Текст книги "Затаившийся Оракул (ЛП)"

Автор книги: Рик Риордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава 14

Вы, видно, шути...

Абсурд, что происходит?

Слоги закончи...

НИКТО НЕ ЗНАЛ, ЧТО ДЕЛАТЬ С МЭГ.

Я их не виню.

Ситуация стала ещё более запутанной теперь, когда я знал, кто её мать.

У меня были подозрения, да, но я надеялся, что их опровергнут. Ужасно обременительно всегда

оказываться правым.

Почему я боюсь ребёнка Деметры? Хороший вопрос.

За прошедшие сутки я делал всё возможное, чтобы собрать воедино воспоминания о богине.

Когда-то Деметра была моей любимой тётей. Это первое поколение богов может быть чванливой

компанией (я о вас, Гера, Аид, папа), но она всегда казалась доброй и любящей, кроме тех

случаев, когда уничтожала человечество мором и голодом, но у каждого бывают плохие деньки.

Потом я совершил ошибку, начав встречаться с одной из её дочерей. Хрисофемидой, кажется, уж

извините, если ошибаюсь. Даже будучи богом, я не мог запомнить имена всех моих бывших.

Молодая девушка пела песню о сборе урожая на одном из моих дельфийских фестивалей. Её

голос был настолько красив, что я влюбился. По правде говоря, я каждый год влюблялся в

победителей и занявших второе место. Ну что могу сказать? Падок на мелодичные голоса.

Деметра не одобрила это. С тех пор как её дочь Персефону украл Аид, она стала несколько

чувствительно воспринимать отношения её детей с другими богами.

Во всяком случае, мы перекинулись парой словечек. Снесли парочку гор до щебня. Опустошили

парочку полисов. Ну, вы знаете, к чему могут привести семейные ссоры. В итоге мы пришли к

шаткому перемирию, и с тех пор я старался держаться от детей Деметры подальше.

Теперь я – слуга Мэг МакКэффри, дочери Деметры, оборванки, размахивающей серпами.

Интересно, кем был отец Мэг, если смог привлечь внимание богини. Деметра редко влюбляется в

смертных. Да и Мэг была необычайно сильна. Большинство детей Деметры способны разве что

заставить зерно прорасти да держать в страхе вредоносных бактерий. Владение двумя золотыми

клинками и призыв карпои – вещи на несколько уровней круче.

Всё это пронеслось в моей голове, пока Хирон разгонял толпу, призывая всех сложить оружие.

Так как староста Миранда Гардинер отсутствовала, Хирон попросил Билли Ын – единственную

оставшуюся в домике Деметры – сопроводить Мэг в четвёртый домик. Две девочки быстро

удалились, Персик возбуждённо подпрыгивал между ними. Мэг бросила на меня обеспокоенный

взгляд. Не особо зная, что ещё сделать, я показал ей два поднятых вверх больших пальца:

«Увидимся завтра!».

Она не казалась такой уж воодушевленной, исчезая в темноте.

Уилл Солас заботился о раненой голове Шермана Янга. Кайла и Остин стояли над Коннором,

обсуждая необходимость трансплантации волос. Я остался один и направился в свой домик. Я

лежал на больничной койке в центре комнаты, уставившись на потолочные балки. Я снова

подумал о том, насколько это удручающе простое, смертное место. Как мои дети терпят это?

Почему у них нет пылающего алтаря, почему они не украшают стены золотыми рельефами в

мою честь?

Когда я услышал, что Уилл и другие возвращаются, то закрыл глаза и притворился спящим. Я

был не в силах столкнуться с их вопросами или добротой, их попытками заставить меня

почувствовать себя как дома, когда я чётко знал, что мне здесь не место. Остановившись в

дверях, они притихли.

– Он в порядке? – прошептала Кайла.

– А ты бы была на его месте? – сказал Остин.

Молчание.

– Попробуйте немного поспать, ребята,– посоветовал Уилл.

