Текст книги "Американский детектив "

Автор книги: Ричард Штерн

Соавторы: Эндрю Шугар,Джон Гоуди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 51 страниц)

Глава 8

17.03-17.18

Зиб уже снова сидела за столом в редакции журнала, но никак не могла сосредоточиться. Было уже поздно, и перед ней все еще лежали груды рукописей, уже прочитанных и рекомендованных к изданию. По большей части это чтение она воспринимала как гимнастику для ума. Но сейчас, в эти минуты, рукописи казались ей никчемными, даже глупыми и – как сейчас говорят – неактуальными.

Но это была неправда. Даже не глядя на их страницы, она знала, что изрядная часть, даже большинство этих историй – о молодых женщинах и их проблемах, а если это не актуально, тогда что же? Ведь она тоже молодая женщина, не так ли? И, слава богу, наконец стало ясно, что у нее те же проблемы, что и у всех.

Она была воспитана как Зиб Марлоу – а это имя что-нибудь да значило – и вышла замуж за многообещающего Ната Вильсона из знаменитой фирмы Бена Колдуэлла. Уже эти два обстоятельства выделяли ее из толпы. И не только они.

Она занимала должность литературного редактора в одном из немногих оставшихся общенациональных журналов и хорошо знала свое дело. А ее внешность, ее положение, ее знания и полученное образование тоже были на высшем уровне. И, кроме того, по любому другому критерию становилось ясно, что Зиб Марлоу-Вильсон достигла вершины совершенства.

Правда, за исключением тех старомодных понятий о чести, которые всегда считались такими важными. Как быть с ними, дорогая?

Вычеркнем этот вопрос. На него Зиб уже нашла ответ, и именно потому она добилась того, чего добилась.

И кстати, как ни парадоксально, именно здесь, в редакции журнала, определяющего интеллектуальный уровень верхнего среднего класса, она неожиданно нашла повод усомниться в нерушимости своих жизненных принципов. Например, несколько месяцев назад ей понравился рассказ, за который она напрасно билась с Джимом Хендерсоном.

«Бетси, милочка, – сказал тогда Джим, – наши читательницы необычайно интеллигентны, иначе они ничего не читали бы, а сидели бы, уткнувшись в телевизор. Но вместе с тем они – жены и матери, у которых проблемы с домашним бюджетом, с налогами, с родительским комитетом, просто с повседневными мелочами. И большинство из них не заметит, что переживает кризис своего внутреннего «я», даже если он наступит в действительности. Не уверен, заметил бы и я сам. Они – соль нашей земли. Это я с благодарностью признаю. А теперь возьмем эту полную самоанализа историю…»

«Вы мне совершенно напрасно напоминаете, что шеф здесь вы,– сказала Зиб.– Но ведь это прекрасно написано, актуально, свежо…»

«Глупости,– ответил Хендерсон. Встал с кресла, обошел вокруг стола и снова сел. Он был без пиджака, длинный, худой и безжалостный.– У меня иногда от тебя голова кругом идет, детка. Как литературный редактор ты – класс, по крайней мере в большинстве случаев. Но как только какой-нибудь литературный агент, вроде Сомса, знающий твои слабости, подсунет тебе нечто подобное, ты тут же начинаешь пускать слюни, хотя не хуже меня знаешь, что это не для нас».

«А должно быть для нас».

«Это тоже ерунда, и ты прекрасно понимаешь, только прикидываешься. Сейчас же отошли это обратно». – Он держал рукопись двумя пальцами, как нечто нечистое.

Зиб в ярости вернулась в свой кабинет и позвонила Сомсу.

«Мне очень жаль, Джон. Рассказ мне очень понравился…»

«Хочешь, дорогуша, я угадаю, в чем дело? Он не понравился лорду Хендерсону, и точка. А чего еще можно было ожидать. Не было никаких шансов».

«Так зачем вы мне его вообще посылали?»

Джон улыбался. Зиб буквально видела это. На загорелом лице под шапкой седых волос эта улыбка, собирая морщины в уголках глаз за стеклами очков, напоминала улыбку типичного английского профессора или литератора-лауреата, уверенного в своей непогрешимости.

