Текст книги "Другое имя зла"

Автор книги: Роман Парфененко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Опять ощущение дежа вю. Вспомнил, мы с Наташей что-то такое говорили о подопытных крысах. Мир не в состоянии придумать ничего нового. Все повторяется. А может, все это происходит из-за меня? Но тогда в мире нет места случаю. Все предрешено. Следовательно, Шура, совсем не просто так принесла пистолет. Пора возвращаться к прерванному выяснению отношений.

– Ну, так, что ты хочешь? Что я должен делать с этим пистолетом? Как там у Антон Палыча? "Если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно обязательно выстрелит". И в кого же ты мне предлагаешь, стрелять? В Атмана?

Шура не пошевелилась.

– Верно в него, бесполезно. Выпустишь все патроны в белый свет, как в копеечку. Слишком он нематериален. Тогда, вторая кандидатура, – Малах Га-Мавет?

Она поднялась, побежала и потерлась носом о мое колено.

– А Азазель и Аваддон?

Она вернулась на прежнее место и села.

– Комментарии, как говорится, излишни. Значит, Малах Га-Мавет! Да, и Атман, дал, что-то, вроде, лицензии на отстрел Пыльного Ангела.… Слушай.… Очень странно получается! Не находишь? Атман, чтобы доказать свою искренность, сдает мне Демона. Спустя время, заметь, очень непродолжительное время, ты, подруга, приносишь пистолет. И недвусмысленно предлагаешь совершить акт возмездия! Причем, разрешенный вышестоящей инстанцией. Очень странно! Я бы даже сказал подозрительно! Тут без ста граммов не разобраться.

Откупорил вторую бутылку вина.

– Не желаешь? – Поднялся и плеснул немного вина в тарелку Шуры. Та подошла, сунула нос, но пить не стала, а начала фыркать, показывая всем видом негативное отношение к пьянству. Я имел особое мнение по поводу спиртного. Сделал насколько больших глотков из бутылки. Дураки пили вино из специальных бокалов. Какой, там вкус? Вино надо хлебать из горла, что бы оно текло по подбородку, за шиворот. Вот тогда у него появляется вкус!

В голове не прояснилось. Но, как молния, блеснула одна мысль.

– Достаточно забавно получается. Все эти соответствия наводят на вывод, что ты, милая, работаешь в тесной связи с нашим обаятельным богом.

Шура продолжала фыркать и обтирать морду лапами. Сцена, явно, затянутая. Такое ощущение, что она ввалилась в бочку с вином и никак не может отделаться от навязчивой алкогольной зависимости.

– Или может, таким образом, хочешь показать, сколь глубока степень моего заблуждения? Насколько для тебя, эта степень, оскорбительна? Не впечатляет! Хоть убей! Наверно, твоя актерская игра и сорвала бы аплодисменты у тебе подобных, но для меня это все мало убедите…

Договорить она не дала. Прыжком подскочила к тарелке, где на пол пальца было налито вино и передними лапами, на излете своего прыжка, ударила по краю посудины. Тарелка взлетела над землей, орошая ее рубиновыми каплями. Сделала несколько оборотов в воздухе и упала вверх дном. Я не ожидал подобного проявления чувств. И актерской игрой поступок Шуры, тоже было трудно объяснить. Тем более что она, не оглядываясь, уходила в сторону пожарища. Если допустимо сравнивать больших крыс с собакой, Шура являла сейчас собой, яркий образ побитой собаки. Почему-то сразу поверил ей.

– Шура! Прости меня, я не прав!!! Ты не причем здесь. Слышишь, вернись! Я прошу у тебя прощения!

Она не обращая внимания на моё искреннее раскаяние, опустив голову, уходила прочь.

– Ох, уж, эти женщины! Им мало того, что мужчина признает свою неправоту. Им надо, чтобы он на коленях, со слезами, умолял о прощении!

Бросился следом за ней. Бутылка опрокинулась на подпрыгнувшей доске. Вино богатой струей полилось на землю. Черт с ним, вина не перепить, а друга не сыскать! Догнал и обогнал понурую крысу. Опустился перед ней на колени, прямо на грязный асфальт.

– Видишь, я на коленях! От всего сердца приношу свои извинения! Прошу, простить меня!