– Это безумно странно, – сказала Кайла. – Он выглядит так...по-человечески.

– Мы присмотрим за ним, – сказал Остин. – Сейчас мы всё, что у него есть.

Я сдерживал рыдания. Я не мог вынести их заботы. Невозможность успокоить их или сказать,

что они не правы, заставила меня почувствовать себя незначительным.

Меня укрыли одеялом.

Уилл сказал:

– Спокойной ночи, Аполлон.

То ли его тон был настолько убедительным, то ли я был настолько истощен, как не был веками,

но я тут же погрузился в сон.

Спасибо остальным одиннадцати Олимпийцам, у меня не было снов.

Утром я проснулся совершенно обновлённым. Моя грудь больше не болела. Мой нос больше не

казался воздушным шариком с водой, прикреплённым к моему лицу. С помощью моего

потомства (товарищи по домику – буду называть их товарищами по домику), мне удалось

овладеть тайнами душа, туалета и раковины.

Зубная щётка повергла меня в шок. В последний раз, когда я был смертным, такого понятия не

было и в помине. И дезодорант – какая жуткая идея, что я нуждаюсь в какой-то волшебной мази,

чтобы мои подмышки не воняли!

Когда я закончил с утренними процедурами и оделся в чистую одежду из магазина лагеря:

кроссовки, джинсы, оранжевая футболка Лагеря Полукровок, а также в удобное зимнее пальто из

фланелевой шерсти – я почувствовал себя оптимистично настроенным. Почти. Возможно, я

смогу пережить время, проведенное в человеческом облике.

Я оживился ещё больше, когда обнаружил бекон.

Ох, боги – бекон! Я пообещал себе, что когда верну своё бессмертие назад, то соберу девять муз.

Вместе мы создадим оду, хвалебную песнь о силе бекона, которая доведет небеса до слез и

вызовет восторг по всей вселенной.

Бекон хорош.

Да, это может быть названием песни: "Bacon Is Good".

Завтрак был менее формальным, чем ужин. Мы наполняли наши подносы в буфете и могли сесть

где угодно. Восхитительно. (Эх, как же грустно осознавать, что тот, кто когда-то диктовал ход

событий народу, теперь радуется свободной посадке). Я взял свой поднос и нашёл Мэг, которая

одна сидела у подпорной стены павильона, закинув на нее ноги, и наблюдала за волнами на

пляже.

– Как ты? – спросил я.

Мэг грызла вафлю.

– А, замечательно.

– Ты могущественный полубог, дочь Деметры.

– Мм-хм.

Если бы я мог доверять моему пониманию человеческих чувств, я бы сказал, что Мэг была не в

восторге.

– Твой товарищ по домику, Билли... Она хорошая?

– Конечно. Всё прекрасно.

– А Персик?

Она покосилась на меня.

– Исчез прошлой ночью. Думаю, он показывается только тогда, когда я в опасности.

– Ну, это подходящее время для него, чтобы показаться.

– Под-хо-дя-ще-е, – Мэг касалась языком вафли после каждого слога. – Шерману Янгу

наложили семь швов.

Я взглянул на Шермана, который сидел на безопасной дистанции по ту сторону павильона и

смотрел на Мэг волком. На его лице был неприятный красный зигзаг.

– Я бы не стал беспокоиться, – сказал я ей. – Дети Ареса любят шрамы. К тому же, Шерману

идёт образ Франкенштейна.

Уголки её рта дёрнулись, но взгляд был направлен куда-то далеко.

– В нашем домике травянистый пол – в смысле, там зелёная трава. А еще огромный дуб в

середине, поднимающийся до потолка.

– Это плохо?

– У меня аллергия.

– Ох... – я попытался представить дерево в ее домике. Однажды у Деметры была священная

роща дубов. Я вспомнил, как она была рассержена, когда смертный принц пытался срубить её.

Священная роща...

Внезапно, бекон распространился по моему животу, обтекая мои органы.

