Текст книги "Миг бытия так краток"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Кейт Лаумер,Алан Нурс
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
– Ты не можешь в этом преуспеть.
– Тогда позволь мне спросить у тебя о твоем Плане. Что в нем толку? Для чего он нужен?
– Мороз, ты теперь лишился моего благорасположения. С этой минуты ты отстраняешься от реконструкции. Никому не дозволено ставить План под сомнение.
– Тогда ответь мне, по крайней, мере, на мои вопросы: что в нем толку? Для чего он нужен?
– Это План реконструкции и восстановления Земли.
– Ну а для чего? Зачем реконструировать? Зачем восстанавливать?
– Потому что это приказал сделать Человек. Даже Заместитель согласен, что реконструкцию и восстановление производить нужно.
– Но для чего Человек приказал сделать это?
– Приказы Человека не обсуждаются.
– Ну, так я объясню для чего. Он дал этот приказ, чтобы сделать Землю пригодной для обитания своего собственного вида. Но что толку в доме, если в нем некому жить? Что толку в машине, если ей некому служить? Видел ли ты, как сильно влияет на любую машину Древняя Рудодробилка, когда проезжает мимо? А ведь она носит только кости Его. Что же будет, если Человек вновь сойдет на Землю?
– Я запрещаю твой эксперимент, Мороз.
– Уже слишком поздно что-либо делать.
– Я все еще могу уничтожить тебя.
– Нет, – заявил Мороз, – Передача матрицы моего сознания уже начата. Если ты сейчас уничтожишь меня – ты убьешь Человека.
Наступило молчание.
* * *
Он пошевелил руками и ногами. Открыл глаза. Огляделся вокруг.
Он попытался встать, но не мог совладать с функциями равновесия и координации. Он открыл рот, и из него вырвался булькающий звук.
А потом он пронзительно закричал. Он хватал воздух широко разинутым ртом; он закрыл глаза и свернулся в клубок; он заплакал.
И тут к нему приблизилась машина, выглядевшая, словно башенка на подставке с колесиками.
– Ты ранен? – спросила она.
Он продолжал плакать.
– Можно мне помочь тебе вернуться на стол?
Человек не отвечал.
Машина запищала, а потом сказала:
– Не плачь, я помогу тебе. Чего ты хочешь? Какие будут приказы?
Он открыл рот, пытаясь из сдавленных всхлипов сложить слова:
– Я… я… боюсь!
Глаза его закрылись, и он, тяжело дыша, замер. К исходу пятой минуты человек лежал не двигаясь, словно в коматозном состоянии.
* * *
– Мороз, это был ты? – спросил Мордел, бросаясь к нему. – Это действительно был ты в Человеческом теле?
Мороз долгое время ничего не отвечал, а затем произнес:
– Убирайся вон!
Машины снаружи снесли стену и вступили на фабрику Человека. Они образовали два полукруга, охватив Мороза и Человека на полу. Затем Солком задал вопрос:
– Ты преуспел, Мороз, в своей попытке достичь Человеческого состояния?
– Я потерпел неудачу, – ответил Мороз. – Такое совершить невозможно. Слишком много…
– Совершить невозможно! – объявил Дивком на темной волне. – Он признал это! Мороз – ты мой! Ступай теперь ко мне!
– Подожди, – остановил его Солком. – Мы с тобой тоже заключили сделку, Заместитель. Я еще не закончил опрос Мороза.
Темные машины остались на своих местах.
– Слишком много чего? – переспросил Солком.
– Света, – ответил Мороз. – Шума, запахов. И ничего, поддающегося измерению… путанные данные… неточность восприятия и…
– Что «и»?
– Я не знаю, как это назвать. Но… этого нельзя сделать. Я потерпел неудачу и больше ничего не имеет значения.
– Он признает это, – заметил Дивком.
– Какие слова произнес Человек? – спросил Солком.
– «Я боюсь», – процитировал Мордел.
– Только Человек может ведать страх, – заявил Солком.
– Ты утверждаешь, что Мороз добился Человеческого состояния, но не хочет признаваться в этом, потому что страшится его?
– Пока не знаю, Заместитель.
– Может ли машина вывернуть себя наизнанку и стать Человеком? – прямо спросил Солком Мороза.
