врачей, психологов, милиционеров. Здесь вообще никого нет, и не к кому обратиться за помощью. Надеяться остается, хотим того или нет, только друг на друга. Прошу только об одном. Слушайся меня, старайся выполнять то, что говорю по возможности быстро и четко, иначе погибнем оба, а я этого не хочу. Понимаешь?! Есть альтернатива всему этому – ты берешь на себя командование экспедицией. Со своей стороны обязуюсь, хоть на Коране, беспрекословно исполнять все твои приказания. Не думай, что бремя власти и ответственности, тем более за жизнь уже ни чужого человека, настолько легко.

Она стояла, закрыв лицо руками, и мотала головой, как лошадь в июле, пытающаяся отогнать кровожадных слепней. Для полного сходства не хватало хвоста…

– Юра, я все понимаю, не думай, что бестолковая. Постараюсь сделать все зависящее, все, что в моих силах, что бы ни быть обузой. Больше не буду докучать тебе вопросами, слезами. Просто все это, окружающее давит на меня. Оно держит в постоянном напряжение и страхе. Я боюсь, Юрочка! Очень боюсь. Думать от страха не могу, никаких мыслей не осталось…

Тут она поступила очень по-женски. Быстро шагнула ко мне и, обняв за пояс, плотно прижалась всем телом. Лицо спрятала у меня на груди. Почувствовал ее тепло, несмотря на большое количество надетой одежды. Возникло ощущение, что это своего рода бессознательный спектакль. Не отдавая отчета, она с помощью сексуального влечения, которое, что уж тут поделаешь, против природы не попрешь, возникло у меня, пыталась закрепить право быть защищаемой и оберегаемой. Но постепенно желание пропало. Ему на смену пришла жалость к ней и злость на себя. Извечное стремление расставлять все по полкам доводило до абсурда. Это было более чем глупым, находясь в мире полной неразберихи и хаоса. В котором, пытаться что-либо систематизировать, чистой воды безумие. Она со всеми женскими штучками давно поняла это и уже пытается приспособиться к новым условиям жизни. А я, дурак, занимаюсь анализом этих условий, вместо того, чтобы элементарно выживать. Долго стояли на фоне этой нелепой свалки автомобилей, в которой, впрочем, угадывался совершенно определенный порядок. Обнимал и гладил ее свободной рукой по волосам. Она тихо стояла, но объятия не ослабли, скорее напротив, словно хотела слиться со мной, стать единым целым.

– Ну, все, золотко. Все. Пора идти. Сейчас перелезем через преграду. Зайдем в магазин, пополним запасы съестного, и двинем дальше.

– Ты, правда, не бросишь меня? – Завела опять свою шарманку. Снова, здорово!!! Нашел силы и сдержался. С ее появлением в перечне наиболее часто возникающих эмоций кроме страха и безысходности под номером третьим теперь значилось – раздражение. Закрыл глаза, несколько раз вздохнул и выдохнул, а потом прямо посмотрел на нее