«Только для того, чтобы показать, какого уровня литературу мог бы при желании печатать ваш журнал, чего же еще, милочка?»

В тот день настроение у нее было ни к черту, и она решила, что не даст себя обманывать. Особенно сейчас.

«Ради этого вы не тратили бы свое время, – ответила Зиб. – И мое тоже».

Наступила тишина. Погасла ли его улыбка, утратил ли он хоть на гран самоуверенность?

«Скажу вам откровенно, милочка, – произнес Сомс совершено иным тоном. – Я послал вам рассказ, надеясь на один шанс из миллиона, что вы решитесь сделать на него головокружительную ставку и сорвать куш, десятая часть которого перепала бы мне. А теперь я попытаю счастья в другом месте, возможно, в конце концов и даром отдам, лишь бы взяли. Если моя доля превысит десять долларов вместо ста пятидесяти, на которые я рассчитывал у вас, я буду очень удивлен».

«Вы, по крайней мере, откровенны,– признала Зиб, хотя, разумеется, могла догадаться, в чем дело. – Скажите мне еще одно. На месте Джима Хендерсона вы бы его купили?»

«Упаси Бог! Что вам в голову пришло? Эта историйка сентиментальна, надуманна и напыщенна. Но, как мы уже говорили, в ней есть своя прелесть, и в литературном мире она наделала бы немало шума».

Но почему же она так живо переживает все это, ведь прошло столько времени? Потому, сообразила она, что человек никогда не забывает полученных оплеух, хотя и надеется, что их скроет пыль времен. Не выдержав, громко прошептала:

– Чем я тогда вообще занимаюсь? Чем, Бетси?

– Зиб, дорогая, – в дверях стояла редактор Кэти Хирн. – Как ты можешь оставаться спокойной? То здание, которое строил твой драгоценный супруг, трещит по всем швам. Это передают по радио, и Джим принес переносной телевизор, а ты тут сидишь и работаешь! Держите меня! Ты что, с ума сошла?

«Кэти,– подумала Зиб,– так и осталась девушкой из провинциального городишка на Среднем Западе. Выросла на кукурузе и очарована большим городом. Она толстая, из-за этого вечно озабочена, хитра как черт, но пытается это скрывать. О сексе имеет примерно такое же понятие, как самка кролика, но тем не менее от нее исходит аромат цветущей девственности».

– А что, вполне возможно, – ответила Зиб.

Кэти уселась на углу стола Зиб.

– У тебя проблемы, дорогуша? – И тут же добавила: – Разумеется, тут замешан мужчина. Как всегда. – Она показала головой. – На этот счет есть свои правила. Если твой муж вдруг входит и застает тебя с другим, то должен сказать: «Ах, пардон! Продолжайте, пожалуйста!» И если вы сможете продолжить, получится французская семья.

«Только представить себе в этой роли Ната. Да ты что? Признайся, – сказала себе Зиб, – ты вышла за деревенщину, за настоящего, порядочного, упрямого, неиспорченного крепкого хозяина и отца семейства».

На мгновенье в ней поднялась ярость, которая вспыхнула и тут же погасла.

– Он что, тебе изменяет? – В голосе Кэти звучало сочувствие.

Зиб покачала головой. Длинные волосы закрыли лицо. Она сердито отбросила их назад.

– Нет, даже не это.

– Тогда я тебе советую, – с умным видом произнесла Кэти, – сходить к одному из этих знахарей, пусть выпишет таблетки или исповедует тебя на диванчике. – Она помолчала, потом недовольно спросила: – Ты, надеюсь, не забеременела или что-нибудь еще в этом роде?

Зиб снова покачала головой. Снова то же сердитое движение, которым она отбросила волосы. Зачем, собственно, она носит такие длинные волосы? Зачем их вообще носят? Потому что это идет? Потому что так велит сегодняшняя мода? Просто смешно.

– Я не беременна. Перестань дурить, Кэти.

