Текст книги "Американский детектив "

Автор книги: Ричард Штерн

Соавторы: Эндрю Шугар,Джон Гоуди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 51 страниц)

Глава 10

Город: пресса

Репортеры газет и фотографы прибыли на угол Южной Парк-авеню и Двадцать восьмой улицы через несколько минут после первых полицейских, когда многие подразделения полиции ещё были в пути. Со свойственной им самоуверенностью они ухитрились проникнуть сквозь ряды полиции, скопление деревянных заграждений, автомашин, конных полицейских и жилистые тела патрульных в характерных голубых шлемах тактических сил. Газетчики пробрались ко входам в метро со стороны центра города на юго-западном и северо-западном углах перекрестка. Они попытались проникнуть и внутрь, но были оттеснены полицией. Пробравшись через толпу полицейских, они направились по Южной Парк-авеню к дальним от центра входам. Получив отпор и там, пересекли авеню и окружили полицейского начальника.

– Инспектор, как складывается ситуация на данный момент?

– Я не инспектор, я – капитан. И ничего не знаю.

– Город решил заплатить выкуп?

– Тело убитого железнодорожника все ещё лежит внизу?

– Как вам стало известно, что он мертв?

– Кто руководит операцией?

– Я не буду отвечать ни на какие вопросы, – заявил капитан. – Я ничего не знаю.

– Вы получили приказ ничего не говорить?

– Да.

– Кто отдал такой приказ?

– Вы отказываетесь сотрудничать с прессой? Как вас зовут, капитан?

– Кто отдал такие приказы?

– Я. А теперь убирайтесь отсюда.

– Послушайте, капитан, здесь вам не Германия.

– С этой минуты здесь именно Германия.

– Как вас зовут, капитан?

– Капитан Миднайт.

– Джо, сфотографируй капитана Миднайта.

Репортеры радио, сложив магнитофоны в рюкзаки за спиной и для надежности подвесив микрофоны на лбу, пока проталкивались через толпу, сконцентрировали свое внимание на "маленьком человеке".

– Офицер, как вы оцениваете размеры собравшейся толпы?

– Она очень большая.

– Она больше, чем вам когда-либо приходилось видеть на месте преступления?

Полицейский из тактических сил, напрягая мышцы спины и плеч, чтобы сдержать толпу зевак, проворчал:

– Похоже на то. Но о толпе всегда трудно что-либо сказать. Может быть и не больше.

– Вы могли бы сказать, что эта толпа неуправляема?

– Ну, я должен сказать, что по сравнению с некоторыми, она вполне управляема.

– Я понимаю, ваше занятие, может быть, не столь увлекательно, как ловля преступников, но она тоже очень ответственная и важная. Примите нашу признательность. Как ваше имя, сэр?

– Мелтон.

– Вы только что слышали офицера Милтона из тактических сил полиции. Мы находимся на месте захвата поезда метро – на перекрестке Двадцать восьмой улицы и Южной Парк-авеню. Спасибо, офицер Милтон, что вы сдерживаете толпу. А вот ещё один джентльмен стоит рядом со мной. Мне кажется, это детектив в штатском, который также помогает сдерживать толпу. Сэр, я правильно предположил, что вы детектив в штатском?

– Ну, я бы этого не сказал.

– Вы не детектив?

– Нет.

– Тем не менее, вы помогали полиции сдерживать эту огромную толпу.

– Я никого не сдерживал; это они держат меня здесь. Я бы предпочел выбраться отсюда и вернуться домой.

– Я понимаю, сэр. Это моя ошибка. Благодарю вас. Вы очень похожи на детектива в штатском. Не сказали бы вы, чем вы занимаетесь на самом деле?

– Я – работник социального обеспечения.

– Я по ошибке принял вас за детектива. Желаю вам удачи, сэр, чтобы вы выбрались отсюда и добрались до дома.