Шура смотрела мне в глаза своим единственным глазом. Показалось, что он подозрительно, но красноречиво увлажнился.

– Ну, не плач, пожалуйста… – гладил ее по голове. Помнится, что так же было и с Наташей. Взял Шуру на руки и понес к костру. Сел на мокрую доску, баланс влажности установился со всех сторон моих штанов. Долго сидел, держа на коленях, гладил, расчесывал пальцами ее гладкую, густую шерсть. Стало прохладно. Костер уже почти прогорел.

– Может быть, пойдем, поищем ночлег? – Опустил ее на землю. Вода в чайнике почти испарилась. Добил умирающие угли, перевернув чайник в бывший костер. Он, шипя, агонизировал.

Быстро собрался. Решил переночевать в той квартире, в которой запасался всем необходимым для пикника.

В маленькой комнатке стоял разобранный двуспальный диван, на нем гора маленьких, с ручной вышивкой, подушечек. Аккуратно сложенный плед, сотканный из железной, верблюжьей шерсти. Снял куртку, ботинки. Засунул пистолет под одну из подушек. Отметил в блокноте еще один, прожитый без убийств, день. Чувствовал огромную усталость. Успел подумать о Шуре, которая никак не могла обрести покоя под боком. И еще о том, что последнее время кошмары не снятся. Вновь сбежал в безопасность сна без сновидений…

Глава 4. Малах Га-Мавет в последний раз.

Первое.

Нет ничего более абсурдного, чем пустой город. Пустой лес, пустое поле, даже пустая деревня, слова, сочетающиеся и сочетаемые со смыслом. Пустой город, явление не находящее ни определений, ни ассоциативных аналогов.

Этот пустой город мне снился. Бежал по нему и в нем. Мелькали дома, улицы, мосты. Я бежал, пытаясь найти людей. Они были, но прятались от меня. Люди боялись и не верили мне. Бежал и подбирал слова, чтобы суметь доказать им, что я такой же, как и они. И с каждым шагом понимал, что все мои доводы разобьются о ту правду, что они знают обо мне.

Разбудила Шура. Она сопела и усердно щекотала усами мое лицо. Сна ни в одном глазу, а у меня их два, в отличие от подруги. Внутри поселился червяк. Он заменил собой все внутренности и теперь сосал стенки желудка. Чувствовал себя, как в день перед экзаменом. Очень важным экзаменом, к которому совершенно не готов.

Шура нетерпеливо топтала мою грудь передними лапами.

– Что, хочешь сказать, – вставайте граф! Вас ждут великие дела. Нашла, тоже Онри Сен-Симона.

Шура поняла упрек. Соскочила с дивана и занялась любимым делом, – умыванием. Пришлось подниматься и мне. Тело разбито вдребезги. Казалось, что бежал не во сне, а наяву. Состояние не соответствовало, предначертанию сегодняшнего дня. Перестал относиться к себе, как к герою. Все то, что должен был сделать, виделось невыполнимым. Сказал бы мне, кто ни будь пол года назад, о необходимости убить Демона, возрастом превышающего само время, и сумей убедить в этом. Я застрелился уже тогда, каким бы это было облегчением! Используя остатки воды и бритву обнаруженную в ванной, сумел побриться. Вода была холодной, пена быстро засыхала и перхотью обрушивалась вниз, бритва была тупая, как колено. Тем не менее, бритье вернуло реальность ощущений. Скорее всего, с помощью трех порезов. Один на шее, второй под нижней губой и третий на щеке. Гадким Денимом обжог и без того горящее лицо. Почистил зубы. В ванной больше делать нечего.

Шура, ни на мгновение не останавливаясь, носилась по квартире. Никогда не подозревал в грызунах такой кровожадности и нелюбви к доисторическим, демоническим существам. Завтракали сухим пайком, – сухим, то есть твердокопченой колбасой. Черствым, как камень хлебом, с которого, чтобы можно было кусать, пришлось обрезать все грани. Аппетита ни у меня, ни у непоседливой Шуры не было. Сухомятка разодрала горло и вызвала жажду. Всю воду бестолково извел в ванной, прихорашиваясь перед последним и решительным боем. Закурил.

