Текст книги "Общество самоубийц"
Автор книги: Рэйчел Хэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Рэйчел Хэн
Общество самоубийц
Санкт-Петербург
2020
Rachel Heng
Suicide Club
Перевела с английского Марина Синельникова
Дизайнер обложки Александр Андрейчук
* * *
«Большое яблоко» теперь населяют две касты людей: те, кому не суждено перешагнуть столетний порог, и те, кто по генетическим показателям может жить веками. При одном условии: требуется доказать приверженность идее бессмертия, оберегая себя от лишних движений, эмоций и неправильной пищи, и заодно заменить некоторые органы на импланты.
Что активно лоббируют медкорпорации и власти.
Лия – примерный долгожитель.
Генетически совершенная, здоровая, трепетно оберегающая свое тело. Ее будущим могла стать вечность, но однажды на улице она встретила свое прошлое…
И с этого момента все пошло по иному пути…
Этот дебютный роман Рэйчел Хэн взорвал литературный мир.
* * *
Посвящается моему отцу Джеффри Хэну (1957–2017)
Чтобы понять, что такое на самом деле доброта.
Нужно что-то потерять,
Почувствовать, как в одно мгновение растворяется будущее.
Словно соль в горячем бульоне.
Все, что ты держал в руке,
Что пересчитывал и бережно хранил,
Все это должно уйти, чтоб ты узнал,
Как безлюден и гол ландшафт
Между оазисами доброты.
Наоми Шихаб Най. Доброта
Пролог
Пустая комната с глухими стенами без окон. В центре мужчина в угольно-черном смокинге, подчеркивающем его могучие плечи. У ног мужчины – стеклянная бутыль, рядом коробок спичек.
Некоторые зрители, случайно наткнувшиеся на это видео тем вечером, тут же его и закрыли, решив, что это реклама или спам. Однако многие все же продолжили смотреть – то ли их заинтриговал официальный костюм неизвестного, то ли жесткий блеск в его глазах. Мужчина назвал свое имя и возраст. Объяснил, почему собрался сделать то, что сейчас сделает, насколько долго и серьезно он обдумывал свое решение. Почему не хочет жить еще две сотни лет. Он заявил, что его семья здесь ни при чем и что для такого случая он решил надеть парадный костюм.
Покончив со вступлением, мужчина поднял с пола бутылку и поднес ее к губам. Он пил, и его кадык ходил ходуном на мощной шее. Опорожнив сосуд, он уставился на свою невидимую аудиторию.
– Нам не оставляют выбора, – сказал он наконец. – «Алмазная кожа», «Твердые мышцы». Заменители! Только вспомните, насколько было легче, когда ты мог просто перерезать себе запястья кухонным ножом и смотреть, как жизнь вытекает из вен.
Зрители понаблюдательнее могли заметить, что теперь у него из уголка рта стекает прозрачная жидкость.
– Мы должны это изменить! У нас крадут смерть и тем самым крадут нашу жизнь.
Он чиркнул спичкой. Ее пламя задрожало в холодном люминесцентном свете.
– Нам не оставляют выбора.
Мужчина высунул язык и поднес к нему горящую спичку. Пламя на мгновение замерло, будто в нерешительности. Но тут он сделал вдох, и огонь ярко вспыхнул, принялся расти, наполняя пропитанную алкоголем полость рта, устремляясь вниз, в горло, и вверх, в носовые каналы. Больше говорить мужчина уже не мог.
Глава первая
Огромный многоярусный торт, расписанный масляным кремом и украшенный крошечными красными цветами, стоял на стеклянном пьедестале. Казалось, что он парит в воздухе над заполнявшим комнату народом.
Гости это произведение искусства не обсуждали и, уж конечно, не рассматривали. Однако то и дело кто-нибудь задерживался у стола с напитками чуть дольше, чем это требовалось, чтобы выбрать одну из предложенных разнообразных шипучек, и украдкой косился на торт.
Тодд, стоя, как ему и полагалось, рядом с Лией, держал в руке изящный бокал с ликером бледного цвета.