* * *

За единственным исключением телевизионные станции передали в эфир сообщение о захвате поезда метро через несколько секунд после того, как оно поступило на их телетайпы. Большая часть каналов прервала мыльные оперы, кинофильмы или передачи для домохозяек, чтобы передать сенсационную новость, а потом вновь вернулись к своим программам. Некоторые, не желавшие нарушать привычный образ жизни своих зрителей, ограничились выводом бегущей строки в нижней части экрана, что позволяло одновременно узнать новость и продолжать наслаждаться обычными программами. По каналу, отведенному для криминальных сообщений, когда пришла информация, шла коммерческая реклама, в результате с новостью там опоздали по сравнению с другими на сорок пять секунд.

Отделы новостей телекомпаний, как федеральных, так и местных, немедленно отправили на место происшествия свои команды с передвижным ретрансляторами. "Юниверсл Бродкастинг Систем", самая крупная из телесетей, направила самую большую шикарно экипированную команду, а, кроме того, лично Стаффорда Бедрика, своего знаменитого телерепортера. Обычно Бедрик освещал только самые важные новости – инаугурации президентов, убийства на уровне послов и выше. Но он добровольно взялся за это задание, учитывая, что оно вызовет огромный интерес общественности.

Некоторые команды телевизионщиков засели в зданиях вокруг перекрестка и из их окон передавали панорамы собравшейся толпы, окружающего городского ландшафта, кирпичных и оштукатуренных домов, холодно поблескивающих стеклами окон на ярком солнечном свете, сотен собравшихся полицейских машин. С помощью телеобъективов выделяли колоритные физиономии и хорошеньких девушек. В это же самое время другие команды действовали на уровне улицы. Большая их часть, отчаявшись пробиться к полицейскому штабу на стоянке машин в юго-западном углу рядом со входом в метро, занялась интервьюированием "людей с улицы".

– А что вы думаете, сэр... – популяный телерепортер из отдела новостей, выступавший в шестичасовой вечерней программе, сунул микрофон в лицо человеку с тремя подбородками, сигарой в углу рта и пачкой программ скачек в правой руке, которой он жестикулировал. – Есть ли у вас какие-то соображения по поводу драмы, разыгравшейся буквально у нас под ногами?

Мужчина погладил свои подбородки и повернулся лицом к камере.

– А какие именно вопросы вы бы предпочли прокомментировать?

– Давайте займемся вопросом обеспечения безопасности в метро. Некоторые считают, что наше метро – настоящие джунгли. Есть у вас какие-либо замечания на этот счет?

– Джунгли? – В голосе мужчины с сигарой явно слышался уличный выговор. – По моему мнению, оно действительно похоже на джунгли. Джунгли!

– В каком смысле оно похоже на джунгли?

– Там полно диких животных.

– Сэр, вы постоянно пользуетесь метро?

– Практически каждый день, если вы это называете постоянным. А что прикажете делать, идти пешком из Бруклина?

– И во время этих ежедневных поездок вы испытываете беспокойство?

– А что же делать?

– Вы бы чувствовали себя в большей безопасности, если бы вместо восьми часов в день поезда и платформы патрулировались полицией круглосуточно?

– Уж как минимум двадцать четыре часа.

Рассмеявшись и отвернувшись к толпившимся за ним людям, мужчина уронил программы скачек. Камера продолжала пристально следить, как он собирал их между ног зевак; микрофон был опущен, чтобы слышно было, как он пыхтит от натуги. Но к тому времени, когда он выпрямился, его место уже занял молодой глазастый чернокожий паренек, которого случайно вытолкнула к камере напиравшая толпа.

– А у вас, сэр, есть соображения по поводу метро?

Паренек опустил глаза и пробормотал:

– Оно делает свое дело.

– Вы считаете, что оно делает... делает свое дело. Тогда я делаю вывод, что вы не согласны с предыдущим джентльменом, который считает, что в метро опасно?

– О нет, там очень опасно.

– Грязно, сыро, слишком жарко или холодно?

– Да, сэр.

– Переполнено?

Паренек закатил огромные глаза.

– Господи, вы же сами прекрасно знаете.

– Ну, тогда, если собрать все вместе...