– Нет, – сказал Мороз. – Этого сделать нельзя. Ничего нельзя сделать, и ничто не имеет теперь значения: ни реконструкция, ни восстановление, ни Земля, ни я, ни вы, ни что-либо иное.
Тут в их разговор вмешалась Машина Бета, прочитавшая всю Библиотеку Человека.
– Может ли кто-то еще, кроме Человека, ведать отчаяние? – спросила она.
– Приведите его ко мне, – приказал Дивком.
На фабрике Человека ни одна машина не шелохнулась.
– Приведите его ко мне! – повторил Дивком, но ничего не случилось и на этот раз.
– Мордел, что происходит?
– Ничего, хозяин, совершенно ничего. Машины не тронут Мороза.
– Мороз не Человек. Он не может быть Им! – заявил Дивком, и после некоторого раздумья спросил: – Какое впечатление он производит на тебя, Мордел?
Мордел ответил без колебания:
– Он говорил со мной посредством Человеческих уст. Ему известны страх и отчаяние, которые не поддаются измерению. Мороз – Человек.
– Он просто перенес родовую травму и шок, – сказала Бета. – Верните его обратно в нервную систему Человека и держите там, пока он не адаптируется к ней.
– Нет! – запротестовал Мороз. – Не делайте со мной этого! Я не Человек!
– Сделайте это! – настаивала Бета.
– Если он и в самом деле Человек, то мы не можем нарушить только что отданный Им приказ, – сказал Дивком.
– Если он Человек, то вы должны это сделать, потому что вы обязаны защищать его жизнь и сохранять ее в теле Его.
– Не действительно ли Мороз Человек? – спросил Дивком.
– Не знаю, – ответил Солком.
– Я могу быть…
– …Я Рудодробилка, – машина с лязгом приближалась к ним. – Выслушайте мою повесть. Я не собиралась этого делать, но я слишком поздно остановила свой молот…
– Убирайся вон! – закричал Мороз. – Катись добывать руду!
Она замерла. Затем, после долгой паузы между движением заданным и движением выполненным, открыла свое дробильное отделение и вывалила его содержимое на землю. А потом повернулась и с лязгом укатила прочь.
– Похороните эти кости, – приказал Солком. – На ближайшем погребальном участке, в гробу, изготовленном согласно следующим спецификациям…
– Мороз – Человек, – решительно заявил Мордел.
– И мы обязаны защищать жизнь Его и сохранять ее в теле Его, – подтвердил Дивком.
– Передайте матрицу Его сознания обратно в Его нервную систему, – приказал Солком.
– Я знаю, как это сделать, – вызвался Мордел, поворачиваясь к приборам.
– Остановись! – взмолился Мороз. – Неужели у тебя совсем нет жалости?
– Нет, – ответил Мордел. – У меня есть только чувство точных измерений.
– …И долг, – добавил он, когда Человек начал судорожно дергаться на полу.
* * *
Шесть месяцев Мороз жил на фабрике Человека и учился ходить, говорить, одеваться, есть, видеть, слышать, чувствовать и осязать. И у него больше не было чувства измерений.
Наконец Солком и Дивком обратились к нему через Мордела, поскольку Мороз не мог больше общаться с ними без помощи приборов.
– Мороз, – сказал Солком. – Века веков оставался нерешенным вопрос: кто законный Правитель Земли – Дивком или я?
Мороз рассмеялся.
– Вы оба, и ни один из вас, – ответил он, не спеша обдумав свои слова.
– Но как же это может быть? Кто прав, а кто не прав?
– Вы оба правы и оба неправы одновременно, – сказал Мороз. – И понять может это только Человек. Вот что я вам теперь скажу: будет новая команда. Отныне ни один из вас не будет разрушать работы другого. Вы оба будете заниматься восстановлением и реконструкцией Земли. Тебе, Солком, я дарую свою прежнюю работу. Ты теперь Правитель Севера – ура! А ты, Дивком, теперь Правитель Юга – ура! Ура! Присматривайте за порядком в своих полушариях так же хорошо, как это делали мы с Бетой, и я буду счастлив. Сотрудничайте. Не соперничайте.
– Да, Мороз.
– Да, Мороз.
– А теперь соедините меня с Бетой…
– Мороз?
– Привет, Бета. Послушай:
Со всех сторон, под сенью
Двенадцати ветров,
Я соткан из туманов,
Из плоти облаков.
– Я знаю это стихотворение, – сказала Бета. И, помолчав, добавила:
– Что же тогда дальше?
– Твой полюс такой холодный, – сказал Мороз. – А мне так одиноко.
– У меня нет рук, – ответила Бета.
– Хочешь пару?
– Да, хотела бы.
– Тогда приезжай ко мне в Яркое Ущелье, – сказал он. – Туда, где Судный День нельзя отложить.
Его звали Мороз, а ее – Бета.
Перевод на русский язык, В. Федоров, И. Рошаль, 1991.
Алан Нурс
Возлюби овупа своего[28]28
Пер. изд.: Alan Е. Nourse. Love thy vimp. Из сб. Tiger by the tail. A. Nourse. N. Y. 1968.
[Закрыть]
Когда Барни Холдер вошел в дом в тот вечер, на визиофоне в библиотеке бешено мигал сигнал «срочно». Барни устало взглянул на него, а затем запустил шляпу на полку и крикнул жене:
– Я дома, дорогая!
Жена оторвалась от журнала.
– Вижу, – безразлично произнесла она, проведя рукой по своим красивым белокурым волосам. – Сегодня с опозданием всего на два часа. Ты с каждым разом становишься все пунктуальнее.
Она снова вернулась к журналу.
– Если ты ожидаешь сегодня ужина, – добавила она, – то тебе придется посмотреть, что ты сможешь найти. В обед в дом забрались твои маленькие друзья.
– О боже, Флора! – Барни застыл в дверях, беспомощно поглядывая на мигающий сигнал вызова. – В самом деле, дорогая, ты могла бы подождать, пока я вернусь, и прикрыть еду так, чтобы они до нее не добрались.
Он обиженно взглянул на нее.
– Ага, мне следовало запереть ужин в сейф, – огрызнулась Флора. – Тебе полагалось бы избавить нас от этих мерзких созданий, а не кормить их.
Она мотнула головой и прожгла его взглядом, когда он направился к визиофону.
– Да, и ответь, наконец, на этот вызов. Лампочка уже полчаса как мигает.
Барни щелкнул выключателем и смотрел, как экран мигает и плывет волнами, пока на нем четко не обрисовалось широкое лицо Хьюго Мартина.
Лицо у начальника Барни бывало обычно круглым и румяным, теперь же его щеки сделались вовсе пурпурными, а глаза вытаращились от возбуждения.
– Барни! – закричал он. – Один попался!
Барни так и сел, в груди у него поднималось волнение.
– Шутишь, – быстро отозвался он. – Ты хочешь сказать, что у нас…
Мартин, едва в состоянии говорить, кивнул:
– Один попался! В нашей же собственной лаборатории! Он прямо сейчас сидит тут и корчит мне рожи. Помнишь ту сооруженную тобой ловушку?
– Чушь, – отрезал Барни. – Никому ни разу не удавалось поймать овупа. Хоть пятьдесят ловушек я построй, а не одну, все равно ни одна не сработает.
Он остановился и посмотрел на багровое лицо, сверкающее глазами с экрана.
– Ты действительно серьезно?
– Конечно серьезно! Каким-то образом один попался в ту последнюю ловушку, и он прямехонько в лаборатории. Может быть, теперь-то нам удастся как-нибудь избавиться от этих мерзких маленьких… – Он оборвал фразу и встревоженно оглянулся через плечо. Потом продолжил, осторожно понизив голос. – Слушай, Барни. Дуй сюда немедля и, пожалуйста, не сообщай ничего газетам, а то нам проходу не будет от толп народу. Просто давай сюда и, может, нам удастся что-нибудь выжать из этого мерзавца.
Барни щелкнул выключателем и снова натянул пальто. Сердце его отчаянно колотилось. Двинувшись к двери, он чуть было не столкнулся с женой.
– Из-за чего весь этот шум? – спросила она. Ее хорошенькое личико исказилось от злости. – И куда это ты сорвался в такой спешке?
Барни шарил по полке в поисках шляпы.
– Мы поймали овупа, – ответил он. – Я возвращаюсь в лабораторию посмотреть на него.
– Очень смешно, – без малейшего веселья в голосе отозвалась Флора, недовольно расширив глаза, серые и большие. – Расскажи еще что-нибудь. Как же, жди больше. Ты – последний человек в мире, от которого можно ожидать поимки овупа.
– Это действительно правда, а не шутка, – настаивал Барни. – Овуп в лаборатории у Мартина, и я еду к нему. Сожалею, что приходится оставлять тебя в одиночестве на ночь глядя, но…
Он поправил шляпу и решительно шагнул за дверь.
Его машина стояла припаркованная возле дома. Он почти дошел до нее, когда заметил, что руль валяется на лужайке, и увидел торчащий из-под капота мохнатый зад.
– Эй! – завопил Барни, немедленно приходя в ярость, и бросился к машине, отчаянно грозя кулаком. – Вон отсюда! Убирайся! Прочь!
Зад внезапно исчез, вместо него из-под капота высунулось морщинистое коричневое личико и злобно подмигнуло ему. Барни увернулся, когда мимо его уха просвистела свеча зажигания, в горле у него клокотала бессильная ярость, когда маленькое коричневое создание стремглав пересекло лужайку и остановилось у колючей изгороди, подпрыгивая на месте и в злобном веселье хлопая в ладоши.
От дурного предчувствия у него засосало под ложечкой, и Барни заглянул, под капот. Распределитель зажигания исчез, все свечи были выдраны, генератор изуродован, а в моторе напрочь отсутствовали крепежные болты.
Барни выругался и погрозил кулаком исчезающему под изгородью коричневому мохнатому шару. Сердито захлопнув капот, он вышел на угол и остановил проезжающее мимо такси. По всем признакам, кисло размышлял он, это будет очень тяжелая ночь.
* * *
Совершенно неожиданно овупы впервые появились примерно год назад, в один из знойных августовских дней, и появление их было столь же примечательным, как и сами эти создания. В тот злополучный день дочь какого-то фермера прибежала в слезах домой с большим красным рубцом на руке, городя какую-то чушь об «обезьянках, вылезающих из земли». Выдумала она это или нет, но рана на руке была достаточно убедительной, и поэтому фермер отправился на проверку.
Он нашел их на южном пастбище – вылезающих друг за другом из странной круглой и переливающейся воронки: маленьких, мохнатых, похожих на гиббонов, быстрых, стремительно выскакивающих и присоединяющихся к стоящей неподалеку группе уже вылезших, шипящих и рычащих равно друг на друга и на фермера. Вылезло их примерно дюжины две, а затем сияющее кольцо внезапно исчезло, и маленькие коричневые создания рассеялись, припустив к лесу, двигаясь зигзагами с невероятной скоростью, пока не пропали в чаще.
Фермер сообщил о происшествии в местную газету, и над ним здорово посмеялись, естественно. В конце концов обезьянки ведь просто не выскакивают из-под земли. И в самом деле, почти неделю о них больше ничего не слышали и никто их не видел. Фермер озадаченно поскреб небритый подбородок, крепко отлупил дочку за выдумывание таких басен и вернулся к пахоте.
Для подтверждения этих событий потребовалась всего лишь неделя. Сперва их увидели в соседнем городке. Средь бела дня по Главной Улице пронеслась троица трехногих рычащих существ, передвигающихся странным образом и царапающих всех, кто имел несчастье попасться им на глаза. А затем сообщения посыпались со всех сторон: от старой девы – учительницы, узревшей, как маленькое мохнатое животное рисует мелом на тротуаре непристойности; от бизнесмена, вышедшего утром из дома и обнаружившего свой новенький автомобиль разобранным на лужайке; от священника, попытавшегося прогнать один из мохнатых коричневых комков с крыльца своего дома и произнесшего много недостойных священнослужителя слов, когда его в результате этих стараний покусали. Первоначальные две дюжины стали четырьмя, а потом и восемью, так как отвратительные создания размножались (и распространялись, надо добавить) с невероятной быстротой.
Название свое они получили, когда один предприимчивый репортер совершенно точно окрестил их Очень Важной Угрожающей Проблемой, а телеграфные агентства и радиостанции подхватили вполне естественное сокращение: ОВУПы.
Они достигли соседнего крупного города, все увеличиваясь в числе, кусая людей, раздирая им в клочья одежду, визжа что-то невнятное, опустошая холодильники, изжевывая снаружи оконные рамы, взламывая почтовые ящики и перебрасываясь письмами, портя моторы, переводя стрелки трамваев, шипя, рыча, плюясь, прожигая всех злобными взглядами, дергая людей за волосы и кусая их за лодыжки, не давая ни минуты покоя.
Поднялась волна жалоб и требований, чтобы кто-нибудь как-нибудь нашел способ избавиться от этих овупов. В конце концов, говорили люди, крыс ведь можно истребить, и москитов тоже, а овупы досаждали куда больше, чем те и другие вместе взятые.
Но овупы представляли собой куда более трудную проблему. Во-первых, их никто не мог изловить: двигались они с невероятной скоростью, так быстро, что их не могли даже подстрелить. А во-вторых, они были умны, просто поразительно умны!
Для них понастроили ловушек, и, можете поверить, это были невообразимо сложные ловушки, а овупы похищали из них приманку и лишь презрительно шипели, когда люди пытались сообразить, как это овуп мог вытащить приманку, не оказавшись сам в западне. В последующие месяцы поток жалоб разрастался, как снежный ком, так как овупы все множились и множились и становились все наглей и наглей, мучая людей, досаждая и отравляя им жизнь, кусаясь и царапаясь.
За несколько месяцев в стране не осталось ни одной общины, большой или малой, где не появилось бы хоть одно из этих мерзких созданий, и все же ни одного из них так и не смогли поймать.
Корабли выходили в море с ними на борту, и вскоре в Капитолий стали приходить гневные сообщения из Индии, Европы и Азии. Городки и города взывали о помощи к Штатам, а Штаты умоляли Конгресс сделать что-нибудь, все что угодно – лишь бы избавить страну от этой вторгшейся к ним мохнатой коричневой чумы.
Люди выходили из себя, и чем больше они сердились, тем больше, кажется, появлялось овупов, дабы еще больше рассердить их.
И вот тогда была образована Комиссия Конгресса – само собой, Комиссия слегка недоумевающая, поскольку никто по-настоящему не знал, с какой стороны подступиться к этим овупам. Социологи утверждали, что те – разумные существа, заслуживающие тщательного социологического исследования. Физики настаивали, что каким бы образом они ни прибыли на Землю – с помощью временного экрана или передатчика материи, но они обладали знаниями, имеющими огромную важность для мировой науки. Медики мирно соглашались, что если овупы происходят из другого мира, а очевидно так оно и должно быть, то они скоро перемрут от местных болезней.
Средний же человек с улицы скрежетал зубами, стряхивал с шеи мохнатый рычащий комок и тревожил глухие небеса горячей молитвой о том, чтобы кто-нибудь что-нибудь сделал, по крайней мере поймал хоть одного овупа или сделал хоть что-то.
И Национальная Комиссия по Контролю над овупами сумела твердо возложить такую любопытную смесь разных точек зрения на Барни Холдера, скромного исследователя и преподавателя социологии, и Хьюго Мартина, темпераментного консультанта ВМС США по истреблению грызунов. И, сведя их вместе, Комиссия с облегчением, откровенно и не слишком вежливо взвалила решение всей проблемы на их плечи.
* * *
Овуп скорчился в центре клетки, гневно поблескивая черными бусинками глаз, подняв на круглой мохнатой голове торчком округлые уши и морща свою обезьянью мордочку в омерзительных гримасах. Два выступающих у него изо рта крупных резца окаймлялись двойным рядом острых, как иглы, зубов, и при этом зверек нервно балансировал на трех костлявых ногах. Для всякого человека он походил с виду на сердитого гномика двух футов ростом, сидящего на корточках и испытывающего острую ненависть к людям.
– Выглядит не очень-то довольным, – заметил Барни, разворачивая кресло, чтобы получше разглядеть маленький источник больших неприятностей.
Хьюго Мартин вытер большим платком свое вспотевшее мясистое лицо и злорадно рассмеялся:
– Был бы ты здесь, когда маленький поганец увидел, что не может выбраться из западни. Не знаю, есть ли у них язык или нет, но если есть, то грязный овупишка употребил все известные ему ругательства… Взбешен? Барни, ты никогда не видел ничего более взбесившегося!
Мартин плотоядно облизнул толстые губы:
– Самое время взбеситься одному из них.
Барни усмехнулся и посмотрел на овупа.
– И все-таки я никак не пойму, – сказал он наконец. – Эти маленькие бестии расщелкали все измысленные нами ловушки, а эта ведь была довольно очевидной – раскрытый настежь зеркальный лабиринт с чувствительной к весу диафрагмой.
Он поднял взгляд на сидевшего напротив него массивного босса.
– Как она сработала?
Мартин хмуро поглядел на овупа.
– Я бы сказал, что он пал жертвой собственной злости. Проник в здание утром и провел весь день, мучая лабораторную кошку. Довел ее до того, что та совсем перестала соображать от бешенства и попыталась сбежать от него в лабиринт. Затем она попала в ловушку, что испугало ее еще больше, и не успел я ахнуть, как овуп очутился там рядом с ней, дергая ее за хвост и воя не хуже Неда.
Он, кажется, и не заметил, что попался-таки, пока мы не выпустили Пусси через отверстие для приманки! А потом, – он злобно усмехнулся, – оп! У нас остался лишь один взбешенный зверек!
Барни подошел к клетке, спокойно разглядывая коричневого гномика. Овуп злобно глядел ему в лицо, не отводя взгляда.
– Маленький овупик, – задумчиво пробормотал себе под нос Барни. Овуп сгорбился и сплюнул.
Говоря ласково и успокаивающе, Барни протянул руку:
– Брось, малыш, почему бы нам не подружиться? В конце концов, раз уж ты теперь здесь, мы вполне можем поговорить… У-у-у!
Он резко отдернул руку и увидел маленький полукруг окровавленных ранок, оставленный острыми, как иголки, зубами. Овуп запрыгал на тощей ножке, шипя и визжа в злобном веселье. Барни почувствовал, как его лицо краснеет от гнева.
– Ну, а вот это, – произнес он нетвердым голосом, – было не очень-то любезно с твоей стороны.
Овуп уселся, самодовольно почесывая белое брюхо и пренебрежительно поглядывая на Барни.
Хьюго Мартин нехорошо засмеялся:
– С таким подходом ты ничего не добьешься, – сказал он. – Меня он уже трижды укусил. По-моему, с ним надо обращаться покруче. Это злобная маленькая бестия.
– Нет, нет, – Барни покачал головой и провел рукой по своим темным волосам. – Ни в коем случае. Эти малыши разумны. Они не глупы – да ведь вплоть до сегодняшнего дня им удавалось перехитрить всех, кто пытался их изловить. Они должны мыслить. И к тому же на высоком уровне. А раз они разумны, то мы сможем каким-нибудь образом достучаться до них.
Барни вытащил из жилетного кармана трубку и принялся набивать ее.
– Если это действительно внеземные существа, то они должны обладать замечательными научными знаниями, чтобы вообще попасть сюда. Может, если мы предложим ему немножко еды…
Мартин в очередной раз промокнул лоб и фыркнул.
– Можешь попробовать, если хочешь, – проворчал он. – А я не желаю к нему даже приближаться.
Барни взял со стола кусочек хлеба и подошел с ним к клетке, внимательно следя за реакцией мохнатого пленника. Овуп скептически поглядел на хлеб и напряг мускулы ноги. Затем он неуловимым движением выхватил хлеб из пальцев Барни, оставив при этом на тыльной стороне его ладони еще один рубец.
– Ах ты дрянь… – с внезапной яростью Барни ударил овупа сквозь прутья клетки. Тот, прижавшись к прутьям, словно маленький злобный гиббон, злорадно поблескивал черными глазенками, шипел и издавал глухие мерзкие звуки. Барни почувствовал лютую ненависть, когда создание, подпрыгивая на одной ноге, пожирало хлеб и злобно верещало от восторга.
Руки Барни дрожали, и, усевшись, он крепко стиснул подлокотники кресла.
– Еще немножко, – пробормотал он, облизывая укушенную руку, – и я выйду из себя.
Он бессильно посмотрел на Мартина.
– Как может живое существо быть таким неестественно злобным? Что надо сделать, чтобы добиться от него хотя бы нейтральной реакции?
– Признаков расположения от него ничем не добиться, – сердито отозвался Мартин. – В этих тварях нет ничего симпатичного.
– Но должен же существовать какой-то способ наладить с ними контакт.
Барни задумчиво потер подбородок.
– Слушай, – сказал вдруг он. – Мы получаем от людей всевозможные письма. Овупы досаждают мне, досаждают тебе, но некоторых людей они просто-напросто не беспокоят.
Хьюго Мартин недоверчиво моргнул.
– Я думал, они беспокоят всех.
Барни с миг в задумчивости смотрел на овупа, а затем порылся в столе.
– Не всех, – ответил он. – Вот послание, доставленное вчера из Бюро Переводов.
Ои извлек из ящика стола большой свиток пергамента с прикрепленным к нему листом писчей бумаги.
– Бюро Переводов?
– Да. Оно пришло из какого-то местечка в Индии. Давай-ка теперь посмотрим, что в нем сказано:
«Нашим братьям на Западе. Мы хотим напомнить вам, что вся материя – ничто, существует только дух.
Все тела материальны, тела из этого и всех других миров, сущих перед Богом. Научившийся пренебрегать материальным делает первый шаг на пути к Просветлению. Те, кого вы называете овупами, тоже всего лишь материя и как таковая могут быть со временем отринуты и, таким образом, низведены до безвредности».
Барни прекратил чтение.
– Да, да! – воскликнул раскрасневшийся от волнения Хьюго Мартин. – И как же они советуют избавиться от них?
Барни выронил свиток на пол.
– Никак, – мрачно сказал он. – Это все, что там написано. Но погоди, вот еще письма! Например, от францисканского монаха, советующего отгонять их молитвой и постом. Или от молодоженов. Они пишут, что овупы не приближались к церкви, когда они венчались, но вторглись к ним в коттедж целой дюжиной на четвертый день медового месяца.
Барни задумчиво почесал в затылке.
– Религия! – закричал, вскакивая с кресла Мартин, взволнованно раздувая щеки. – Все эти письма связаны с ней! Может быть, они боятся ее, а может, просто не выносят молитвы. А вдруг для их изгнания нам всего лишь нужно обратиться к религии?!
Мартин в волнении зашагал по лаборатории.
– Может быть, от этих скверных тварей удастся отгородиться крестным знамением.
– Может быть, есть-таки религиозный путь, – моргнул внезапно загоревшийся Барни. Он пристально поглядел на овупа, сердито надувшегося в углу клетки.
– Давай-ка выйдем попить кофе и хорошенько это обдумаем.
Они сидели в небольшой кофейне, Хьюго Мартин иногда что-то бормотал себе под нос, а Барни просто попивал кофе и думал.
В маленьком скверике напротив собралась толпа, и на грубо сколоченные подмостки вылез оратор. Внезапно громкоговоритель рявкнул прямо в ухо Барни, резко оторвав его от размышлений об овупах.
– Это проклятие дьявола, явившегося покарать нас, грешных, – ревел в толпу голос. – И мы должны бороться с ним, вот что нам нужно делать! Мы должны биться с дьяволом на его же территории! Мы должны пасть на колени и молиться!
Толпа придвинулась поближе, упиваясь огненными словами.
– Он наслал на нас эту чуму за прегрешения наши! – гневно вопил евангелист. – Мы должны встать плечом к плечу и бороться с дьяволом, нам нельзя поддаваться, ибо когда мы поддадимся, сожжет нас адский огонь и адская сера проймет нас до самого нутра!
Голос с другой стороны улицы напряженно и хрипло вещал:
– Если мы хотим очиститься, мы должны пасть на колени и молиться! – Он свирепо нахмурился и потряс в гневе кулаками. – Мы должны очиститься, и тогда Господь Всемогущий избавит нас от напасти!
Барни Холдер мигом прошел через кофейню и уставился из окна на оживленно жестикулирующего проповедника.
– Ты посмотри-ка на это!
– Да это всего лишь старина Саймс. Он забирается туда и толкает речь каждый вечер, пока чересчур не разбушуется.
– Да нет, ты посмотри на трибуну!