– Моя проблема в том, – начала Кэти, – что я в душе мать. Когда была маленькой, я занималась в кружке юных натуралистов. Точно. Думала только о цыплятах, ягнятах и телятах. Просто ночей не спала. Училась готовить, пекла пироги и была совершенно уверена, что в один прекрасный день приедет на белом коне ОН, посадит меня в седло – если, конечно, поднимет,– и мы вместе отправимся в сторону заходящего солнца, построим дом и заведем семью, и тогда наконец я буду спать спокойно. Вместо этого я здесь и раздаю бесплатные советы…

– Беги уже, Кэти.

Но Кэти только покачала головой. Обеими руками отбросила волосы за плечи.

– А тебя оставить тут в прострации? Ни за что. Когда человек слишком долго копается в себе, выясняется, что ему там ничего не нравится, вообще ничего. И вся его жизнь, оказывается, сплошная ошибка, одно недоразумение. Оказывается, все эти годы только тем и занимался, что пытался выяснить, кто он такой – ну знаешь, как это пишут в романах, – и расковыривал все свои болячки, но в конце концов нашел только жалкое скукожившееся «я», запутавшееся в своей ночной сорочке, и ничего больше, но что еще хуже, это жалкое недоразумение над ним еще и посмеивается. – Она замолчала, чтобы перевести дух.

Зиб ответила медленно и серьезно:

– Да, ты права. Еще и посмеивается.

Кэти некоторое время не знала, что сказать.

– Тяжело тебе будет, девонька. Вам, патрицианским типам, и в голову не приходит мысль об ответственности за собственные неудачи. Он…

– Ты так думаешь, Кэти? – Голос был ее, но звучал как совершенно чужой, задавая вопрос, о котором Зиб ни когда не задумывалась. – Да?

– Ну все не так плохо. – Кэти иронически усмехнулась, признавая, что преувеличила.

– Но кое-что в этом есть? – «Неужели Нат думает так же?»

– Знаешь,– ответила Кэти,– эти девичьи проблемы, – она снова улыбнулась, – мы безоговорочно решали только в нашем лагере в Кикапу, у костра после ужина, и тогда главной проблемой было: «Когда начинать носить лифчик?»

– Я ведь тебя о чем-то спросила, Кэти, – сказала Зиб. – Скажи откровенно, что ты обо мне думаешь.

Кэти заколебалась.

– По-моему, ты просто напрашиваешься! – Она помолчала. – Ну ладно. Тогда так: я ходила в школу в сельской местности, куда человек сто привозили на автобусах. Автобус был единственной возможностью добраться туда – нас свозили каждый день с территории в сто пятьдесят квадратных километров. Где училась ты? В пансионе мисс Икс или миссис Игрек? Я училась в колледже, название которого ты никогда в жизни не слышала. А ты? Вассар? Или Смитсоновский колледж? Уэлсли-колледж? Рэдклифф?

Мой отец ходил в ту же школу, что и я, только не окончил ее, потому что был кризис и дед оказался без работы, так что отцу пришлось идти работать куда возьмут, чтобы хоть что-то приносить домой. Твой отец закончил Гарвард? Или, может быть, Йель? Меня бы не удивило, если и вас затронул кризис, да так, что осталась всего одна яхта, не больше. Но ваши-то знали, что это временные неприятности, не более, а для моих наступил конец света. Главная разница между тобой и мной в том, что ты, что бы ни делала, все считаешь правильным, потому что другого и быть не может. А я должна раздумывать и проверять каждый шаг, потому что, сколько себя помню, Хирны всегда оставались с носом, и я, возможно, буду первой, кому удалось прорваться, но, может быть, их гены во мне только ждут момента, чтобы показать свои когти. – Кэти помолчала. – В этом и заключается разница в происхождении и культурном уровне.

– Я не знала, Кэти. Мне это никогда и в голову не приходило.

– Но вот чего я не хочу от тебя слышать, – продолжала Кэти, – так это, что я – бедняжка.