Нетерпеливость Шуры стала навязчивой. Она нарезала круги, постоянно задевая мои ноги.

– Все, все! Сейчас, докурю и вступаем.

Гнал от себя все мысли о том, что предстояло сделать. Неуверенность зачала страх. Он рос и развивался, заполняя изнутри. Я тянул время. Для меня это было естественным и объяснимым. Только, вот Шура не желала вдаваться в особенности моего настроения. Сгорая от нетерпения, она вцепилась зубами в брючину, и всеми силами пыталась сорвать меня с места. Стало ее жалко, видя тщетность этих попыток. Решил больше не испытывать терпения подруги и не искать его пределов. Быть может следующим способом поторопить, будет прокусывание моей ноги. Встал со стула, накинул куртку. Нацепил нож на пояс и за него же засунул пистолет. Вроде все. Вещи брать не буду.

Вот и покинул очередное убежище. Будут ли места, где смогу отсидеться?! Жажда действительно мучила. Пришлось, с радостью от наличия уважительной причины, заходить в магазин. Шура оживленно ждала меня на улице. Напился. Взял с прилавка металлическую миску, сохранившуюся со времен товаро-денежных отношений, вернулся к Шуре. Поставил емкость и налил туда воды из бутылки. Но ее мучила другая жажда, жажда крови. Не знаю, есть ли у Демонов кровь. Она не стала пить, развернулась и побежала, в прямом смысле этого слова, к цели путешествия.

– Шура! Туда не пойдем. Пошли, так, как вчера, по кладбищу. – Успел остановить крысиный порыв.

Она остановилась. Потопталась на месте, ища решения. Нашла. Развернулась и побежала по вчерашнему маршруту. Я старался не отставать.

Решение идти по кладбищу, было принято по двум причинам. Первая, – путь по кладбищу менее приятный, но зато более длинный. С детства терпеть не мог кладбища. Вторая, маршрут, по которому изначально предлагала двигаться Шура, пролегал по мосту. На этом мосту пытался свести счеты с жизнью. По существу, на этом мосту я и умер, убедившись в своем бессмертии. В определенном смысле, это место было моим персональным кладбищем. Идти по чужому месту упокоения, легче, чем по собственному, тем более что ни тело твое, ни душа так и не смогли обрести вожделенного покоя. И не так уж важно, что оба пути лежат навстречу с Пыльным Ангелом.

Шура надбавила оборотов и исчезла. Не беспокоился, все дороги ведут в Дом. Решил добраться до места, где вчера воочию познакомился с Атманом, и там ждать Шуру. В самом деле! Она приволокла пистолет, недвусмысленно объяснила, в кого должен стрелять из этого пистолета. Я не имею права, лишить ее возможности присутствовать при последнем акте этого эпического действа. Жаль, песен обо мне никто не сложит, и дева не поплачет на кургане былинного богатыря Юрия Юзовского, канувшего в битве с Лихом. Если только Шура не выдавит пару слезинок из своего одинокого глаза.

Но если не лицемерить, просто страшно соваться к Малах Га-Мавету, в одиночку. Вот и пролом в ограде, отделявшей мир давно мертвых от мира уже мертвых. Переместился из смерти в смерть. Из ужасной в благостную и спокойную. Аллея. Если отвлечься, начинает казаться, что просто гуляю. Зашел на кладбище глотнуть тишины и мира, найти ответы на важные вопросы о бытие и сознании. Некрофилия, какая-то. Что ни лыко, то в строку. Плохие предчувствия. Чтобы перебить настроение, решил закурить. Достал сигарету. Потянулся и вытянул из кожаного чехольчика на поясе Зиппо. По привычке спрятал желтое пламя от несуществующего ветра. Заполнил все легкие без остатка ароматным дымом. Закрыл глаза от удовольствия. Ощупью засунул зажигалку обратно. Выдохнул отработанный дым и открыл глаза.

Два метра отделяло меня от стоявшего напротив Атмана.

– Привет. Обидно, что вместо того, чтобы обдумывать предложение Бога, ты вступил в сговор с одноглазой крысой и направляешься бесцельно убивать время. Что можешь сказать в оправдание?!

