355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роман Парфененко » Другое имя зла » Текст книги (страница 14)
Другое имя зла
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 13:27

Текст книги "Другое имя зла"


Автор книги: Роман Парфененко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Да, вижу, вижу! Родной ты мой, вижу… – последнее вижу, произнес, уже в который раз убедившись, что хороших чудес не бывает. У гаишника не было лица… Другой напялил форму и разыграл из себя бдительного сотрудника ГИБДД. Меня переполнила, на этот раз, голубая, стальная ярость.

– Ах, ты, падла!!! Ну, я тебя сейчас сам оштрахую! – Почти остановившись, вытащил из чехла нож. Машина качнулась и замерла в двух шагах от Другого. Бешено вращая ручкой, едва не отламывая, опустил стекло вниз. Другой обходил машину спереди. На ходу, создавая пасть. Остановился напротив, откозырял и представился:

– Инспектор ГИБДД старший лейтенант Пробудов. Ваши права и документы, пожалуйста!

Слишком лихо у него получалось, может в прошлом он и был гаишником, упивающимся властью на дороге. Очень любящим взятки, настолько, что даже изменившись, не сумел устоять перед соблазном. Думал я, вылезая из машины. Как только левая нога коснулась асфальта, скороговоркой залопотал:

– Товарищ старший лейтенант, тут такое дело… – вдаваться в подробности этого дела не стал. Захлопнул дверь и ударил его вниз живота ножом. Лжегаишник ухнул и начал соскальзывать с лезвия. Уже теряя рассудок, рубанул поперек морды. От удара его шапка свалилась с головы. Его качнуло, и он начал валиться на меня. Помог упасть, башкой вперед.

– Ни чего, товарищ старлей. Это еще не все! Ведь за неоказание помощи сотрудникам ГИБДД, предусмотрено уголовное наказание. Я тебе помогу, шибко помогу! – Говорил, видя, что тот подает признаки жизни. Метнулся к багажнику. Вытащил оттуда буксировочный трос – парашютную фалу. Завязал на одном конце скользящую петлю. Второю накинул на фаркоп, все это с ошеломляющей скоростью. Перебежал с петлей к лежащему Другому, затянул на его ноге. Пока продолжалась суета, урод начал реанимироваться. Что бы немного приостановить жизнелюбивый процесс, еще раз воткнул нож до асфальта ему в грудину.

– Сейчас в больничку доставлю, гад, с ветерком. Чихнуть не успеешь!!! – Впрыгнул в машину и сразу рванул с места. Всем телом почувствовал, что фала натянулась и Другой забился о дорогу. Газанул, посмотрел назад. Другой пытался сесть, но на скорости это было не так просто. Разогнал машину до предела. Москвич дребезжал и грохотал, как железный ящер перед взлетом. Через полкилометра бывший гаишник уже раскорячившись, тащился, правда, быстро, за машиной. Попыток проявить признаки жизни больше не предпринимал. Машина подпрыгнула при въезде на мост, через дорогу к аэропорту. Опять обернулся, Другой подскочил на бугре и перевернулся в воздухе. Теперь вступила в активное взаимодействие с дорожным покрытием его морда.

– До Гатчины, наверное, сотрется до мышей. – Прокомментировал акробатический пируэт урода.