– Не услышишь. – Зиб задумалась. – Ты знаешь Ната. Говоришь, он порядочный человек. Нат…

– Он наконец плюнул тебе в лицо? – Тон Кэти говорил больше, чем слова.

Зиб подняла голову.

– А ты ожидала, что это случится? Ждала, когда же это произойдет? – Но почему она не чувствует даже обиды?

– Ну, не то чтобы в редакции уже держали пари, – ответила Кэти, – но всем было совершенно ясно, как у вас обстоят дела. – Она встала со стола. – И вот доказательство: там творится бог весть что, а ты здесь сидишь и читаешь эти бредни.

Наконец-то они дошли до сути, до голой и неприкрытой правды.

– Я думала о себе, – ответила Зиб, и без всякого усилия над собой продолжала: – О том, что происходит в городе, не имела понятия. – И потом еще: – Видно, у меня Вошло в привычку думать о себе.

– Да уж, – ответила Кэти и вышла из комнаты.

* * *

Маленький приветливый домик в Гарден-Сити. Зеленый газон, цветущие белые петунии, баскетбольное кольцо с сеткой на воротах гаража, огромная телевизионная антенна на вершине кирпичной трубы, нацеленная в сторону города.

Жена Пата Харриса открыла ему в облегающих розовых джинсах, в теннисных туфлях того же цвета и в полосатой, «под арестанта», футболке. Ее волосы были накручены на синие пластмассовые бигуди. Она была молода, привлекательна и очень хорошо знала это.

– Не может быть, какой сюрприз, мистер Саймон! Хотите говорить с Патом?

– Хотел бы. – Пол задействовал свою актерскую улыбочку и старался держаться непринужденно.

– Он там смотрит телевизор. – Она помолчала. – Мы думали, вы будете на открытии Башни мира, мистер Саймон. Я-то не смотрю, но знаю, что уже началось. Знаете, по дому столько работы, особенно когда Пат дома. Так что проходите. Он будет очень рад вас видеть.

«Сомневаюсь», – сказал себе Пол, но по дороге в обшитую деревом гостиную его улыбка не изменилась. На экране цветного телевизора в массивном футляре – пожарные шланги, извивавшиеся на Тауэр-плаза, казались кровеносными сосудами. Звук был приглушен, и голос комментатора едва слышен:

– Мы только что получили сообщение, дамы и господа, что пожар в Башне усиливается. Вся эта катастрофа – потому что все и вправду похоже на катастрофу – кажется просто невероятной. Здание снабжено всеми средствами безопасности, какие только могли архитекторы…

Экран погас, и звук умолк. Пат Харрис, сидевший в кресле, сказал:

– Здравствуйте, шеф. Я так и знал, что вы приедете.

Он положил пульт дистанционного управления на журнальный столик и вскочил с кресла.

– Выпьете?

В его словах слышалось скрытое недружелюбие.

– Неплохая идея, – ответил Пол. Сел и осмотрелся.

В комнате стояли бар, большой стол для бильярда, длинная, обтянутая искусственной кожей кушетка и к ней такие же кресла, столик с картами и кучкой жетонов, а на стене мишень с торчавшими в яблочке тремя стрелами.

– У вас тут мило, – заметил Пол. Взял стакан, благодарно кивнул, пригубил хорошее шотландское виски – «Чивас Ригал», как ему показалось. – Очень мило.

– Ну! – Пат Харрис был маленьким шустрым человечком. Его беспокойные глаза бдительно следили за лицом Пола. – Если человек много работает, он любит хорошо пожить. – И после паузы. – Я ведь только исполнитель. Делаю, что прикажут.

Пол, не замечая умолкнувшего телевизора, все внимание сосредоточил на Харрисе.

– Вы собираетесь продолжать в том же духе? – спросил он. И, не дождавшись ответа, добавил: – Делать, что приказано?

Харрис закурил сигарету и выдохнул облако дыма. С сигаретой во рту стал рвать на кусочки бумажную спичку. Движения его были быстрыми и резкими.

– Я как раз об этом думал.– Он мельком улыбнулся, но эта улыбка ни о чем не говорила. – Это странно, но я как раз об этом думал, когда вы шли по лестнице.