– Оно делает свое дело.

– Спасибо, сэр. А как вы считаете, юная леди?

– А я с вами уже встречалась. Это было на пожаре третьей степени в Краун-хейтс в прошлом году, верно? – Юной леди оказалась белокурая женщина средних лет с пышной прической в виде башни. – Мне кажется, это просто скандал.

– Что именно вы имеете в виду?

– Все.

– Не могли бы вы уточнить?

– А что ещё уточнять, если я говорю обо всем?

– Ладно. Благодарю вас. – Репортеру явно стало скучно, он понимал, что большая часть его интервью пойдет в корзину ради более подходящего материала, хотя редакторы могут оставить пару коротких кусочков, чтобы смех смягчил мрачность происходящего. – А вы, сэр, все время находились здесь?

– Привет, Уэнделл. Ничего, если я буду называть вас Уэнделлом?

– Сэр, террористы требуют миллион долларов за освобождение заложников. Как вы думаете, какую позицию должен занять город?

– Я не мэр. Но будь я – упаси Господь – мэром, то управлял бы этим городом получше. – Мужчина нахмурился, услышав целый хор насмешек и свистков. – Первое, что я бы сделал – избавился от социального обеспечения. Затем я сделал бы улицы безопасными. Потом уменьшил бы налоги. Потом...

Уэнделл постарался превратить зевок в натянутую улыбку.

* * *

Стаффорд Бедрик знал, как умело пользоваться своим популярным лицом и голосом. Он отправлял их вперед, как предвестников своего прибытия, как пучки лазерных лучей своей личности, и они прокладывали ему путь в самый центр событий, в данном случае в штаб полиции на автостоянке. Его свита поспешала следом – вьючные животные, нагруженные камерами, кабелями и акустической аппаратурой.

– Инспектор? Я – Стаффорд Бедрик. Как поживаете?

Начальник окружной полиции повернулся, но его желание ответить грубостью умерло в зародыше, ибо он мгновенно узнал лицо, знакомое ему лучше, чем его собственное. Почти рефлекторно он нашел глазами камеру и улыбнулся.

– Вы, видимо, меня не помните, – начал Бедрик с преувеличенной скромностью, – но мы уже несколько раз встречались. Помните, как хулиганы пытались устроить пожар перед русским консульством? Еще, мне кажется, в тот раз, когда президент выступал с обращением к Объединенным Нациям?

– Да, конечно, – начальник полиции благоразумно убрал с лица улыбку; комиссар полиции выразил бы недовольство таким тесным общением со средствами массовой информации, расценив это как утонченную форму коррупции. – Боюсь, мистер Бедрик, что в данный момент я очень занят.

– Стаффорд.

– Стаффорд.

– Я понимаю, инспектор, что это не самое подходящее время для интервью... Надеюсь, у нас будет более приятная возможность встретиться в будущем в передаче "Беседы на самом высоком уровне", это моя постоянная передача... Но, может быть, вы сможете сказать несколько слов в подтверждение того, что полиция принимает все меры, чтобы спасти жизни несчастных заложников.

– Мы принимаем все возможные меры.

– Конечно, самый животрепещущий вопрос обсуждается сейчас за несколько миль отсюда в особняке Грейси. Как вы считаете, инспектор, будет в конце концов принято решение заплатить выкуп?

– Это им решать.

– Если бы решать пришлось вам, как офицеру полиции, вы бы заплатили выкуп?

– Я делаю то, что мне приказывают.

– Конечно, дисциплина – важнейший элемент долга. Сэр, не могли бы вы прокомментировать возникший слух о том, что это преступление является результатом деятельности какой-то политической группы – революционного заговора или чего-то в этом роде?

– Я ничего подобного не слышал.

– Инспектор... – обратился к начальнику полиции водитель в штатском, распахнув дверцу машины. – Сэр, вас просят на связь, это комиссар.