Но до Гатчины доехать было не суждено. Перед самым въездом на Пулковские высоты машина умерла. Двигатель замолчал, в уши вдавилась тишина, как у летчика, у которого в полете мотор отказал. Москвич проехал немного по инерции. Мягко ткнулся носом, в какое то невидимое препятствие и остановился. Сначала был склонен обвинить во всем Другого. Показалось, что он за что-то зацепился и мешает осуществлению моего плана. Вылез из машины, безостановочно матерясь, дошел до привязанного трупа. Труп, как труп, слегка поистертый только. Не сумев усмирить дикие инстинкты, наклонился над телом и отрубил голову. В сердцах пнул. Голова резво покатилась обратно, в сторону города. Не хватило ей каких-то пяти километров. Стало понятно, причина остановки не в дохлом уроде. Подошел к капоту машины. Захотел обойти. Воздух загустел и не пускал. Он был вязок, как кровь Других. Я попытался пробиться сквозь невидимую преграду. Стена нехотя пускала в себя. Движения, как в жидкой резине. Дышать так же, как и в ней было невозможно. Преграда прозрачна, четко без искажений видел то, что находилось за ней. Впереди поднимающаяся в гору дорога, черные сугробы на бровке, голые деревья, высокая металлическая ограда. Но как пробиться туда?!! Никак!!! Легкие трещали от попыток обнаружить в этом вакууме, хотя бы глоток воздуха. Рванулся назад. Стена очень неохотно выплюнула меня. Очнулся, задыхаясь на асфальте. Благими намерениями устлана дорога в ад. Блестящий план накрылся медным тазом. Оправившись, дернулся было по дороге в Пушкин. Такая же ерунда. Вдавил руку в невидимую стену и пошел вдоль нее. Пройдя метров тридцать, получил боль в чрезмерно напряженной руке и твердую уверенность в том, что эта преграда везде, даже за дорогой. Малах Га-Мавет или Атман накрыли город непроницаемым колпаком. Выбраться из-под него невозможно. Видимо, отчаянье толкнуло с разбега обратно, в густой невидимый кисель. Удалось погрузиться метров на пять. После этого, преграда отшвырнула на такое же расстояние от себя, на какое удалось в нее проникнуть. Опять во мне взыграла голубая, блестящая, звонкая ярость. Вернулся к телу Другого. Привязал ноги фалой. Снял ее с фаркопа и потащил дохлого урода к деревьям на обочине слева. Пока тащил, вспотел. Мертвый Другой был тяжелым. Вытер праведный, трудовой пот со лба, рукавом. Присмотрел подходящий сук, и на расстояние от него ствол дерева, на котором завяжу свободный конец. Перекинул веревку через ветвь. Стал тащить. Быть палачом без помощников дело неблагодарное. Когда дохлятина оказалась на достаточной высоте от земли, привязал свободный конец к облюбованному стволу дерева. Отошел и как художник придирчиво осмотрел созданный пейзаж. Не хватало деталей. Бросился к машине, вытащил полиэтиленовый мешок с продуктами, высыпал содержимое на асфальт. Догнал уставшую голову Другого, которая пригорюнилась на обочине дороги, на полпути в город. Брезгливость смыло волной проклятой жизни. Поднял голову и запихал ее в мешок. Вернулся с мешком к повешенному за ноги. Повозившись, закрепил сумку с кочаном в вытянутой руке убиенного раба Атмана. Все хорошо в меру. В данном случае, кажется, удалось достигнуть визуальной гармонии. Очень хотелось, что бы Малах Га-Мавет посмотрел на мое произведение. Думаю, работа ученика пришлась бы ему по вкусу. И уж в любом случае меня не упрекнешь в отсутствии чувства юмора.

Пора убираться отсюда. Машина не завелась ни с одной из трех попыток. Попытался вытолкать, но безрезультатно. Вросла в невидимую резину. Москвич был мертв и реанимации не подлежал. Я выбрал, на этот раз более обстоятельно, продукты из запаса. Взял только самое необходимое и по минимуму. Порылся в бардачке Москвича, нашел красивую маленькую записную книжку в кожаном переплете, вырвал использованные страницы. Там же отыскался огрызок карандаша. Написал на первой странице: "Наташа умерла дней назад" подчеркнул и под чертой поставил одну палочку. На предпоследней странице сделал следующую надпись: "Убил девять Других до смерти Наташи, и после смерти я убил…"

Поставил еще одну палочку. Так родился календарь и моя черная ведомость. Всего выходило, что уничтожил десятерых безлицых уродов. Сам с собой заключил соглашение, что беременные идут за два, вылупившиеся зародыши за одного, полноценного безмордого.

