Текст книги "Американский детектив "

Автор книги: Ричард Штерн

Соавторы: Эндрю Шугар,Джон Гоуди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 51 страниц)

Глава 5

13.05

Когда пришла Зиб, Пол Саймон сидел в небольшой нише в дальнем конце ресторана. Она с улыбкой приблизилась к нему. Чертовски хороша в короткой юбке, открывавшей сильные стройные ноги. Длинные блестящие волосы. Пышная грудь, не стянутая бюстгальтером, задорно покачивалась. Пол встал, и Зиб, как всегда непринужденно, проскользнула в нишу.

– Вообще-то мне нужно быть не здесь, – сказала она и двумя руками отбросила назад длинные густые волосы, – а копаться в груде бумаг и найти среди этого бреда приличную новеллу, которую не стыдно было бы напечатать. – Она смешно сморщила нос.

– Тем приятнее для меня.

Пол кивнул официанту и заказал напитки: два «мартини» с джином, без льда, очень сухие, очень холодные, с лимонной корочкой. Потом облокотился на стол и улыбнулся Зиб.

– Когда я тебя увижу?

– Ты меня и так видишь.

– Но не так, как хотелось бы. Мне что, объяснить?

– Ты просто типичный отвратительный эгоист.

– И именно это тебе нравится.

Она улыбнулась загадочной, непроницаемой улыбкой. При этом чуть приподнялись уголки ее губ и загорелись огоньки в глазах.

– Дело не только в сексе, – сказала она.

– Ну да?

Зиб снова улыбнулась. Говорить о сексе забавно: такой приятный легкий треп. Сколько она себя помнит, так было всегда.

– Ну ты и тип, – ласково сказала она.

– Бывают минуты, когда я сам задумываюсь, что я за тип.

Когда он уходил из конторы, секретарь передала ему указание от Макгроу. Он выслушал и небрежно бросил: «Позвоните ему еще раз, милочка, и скажите, что я занят». – «Я уже пыталась это сделать, – ответила девушка. – Но он только повторил: "Передайте, что я его жду"». Что бы мог означать этот невежливый вызов?

– Когда-то я думал, что буду образцовым гражданином: школа, университет, потом какая-нибудь фирма, где я, не перенапрягаясь, отслужу свое.

Зиб внимательно смотрела на него.

– Ну и что?…– Голос ее звучал очень спокойно.

В этот момент принесли аперитив. Пол приветливо поднял свой бокал и пригубил его.

– Ты не знакома с моим тестем?

– Нат часто рассказывает о нем.

Саймон поставил бокал и внимательно посмотрел на нее. Потом медленно кивнул и поднял глаза.

– Я о нем не рассказывал бы. Мы слишком непохожи. Берт просто старый неотесанный ирландский грубиян.

– А Нат совсем другой. Он просто ягненок, иногда даже слишком.– Зиб нахмурилась. – Не смотри на меня так. Ягненок и есть.

– Чего я меньше всего хочу, – медленно ответил Саймон, глядя ей в глаза, – это спорить с тобой.

– Тогда не говори так.

– Сегодня ты какая-то колючая, а?

– Он мой муж.

– И ты хорошо его знаешь,– кивнул Саймон. А сам подумал, что она его совсем не знает и, возможно, это к лучшему.

– Ладно,– сказал он,– тогда продолжим о Берте Макгроу, моем уважаемом тесте.

Зиб вдруг догадалась:

– Ты его боишься, да?

Он отпил «мартини», обдумал ее вопрос и наконец ответил:

– Боюсь.

Он совсем не пытался казаться героем, пожалуй, легче будет добиться своего, если он попытается добиться от Зиб жалости и сочувствия. Он уже не раз с успехом использовал этот прием.

– Ты и я, – сказал он, – просто анахронизмы. Мы были воспитаны с верой, что все мужчины – джентльмены, а все женщины – леди. Никаких обманов, никаких подлостей, никаких ударов ниже пояса, жизнь, где все играют по правилам.

Он замолчал, чтобы проверить, как это подействовало. Зиб не была уверена, что правильно поняла мысль Пола, но ей было лестно, что с ней ведут серьезный разговор о серьезных вещах. Редко кто из мужчин так делает. Они с Полом действительно принадлежат к одному кругу, так что с этим она могла согласиться. Кивнула:

– Продолжай.