Начальник полиции округа резко развернулся и направился к машине; Бедрик и его команда следовали за ним по пятам. Он сел в машину, захлопнул дверцу и поднял оконное стекло. Потянувшись к переносному микрофону, начальник полиции заметил прижатый к стеклу объектив телекамеры. Повернувшись к ней широкой спиной, он взглянул на противоположное окно. Там появилась другая телекамера.

* * *

Спустя пять минут после сообщения о захвате поезда по радио и телевидению в отделе новостей газеты «Нью-Йорк Таймс» раздался телефонный звонок. Звонил человек, назвавшийся братом Виллиамусом, министром саботажа BRAM – сокращением от «Американского Движения Черных Революционеров». Сочным и звучным голосом, в котором звучала вполне серьезная угроза, министр саботажа заявил:

– Я хотел бы сообщить вам, что захват поезда метро, вы понимаете, о чем я говорю, является актом революционного саботажа BRAM. Вы поняли? Ударив точно, вы же понимаете, и жестоко, ударная бригада BRAM воспользовалась таким способом, чтобы выразить белым угнетателям свою решимость. Цель её заключается в том, чтобы ударить Чарли по его самому больному месту, а именно, по кошельку. Деньги, которые мы получим в результате этой революционной экспроприации, будут использованы для дальнейшего удовлетворения революционных надежд BRAM по отношению к Черному Брату, где бы он не находился, вы понимаете, и дальнейшего освобождения Черного Мужчины. И Женщины. Вы поняли?

Помощник редактора, принимавший телефонный звонок, попросил брата Виллиамуса сообщить дополнительные детали, ещё не известные широкой публике, которые могли бы подтвердить, что его организация действительно ответственна за захват поезда.

– Ты поганец, если я расскажу тебе детали, ты будешь знать столько же, сколько я.

– Но если таких деталей не будет, – сказал помощник редактора, – тогда любой может взять ответственность за преступление на себя.

– Любой другой, кто возьмет ответственность на себя, будет просто засранным лжецом. И нечего болтать о каком-то там преступлении. Это чисто политический и революционный акт, вы же понимаете.

– Ладно, министр, – смирился помощник редактора. – Вы хотите ещё что-нибудь добавить?

– Только одно: BRAM призывает черных братьев по всей стране повторить этот политический акт и захватывать их собственные поезда метро, вы понимаете, чтобы сокрушить белый капитализм. При условии, что в их городе есть метро.

После этого немедленно последовал второй звонок, человек говорил с акцентом, в котором как-то жутковато слились модуляции Бруклина и Гарварда.

– Привет на-а-роду! Я говорю по поручению центрального комитета мобилизации революционных студентов и рабочих – SWAM – и информирую вас, что захват поезда метро является делом рук SWAM. Далее, я должен добавить, что это просто тренировка или репетиция, как вам будет угодно, являющаяся элементом плана революционного террора, разработанного SWAM, чтобы терроризировать верных собак репрессивного эксплуататорского правящего класса Америки и поставить его на колени.

– Вам знакомо название BRAM? – поинтересовался помощник редактора.

– BRAM? Это Брэм Стокер; фильм "Дракула" помните?

– BRAM – революционное движение чернокожих. Один из его представителей только что звонил нам и взял на себя ответственность за захват поезда.

– При всем моем братском отношении и уважении к черным братьям должен сказать, что его заявление – наглая ложь. Я снова категорически заявляю, что захват поезда – дело SWAM, первый акт великого террора против эксплуататоров...

– Понятно. Я хотел бы попросить вас, точно также, как просил звонившего перед вами, привести какие-то дополнительные детали захвата, ещё неизвестные публике...

– Это провокация!

– Насколько я понял, вы отказываетесь?

– Вы – вероломный жулик, вы все – шакалы на службе правящего класса. Так вы опубликуете мое сообщение?

– Возможно. Решение будет принимать мой начальник.

– Ваш начальник! Неужели вы не видите, что вас эксплуатируют, как любого рабочего или крестьянина? Разве что стальной кулак спрятан в шелковую перчатку. Признайтесь, вы просто сидите в привилегированной лодке по сравнению с братьями на заводе и в поле.