– А, почему я должен оправдываться перед тобой?! Почему должен обдумывать твои слова?! Слова Безумного Бога! Я что не имею права поступать так, как считаю нужным?! А Безумным Богом тебя, кстати, назвал Малах Га-Мавет.

– Все-таки атеизм, как религия, плодила тупых, много о себе думающих циников. Плевать на то, кто и как меня называет!!! Что ты решил?!! Вот этот вопрос и ответ на него являются главными со времен мироздания!

– Ни чего я не решил. Ты что думаешь, что, так сразу поверил сладким речам?! Я же по твоим собственным словам циничный атеист и, исходя из этого, совсем не обязан верить и веровать в Безумному Богу!

– Хватит тыкать в лицо моим безумием!!! Ты не более благоразумен, чем я. Как я хочу, чтобы у тебя было бумажное лицо, с каким удовольствием бы его скомкал!!! Пускай право определять, что есть рассудок, а что есть безумие останется уделом давно сдохших психиатров! Что я должен сделать для того, что бы ты поверил?!! Скажи! Нет ничего, невозможного для меня!

Догоревшая до фильтра, забытая сигарета, напомнила о себе коротким, болезненным ожогом указательного пальца. Задергал рукой. Раздражение Атмана сменилось благодушной улыбкой. Настал мой черед нервничать.

– А чего ты лыбишься?! Что, смотришь на меня, как добрый папа, на не в меру расшалившегося любимого сына?!! Осчастливил, думаешь, знакомством?! Мне по барабану и ты, и твои присные! Мне на себя наплевать. Думаешь, твое предложение что-то изменит в моей жизни?! Мне и раньше было насрать на все! Что такого произошло в этом мире, чтобы я изменил к нему отношение?!!

Атман улыбался, но теперь она, его улыбка, была подмороженной, задумчивой. Странно было видеть себя в трех шагах от себя. Один я задумчиво улыбается, другой стоит и орёт во всю глотку. Паранойя. Пока переводил дух, он перехватил инициативу.

– Хорошо, не будем ссориться. Поверь, я никогда не желал тебе зла. Все то, что происходило с тобой, все это дело рук Малах Га-Мавета. От меня он имел четкие инструкции, – не вредить и оберегать Юрия Юзовского. Но он достаточно самостоятелен…

Рукой прервал попытку возразить.

– … экспериментировал, сволочь! В силу пыльного воображения. Хочешь убить его?! Пожалуйста, убивай! Я не против. Хочешь спрашивать?! Пожалуйста, спрашивай, а потом убей! Желаешь узнать правду, – узнавай!

– Вот, именно, у каждого своя, правда! Он говорил, что только выполняет твои приказы. Ты говоришь, что Демон достаточно независим от твоей воли, для принятия собственных решений. Знаешь, чего больше всего хочу?! Грохнуть его, потом завалить тебя, а последним патроном сделать дырку в собственной башке!!!

– Исключено второе и третье. Первое возможно. Иди поговори с Пыльником. Сейчас он в Доме в непотребном виде. А дальше ты волен, поступать так, как тебе заблагорассудится. Подводя черту под этим разговором, могу сказать, только одно, – можешь прожить в этом мире серую, пустую вечность. Или можешь стать творцом нового, разноцветного всего. Выбор за тобой. Моей участью остается одно, – ждать. У меня, как и у тебя в запасе вечность. Я подожду…

Он исчез. Я снова закурил. Решительным шагом направился к выходу. Меня переполняла спортивная злость. Прямо через край, пенясь, переливалась. С Шурой или без нее, задам пару вопросов Малах Га-Мавету, а дальше посмотрим.

Если нет возможности отомстить убийцам Наташи в вышеназванном порядке: Малах Га-Мавет, Безумный Бог Атман, Юрий Юзовский. Значит, есть еще один вариант. Заключить сделку с Атманом и грохнуть его уже внутри себя. Если получится. Но и первый и второй станут насущными, только после разговора с Пыльным Ангелом.

Уже у выхода на ходу раздавил ногой окурок. На противоположной стороне ворот, уже нетерпеливо топталась Шура. Снова она исчезает перед появлением Атмана. С чего бы это? Или она на дух не переносит Безумного Бога, или избегает очной ставки. Ну, об этом, если останется время можно будет подумать на досуге.