– Клясться не буду. Хочу, просто напомнить о Библии, – сам опешил от слов, но собрался с духом и продолжил. Ведь женщины любят "ушами": – Мы, как в этой священной книге, для верующих. Ты ведь верующая? – спросил, заранее зная ответ. В ответ кивок. О том, что сам не верил в Бога в этот момент решил не напоминать: – Вспомни, там говорится об Адаме и Еве после грехопадения. Разгневанный Бог изгнал из рая на землю с тем, чтобы они в поте лица добывали себе хлеб насущный. Когда они очутились на земле, она показалась после рая адом. Не знаю, за какие грехи нас изгнали из прошлой жизни, хотя ее тоже как не тужься раем назвать невозможно. Однако мы оказались здесь. Это место непохоже ни на одно описания ада, с которыми знаком из литературы. Как бы то ни было мы здесь, вдвоем. Нам предстоит не только выжить, на нас, если отталкиваться от аналогий, лежит бремя воссоздания всего человечества. Но главным является – выжить, а там посмотрим. Так что Ева, моя первозданная женщина, в этом сумрачном Освенциме, со всей откровенностью говорю, – ты мне нравишься "совсем некстати, появилась циничная мысль о том, что выбирать собственно не из чего". И в связи со всем этим, моя Ева, я несу ответственность за праматерь всего рода людского. Ну, и конечно, за его папу, не в меньшей степени, – "вот бред-то". Наплел такого, что перекосило, однако ей, по-моему, понравилось. Я был очень убедителен. Надо было очередное пламенное выступление закончить чем– нибудь весомым, как бы печать на договор поставить. Не нашел ничего лучшего. Отыскал ее губы и поцеловал. Это был скорее поцелуй первоклассника, который совершенно случайно попал в губы предмета обожания. Но поцелуй есть поцелуй, он возымел оживляющее действие и спящая царевна проснулась. Она ответила на мою улыбку. Робко, но ответила. Поправила сбившуюся в процессе выяснения отношений прическу. Назовем то, что было у нее на голове именно так. Ох, уж эти женщины, вернее женщина!!! Что бы как-то оживить прекратившийся разговор, вновь открыл рот, но на этот раз был краток:

– Когда будешь готова продолжить скорбный путь, дай знать.

Она улыбнулась. Я с какой-то радостью признал у нее наличие чувства юмора. Это обнадеживало в том плане, что не весь путь который удастся пройти, она будет хлюпать носом и разводить полезную для простуды сырость.

– Все, Юрочка, я готова, пошли дальше, – вытерла остатки влаги с глаз, выражала всем видом готовность преодолеть возможные и невозможные препятствия, которые повстречаются на пути. А если не хватит, то свернет и преодолеет еще парочку, которые лежат вне дороги. Дай-то Бог, конечно. Прежде чем кинуть верную мою женщину на автомобильную баррикаду, решил провести небольшой инструктаж. Энтузиазм энтузиазмом, но мне предстояло лезть рядом с ней, а значит, и рисковать выходило поровну.

– Ты пойдешь первой, я иду позади и так сказать страхую. Наташа хочу, что бы ты крепко– накрепко уяснила вещь! Помни, прежде чем поставить ногу и перенести на нее вес тела, убедись в том, что-то место, на которое собираешься опереться рукой или ногой, абсолютно надежно. Ты не просто должна быть уверена в этом, ты должна знать это наверняка. Только после этого можешь двигаться дальше. То, через что предстоит перелезть очень ненадежно, любое неправильное движение и вся эта пирамида Херопса может завалиться. Ладно, если придавит как червей. Сразу и на смерть, но если только покалечит?! Перспектива ожидания смерти в этом мире, отягощенная плюс ко всему болью физической это тебе не эвтаназия. Двумя словами предельная внимательность и осторожность!!! Девочка, ты все поняла и запомнила?

– Да, Юрочка, все поняла и все запомнила, полезли скорее, – ей прямо таки не терпелось доказать, что обузой для меня она не является. И вот мы уже у подножия этого нелепого сооружения. Глядя на него в непосредственной близи, снизу вверх, получил подтверждение своим опасениям. Это творение было, мягко сказать, ненадежно. Машины стояли в три ряда друг на друге, как попало. Держалась эта конструкция, на неизвестно чьем честном слове. Но еще по прежним временам, если втемяшилось в голову, что в том или ином случае поступать надо именно так, а не иначе, переубедить меня в обратном не удавалось никому, даже мне самому. Можно было поискать других путей, но это не только потеря времени, но и возможностью встретиться с новой, неизвестной неопределенностью. Новых, непознанных опасностей не хотелось. Лучше рискнуть, переползая через нагромождение автомобилей. Так что:

– Вперед моя девочка! Но еще раз напоминаю осторожность, прежде всего! – Она медленно оперлась руками о капот вишневой семерки, который выступал из общей гармонии в нашу сторону. Оттолкнувшись ногами от земли, запрыгнула на него. Внутри у меня, что – то треснуло от страха. Не хотелось признаваться, но боялся за нее.

– Не дергайся!!! Это все не склеено и не зацементировано! Дунешь – рухнет. Двигайся мягко, как кошка. Никаких лишних движений. Ни какой суеты.

– Я поняла, поняла, просто поторопилась. Больше не буду. – Кое-где приходилось подсаживать ее. В один момент принялся даже вспоминать все яркие картины моей прошлой жизни. Но скрежет, родившийся от неловкого движения Наташи, где – то в глубине этой фантастической пробки, затих. Мы продолжили восхождение на этот хренов Эверест. На верху, устроившись на крыше старой модели БМВ, передохнули. Впрочем, отдыхом подобное время провождение назвать трудно. Там на верху, боялись даже глубоко дышать. Что бы успокоиться, посидели немного и тронулись дальше. Она опять хотела идти первой, но я остановил и взял на себя функции первопроходца. Перед этим сказал, что бы она спускалась так же как я. К данному случаю не относилось понятие легко спускаться или подниматься. Все было одинаково трудно и опасно. Не знаю, кто был архитектором этой авангардной скульптуры. Чье честное слово соединяло ее и почему, но когда достиг земли, переползание показалось страшным сном. А переход Суворова через Альпы – детской забавой. Была еще Наташа. Когда скоренько перевел дух, она уже миновала верхний ярус баррикады. Теперь висела на руках, уцепившись за дверцу с выбитым стеклом автомобиля, марку которого определить не смог. Она пыталась нащупать ногами опору, но опоры не было. Движения становились все более и более бессмысленными. Понял, что она близка к панике. Подошел сзади, вытянулся на носках и подхватил ее руками за ягодицы.

– Не волнуйся, отпусти руки, я держу. Не сразу, но она выполнила тест на доверие. Удалось перехватить, и вот она уже у меня на руках. В классической позе молодоженов перед порогом родного дома. Она обнимала за шею и неровно дышала. В голову полезли разные непристойности. По поводу первой брачной ночи и прочей чепухи. Тут обратил внимание, что ее глаза закрыты. Это направило мыслительный процесс в другое русло. "Вот так вот, дружочек, хочешь этого или нет, нравится это, или нет, но тебе удалось убедить ее. Она теперь всецело тебе доверяет. А, о том хорошо это или плохо придется подумать, как – нибудь на досуге". Бережно опустил ее на землю и, не выпуская руки, повел в сторону ближайшего продовольственного магазина. И эта дверь оказалась открытой. Прямо таки, город открытых дверей. Набрал в магазине печенья, мясных и рыбных консервов, полиэтиленовую бутылку с водой. Все аккуратно уложил в ее рюкзак. Пока занимался пополнением продовольственной корзины, Наташа безучастно бродила вдоль прилавка. Разглядывала выставленные товары. С вино – водочной витрины взял бутылку Киндзмараули и затолкал в свой рюкзак. Действие вызвало заинтересованность. Когда помогал одевать Наташе рюкзак, в ее глазах проскальзывали искорки веселого лукавства. По-моему, она о чем – то хотела спросить. Вопрос прямо таки вертелся у нее на языке и сверкал в глазах:

– Юра, можно задать тебе один вопрос?

– Ты уже задала, – улыбнулся я.

– Когда? – в голосе слышалось неподдельное удивление.

– Само выражение "можно задать вопрос" является, по сути, вопросом. Но, тем не менее, мой ответ – да. Задавай

– Юра, кем ты был, до всего того, что произошло?

Я потер лоб рукой. Почему – то мне хотелось быть искренним. Вот только где взять эту искренность? Как вспомнить правду о прошлой жизни?

– Я же говорил, что плохо помню все, что было до этого. Точно не знаю, то ли филологом, то ли философом, а может историком. Одним словом образование гуманитарное. Меня до сих пор бросает в дрожь при воспоминаниях о таблице умножения, не говоря уж о таблице Менделеева. Языком болтал, но в чем уверен, по специальности не отработал ни одного дня. Гуманитарии нужны государственной системе только в период стабильности. А болтуны не нужны ни в какое время. Я, скорее всего, был болтуном. Почему тебя так заинтересовало мое прошлое?

– Да, так. Говоришь интересно. Что – то подобное и предполагала о твоем образовании. И потом, какие-то вещи замечаешь и очень точно определяешь их. А какие-то мимо тебя проходят, даже краешком не касаясь сознания.

– Ладно, хватит заниматься психоанализом. Еще есть, какие – ни будь вопросы? Если есть, то разрешаю задать. – Последнюю фразу произнес, барственно склонив голову. Тоном величаво – вельможным. Она засмеялась. Я снова подумал, что смех и улыбка очень ее украшают. Наташа спросила:

– А зачем, вино взял?

– Ох, уж эти женщины! Ничто не скроется от глаз ваших! – С пафосом произнес я – Объяснением моему поступку могут служить несколько причин. Первая, – мы должны выпить чудесного вина за встречу и за наше счастливое знакомство. Вторая, – должны выпить все того же чудесного вина за твою обновку. Чтобы дольше носилась, и в самую непогоду твои ноги оставались сухими и теплыми. И, наконец, третья причина хорошее сухое вино в разумных, естественно, количествах благоприятно сказывается на деятельносати организма. Какие еще вопросы, рядовой?

– Никак нет господин генерал, больше вопросов не имеем! – Опять засмеялись, что – то часто в последнее время. Ох, не к добру это.

– Тогда, солдат, в путь. Сейчас найдем место, где можно подкрепиться и передохнуть. А потом со свежими силами, отправимся дальше. – Когда пошли, черт дернул начать размышления вслух:

– Странное дело, трупы только на больших улицах, а на маленьких нет. Как удалось этим, которые поубивали всех, произвести колоссальную по масштабам и усилиям операцию совершенно бесшумно и в такие короткие сроки. Во всем этом много странного. Никак не получается все это объяснить, – тут, наконец, заметил, что Наташа отстала и плетется позади. Как – то сжалась вся. Остановился, и подождал пока догонит.

– Наташенька, извини меня. Но кажется с нами, что – то происходит. Мы начинаем, как – то меняться. Я, к примеру, все меньше и меньше обращаю внимание на покойников. Стал привыкать к ним, что ли. Теперь, когда о них думаю уже так не трепещу, как в начале. Поэтому, естественно, хочется понять, что все это значит. С мертвецами, то же не все в порядке. Когда на инх смотришь, складывается ощущение, словно убили только что. А ведь прошло немало времени с начала всего этого. Значит, здесь что – то не так со временем, или какой-то особый температурный режим и влажность определенная. Их как бы законсервировали. Что поделаешь, раз уж "посчастливилось" оказаться здесь, надо пытаться постигнуть этот мир, – Наташа окончательно ушла в себя. Как будто глаза развернула зрачками в себя и теперь рассматривала внутреннюю стенку затылка. Обругал себя. Решил впредь наблюдения натуралистических подробностей новой реальности не вести в слух.

– Наташенька, все. Прости меня. Торжественно обещаю и клянусь, больше к этой теме не возвращаться. Извини, пожалуйста. Давай залезем, в какую– нибудь квартиру и устроим праздничный банкет. Жаль только, вина взял для такого случая маловато.

Она кивнула головой, но выражение лица по – прежнему было отчужденным. Решил прибегнуть к психологическому приему. Лучшим средством от горьких дум является преодоление трудностей, с использованием физической силы. Тут, как нельзя кстати, подвернулось открытое окно первого этажа серого, старого дома. От добра – добра не ищут. И так слишком долго находились на открытом пространстве, что бы космические пришельцы, если во всем произошедшем были виноваты, именно, они, засекли и положили конец нашим робким попыткам остаться в живых.