– Сэр, благодарю вас за звонок.

– Не нужно называть меня "сэр". Вообще никого не нужно называть "сэр"! Подумайте над моими словами...

Всего в "Таймс" получили больше дюжины звонков от такого рода претендентов, столько же звонков досталось "Ньюс", и немного меньше "Пост". Кроме того, все газеты осаждали посетители. Они выдавали самые уничижительные характеристики террористов, рвались помочь установить их личности и предлагали планы их захвата. Люди требовали сведений о судьбе родных и близких, которые могли оказаться пассажирами захваченного поезда. Появлялись и желавшие высказать свое мнение по поводу того, должен или не должен город платить выкуп, жаждущие обсудить философские, психологические и социальные мотивы террористов, а также – и таких было больше всего осуждавшие пороки нынешнего мэра.

Коммутатор мэрии был перегружен. Сотрудникам по связям с общественностью, клеркам и даже секретаршам была дана команда отвечать на все звонки, причем приказано не позволять никаких комментариев и, самое главное, избегать всего, что может вызвать раздражение звонивших и привести к падению (слово "дальнейшему" тактично опускалось) авторитета мэра.

– Если город заплатит бандитам, это станет открытым приглашением каждому ненормальному что-нибудь захватить. Я честный домовладелец, исправно плачу налоги и не хочу, чтобы моими деньгами ублажали преступников. Ни единого пенни в качестве дани! Если мэр сдастся, он навсегда лишится моего голоса и голосов всей моей семьи.

– Я понимаю, что мэр взвешивает, платить или нет. Взвешивает? А что важнее, человеческие жизни или несколько жалких долларов? Если кто-то из пассажиров погибнет или пострадает, можете передать вашему дорогому мэру, что я не только не стану за него голосовать, но и посвящу всю оставшуюся жизнь тому, чтобы показать народу, какое он чудовище

– Вызывайте национальную гвардию. Пость примкнут штыки, пойдут туда и перебьют бандитов!, Хотя в будущем месяце мне исполняется восемьдесят четыре года, я готов добровольно предложить свою помощь. Когда я был молод, такого не случалось. И в любом случае я никогда не спущусь в метро. Предпочитаю свежий воздух.

– Не могли бы вы выяснить, нет ли в поезде моего брата? Он сегодня обещал меня навестить. Обычно он выходит из дома в час тридцать; в глубине души я чувствую, что он сел в этот поезд. Уж такой он невезучий, с ним всю жизнь что – то случается. Если удастся установить, что он в поезде, то я стану меньше беспокоиться – ведь с таким же успехом он мог попасть под грузовик...

– Господь благословит мэра. Что бы он ни решил, я бы хотел, чтобы он знал, что он замечательный человек. Скажите ему, я молюсь за него.

– Я – из "Молодых герцогов", вы понимаете? Если в поезде есть наши братья из Пуэрто-Рико, мы требуем, чтобы город заплатил компенсацию за любой ущерб, который может быть им причинен. Народ Пуэрто-Рико и так уже достаточно угнетен, даже без учета неуважительного к ним отношения во время поездок в метро со сверхдорогими билетами. А если окажется, что среди террористов наши братья из Пуэрто-Рико, "Молодые герцоги" требуют для них полной амнистии. Эти требования обсуждению не подлежат!

– Я не утверждаю, что террористы цветные, но если девяносто девять процентов преступлений в городе совершают цветные, то вероятность, что террористы – цветные составляет девяносто девять к одному.

– Передайте все это дело полиции. Им нужно просто затопить туннель...

Глава 11

Его честь, господин мэр

При обычных обстоятельствах Его честь, мэр, предпочел бы насладиться положением третейского судьи, стоящего над схваткой, пока подчиненные обсуждали бы все стороны предмета, причем каждый в плену своих привязанностей и интересов оседлал бы любимого конька. Но сейчас, когда его захлестывал мощный поток событий, а голова кружилась от лихорадки, мэр боялся, что его суждения окажутся не совсем верны, и он может принять неверное решение – скажем так, политически невыгодное. Нельзя сказать, что он был до такой степени беспринципным, как можно предположить. Просто он вне всякого сомнения как всегда пытался сочетать выгоду с благопристойностью. От столь фатальной человеческой слабости он был просто не в силах избравиться.