Возникло геростратово желание сжечь машину. Но остановился, пугали возможные технические сложности мероприятия, да и пожалел ее. Она была ни в чем не виновата. Сидя на багажнике, выкурил сигарету. Еще раз внимательно посмотрел на повешенного Другого и направился обратно в город. Шел с каждым шагом переполняясь решимостью убивать. Убивать и украшать город их же мертвыми телами. Добром зло не оплатить, тем более что и зло и добро не существовали в этом мире. Я объявил войну Атману и Малах Га-Мавету. Самым важным в этой войне было не победить, и даже не остаться живым. Главным было убить как можно больше врагов. Это делало мою войну бескомпромиссной.

Третье в одном.

Я начал охоту. Другие были победителями, поэтому были беспечны. Любой партизан имеет преимущество перед регулярными войсками. Тем более тогда, когда этот партизан одержим. Одинокий мститель подчиняется только двум приказам, отдаваемым им самим. Убивать и выживать. Только это определяет борьбу. Никакой политики, никаких расчетов, никакой стратегии и никакого милосердия. Увидел врага, УБЕЙ!!! Сумел убить, попробуй выжить. И первое, и второе до определенного момента не составляло труда. Я думал, что второе необходимо только для того, чтобы осуществлять первое. Жить, чтобы убивать. Второй десяток дался легко. Трудность заключалась в поиске и выслеживание Других. Они, как правило, ползали по большим улицам. В силу того, что местом обитания избрал Московский проспект и объявил его своей территорией, охота сводилась к обыкновенной удаче. А мне везло. Не знаю, чем Другие занимались, но их действия походили на прочесывание домов. Однако искали они не меня. Выяснить что, пока не удавалось. Пленных я не брал. Несколько раз, когда Других было слишком много, я все равно шел на риск, и они видели меня. В любом случае видели следы моего присутствия, но почему-то не ловили и даже не пытались преследовать. Последствия моей деятельности говорили сами за себя. Я потрошил тварей с мастерством и самозабвением пресловутого Джека-Потрошителя. Вывешивал их из окон. Отрубал головы и нанизывал на мало-мальски подходящие предметы. Вспарывал животы и разматывал внутренности по дороге. К сожалению, не мог воспроизвести масштаб преступления, которые Другие совершили с людьми моего города. Все равно я становился кровожадным маньяком. Не знаю, существенна ли разница, отличавшая меня от Других в ненасытной жажде убийства? Ими двигало удовольствие. Мной, желание мстить. Но и они, и я были убийцами. На мне еще лежала тенью смерть Наташи. Впрочем, особо не задумывался над морально-нравственными аспектами своего бытия. Но многое изменилось после двадцатого, который оказался беременным. Что-то треснуло внутри меня, когда вспарывал Другому живот. Какие бы чистые и светлые помыслы не двигали мной, но если совершать убийства с различными ритуальными штуками, значило стоять на самом коротком пути к безумию. И если сейчас еще удается считать самого себя нормальным в этом полном безумия мире, значит надо держаться за это понимание когтями и клыками. Стало лень и это еще один весьма весомый аргумент, лень вешать их, уродовать, расчленять. В общем, после двадцатого решил просто убивать их, насколько возможно без лишней жестокости.

На двадцать третьем, убитым аккуратно, я попался. Благими намерениями устлана дорога в ад. Правда, уже давно гуляю по нему. Случилось это на девятнадцатый условный день, после смерти Наташи.

Действовал в соответствии с наработанной и опробованной не раз тактикой. Забрался на первый этаж дома, окнами выходившего на Московский проспект. Напротив располагалась все еще не работающая станция метро "Электросила". Затаился и стал ждать. Этому приходилось учиться особенно тяжело. В мире, где нет времени, ожидание растягивается на световые года.

Появилось три Мерседеса. Другие, очевидно, разделили город на сектора и обыскивали дом за домом в поисках чего-то неведомого. Сейчас "чесали" Московский, чем заметно упрощали мою работу. Из машин на свет Атмана выбралось пятнадцать Других. Они немного постояли поворковали о чем-то своем, девичьем, и, разбившись на группы, разошлись.