Пол медленно и осторожно спросил:

– И к каким выводам вы пришли?

Очередное облако дыма. Харрис наклонился и стряхнул пепел в пепельницу на журнальном столике. Потом снова выпрямился.

– Знаете что, вот, допустим, вы работаете на какого-то парня, понимаете? Он отличный парень, хорошо к вам относится, значит, вы ему чем-то обязаны, так?

– По-моему, это разумный подход, – ответил Пол. – Товарищеский подход, – добавил он.

– С другой стороны, – продолжал Харрис, – понимаете, что я имею в виду? С другой стороны, человек должен подумать и о себе, понимаете? Мы живем в мире, где один пожирает другого. Человек или урвет свое, или отдаст концы. – Он выжидательно замолчал.

– Думаю, что и этот подход в известной мере приемлем, – сказал Пол.

– Для меня это слишком мудрено.

«А мудреные слова опасны, – сказал себе Пол, – потому что звучат двусмысленно». Но не оставалось ничего другого, как не обращать внимания на эти пререкания.

– Ну, а дальше? – спросил он Харриса.

– Как мне кажется, – продолжал Харрис, – человек взвешивает то так, то этак и пытается выяснить, что правильно.

Пол кивнул и отпил виски. Оно вдруг потеряло всякий вкус и начало жечь горло. «Ерунда, просто нервы шалят», – сказал он себе.

– И что вы решили? – как можно спокойнее спросил он.

Харрис взял из пепельницы сигарету, глубоко затянулся и выпустил подряд четыре больших кольца. Только потом заговорил:

– Берт Макгроу сейчас в больнице. Инфаркт. Возможно, не выживет. – Его беспокойные глаза забегали по лицу Пола.

– Не знаю, – ответил Пол. – Сердечный приступ у него был, это да. – Он махнул рукой. – Но мы говорили о вашем решении. Берт сейчас ни при чем.

– Не скажите, – ответил Харрис. – Как подумаю, что Берт уставится на меня налитыми кровью глазами…– Он покачал головой.

– Берт, – продолжал Пол, – мне показывал какие-то извещения на изменения. – Голос его звучал совершенно спокойно. – Спрашивал меня, провели ли мы изменения. Я ответил, что, разумеется, провели, почему бы и нет?

Харрис вытер рот.

– Господи Боже! Так вы сознались!

* * *

Пол покачал головой. Наплевать на ту боль в горле. Наплевать на все.

– Эти извещения выплыли наружу, но как, не знаю. Обнаружил их Гиддингс. Берту он ничего не объяснил, собирался ковыряться в стенах, чтобы проверить, так ли это. А я ему мог только подтвердить, что мы, естественно, провели все изменения. Чтобы он взглянул на подпись: «Нат Вильсон» – тот Колдуэллов херувимчик. Могли ли мы усомниться в гласе свыше? – Последние четыре слова он подчеркнул.

Харрис заботливо потушил сигарету. Потом поднял глаза.

– Не знаю, – ответил он. – Вы бросаетесь учеными словами и говорите, что все в порядке, но я не знаю. – Он встал, прошелся по комнате, потом обернулся и вернулся в свое кресло. Упал в него, так что оно даже заскрипело.– Скажу вам откровенно. Вы отличный парень. Мне уже доводилось работать на таких, что все время так и тянуло дать им в морду, но вы парень что надо.

– Спасибо, – ответил Пол совершенно серьезно.

– Я вам скажу, в чем дело, – продолжал Харрис. – Понимаете, есть две вещи, которые я могу сделать, два выхода. Во-первых, – он загнул палец – могу пойти в мэрию, когда все это кончится. – Он показал в сторону телевизора. – Могу сказать: «Господи, да если бы я знал в чем дело, я послал бы его куда подальше». Ну, вроде вас. И еще могу сказать: «Что я мог сделать, он шеф, он инженер, он уверял, что с изменениями все в порядке и извещения подписаны архитектором, а кто я такой, чтобы после этого возражать?»