– По-моему, сегодняшние дети смотрят на вещи проще нас,– продолжал Пол.– Им прочтут из Матфея: «И поступайте с другими так, как хотели бы вы, чтобы они поступали с вами!», а они заявляют, что все это бредни, в которые никто давно не верит. Это, конечно, не совсем так. Но люди, которые на виду, те, которым мы завидуем, те, кто, как говорится, добился успеха, в самом деле не всегда руководствуются десятью заповедями, если вообще хоть когда-нибудь их соблюдают.

Зиб показалось, что она поняла.

– Например твой тесть? – спросила она.

– Именно. Берт – провинциальный деляга. Он мастер крутой схватки, а поскольку берет круче остальных, то ему везет.

Зиб с любопытством взглянула на него через стол.

– А тебе нет?

Он пожал плечами.

– Я мелкая сошка. – В его усмешке промелькнула грусть. – И Патти вынуждена все время меня подталкивать.

«В известном смысле, – подумал он, – я был прав, сказав, что иногда сам задумываюсь, что я за тип. Я был и остаюсь хамелеоном, способным сливаться со своим окружением. Я умен, хорошо знаю технику – это удивительно, учитывая полученное мной образование, недурен собой, но этим перечень моих достоинств и ограничивается».

Иногда Полу казалось, что ему недостает какого-то важного компонента, может быть, какого-то недостатка, и поэтому он никогда так и не стал значительной личностью.

– Мне нравится Патти, – сказала Зиб.

– Желаю удачи, – снова улыбнулся он, – Я не шучу, как тебе может показаться. Меня бы не удивило, если бы Патти решила играть на два фронта. Мужчины ее не слишком интересуют. Не исключая меня. – Помолчал и добавил: – Это тебя не шокирует?

– Да нет.

– А-а, эмансипированная женщина!

– Я принимаю вещи такими, какие они есть.

Пол подумал, что в феминистках хуже всего то, что они все принимают всерьез и разговаривают одними цитатами.

Зиб пригубила свой «мартини», подняла глаза.

– Я ведь тебя почти не знаю…– Пауза.– Иногда сомневаюсь, знаю ли кого-нибудь вообще. У тебя никогда не бывает такого чувства? Знаешь, как будто ты – никто.

– Очень часто.

Пол показал официанту, что пора принести следующее блюдо.

– Если предстоит встреча с Бертом Макгроу, то стоит подкрепиться.

– То, что ты сказал о Нате… – начала Зиб.

– Я сказал, что он не слишком отличается от Берта Макгроу.

– Что ты имел в виду?

Пол усмехнулся.

– Это человек с Дикого Запада. Он научился хорошо маскироваться, но все время то тут, то там что-нибудь выглядывает. «Разговаривая со мной, улыбайтесь, чужеземцы!» И тому подобное.

Зиб покачала головой.

– Ты ошибаешься. Я тебе это уже говорила. Он ягненок, и я была бы рада, если бы это было не так.

В душе она сказала себе: «Тогда мне не нужны были бы ни ты, ни кто другой. Так что в определенном смысле сам виноват». Эта мысль ее хоть немного утешила.

– Ласточка моя, – сказал Пол, – я тебе кое-что скажу. Смотри, не зайди с ним однажды слишком далеко. Смотри. А теперь давай поедим. Мне нужно успеть на высочайшую аудиенцию.

* * *

Когда Макгроу вошел в ресторан Мартина, Патти сидела за столиком на двоих. Мартин лично встретил его, предложил меню и проводил через зал к дочери. Макгроу наклонился и поцеловал дочь, причем не в щеку, а прямо в губы – для Макгроу поцелуй был поцелуем, а не каким-то символическим жестом.

Потом он сел. Его уже ожидала порция виски, как всегда, со льдом. Он пригубил его, вздохнул и улыбнулся дочери.

– Твое здоровье, лапушка.

– Вы неважно выглядите, мистер Макгроу.

– Возможно, но при виде тебя мне становится лучше.

Он не солгал. Патти была на целое поколение моложе Мери, но они были так похожи, что он не переставал удивляться. Обе излучали мягкое теплое спокойствие – слава Богу, Патти не достались его грубые гены. Ее присутствие всегда успокаивало его.

– Когда со мной ты и мое виски, я чувствую себя гораздо лучше.

Патти тоже улыбнулась.

– Не обманывай, папка. Ты очень устал. Большие проекты уже не для тебя, а ведь эта Башня – вообще самая огромная из всех твоих построек.