С тех пор, как меня выкинули из Дома, ни разу не видел ни Пыльного Ангела, ни Азазель, ни Аваддону. Бережно вынашивал и лелеял мечту добраться до Малах Га-Мавета и расправиться с ним. Но эти планы были чересчур фантастичны. Раз за разом откладывал осуществление мечты до лучших времен или до подходящего случая.

Тем временем восемь Других перешли Московский проспект и начали расходиться по одному. Один из них неторопливой походкой направился к зданию, в котором затаился я.

– Этот мой! – Сказал шепотом.

Он скрылся из вида, вошел в дом. Я перепрятался в темной нише, рядом с входом. Прошло довольно много времени, прежде чем тварь добралась до помещения, в котором его ждала смерть, носившая имя Юрия Юзовского. Раньше это был большой магазин, носивший скромное, но многообещающее название, "Диета". Урод прошел мимо ниши, в которой я затаился. Сенсоры, видимо, работали в пол силы, может, не работали вовсе. Или тварям, как и людям, было присуща уверенность, что плохое может случиться с кем угодно, кроме него. В этом случае, мне удастся доказать одному из них обратное. Тихонечко вылез из укрытия и бесшумно пошел следом за безмордым. Он почувствовал чье-то присутствие только тогда, когда нас разделяло два шага. Заподозрив неладное, начал поворачивать голову одновременно вжимая ее в плечи, предугадывая возможную опасность. Урод оказался пророком. Не дав закончить поворот головы, кинулся к нему, одновременно замахиваясь ножом. Ему удалось увернуться. Он побежал ко второму выходу из помещения. Я бежал за ним по пятам, "Ату его!!!". Другому не повезло. Вторая дверь оказалась заперта. Он прижался спиной, к жизни, запертой за дверью. Вскинул руки пытаясь защитить голову. Это помогло мало. Сходу воткнул нож в живот. Он инстинктивно опустил руки к ране. За это время я успел вытащить меч возмездия из живота и коротко рубануть им по короткой шее. Что бы отрезать голову мне пришлось взяться за рукоять второй рукой и пилящими движениями отделить безликую башку от агонизирующего тела. Она упала и гулко ударилась об пол. "Пусто у них там что ли?!" Следом по двери сползло тело. Стекло и мое лицо оказалось залитым черной кровью. Вытер лезвие о комбинезон Другого и зачехлил нож. Достал записную книжку и над трупом отметил очередную победу. Правда, в то время уже относился к подобному не как к победе, а как к хорошо выполненной работе. Откуда-то появилась мысль "Даже самая любимая работа рано или поздно становится рутиной…". Действительно, последнее время приходилось все чаще и чаще заставлять себя выходить на охоту. Всех Других подобными методами не перебьешь. Жалко, что совершенно не интересовался химией, биологией, в свое время. Сейчас изобрел бы, какое ни будь оружие массового уничтожения Других. И дело в шляпе. А так единственный способ что-то изменить, попытаться убить Верховного Демона.

Курить над поверженным врагом не стал. Не было уверенности, что Другие будут постоянно лояльны к моим забавам. Кто их знает, что могут удумать?! Не мог позволить себе умереть раньше Малах Га-Мавета. Теперь всегда соблюдал максимальную осторожность, готовил несколько путей отхода после акта возмездия. Стал совсем профессиональным убийцей. Сегодня Других было слишком много. Риск велик. Быстро прошел между прилавками и вошел в дверь, ведущую в подсобное помещение, не задерживаясь, к выходу на улицу. Отодвинул железный засов. Распахнул дверь…

Очень часто в последнее время у меня появляется ощущение дежа вю. Иногда кажется, что происходящее уже было, или снилось, или о нем где-то читал, о чем-то подобном думал раньше…