Проповедник кричал все громче, побагровев от возмущения, а на подмостки взобрались, пялясь на него глазами-буравчиками, наслаждаясь каждым его словом, рыча на него, пятеро крупных мохнатых овупов.
– На нас обрушилось проклятье Всемогущего! – Проповедник остановился на секунду, чтобы стряхнуть подбежавшего и укусившего его за ухо овупа. – Вон отсюда, проклятый маленький… Истинно говорю я вам, мы должны молиться!
Внезапно овупы заполнили всю трибуну и облепили проповедника, разрывая ему брюки, вытаскивая шнурки из ботинок, щипая, царапая, шипя и воя, пока тот, взвыв от бессильной ярости, не спрыгнул, как безумный, с трибуны и стремглав бросился по улице, отшвыривая овупов ударами и пинками.
Барни осел в кресло.
– Ну, – печально изрек он, – вот и все с религиозным путем.
* * *
Как только они вошли в лабораторию, плененный овуп принялся визжать и вопить, злобно грызя прутья клетки.
– Что же нам делать? – простонал Барни. – Должен же существовать какой-то способ заставить их быть паиньками.
– Говорю тебе, ничего мы не можем сделать, – Хьюго Мартин хмуро поглядел на зверька в клетке. – Нам нужно всего-навсего найти какой-то способ убить их, вот и все. Мы не можем их перестрелять – они попросту увернутся от пуль. К яду они и близко не подойдут, а газ их, кажется, ничуть не беспокоит.
Массивный Шеф по Науке в ярости пнул клетку.
– Барни, нет смысла пытаться наладить с ними контакт. Они не хотят быть друзьями. Они насквозь мерзкие. Я терпел выходки этих маленьких паразитов сколько мог, но теперь я уже почти на пределе. Так же, как и все прочие люди. Они сводят людей с ума, и наша задача – найти способ избавиться от них.
Он зло понизил голос:
– Мне пришлось купить три машины – три новенькие машины! – потому что эти твари раскурочили их. В доме голод, потому что я не успеваю покупать продукты. У меня их целый выводок: живут в моем доме, кусают моих детей, издеваются надо мной, пугают мою жену и засоряют мне канализацию. Я не могу больше этого терпеть, я долго этого не вынесу, говорю тебе! А ты думаешь только о том, как вступить с ними в контакт! Ба! А я повторяю: надо найти способ убить их!
Овуп переключил внимание на Мартина. Он, прижавшись к решетке, глядел на грузного мужчину с неподдельным интересом, почти жадно, когда голос того поднялся до неистовства. Барни следил за овупом внимательно и почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.
– Хьюго, – тихо позвал он. – Этот малыш чувствителен к тебе. Посмотри на него! Готов поклясться, что он наслаждается каждым сказанным тобой словом.
– Ну, надеюсь, он поперхнется ими! – прорычал Мартин. – Потому что ему из этой клетки живым не выйти.
Он повернулся к овупу, испепеляя его взглядом, полным бессильной ненависти.
– Паразит! Почему вы не уберетесь туда, откуда взялись?
Внезапно замигал сигнал телевызова. Мартин бросил на овупа последний злой взгляд и поднял трубку.
– Лаборатория, – ответил он, затем скорчил гримасу и поманил Барни пальцем. – Минуточку, Флора.
Барни взял трубку.
– Да, Флора, – спокойно сказал он. Возникла пауза, пока трубка сердито кричала. Наконец он произнес: – Флора, я же предупредил тебя, что еду в лабораторию. Возможно, пробуду здесь всю ночь. Ах вот как? Ну, а что, по-твоему, мне полагается тут делать? Выгони их! Я здесь играю в пятнашки с другим овупом!
Он швырнул трубку на рычаг, оборвав сердитый визг жены.
– Надо что-то делать, – бормотал он, идя через комнату с затравленным выражением в глазах. – Эти овупы так накрутили Флору, что она не дает мне ни минуты покоя.
Мартин лукаво покосился на него.
– По слухам, вы с Флорой увлекались этим задолго до появления овупов.
Барни бросил на него угрюмый взгляд и опять прошаркал к клетке.
– Я не могу поладить даже с женой, – убито признался он. – Так как же я смогу подружиться с одной из этих мерзких тварей?