– Наверное, тебе пожаловалась мама?

– Да не в этом дело. – Все еще улыбаясь, она добавила: – Я не слепая. Тебе нужно отдохнуть. Съезди куда-нибудь с мамой. Выберитесь наконец в Ирландию: вы об этом столько говорите… Почему ты туда так и не съездил, папа?

– Почему? Знаешь, мне никогда не хватало времени.

– Это не причина.

Макгроу усмехнулся.

– Раз ты такая умная девочка и все на свете знаешь, то и назови мне причину. – Он покачал головой. – Нет, ты не догадаешься. Так и быть, я скажу тебе, девочка. Дело в том, что Ирландия для меня – не страна, это сон, мечта, и я боюсь ее разрушить, если вдруг увижу Ирландию в действительности. Вот так. – Он допил свое виски.

Патти нежно улыбнулась.

– Я бы сказала, что это почти правда, но в это «почти» я не верю. Ты боишься? Ты, который никогда ничего не боялся? – Она снова покачала головой. – Никогда бы не подумала.

Было время, когда взаимопонимание с ней устанавливалось быстрее, чем даже с Мери. Жена и дочь были очень похожи, но и очень разные; каждая ревниво оберегала суверенность своего внутреннего мира.

– Я многого в жизни боялся, лапушка, – ответил Макгроу. – С того момента, когда увидел тебя в окно роддома, я боялся, что ты однажды уйдешь, и ты ушла…

– Я не ушла, папа.

– В известном смысле ушла. Не знаю, что чувствуют матери, когда женится их сын, но знаю, что происходит с отцом, когда его дочь выходит замуж. – Он заставил себя улыбнуться. Это стоило ему немалых сил. – Никакой самый-самый-самый муж не может быть достаточно хорош.

– Ты думаешь, что Пол самый-самый-самый лучший муж на свете?

«Так вот в чем дело, Макгроу. Что ты ответишь?» Он ответил с улыбкой:

– Бывает и хуже.

«В самом деле? – спросил он себя. – Ты так думаешь и после разговора с Гиддингсом?» Улыбка Патти сразу погасла.

– Интересно, ты это всерьез?

– Ты не слышала, что я сказал, лапушка?

– Мне всегда казалось, что Пол тебе нравится.

– А что заставило тебя изменить свое мнение?

– Твое поведение сегодня. Что случилось, папа?

Макгроу попытался выиграть время. Когда подошел официант, он поднял глаза.

– Еще одну, сэр?

– Да, – ответила за него Патти, – разумеется, папе, мне не надо. – И потом, когда официант отошел: – Что-то очень плохое, да?

– Собственная дочь приперла меня к стене, – ответил Макгроу. Он пытался сохранить легкий тон, но не был уверен, что у него получается. – Не знаю, лапушка. Возможно, кое-что связанное с Башней.

– Что именно? – И, будучи дочерью генподрядчика, женой субподрядчика, сама себе ответила: – Какие-то махинации? Пол? Но как он мог…– Она запнулась, потом спокойно закончила: – Разумеется, мог, почему бы и нет? Из твоих рассказов я знаю, как это бывает – поставки, поддельные накладные, акты на списание. – Она легко произносила все эти термины.– Это так?

– Ничего конкретного еще не знаю, лапушка. И не буду поливать грязью человека, пока не буду уверен.

Тут появилась следующая порция. Макгроу пригубил, но заставил себя пить по капельке. «Тебе сейчас нужен не стакан, а бутылка,– сказал он себе,– и хорошая компания, как в старые времена. С Фрэнком, с Джимми, с О'Рейли и Мактюрком… – Имена звучали в голове как колокольный звон. – Пить, рассуждать и взрываться смехом, как в давние-давние времена».

– Да, папа.

Господи Боже, неужели он говорил вслух? Ставя бокал, он заметил, как дрожит рука.

– Я помню, как ты рассказывал о них, – сказала Патти. – Жаль, что я не знала тебя тогда.

Он уже овладел собой.

– Мне было уже под сорок, когда ты родилась, лапушка.

– Я знаю.

– А бедняжка Мери была всего на год моложе.

– Это я тоже знаю. Но мне никогда не мешало, что мои родители были старше других. Да вы и не были.