За дверью ждала толпа Других. Я дернулся обратно, захлопнул дверь и задвинул засов. Кинулся назад в зал магазина. Зацепился за что-то, чуть не упал. Удержался, больно ударившись локтем, о какой то металлический ящик у выхода. Выскочил в зал стрелой к выходу на улицу. Другие опередили. Я выхватил нож и отпрыгнул к ближайшей стене. Плотно прижался спиной, хотелось вдавиться, исчезнуть, пройти сквозь сито пористого бетона, рассыпавшись на атомы. Стена не поддавалась. Страх ушел, осталось сожаление о том, что не смог добраться до этого ублюдка, Малах Га-Мавета. Но без боя все равно не сдамся. Хрен им!!!

Другие прибывали. К ним подтянулись те, что ждали во дворе магазина. Набежало больше десятка. Сейчас начнется суд Линча. На острие готовящейся атаки стояли трое. Прорваться, все равно, что сбить звезду плевком. Не может быть и речи. Единственное, на что можно рассчитывать, завалить пару, тройку Других и помереть с ревом.

Я скакнул вправо, налаживаясь Другому в щель. Он отскочил назад. Периферийным зрением увидел какое-то движение слева. Резкая боль заставила разжать пальцы правой руки и уронить нож. Левой рукой обхватил ушибленное запястье. Нож упал звякнув. Отпрыгнувший урод ногой отшвырнул его подальше. Вместе с этим движением он, как-то странно дернул рукой в мою сторону. Резкая боль родилась в солнечном сплетение и сыпанула из глаз. Он ударил деревянной палкой, – запоздалое открытие! Меня скрючило. Одной рукой пытался закрыть место удара, другой защитить голову. Следующий пришелся поперек спины, хлесткий и звонкий, резиновой дубиной. Толстая куртка отчасти смягчила, но я нагнулся еще ниже, навстречу летящей в лицо ноге урода. Он попал в переносицу, разом, но, к сожалению, не надолго вышибив из меня дух.

Очнулся уже на полу. Увернуться от всех ног и дубья из разных материалов не было возможности. Закрыл голову ладонями. Локтями пытался защитить ребра. Живот прятал за подтянутые к груди колени. Получился этакий колобок. Вот только уйти ему было не судьба. Все наиболее жизненно важные органы более-менее закрыты. Правда, и открытые представляли для меня большую ценность, их тоже жалко отдавать на растерзание. Тем более что закрывал уязвимые места, своим же телом. Удары имели, быть может, меньше плохих последствий, но это не делало их менее болезненными. Очень скоро это поняли и Другие. Перестали колошматить меня. Дикая первичная ярость прошла. К ним стала возвращаться возможность осмысления действий.

Другие подняли меня. Двое, как распяли, растянув меня за руки. Держали крепко с вывертом. Остальные выстроились в очередь. Но не за автографами. По одному они подходили, и каждый наносил по – несколько ударов. На третьем поклоннике боль ушла, взяв под руку сознание. Для возвращения из мира грез недоумкам пришлось облить меня водой. Теперь избиение чередовалось с водными процедурами. На это ушла вечность. Боль, забвение, вода, боль, забвение…

Вернулся в себя на полу. В момент возвращения сознания узнал, что значили слова, "не иметь ни одного живого места". Болело все. Все открытые участки тела саднили и кровоточили, словно натертые крупной наждачной бумагой. Меня превратили в сплошную, очень большую гематому. С помощью расплющенных пальцев, с огромным трудом удалось содрать засохшую кровавую коросту с глаз. Открыл и увидел в расплывчато-красном свете, что мучители ушли. Сколько пролежал, боясь пошевелиться и увеличить боль, не помню.

