Текст книги "Общество самоубийц"
Автор книги: Рэйчел Хэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
Глава одиннадцатая
Наблюдатели не приходили уже третий день. Один раз – это могла быть случайность. Скажем, у них проходило срочное общее собрание по Министерству для обсуждения новейших демографических мер – о том, что численность населения упорно продолжает падать, говорили и писали везде. Когда они не пришли вчера, Лия спокойно продолжала работать, в одиннадцатый раз за месяц пересматривая свой клиентский портфолио. Но сегодня они тоже не появились! Три дня подряд не могли быть случайностью.
– У тебя довольный вил. Ты нашла новых клиентов вместо Масков?
Лия повернулась. Цзян стоял в дверях кабинета с чашкой утреннего травяного чая в руке, от которой поднимался пар. похожий на кислотный дым. Но даже это не могло испортить ей настроение.
– Цзян, если нее это… – Лия понизила голос. – Если все это наконец закончилось, я найду тебе десять новых клиентов, вот увидишь.
Цзян чрезвычайно гордился тем, что полает сотрудникам хороший пример жизнелюбия. Он надел на лицо оптимистическую улыбку и гордо выпрямился Лия прямо-таки слышала, как он повторяет про себя «Здоровый дух, здоровое тело».
– Конечно, – сказал он. – Я в тебя верю. А потом тебя ждет соцпакет четвертого уровня! – Он попытался подмигнуть. Это не очень хорошо ему удавалось и выглядело довольно странно – наверное, Цзян подражал кому-то помоложе. Когда он подмигивал, все его лицо передергивалось, как от нервного тика.
При обычных обстоятельствах Лия была бы в восторге от одного упоминания о четвертом уровне. Новая квартира, доступ к субсидированным услугам фирмы, процедуры регенерации в дополнение к обязательному набору. Возможно, она даже получит право пользоваться автомобилями компании. Но с тех пор как Лия провела день с отцом, она обнаружила, что в ней что-то изменилось. Кабинет, письменный стол, Цзян и его контракты – все это казалось ей теперь слегка нереальным.
Но все равно Лия отреагировала автоматической улыбкой.
– Ой, да перестань, – сказала она. – А как там дела с яхтой?
Цзян покупал яхту. По правде сказать, ему было еще далеко до того уровня, когда начальники обычно приобретали столь статусные объекты. Но ходили слухи, что его новая любовница происходит из очень влиятельной семьи со связями в Министерстве.
– Нормально, – сказал он, делая вид, что утирает пот со лба. – Пока сам не попробуешь купить яхту, в жизни не подумаешь, сколько проблем с этим связано. Звучит гламурно, но на самом деле не все так просто. Не каждый захочет связываться.
– М-м-м, это уж точно. Ладно, надо работать, – ото гналась она.
Все утро Лия была погружена в работу, и только когда компьютер подавал негромкий звуковой сигнал, делала перерывы на растяжку. Свисая со стула вниз головой с закрытыми глазами, она мурлыкала какую-то мелодию, с удовольствием чувствуя, как к голове приливает кровь, на глаза что-то давит изнутри, а позвоночник вытягивается. Лия решила, что сегодня приготовит что-нибудь традиционное и устроит Тодду прекрасный вечер. Бедняга несколько недель ходил вокруг нее на цыпочках, боясь сказать лишнее слово, чтобы не задеть чем-нибудь ненароком. Рататуй, решила она, и чечевичный салат.
В продуктовом магазине Лия поднесла грейпфрут к свету – мать как-то раз так сделала, давно, когда Лия была ребенком и первые директивы еще только составлялись. Она прищурилась и попыталась разглядеть то, что видела ее мать, оценивая качество. Но грейпфрут в резком свете ламп на потолке казался просто темным шаром, луной в затмение.
Фрукты покупать Лия не умела. Правда, она и ела их редко – разве что по очень торжественным случаям. Можно было считать, что сегодня случай вполне подходящий – уже три дня, как Наблюдатели исчезли из ее офиса.
Поднеся грейпфрут к носу, Лия вдохнула его странный, походивший на аромат освежителя воздуха, запах. Внутри у нее ничто не отозвалось – рот не наполнился слюной, пульс не ускорился. Она подумала про шоколадное мороженое, которое ела в парке с отцом и Сэмюэлом десятилетия назад. Грейпфрут не вызывал в памяти ничего похожего на тот далекий сладкий вкус.
Лия положила его обратно. Грейпфруты прятались на низкой полке прямо в центре магазина, между соевым молоком и батончиками «Нутрибар». Наклоняться за ними нужно было к самому полу, чтобы все видели, чем ты занимаешься. Директива 477Б: содействие здоровому потреблению.
В проходе с овощами свет был теплее, не такой безжалостный. Декоративная капуста и другие крестоцветные выстроились вдоль одной стены. Их кудрявые листья были аккуратно убраны в бумажные пакеты с отверстиями, чтобы внутрь проникал воздух. Дальше шли сложноцветные: артишоки, цикорий, салат, шафран. Разные виды лука предлагались в упаковках по несколько штук – очень удобно, ведь только одна головка требуется редко. Тыквы красивых сложных форм и осенних расцветок свисали с потолка в корзинах.
Лия порылась в куче спаржи с шелковистой и плотной на ощупь зеленой кожурой. Взвесила на ладони толстый баклажан, поднесла веточку петрушки так близко к носу, что сама себя ею пощекотала. Как и большинство людей, готовила Лия редко, но если уж собиралась, то любила долго и тщательно выбирать ингредиенты.
Завороженно рассматривая идеально симметричную редиску, она вдруг заметила в дальнем конце магазина, рядом с огромной пирамидой шпината, мужчину. На Лию он не смотрел, но и на шпинат тоже. В правой руке у него был планшет. Что, конечно, вовсе не означало, что он работал на Министерство, но все-таки сердце у Лии забилось быстрее. Не каждый мужчина в костюме и с планшетом обязательно Наблюдатель, сказала она себе. Не стоит сходить с ума.
Мужчина был коренастым и приземистым, и в своем темно-коричневом костюме походил на одну из свисающих с потолка тыкв. Лия наблюдала, как он, вытянув из кучи лист шпината, покрутил его в толстых пальцах. Изучив шпинат, мужчина положил его на место, взял еще один листок и сделал то же самое.
Просто состоятельный бизнесмен готовится к традиционному обеду, сказала она себе. Хочет впечатлить клиентов тем, какой он культурный. И вообще, какому министерскому служащему позволят набрать такой индекс массы тела?
Лия вернулась к редиске, которую отложила, увидев незнакомца, и постаралась сосредоточиться на том, с чем она лучше сочетается по вкусу и фактуре – с салатом или с кольраби. Краем глаза она отметила, что мужчина положил очередной лист шпината и вышел из магазина.
Лию накрыло волной облегчения. До чего же ее замучила паранойя, как пить дать это плохо скажется на ее показателях. За ужином Лия расскажет Тодду про это, и тот наверняка станет смеяться и дразнить ее, и смех заставит ее расслабиться.
Шопинг больше не доставлял удовольствия. Лия быстренько побросала в корзину все, что было нужно, и пошла к кассе. На стильном экране появилась общая пищевая ценность выбранных ею продуктов – далеко до предельных значений по сахару, но все же больше, чем обычно. Все дело в моркови. Но морковь они с Тоддом поделят пополам, выйдет не такое уж баловство. На мгновение она вспомнила, как держала в руке тяжелый сочный грейпфрут, его кисловатый запах. Ладно, это как-нибудь потом, когда ее повысят до четвертого уровня. Тогда можно будет позволить себе и грейпфрут.
Не успев открыть дверь, Лия услышала, что Тодд опять копается в ее музыке. Его это забавляло. Но иногда он очень серьезно напоминал ей, что все эти волнующие арии вредны для организма. Директива 708А: рекомендации по искусству, музыке и фильмам. Советовал ей перейти на записи шума морских волн или дождя в лесу. А иногда он ставил диски на полную громкость, сидел на диване и хихикал над ними.
– Сделай потише! – закричала Лия, проходя прямо в кухню и не здороваясь. Тодд не ответил. Сама того не желая, она начала подпевать себе под нос. «Страсти по Матфею», поет одна из немногих ныне живущих исполнительниц. Европейка, конечно, – американских музыкантов не осталось.
Альма? Тильда? Как-то так ее звали – это имя напоминало о долгих темных зимах, маринованной рыбе и покрытых морозными узорами окнах. Лия читала в новостях про ее печальную историю. Когда у имплантов и прочих биоулучшений оказывались разные сроки, это называлось рассогласованием. Ужасный способ умирать. Голос, заливавший квартиру, взбирался все выше и выше, и по спине у Лии побежали мурашки. Музыка словно пробирала ее насквозь, проскальзывала в такие уголки памяти, о существовании которых она давно забыла. Лия закрыла глаза. В ее памяти всплыло лицо – твердое, хорошо вылепленное, с морщинами, напоминавшими древесную кору, густыми светлыми бровями и бесцветными глазами. Если б не жуткая история певицы, она бы даже не знала, как та выглядит.
– Лия?
Музыка внезапно остановилась, повиснув в воздухе неловким вопросительным знаком. Лия моргнула. В голосе Тодда было что-то странное. Он стоял, прислонившись к кухонной двери, сцепив за спиной руки.
– Вильма, вот как ее звали. Вильма Нильссон. Как я могла забыть?!
Лия чмокнула Тодда в щеку, а потом еще мгновение вдыхала его чуть сладковатый запах – одеколон маскировал запах пота, но сквозь искусственный аромат леса от него все равно пахло человеком. Это ей в Тодде нравилось. Что-то в его запахе вызывало у нее ощущение уюта, показывало, что за золотистыми волосами, модельной внешностью и модной одеждой есть слабость и уязвимость. Она положила подбородок ему на плечо.
И тут она их заметила. Они сидели рядышком на плюшевой кушетке в гостиной и держали в руках кружки. На кружках было написано «Мистер Совершенство» и «Миссис Само Совершенство» – они достались ей от Цзяна на Рождество в общеофисном обмене подарками. Планшеты их лежали на журнальном столике – ее столике. Подставок под кружки Тодд им не дал, и на тщательно пропитанной маслом переработанной древесине уже появились два еле заметных влажных круга. Уличной обуви они не сняли.
– Привет, – сказал Эй Джей.
Джи Кей кивнул в знак приветствия и с шумом отхлебнул чая.
– Они ждали на лестнице, когда я пришел. Как-то невежливо было оставить их за дверью, – сказал Тодд.
Лия втащила его обратно в кухню, подальше от глаз Наблюдателей.
– Как-то невежливо? – повторила Лия.
– Они не такие уж плохие ребята. По твоим рассказам они казались прямо-таки гестаповцами. Эйджит даже сказал, что ему нравится твоя музыка.
– Эйджит?
– Ну да. Тот, который разговаривает. От Грега я, по-моему, еще ни слова не слышал.
Лия потерла глаза, потом помассировала брови. В ушах у нее шумело.
– И давно они тут сидят?
Главное дышать как следует и сохранять спокойствие, сосредоточиться на главном. Всему этому должно быть объяснение. Они пришли поздравить ее с освобождением от Наблюдения. Лично извиниться за причиненное беспокойство, предложить ей в качестве компенсации доступ к службе консервации Министерства. Услуги будут оплачены из личного счета Эй Джея – Эйджита. Может, он не так уж и плох, да. Ему понравилась ее музыка. Лия перестала массировать лоб.
– Ты показал им мою коллекцию?
– Не всю, только некоторые твои любимые вещи. Эйджит очень заинтересовался. Эти министерские ребята культурнее, чем можно подумать. Удивительно, правда?