– Чудесная вечеринка! – он кивнул, будто отвечая на чей-то вопрос, и повел рукой с бокалом: – И напитки прекрасные. Коктейль «Брызги спирулины» мне очень понравился.
Лия рассеянно улыбнулась. Она обводила взглядом толпу, отмечая темно-синие платья и изящные серебряные украшения, элегантно-сдержанные костюмы разных оттенков серого. Цветы на торте притягивали ее, словно капельки крови в бескровной во всех остальных отношениях комнате. Даже загорелые, прекрасной лепки лица в обрамлении блестящих волос – и с такой замечательно увлажненной кожей – казались ей серыми.
Но кажется, все получилось. Вечеринка удалась.
И не забывать улыбаться. Здоровый дух, здоровое тело.
– Вот вы где! Моя любимая парочка.
– Натали! – Тодд заулыбался и чуть склонил голову в знак приветствия.
Натали изобразила поцелуй, чмокнув воздух где-то около их щек со снисходительностью звезды, которая соглашается, чтобы ее сфотографировали. Сначала Тодда, потом Лию, главное – не коснуться их на самом деле.
– О-о, ты здорово выглядишь… – выдохнул Тодд.
Он все продолжал кивать, и Лии захотелось схватить его голову и держать, только бы он это прекратил.
Впрочем, Натали и правда здорово выглядела. Ее платье-футляр цвета темного индиго мерцало в свете свечей. Оно не просто сидело на ней как влитое – казалось, это саму Натали влили, словно сливочный напиток, в узкий темный сосуд.
Лия улыбнулась, мысленно производя инвентаризацию собственной внешности. Она сравнила свои черные прямые волосы с блестящими темно-русыми кудрями Натали – у той волосы были роскошнее и прямо-таки сияли здоровьем – и свою кожу цвета жженой умбры с ее бледной веснушчатой, больше подверженной вредному воздействию ультрафиолета и угрозе меланомы. Тут у Лии было явное преимущество. И лицо у Натали вытянутое – из-за резко очерченных скул вкупе с большими передними зубами, можно сказать, лошадиное. Лии так и не удалось избавиться от детского жирка – щеки у нее остались пухлыми, никаких углов. В детстве она из-за этого расстраивалась, а сейчас ценила. Как и у большинства долгоживущих одного возраста, фигуры женщин были схожи настолько, насколько отличались их лица – практически одинаковое телосложение и мышечный тонус.
– Только не лгите, – хихикнула Натали, – вон какие у меня морщины! – она ткнула пальцем в свою гладкую нарумяненную щеку. – Я знаю, что вы их видите, поэтому обойдемся без вежливого притворства. У меня была жуткая неделя, просто жуткая, месяца три, наверное, вычла из моего срока. Но говорить об этом я не хочу.
Натали замолчала, поджав губы: ясно было, что ей об этом и хотелось поговорить, но все промолчали.
– Кстати, Лия! – воскликнула она ни с того ни с сего. – А как у тебя дела? Ты никогда ничего не рассказываешь, нехорошая девочка! – Натали кокетливо показала глазами на Тодда.
– Знаешь, я бы с радостью завела парочку секретов, но с такими друзьями, как ты…
Они захохотали. Тодд тоже засмеялся, как по команде. Звонкая россыпь их смеха золотой лентой разматывалась над толпой, заставляя людей вертеть головами в поисках источника звуков. До сих пор эти люди были абсолютно уверены в себе и в том, что свое место в этой жизни занимают по праву, но совершенно неожиданно почувствовали, что им явно чего-то не хватает.
К смеющейся троице присоединились друзья, и начался привычный обмен кокетливыми колкостями. Лия, которая ждала повышения, стала жаловаться, что скоро ей придется больше работать, сумев при этом неназойливо упомянуть о столь важном для нее событии. Почувствовав, что информация дошла до собеседников, она стала ждать реакции. Разумеется, Жасмин тут же рассказала поучительную историю о том, как повышение настраивает коллег против тебя – именно так случилось с ней, когда в своей фирме она первой из долгоживущих добилась поста директора, еще не разменяв сотню.
Тема была исчерпана, и все замолчали, пытаясь найти новую. В руках у некоторых появились планшеты.
– Ну как? – полушепотом, как заговорщик, спросила Натали. – Вы это видели? – она тряхнула пышными кудрями, от которых пахнуло кокосом. Шея у нее была упругая и гладкая. «Словно бок скаковой лошади», – подумала Лия.
– Что – это?
Натали закатила глаза и расправила плечи. «Левое плечо у нее чуточку ниже правого», – с удовлетворением отметила Лия. Она тоже выпрямилась, довольная тем, как шелковый топ без рукавов подчеркивает рельефность ее предплечий и симметричность ключиц.
– Это видео, конечно, – сказала Натали.
Все уставились в планшеты, а у Лии по спине пробежал холодок. Она вспомнила жесткий сверкающий взгляд самоубийцы, его непроницаемые глаза, рот, наполняющийся огнем, плоть, исчезающую в коричнево-черно-красных переплетениях дыма и пламени.
– О боже, – произнес высокий мужчина с гладкой, без пор, кожей цвета красного дерева. Он отхлебнул витаминного коктейля и слегка содрогнулся. – Натали, может, не надо об этом?
«Это новый жених Натали», – вспомнила Лия. Она исподтишка рассмотрела мужчину, оценив его вес, осанку, мышечный тонус. Отметила умные темные глаза, длинные ресницы, изысканную линию высокого лба.
– А что тут такого? Все сейчас только и думают об этом, – возразила Натали.
– Да уж, неудачно вышло, очень неудачно. Мы не можем не думать об этом, – согласился с ней Тодд.
– Вот именно! – в голосе Натали слышалось торжество.
– Он просто больной, – вставил кто-то.
– Отвратительно.
– Несанкционно.
– Это могут увидеть дети!
– Да что дети, это мы можем увидеть! Кто знает, сколько месяцев жизни теряешь, когда смотришь такое.
– Точно! Представьте, что при этом происходит с уровнем кортизола.
– Просто цирк какой-то.
– Да еще так ужасно! Меня тошнит, едва вспомню об этом.
Лия вдруг как наяву почувствовала едкий запах горящей плоти, уловила дым, который жжет глаза, заставляя их слезиться. Во взгляде самоубийцы читалась неведомая ей твердая убежденность и одновременно глубокая грусть. Внутри у нее что-то сжалось. «Это отвращение, – сказала она себе. – И страх».
– С тобой все в порядке, Лия? – спросил Тодд. – Ты что-то побледнела.
Все посмотрели на нее.
– Да-да, Лия, – подхватила Натали, изображая тревогу. – Раз уж Тодд сказал… Как у тебя с уровнем витамина D, дорогая? Могу посоветовать хорошую клинику, если твоя не очень.
– О, с уровнем витаминов у меня все прекрасно, – усмехнулась Лия, проигнорировав плохо скрытый выпад. – И спасибо, но я не собираюсь менять оператора. Мы с Джесси слишком давно знакомы – ее приписали к нашей семье, когда мою мать назначили старшим вице-президентом.
– Конечно-конечно, – Натали поджала губы и повернулась к остальным.
Будь поприветливее с людьми, от тебя не убудет. Хотя бы попытайся.
«Я пытаюсь, – подумала Лия. – Я пытаюсь». Внутри вспыхнуло раздражение. Она вспомнила лицо матери, тонкие грустные морщинки, идущие от уголков ее глаз. В голове снова зазвучал ее голос: «Морщины вызваны потерей эластичности кожи в результате износа. Их образование хотя и нельзя предотвратить, но можно задержать, если пользоваться „Восстановителями“».
Вечная мамина практичность. И не важно, что ее нет в живых уже несколько десятилетий. Спина у нее была прямая до самого конца, пушистые волосы оставались черными. Аккуратную сверхкороткую стрижку поддерживали ежемесячные визиты в парикмахерский салон. Кожа была гораздо эластичнее, чем у ее светлокожих ровесников, которые увяли на десятилетия раньше. Мышцы сохраняли упругость, ступни были гладкие и ухоженные, розовато-лиловые губы оставались полными. Таковы были преимущества поста генерального директора «Глобал Талант» и доступа к социальным гарантиям «Уровня 4».
Уджу умерла, когда ей было на сорок два года больше, чем Лии сейчас, в сто сорок два. Для поколения тех, кому было за шестьдесят, когда началась Вторая волна, результат хороший. Для Лии же срок жизни в сто сорок два года стал бы провалом. Теперь надо жить как минимум до трехсот.
Не трать зря то, что я дала тебе. Я ведь сделала для тебя все, чего не могла сделать для твоего брата. Теперь голос матери звучал совсем тихо, но Лия уловила в нем ту боль, которая всегда заставляла ее внимательно прислушиваться к маминым словам и грозила разбередить рану, так и не зажившую за столько лет.
Она обвела взглядом комнату – гладкие блестящие стрижки, лбы без морщин, прямые спины. Красивые богатые жизнелюбы негромко разговаривают, вежливо смеются и время от времени чокаются, звеня хрусталем. Лия посмотрела на витаминные коктейли премиум-класса, изящные бокалы, высокие потолки и прекрасный вид на город. Здесь обычно проводятся корпоративные мероприятия, но некоторым сотрудникам трастового фонда «ХелсФин», в котором она работала, разрешалось снимать это место для особых случаев.
Да, она ничего зря не растратила. «Мать наверняка гордилась бы мной», – подумала Лия.
«С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя, с днем рожденья, дорогая Лия!»
Раздались аплодисменты. Защелкали камеры, сверкнули вспышки. Лия улыбнулась, как учила ее Уджу восемьдесят восемь лет назад: «Глаза, обязательно включай глаза, иначе кажется, что улыбка фальшивая».
Она взяла нож и взрезала нижний ярус торта. Полистирол пронзительно заскрипел, когда через него проходил пластиковый нож, и Лия мысленно поморщилась, но улыбка с ее лица не сошла.
Глава вторая
По тротуару двигался сплошной поток коричневого и серого. Мужчины и женщины в пиджаках шли абсолютно одинаково – прижав локти к бокам, опустив головы, устремив взгляд на пятки человека впереди, точно так же спешащего на работу.
Лия не знала, что заставило ее поднять голову. Может, что-то в воздухе – запах лета, переходящего в осень, первый порыв прохлады, коснувшийся ее щек. Может, изящные лодыжки шедшей перед ней женщины, обтянутые темной сеткой чулок. Или остаток возбуждения от вчерашней вечеринки в честь дня ее рождения, или внезапное желание охватить взглядом улицу целиком и бледно-голубое утреннее небо над ней.
Увидев его, она чуть не задохнулась. Он переходил улицу, по которой она как раз шла. Двигался медленно, не осознавая, какой беспорядок вносит в поток пешеходов. Люди сбивались с ритма, сходили с отработанного маршрута, и было заметно, насколько они раздражены. Лия прямо-таки слышала, как они нетерпеливо прищелкивают языками и вздыхают. А он, похоже, ничего не замечал – так и шел себе неторопливо, один тяжелый шаг за другим.
Этот старик, не замечавший окружающих, никак не мог быть ее отцом – и все же она не отрывала от него глаз. Отметила, что его когда-то черные волосы выцвели до седины, стали редкими, а их нестриженые кончики завивались у морщинистой шеи. Увидела, как он опустил когда-то массивный подбородок на грудь и зажал рукой нос, будто собрался нырять. До боли знакомый жест.
В груди резко заныло. Что-то давило на диафрагму и сжимало горло. Прошло восемьдесят восемь лет с тех пор, как он ушел, не попрощавшись, и вот он здесь. Через дорогу от Лии, будто никуда и не уходил.
Отпусти его. Это Уджу сказала двенадцатилетней Лии. Нам надо его отпустить. После того, что он сделал, так будет лучше. Ему нет места в твоей жизни.
Толпа уносила старика все дальше и дальше, хоть он и двигался очень медленно. Он уже перешел дорогу и уходил вдаль по другой стороне улицы. Скоро он скроется из виду.
Мать была права тогда и почти наверняка права сейчас – особенно сейчас. Все, ради чего Лия так упорно работала много десятилетий подряд, должно было вот-вот принести плоды. Она добилась этого благодаря матери, благодаря дисциплине, которую та в ней воспитала, но еще и вопреки отцу, вопреки всему, что он сделал и кем был.
Лия сильно прикусила шеку изнутри, втянув мягкую плоть между зубов. Она начала проталкиваться через толпу.
– Смотри куда идешь! – в грудь ей врезался чей-то локоть.
Он уходил все дальше. Лии удавалось не упускать его из виду только потому, что он шел так медленно: словно камешек в ручье, он образовывал рябь в окружавшем его потоке. Теперь она видела только макушку его седой головы, покачивавшуюся среди водоворотов людских течений.
Переход был слишком далеко. Лия вытянула шею, продолжая проталкиваться вперед, но он уже поворачивал за угол и скоро должен был совсем исчезнуть из виду. Она резко свернула направо.
Извините. Разрешите. Извините, извините. Простите. Извините.
Лия добралась до края тротуара. Мимо мчались машины, за их затемненными стеклами скрывались люди, достаточно влиятельные, чтобы пользоваться служебными автомобилями в часы пик. А на другой стороне улицы ее отец собирался повернуть за угол, чтобы опять исчезнуть. Она вот-вот потеряет его второй раз за восемьдесят восемь лет.
В потоке движения возникла пауза. Лия шагнула на дорогу.
Придя в себя, она почувствовала знакомый холодок от крошечных электродов, закрепленных на голой коже.
– Лия Кирино, сто лет.
Голос принадлежал стоявшей у кровати женщине в коричневой униформе оператора. Она читала написанное на планшете. Когда она оторвала взгляд от экрана, Лия увидела, что глаза у нее темные и влажные, цвета мха.
– С прошедшим днем рождения. Можете сказать, что случилось? – спросила оператор.
– Я шла на работу. Я опаздывала… – Лия замолчала. Работа. Презентация для Масков. Она напряглась и попыталась сесть, но в голове была вата, казалось, мозг распух. – Который сейчас час?
Оператор положила руку на плечо Лии. Ее прикосновение было мягким, но на удивление тяжелым. Лия опустила голову обратно на подушку.
– Что случилось? – продолжала допрашивать оператор. – Почему вы вышли на дорогу?
Лицо ее отца в толпе. Обвисшие щеки, худая шея. Лия подумала о белых конвертах, которые подсовывали ей под дверь каждые несколько месяцев, о том, как ей регулярно приходилось официально подтверждать, что ей неизвестно, где он находится. Его все еще искали, даже много десятилетий спустя. Что он делал в городе?
– Я опаздывала на работу, – повторила Лия, лихорадочно соображая. – Я пыталась срезать дорогу. Машины… они не остановились.
Оператор смотрела на нее, сведя брови так, что между ними образовались две глубокие морщины. Лии хотелось ей сказать, чтобы она перестала хмуриться, напомнить, как важно нейтральное выражение лица для сохранения эластичности кожи. Но та у оператора явно была хорошо увлажнена и показатель pH соответствующий.
– Насколько все плохо? Мне надо что-то заменить? – в ужасе спросила Лия. Пока что она сумела сохранить органические конечности – немалое достижение, когда тебе исполнилось сто. И только когда оператор не ответила, Лия заметила белые полоски на ее коричневых рукавах.
– Что это за подразделение?
Оператор молча что-то отметила в планшете. Красная лампочка записи моргнула.
– Вы сказали, что опаздывали на работу.
– Да. Это так важно? – Лия занервничала. Директива 109A: неосторожное поведение пешехода в неположенном месте. – Слушайте, я знаю, что там было не положено переходить. Но вы проверьте, у меня безупречное личное дело. Всего одно мелкое нарушение, неужели это так важно?
Теперь оператор слушала внимательно, склонив голову чуть набок.
– Так где, вы говорите, вы собрались перейти дорогу? – она не отводила от Лии невозмутимого взгляда.
– Где-то на Бродвее. На пересечении с Тридцать второй улицей. Может, с Тридцать четвертой.
Оператор аккуратно постукивала ногтями по стеклу своего планшета.
– А где вы работаете?
– Первый округ, западная часть. А при чем тут это? Вы мне не ответили – насколько все плохо? Я в порядке? – Лия раскинула руки под простынями, почувствовала, как растягиваются перепонки кожи между пальцами. Она пошевелила ими и согнула колени. Проводки электродов вокруг нее шелестели, как трава на лужайке. Все как обычно, насколько она могла судить. Но она слышала, что с заменами теперь тоже кажется, что все как обычно.
Стена была увешана плакатами в тонких металлических рамках, успокаивающими своей привычностью. Заросшая жиром артерия, вытянутая, словно старый носок («Мясо убивает»); порванная связка – по изображению понятно, как это больно («Переходите на низкий уровень ударной нагрузки прямо сейчас»); вечно висящий в таких местах сверкающий красный глаз («Фрукты – причина № 1 диабетической слепоты»). Утопленные потолочные светильники заливали комнату теплым всепроникающим сиянием, так что ни один ее уголок не оставался неосвещенным. Музыку из невидимых колонок Лия узнала – это была мелодия из сборника «Море и мандолина», признанного одним из самых успокаивающих саундов десятилетия. Тем не менее она почувствовала, как уровень кортизола у нее ползет вверх. Чем занимается эта оператор? Уж точно не своей работой. Лия оглядела комнату в поисках ящика для отзывов, но, кроме кровати, никакой мебели или оборудования не было.
– Первый округ, западная часть, – повторила оператор. – Тогда зачем вы пытались перейти там, где вы переходили?
– Простите, что? – откликнулась Лия. «Потому что я увидела его, – подумала она. – Потому что я не могла опять его потерять». Но она не могла этого сказать.
– Там, где вы переходили. Вы бы таким образом двинулись в обратную сторону, на восток.
– Это просто смешно. Мне надо на работу, – Лия села.
Оператор посмотрела на нее, но ничего не сказала. Через несколько секунд она еще что-то отметила в планшете, и из него беззвучно выполз листок бумаги.
– Вот ваш план лечения, – сказала она. – У вас нет травм, только синяки от того, что вы упали в обморок. Машина едва вас задела, ее датчики сработали превосходно.
Лист бумаги, протянутый Лии, был тонким и прозрачным, как папиросная бумага, казалось, стоит лишь прикоснуться к нему, как он растает. Мелкий темно-красный курсив элегантно завивался на таких словах, как «показатель кривизны затылочной кости» и «вентромедиальная префронтальная кора головного мозга».
– Вам придется явиться на несколько дополнительных контрольных встреч.
Лия снова уставилась на текст. Она перескакивала с фразы на фразу, возвращалась и перечитывала, но все равно ничего не могла понять. Такого плана лечения она еще не видела. Еженедельные контрольные встречи в незнакомой клинике, не в ее обычной, и добавок ей никаких не выписали. И никаких упражнений на восстановление.
– Что это? – спросила Лия, оторвавшись от листка.
Однако женщина в униформе уже ушла.
Лия перевернула страницу – и в животе у нее заныло от ужаса. Ее поставили под Наблюдение. Ерунда какая-то: таких, как она, не вносили в Список наблюдения. Это предназначалось для совсем других людей – и у нее самой подобных знакомых, конечно, не было, – наверное, для тех, кто все время разводится, или не может удержаться на работе, или имеет проблемы с обучением. Для кого-то, кто не любит жизнь, для кого-то антисанкционного. Лия образцовая долгоживущая. Она работает в «ХелсФин». Она жизнелюб, каких еще поискать, ведь должно же Министерство об этом знать!
Потом она сообразила: они решили, что она нарочно шагнула под машину.
Лия возмущенно фыркнула, встряхнула головой и начала снимать с тела электроды. Они отходили довольно легко, и ей нравился звук, с которым белые кружки присосок отделялись от ее темной кожи. Она аккуратно сложила их на постели, выровняв проводки так, чтобы маленькие клейкие головки собрались вместе, будто букет увядших белых роз.
Ее одежда лежала возле кровати. Одеваясь, Лия заметила свое отражение в непрозрачном покрытии гладких стен. Она инстинктивно выпрямилась, втянула живот и напрягла ягодичные мышцы. Настоящий образец долгоживущего. Под Наблюдением, ну надо же! Она с этим быстро разберется.
Легкие расширились при изменении наклона позвоночника, дыхание пришло в норму. Она поговорит с Джесси. В субботу сеанс запланированного ухода, не придется даже договариваться об отдельной встрече. Тогда она обо всем Джесси и расскажет. Джесси им сообщит, что это ошибка, распишет им, какая у Лии безупречная медицинская история и какие высочайшие показатели мотивации. Лию немедленно вычеркнут из Списка наблюдения. Может, она даже потребует официальных извинений.
Офис Лии находился в высоком стеклянном здании посреди Первого округа. Восемьдесят этажей парящих в воздухе письменных столов и людей, а офисы «Лонг Терм Кэпитал Партнере» – на самом верху. Когда Лия входила в огромный вестибюль – величественный собор пустого пространства, который вздымался посреди переполненных людьми суматошных улиц, – у нее всегда мурашки пробегали по коже. Смотришь вверх и видишь подошвы отполированных туфель, мягкие подставки под ножками столов, основания декоративных цветочных горшков, покрытых глазурью. Что-то во всем этом, во всех этих предметах и людях, так естественно нависавших над ней, демонстрируя свое уязвимое подбрюшье, было обнаженное и живое. Она часто приходила на работу пораньше, просто чтобы подольше постоять в вестибюле, но сегодня ей было не до того.
Мчась вверх на лифте, Лия прослушивала накопившиеся голосовые сообщения от Цзяна. Он явно был очень встревожен. С одной стороны лифта мимо нее пролетали, сливаясь в единое цветовое пятно, люди, экраны и ячейки рабочих мест. С другой – город, тянувшийся к небу, словно лес из металла и стекла.
Поднимаясь все выше над землей, Лия вспоминала, как эта незнакомая оператор сегодня ее рассматривала. Что-то в ее бегающих глазах и бледном моноэтническом лице заставило Лию забеспокоиться. И беспокойство это не прошло даже во время полета в лифте, который обычно доставлял ей массу удовольствия.
Когда Лия добралась до своего кабинета, Цзян ее уже ждал. Судя по тому, как напряженно он хмурился, дело было хуже, чем Лия думала. Цзян обычно очень внимательно относился к своей коже.
– Слушай, извини, что так получилось, – выпалила она, прежде чем он успел сказать хоть слово. – Презентация будет у тебя на столе через час, обещаю. Она почти готова. Мне нужно только обновить почасовые показатели.
Про несчастный случай она упоминать не хотела, это могло повлиять на планируемое в этом году повышение. Лучше не вдаваться в объяснения.
Цзян все еще хмурился. Обычно он не сердился – никто из них не сердился. Все знали, как плохо гнев влияет на окислительную дегенерацию. Не посоветовать ли ему поделать дыхательные упражнения?
Он указал на что-то за стеклянной стеной ее кабинета:
– Что они тут делают?
Вроде ничего не изменилось: хорошо одетые коллеги Лии наблюдали за тем, как по экранам терминалов бегут зеленые цифры, сидели с закрытыми глазами в «Тихих пристанях», обсуждали конструктивные разногласия в совещательных комнатах за стеклянными дверями. Яркое, залитое солнцем пространство было пронизано атмосферой продуктивной работы.
– Кто? – спросила Лия.
И тут она их увидела. Двое мужчин в костюмах: один светловолосый и долговязый, с волосами, заглаженными назад так сильно, что они доходили до ворота рубашки, второй темнокожий, хорошо сложенный, с мясистым носом. Костюмы у них были темно-серые – выбраны со вкусом, отметила Лия, но не из таких дорогих тканей, как у ее клиентов. Оба сжимали планшеты в правой руке, словно Библии. Они смотрели прямо на Лию.
– Они здесь торчат все утро и задают вопросы, у них какое-то разрешение от Министерства. Из подразделения, о котором я раньше никогда не слышал. Клиентам это не нравится. Посторонние и так-то обычно всех нервируют, а если клиенты узнают, что они из Министерства…
Что они здесь делают и как им удалось так быстро сюда добраться? Она же только что пришла из клиники.
– Ну? Ты что-то натворила? Ты, между прочим, присягала компании. Ты случайно не влипла… – он понизил голос, – в мошенничество с продлениями сроков? Потому что в таком случае я знаю одного типчика. Не по личному опыту, конечно. Но ты же понимаешь, у меня широкий круг знакомств.
– Нет! – воскликнула Лия. – Какое еще мошенничество? Просто… со мной сегодня утром было что-то вроде несчастного случая.
– Несчастного случая? Тебе что-нибудь заменили?
Что-то в том, как Цзян это сказал, заставило Лию присмотреться к нему внимательнее. Странная у него была интонация, почти дрожь в голосе. Может, это от волнения? Но лицо у него по-прежнему было очень серьезное, теперь еще и с легким оттенком озабоченности.
– Нет! Со мной все в порядке, разве не видно? Это просто смешно, – сказала Лия и с вежливой, но твердой улыбкой на лице – так она улыбалась клиентам, которые недотягивали до того уровня индекса чистых активов продолжительности жизни, с которым обычно работала фирма, – вышла из офиса в основной зал.
– Доброе утро, господа. Я могу вам чем-нибудь помочь? – поинтересовалась она.
Тип с зачесанными волосами и плохой осанкой открыл рот, вероятно, собираясь что-то произнести, но его темнокожий коллега кашлянул, и тот, не проронив ни звука, сомкнул губы.
– Вы получили план лечения, – заговорил незваный гость с мясистым носом. Кожа его, влажная и лишенная пор, сияла нереальным блеском – явный результат практически неограниченного доступа к антиокислительным процедурам. Наверняка он занимал высокую должность в Министерстве.
Лия не могла оторвать глаз от его сияющей темной кожи, своей безупречностью напоминающей лакированную древесину ореха. Ей захотелось ударить этого человека так, чтобы безупречная поверхность была безвозвратно испорчена.
– Что вы здесь делаете?
Парочка переглянулась. Они привлекали к себе все больше внимания – вежливые коллеги Лии делали вид, что поглощены торгами и кредитным финансированием, но на самом деле сидели слишком тихо для того, чтобы действительно заниматься работой.
– Меня зовут Эй Джей, – сказал человек с идеальной кожей. – А это мой коллега Джи Кей.
Джи Кей, деловито делавший записи в планшете, на мгновение поднял голову.
– Мы здесь для наблюдения, – продолжил Эй Джей.
Джи Кей снова ссутулился над своим планшетом. Лия подавила желание сделать ему замечание насчет осанки – с таким позвоночником он явно занимает в Министерстве не очень-то высокую позицию!
– Здесь работают люди. Вы знаете, кто наши клиенты? Вам нельзя тут находиться.
Тут они оба одновременно вытащили листки бумаги, текст на которых был набран точно таким же красным курсивом, как на плане лечения, который Лия получила этим утром. Эти листки, правда, были меньше плана лечения, на них умещалось ровно два слова: «Право Наблюдения». И посередине золотая печать в форме сердца. Документы, как и говорил Цзян.
– Из какого вы подразделения? – поинтересовалась Лия. – Я буду вынуждена подать на вас жалобу.
Эй Джей удивленно моргнул – такого он явно не ожидал. Но потом он улыбнулся, сверкнув маленькими квадратными зубами.
– Жалобу на что? – спросил он.
– На незаконное проникновение… – начала Лия, но потом вспомнила, что у них документы. – На намеренную стимуляцию выработки кортизола, – сменила она тактику. За такое эти двое вполне могли потерять работу.
Теперь ее сослуживцы, уже не скрывая интереса, столпились вокруг. Краем глаза Лия отметила, что Цзян пытается вежливо разогнать народ – кого-то трогает за плечо, кого-то берет за локоть.
Джи Кей печатал все быстрее. В перерывах между набранными предложениями он поглядывал на Лию то так, то эдак, будто художник, пытающийся запечатлеть ее облик.
– А если вы немедленно не уйдете, нам придется позвать службу безопасности, – продолжила Лия.