– Ну, не знаю, – ответил Макгроу. – Молодость прошла, а тут вдруг появилась ты. – Он улыбнулся. – Мы очень хотели тебя, лапушка. Когда ты родилась, здоровая и невредимая, я упал на колени и возблагодарил Господа. – Он снова поднял свой бокал. – Давай закажем поесть.

Казалось, Патти его не слышала.

– Что с ними стало, с Фрэнком, с Джимми, с О'Рейли и… как же его звали… Мактюрком?

– Да. Это был такой могучий волосатый ирландец, плечи, как висячий мост. – Макгроу помолчал. – Что с ними стало? Я не знаю, лапушка. Да, ну и денек. Сплошные разбирательства и воспоминания. Однажды я видел сон. Лезем мы с друзьями на какую-то гору. Карабкаемся все выше и выше, и попали в туман. Я их уже не вижу, даже голосов не слышу, но нечего делать, надо лезть дальше. – Он вздрогнул и невидящим взглядом уставился куда-то вдаль, как будто вглядываясь в свое прошлое. Ему понадобилось немалое усилие, чтобы вернуться назад, в сегодня, и продолжать. – На вершине той горы я выбрался наконец на солнце. Огляделся, но никого не увидел. Что стало с остальными, я так и не узнал. Думаю, этого человек никогда не знает. На вершине он всегда остается один. – Он уже хотел кивнуть официанту, но вдруг спохватился. – Подожди, ты мне что-то хотела сказать?

– Я хочу уйти от Пола, папа. Точнее, хотела. Но если он угодил в неприятности…– Она улыбнулась, посмеиваясь над собой. – Я не хочу строить из себя благородную даму. Благородные дамы невыносимы, потому что все портят этим своим благородством. Но если у Пола неприятности, то сейчас не время бросать его, папа?

– Не знаю, лапушка. Не знаю, что тебя толкнуло на это. – Макгроу замялся. – Ты мне не хочешь рассказать?

Он спокойно смотрел на дочь и ждал.

Патти снова улыбнулась.

– Меня толкнула на это самая банальная из всех причин, – начала Патти, – хотя сегодня она… ей вряд ли придают особое значение. Думаю, большинство женщин не слишком переживают, если их мужья погуливают на стороне. Но я – да.

Макгроу сидел молча, стараясь подавить приступ ярости. Наконец сказал:

– И я тоже. И мама.

– Я знаю. – Патти ласково улыбнулась.– Вы привили мне старомодные взгляды. И я этому рада.

Макгроу снова помолчал. Потом спросил:

– Ты знаешь, с кем?

– Зиб Вильсон.

– А Нат знает?

– Я у него не спрашивала.

Наступила тишина.

– Наверное, – начал Макгроу, – если бы у вас были дети… Я знаю, что это старомодно…

– Детей у нас никогда не будет. Это еще одна причина. Пол сделал вазэктомию. Прошло немало времени, пока ой соизволил мне это сообщить, но это так.

Патти взяла меню. Потом ослепительно улыбнулась.

– Ну а что у тебя новенького? Полагаю, мистер Макгроу, вам стоит заказать поесть. Или вы хотите накачаться одним спиртным, старый пьяница?

«Боже, – сказал он себе, – если бы я мог так относиться к своим проблемам! Но не получится».

– Ты говоришь, как…

Глаза Патти подозрительно заблестели.

– А ты, папа, говоришь…– Она запнулась. На глазах у нее появились слезы, и она, достав бумажный носовой платок, принялась сердито вытирать глаза. – А, черт! – вырвалось у нее.– Черт! Черт! Черт! Я не собираюсь реветь.

– Иногда, – ответил Макгроу, – человек должен или разреветься, или разбить что-нибудь вдребезги. Я тебя понимаю, лапушка.

* * *

Из ресторана в редакцию Зиб вернулась на такси. В кабинете упала на стул, сбросила туфли и, не замечая груду рукописей на столе, невидящим взглядом уткнулась в стену.

Она ни на миг не поверила тому, что Пол Саймон сказал о Нате: что это тип с Дикого Запада, с которым не стоит перегибать палку. О Нате у нее было свое мнение.

С другой стороны, так уж хорошо она знает своего мужа? Можно ли вообще знать другого человека? Эта проблема постоянно обсуждается в рассказах, которые ей приходится читать по работе. Видимо, есть в ней что-то важное.

Они с Натом женаты уже три года, этого достаточно, чтобы узнать, каков человек в быту, а ведь именно в обыденной жизни появляются основные черты характера.

Нат каждый вечер аккуратно вынимает все из карманов И развешивает свою одежду. В ботинки вставляет колодки. Пасту выжимает не сверху, а обязательно от конца тюбика, и Зиб уверена, что, чистя зубы, он отсчитывает ровно тридцать секунд или сколько там положено, сорок пять? Двадцать один, двадцать два, двадцать три…

Зиб спала беспокойно. Нат, наоборот, ложился на спину и больше уже не шевелился. И не храпел. И он был не из тех, что распевают утром под душем или просто действуют на нервы; за завтраком, состоящим из сока, яйца и кофе, обычно весел и не гремит посудой, как будто воюя с врагом.

Он поддерживает отличную физическую форму: утренние пробежки в парке, дорога пешком на работу и с работы и зарядка в течение дня. Бег трусцой и пешие прогулки Зиб бы еще вынесла, но зарядка – для нее уже чересчур, хотя Нат и объяснил ей, что из-за старой травмы позвоночника, которую она получила, упав как-то с лошади, зарядка ей как раз и необходима.

Нат не давал чаевых ни официантам, ни таксистам. Всегда был точен. «Мартини» он предпочитал «бурбон», что вначале казалось странным, но теперь уже стало привычным. Ему нравились красивые женщины, но Зиб была совершенно уверена, что дальше взглядов дело никогда не шло. Их сексуальная жизнь была приятной, разнообразной и не перешла в привычку, как это часто бывает.

Где же во всем этом мог скрываться характер, который обнаружил Пол Саймон?

А почему ее это вдруг так заинтересовало? Может она представить Ната в роли разгневанного мужа, который бросит ей в лицо обвинение в измене и, если верить Полу, примет ответные меры? Ерунда.

Если Нату чего и недостает, так это агрессивности. Зиб помнит, как однажды вечером заговорила– об этом его недостатке. Она сказала: «Ты ведь способнее, чем думаешь. И Бен Колдуэлл это знает. Чего бы иначе он так тебя продвигал?»

«Больше некого,– улыбнулся он.– Еще вопросы есть?»

«Вот чего в тебе я терпеть не могу,– продолжала Зиб, – так это твою невозмутимость. Знаешь, я в жизни не видела, чтобы тебя что-нибудь расшевелило».

«Иногда бывает».

«Не верю».

«Ты предпочла бы, чтобы я устраивал сцены и бил посуду?»

«Я не это имела в виду. Но в этом мире человек должен пробиваться вперед, или об него будут вытирать ноги, ты это понимаешь?»

«Это позиция столичного жителя».

«А здесь и есть столица. – И после паузы: – Зачем же ты сюда вообще приехал?»

«Хочешь сказать, что здесь мне не место?»

«Я не об этом, ты прекрасно знаешь. Я только спрашиваю тебя, зачем ты сюда вообще приехал».

«Чтобы найти тебя».

«Я серьезно».

«Ладно. – Нат все равно улыбался. – Потому что здесь был Бен Колдуэлл, и я хотел работать с лучшим из лучших архитекторов над лучшим проектом. Это очень просто».

«И ты работаешь, – кивнула Зиб.– Ну а когда Башня мира будет готова, сдана и станет просто еще одним небоскребом, что дальше? – Она замялась. – Вернешься в свои горы?»

«Возможно. Вероятно. Поедешь со мной?»

«Я была бы там не на месте. Точно так же…» – она запнулась.

«Как я не на месте здесь? – Он покачал головой и снова улыбнулся. – Ты везде и всегда будешь на своем месте. Ты существо общественное».

«А ты?»

Нат пожал плечами. «Иногда и сам не знаю», – ответил он.

«И ни следа гнева, – подумала теперь Зиб. – Он никогда не показывает своих чувств. И не то чтобы он был бесчувственным. Нет, он может быть чудесным человеком и ласковым любовником. Но как в остальном, на что намекал Пол Саймон? Нет. Пол ошибается. Пол просто ошибается. Этого не может быть».

Глава 6

13.30-14.10

Берт Макгроу уже вернулся с обеда в свой кабинет. Пол Саймон, явно чувствовавший себя не в своей тарелке, сидел в низком кожаном кресле для посетителей. «Старик, – говорил себе Пол, – сейчас как раненый медведь, так что лучше вести себя поосторожнее». Он посмотрел на часы.

– Уже половина второго, – сказал он. И с вызовом добавил: – Как вы и приказывали.

– Я обедал с Патти, – начал Макгроу. Он держал себя в руках, но не имел представления, как долго сможет сдерживать желание грохнуть кулаком по столу и заорать.

– У меня был ланч с клиентом, – сообщил Пол. Он владел голосом под стать настоящему актеру. – Бизнес идет неплохо.

– В самом деле? – Старик взял со стола толстый конверт с копиями измененных чертежей, взглянул на него и резко отбросил его так, что тот отлетел Полу на колени. – Тогда посмотри на это. – Он встал с кресла, подошел к окну и остановился спиной к зятю.

Тишину огромного кабинета нарушал только шорох бумаг в руках Пола. Наконец он сказал:

– Ну и что?

Макгроу отвернулся от окна. Он стоял, заложив руки за спину.

– Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

– Я тебя не понимаю. Что я должен говорить?

– Ты провел эти изменения?

– Разумеется.

– Почему «разумеется»? – Старик повысил голос.

Пол потер висок.

– Я не знаю, что сказать. Почему я не должен был их проводить?

– Потому, – ответил Макгроу, – что ты не какой-нибудь электромонтер с почасовой оплатой. Когда кто-то говорит: «Сделай так»,– ты всегда вначале спросишь, как и почему. Так что,– Макгроу запнулся,– говори честно, как и что.

В голове Саймона внезапно что-то блеснуло.

– Я попытаюсь, чтобы это не звучало невежливо, – сказал он, – но боюсь, тебе это не понравится.

– К черту, говори как тебе угодно. – Старик снова сел в свое огромное кресло и крепко сжал подлокотники.

– Ладно, – начал Пол. – Дело вот в чем. Если кто-то говорит: «Измени здесь», я, как правило, хочу слышать объяснения. Но когда скажет свое слово Иисус Христос, Бен Колдуэлл или его благословенный апостол Нат Вильсон, то я только хватаюсь за пейсы и говорю: «Твоя воля, Господи!» – и все сделано. Спрашивать, почему, мне и в голову не приходит. Я ответил на твой вопрос?

Макгроу неторопливо произнес:

– Перестань задираться как мальчишка. – Он сидел молча, задумавшись, все еще взволнованный. Потом сказал: – Значит, ты настаиваешь, что все эти изменения утвердил Нат Вильсон?

На лице Пола читалось удивление.

– Ничего другого мне и в голову не приходило. С какой стати?

– А поскольку ты видел, – продолжал Макгроу, – что эти изменения, как оказалось, позволяют тебе то тут, то там немного сэкономить, и в целом все выливается в неплохую сумму, это давало тебе повод не задавать лишних вопросов, не так ли?

– Мне кажется, ты сам говорил, что дареному коню в зубы не смотрят. – Пол похлопал по бумагам, лежавшим у него на коленях. – Если они хотели в своей башне такую проводку, и я, как ты говоришь, мог на этом сэкономить, так зачем же мне возражать?

Макгроу не спешил с ответом.

– Нат Вильсон утверждает, что он здесь ни при чем.

Пол переменился в лице, но сказал только:

– Понимаю.

– Что ты понимаешь, а? Уилл Гиддингс тоже не верит, что изменения подписал Вильсон. И Бен Колдуэлл тоже.

– А чему веришь ты, дорогой тесть?

В кабинете повисла мертвая тишина.

Макгроу уставился на свои руки, неподвижно лежавшие на столе.

– Я думаю, что ты сам вырыл себе яму. – Теперь он глядел Саймону прямо в лицо. – Я думаю, что ты или жулик, или болван. У тебя роман с его женой…

– Это тебе Патти сказала?

Макгроу сидел молча и по-прежнему глядел на него.

– Ладно, – через минуту сказал Пол. – Это правда. – Он развел руками. – Ты этого не понимаешь.

– Не понимаю. И не прощаю. – Теперь в нем неудержимо поднималась слепая ярость. – Я старомодный тупой работяга, а ты молодой, ловкий, образованный, из хорошей семьи и все такое, и при этом в тебе что-то воняет, как падаль, что долго лежит на солнце.

– Выбирай выражения, я уже от тебя понаслушался…

– Ты еще вообще ничего не слышал, – сказал Макгроу. – Если посмеешь встать, пока я не закончу, я тебе голову оторву. – Он замолчал. Было слышно только его тяжелое дыхание. С трудом он заставил себя не кричать. – Зачем Нату Вильсону затевать эти изменения? Объясни мне. Он с них ничего не имеет. Он архитектор. Он и Бен Колдуэлл. Разумеется, главный – Бен, но это ничего не меняет. Они оба утвердили проект электрооборудования, сделанный Льюисом. Зачем же Вильсону что-то менять?

Саймон сидел молча. Ему хотелось встать и уйти, но он боялся. Старик за столом внушал ему страх, как Пол говорил Зиб, потому что не просто угрожал, но и был способен прибегнуть к физическому насилию.

– Я задал тебе вопрос, – сказал Макгроу.

– Ты мне их задал несколько.

– Тогда отвечай на все.

Саймон глубоко вздохнул.

– Нат Вильсон – выскочка.

– Что ты, черт возьми, хочешь сказать?

– Он меня терпеть не может.

Макгроу нахмурился.

– Почему? Потому что ты спишь с его женой, так, что ли?

Саймон кивнул. Решил, что будет лучше ничего не говорить.

– Я этому не верю, – сказал Макгроу. – Я его знаю. Знай он, что ты творишь за его спиной, поговорил бы с тобой напрямую и лишил твою рекламную улыбку пары зубов. Это…

– И он крутит с Патти, – сказал Пол.

Макгроу открыл рот, потом снова закрыл, но челюсть снова отпала. Рот его открывался и закрывался, но из него не вылетало ни звука. Вся кровь отлила от его лица. Макгроу начал лихорадочно хватать ртом воздух, но это не помогало. Глаза его вылезли из орбит. Он попытался поднять руку, но не смог. Бессильно осел в кресле, все еще хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.

Пол быстро встал. Мгновенье он стоял в нерешительности, потом подбежал к дверям, распахнул их и сказал Лауре:

– Немедленно вызывайте «скорую». По-моему, у него сердечный приступ.

* * *

Возвращаясь после обеда с губернатором к себе в контору на Пайн-стрит, Гровер Фрэзи взял такси. Он знал Армитейджа давно и считал, что они, как обычно говорят, добрые друзья. Но в кругах губернатора, так же как и в кругах фрэзи, дружба была скорее красивым термином, не имевшим ничего общего с бизнесом. У бизнеса свои законы.

Если кто-то своим успехом принес вам пользу – вы на его стороне. Если потерпел неудачу – то нет.

Но он еще не потерпел неудачу. Пока нет. Но в обозримом будущем его Башня будет безлюдна. В этом все дело.

Это можно свалить на общий застой в бизнесе или на власти в Вашингтоне с их политикой «шаг вперед – два шага назад».

Но перекладыванием вины на других дела не поправишь. Объяснения помогают редко, и сегодня за обедом объяснения нисколько не изменили точку зрения губернатора.

«Вы сегодня на виду, Гровер,– сказал губернатор,– а таким достаются не только розы, но и шипы. Мне это знакомо. – Он размешивал в кофе сахар, кисло улыбаясь и наблюдая, как кружится жидкость. Наконец поднял голову. – Насколько плохи наши дела? Назовите мне несколько цифр». Он не отрывал взгляда от Гровера.

Фрэзи назвал ему цифры: процент сданных помещений, перспективы на новые арендные договоры, нынешние и предполагаемые доходы минус основные расходы по эксплуатации и текущие расходы. Неутешительные цифры. «Но это ненадолго», – уверял он.

«Черта лысого, ненадолго! – Губернатор не повышал голос, но в нем зазвучал новый тон. – Безработица не снижается и инфляция нарастает. Я не сказал бы, что нам угрожает кризис, как в тридцатые годы, но и не сказал бы, что все вдруг изменится ни с того ни с сего, особенно в больших городах».

«Боб Рамсей…»

«Боб Рамсей слышит голоса свыше. Я удивляюсь, почему бы ему давно уже не спуститься с ближайшей горы с новыми десятью заповедями. Он рассчитывает заставить весь штат работать на его город, но это не выйдет. Он думает, что конгресс ляжет на спину и засучит лапками в воздухе от радости, что может дать ему карт-бланш. Но этого тоже не будет».

Фрэзи в глубине души придерживался того же мнения, но ничего не сказал.

«Боб Рамсей любит этот город,– продолжал губернатор. – Это я признаю. И не дает ему развалиться практически голыми руками. Но дело в том, что все большие фирмы переезжают отсюда в предместья, их гораздо больше, чем тех, кто перебирается сюда. Славные времена вашего города – большого яблока, центра Вселенной – давно уже утратили свою привлекательность. То, что осталось, стремительно превращается в город для очень богатых или для очень бедных, но ни одна из этих категорий не арендует помещения в небоскребах».

«Да, – должен был признать Фрэзи, размышляя в тиши своего кабинета, – Бент Армитейдж, скорее всего, прав. Как всегда прав».

На столе тихо загудел интерком. Фрэзи нажал кнопку.

– Да?

– К вам мистер Гиддингс, – раздался голос Легации. – Говорит, по неотложному делу.

Вначале обед с Армитейджем, теперь Уилл Гиддингс, наверняка с новыми проблемами; бывают минуты, когда неприятности обрушиваются на человека со всех сторон.

– Хорошо, – обреченно ответил Фрэзи. – Пусть войдет.

Гиддингс сразу перешел к делу.

– Пора вам тоже узнать, что происходит, – сказал он и бросил на стол конверт, набитый копиями измененных чертежей.

Фрэзи вытряхнул копии из конверта, просмотрел некоторые из них и удивленно взглянул на Гиддингса.

– Я не инженер, как вы,– сказал он.– Объясните мне, в чем дело.

Гиддингс начал рассказ, а когда закончил его, откинулся на спинку и стал ждать.

В громадном кабинете стояла тишина. Фрэзи медленно отодвинул кресло, встал, подошел к окну и долго смотрел вниз на улицу. Потом, не оборачиваясь, сказал:

– Вы, разумеется, ничего об этом не знали.

– Не знал, это моя вина, так же как и вина сотрудников Колдуэлла – точнее, Ната Вильсона и Берта Макгроу. Все мы несем ответственность.

Фрэзи отвернулся от окна.

– И что теперь?

– Нужно все перепроверить, шаг за шагом, и выяснить, проведены ли изменения в действительности и какие могут быть последствия.

– Последствия какого рода?

Гиддингс покачал головой.

– Этого я даже представить не могу. Могут быть ничтожными, но могут оказаться и серьезными. Поэтому я здесь.

Фрэзи вернулся к столу и сел.

– И чего вы от меня хотите?

– Чтобы вы отменили сборище, намеченное на вечер в ресторане наверху.– Гиддингс говорил уверенно, серьезно и энергично. – Я не хочу, чтобы наверху собиралась толпа.

– Почему?

– Черт бы вас побрал,– не выдержал Гиддингс,– неужели не ясно? Строительство еще не закончено. И к тому же, мы знаем или по крайней мере имеем основание думать, что наделаны ошибки в электрооборудовании. Не знаем, насколько они серьезны, и, пока этого не выясним, нет смысла устраивать вечеринку, чтобы ее черти взяли, посреди этого дерьма!

– А что, может погаснуть свет или что-нибудь еще в этом духе? – спросил Фрэзи.

Гиддингс похрустел пальцами, чтобы успокоиться. Потом кивнул.

– Да, нечто в этом роде.

– Но что именно, вы точно не знаете?

«Да, Фрэзи мне не убедить, – сказал себе Гиддингс. – Я не какой-нибудь проныра коммерсант, я инженер, и сейчас, когда бумаги лежат у Фрэзи на столе, я почти готов признать, что я плохой инженер».

– Точно не знаю,– подтвердил он.– Для этого мне нужно время.

Фрэзи вспомнил слова губернатора Армитейджа. «Вы сегодня на виду, – сказал губернатор, – а таким достаются не только розы, но и шипы». – Он прав, но почему бы не остаться в стороне и не подождать, пока шипы достанутся другому?

– Я думаю, отменить торжество уже невозможно, Уилл, – сказал Фрэзи и улыбнулся.

– Почему невозможно, черт бы вас побрал?

Фрэзи набрался терпения.

– Приглашения были разосланы давным-давно, и люди, которые их приняли, могли сегодня быть в Москве, в Лондоне, в Пекине или в Вашингтоне. Для них это почти профессия – присутствовать при событии, сравнимом, – тут улыбка Фрэзи стала еще шире, – со спуском на воду величайшего судна, Уилл. Когда судно спускают на воду, оно тоже еще не готово – впереди еще месяцы работы. Но спуск судна на воду – это торжественное событие, срок которого назначен заранее, и такие события нельзя в последнюю минуту просто так отменить.