Лия отвернулась. Правая рука у нее пульсировала от тупой боли – ручки пластикового пакета с овощами, которые она так тщательно выбирала, врезались в подушечки пальцев.
В ушах все еще шумело, но Лия действовала четко и спокойно. Она тщательно распаковала каждый лист салата и сложила их все в дуршлаг, чтобы ополоснуть. Баклажаны и кабачки она аккуратно разложила на кухонном столе, потом свернула пакет.
– И вообще, – добавил Тодд, – неплохо бы обходиться с ними полюбезнее. Они вполне разумные ребята.
Лия насыпала чечевицу в миску с водой. Большинство зерен опустились на дно, но несколько плавали на поверхности, словно крошечные кувшинки. Лия погрузила руки в миску и принялась мыть чечевицу. Зерна были твердые, как камешки, а вода восхитительно холодная.
Поскольку Лия не ответила, Тодд тихо вышел из комнаты.
– Психологическое состояние… напряженная работа… вызывает выработку кортизола. – Говорил он тихо, но поскольку музыка больше не играла, обрывки разговора доносились до кухни.
Закончив с чечевицей, Лия принялась чистить луковицу. Ее поверхность под шелухой, которую Лия сняла, казалась натянутой, словно напряженная мышца, которая вот-вот спружинит. Лия погрузила нож в середину луковицы. Почему-то очень приятно было слышать, как при этом хрустнула под лезвием бледная мякоть. В глазах, пока Лия резала лук, привычно щипало, но каждое отрезанное кольцо получалось прозрачным и тонким, как лист бумаги.
Странная штука луковицы. Если их разрезать, они пахнут не овощами, а потом животных, едким и сладким – странно успокаивающий запах. Когда Лия разделалась с первой луковицей, негромкий голос Тодда, доносившийся из гостиной, больше не привлекал ее внимания.
Она вдруг почувствовала, что проголодалась, и начала резать лук быстрее, кольца стали более толстыми и менее ровными. Лия решила, что, когда нарежет лук, вымоет руки, вытрет их пушистым белым полотенцем, висевшим возле раковины, выйдет из кухни и спокойно пожмет руки незваным гостям. Она улыбнется им спокойной доброжелательной улыбкой – никакого гнева, никакой истерики. Ни капли раздражения от того, что они сидят в ее гостиной и пачкают ковер своей уличной обувью. Нет, ничего такого.
Она даже спросит их, как им понравились «Страсти по Матфею», и похвалит Тодда за то, что выбрал эту запись. Это Нильссон, скажет она любезно, как хозяйка на большом светском приеме, шведское контральто. Да, та самая, с рассогласованием, пояснит она заговорщическим шепотом, каким обычно говорили о таких вещах. Эта музыка меня успокаивает, скажет она. Но у меня, конечно, есть и альбом «Мандолина», и вся «Морская серия». Вот, видите? Небрежно достав планшет, Лия покажет Наблюдателям статистику прослушивания, чтобы они поняли, насколько чаще она слушает легкую фоновую музыку, чем классику.
Пальцы ее блестели от едкого липкого сока. Лия залюбовалась тем, как они красиво вылеплены, какие у них гармоничные пропорции, как изящно каждый подстриженный ноготь на стройном пальце заканчивается идеальным полукружьем. Пальцы, такие свежие и розовые, чем-то похожие на маленькие сросшиеся морковки, лежали на разделочной доске. Лия осознала, что в другой руке держит нож с керамическим лезвием, недавно тщательно заточенным. Очень логично было совместить эти две поверхности – нежный отросток безымянного пальца и четкую беспристрастную линию лезвия. Нацелив острый край так, чтобы он не зацепил кончик ногтя, она осторожно и с любопытством надавила. Нож оказался таким острым, что Лия не почувствовала, как он режет ее палец, пока на безупречно белой разделочной доске не оказался красный и влажный лепесток плоти.
Потом пришла боль, жаркая, эгоистичная и требовательная. Внезапно от Лии ничего не осталось. Все ее мысли и чувства устремились в этот пульсирующий от боли кончик пальца, всем своим существом она хотела только одного – чтобы боль прекратилась. Она охнула и выпустила нож из рук.
Это длилось несколько секунд, не более. Потом Лия почувствовала, что снова может дышать. Жгучая боль превратилась в легкую, ноющую. Вытерев посудным полотенцем кровь с кончика пальца, она увидела, что кожа, которой мгновенно затянулась ранка, чуть светлее и более гладкая и мягкая, чем неповрежденная. Лия подняла руки перед собой, словно рассматривая новый маникюр. Кровь свернулась, кожа отросла заново, но палец все же был чуть-чуть короче, чем раньше, с плоским квадратным кончиком. Никто не заметит. Может, ничего и не случилось?
Тодд все еще разговаривал с Наблюдателями. Здесь же Наблюдатели! Лия заторопилась. Она принялась быстро и тихо избавляться от улик. Вымыла нож и разделочную доску, завернула посудное полотенце в пластиковый пакет и бросила в устройство для прессовки мусора. Вскоре кухня снова стала безупречно чистой.
Только неся миску с нарезанным луком к холодильнику, она заметила, что кольца порозовели. Кровь впиталась в их пористую мякоть, прозрачную и теперь почти человеческую на вид.
Глава двенадцатая
Кто-то принес его на урок «Покажи и расскажи». Он был белее белков ее глаз и мягче облачка, а нервно подергивающийся его нос напоминал влажный перевернутый треугольник. Дети осторожно и трепетно передавали зверька по кругу, даже высовывая при этом языки от усердия, и боялись лишний раз моргнуть. Звали его Домино.
Когда пришла ее очередь, Лия поднесла кролика поближе к лицу. Зверек был теплый и живой, он вертелся у нее в руках. Она чувствовала под плотью и мехом его изящные ребра, тонкие кости, которые переплетались, как детали головоломки, пряча подергивающуюся внутри тайну.
Лия провела пальцем вдоль его позвоночника. Копчиковые, крестцовые, поясничные, грудные, шейные, повторила она про себя. У человека в области спины более ста двадцати мышц, а у сколько у кролика?
Они учили про нервы, хрящи и скелеты на биологии, но тут было совсем другое. Она чувствовала, где в напряженных задних лапках зверька кость соединяется с сухожилиями, где заканчивается грудная клетка и начинается провисшее нежное брюшко. Она потрогала его уши, свернутые, как листья, а потом, взяв одно ухо большим и указательным пальцами, легонько потянула.
– Ну же, Рыба, – заныл кто-то, – давай быстрее. Ты здесь не одна.
Лия передала Домино дальше, ощутив укол потери, оттого что больше не чувствует в руках его мягкое тельце. Она смотрела, как одноклассники воркуют, гладят и нянчат кролика, а внутри нее словно горело крошечное пламя.
На перемене Лия прокралась обратно в пустой класс, осторожно прошла между разбросанными в проходах рюкзаками, неаккуратно отодвинутыми из-за парт стульями, валявшимися на полу кофтами и шарфами. Она отыскала троттер с кроликом и, не издав ни звука, открыла его.
Лия снова взяла Домино на руки и снова почувствовала гибкость и податливость его ребер. Словно клетка с волшебной птицей в какой-то сказке – легкие прутья из потускневшего золота изящно изгибались вокруг невидимого сокровища.
Она ощутила силу своих детских рук и сжала пальцы. Сначала легонько, таким движением, будто проверяла, насколько апельсин твердый. Домино завозился и задергался, пламя у нее в животе вспыхнуло жарче и ярче, и она нажала сильнее, еще сильнее.
Зверек пытался вырваться до тех пор, пока кости наконец не треснули и его маленькие черные глазки не вспучились, словно головастики. Кровь у Лии кипела, в груди пылало огнем какое-то странное чувство. Она сжимала руки все сильнее и сильнее, даже когда Домино уже замер и тельце его обвисло, даже когда ее ногти покраснели от крови.
Наконец жар утих. Лия слышала собственное дыхание, слышала, как стучит кровь у нее в ушах. Она слышала крики и смех одноклассников дальше по коридору – они сейчас сидели в кафетерии, ели обогащенный железом шпинат и яйца. Лия вдруг отчетливо представила, как заплачет Бетти, а все остальные будут в ужасе смотреть, как она держит на руках застывший комок меха. Может, и еще кто-нибудь заплачет.
Она представила, как во всем признается. Как помашет запачканными кровью ногтями перед носом у хорошенькой веснушчатой Бетти. Как Бетти перестанет плакать, а в ее кукольных глазах появится страх. Лию перестанут звать Рыба-рыба-рыба. И хотя весь класс давно втайне завидует золотистым кудряшкам Бетти и тому, сколько у нее дома разных пушистых зверушек, теперь одноклассники зааплодируют, восстанут и провозгласят Лию своей королевой.
Где-то в здании хлопнула дверь. От ее глухого удара сердце Лии опять застучало.
Никаких аплодисментов не будет. Ее запишут в Потенциальные угрозы, как темноглазого Денниса Чжана, который как-то раз, играя в догонялки, поставил подножку другому мальчику. Все дети, как положено, носили защитные щитки, но тот мальчик умудрился поцарапать лодыжку, и его родители пригрозили подать в суд. Деннис Чжан исчез. Ходили слухи, что его перевели в школу для недосотенных где-то во Внешних округах.
Лия гладила спутанный мех Домино, пытаясь осознать, что она натворила. Он мертв, сказала она себе. Я это сделала. Я превратила его в эту холодную липкую штуку. Лия подождала, но ничего не произошло.
Вентиляторы на потолке кружили над ней, как хищные птицы. Лия прикрыла дверцу пустого троттера. Вернувшись к своей парте, она достала из рюкзака аккуратно свернутый коричневый пакет с завтраком и, вынув из него чипсы из кейла и питательные батончики, засунула туда Домино головой вниз.
Коридор был восхитительно пуст. Лии казалось, что стук ее сердца эхом разносится по пустому проходу. Она все время ждала, что откуда-нибудь выскочит учитель или кто-то из одноклассников, что ее заметят, изобличат, поднимут крик. Она крепче сжала бумажный пакет потными руками.
Лия шла по коридору словно призрак, под коленками у нее выступал пот, челка слиплась. Мусорный контейнер стоял за школой. Приподнимая его скрипучую крышку, Лия задумалась, не полагается ли ей что-нибудь сказать – она видела, что убийцы в кино так делают. Он был хорошим кроликом и любил, когда его гладят, что-нибудь такое. Но стоило только подумать про сопящий нос зверька и его бархатистую шерстку, и в Лии пробуждалось то же чувство, что и раньше – странный жаркий комок внутри, от которого хотелось кричать и пинаться. Она подняла пакет над головой и забросила в мусорный контейнер.
Поскольку Лия оставила дверцу троттера незапертой, все решили, что Домино сбежал. Весь день они прочесывали коридоры и кладовки, ползали на четвереньках, заглядывая под парты, зовя его по имени, будто кролик мог ответить.
Лия во всем этом активно участвовала. Сначала она сильно нервничала – ей казалось, что у нее на лице написана вся правда. Но как только Лия поняла, что никто ни о чем не догадывается, что все думают, будто дело в беспечности бедной Бетти, она разошлась вовсю. Она звала Домино громче всех и так тщательно обыскала заднюю часть классной комнаты, что колени у нее почернели от пыли.
Когда в тот день мать забирала ее из школы, Лия была в прекрасном настроении. Она рассказала про Домино, про то, как загадочно он исчез и какой был пушистый и послушный. Она сказала, что очень надеется, что зверька не переехала машина, что он поселился в хорошем саду, где растет много салата и помидоров. Она спросила мать, забирают ли кроликов на небеса, как собак. Она все говорила и говорила, и замолчала, только когда по пути к машине они прошли мимо мусорного контейнера.