Поравнялся с Шурой, не останавливаясь, прошел мимо, лишь кивнув головой. Она пошла за мной. У развалин ни Мерседесов, ни Других не было. Это были уже просто руины. Где-то под ними сидел Малах Га-Мавет. Пересекли площадь наискосок. Подошли к Дому. Я совершенно не помнил расположение подземных лабиринтов. Очень надеялся на великолепное чутье крысы. Легко нашел железную дверь, ведущую с поверхности под землю. Ее никто не охранял. Повернулся к Шуре и сказал:

– Ну что, голубушка! Настал твой звездный час. Тебе проще будет ориентироваться в подземелье, в отличие от меня, даже если встану на четвереньки. Так что тебе и флаг в лапы! Ищи Пыльного Ангела, девочка! Настало время кое-кому заплатить по счетам.

Дверь открылась с оглушительным, неприятным скрипом. Шагнул в сторону, пропуская Шуру во мрак подземелья. Она бесшумно шмыгнула, я затопал следом.

Второе блюдо.

Факелов горело значительно меньше, чем в прошлые посещения Дома. Когда глаза привыкли к полумраку, освещения стало хватать с избытком.

Шура не спешила, медленно шла впереди. Это происходило не от неуверенности. Лишь изредка останавливалась, принюхивалась, со стороны, казалось, что вспоминает или размышляет. Повадки в темноте вполне могли сойти за поведение идущей по следу собаки. Гипертрофированная такса, в поисках острых ощущений. Очень похоже. А ведь таксу, если мне не изменяет память, и вывели, как собаку крысолова. "Черт, я не на выгуле собак!". Сразу всколыхнулся страх. Вытащил пистолет, мучительно вспоминая, – взводил его или нет. Мучения оказались ненапрасными, – взводил. Снимай с предохранителя и стреляй в Малах Га-Мавета. Главное не забыть, что в обойме всего пять патронов, хватит ли, чтобы убить Демона? Атман не уточнял количество выстрелов необходимых для этого. "А может быть все это ловушка?! Заманивают для очередного своего эксперимента?! Нет, вряд ли, хотели бы грохнуть или поиздеваться и так бы грохнули и отоварили, без прелюдий".

Шура медленно, но верно шла по следу. Можно было бы еще помедленнее. Петляя по темным коридорам, вдруг оказались в месте, которое узнал. В первый привод в Дом, здесь оставили меня Азазель и Аваддон. В этом помещение с потолка начала падать вонь. Именно, здесь впервые увидел Пыльного Ангела воочию. А значит, за этой вычурной дверью ждет меня тысячелетняя человеческая смерть.

Шура уже яростно скреблась в дверь, одновременно, как плетью охаживая себя хвостом по бокам. Ладонь, сжимавшая пистолет стала мокрой. Большим пальцем правой руки снял предохранитель. Левой рукой повернул золотую ручку.

В огромном зале горело всего два факела. Большое количество темных углов давало возможность спрятаться Малах Га-Мавету в любом из них, с обнаженным клинком в руке. Я физически ощутил, как сталь протыкает меня, словно булавка жука, и вот уже пришпилен к стене. Еще один экспонат кунсткамеры Пыльного Ангела.

Шура тоже не сразу нашла мужество двинуться вперед. Но крысиная отвага превзошла человеческую. Я был пристыжен. Преодолев тяжесть в ногах, сделал первый шаг. Следующие четыре до стены, к которой крепился факел, были немногим легче. Вытащил факел, выставил перед собой. Согнул руку в локте и поднял пистолет на уровень лица. Подвиг на то и подвиг, что бы совершать его, не задумываясь о последствиях.