Мэг схватила меня за руку. Её голос был далёким и непонятным. Я услышал только последнее,

самое важное слово: "Аполлон?"

Я пошевелился.

– Что?

– Ты отключился, – она нахмурилась. – Я произнесла твоё имя шесть раз.

– Правда?

– Да. Что такое?

Я не мог объяснить. Я чувствовал себя так, будто бы стоял на палубе корабля, когда огромная,

темная и опасная фигура прошла под корпусом – фигура почти различимая, а потом просто

исчезнувшая.

– Я-я не знаю. Что-то о деревьях.

– Деревья, – сказала Мэг.

– Наверное, ничего особенного.

На самом деле все было совсем не так. Я не мог выбросить из головы образ из моих снов:

коронованная женщина побуждает меня найти врата. Эта женщина – не Деметра. По крайней

мере, я так думаю. Но идея о священных деревьях заставила меня вспомнить... кое-что очень

старое, даже по моим стандартам.

Я не хотел говорить об этом Мэг, пока еще все не обдумал. У неё было достаточно проблем для

беспокойства. К тому же, после того, что произошло ночью из-за моей новой юной хозяйки, я

наполнился тревогой. Я взглянул на кольца на её пальцах.

– Так значит, вчера... эти мечи. Эй, не делай так.

Брови Мэг нахмурились.

– Как?

– Ну, замыкаться в себе и отказываться говорить. У тебя лицо каменным становится.

Она яростно надулась.

– Это не так. У меня есть мечи. Я ими сражаюсь. И что?

– Ну, возможно, было бы славно узнать об этом ранее, когда мы боролись с духами Чумы.

– Ты сам сказал: "Этих духов нельзя убить".

– Ты уклоняешься от ответа, – я легко мог это понять, потому что освоил такую тактику много

веков назад. – Стиль, которым ты дерёшься, используя два изогнутых клинка, – это стиль

димахеров, гладиаторов из поздней Римской Империи. Даже тогда он был редок: это не только

самый трудный для изучения стиль, но и самый смертоносный.

Мэг пожала плечами. Она сделала это достаточно красноречиво, но мне это ничего не дало.

– Твои мечи из имперского золота, – сказал я. – Это означает римскую подготовку и отмечает

тебя как перспективного полубога для лагеря Юпитера. Но твоя мама – Деметра, богиня в её

греческой форме, не Церера.

– Откуда ты знаешь?

– Помимо того, что я был богом? Деметра признала тебя здесь, в Лагере Полукровок. Это не

было случайностью. Кроме того, её более древняя греческая форма намного сильнее. Ты, Мэг,

сильная.

Её выражение лица было настолько настороженным, что я подумал, что Персик уже мчится по

небу, чтобы вырвать мне волосы.

– Я никогда не встречала свою мать, – сказала она. – Я не знала, кто она.

– Тогда откуда у тебя мечи? От отца?

Мэг ломала свою вафлю на мелкие кусочки.

– Нет.. Меня воспитывал отчим. Он дал мне кольца.

– Твой отчим. Твой отчим дал тебе кольца, которые превращаются в мечи из имперского золота.

Что за человек...

– Хороший человек, – отрезала она.

Я заметил сталь в голосе Мэг и решил сменить тему. Я почувствовал большую трагедию в её

прошлом. А еще я боялся, что если продолжу спрашивать, то эти золотые клинки окажутся у

моего горла.

– Прости, – сказал я.

– Мм-хм, – Мэг подбросила кусок вафли в воздух. Из ниоткуда, как курица-камикадзе весом в

двести фунтов, появилась гарпия-чистильщица, схватила еду и улетела прочь.

Мэг продолжила, как ни в чём не бывало.

– Давай просто переживём этот день. Сегодня будет забег после обеда.

Дрожь пробежала по спине. Последнее, что я хотел – быть связанным с Мэг МакКэффри в

лабиринте, но я подавил крик.

– Не волнуйся об этом, – сказал я. – У меня есть план.

Она подняла бровь.

– Правда?

– Вернее, у меня будет план к обеду. Всё, что нужно, – это немного времени...

Позади нас дунули в рог.

– Утро, учебный лагерь! – проревел Шерман Янг. – Начнем! Возомнили себя черт знает кем! Я

хочу, чтобы вы были все в слезах до обеда!

Глава 15

Практика учит

Ха-ха-ха, это вряд ли

Я плачу – забудь

МНЕ НЕ ПОМЕШАЛА БЫ ЗАПИСКА ОТ ВРАЧА. Я хотел откосить от физкультуры.

Честно, я никогда не пойму вас, смертных. Вы пытаетесь поддерживать хорошую физическую

форму путем отжиманий, приседаний, пятимильных забегов, преодоления полосы препятствий и

других тяжелых упражнений, заставляющих потеть. Притом вы знаете, что это проигранная

битва. В конечном счете ваши слабые, ограниченные в использовании тела испортятся и выйдут

из строя, обеспечив вас морщинами, ослабевшими частями тела и одышкой.

Это ужасно! Если я хочу изменить форму, или возраст, или пол, или биологический вид, мне

стоит только захотеть – и БАМ! Я молодой, крупный трехпалый ленивец женского пола.

Никакими отжиманиями этого не достигнешь. Я вообще не вижу логики в вашей постоянной

борьбе. Тренировка – это не более чем удручающее напоминание о том, что кое-кто – не бог. Под

конец занятий бегом с Шерманом Янгом я задыхался и обливался потом. Мои мускулы

напоминали трясущиеся столбы желатинового десерта.

Я не ощущал себя нежной феей (хотя моя мама, Лето, всегда уверяла меня в этом), и я

испытывал сильное искушение обвинить Шермана, что он относится ко мне как к таковой.

Я пожаловался на это Уиллу. Я спросил, куда пропала прежняя староста домика Ареса. Клариссу

Ла Ру. По крайней мере, я мог очаровать ее моей ослепительной улыбкой. Увы, Уилл сообщил,

что она учится в университете Аризоны. Ох, почему колледж приключается с абсолютно

нормальными людьми?

После пыток я поплелся в мой домик и принял душ еще раз.

Душ – это хорошо. Возможно, не так, как бекон, но все же.

Мое второе утреннее занятие было мучительным по иной причине. Я был назначен на уроки

музыки в амфитеатре с сатиром по имени Вудроу.

Вудроу явно нервничал по поводу того, что я присоединился к его маленькому классу.

Возможно, он слышал предание о том, как я живьем содрал кожу с сатира Марсия после того, как

тот вызвал меня на соревнование в музыке (как я уже говорил, эпизод с обдиранием – чистой

воды вранье, но слухи в самом деле имеют поразительную долговечность, особенно если я,

возможно, был виновен в их распространении).

Пользуясь своей свирелью, Вудроу продемонстрировал минорные гаммы. Остин справился с

этим без труда, даже невзирая на то, что он бросил вызов самому себе, играя на скрипке, которая

не была его инструментом.

Валентина Диас, дочь Афродиты, изо всех сил старалась задушить кларнет, производя такие

звуки, будто гончая бассет-хаунд скулит во время грозы. Дэмиен Уайт, сын Немезиды,

подтвердил свое прозвание, выместив жажду возмездия на акустической гитаре. Он играл с

таким остервенением, что порвал струну D.

– Ты убил ее! – сказала Кьяра Бенвенути. Она была симпатичной девушкой-итальянкой,

которую я заметил накануне вечером – ребенок Тихе, богини удачи. – Мне была нужна эта

гитара!

– Заткнись, Везучая, – буркнул Дэмиен. – В реальном мире бывают несчастные случаи. Струны

иногда рвутся.

Кьяра выпалила залпом несколько итальянских выражений, которые я решил не переводить.

– Можно мне? – я потянулся за гитарой.

Дэмиен неохотно передал ее. Я склонился над корпусом гитары вблизи ног Вудроу. Сатир

подпрыгнул на несколько дюймов.

Остин засмеялся.

– Расслабься, Вудроу. Он просто устанавливает другую струну.

Признаю, что реакция сатира меня порадовала. Если я все еще способен пугать сатиров, то,

возможно, оставалась надежда вернуть мое былое величие. Начав с этого, я мог бы дойти до

устрашения сельских животных, полубогов, монстров и второстепенных божеств.

В считанные секунды я заменил струну. Приятно было заниматься чем-либо столь привычным и

простым. Я настроил высоту тона, но остановился, осознав, что Валентина разрыдалась.

– Это было так красиво! – она вытерла слезу со щеки. – Что это была за песня?

Я моргнул.

– Это называется настройка.

– Да, Валентина, держи себя в руках, – проворчал Дэмиен, хотя его глаза покраснели. – Это не

было так уж красиво.

– Нет, – всхлипнула Кьяра. – Не было.

Только Остин, казалось, не поддался впечатлению. Его глаза сияли, словно от гордости, хотя я не

понял, с чего бы это.

Я сыграл гамму до-минор. Струна B давала бемоль. И всегда это была струна B. Три тысячи лет

прошло с тех пор, как я изобрел гитару (во время дикой вечеринки с хеттами – долгая история), и

я до сих пор не мог понять, как настроить струну B в унисон.

Я пробежался по другим гаммам, радуясь, что все еще помню их.

– А теперь – лидийский лад, – сказал я. – Он начинается от четвертой ступени мажорной гаммы.

Говорят, что его называют лидийским в честь древнего царства Лидия, но на самом деле я назвал

его так из-за моей старой подруги, Лидии. Она была четвертой женщиной за год, с которой я

встречался, так что…

Я поднял глаза на середине арпеджио. Дэмиен и Кьяра плакали, уткнувшись лицом в ладони,

слабо толкая друг друга и ругаясь: «Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу».

Валентина лежала на скамье амфитеатра, беззвучно дрожа. Вудроу ломал свои свирели.

– Я безнадежен! – всхлипывал он. – Безнадежен!

Даже у Остина были слезы на глазах. Он поднял вверх два больших пальца.

Я был взволнован тем обстоятельством, что некоторые из моих способностей остались при мне,

но я представил себе недовольство Хирона, когда тот обнаружит, что я погрузил в глубокую

депрессию весь музыкальный класс.

Я подтянул струну D на полтона – трюк, которым я обычно пользовался на концертах, чтобы

удержать своих фанатов от взрыва восхищения (и я имею в виду взрыв в буквальном смысле –

некоторые из тех концертов в Филморе в 1960-х… ну, я избавлю вас от ужасных подробностей).

Я брякнул намеренно фальшивый аккорд. Как по мне, звучал он ужасно, однако обитатели

лагеря приободрились. Они сели, вытерли слезы и стали зачарованно смотреть, как я играю

простейшую секвенцию на трех нотах.

– Да, парень. – Остин поднес свою скрипку к подбородку и начал импровизировать. Его

наканифоленный смычок танцевал по струнам. Он и я закрыли глаза, и на мгновение мы стали

больше, чем семья. Мы стали частью музыки, общаясь на уровне, доступном только богам и

музыкантам.

Вудроу рассеял очарование.

– Это восхитительно, – всхлипнул сатир. – Вы двое должны обучать класс. О чем я думал?

Пожалуйста, не сдирай с меня кожу!

– Мой дорогой сатир, – отозвался я, – я бы никогда…

Внезапно мои пальцы свело судорогой. От неожиданности я уронил гитару. Инструмент упал на

каменные ступени амфитеатра с треском и звоном.

Остин опустил смычок.

– Ты в порядке?

– Я… да, конечно.

Но я был не в порядке. На несколько мгновений я испытал блаженство моего прежде легкого

таланта.

И все же, определенно, мои новые пальцы смертного не подходили для этого. Мышцы рук

болели. В тех местах, где подушечки пальцев соприкасались с грифом, остались красные полосы.

Я подверг себя чрезмерному напряжению.

Мои легкие как будто ссохлись от недостатка кислорода, хотя я и не пел.

– Я… устал, – сказал я, пребывая в смятении.

– Ну да, – кивнула Валентина. – То, как ты играл, было нереально!

– Это нормально, Аполлон, – сказал Остин. – Ты восстановишься. Когда полубоги используют

свои силы, особенно впервые, они быстро устают.

– Но я не…

Я не смог закончить предложение. Я не был полубогом. Богом – тоже. Я даже не был самим

собой. Как я смогу играть музыку снова, зная, что я – испорченный инструмент? Любая нота не

принесет мне ничего, кроме боли и истощения. Моя струна B никогда не зазвучит в унисон.

Страдание, должно быть, отразилось на моем лице.

Дэмиен Уайт сжал кулаки.

– Не беспокойся, Аполлон. Это не твоя вина. Я покажу этой глупой гитаре!

Я не пытался остановить его, когда он двинулся вниз по ступеням. Часть меня находила

извращенное удовольствие в том, как он топтал гитару до тех пор, пока от нее не осталась куча

щепок и проволоки.

Кьяра вышла из себя.

– Idiota! Теперь я никогда не дождусь своей очереди!

Вудроу вздрогнул.

– Ну, м-м… всем спасибо! Молодцы!

Стрельба из лука была даже большим издевательством.

Если я когда-нибудь снова стану богом (нет, не «если»; «когда», «когда»), я прежде всего сотру

память всем, кто был свидетелем моего позора на том занятии. Я попал в яблочко. Один раз.

Результат всех остальных моих выстрелов был плачевным. Две стрелы прошли мимо черного

кольца с дистанции всего-то в сотню метров.

Я бросил свой лук и заплакал от стыда.

Кайла была инструктором нашего класса, но от ее терпеливости и доброжелательности мне стало

только хуже. Она подобрала мой лук и протянула его мне.

– Аполлон, – сказала она, – эти выстрелы были фантастическими. Немного практики, и ....

– Я бог стрельбы из лука! – взвыл я. – Я не тренируюсь!

Рядом со мной хихикнули дочери Ники.

У них были невыносимо подходящие имена Холли и Лорел Виктор. Они напоминали мне

безумно красивых, жутко спортивных африканских нимф, с которыми Афина тусовалась у

Тритонийского озера.

– Эй, экс-бог, – сказала Холли, натягивая тетиву. – Практика – единственный путь к

совершенству.

Она выбила семь очков на красном кольце, но совершенно не выглядела обескураженной.

– Для тебя – возможно, – сказал я. – Ты смертная!

Ее сестра Лорел фыркнула.

– Как и ты теперь. Смирись с этим. Победители не жалуются.

Она выпустила стрелу, которая воткнулась рядом со стрелой ее сестры, однако внутри красного

кольца.

– Вот почему я лучше, чем Холли. Она все время жалуется.

– Ну да, конечно, – прорычала Холли. – Единственное, на что я жалуюсь – какая ты мазила.

– О, вот как? – парировала Лорел. – Давай. Прямо сейчас. Лучшие два из трех выстрелов.

Проигравший моет туалеты в течение месяца.

– Ты первая!

Вот так просто они забыли про меня. Они определенно были бы отличными тритонийскими

нимфами.

Кайла взяла меня за руку и отвела в сторону от мишеней.

– Честное слово, эти двое. Мы сделали их старостами домика Ники, поэтому они соперничают

друг с другом. Если бы мы этого не сделали, они бы уже захватили весь лагерь и провозгласили

диктатуру.

Я подумал, что она пыталась подбодрить меня, но это не утешало.

Я уставился на свои пальцы, покрытые мозолями от тетивы и болевшие после игры на гитаре.

Невозможно.

Мучительно.

– Я не могу заниматься этим, Кайла, – пробормотал я. – Я слишком стар, чтобы снова быть

шестнадцатилетним!

Кайла взяла мою руку в свою. Ее лицо под зеленой копной волос имело имбирный оттенок с

медным отливом, золотистые веснушки поблескивали на лице и руках. Она мне очень напомнила

ее отца, канадца-тренера по стрельбе из лука Даррена Ноулза.

Я имею в виду другого ее отца. И да, конечно, это вполне возможно для полубожественного

ребенка появиться в результате таких отношений. Почему нет? Зевс породил Диониса из своего

бедра. У Афины как-то раз был ребенок, появившийся из носового платка. Почему такие вещи

вас удивляют? Мы, боги, способны на бесконечные чудеса.

Кайла сделала глубокий вдох, словно готовясь к важному выстрелу.

– Ты можешь это, папа. Ты уже хорош. Очень хорош. Тебе просто не нужно сразу ожидать

многого. Потерпи, будь мужественным. Ты будешь стрелять лучше.

Я испытывал искушение рассмеяться. Как я мог привыкнуть к тому, чтобы просто быть хорошим

в чем-либо? Зачем я буду напрягать себя, чтобы стать лучше, если раньше я был божественным?

– Нет, – сказал я горько. – Нет, это слишком мучительно. Я клянусь на реке Стикс – пока я не

стану богом вновь, я не стану использовать лук или музыкальный инструмент!

Давайте, ругайте меня. Я знаю, это была глупая клятва, данная в момент горя и жалости к самому

себе.

И она была обязательной. Клятва на реке Стикс может привести к ужасным последствиям, если

ее нарушить.

Но мне было наплевать. Зевс проклял меня, сделав смертным. Я не собирался делать вид, будто

все нормально. Я не буду Аполлоном, пока я не стану им по-настоящему. А в данный момент я

был просто глупым молодым человеком по имени Лестер Пападопулос. Возможно, я потрачу

мое время на приобретение навыков, которые меня не заботили – таких, как бой на мечах или

бадминтон – но я не опорочу память о моих, некогда совершенных музыке и стрельбе.

Кайла уставилась на меня в страхе.

– Папа, ты не имел в виду это.

– Как раз-таки имел.

– Возьми назад свою клятву! Ты не можешь... – она бросила взгляд через мое плечо. – Что он

делает?

Я проследил ее взгляд.

Шерман Янг медленно, будто в трансе, уходил вглубь леса.

Было бы безрассудством бежать за ним, прямо в наиболее опасную часть лагеря.

Так что именно это сделали мы с Кайлой.

Мы едва успели. Как только мы достигли полосы деревьев, лес потемнел. Температура

понизилась. Горизонт растянулся, будто искривленный в увеличительном стекле.

Женский голос зашептал мне в ухо. На этот раз я хорошо знал его. Он никогда не перестанет

преследовать меня.

«Ты сделал это со мной. Приди. Гонись за мной снова».

Страх прокатился в моем желудке.

Я представил ветки, которые становятся руками; листья, колеблющиеся, как зеленые ладони.

«Дафна», – понял я.

Даже после стольких веков чувство вины было подавляющим. Я не мог посмотреть на дерево, не

думая о ней. Леса заставляли меня нервничать. Жизненная сила каждого дерева, казалось,

обращалась против меня с праведным гневом, обвиняя в стольких преступлениях… Я хотел

упасть на колени. Я хотел молить о прощении. Но было не до того.

Я не мог дать лесам снова сбить меня с толку. Я не позволю кому-либо еще попасть в их

ловушку.

Кайла, кажется, не пострадала. Я схватил ее за руку, чтобы убедиться, что мы вместе. Мы

должны были пройти лишь несколько шагов, но пока мы добирались до Шермана Янга, это

было, как забег на тренировке.

– Шерман, – я схватил его за руку.

Он попытался вырваться. К счастью, он был полубессознательным и вялым, иначе на моей руке

остались бы шрамы. Кайла помогла мне развернуть его.

Его глаза дрогнули, как если бы он пребывал в каком-то полузабытьи вроде фазы быстрого сна.

– Нет. Эллис. Надо найти его. Миранда. Моя девушка.

Я взглянул на Кайлу, ожидая объяснения.

– Эллис из домика Ареса, – сказала она. – Один из пропавших.

– Понятно, а Миранда, «его девушка»?

– Шерман и она стали встречаться около недели назад.

– Ага.

Шерман изо всех сил пытался освободиться.

– Найти ее.

– Миранда прямо здесь, дружок, – солгал я. – Мы отведем тебя туда.

Он перестал бороться. Его глаза закатились, видны были только белки.

– Прямо… здесь?

– Да.

– Эллис?

– Да, это я. Я Эллис.

– Я люблю тебя, чувак, – всхлипнул Шерман.

Тем не менее, нам понадобились все наши силы, чтобы вывести его из леса. Мне вспомнился тот

случай, когда мы с Гефестом должны были оттащить обратно в постель бога Гипноса после того,

как он сонный забрел в личные апартаменты Артемиды на Олимпе. Удивительно, что никто из

нас не ушел оттуда, утыканный серебряными стрелами наподобие игольницы.

Мы отвели Шермана к стрельбищу. Делая очередной шаг, он моргнул и пришел в себя. Он

обнаружил, что мы ведем его под руки, и стряхнул нас с себя.

– Что такое? – требовательно спросил он.

– Тебя занесло в лес, – сказал я.

Он просверлил нас взглядом армейского сержанта.

– Это не так.

Кайла потянулась к нему, но потом, очевидно, передумала. Стрелять из лука со сломанными

пальцами было бы трудно.

– Шерман, ты был в каком-то трансе. Ты что-то бормотал насчет Эллиса и Миранды.

Зигзагообразный шрам на щеке Шермана потемнел до бронзового оттенка.

– Я такого не помню.

– Однако, ты не упоминал других пропавших жителей лагеря, – услужливо добавил я. – Сесил?

– Зачем бы я стал говорить о Сесиле? – прорычал Шерман. – Я терпеть не могу этого парня. И

почему я должен тебе верить?

– Лес обманул тебя, – сказал я. – Деревья затянули тебя туда.

Шерман рассматривал лес, но деревья снова выглядели, как обычно. Удлинившиеся тени и

говорящие зеленые руки исчезли.

– Слушай, – сказал Шерман. – У меня травма головы – спасибо твоей вредной подружке Мэг.

Если я вел себя странно, то поэтому.

Кайла нахмурилась.

– Но…

– Хватит! – огрызнулся Шерман. – Если кто-нибудь из вас упомянет об этом, я заставлю его

съесть собственный колчан. Мне не нужно, чтобы мой самоконтроль ставили под сомнение. К

тому же, мне пора подумать о забеге.

Он прошел мимо нас.

– Шерман, – окликнул я.

Он обернулся, сжав кулаки.

– Последнее, что ты помнишь, – сказал я, – перед тем, как мы оказались рядом… о чем ты

думал?

На микросекунду ошеломленное выражение снова появилось на его лице.

– О Миранде и Эллисе… как вы и сказали. Я думал… я хотел узнать, где они.

– И затем ты задал вопрос, – страх окутал меня покровом. – Ты хотел получить информацию.

– Я…

В трапезной затрубил рог.

Выражение лица Шермана стало непроницаемым.

– Неважно. Выбрось это из головы. Нам пора на ланч. Потом я собираюсь замучить всех вас

парным бегом.

Я слышал угрозы и похуже, но Шерман произнес это достаточно устрашающе. Он

промаршировал в направлении трапезной.

Кайла повернулась ко мне.

– Что это было?

– Мне кажется, я теперь понимаю, – отозвался я. – Я знаю, почему те ребята из лагеря исчезли.