Наступила тишина. Пол произнес тоном, тщательно скрывавшим его эмоции:

– У вас был только один вопрос, Пат: сколько вам отломится за то, чтобы не задавать вопросов?

– Это утверждаете вы, – ответил Харрис. – А я буду утверждать совсем другое. Что у меня были вопросы. И могу разыскать двух-трех рабочих, которые это подтвердят, и то, что вы говорили: «Все в порядке, продолжайте». Я и продолжал, так чего бы я ломал себе голову, а?

«Спокойно, – сказал себе Пол, – спокойно».

– А о каком втором выходе вы упомянули?

Харрис не мог усидеть спокойно. Вскочил, снова прошелся по комнате и повернул назад, но в кресло уже не сел.

– Вы ведь сказали Макгроу, что провели изменения, потому что получили извещения, подписанные Натом Вильсоном. Ладно. Я могу утверждать то же самое. Могу сказать, что мы вместе ломали над этим голову, но, черт возьми, если контора Колдуэлла хочет, чтобы было сделано, то лучше сделать, хоть стоя раком. Этот Колдуэлл ни с кем не считается, не человек, а ледышка. – Харрис сделал паузу. – Вот такой у нас второй выход.

– Очень хороший выход, – заметил Пол.

Харрис медленно вернулся к креслу. Осторожно сел.

– Это еще не все, – продолжал он. – Во-первых, остается инспектор Гарри.

– Гарри не будет создавать проблемы, – сказал Саймон. – А если будет, то только сам себе. – Он помолчал. – Вы сказали, что это еще не все. Что дальше?

По лицу Харриса прочитать что-либо было невозможно, это было лицо игрока в покер, оценивающего своего противника.

– Помните того парня, Джимми его звали?

– Нет.

Харрис презрительно усмехнулся.

– Так я и думал. Еще мальчишка, работал в моей бригаде, а вечерами ходил на курсы. – Он закурил новую сигарету.– Ему очень не нравились эти изменения. Особенно ему не понравилось решение исключить защитное заземление в сети высокого напряжения. Заявил, что это опасно и что поговорит о нем с Натом Вильсоном. Не хотел слушать ни меня, ни Гарри.

– Ага, – сказал Пол. И все.

– Поговорить с Вильсоном он не успел, – продолжал Харрис,– потому что с ним случилось несчастье. Упал в давке под поезд метро.

Пол снова повторил свое «ага» и потом спросил:

– Но зачем вы это мне говорите? Вас мучает совесть?

На этот раз усмешка Харриса была неподдельной и многозначительной.

– Вы же знаете, что да, – сказал он. – Но если я вас поддержу, то рискую, что вы расколетесь и попытаетесь свалить все на меня.

– Я не собираюсь раскалываться, – ответил Пол. Отпил виски. Вкус показался ему уже получше.

– Тогда осталась еще одна мелочь, – сказал Харрис. – Что я с этого буду иметь?

– Вы свое уже получили.

Харрис покачал головой.

– Гм… Мне заплатили за работу. Я ее сделал. Теперь речь о другом.

«Я что, не ожидал, что он будет меня шантажировать? – спросил Пол сам себя. – Нет, ожидал, поэтому не чувствую ни злости, ни огорчения, только решимость покончить с этим». У него не было сомнений, что с Харрисом он сторгуется.

Тот уже улыбался.

– Ну наконец мы до чего-то договорились!

По лестнице Пол спустился один. В гостиной снова работал телевизор, и Харрис уже полностью погрузился в развертывавшуюся трагедию. Миссис Харрис, любезно улыбаясь, извлекала из волос синие бигуди.

Пол сказал:

– У вас прекрасный дом.

– Спасибо, большое спасибо. – Она была довольна.

– Пат, – продолжал Пол, – счастливый человек.

Когда он отъезжал, к домику Харрисов из-за угла как раз сворачивал полицейский автомобиль. Пол заметил его в зеркале. Патрульная машина остановилась у тротуара против движения. Потом из нее вышли двое полицейских в форме и направились к дверям Харрисов.

Пол поехал дальше.