Собравшись с остатками духа, попробовал подняться. Руки и ноги не были сломаны. Дышал с трудом, но при вздохе легкие не болели, значит, если ребра и сломаны, но не на столько сильно, чтобы пробить легочные ткани. По стеночке, тихонечко. Продумывая, на сколько это возможно перетряхнутыми мозгами каждое движения, поднялся. Отхаркался, выплюнув через осколки зубов и расплющенные губы твердый комок, состоявший из застывшей рвотной массы, осколков зубов, сгустков крови и еще чего-то неопознанного. Пошевелил раздавленными пальцами, больно, но тоже вроде не сломаны. Опираясь на стену, доковылял до прилавка, взял бутылку с водой. Сделал несколько мучительных глотков. Вода, как кислота. Передумал смачивать платок и обтирать лицо. Поискал едва ворочающимися глазами нож. Была наплевательская уверенность, что Другие уволокли его. Но те или забыли, или не придали ему значения. Может быть, подумали, что я подох и тогда оружие, больше опасности не представляет. Путешествие до ножа было долгим. Еще более долго наклонялся за ним, борясь с болью, тошнотой и головокружением. Потом полулежа на прилавке, пытался отдышаться и прийти в себя. Вся жизнь сплошной подвиг. Оставаться здесь не мог. Страшно. Это место увеличивало боль. Выходить решил через черный выход. Прихватил бутылку с водой. Медленно, очень медленно, почти пополз к двери. Во дворе никого не было. Понял, что Другие прочесали этот сектор и уехали. Им больше нечего было здесь делать. Выполнили свою работу, по ходу дела наваляли мне. Или не хотели убивать, а так просто поучили. Может, сочли за покойника.

Справа от выхода была дверь в подъезд. Подолгу отдыхая на каждой площадке, поднялся на третий этаж, где начинались квартиры. Сунулся в первую дверь. К счастью оказалась открытой. Искать другие не было сил, завалился бы прямо на площадке. Закрыл дверь на внутренний запор. Прошел коридором в комнату. Напротив кровати стояло большое трюмо. Подполз к нему и с рвущимся наружу сердцем взглянул на отражение. Оно оказалось лицом семидесятичетырехлетнего, фиолетового негра, после недельной пьянки случайно угодившего под асфальтоукладчик. Осматривать другие повреждения не хватило мужества. Снял куртку, стеная, как целый лазарет. Бережно и нежно положил свое тело на кровать. Сон долго убегал от не проходящей, зудящей боли. Сумел все-таки ее обмануть. Облегчая неподвижные страдания, уснул.

Спал долго. Просыпаться боялся, ожидая возвращения боли. Но полудрема была безболезненна. Решительно сбросил остатки сна. Боли не было. Нигде! Еще боясь, медленно слез с постели и подошел к зеркалу. Семидесятичетырехлетний негр исчез. Теперь в нем отражалось собственное лицо. Испуганное, но лишенное, каких бы то нибыло следов вчерашней вакханалии насилия. Стянул свитер, тельник. Туловище имело естественный цвет. Здоровый и нормальный. Никаких следов!!! Но, как мне было больно вчера! И, как хорошо теперь!!!

Вытащил из куртки блокнотик и отметил в нем такой богатый, к ужасу, событиями вчерашний день. Умылся захваченной в магазине водой. Почистил вновь выросшие зубы. Вчера, посчитав их с помощью языка, нашел всего четыре. А сейчас ровно тридцать, столько же, сколько и раньше.

Пошел на кухню. Соорудил там не мудреный завтрак. Он состоял из найденного черствого, слегка плесневелого хлеба, рыбных, в масле консервов. Поглощая пищу, глубоко задумался.

"Значит я действительно бессмертен. Вчера должны были с такой интенсивностью ударов превратить в фарш. Об этом говорила полностью деформированная и окровавленная одежда. Может, все происки тутошних богов?! Тогда это иллюзия. Но искать подтверждения тому или обратному сейчас было бессмысленно. Нарываться снова на тумаки Других, дабы убедиться в собственном здоровье, даже для бессмертного, обладающего потрясающими возможностями к регенерации, идиотизм. Надо добраться до Малах Га-Мавета. Если удастся, то поговорить, если нет, то все равно грохнуть. Там и помереть, как бы, можно! А можно и не как бы".

При любом раскладе решил косить Других и искать подступы к Пыльному Ангелу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю