Текст книги "Общество самоубийц"
Автор книги: Рэйчел Хэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Глава двадцать первая
После окончания смены, как повелось с недавних пор, Бранко подвозил Анью к паромному причалу. Все шло своим чередом до того момента, когда Анья неожиданно взяла его за руку.
Этим вечером она не в силах была ехать домой к матери. Всю неделю ее преследовал образ Доминики. Доминика на фотографиях в спальне. Доминика в стеклянном ящике. Доминика, которая превратилась в туман.
Анья никогда ее не встречала. Когда Анья вступила в Общество, Доминика им руководила, но старалась не привлекать к себе внимания. Она надеялась, что, если отстранится от деятельности Общества, Министерство не исполнит своей угрозы загнать ее на экспериментальные процедуры Третьей волны. Но Министерство не отступилось. Советы и указания Анье давала чаще всего миссис Джекман, которая в свои сто семьдесят уже никого и ничего не боялась. И все равно это не помогло.
Анья знала Доминику понаслышке, в основном по чужим историям. И еще немного по письмам: после каждого придуманного Аньей видео – первого, а потом второго – Доминика присылала ей по почте бутылку дорогого аргентинского вина и небольшую рукописную благодарность. У нее был старомодный девчачий почерк со множеством петелек – продукт эпохи, когда детей в школе учили писать настоящими чернильными ручками по прописям. Подписывалась Доминика большой буквой Д, а потом еще добавляла «чмоки-чмоки», как школьница, которая пишет подружке в чат, а не антисанкционная активистка, руководитель преступной организации. Анье всегда хотелось знать, какая Доминика на самом деле. Она думала, что рано или поздно с ней познакомится, но теперь этого уже никогда не случится.
Анья почувствовала, как Бранко напрягся от ее прикосновения – на тыльной стороне его руки выступили вены, – заметила, что он поглядывает на нее искоса, делая при этом вид, что смотрит только на дорогу. Анья провела кончиками пальцев вдоль его предплечья. Оно было теплое и твердое, и это очень успокаивало. Потом Анья просунула ладонь ему под бицепс и коснулась предплечья с внутренней стороны, там, где кожа гладкая и мягкая, как у младенца. Она легонько сжала руку Бранко, почувствовала, как он чуть-чуть поиграл мышцами – такое милое тщеславие.
Бранко не произнес ни слова. Анья чувствовала, как замедлилось его дыхание. И активных действий он тоже не стал предпринимать, просто аккуратно свернув к обочине, остановил машину, сложил руки на коленях и посмотрел на нее.
Анья поцеловала его, и выяснила, что губы у него грубые и потрескавшиеся, но потом он их раздвинул, и она нащупала его теплый язык. Бранко продолжал сидеть спокойно и позволял ей себя целовать. Анья вдруг поняла, что, несмотря на редеющие волосы и морщины, Бранко как минимум лет на тридцать младше ее. В том, как он мягко положил руку ей на колено, как прятал язык за зубами, позволяя ей исследовать его рот, не было ничего напускного. В его поведении чувствовалась обыкновенная мужская сдержанность.
Не только она много лет не прикасалась к другому живому человеку. От этой мысли Анью охватила нежность к шумному грубому Бранко, который рассказывал в столовой пошлые анекдоты, но при этом тайно скучал по давно умершему брату и целыми днями работал, чтобы прокормить осиротевшую племянницу.
Квартира у Бранко оказалась немногим больше, чем у нее, но дышалось в ней легко – воздух был свежий и прохладный. Ясно было, что днем тут много солнца. Анья представила себе, как просыпается на неприбранном футоне у окна, как ветерок ласкает ее обнаженную кожу, а в комнате светло и тихо. Она решила, что обязательно останется ночевать. И снова повернулась к мужчине, который стоял рядом с ней, вертя в руке ключи. Анья положила руку ему на поясницу, и он оставил ключи в покое. Они снова принялись целоваться, сплетая языки, и Анья вдруг представила, как это могло бы быть – уйти к мужчине, оставить тесную казенную каморку, работу в столовой, Общество. Отправить тело матери на какую-нибудь ферму. Она бы поселилась с мужчиной в квартирке вроде этой, чтобы была отдельная от спальни гостиная, небольшой собственный туалет и душ. Давала бы уроки скрипки местной ребятне, испорченной так, как портят детей только в семьях на грани нищеты, когда родители, чувствуя себя виноватыми во всем, исполняют любую детскую просьбу.
Бранко отодвинулся от нее, потом положил большие пальцы в ямки ее ключиц.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
В темноте Анья не видела его лица, но знала, что он на нее смотрит.
– Как узнать… – она умолкла.
– Узнать что?
– Как узнать… да что угодно. Правильно ли поступаешь.
Бранко молчал. Его теплые тяжелые руки лежали у нее на плечах. Он был такой плотный и надежный, с непрозрачной кожей, с жарким и чуть кисловатым дыханием. Он казался Анье грузом, якорем, привязывающим ее к земле.
– Неважно, – поспешно добавила она. – Я просто думала вслух.
Она снова притянула его поближе, прижимаясь к нему бедрами, легонько поставив одну ступню на пальцы его ног, словно целиком присваивая его себе.
Он повел ее к футону, поднял и положил на него, словно она ничего не весила. Потом опустился в темноте на колени и склонился над ней, гладя ее волосы, трогая пальцем щеку. Анья ждала, что Бранко вскарабкается на нее, снова прижмется губами к ее губам. Но он просто лег рядом с ней и укрыл их обоих тонкой простыней.
Они лежали рядом в темноте и долго молча смотрели в потолок. Дышал Бранко глубоко и ровно. Ее радовал этот звук – мощные протяжные вдохи и выдохи, воздух идет в легкие, а потом выходит наружу. Никакого хрипа, дребезжания, отрывистых неровных вздохов. Анья думала, что он уснул, но тут Бранко заговорил.
– Мне кажется, – сказал он неспешно, и она слышала доброту в его голосе, – что бы ты ни решила, твоя мать поймет.
Потом он повернулся, ласково поцеловал ее поверх одежды в плечо и сказал:
– Спокойной ночи, Анья.
– Спокойной ночи, – ответила она, закрывая глаза.
Глава двадцать вторая
В течение нескольких недель после вечеринки Общества Лия не получала никаких известий от отца и сама связаться с ним не пыталась. Тодд уехал, и она жила одна. На вечеринке ее охватили гнев и смятение, но потом у нее словно кончились все эмоции. Стоявшая перед ней проблема оказалась такой большой и вызывала такую печаль, что Лия поступала, как в детстве, когда Кайто исчез: старалась об этом не думать. Она игнорировала проблему, делала вид, что ничего не произошло. Словно нажав на некие выключатели в своем сердце и в голове, она заблокировала все чувства и мысли, связанные с отцом, Обществом и Аньей, и погрузилась в работу – приходила в офис до рассвета и оставалась до тех пор, пока не звучал сигнал Максимума рабочего времени.
Однажды утром она пришла раньше обычного. В этот час вестибюль казался огромной пустой сценой, по которой кружили, жужжа, роботы-уборщики. Сквозь стеклянные стены виднелось тускло-пепельное небо. Дождя еще не было, только яростный ветер шумел и стонал за стеклом.
Наверху Лия ввела личный код безопасности в панель на двери, и в офисе включил ось освещение. Она постояла и послушала тишину, вспоминая то время, когда Цзян только нанял ее на должность младшего аналитика. Это были долгие дни и ночи, когда она читала отчеты, разрабатывала программы, писала рекомендации. Тогда у нее не было ни своих клиентов, ни личного кабинета. Она сидела посреди открытого офиса вместе с другими аналитиками – четыре стола сдвинули так, что они образовали островок. Их всех наняли примерно в одно время, все они беспрекословно слушались начальства, все мечтали заслужить его одобрение, все восхищались стильным офисом и серьезными старшими сотрудниками, которые имели право на собственные кабинеты за стеклянными дверьми, поскольку весь город лежал у их ног.
Из тех четырех аналитиков осталась только Лия. Так уж велись дела в ЛТКП – «Наверх или прочь», как частенько говаривал Цзян, будто он сам придумал эту фразочку, а не взял очередной заезженный корпоративный слоган. Работать здесь было нелегко, особенно поначалу, когда на индикаторы выработки кортизола никто не обращал внимания, а темные круги под глазами и складки между бровей считались чем-то вроде знака почета, признаком, что ты стремишься достигнуть многого. Тогда еще не было директив по Максимуму рабочего времени, и отношение к переработкам изменилось только годы спустя, после Второй волны. Когда Лия только пришла в ЛТКП, специалисты по медицинскому финансированию тратили свои силы так же безрассудно, как и прочие финансисты. Лия работала по ночам, летала долгими рейсами в Азию и обратно, непрерывно пила кофе и энергетики. Она часами занималась логотипами и цветокодированием для презентаций, долго и тщательно проверяла данные в громоздких, вечно дававших сбои таблицах, которыми приходилось пользоваться до появления нынешних умных программ.
Она помнила, как однажды закончила работать в четыре утра, и это был третий такой день за месяц. В голове у нее крутились цифры, но соображала она с трудом, как в тумане. Только-только она добралась на такси до своей квартиры, как ей позвонил один из партнеров. Лия приняла душ, не чувствуя ничего, кроме оцепенелой обреченности, переоделась в свежее и поехала в аэропорт с пачкой презентаций.
Теперь ранним утром аналитики в офисе не появлялись – новый порядок не позволял сотрудникам трудиться на износ. А культуру бережного обращения с человеческими ресурсами вместе с принципами радостного жизнелюбия усвоили все успешные компании.
В общем, сейчас дела обстояли гораздо лучше.
И все-таки в старом порядке вещей была особая прелесть. Лия помнила, какой восторг охватывал ее посреди ночи, когда, кроме нее и троих ее коллег, во всем здании не оставалось ни души, а модель на экране наконец складывалась, как надо. Лия помнила, как уютно им было молчать вместе, как постукивание пальцев по соседним клавиатурам успокаивало не хуже шума дождя. Как они вместе ходили за кофе, заказывали «Нутрипак» в офис и обменивались сплетнями, пока пили его.
Лия тихо прошла по офису. Она направлялась не к себе в кабинет, а к аналитикам. Сейчас в компании трудились трое выпускников аспирантуры. Сидели они в одном кабинете, но, насколько могла судить Лия, товарищеских отношений между ними не возникло. Это были странные напряженные ребята, являвшие собой уникальное сочетание самоуверенности и боязни потерпеть неудачу, которое могли породить только тридцать пять лет учебы в элитных университетах.
Сейчас их кабинет пустовал. Лия села за один из исследовательских терминалов и ввела пароль.
Сначала она смутно представляла, что именно собирается искать, а потом внезапно – это было как озарение – поняла, что ее сюда привело. Ей вспомнилось, как на вечеринке мать Доминики сказала: «По своим показателям она оказалась первой в списке на новую экспериментальную стадию обязательных процедур по продлению жизни. Так называемые жизнелюбы бьются за доступ к подобным процедурам. Они называют это Третьей волной».
Последние несколько недель эти слова не шли у Лии из головы и не давали ей спать по ночам.
Интерфейс успел измениться, но «горячие клавиши» остались прежними. Пальцы Лии вскоре поймали прежний привычный ритм. Она принялась просматривать сводки данных по рынкам и показатели на каждый день за последний год, отслеживая любые аномалии или скачки в значениях. Это занятие увлекло ее и почти ввело в транс. Она работала быстро и безмолвно, и от приятного чувства продуктивности осанка у нее становилась все более прямой, а ноги начали слегка притопывать на месте.
Прошел час, два. Наконец Лия поднялась из-за терминала. Она ничего не нашла – ничего необычного, ничего, что хоть как-то намекало на Третью волну, – и бездумно уставилась в окно.
Она так и стояла у окна, глядя вдаль на серое в пятнах небо, когда вдруг услышала в вестибюле голос Цзяна. Лия оглянулась и заметила его лысеющую макушку как раз над перегородкой, которая отделяла стол секретаря в приемной от основного офиса. Разобрать, что Цзян говорит и к кому обращается, Лии толком не удалось, но что-то в его интонации заставило ее тихонько выскользнуть из кабинета и спрятаться за шкафом для хранения документов.
– …Точно сказать трудно. Все зависит от реальных прогнозов эффективности ресурсов, а их еще не выпустили, – объяснял кому-то Цзян.
Он что, по телефону разговаривает?
– Ну да, но мой муж… – отозвалась невидимая собеседница и перешла на шепот.
Лия осторожно выглянула из-за шкафа. Возле стола секретаря почти вплотную друг к другу стояли Цзян и Натали. Женщина что-то быстро говорила тихим напряженным голосом, так что Лия не могла разобрать ни слова, и рубила воздух рукой. Цзян задумчиво кивал, теребя подбородок. Потом приобнял Натали за плечи.
– Такой волнующий момент, – сказал он. – Третья волна. Кто знает, может, мы вот-вот станем свидетелями исторического события, – добавил он проникновенно.
Натали просияла, но улыбка ее была не просто самодовольной, в ней сквозило что-то другое. И тут Лия поняла – Цзян не просто прислушался к ее коллеге и конкурентке, он признал ее правоту. Склонился перед авторитетом.
Они ушли в кабинет Цзяна, а Лия скрестила руки на груди и прислонилась щекой к прохладному серому металлу шкафа. Теперь она вспомнила: муж Натали занимает важный пост в Министерстве.
Третья волна. Значит, это правда.
Стараясь прогнать из головы голос Уджу, Лия крепко зажмурилась, чтобы спокойно все обдумать. Она в Третью волну не попадает, это понятно. Ничего не выйдет, пока ее имя находится в Списке наблюдения, пока есть отчеты Тодда об ее странных исчезновениях и о том случае, когда она угрожала Тодду битым стеклом. Пока она скрывает возвращение отца.
Глава двадцать третья
– Очень мило, что ты сегодня к нам присоединилась, – сказал Джордж, делая пометку в планшете.
Лия коротко кивнула. Она уже пропустила одну встречу «Восстанавливаемся вместе», сославшись в качестве причины на работу. На следующий день Наблюдатели явились к ней в офис и целый день допрашивали ее коллег, не нарушает ли Лия установленный правилами Максимум рабочего времени. Цзян был в ярости и приказал ей находиться на работе с девяти до пяти, ни минутой раньше, ни минутой позже.
Лия ужасно устала. Она плохо спала с той самой вечеринки, а подслушанный разговор Цзяна и Натали о Третьей волне только усугубил ее нервозность.
Но главной причиной, по которой Лия не пришла на предыдущую встречу, была Анья. Лии хотелось ненавидеть ее. Хотелось злиться, что она пустила Анью в свой дом и рассказала ей о своем прошлом. Хотелось испытывать уверенность, что Анья ее использовала – ради музыки, а может, ради места для ночевки, – и мало ли, в каких делах она замешана! Может, она в бегах, как и Кайто, может, она лгала и у нее нет никакой квартиры, может, она так и кочует с кушетки на кушетку ничего не подозревающих случайных знакомых. А больше всего Лии хотелось ненавидеть Анью за то, что та согласилась помочь ее отцу покончить с собой.
Но теперь, когда они оказались в залитой желтым светом комнате лицом к лицу, Лия поняла, что в ее душе нет ни ненависти к Анье, ни гнева. Нет ничего, пустота, поселившаяся там со дня вечеринки.
Анья сидела рядом с Джорджем, аккуратно заложив волосы за уши. Лия вгляделась в ее лицо, но глаза у Аньи были все такие же непроницаемые, щеки все такие же впалые и бледные. Она не походила на вновь назначенного лидера подпольной группировки. Или на женщину, которая будет виновата в смерти отца Лии.
Темы встреч «Восстанавливаемся вместе» начали повторяться. Лия успела понять, что у Джорджа ограниченный набор «упражнений» и он снова и снова использует их на еженедельных встречах. В этот раз у них опять была «Благодарность» – члены группы выступали, а Джордж печатал на планшете, периодически начальственно хмыкая. В основном они рассказывали то же самое, что и в прошлый раз.
Лия рассматривала лица собравшихся. Постепенно за самодовольством Джорджа ей удалось разглядеть его стремление к самосохранению, а за бодрым чириканьем Сьюзен – сдобренную отчаянием дурную пародию на него. Лия начала испытывать легкое сочувствие к членам группы. Может, они, как и Анья, не видели другого выхода?
– А ты, Лия? – спросил Джордж.
Очередь дошла до нее. Все принялись сверлить Лию взглядами. И что-то в ней вскипело и забурлило, переливаясь через край.
– Можно я задам тебе вопрос, Джордж? – спросила она и продолжила, не дожидаясь ответа: – Почему ты это делаешь? «Восстанавливаемся вместе», отчеты – зачем тебе все это?
Джордж застыл, лицо его окаменело. Он будто отступил и скрылся в своем крупном мясистом теле.
– Думаешь, тебя вычеркнут из Списка? – не отступала Лия. – А кто-нибудь вообще что-нибудь знает об этом Списке? Кто решает, кого туда вносят? Те же алгоритмы, которые распределяют коэффициенты срока жизни? – Она оглядела комнату. Никто не хотел встречаться с ней взглядом, даже Анья.
– Ну-ну, Лия, – сказал Джордж предупреждающе. – Я знаю, у тебя сейчас трудный период. Здесь у всех трудный период. Но стоит ли из-за этого вести себя как капризный ребенок?
Лия встретилась взглядом с Джорджем. На этот раз она не видела обвисших щек, сочащихся жиром пор на носу, покатых плеч под расходящимися швами плохо скроенного пиджака. Она видела агрессивный блеск в глазах, скрытых очками в черепаховой оправе, легкую дрожь мясистой губы, пятна пота в складках рукавов его рубашки. Она уловила угрозу, которая таилась за его словами. Но на что намекает этот человек? Чем таким он может ей грозить? Ерунда какая!
И Лия беспечно добавила:
– Ты думаешь, если мы так и будем сюда ходить каждую неделю и говорить об одном и том же, мы каким-то образом станем другими людьми? Нам вернут нашу жизнь?
– Лия… – начал Джордж.
– В ее словах есть смысл, – пробормотал Эмброуз так тихо, что Лия сначала решила, будто ей показалось. Но все остальные тоже посмотрели в его сторону.
Джордж побагровел и резко развернулся к Эмброузу.
– Что-что ты сказал, Эмброуз? – поинтересовался он. Губа у Джорджа перестала подрагивать, а глаза стали жесткими и холодными.
– Ну то есть… Она не то чтобы совсем не права. Я это хотел сказать, – проговорил Эмброуз еще тише. Он оглядел круг в поисках поддержки, но все молчали.
– Ясно, – Джордж выпрямился. – Ясно-понятно. Знаете что, бог с ней, с благодарностью. Давайте возьмем упражнение, которое мы давно не делали. Взбодримся немного. – Он потрещал костяшками пальцев.
Лия заметила, что Сьюзен быстро-быстро моргает, безвольно приоткрывая рот.
– Как насчет Судьбоносных дней? Да, точно, давайте лучше займемся ими! – продолжил Джордж, по очереди глядя в упор на каждого, пока наконец не остановил взгляд на Эмброузе.
– Н-н-нет, слушай, не надо, – пробормотал тот, подтянув колени к груди. Лия заметила, что ботинки у него прямо как для парадного костюма и начищены до блеска.
– Да ладно, Эмброуз, – сказал Джордж каким-то новым голосом, которого Лия раньше у него не слышала. – Ты разве не хочешь поговорить про Ясмин? Про то, как она выглядела, когда увидела, что ты стоишь на стуле, а ее собственный шелковый шарф, твой подарок на годовщину – так мило с твоей стороны, так любезно, – связан в петлю и свисает с крюка в потолке?
Теперь Эмброуз уткнулся лицом в колени. Плечи у него затряслись; казалось, что эта тряска начинается где-то глубоко внутри него и расходится волнами по всему телу. Все остальные молчали.
– Слушай, Эмброуз, – продолжал Джордж, – давай-ка…
– Прекрати, – вомутилась Лия. – Оставь его в покое.
Джордж повернулся к ней.
– Что, Лия, ты хочешь что-то добавить?
Лия сжала руки в кулаки. Внутри у нее пылал гнев. Она уперлась ногами в пол, чувствуя, что весь мир против нее.
– Давай тогда перейдем к тебе, Лия. К твоему Судьбоносному дню. Ну же, расскажи о нем группе, ты ведь не хочешь, чтобы Эмброуз подумал, будто я специально придираюсь к нему одному? – Джордж пошлепал губами. В уголке рта у него появился пузырек слюны.
– Это про историю с машиной? Ну я попыталась перебежать в неположенном месте. С ума сойти! Травма на всю жизнь, – фыркнула Лия.
– Ох, Лия, Лия, – вздохнул Джордж. – Ты правда не понимаешь. Ты думаешь, что ты особенная и все это тебя не касается.
– Это кто тут думает, что он особенный? Ты просто жалкий человечишка, командующий несчастными… – Лия обвела взглядом группу. Внезапно она ощутила, что ненавидит их всех – сжавшегося в комочек Эмброуза, Сьюзен и ее жидкие, плохо подстриженные волосы, Софию и ее необъятные бедра, растекшиеся по пластиковому стулу. Анью и ее худые запястья, ее скрипку, то, как она вдумчиво кивает. Анью, которая кивнула отцу Лии. Ее Лия тоже ненавидела.
– Дуайт. Так ведь его звали, правда?
Лия застыла.
– Да, точно, – спокойно продолжил Джордж.
В уголках его губ играла легкая улыбка.
– Что ты сказал? – прошептала Лия.
– Дуайт, – снова сказал он будничным тоном. – Твой Судьбоносный день.
– Как…
Джордж смотрел в планшет, прокручивая изображение на экране, то и дело на что-то нажимая.
– Ты думала, в твоем деле это не указано?
– Кто такой Дуайт? – спросила Сьюзен. – Расскажи нам, Лия. Расскажи нам о своем Судьбоносном дне.
Теперь все они – даже Анья – опять уставились на Лию. А она сидела с грохочущим в груди сердцем. Потом решительно поднялась со стула.
– Встреча еще не закончена! – рявкнул Джордж. – Куда это ты собралась? Эй, постой!
