Текст книги "Общество самоубийц"
Автор книги: Рэйчел Хэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Глава девятая
Первый прием ей назначили утром в воскресенье во Внешних округах. В этой части города Лия раньше никогда не была. Низкие кирпичные дома заросли грязью. Мутные окна напоминали широко открытые пасти каких-то зверей.
Проходя мимо старинных домов из коричневого песчаника, она видела за окнами заставленные мебелью комнаты и их хозяев. Лия знала о таком жилье, но никогда не видела его в реальности. Она только слышала, что комнаты тут делят на несколько частей и люди ютятся в темных углах, отделенных занавесками. Так проводило свои недолгие дни большинство недосотенных. Так жил бы Сэмюэл, если бы родился у других родителей. Лия прогнала эту мысль.
Улицы были странно тихими, невидимый холод проникал ей под пальто, щипал за бока, добирался до поясницы. Лии казалось, что она идет по этим кварталам вечно, плутая от одного старого дома к другому точно такому же, но наконец ей на глаза попался нужный номер. Дом ничем не отличался от своих потрепанных соседей – такие же бурые стены, такие же мутные окна. Зачем здесь размещать клинику? Лия позвонила в звонок и поморщилась от громкого звука. Через пару секунд из домофона сквозь треск донесся голос, непонятно, мужской или женский.
– Вверх по лестнице, вторая дверь направо.
Дверь открылась. Перед тем как зайти, Лия в последний раз перепроверила адрес. Все правильно. Ей сюда.
В холле на полу лежал вытертый ковер горчичного цвета. Лия на цыпочках поднялась по скрипучей лестнице, стараясь по возможности ни до чего не дотрагиваться. От лестничной площадки второго этажа в глубину уходил узкий коридор. Лия дошла до второй двери справа и остановилась. «Забудь про обстановку, – сказала она себе, поправляя пальто и приглаживая волосы. – Вот он – шанс исправить недоразумение».
Наблюдатели являлись в ее офис почти каждый день. Дошло до того, что Цзян попросил Лию работать дома – конечно, она отказалась. Гибкий график и удаленная работа – самые надежные способы остаться без повышения. Наблюдатели так Наблюдатели, она все равно будет сидеть в офисе.
В основном эти двое ничего не делали: сидели и наблюдали за ней. На это Лия хотела сегодня пожаловаться оператору – наверняка он захочет узнать, как ситуация выглядит с ее стороны. Выглядеть раздраженной и полной негатива нежелательно, лучше начать говорить с интонацией легкой озабоченности – спросить, за чем конкретно должны наблюдать приставленные к ней люди. Важно, чтобы тут сразу поняли, как глупо отправлять такого ценного члена общества, как она, в настолько сомнительное место, заставляя испытать ненужную окислительную деградацию.
Лия окинула взглядом коридор. Тусклые лампочки под потолком придавали стенам отвратительный желтоватый оттенок, цвет перезрелой тыквы. А может, они и правда такого цвета? Точно сказать невозможно. Ни капли естественного света – окон тут не было. Лия сделала глубокий восстанавливающий вдох и решительно постучала.
Мужчина, открывший ей дверь, выглядел таким же приземистым и запушенным, как и само здание. Лицо у него оказалось квадратное, с обвисшими щеками, от основания носа к уголкам губ шли две глубокие морщины. На щеках были видны глубокие поры, в которых блестел пот. От него слегка попахивало едой.
– Лия Кирино. Да. Вы опоздали.
Лия невольно поморщилась, но мгновенно взяла себя в руки и с улыбкой кивнула ему.
Она оглядела комнату, пытаясь понять, где тут оператор, который будет вести прием. В дальней стене обнаружилось небольшое окошко, но в целом комната освещалась не лучше, чем коридор за дверью. С потолка лился такой же оранжевый свет, от которого лица собравшихся – их было шестеро – казались совершенно бесцветными. Люди сидели на составленных в круг пластиковых стульях и сильно сутулились.