Сейчас возле его постели помимо комиссара полиции, казначея, председателя транспортной компании, председателя муниципалитета и Мюррея Лассаля собрались ещё жена и врач.

Опираясь на подушки, сморкаясь и кашляя, он изо всех сил старался удержать открытыми воспаленные глаза и показать, что тема обсуждения от него не ускользает. Его честь, мэр позволял Мюррею Лассалю председательствовать на совещании и проявлять его обычную смесь интеллигентности, нетерпения и жесткости.

– Дело в том, – говорил Лассаль, – что мы не можем терять времени. Вопрос состоит в том, платить выкуп или не платить. Все остальное – есть у нас деньги или нет, имеем ли мы юридическое право предлагать деньги или нет, где мы собираемся получить наличные, сможем мы захватить террористов и вернуть деньги – все это вторично. И мы не можем обсуждать этот вопрос до бесконечности, иначе у нас на руках окажется семнадцать трупов. Я намерен предложить всем по кругу высказать свои соображения, причем сделать это быстро, отведем на все пять минут. Потом нужно будет принять решение. Все готовы?

Мэр пока слушал вполуха. Он понимал, что Лассаль уже принял решение и надеется, что он его поддержит. Его интуиция и политические выгоды за редкими исключениями совпадали. Баланс между одобрением и осуждением был в его пользу. "Таймс" твердо его поддерживала, исходя из гуманитарных соображений. "Ньюс" поддерживала неохотно, но умудрялась при этом осудить его за то, что он вообще позволил произойти подобному инциденту. В соответствии с традицией Манхеттен был за него. А Куинз – против. Состоятельные граждане говорили – да, таксисты – нет, чернокожая община отнеслась к происшествию безразлично. Вообще ничего существенного не произошло. Он воспринимал как факт то обстоятельство, что город уже разделился поплам по вопросу, уместно ли он подхватил в такой момент простуду или нет.

Мэр шумно высморкался в кусок марли и бросил его на пол. Врач посмотрел на него профессионально, жена – с отвращением.

– Постарайтесь высказываться короче, – торопил Мюррей Лассаль. Минута на человека, потом дадим слово Его чести, чтобы он принял решение.

– Нельзя ограничивать обсуждение такого важного вопроса и все сводить к вопросу о том, кто сколько секунд потратил, – возразил казначей.

– Не подгоняйте нас, – поддержал его председатель муниципалитета. Как и казначей, он не относился к друзьям мэра, что в процессе обсуждения стало явным.

– Послушайте, – сказал Лассаль, – пока мы здесь препираемя, эти убийцы в грязной вонючей дыре отсчитывают минуты до того момента, как начнут расстреливать заложников.

– Грязная вонючая дыра? – возмутился председатель транспортной компании. – Вы говорите о самом большом и безопасном метро в мире.

Транспортная компания была сложным предприятием с совместным участием властей штата и города. Было совершенно ясно, что её глава – человек губернатора. Он был не слишком популярен в городе, и мэр понимал, что если что-то пойдет не так, на него можно свалить часть своей вины.

– Давайте начинать, – сказал Лассаль и кивнул комиссару полиции.

– Значит, так: мы мобилизовали все возможные силы, – сообщил тот. – Я могу спустить вниз достаточно оружия и газов, чтобы стереть террористов в порошок. Но не смогу гарантировать безопасность заложников.

– Другими словами, – заметил Лассаль, – вы за то, чтобы заплатить.

– Меня просто бесит, когда приходится подобным образом уступать преступникам, – признался комиссар, – но когда вместе с виновными могут погибнуть невинные, я просто не знаю, что делать.

– Ваше решение? – настаивал Лассаль.

– Я воздерживаюсь.

– Черт возьми! – Лассаль повернулся к председателю транспортной компании. – Ваша очередь.