Неровный свет факела выявил странные изменения, произошедшие с покоями Демона. Основным достоинством убранства залы раньше был почти стерильный порядок. Стерильный настолько, что становилось понятно, – это место не предназначено для жизни человека. Теперь повсюду царили хаос и беспорядок. Я бы даже сказал беспорядок с элементами циничного надругательства. Под ногами шуршали какие-то бумаги. Толстая подошва с хрустом давила осколки бутылочного стекла. Зеркальный, сервировочный столик, разбит. Его металлический каркас согнут, и лежит на боку. В выстуженном камине, ворох грязного, мокрого, прокисшего, судя по витавшему запаху, тряпья. Обшивка любимого, кожаного кресла Демона, вспорота длинными прямыми разрезами. Волосяная набивка пуками торчит из дыр. Большое, старое зеркало испачкано каким-то черным веществом. Это вещество стекало вниз и скапливалось на раме, застывшими потеками. Потеки, будь я проклят, ничто иное, как кровь Других! Стол, на котором я вкушал гостеприимство Демона, был завален помоечным мусором. Справа, на краю столешницы лежал пиджак Пыльного Ангела, у него были оторваны рукава. Но не это в первую очередь бросилось в глаза. Посередине стола громоздилась куча дерьма. Около тонны весом, по предварительным и весьма неточным оценкам. Уточнять не стал. В эту кучу воткнуты два деревянных обломка от трости Малах Га-Мавета. Преодолев отвращение и приблизившись, убедился, что трость сломана вместе с клинком. Меч Демона, уничтожен. Но, кем и зачем?! Все было очень загадочно. Ясно только одно, – Пыльного Ангела здесь нет. Чтобы очистить совесть, заглянул в раздевалку и душевую. И там, и там пусто. Почувствовал облегчение. Но долг заставил задать вопрос одноглазому поводырю:

– Его здесь нет. Где он Шура?

У той на физиономии было нарисована яркими тенями факела глубочайшая задумчивость. На меня и на вопрос, – ноль внимания.

– Ну, ты что, окаменела?! Иди, ищи, где он.

Она вздрогнула, как человек, выведенный из пучины познания себя. Индетефицировала говорившего одним глазом. Узнала. Встряхнулась и подбежала. Сунулась носом в колено.

– Хочешь сказать, что не знаешь, где Пыльный Ангел. А по поводу всего этого беспорядка в его квартире, есть мнение?

Она продолжала, не двигаясь, стоять, уткнувшись физиономией в мои колени.

– Связных мыслей, насколько понимаю, у тебя нет. У меня тоже. Что будем делать? Искать дальше или будем выбираться отсюда?

Шура не реагировала. Видимо, облом был настолько сильным, что она потеряла всякую связь с реальностью.

– Шура, очнись! Без тебя не сделать ни одного, ни другого. Давай принимай решение, ты у нас сейчас вроде, как командир. Тебе нельзя быть деморализованной. Армия разбежится.

Легонько отпихнул ее коленом. Рассеянность, как водой слило. Шура отпрыгнула, потом стремительно приблизилась и вцепилась зубами в штанину. Дернула. Значение сей пантомимы было понятно, но вот куда она хотела идти? Я бы уже лично выбрался, подышать под низкий небосвод, подальше от Волкуши.

– Куда пойдем? Дальше искать? – Спросил, пряча надежду на обратное.

Она отпустила мою штанину и направилась к двери. Догнал уже при выходе в узкий коридорчик. Миновали его и оказались в широком. Это помнил. По нему можно было выбраться наружу. Радость продолжалась не долго. Шура опередила метров на десять, вильнула вправо и начала скрестись в маленькую железную дверь. Вспомнил, что пистолет у меня все еще в боевом положение. Поставил его на предохранитель и опустил в карман куртки. Перехватил освободившейся рукой факел и открыл дверь. За ней ждала густая темнота. Шура без промедленья прошмыгнула туда. "А почему я должен идти за ней, как привязанный?!". Отошел к стене напротив двери, сел на пол. Достал сигареты. В пачке осталась последняя. Все когда-нибудь кончается. Зубами вытащил сигарету из коробки. Смял пачку, отбросил в сторону. Попытка прикурить от факела закончилась удачно, но заплатил я за нее подпаленным чубом и бровями. Воняло паленой шерстью. Моими волосами. С большим усилием потер ладонью лоб. Ерунда, что курение способствует мыслительному процессу. Курил совершенно бездумно. Привалился спиной к стене. Факел мешал. Откинул в сторону. Он покатился по полу, теряя яркость и искры. Факел докатился до противоположной стены. Попал головой в какую-то выбоину на полу. Последнее освещенное мгновение его жизни, – выбоина, глубокая и заполнена водой. Факел зашипел в агонии, дымнул напоследок и умер. Я продолжал курить и искать мысли. Наконец появилось: "А зачем мне все это, собственно говоря, нужно?! Неужели в этом мире нельзя просто жить? Что, обязательно искать истину, задавать вопросы, думать над найденными ответами. Сражаться, бояться, надеяться, – в этом, что и есть смысл человеческого, моего то есть, бытия?!! Да, на хрена мне все это надо? Хочу быть деревом…". Из насыщенной темноты из-за двери, в разжиженный полумрак коридора вынырнула Шура. Я продолжал курить. Она подбежала и по уже устоявшейся традиции вцепилась в штанину зубами. Выдохнул ей в физиономию отработанный сигаретный дым. Она разжала зубы и оглушительно, по-человечески, чихнула.