Это, наверное, приемная. Они тоже ждут лечения. Все разные, а выражение на лицах – странное сочетание надежды и тревоги – почти одинаковое. Лия быстро составила впечатление от группы, и ей стало не по себе. У нее с этими людьми не могло быть ничего общего! Крахмальная блузка из поликоттона на женщине, красная трещина, явно зажеванная до мяса, на нижней губе мужчины, нервное постукивание плохо обутых ног…
Но Лия быстро успокоилась. На фоне этих людей оператор еще быстрее поймет, что у нее совсем другой случай. Ей даже не придется ничего говорить.
Пустых стульев осталось только два. Лия подошла к одному из них, села и, повернувшись к потупившейся соседке, протянула ей руку:
– Привет. Я Лия.
Все остальные впились в Лию глазами.
Женщина подняла голову и посмотрела на нее.
– Я Анья.
Вся остальная публика подергивалась, постукивала ногами, их неприкаянные конечности выдавали общую нервозность. Анья же сидела абсолютно неподвижно. Безупречная осанка, локти прижаты к телу, плечи расслаблены.
– Как тут, долго придется ждать? – бодро поинтересовалась Лия, тоже выпрямив спину. – И врачебный кабинет?
Наверное, за одной из дверей в коридоре, подумала она. Примерно как у Джесси – яркий и чистый кабинет с аккуратными стопками брошюр.
Анья посмотрела на Лию, чуть склонив набок голову. Но не успела она ответить, как сидевшая рядом с ней толстуха, еле умещавшаяся на своем стуле, громко фыркнула.
– Врачебный кабинет! Ха! Что дальше – палеодиета?
– Хватит, София.
Человек, встретивший Лию у двери, подошел к кругу. Подтянув выцветшие полосатые брюки, он сел на пустой стул.
– Добро пожаловать в группу «Восстанавливаемся вместе», Лия. Поскольку вы здесь в первый раз, начнем со знакомства. Меня зовут Джордж, и я когда-то был таким же, как вы, – сказал он с отработанной жизнерадостной интонацией.
Озадаченная Лия постаралась удержать на лице вежливую улыбку. Вполне может быть, что за ней наблюдают даже здесь, так что важно выглядеть спокойной и уравновешенной. Так что она ободряюще кивнула Джорджу, хотя искренне сомневалась, что он когда бы то ни было хоть в чем-то был таким, как она.
– Я знаю, о чем вы думаете, – сказал он, поправляя замызганные очки, и наклонился вперед, глядя на Лию поверх оправы. – Вы думаете, что это все какая-то ошибка. Кто-то что-то напутал. Произошло недоразумение. Я прав? – его голос звучал чопорно и серьезно. Наверняка такое отношение вызывало избыток кортизола в организме. – Просто помните: вы в надежных руках. Мы одна из самых успешных групп в окрестностях Нью-Йорка, спасибо за это нашим молодцам. Уже восьмой год пошел.
Он махнул мясистой рукой в сторону обшарпанной стены, на которой висели в ряд деревянные таблички с золотистым металлическим покрытием. Они уже запылились, но металл все еще тускло поблескивал на свету.
– Ну ладно, – он хлопнул в ладоши. Лия краем глаза заметила, что Анья поморщилась.
– Давайте начнем. Прежде всего представимся нашей новой участнице. София, ты первая.
Толстуха, которая откликнулась на вопрос Лии, издала странный горловой звук, похожий на шум двигателя.
– Привет, я София, – сказала она. – На этой неделе я пыталась утопиться в общественном бассейне. Не всерьез, совсем чуть-чуть, уж точно меньше, чем обычно. Там метрах в трех от меня проводили урок аквайоги. Я знала, что они меня увидят, если что-то случится.
– Молодец, София, очень хорошо. Контролированное применение. Использование окружающих. Продолжай работать над собой, – Джордж хлопнул себя по бедрам. – Эмброуз?
Человек, скорчившийся на стуле рядом с Софией, сел прямее. Он выглядел как тень, оторванная от хозяина.
– Я… ну, я… Привет, стало быть, – он изобразил кивок куда-то в сторону Лии. – Я пытался их делать, Джордж. Честное слово. Не получается. Может, это не работает. Не для всех. Может, они не работают у…
– Эмброуз. Ну же, приятель. Ну, – Джордж щелкнул пальцами.
Эмброуз поднял взгляд. Глаза его казались двумя темными искрами.
Джордж испустил долгий вздох и наклонился вперед, упершись руками в бедра и расставив локти пошире. Ногти у него, заметила Лия, были до странности ухоженные. Эти сверкающие квадратные ногти ее нервировали.
– Слушай, Эмброуз, ты должен стараться. Ты же знаешь, что программа работает только у тех, кто старается, правда? Ты же не хочешь, чтобы все это было зря, так ведь, да?
Эмброуз как будто еще сильнее вжался в стул. Он покачал головой.
– Хорошо. Молодец. Я даю тебе еще неделю. Делай упражнения, побольше крестоцветных и никаких, повторяю, никаких углеводов. Договорились?
Джордж перешел к следующему участнику, а Лия все пыталась понять, что происходит. Может, это какой-то тест. Она оглядела комнату в поисках мест, где могли быть спрятаны камеры. А может, это часть лечения Джорджа. Может, так ему, бедолаге, кажется, что в его жизни есть какой-то смысл.
Но в конце концов Лия заметила, что, пока Джордж обходит группу, раздуваясь от собственной важности, он делает заметки в планшете. Тут она начала паниковать.
Женщина, сидевшая напротив Лии, как раз жалобным тоном рассказывала группе, как отрезала себе кончик мизинца, пока шинковала морковь на обед мужу.
– Очень маленький кусочек, – сказала она. – Едва кровь пустила. Просто хотела посмотреть, пойдет ли у меня вообще кровь теперь. Понимаете, в нас столько всяких веществ вводят, что иногда я сомневаюсь. А вы разве нет? Не сомневаетесь?
Джордж в ответ на ее историю проявил удивительное сочувствие. Лия так поняла, что эта женщина, Сьюзен, уже достигла замечательных результатов и являла собой доказательство успешности их программы. Она была гордостью «Восстанавливаемся вместе», примером для остальных. Джордж выразил уверенность в том, что этот рецидив просто мелкий ухаб на пути ее исправления. Он припомнил некий Судьбоносный день, напомнил Сьюзен, сколько крови вытекло тогда, как эта кровь затекла в щели между плитками на кухне. Ее мужу все это дорого обошлось – бедняга Грег, он столько работал, чтобы собрать всю эту кровь, очистить и вновь вернуть ее в вены Сьюзен.
Тем временем Лия вдохнула как можно глубже и сосчитала в уме до пяти. У нее слегка закружилась голова, и в этом ощущении даже было что-то приятное. Но сердце все равно продолжало колотиться как безумное.
Это потный Джордж на пластиковом стуле будет решать, когда ее можно исключить из Списка наблюдений. Когда ее жизнь вернется в нормальное русло. Это Джорджа придется убеждать, Джорджу придется не рассказывать про то, как она увидела отца на другой стороне улицы.
Все еще продолжая выдыхать, Лия попыталась хоть что-то придумать.
– Лия, ваша очередь. Кратко представьтесь. Не бойтесь, мы не кусаемся, – сказал Джордж и расхохотался.
Они все смотрели на нее. На блестящем от пота лице Джорджа читалось нетерпение. Потолочное освещение ему не льстило – четко видно было каждое пигментное пятно, каждый вросший волос.
– Я вовсе не хочу покончить с собой, – сказала она наконец.
Джордж явно так обрадовался, что почти готов был начать довольно потирать руки. Все остальные отвели взгляд.
– Видите ли, Лия, – сказал Джордж, наслаждаясь каждым словом, будто обугленным мясом животных с денатурированными протеинами, которым он наверняка травил свой организм. – Первая стадия – это всегда отрицание. Но ничего страшного, мы с этим справимся.
– С чем справимся?
– Конечно же, у вас есть склонность к окончанию жизни. Кстати, в «Восстанавливаемся вместе» мы не употребляем слово на букву «С». В любом случае такие ощущения абсолютно нормальны. Это трудно принять, но поверьте, принятие – самый трудный шаг. Вы мне верите, Лия?
– Я думаю, тут какая-то ошибка, – сказала Лия так вежливо, как только могла. – При всем моем уважении, неужели я похожа на человека, который хочет покончить с собой?
От ее слов Эмброуз вздрогнул и еще больше съежился.
– Пожалуйста, перестаньте употреблять это выражение, – улыбка Джорджа стала напряженной. – А подобные тенденции очень глубоко укореняются. Вам придется глубоко копать, Лия. Вы готовы глубоко копать?
Это было даже хуже, чем разговаривать с Наблюдателями. Лия почувствовала, как у нее повышается уровень кортизола.
– У меня вызывает сомнения это… лечение, – она поборола стремление нарисовать в воздухе кавычки. – У вас есть для этого должная квалификация?
На виске у Джорджа вздулась вена.
– Вы думаете, вы выше всего этого, мадам-из-«ХелсФин Кэпитал Менеджмент»? – сказал он, махнув рукой в сторону стены с табличками. – У меня есть ваша полная биография и все медицинские данные. Чем мы тут, по-вашему, занимаемся?
У Лии челюсть отвисла от изумления.
– Как вы можете… – начала она.
– О господи, Джордж, оставь ее в покое, – вмешалась женщина, сидевшая рядом с ней, Анья.
– Слушай, Анья, я просто делаю свою работу, – отозвался Джордж уже совсем другим тоном.
– Свою работу? А твоя работа включает запугивание нового неопытного члена группы?
– Я ее не запугивал… Я…
Анья разглядывала собственные ногти.
– Может, лучше двинемся дальше? – произнесла она.
Джордж сердито посмотрел на Лию, но больше ничего не сказал, просто переключился на пылавшего усердием соседа Лии, и тот принялся пересказывать каждую мысль и чувство, которые он испытал за прошлую неделю. Если верить его словам, вид одинокого яйца-пашот во вторник утром за завтраком пробудил в нем тихое отчаяние.
Лия глянула на Анью, пытаясь встретиться с ней взглядом и как-то выразить свою благодарность, но Анья упорно смотрела вдаль. Кто же она такая?
Когда Джордж последний раз хлопнул в ладоши и объявил, что встреча группы «Восстанавливаемся вместе» закончена, Лия будто вынырнула из транса. Внезапно она снова остро ощутила всё, что ее окружало, – ковер горчичного цвета, искусственное освещение, плохую вентиляцию. Все оживились и заулыбались, даже Эмброуз, который по ходу встречи завязал длинные волосы в задорный конский хвост. Выходя из комнаты, участники весело кивали Лии на прощание, даже Джордж одарил ее кривой улыбкой.
Теперь осталась только Анья. Лия наблюдала, как та завязывает шарф – неторопливо и размеренно, со странной веской аккуратностью, будто чрезвычайно важно, чтобы ткань легла так, а не иначе.
– Зачем вы здесь? – спросила Анья.
– Это входит в мой план лечения. Я просто хочу вернуться в норму.
– Вернуться в норму. Хм-м-м… – проговорила Анья, теребя пальцами шарф и обдумывая слова Лии. – Что вы скрываете?
– Простите? – Лия ощутила, как кровь прилила к щекам.
– Это очень странно. Вам здесь не место. Вы ведь о чем-то умалчиваете, так?
Ее отец, сильный и молодой, бежит тридцать кварталов в домашних тапочках, неся Сэмюэла на спине. Ее отец идет по той стороне улицы, он сутулится и еле движется. Ее отец заходит в клинику, и его принимают за недосотенного.
– Не знаю, о чем вы, – сказала Лия.
Ее отец сует салфетку с номером телефона ей в сумку.
Анья долго смотрела на нее и наконец пожала плечами:
– Ладно. Увидимся на следующей неделе.
Глава десятая
Лия сидела на твердой скамье, подсунув руки под бедра и касаясь ладонями гладкого истертого дерева, на котором до нее коротало время бесчисленное множество других людей, и ждала. Ветер играл ее волосами, то и дело забрасывая их в лицо. Сначала Лия терпеливо убирала прядки за уши, но в конце концов оставила это занятие, и волосы залетали ей то в глаза, то в нос.
Начинало холодать. Деревья пылали яркими красками, небо было ясное и ярко-синее. Холодный воздух щипал глаза, заставляя их слезиться. Если отец придет сейчас, то решит, что она плакала, и будет и неловко, и совершенно неверно.
Руки у нее онемели. Кайто опаздывал. Обычно Лию сильно раздражало, когда кто-то опаздывал, но сейчас ее это не беспокоило. В голове у нее воцарилась ленивая пустота, которую заполняли хрупкий холод и пепельно-серые волны Гудзона. Мгновение, вырванное из времени, застывшее в неподвижности.
– Лия.
Отец стоял у нее за спиной в том же бежевом пальто, что и в прошлый раз, только теперь надел его еще с толстым, когда-то пушистым шарфом. Держался он напряженно и слегка нахохлился, словно отвык от холодной погоды. Впервые с тех пор, как Лия его увидела, она задумалась – а где Кайто был все это время?
– Привет. – Она проглотила слово «папа».
Лия привстала со скамейки, а отец одновременно приготовился сесть. Они рассмеялись и устроились рядом на истертом дереве, словно два воробья на бревне.
– Я так рад, что ты позвонила, – сказал Кайто.
Лия позвонила ему, когда вышла со встречи «Восстанавливаемся вместе». Стоя возле дома из коричневого известняка, она смотрела, как Анья уходит прочь и ветер теребит полы ее серого пальто. Слова Аньи крутились в голове у Лии, словно жужжащие мухи за дверью веранды. Что вы скрываете?
Она смотрела, как фигурка Аньи становится все меньше и меньше, пока наконец женщина не скрылась за углом. Теперь Лия была на улице одна. Она достала планшет, собираясь вызвать автомобиль группового пользования, но, внезапно передумав, начала копаться в сумке в поисках салфетки, которую дал ей отец.
В этот раз повисшее между ними молчание было громче, чем во время встречи в смузи-баре, где их окружала толпа народа, теперь оно казалось оглушительным. Лия поерзала на скамейке.
Отец повернулся к ней.
– Слушай, а чем ты занимаешься на работе?
– Это очень скучно, – сказала она автоматически. – Никто не любит слушать про обеспечение обязательств и ставки погашения.
– А ты все-таки попробуй мне рассказать, – отозвался он.
И вдруг она вспомнила наполненные светом дни почти столетней давности – лето, когда Сэмюэл наконец нашел свою первую работу. Он устроился клерком в компанию, которая импортировала шарикоподшипники, конвейерные ленты и тому подобные вещи, и занимался там тем, что заполнял отчеты о нарушениях при задержках в отправке. Много лет спустя она поняла, что это было на редкость унылое и нудное занятие. Но тогда отец, услышав новость, так сильно хлопнул Сэмюэла по плечу, что у того едва не упали очки, и Лии показалось, что в мире нет ничего замечательнее такой работы. Она помнила, как Кайто постоянно интересовался работой Сэмюэла, как Сэмюэл возвращался домой, а отец расспрашивал его обо всем, что случилось за день. Что-что Шарона сделала с формой W8-E11B? Быть того не может! Но она же знала, что это форма W8-E11B! Она помнила светящееся любовью лицо отца, когда тот выспрашивал у Сэмюэла подробности, помнила, как он отшлифовывал каждое зернышко заурядных происшествий настолько тщательно и с таким энтузиазмом, что в результате у него получалась блестящая история успеха.
Поэтому Лия начала рассказывать про товарные рынки, про связанные с ними деривативы, про факторы спроса и предложения, лежавшие в их основе, про алгоритмы, которые они использовали в торговле, про клиентов, которых они обслуживали. Про почки, сердца и легкие, которых маклеры никогда не видели, но где-то они все же хранились, в каком-то огромном банке для собственно органов. Рассказала про то, какая для органов использовалась классификация. Она рассказала ему про Цзяна и Натали, про свой офис высоко над городом и про то, как она любит сидеть у себя за столом и ничто другое не приносит ей такого умиротворения, даже несмотря на недавние неприятности.
Лия рассказывала, порой искоса поглядывая на отца, но в основном смотрела на серые дома на той стороне Гудзона. Иногда Кайто задавал вопросы – логичные и продуманные, по которым было ясно, как внимательно он ее слушает. Лия говорила и говорила, пока не сказала все, что могла.
Они снова замолчали. Но сейчас это казалось естественным – они сидели и смотрели, как мимо пробегают редкие спортсмены и проходят люди с собаками. «Подходящее занятие для отца и дочери», – подумала Лия.
– Слушай, может, прогуляемся? – сказал отец.
Парк представлял собой узкую полоску зелени, тянувшуюся вдоль всех Центральных округов, от Первого до Пятого. Лия с отцом шли по бетонной дорожке, а по другую сторону перил медленно перекатывались серые речные волны.
Официальная позиция по видам спорта, связанным с ударным воздействием, менялась каждые несколько лет – ученые, работавшие на разные корпорации и органы Министерства, не уставая, выпускали всё новые и новые доклады и исследования на эту тему. Но последние разъяснения носили отри нательный характер, так что на беговых дорожках вокруг Лии с отцом было практически пусто. Иногда мимо все же проносились редкие упрямые спортсмены с лицами, розовыми от холода и перегруженных капилляров. Сама Лия, как и большинство ее знакомых, бросила бегать лет десять назад – всех нервировали постоянные колебания по этому вопросу в научном сообществе.
Но она все равно чувствовала, как где-то внутри шевелится зависть, когда люди пробегали мимо, жадно втягивая воздух приоткрытыми ртами, глядя куда-то вдаль. Тела напряжены или расслаблены – это зависит от конкретного бегуна, – но все движутся в одном и том же пульсирующем, всепоглощающем ритме. Лии этого не хватало. Ветра в волосах, шума крови в ушах, ощущения стремительного полета.
Отец шел медленно. Поначалу его неторопливый темп раздражал Лию, и ей требовалось делать над собой усилие, чтобы не оторваться и не уйти вперед. Но она постаралась идти размеренно, приноровилась к коротким неровным шагам Кайто, останавливалась вместе с ним, чтобы поглядеть на какое-нибудь здание или человека.
– Потрясающе, правда? – сказал он, указывая жестом на здания, возвышавшиеся над парком, словно представляя их Лии.
Лия кивнула. Она редко обращала внимание на архитектуру, но город и правда был великолепен.
– И ты работаешь в одной из этих башен, подумать только! – воскликнул отец. У Лии потеплело на душе от гордости в его голосе. – Самая совершенная финансовая система в мире. Почки. Сердца. Легкие, – продолжил он. И тут она заметила горечь в его словах, знакомый оттенок насмешки.
– Если ты так все это ненавидишь, всю эту систему, то зачем ты вернулся? – не выдержала она. – У меня теперь своя жизнь, которую я создавала много лет, жизнь, о которой ты ничего не знаешь. Если ты настолько все это ненавидишь, я не понимаю, зачем ты вообще пришел?
Он ничего не сказал. Они пошли дальше. Щеки у Лии пылали, несмотря на холод. Она жалела о вырвавшихся словах и потому, когда отец нарушил молчание, обратив ее внимание на невероятную белизну пуделя, которого выгуливали неподалеку, отреагировала с преувеличенным восторгом.
– Так ты любишь собак? – поинтересовался Кайто с удивленной улыбкой.
Лия ни разу об этом раньше не задумывалась, но сейчас кивнула.
– У меня когда-то была собака, ты знала? До того, как ты родилась – боже, да тогда даже Сэмюэл еще не родился. – Он усмехнулся. – Мы с твоей матерью только поселились вместе – тогда еще можно было позволить себе дом в Центральных округах на зарплату одного человека. Его звали Пивз. Милее пса я в жизни не видал. У нашего друга был ребенок лет четырех или пяти. Они обычно приходили к нам обедать в субботу. И Пивз позволял этому малышу сидеть на своей спине, словно на лошади, представляешь? Ребенку это нравилось, он вечно дергал беднягу Пивза за уши. У него были такие длинные висячие уши, какая-то помесь голден-ретривера.
– Собаки – это полезно, – сказала Лия. – Исследования показали. Снижают уровень кортизола. Но только определенные породы, есть список.
Отец рассмеялся:
– А другие породы что, повышают кортизол?
– Ну наверное.
Лия напряглась – отец опять насмехается! – но потом внезапно осознала, как абсурдно то, что она сейчас сказала, и улыбнулась.
История про Пивза была только началом. Что-то она сдвинула в Кайто, и пока они гуляли, он начал рассказывать Лии и другие истории.
– Когда я встретил твою мать, у нее был бойфренд. Нигериец. Сын друзей ее родителей. Такой, знаешь, классический образцовый мальчик. Инженерный диплом, престижный колледж – все как у нее. Богатая семья, большое будущее – словом, идеальная партия. И вот в тот вечер Уджу пришла с ним на вечеринку. В шикарном вечернем платье с открытыми плечами. И один рукав этого платья все время соскальзывал. И она все время его поправляла, но, знаешь, так непринужденно, словно ничего не могло быть естественнее, словно так и надо. Без наигранности, без кокетства. Уджу превосходила красотой многих женщин. Но главный секрет ее обаяния был в другом. Она умела слушать и легко вызывала собеседника на искренность. После общения с ней люди начинали верить в себя и смотрели на мир другими глазами. Это самая невероятная женщина, которую я знал.
Чем дольше они гуляли, тем больше отец вспоминал. Истории переполняли его. Никакой очевидной связи между ними не было – он перескакивал туда-сюда в пространстве и времени, но это, кажется, совершенно его не заботило.
Постепенно Лия заметила, что все его воспоминания относились ко времени до его ухода. Про детство Лии, про то, что случилось до ее рождения. И ни слова о том, что происходило дальше. Ни слова о том, что он делал после того, как ушел.
Вдруг Кайто остановился и удивленно охнул.
– В чем дело? – Лия обернулась к нему.
Отец смотрел на тротуар куда-то перед собой.
– Убрали, – сказал он.
Лия озадаченно огляделась. В том месте, где они остановились, не было решительно ничего примечательного.
Отец качал головой, все еще разглядывая пустое пространство перед собой. Наконец он спрятал в карман руку, которую было прижал к губам от удивления. Лия впервые заметила, какие большие у него стали уши – мочки почти доходили до обмотанного вокруг шеи шарфа. Ее собственные уши на морозе казались ей тугими и маленькими.
– Ну да, разумеется, его убрали, – вздохнул отец. – Это я сглупил.
– Что убрали? – спросила Лия.
– Ты не помнишь. Ну конечно, не помнишь, тебе лет девять, наверное, было. Мы сюда ходили днем по воскресеньям, когда у твоей матери были встречи Общества любителей книги. Брали по одному для тебя, для меня и для Сэмюэла.
И вдруг она вспомнила, как подтаявшее мороженое стекало по стенке вафельной трубочки и между пальцами. Как она старалась слизать его как можно быстрее, а отец и Сэмюэл ей аплодировали. Сладкий, холодный, восхитительный вкус шоколада.
Если дожить до ста лет, память начинает работать странным образом. Надежнее всего в ней застревает то, что случилось в раннем детстве. Именно эти воспоминания являются краеугольным камнем, намертво встроенным в архитектуру ее сознания.
Поэтому Лия прекрасно помнила, как ей под ногти попала засохшая жевательная резинка, прилепленная под дубовым обеденным столом. Помнила сладкий вкус мыльных пузырей, которые она пыталась поймать языком. Помнила, что от Сэмюэла всегда пахло деревьями, а от матери дождем.
И сухой кашель, рвущийся из горла, невыносимое першение, из-за которого она как-то целую ночь не могла заснуть. И как ее однажды укусил огненный муравей на пляже в Индонезии – тогда еще не было официальных рекомендаций не ездить в страны, не подписавшие Закон о святости жизни, – и руки у нее распухли, как бревна, а лицо раздулось, покраснело и невыносимо чесалось. И резкую боль, когда сдираешь ноготь на ноге, почерневший после того, как побегаешь в слишком тесных туфлях.
Забывала она то, что происходило на широких просторах взрослой жизни. Чем старше она становилась, тем быстрее пролетали годы и тем меньше впечатлений оставляли события. Детали взрослой жизни она помнила в общих чертах, а не в подробностях. Она знала, где работала, с кем встречалась, что делала за последние лет семьдесят. Но она это помнила как абстрактные факты, а не как кисловатый запах дыхания любовника или горечь унижения из-за первой потери клиента. Она, например, полностью забыла подругу, с которой вместе училась в университете, а потом еще лет двадцать часто общалась.
Иногда Лию пугало, что она потеряла так много, хотя это и считалось вполне нормальным: большинство ее знакомых тоже успели забыть большую часть своей жизни. Но вот детство оставалось с ней всегда – надежное, аккуратно расставленное по порядку событий. Она помнила миллион подробностей. И потому странно и тревожно было осознать, что пропали какие-то важные детали. Вкус шоколада – холодный и идеальный. А вместе со вкусом вернулись шелест ветвей деревьев, ветер в лило, худая гладкая ладонь в ее руке. Глаза ее брата.
Лия с отцом прошли до южного конца парка, все восемьдесят кварталов. Когда они туда добрались, солнце садилось, и ей пора было домой.
– Где ты живешь? – спросила Лия.
Они проговорили весь день, но о себе нынешнем отец так ничего и не рассказал.
– Слушай… – он помедлил и огляделся, будто проверяя, не подслушивает ли кто, – ты про меня никому не рассказывала?
Лия покачала головой. Утром Тодд спросил, куда это она собралась – воскресенья они традиционно проводили дома, – но Лия пробормотала что-то невнятное и закрыла дверь за собой прежде, чем вопрос прозвучал еще раз.
– Я думала, тебе все равно, – не удержалась Лия. – В клинику ты уж точно не украдкой пришел.
Кайто ухмыльнулся:
– Ну, это немножко непродуманно вышло. Я слишком хотел с тобой поговорить. Надеюсь, они решили, что я бродяга-недосотенный, мечтающий о процедурах по продлению жизни. Они все равно о недосотенных примерно так и думают.
Он сжал губы и задумался.
Лия переступила с ноги на ногу. Она чувствовала, что натерла ногу и на большом пальце левой ступни образуется пузырь, но это было даже приятно, как замерзшие щеки, как боль в пояснице, как множество историй у нее в голове. Солнце опускалось все ниже, пламенно-оранжевые лучи падали через Гудзон.
– Я снимаю комнату в Девятнадцатом округе, – произнес Кайто наконец. Ему явно нелегко было это сказать. – Может… может, зайдешь? Скажем, в следующие выходные?
Отец поднял голову и посмотрел на нее. На его лице читалась такая неуверенность, что у Лии внутри что-то сдвинулось – она почувствовала это. Словно края пропасти, раскрывшейся в ее душе в тот миг, когда она впервые увидела отца после долгой разлуки, еще немного разошлись.
– Конечно. С удовольствием.