– Единственное, что меня беспокоит, – сказал председатель, – это безопасность пассажиров.

– Ваше решение?

– Отказ заплатить выкуп будет стоить нам доверия пассажиров. Хотя в любом случае мы так или иначе потеряем часть дохода. Нужно платить.

– А из каких средств? – спросил казначей. – Из вашего бюджета?

Председатель горько усмехнулся.

– Я совершенно пуст. У меня нет ни пенни.

– У меня тоже, – кивнул казначей. – Я посоветовал мэру не давать никаких финансовых обязательств, пока мы не будем знать, откуда поступят деньги.

– Я так понимаю, что вы высказываетесь отрицательно, – заметил Лассаль.

– Я ещё не высказал свою точку зрения, – обиделся казначей.

– Сейчас нет времени изалагать точки зрения.

– Но я не сомневаюсь, что для её точки зрения время найдется, верно? Казначей холодно кивнул в сторону жены мэра, которая однажды назвала его "неисправимым скрягой".

Скривив губы, жена мэра ответила на жаргоне, который освоила ещё студенткой в Уэлсли, и которым, в отличие от мужа, владела вполне квалифицированно.

– Чего ещё ждать от такого засранца!

– Благодарю вас, мадам, – Лассаль повернулся к председателю муниципалитета. – Ваша очередь.

– Я голосую против по следующим причинам...

– Хорошо, – перебил Лассаль. – Один воздержавшийся, один – за, и двое против. Я голосую за и счет становится два-два. Ваше мнение, Сэм?

– Подождите минутку, – возразил председатель муниципалитета. – Я хотел бы объяснить свое решение.

– У нас нет на это времени, – возразил Лассаль. – На карту поставлены жизни людей.

– Я намерен объяснить причины, побудившие меня принять такое решение, – настаивал председатель. – Прежде всего, и это самое главное, я сторонник закона и порядка. Я за то, чтобы вести войну с преступниками, а не баловать их чемоданами денег.

– Благодарю вас, мистер председатель, – кивнул Лассаль.

– Я должен сказать ещё одно.

– Черт побери, – не вытерпил Лассаль, – неужели вы не понимаете, что речь идет о жизни и смерти?

– Второе, что я хотел бы сказать, – продолжал председатель муниципалитета, – если мы заплатим выкуп, сложится такая же ситуация, как в авиации. Уступите этим гангстерам, и захватывать поезда метро начнет каждый. Сколько миллионов долларов вы можете позволить себе истратить?

– Которых у нас нет, – добавил казначей.

– Итак, мистер мэр, – продолжил председатель муниципалитета, – я настоятельно прошу вас проголосовать против вылаты выкупа.

– Как я уже говорил, – вмешался Лассаль, – двое за, двое против и один воздержался. Решающее слово за Его честью.

– И что будет, если счет окажется три к одному? – спросил казначей.

– Решающее слово останется за Его честью, – решительно повторил Лассаль. – Сэм, пожалуйста, не мог бы ты подвести итог?

Мэр неожиданно громогласно чихнул, так что брызги разлетелись по всей комнате. Он с удовольствием отметил, как все вздрогнули и отшатнулись.

– Мюррей, я надеялся, что итог подведете вы.

– Хватит играть в эти игры, – зло сощщурился Лассаль. – Если вас хоть немного беспокоит судьба захваченных людей...

– Смешно это слышать от вас, – хмыкнула жена мэра. – Вы говорите так, словно эти люди голосуют.

Мэра неожиданно охватил приступ удушливого кашля. Врач с сомнением посмотрел на него и сказал:

– Этот человек в таком состоянии, когда на него нельзя давить. Я этого не позволю.

– Господи! – вскричал Лассаль. – Жены и раздатчики пилюль! Сэм, неужели ты не понимаешь, что у нас нет выбора? Мы должны вызволить заложников живыми и невредимыми. Неужели я должен напоминать тебе, что...

– Я знаю все, что ты хочешь сказать по поводу выборов, – вздохнул мэр. – Мне только не нравится, как ты всем грубишь. Мне бы хотелось, чтобы все происходило гораздо демократичнее.

– Будь же благоразумен, – настаивал Лассаль. – Мы пытаемся управлять городом, а не играть в чертову демократию. – Он многозначительно посмотрел на часы. – Сэм, тебе следует наконец принять решение.

Мэр повернулся к жене.

– Дорогая?

– Человечность, Сэм, прежде всего человечность.

– Действуйте, Мюррей, – сказал мэр. – Организуйте выплату.

– Я это говорил десять минут назад. – Лассаль ткнул пальцем в комиссара полиции. – Сообщите этим подонкам, что мы намерены заплатить. Потом повернулся к казначею: – С каким банком мы теснее всего связаны?

– Банк "Готем Нейшнл Траст". Мне страшно не хочется этого делать, но я позвоню...

– Я сам позвоню. Все, кто нам нужен, ждут внизу. Начинайте действовать.

– Человечность, – повернулась жена мэра к мужу. – Дорогой, ты ведь просто переполнен ею.

– Да, правильно, он весь ей переполнен, – кивнул Лассаль.

Райдер

Райдер понимал, что даже при выключенном свете он в кабине представляет из себя прекрасную мишень. Он не сомневался, что в туннеле полно полиции, что те спрятались и внимательно наблюдают за происходящим, и что некоторые расположились прямо перед широким окном, держа его на мушке. Но пока полиция не приняла решения идти на штурм – в этом случае он станет просто первой из многих жертв – или пока у одного из снайперов не дернется рука, он подвергается не большему риску, чем остальные. Его защитой были обстоятельства, и они обеспечивали известную безопасность.

Он не испытывал большого уважения к романтическим или идеалистическим представлениям о войне. Такие формулы, как "сражаться до последнего солдата", "пренебрегать собственной безопасностью" или "отражать превосходящие силы противника" представлялись ему всего лишь воплями проигравших. Он знал массу классических примеров, начиная с античных времен, и большая их часть служила напоминанием о неверном планировании, идиотской гордости или неправильном расчете: атака легкой кавалерии, Аламо, атака Пикетта, Фермопилы. Одни военные ошибки. Держаться до последнего солдата означало, что сражение уже проиграно; пренебрежение собственной безопасностью просто без всякой нужды умножало потери; отражать превосходящие силы противника означало невозможность маневрировать (израильтяне, правда, выиграли шестидневную войну, но они свели к нулю численное превосходство противника, оказавшись более подготовленными). Для своей маленькой команды он вовсе не отвергал мысль о том, чтобы принести кого-то в жертву, но только ради достижения тактического преимущества, а отнюдь не ради славы.

Его "команда" – причудливое и весьма иронично звучавшее название для банды неудачников, которых он набрал совсем случайно. Если не считать Лонгмена, он их почти не знал. Это были всего лишь тела, которым надлежало занять соответствующие места. Вопрос же о том, он выбрал Лонгмена или Лонгмен его, оставался открытым. Видимо в какой-то степени имело место и то и другое, разница состояла только в том, что он охотно шел на дело, а Лонгмен упирался. Страх Лонгмена порой оказывался сильнее интереса, но уступал сумме интереса и жадности. Это привело его в команду и удерживало в её рядах.

Уэлкама и Стивера Райдер включил в команду в какой-то мере для того, чтобы уравновесить Лонгмена – интеллигентного труса с богатым воображением. Он нашел их при посредстве человека, который продал ему оружие. Тот, как и он, был наемником, которому пришлось оставить службу после тяжелого ранения. Теперь он торговал оружием, держал склад в нижней части Ньюарка и похожую на дыру в стене контору на Пирл-стрит. Прикрытием его бизнесу служила торговля шкурами и кожами, и его контора вдобавок к допотопному письменному столу с телефоном и канцелярскими принадлежностями была от пола до потолка заставлена коробками со шкурами, с которых он ради пристойного внешнего вида раз в месяц стирал пыль.