– Это все, кому надо?! Мне или тебе? Судя по той энергии, которую затрачиваешь для осуществления задуманного, – тебе! Ну, так вот, – не смею мешать! Вот тебе пистолет. Я снимаю его с предохранителя…

Так и сделал и положил Макарова перед ней.

– Берешь его в свою улыбчивую пасть. Убиваешь Демона и все. Меня достали загадки вашего мира. Боги, демоны, крысы переростки! Надоело!!! Не хочу больше ни ваших тайн, ни ваших разгадок! Это не моя игра! Я просто жить хочу! Есть, спать, испражняться! Если это будет продолжаться вечность… – что ж согласен. Вертел я все это на том, чего нет у тебя! Сами разбирайтесь между собой. Откровенно, в этом мире могу обрести все, о чем мечтал в прошлом. Одиночество, покой, вечную жизнь и материальное благополучие! Всего этого здесь с избытком. И все это меня вполне устраивает! А если вам, что-то не нравится, – воюйте, рвите друг друга. Я выхожу из войны. Все! Слышишь, ты, Шушера! Меня это дос-та-ло!!!

Трудно, конечно, понять выражение морды-лица одноглазой, не говорящей, но пытающейся овладеть человеческой мимикой, крысы. Мне это удалось. Шура смотрела на меня презрительно и брезгливо. Мне стало стыдно. Унизительно стыдно. Не за слова, произнесенные мной и не за смысл этих слов. Показалось, что под взглядом я превратился в кучу, того самого, жидкого и мерзко пахнущего, а она, не заметив эту кучу, вперлась всеми четырьмя лапами в нее. Испачкалась о человеческую мерзость вся. Она попятилась и от меня, и от лежащего пистолета. Развернулась и медленно ушла в распахнутую дверь. Мне совсем заплохело. Поднял пистолет и опять поставил на предохранитель, как бы не отвалился от частого использования. Поднялся и направился следом за своей совестью. На этот раз совесть приняла форму большой, черной, одноглазой крысы. Движение не принесло облегчения. Было еще и страшно. Через четыре шага стало совсем темно. Абсолютно. Невидно ни зги. Левой рукой касался стены и медленно шел вперед.

Третье блюдо, – десерт. На сладкое.

Темный коридор был бесконечным. Скоро ощущение того, что двигаюсь по кругу, стало навязчивым.

– Шура. – В полголоса позвал. Нет ответа, как в мире Атмана лета. Не слышит или не хочет услышать. Надо идти дальше. Стена, к которой прикасаюсь, шероховатая. Дверей нет. Возможно, они есть на противоположной? Мучительно уговариваю себя перейти к ней, которая если не ошибаюсь, является внутренней стеной круглого коридора. Коридор в ширину семь пугливых шагов. Стена такая же бугристая. Плотно закрыл глаза. Смежил вежды. Светлее не стало. Но чувствую, что ориентироваться в полной темноте гораздо проще с закрытыми глазами. Перед внутренним взором в малиновых разводах плавал контур помещения, как в Думе, при нажатии клавиши "ТАВ.", схема. Сейчас я в коридоре, который кольцом охватывает помещение внутри. Это помещение находится за той стеной, которой касаюсь сейчас рукой. Даже, если это лабиринт, – его центр здесь, за стеной. Через семьдесят пять шагов рука потеряла стену и провалилась в пустоту. Не раздумывая, повернул в нее. Осторожно вытягиваю руки. Обе. Вытянутые пальцы нащупывают стены. Ширина коридорчика метра полтора. Сместился вправо и коснулся плечом стены. Пошел вперед. Левую руку в пасть темноты. Она беспомощна и предчувствует боль. Нет, так идти очень страшно! Отлепился от стены и теперь уже двумя руками щупаю темень перед собой. Правая тычет ей в харю стволом Макарова. Ненамного веселее. Левая рука, которая чуть впереди, натыкается на препятствие. Оно перегораживает коридор. Поводил по нему рукой. Где-то на уровне пояса ударился о какой-то выступ. Исследования подтвердили догадку, – дверная ручка. Вцепился в нее, повернул и дернул на себя. Силы хватило на создание щели в два миллиметра. Из нее пополз тусклый свет. Засунул пистолет в карман. Ухватился за ручку руками. Рванул, собирая последние силы. Дверь бесшумно, но очень тяжело, словно каменная, отворилась. Вначале свет факелов попытался выдавить мои глаза. Что бы вернуть зрение, пришлось долго тереть их рукой. Интенсивная терапия помогла, обрел цвет и объем. Предбанник из красного, грубого кирпича вел ко второй двери, двухстворчатой. Преодолел расстояние, разделявшее двери, и открыл ту, что была впереди.

Увиденное хлестко ударило памятью. Узнал и вспомнил. Сразу. Здесь в этом помещение Другие убили Наташу. Напротив двери, на высоте трех метров находилась бойница, через которую наблюдал за ее смертью. Под ней стояла бетонная тумба. На ней кто-то лежал. Тот, что лежал на камне поднял голову. Голова, как и остальное тело, принадлежали Малах Га-Мавету.

– А, пришел! – Сказал он, поднимаясь. Я почти услышал скрип суставов, когда он принимал сидячее положение. Он сполз с тумбы на пол. Колени заметно дрогнули. Чуть не упал, когда одна нога подломилась. В последний момент Демон успел схватиться за камень руками. Выпрямился, обрел равновесие и шаткой походкой направился в дальний конец комнаты. Добрел до стола, которого я вначале не заметил. Небольшой стол был весь заставлен бутылками, коробками, бокалами, завален мусором и окурками. Дрожащими руками, на весу из темно-коричневой бутылки налил в граненый стакан бесцветной жидкости. Медленно, расплескивая, поднес стакан ко рту. Захлебываясь, дергая кадыком, жадно и громко вылакал содержимое. Обильно полил подбородок и ворот, заляпанного цветными пятнами, некогда черного свитера. Классический пример падения Ангела с высот могущества в лужу обыкновенного бытового, свинского алкоголизма. Метаболизм метаболизмом, а чрезмерное увлечение спиртным разбору не ведает.

Малах Га-Мавет поднял глаза:

– Выпьешь?

Я мотнул головой. Он недоуменно уставился на меня.

– А на хрена тогда приперся?!

На его лице обосновалась тупая задумчивость.

– Понимаю. Кончать меня пришел. Ну, давай! Чего ждешь? Исповеди?! Хрен тебе, ничего тебе не скажу!

Он вновь налил в стакан, но из другой бутылки. На этот раз жидкость цветом походила на коньяк. Выпил Демон, относительно первого раза, очень аккуратно. Почти весь коньяк попал внутрь.

– Где прах Наташи? – Спросил первое, что пришло в голову.

– Зачем тебе? Хочешь поскорбеть на месте упокоения невинно загубленной тобой рабы божьей Наталии? Поздно спохватился. Впрочем, если есть желание, можешь рыдать здесь, на этом камне. Я деликатный, отвернусь. Весь этот алтарь пропитан ее кровью. На нем ее душа покинула тело. А прах теперь вряд ли обретет конкретное место. Атман велел высыпать пепел в Неву. Помнишь на том месте, где река, чуть не сожрала тебя. Можешь, пойти и попробовать соединится с ней. А впрочем…

Он махнул вытянутыми в мою сторону руками. Жест смертельно пьяного человека. Но он же Демон!!!

– … у тебя не получится.

Пыльный Ангел повернулся спиной и начал что-то сосредоточенно искать на столе. Открывал коробки, ворошил мусор. В одной из коробок удалось получить искомое. Довольно длинный, замусоленный окурок сигары. Вставив находку в рот, повернулся ко мне: